Текст книги "Принцы только такое всегда говорят... (СИ)"

Автор книги: Martann

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

   – Можно ехать.

   Усевшись впереди меня, Джон качнул над ухом вожака длинным шестом с позвякивающими металлическими кольцами, и упряжка рванула с места. Поначалу, видимо, собаки нервничали и нарты шли неровно, рывками, но постепенно Рикси задал темп. По голосовым командам собаки сворачивали или притормаживали, снег летел из-под полозьев, а я смотрела, не отрываясь, в небо, где загорались зеленым полосы таинственных огней. Сани остановились на берегу, собаки легли. Джон сел со мной рядом и обнял за плечи, укрывшись той же меховой полостью, и мы молча смотрели, как таинственные огни множатся, переливаются, танцуют, то сливаясь в единую ленту, то разбиваясь ворохом брызг. К зеленому стали примешиваться другие цвета – фиолетовый, темно-красный, желтый, пронзительно-белый...

   Тем временем в Христиании...

   Понятное дело, что, пока мы с Джоном пробовали строганину и любовались северным сиянием, маги и следователи в столице не сидели на месте.

   Так же хорошо понятно, что знать в тот момент я этого никак не могла, мэтр Верхаузен и остальные много позже рассказали обо всем, что происходило в наше отсутствие во дворце и вокруг него.

   А происходило там вот что.

   Слежка, установленная за Антуаном Блодуэном – не магическая, а обычная, классическая полицейская слежка – выявила массу контактов. За четыре дня, прошедших после Самайна, блондин обежал и объехал, кажется, половину Христиании, начиная от церкви Единого в Амалиенборге и заканчивая парой борделей в районе порта.

   Гранд-полковник Конрад Мазовски читал отчеты агентов и ругался сквозь зубы. Его коллега из городской стражи уважительно слушал и сожалел лишь о том, что не может делать пометки в блокноте: за последние восемнадцать минут безопасник ни разу не повторился. Наконец Мазовски отложил кипу бумаг, ожесточенно потер бритую макушку и сказал устало:

   – Ну, ладно, в частных домах его не отследить, с кем он там встречался и о чем говорил. Подслушку на него не навесишь, раз он с магами дружен, определят на раз. Но как твои умники не догадались, что он заметил слежку, и из борделя решит уйти через запасной выход?

   Майор Йенсен только развел руками.

   – Знаешь, Конрад, глядя на этого ферта, никто бы не подумал, что он может заметить что-то, кроме собственного галстука. – Тут лицо его озарилось вдохновением. – А может, он шпион? Ну, такой, глубоко законспирированный.

   – Чей шпион, темных магов? – фыркнул Мазовски.

   – Не-ет, с темными магами он связался так, ради денег. А по жизни он шпион, вот точно тебе говорю. Давай поспорим!

   – И как проверять будем?

   Спорить Мазовски любил, это было известно всей Христиании. Но также хорошо было известно, что споры он всегда выигрывал.

   – А давай для начала в его досье покопаемся! – майор Йенсен был не менее азартен. Что поделать – север, длинные холодные ночи, надо же чем-то согреваться: кто-то пьет, кто-то бегает на длинные дистанции, а кто-то держит пари.

   Невозмутимая секретарша принесла из архива досье. Толстая картонная папка, четко пропечатанные буквы на обложке, потрепанные завязки... Гранд-полковник поднял на секретаря удивленные глаза:

   – А что, в электронном виде этого досье нет?

   – Никак нет, господин гранд-полковник. Пока не переведено.

   – Какого Темного?... – прорычал Мазовски.

   – Согласно вашему распоряжению от четырнадцатого февраля две тысячи сто семьдесят пятого года, досье шестой и более степени важности переводятся в электронную форму в последнюю очередь.

   – Тьфу! Давайте сюда этот хлам, сделайте нам чаю и идите домой. Чего сидите тут ночью?

   – Да, господин гранд-полковник, – секретарша вышла, однако через мгновение, Мазовски и папку развязать не успел, вернулась с подносом. – Ваш чай, господин гранд-полковник, черный с бергамотом. Ваш зеленый чай, господин майор. Сахар... Молоко... Бутерброды...

   С каждым ее словом на белоснежную салфетку, расстеленную на журнальном столике, с подноса перепархивали чайники, тарелочки с бутербродами, вазочка с вареньем, горячее, исходящее паром молоко в молочнике... Майор не выдержал первым, и. не дожидаясь, пока дама выйдет, вцепился зубами в ближайший бутерброд.

   – Уммм!... С лососем и свежим огурцом! – простонал он, дожевывая огромный кусок. – Конрад, давай меняться! Я тебе свой новый экипаж отдам!

   – Его ты мне и так отдашь, – сытый гранд-полковник вытер руки крахмальной салфеткой и положил перед собой картонную папку. – Ты мне его проиграешь.

   Майор Йенсен и гранд-полковник Мазовски склонились над досье игрока, мота и маменькиного сынка, и даже не заметили, как секретарша бесшумно составила на поднос тарелки и чайники и вышла из кабинета.

   Через некоторое время, когда высокие напольные часы в футляре темного дерева уже пробили час ночи, майор перевернул последнюю из вложенных в папку страниц и откинулся на спинку кресла.

   – Ну, что скажешь? – промурлыкал он чрезвычайно довольным голосом.

   – Скажу, что выигранный тобой "Зауэр" с вертикальными стволами сегодня доставят тебе на квартиру, – сухо ответил Мазовски. – Ты был прав, как это ни странно.

   – Парс, я полагаю.

   – Безусловно, Парс. Генерал Магнус Блодуэн возглавлял наш военный консулат в Эсфахане со сто шестьдесят восьмого по сто семьдесят седьмой год. То есть, когда они туда приехали, Антуану было пятнадцать.

   – Он учился дома, и, закончив обучение, поступил в тамошний университет. Генеральское жалованье не изменялось, а сынок году эдак в сто семьдесят третьем начал вести весьма свободный образ жизни, одна его коллекция экипажей чего стоит! – подхватил майор Йенсен. – И, если его там, в университете, не завербовали, я бороду отращу!

   Гранд-полковник представил себе сухопарого длинного майора с пышной рыжей бородой и содрогнулся.

   – Ладно, Антуан парсийский шпион, – поспешил сказать он. – Но нам это ничего не дает. Мы по-прежнему не знаем, кто делал этот перстень, как наш мальчик с ним связывался. Мы не знаем даже, как, тьма его побери, он протащил темную магию во дворец? Там же наверчено столько охранных заклинаний, что злоумышленника должно просто на месте испепелить!

   – Давай смотреть досье заново. Где-то же должен он был познакомиться с темными, и, рассуждая логически, это было не так давно...

   Дитер Верхаузен, королевский маг Дании и Норсхольма, вместе со своим младшим коллегой, дворцовым магом мэтром Лодброком, тоже изучал Антуана Блодуэна. Вернее, не самого Антуана, а запись его ауры, снятую во дворце.

   – Черные пятна видны отчетливо, – Лодброк ткнул пальцем в голопроекцию ауры. – То есть, у нас есть доказательства, что он не только проник в королевский дворец, имея при себе темный артефакт, но и подвергался неоднократно воздействию ментальной магии со стороны темного мага.

   – И что нам это дает? – Верхаузен, сидевший верхом на стуле, поднялся, прошел по своему кабинету сквозь голопроекцию, достал из сейфа графин с темно-золотой жидкостью и налил себе в стакан. – Будешь?

   До мэтра Лодброка донесся аромат выдержанной аква виты.

   – Буду, – мрачно сказал тот. – Ничего нам это не дает, ты прав. Похоже, что и артефакт ничего не дает... Мы прекрасно знаем, кто обрабатывал камень, и поставлены туда были чистейшей воды светлые заклинания.

   – Ну, мы пока не знаем, кто делал оправу. И личностную привязку тоже. Собственно, это и есть то, что мы хотим узнать.

   – Ну, уж нет, не только! – мэтр Лодброк прищурился и сделал свободной рукой такой жест, будто сжимал чью-то шею. – Я еще очень хотел бы знать, как смогли пронести темный артефакт в здание, всю охранную сигнализацию которого я сам лично проверил за час до бала. И почему эта... сигнализация даже не квакнула!

   – Слушай ... – Верхаузен в порыве вдохновения даже отставил стакан. – Погоди-погоди... Было такое исследование лет пять назад, по свойствам наложенных заклинаний...

   – И что?

   – То, что там доказывалось, что, если без потерь расколоть опал, на который уже повешено заклинание, то потом, при соединении частей, формула будет работать. Там еще были какие-то условия...

   – Погоди-ка, – Лодброк вскочил, – ты считаешь, что его пронесли по частям? Отдельно оправу, отдельно пару кусков камня, потом треклятый Антуан сложил все вместе, и нате вам, темный артефакт! А чья это была работа?

   – Если б я помнил... – покачал головой Верхаузен. – Но это все-таки уже похоже на след. Давай искать!

   И он включил компьютер.

   Глава 28.

   Антуан Блодуэн, чрезвычайно довольный, вернулся в дом своей матушки. По докладам наблюдателей, в одной из комнат, предположительно, кабинете, допоздна горел свет. Но, в конце концов, погасли и эти окна, дом вдовствующей генеральши погрузился в сон.

   Наутро майор Йенсен отправил своих сотрудников опрашивать всех, с кем Антуан встречался, а сам, поразмыслив, поехал в Амалиенборг. Его немалый опыт – а майор служил в следовательском отделе городской стражи больше тридцати лет – подсказывал, что священник в церкви Единого, куда наведывался фигурант, может оказаться человеком весьма внимательным. Могло быть и наоборот, но интуиция звала майора вперед, и он ее послушался.

   Церковь была старой, несколько даже вросшей в землю, и очень небольшой. Йенсен удивился: большой жилой район, наверняