355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Martann » Принцы только такое всегда говорят... (СИ) » Текст книги (страница 13)
Принцы только такое всегда говорят... (СИ)
  • Текст добавлен: 8 апреля 2017, 20:00

Текст книги "Принцы только такое всегда говорят... (СИ)"


Автор книги: Martann



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

   Ну, предположим, к вопросу связи нужно будет вернуться позже. Не смогу приоткрыть дверь больше – вышибу окно, уже неважно.

   Важно найти Джона.

   Найти Джона, понять, что произошло, и вызвать помощь.

   Я выпила кофе, остывающий на столе, застегнула шубу и вышла на улицу. Мороз усиливался, начиналась метель. Вспомнив свой жуткий сон, я вздрогнула: все-таки, хотелось бы надеяться, что он не будет уж совсем "в руку"!

  Первая находка ждала меня за углом.

  Нет, даже не так. За углом дома меня подстерегал порыв ветра, швырнувший мне в лицо горсть колючего снега. Я отвернулась, прикрываясь воротником шубы, и в глаза мне бросилось цветное пятно на фоне сине-белого снега. В свете луны цвет этого пятна казался почти черным, но, подбежав, я увидела кровь.

  В сугробе лежал тот самый лейтенант, дежурный, которого я не нашла в приемной. Он был в гимнастерке и легких кожаных ботинках, видимо, выскочил на улицу, как был за рабочим столом, и цветом лица мало отличался от снега, в котором лежал. Еще страшнее было то, что левое его плечо было смято в лепешку, будто... не знаю даже, будто слон наступил и пошел дальше. Кровь толчками выплескивалась и заливала снег. Я упала на колени рядом с ним и, благословляя богов за то, что не оставила дома заряженные амулеты, стала вытаскивать из карманов шубы то, что только что туда набивала. Обезболивающий – раз; хватит на пару часов. Заживляющий... или надо сперва остановить кровь?

  – Останови кровь... – услышала я хриплый голос, и взглянула, не поверив своим ушам, на лейтенанта. Он не уснул, он был в сознании и повторил сказанное, хотя говорить ему явно было очень трудно. – Останови кровь, я попробую сам... добраться...

  Я кивнула и активировала амулет, останавливающий кровотечение, а раненый продолжил, хрипя и запинаясь на каждом слове:

  – Хримтурсы... напали. Утащили принца туда, к берегу фьорда. Прости... я не помощник...

  – Когда это произошло? – я старалась не стучать зубами, пока разыскиваю амулет обогрева. Что бы ни случилось, пять минут не решают дела.

  – Не знаю... полчаса... час... – последнее слово было сказано почти шепотом. – Все вдруг заснули, и меня сморило. Кошмарный сон... не знаю, почему проснулся, увидел в окне ледяного великана и принца... Выскочил... не помню дальше...

  Треклятый камень наконец нашелся, я активировала и его, ничтоже сумняшеся сунув попросту парню в нагрудный карман гимнастерки, справа. Надо дотащить его до дежурки, в сугробе он долго не протянет.

  Не знаю, прошло десять минут или десять часов, пока мы – я и повисший на мне окровавленный лейтенант – преодолевали сто метров, отделяющие нас от входа в дежурную часть. В этой снежной круговерти время, кажется, потеряло свое значение. Но, оказывается, кончается даже бесконечность, и мы перевалили через порог в тепло. Лейтенант сел на пол. Я сорвала с вешалок в шкафу какие-то меховые одеяния и укрыла его, сколько могла, стараясь не задевать жуткую рану. От того, что кровь течь перестала, плечо не стало выглядеть лучше, и, по моим подозрениям, обезболивание тоже долго не продержится.

  Скинув на пол свою шубу, я бросилась в самый конец коридора: по-моему, там должна была быть кухня. И точно: стол, плита, горячий чайник... я схватила самую большую кружку, налила ее на две трети кипятком и заваркой, насыпала сахару. Кажется, в кабинете капитана Виксенгарда я видела многообещающий шкафчик...

  Да, шкафчик был, даже и незапертый, и отыскался в нем какой-то бренди. До верху долив им кружку, я сунула ее в правую руку лейтенанта:

  – Пей! Я оставлю тебе еще один амулет обезболивания, активируй его, когда станет совсем невыносимо, ладно?

  Тот промычал что-то утвердительное.

  – Если сможешь – попробуй выйти на связь и вызвать помощь, – продолжила я. – Вот мой коммуникатор, не знаю, будет ли он работать, но вдруг... Дверь в комнату связи подперта изнутри, там лежит Хануссен.

  За стенами дома вновь возник тот невыносимо низкий, выворачивающий наизнанку звук, который я слышала чуть раньше. Мы с лейтенантом вздрогнули и переглянулись.

  – Я же говорю – хримтурсы, – слабо усмехнулся он. – Вот я теперь и не узнаю, это они так поют или разговаривают?

  – Иди к темному, – посоветовала я ему. – Я на тебя потратила кучу королевских амулетов, вот только попробуй не дотянуть до помощи! Все, я пошла.

  Сунув ему в руку обезболивающий амулет, я натянула шубу и выскочила за дверь. Хримтурсы, говорите? Значит, они утащили Джона куда-то к берегу фьорда? Отлично! А теперь пускай поют, разговаривают, хоть пляшут. Я иду.

  За оградой заставы в сторону моря протянулось ровное снежное поле. Ни одного следа. Если ледяные великаны ушли в ту сторону, почему они не оставили следов? Или лейтенант ошибся, и я зря потрачу время, которое, может быть, спасло бы Джона? Я сделала пару шагов от расчищенной площадки, и немедленно провалилась в снег по колено. Нет, так я далеко не уйду. Нарты бесполезны, собаки ведь так и не проснулись, значит, придется вспоминать, как ходят на равнинных лыжах. Точно, были лыжи в каком-то закутке, я их видела.

  В кладовке ближайшего дома я действительно нашла лыжи и палки; впрочем, это купальники и надувные матрасы здесь были бы не на месте, а это вот все было бы удивительнее не найти. Лыжи были довольно странные – короткие и широкие. Более того, их скользящая поверхность была подклеена коротким, густым и очень жестким мехом. К счастью, лыжи были без жестких креплений, просто с эластичными лентами, которые накидывались на обувь. Вряд ли я ушла бы далеко в мужских лыжных ботинках...

  Я натянула крепления на свои меховые сапоги, прочитала короткую молитву Великой Матери и оттолкнулась палками.

  Наверное, если мое передвижение по снегу мог наблюдать какой-нибудь специалист в области лыжного спорта, он бы умер от смеха: я падала, роняла палки, спотыкалась о собственные лыжи... Но в том-то и дело, что видела меня разве что луна, а ей было решительно все равно, кто там, внизу, копошится на бескрайней синевато-белой равнине.

  Минут через пятнадцать я дошла до берега фьорда. Собственно, суша от моря не отличалась сейчас ничем – точно такое же засыпанное снегом поле. Но по береговой кромке росли какие-то мелкие кусты, сейчас больше похожие на снежные кочки, так я и определила, что дальше, в десяти метрах от меня, начинается Гроттафьорд.

  Что-то блеснуло слева от меня за высоким сугробом, вдалеке, и я свернула туда. "Странно, – подумал отстраненно кто-то у меня в голове, – не сугроб, а прямо снежная гора, первый раз здесь такое вижу". В небе, заслоняя луну, стало разгораться северное сияние, только сегодня в нем не было цвета, лишь оттенки сияющего белого на сияющем черном. В этом холодном свете я добежала до сугроба, обогнула его... и застыла на миг в изумлении.

  На границе земли и моря вырос сверкающий ледяной куб, и в нем, внутри него, стоял и смотрел на меня Джон. Левой раскрытой ладонью он упирался в гладь передней стенки куба, а в опущенной правой сжимал шпагу. Боги мои, шпагу!.. С кем мой принц собрался сражаться здесь и сейчас, с морозом? Со снегом?

  Сбросив лыжи, я подбежала к этой сверкающей тюрьме и прижала ладонь к ледяной стенке напротив ладони Джона, но моего тепла было явно недостаточно для того, чтобы растопить ее. Не помогут никакие мои глупые согревающие амулеты, никакой слабенькой человеческой магии не справиться с этой древней холодной жутью.

  И вот тут меня сорвало.

  Не помню, что я кричала, стуча кулаками по льду и разбивая их в кровь; кричала, орала, лупила по ледяному кубу и сугробам лыжной палкой, швыряла амулетами, словно обычными камнями...

  В конце концов, силы оставили меня, и я упала. Говорят, замерзать не больно, это все равно, что заснуть. Ну, вот и я замерзну тут, рядом с замороженным Джоном.

  Мне на лицо упала горсть снега, я встряхнула головой и открыла глаза.

  Огромный сугроб, стоявший рядом с ледяным кубом, смотрел на меня... с интересом. Не знаю, как это объяснить – у него не было глаз, вообще не было лица, чтобы как-то выражать эмоции, и тем не менее я чувствовала взгляд, и взгляд был заинтересованным и незлым. А потом в моей голове прогудел низкий, почти на грани инфразвука, голос, и его звучание складывалось в слова:

  – Ты хорошо пела. Вкусно. Вкуснее, чем смотреть сны. Споешь нам еще?

  Глава 30.

  Пела? Я? Вот эта куча снега без глаз, рук и мозга считает, что я хорошо пела? Наверное, это сон, очередной зимний кошмар. Вообще, была бы я правильной невестой принца, должна была бы упасть в обморок, изысканно бледнея. Ну, раз уж это не так, и о моей неправильности мне в глаза и за глаза говорили во дворце неоднократно, я встала на ноги, перехватив поудобнее лыжную палку, и медленно обошла вокруг сугроба.

  Ничего антропоморфного в нем не было, совсем. Даже если зажмуриться. Но это существо со мной говорило, значит, и я могу с ним говорить.

  – Кто ты? – спросила я, глядя туда, где, как мне показалось, у него были глаза.

  – Мне объяснили, что вы, люди, существуете как отдельные единицы, – прогудел он в моей голове. – Я часть единого сознания...

  Произнесенное им далее сочетание звуков можно было сравнить с грохотом от падения камня с высокой скалы. Или с громом. Или с рычанием льва в пустой бочке. В общем, все равно я не смогла бы это воспроизвести.

  – Единое сознание? То есть, со мной сейчас говорит сразу весь снег, вплоть до Северного полюса?

  Мне показалось, что у меня в голове хмыкнули. Нет, вот в то, что у кучи снега есть чувство юмора, я не могу поверить, даже если эта куча высотой до небес.

  – Не совсем, – прогудел мой собеседник. – Но снег является частью нас, и мы, конечно, состоим из снега.

  – Слушай-ка, – я потерла рукавицей слегка запотевшую ледяную стену, за которой был Джон, – что-то ты очень хорошо говоришь на всеобщем. Может быть, это я брежу?

  – Нас научили говорить на языке, который ты именуешь всеобщим. А то, чему нет названия среди известных нам слов, мы читаем в твоем сознании напрямую.

  – Научили. Ага. И читаете в моем сознании.

  Чем дальше, тем более абсурдным становился диалог. С другой стороны, сидеть на берегу ледяного Гроттафьорда, возле льдины с вмороженным в нее женихом, и разговаривать с сугробом – кажется, к вершине абсурда я уже поднялась, дальше только катиться вниз.

  – Ты знаешь, люди существа ограниченные, – сказала я, и для убедительности покивала. – Мне трудно разговаривать с непонятным мне единым сознанием. Поэтому я хотела бы дать тебе имя. Можно?

  – Имя? – сугроб был удивлен, если это можно сказать о куче снега.

  – Да. Я бы хотела называть тебя Айвен.

  – Ну, хорошо... но тогда и у тебя должно быть имя?

  – Меня зовут Сандра.

  – Сандрррааа, – снежное существо поперекатывало мое имя своим низким голосом и сказало, – Красиво. Вкусно. Почти как песня, только короткая. Ты споешь нам еще?

  – Понимаешь, Айвен, – сказала я с максимально возможной убедительностью, – мы ведь совсем разные. Поэтому тебе придется объяснить мне, какие песни тебе нравятся.

  Не знаю уж, сколько мы разговаривали, во всяком случае, я успела промерзнуть до печенки, пока более или менее разобралась, в чем тут дело. Ну да, это и в самом деле был один из ледяных великанов, хримтурсов. Как я поняла, великан был, собственно говоря, единственный, и он, по мере необходимости, делил подвластные ему горы снега, выращивая из них одну, пять или сто пять отдельных особей, по-прежнему обладающих единым сознанием. Ну, вроде как муравьи в муравейнике – только те не могут собраться в одного гигантского муравьищу.

  Питались они эмоциями. Человеческими, понятное дело, из белых медведей радостей или горестей много не вытянешь. Не знаю, какой из богов так зло подшутил над хримтурсами, и где они в ледяной пустыне между Северным полярным кругом и полюсом находили себе пропитание. Людей здесь было, мягко говоря, немного.

  – То есть, когда вы нападали на пограничную заставу, это делалось, чтобы вызвать у солдат страх, гнев или ярость?

  – Ты называешь страх, мы называем... – и опять прозвучало что-то мягко перекатывающееся, как горный обвал. – Песни. Вкусно. Еда.

  – Скажи мне, Айвен, а кто научил тебя всеобщему языку? – вопрос показался мне важным.

  – Приходили люди, другие, не как ты, – равнодушно ответил мой сугроб. – Принесли еду... песни... невкусные, горькие, но много. Научили языку. Сказали, будут приносить еще, каждую луну.

  – И что-то попросили взамен?

  – Попросили поймать одного человека с заставы и отдать им. Объяснили, что у вас нет единого сознания, и каждый человек – отдельный, сам по себе. Показали, кто им нужен, мы поймали и принесли сюда.

  У меня потемнело в глазах. То есть, Джон, вмороженный в ледяную глыбу – это они "поймали и принесли"? Им его заказали? Стоп, Александра, притормози. У ледяных великанов нет понятия морали. А о смерти они тоже не наслышаны?

  – Айвен, этот человек, внутри льда – он жив? – я затаила дыхание, ожидая ответа.

  – Да, нас просили сохранить ему сознание.

  Хорошо, отлично. Теперь остались сущие пустяки – найти что-то, чем я смогу заплатить Айвену за освобождение моего принца, добраться с ним до заставы и вызвать помощь. Ах, да, еще объяснить этой помощи, что с хримтурсами мы теперь будем дружить. В общем, сущие пустяки.

  Не возьмусь повторить тот диалог абсурда, который мы вели. Я не дипломат, не ученый, не ксенобиолог – я просто артефактор, пока даже еще не мастер. Но так получилось, что здесь и сейчас оказалась я, и теперь от меня зависит, будут ли жить или погибнут три с небольшим десятка разумных, несущих службу на пограничной заставе за полярным кругом. Три десятка – и еще мой принц.

  Многих слов Айвен не знал, не говоря уже о каких-то присущих нашей цивилизации понятиях, которых не могло быть у... Тьма, я даже не знаю, как его обозначить! Существо? Сознание? Снежная равнина?

  Но если ему нужны человеческие эмоции, значит, что-то общее у нас есть.

  Это потом, когда сюда приедут ученые, специалисты по контактам и прочие дипломаты, они найдут определения, выведут константы и даже, может быть, подпишут протоколы о намерениях. Это потом.

  Постепенно мне удалось понять, что же снежный великан назвал "невкусными горькими песнями". Пожалуй, я его понимаю, меня плохо сделалось от картинки, которую он транслировал мне в мозг. Изображение было искажено, в глазах этой сущности мы выглядим довольно странно, но, как бы ни были изломаны человекообразные фигурки на фоне снега, я очень хорошо разглядела, каким именно способом те самые "другие люди" добывали для хримтурсов эмоции.

  На нескольких нартах привезли длинные тюки, перевязанные веревками. Еще с одной повозки со всеми предосторожностями выгрузили довольно большой плоский черный камень. Дальше... дальше я во всех подробностях разглядела настоящее жертвоприношение – длинный тюк развязывали, вытаскивали оттуда голого человека, укладывали на черный камень и начинали пытать. Признаюсь, я на первом же сломалась и попросила Айвена остановить показ. Всего же этих тюков я насчитала двенадцать.

  То есть, некие неизвестные, чтобы договориться с хримтурсами, привезли и убили дюжину живых разумных; не знаю, были там люди, эльфы или гномы, и сейчас знать не хочу.

  Плоский камень, который они притащили с собой, по всем признакам алтарь. Темный алтарь, ни один другой бог не требует в жертву крови и жизни сапиенсов. И все это было проделано для того, чтобы поклонники темного получили в свои руки принца Хольгерда-Иоанна-Кнуда Эресунна, сына короля Ингвара IV. Моего Джона.

  Что это, а?

  Поймав себя на том, что я тщательно, как хирург перед операцией, мою руки снегом, я велела себе успокоиться. Потом, когда все кончится хорошо, я буду нервничать, и даже постараюсь упасть в обморок. А сейчас мне некогда.

  Ну да, конечно, очень простой способ получения эмоциональной бури – боль и страх всегда сильнее "фонят", чем любые положительные эмоции. Даже по ауре это всегда заметно.

  Что же я могу предложить хримтурсам такого, чтобы выиграть?

  Сидя на куче снега, я вывалила на колени кучку амулетов из своих карманов и бездумно перебирала их пальцами. Вдруг в руки мне попалась прямоугольная металлическая пластина с тремя округлыми камнями-кабошонами. Я тряхнула головой и пригляделась: серебро с золотой насечкой в виде концентрических кругов, в центре кругов лунный камень, в двух углах аметисты. Зачем я это сунула в карман, интересно?

  Не задумываясь, я нажала на лунный камень и произнесла заклинание активации, и над снежной равниной загремел орган. Прелюдия и фуга ре минор.

  Через три часа записи кончились, контрабасы и скрипки пели и рассыпали ноты в моей голове, как в родном доме. На последнем звуке Allegro Assai гигантский сугроб рядом со мной вдруг дрогнул и рассыпался простой снежной кучей. Боги, что это? Неужели мы на пару с Вольфгангом Амадеем ухитрились разрушить целую снежную цивилизацию?

  Ощущение чьего-то присутствия рядом исчезло, и на берегу Гроттафьорда осталась только я, и еще прозрачный ледяной куб, на глазах оплывающий и теряющий форму.

  Погодите-ка, оплывающий? Теряющий форму?

  Я вскочила и бросилась к этой ледяной клетке. Ладно, вру: вскочить и броситься я бы никак не смогла. Даже если бы сам лично Темный явился сейчас в громах и молниях. Три часа сидения в сугробе дали свои плоды, и я даже ковыляла с трудом. Добралась я до Джона ровно в тот момент, когда он вздрогнул, и в его глазах появилась жизнь.

  – Сандра? – прохрипел он. – Где мы? Что-то случилось...

  – Погоди минутку, – я помогла ему сойти с ледяной ступеньки и поспешно скинула шубу. – На вот, надень, у меня свитер теплый, а я пока найду амулет обогрева.

  Нашла, и даже два, так что замерзнуть в ближайшее время нам не грозило. Но вот как теперь добраться до поселка, лыжи-то у меня только на одного?

  Тут Джон дернул меня за руку, и я мгновенно оказалась у него за спиной. Перед нами вырос высокий сугроб, и я вновь почувствовала знакомый уже взгляд несуществующих глаз.

  – Замечательно, – затараторила я, выбираясь из-за спины моего принца. – Айвен, это Джон. Джон, это Айвен, мой новый друг, познакомься.

  Принц ошарашено молчал, а низкий голос в моей голове одобрительно хмыкнул:

  – Друг – это хорошо, нравится.

  Интересно, мне кажется, что у его речи появилась эмоциональная окраска?

  – Айвен, нам надо скорее добраться до поселка, – сказала я на всякий случай. – Ты можешь нам помочь? И еще вопрос: это ты усыпил всех в поселке?

  – Усыпил не я, те люди. Они больше не придут. Твои песни лучше. Правильный цвет, правильный вкус.

  Судя по тому, как ошарашенно дернулся Джон, у него в мозгах тоже прозвучал ледяной бас. Это хорошо, если все происходящее все-таки галлюцинация, то вдвоем гораздо интереснее ее переживать.

  Я не успела заметить, как мы взлетели в воздух и оказались сидящими на вершине сугроба, каждый в персональной ямке, будто в кресле. Не поняла я, и того, как передвигался Айвен, и до сих пор не знаю, но делал он это с огромной скоростью, так что вся дорога не заняла и десяти минут. А пока мы плыли над бесконечным белым пространством под бесконечным черным небом, в голове у меня крутились строки:

  Рост у меня

  Не больше валенка.

  Все глядят на меня

  Вниз,

  И органист я

  Тоже маленький,

  Но все-таки я

  Органист.

  Я шел к органу,

  Скрипя половицей,

  Свой маленький рост

  Кляня,

  Все пришли

  Слушать певицу

  И никто не хотел

  Меня.

  Я подумал: мы в пахаре

  Чтим целину,

  В вoине – страх врагам,

  Дипломат свою

  Преставляет страну,

  Я представляю

  Орган.

  Я пришел и сел.

  И без тени страха,

  Как молния ясен

  И быстр,

  Я нацелился в зал

  Токкатою Баха

  И нажал

  Басовый регистр.

  О, только музыкой,

  Не словами

  Всколыхнулась

  Земная твердь.

  Звуки поплыли

  Над головами,

  Вкрадчивые,

  Как смерть.

  И будто древних богов

  Ропот,

  И будто дальний набат,

  И будто все

  Великаны Европы

  Шевельнулись

  В своих гробах.

  И звуки начали

  Души нежить,

  И зов любви

  Нарастал,

  И небыль, и нечисть,

  Ненависть, нежить

  Бежали,

  Как от креста.

  Бах сочинил,

  Я растревожил

  Свинцовых труб

  Ураган.

  То, что я нажил,

  Гений прожил,

  Но нас уравнял

  Орган.

  Я видел:

  Галерка бежала к сцене,

  Где я в токкатном бреду,

  И видел я,

  Иностранный священник

  Плакал

  В первом ряду.

  О, как боялся я

  Свалиться,

  Огромный свой рост

  Кляня.

  О, как хотелось мне

  С ними слиться,

  С теми, кто, вздев

  Потрясенные лица,

  Снизу вверх

  Глядел на меня.

  (стихи Михаила Анчарова)

  Мы оказались стоящими у ворот заставы, а вокруг нее вновь простиралось ровное снежное поле, ни следа не было видно в лунном свете, ни кочки, ни кустика, только белая гладь и черные тени на ней, моя и Джона.

  – Сандрррааа, ты принесешь нам еще песни? Через луну? – выдохнул гулкий голос в моей голове.

  Глава 31

  К моему облегчению, раненый лейтенант, оставленный мною с кружкой грога и обезболивающим амулетом, был жив. Более того, он героически обошел поселок заставы и убедился, что в том же состоянии сна находится весь личный состав. Спал командир, спал маг-медик, спали бойцы и ездовые собаки. Правда, наладить связь и вызвать помощь лейтенанту не удалось: коммуникаторы и Сеть по-прежнему не работали, а сдвинуть тяжеленного связиста, прижавшего дверь изнутри, ему было не по силам.

  Ничего, нас уже трое бодрствующих, сейчас мы что-нибудь придумаем. Хорошо бы еще как-то так исхитриться, чтобы Джон не заболел. Сейчас я ему тоже грогу сделаю...

  Привести в чувство капитана Виксенгарда, мэтра Свальбю или связиста никому из нас не удалось. Впрочем, особо мы и не совались: сильные ментальные заклинания, да еще и наложенные темным магом... Нет, тут главное – не навредить.

  Я напоила обоих мужчин грогом, обновила обезболивающий амулет лейтенанта, попутно выяснила, что его зовут Карл Йоханссон, и служит он тут всего второй месяц.

  – Джон, а неужели у тебя нет какого-нибудь способа связи с дворцом? Такого специального, который только наследникам престола выдают? – поинтересовалась я на всякий случай.

  Принц только развел руками:

  – Увы. Был, конечно, тревожный амулет, даже два – перстень и часы. Оба у меня забрали сразу же, перед тем, как в эту ледяную штуку запихнуть.

  При воспоминании о ледяной клетке его явственно передернуло.

  – Простите, ваше высочество, но ведь течет где-то у вас во дворце, – меланхолически заметил лейтенант. – Больно уж много о вас знали те, кому не положено. Куда и когда едете, какие амулеты... Течет, точно.

  – Да, похоже на то. Дай только вернусь домой, устрою там такую чистку по всем правилам, чтобы даже мыши в норах от страха икали.

  Мы расхохотались. Вообще, после того, как мы с Джоном вернулись на территорию заставы и нашли Йоханссона в относительном порядке, нас накрыла и не покидала

  некоторая эйфория. Любая, самая незамысловатая шутка, вызывала приступ смеха.

  – Ладно, – сказала я, усилием воли подавив новую волну хихиканья. – Коммуникаторы и связные амулеты накрылись, мой, кстати, тоже отказал. Надо посмотреть, что у нас с комнатой связи.

  Дверь в комнату связи по-прежнему приоткрывалась на узенькую щелочку, прижатая могучим телом Хануссена. Может, та самая перепуганная мышь и пролезла бы, но в этом было мало толку. Джон отодвинул в сторону раненого лейтенанта и навалился на дверь плечом. Путь к свободе расширился сантиметра на два.

  – Да, сюда бы пару гномов с топорами, – мечтательно сказал он.

  В конце концов, задачу решили нетрадиционно. Весьма удачно для нас, дверь была не цельной, и Джон попросту высадил ногой один из четырех деревянных квадратов. Один за другим, мы проникли в комнату связи и остановились в задумчивости. Узел связи представлял собой агрегат размером примерно с хороший концертный рояль, на котором загадочно помаргивали разноцветные лампочки и качались стрелки приборов.

  – И что? – спросила я, налюбовавшись. – Кто умеет этим пользоваться?

  – Я пас, – сказал лейтенант Йоханссон. – Техника меня терпеть не может.

  – Ну, я, конечно, могу попробовать, – Джон задумчиво и совсем не по-аристократически почесал за ухом. – В Сэндхерсте нам читали курс по основным системам связи, только это было восемь лет назад, и что-то я таких агрегатов не помню...

  Вот и прекрасно, раз читали в Сэндхерсте, значит, разберется. В королевской Военной Академии, сколько мне известно, преподают так, чтобы выпускники ни в какой ситуации не потерялись. А я, пожалуй, озабочусь едой. В последний раз лично я ела за завтраком, а это было часов шесть или семь назад.

  В подтверждение моим мыслям в животе у лейтенанта громко забурчало.

  Рядом с кухней я обнаружила небольшую кладовку с минимальным, чисто мужским набором продуктов: крупы, консервы, чай, кофе. Ага, вот еще некоторое количество пеммикана, тщательно завернутого в пергамент. В заморозке рыба, ну и тьма с ней, не хочу возиться. Хватит нам пока.

  Я высыпала в толстостенную кастрюлю пшеничную крупу, залила холодной водой, поставила на плиту и активировала нагреватель. Минут через пятнадцать, когда крупа стала активно булькать, вскрыла пару банок с мясными консервами, вывалила их в кастрюлю и добавила кусочки пеммикана. Уменьшила нагрев и закрыла крышкой, решив пока поискать каких-нибудь приправ. Ну, хоть перец-то тут должен быть? я понимаю, что не жилой дом, а здание дежурной части, но ведь те, кто дежурил, что-то ели? Или им из столовой еду приносили?

  Нашелся черный перец, от еды запахло совсем уже невыносимо, и я сочла, что, прежде всего, нужно покормить мужчин. Остальное потом.

  Звать их не пришлось: видно, моя полупоходная стряпня так пахла, что и Джон, и лейтенант уже стояли в дверях кухни и блестящими глазами.

  Минут пятнадцать все молчали. Первым заговорил Джон, приканчивая третью порцию:

  – Традиционно, у меня есть две новости.

  – Начни уж сразу с плохой, – вздохнула я. – Связи у нас так и нет?

  – Нет, – покачал он головой. – Возможно, этот агрегат в полном порядке, но заставить его работать я не могу.

  – В принципе, через полчаса должен быть ежевечерний сеанс связи с базой. Если мы на связь не выйдем, они пришлют контрольную группу. На лыжах здесь, в принципе, недалеко, даже по темноте за час доберутся, – прокомментировал лейтенант.

  – Не доберутся, – возразила я. – Снова метель начинается. В ближайшее время, как я понимаю, ни на лыжах, ни на собаках никто в дорогу не отправится.

  Все помолчали. За бревенчатыми стенами выл ветер, небо было без единого просвета: тучи.

  – И еще один момент, – продолжила я. – Мы не знаем, что именно подействовало на личный состав, что их усыпило. И почему мы трое в спячку не впали. То есть, можно предположить, что тебя, Карл, вывела из сонного состояния травма, болевой шок.

  – Ну, я бы предположил еще, что тут дело в моем происхождении, – слабо улыбнулся лейтенант. – Я на четверть дроу, на нас темная магия действует в принципе слабее, чем на чистокровных людей.

  – Ага, ну вот, тем более... – я запнулась. Мне страшно хотелось задать ему неприличный вопрос. Нет, ведь не могу удержаться, любопытство сгубило не только кошку! – Слушай, Карл, а почему у тебя кожа такая светлая? И уши нормальные?

  – Понятия не имею, – пожал он плечами. – Вот такой уродился...

  – Сандра, да хоть синяя будь у него кожа, не вдавайся в подробности. Не до того, – одернул меня Джон. – Я так понимаю, ты хотела сказать, что контрольная группа имеет все шансы также подпасть под действие темного заклинания.

  – Ну, да. У нас с тобой против темной магии стоят блоки от госпожи Редфилд, защита высшего уровня. А они не могут знать, от чего защищаться. То есть, надо идти самим.

  – Ну, так в чем проблема? – удивился Джон. – К утру метель стихнет, чуть развиднеется, я и пойду. Световой день сейчас – два с небольшим часа, как раз дойду до базы за это время.

  – Не пойдет, – покачала я головой. – Если по дороге тебя слопает белый медведь, то Дания и Норсхольм лишится наследного принца, а мы с Карлом – головы.

  Я взглянула на лейтенанта и присвистнула: он раскраснелся, глаза его лихорадочно блестели. Температура поднялась, как пить дать. Ну, понятное дело, я ж, в сущности, рану не залечивала, только кровь остановила. Там все, что угодно, может быть – воспаление, грязь, сгустки крови наверняка есть. Нужен медик. Специалист.

  И где его взять?

  – Вот что я предлагаю сделать: сейчас я доберусь до медпункта и попробую там найти какие-то противовоспалительные средства для тебя, Карл, – сказала я твердо. – А завтра утром посмотрим.

  Встану на лыжи, и отлично добегу до базы, главное, с пути не сбиться. И вслух сейчас этого не сказать, чтобы Джон не бушевал попусту.

  До домика мага-медика, он же медпункт, я шла минут десять, если не больше. И это при том, что располагался он через два дома от дежурной части, ставшей для нас чем-то вроде временной базы. Метель сносила с ног, кружила и залепляла глаза, а главное, совершенно сбивала с дороги. Спасибо Карлу, который подсказал мне держаться за протянутые вдоль тропинок канаты. А я то думала, зачем они?

  Местный врач, мэтр Казаридис, тоже спал. Как и всех остальных, внезапное воздействие заклинания застало его за рабочим столом, где он работал за компьютером. Казаридис спал, уронив голову на руку, и на его лице явственно виднелась уже даже не щетина, а эдакая густая поросль. А еще я с тревогой заметила, что у медика ввалились щеки и пересохли губы. Да, помощь нужна срочно: пару дней без еды они переживут, а вот без воды будет плохо.

  Конечно, у мага – медика было не слишком много обыкновенных лекарств, не требующих применения магии, но все же они были. Я нашла антибиотики, стрептоцид и бинты, распихала по карманам шубы и поплыла обратно. Почти буквально поплыла: столько снега несла метель, что воздух сделался густым, и каждый шаг давался с трудом. Я почти дошла до дежурной части, когда особенно сильный порыв ветра просто уронил меня наземь и торжественно опрокинул на голову целый сугроб. Шипя от злости и протирая глаза, я встала, и с изумлением увидела, что никакой метели уже нет: ветер улегся, и снег сверкал в свете луны. А совсем рядом, за оградой заставы, выводил свою песню волчий голос.

  Мужчины были в комнате связи; здоровяка Хануссена они сумели оттащить в сторону, дверь открывалась нормально, но это было все, что можно было счесть хорошими новостями.

  Агрегат для связи с миром переупрямить им так и не удалось. Он по-прежнему мигал лампочками и иногда даже жужжал тихонько, но ни на какие действия не реагировал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю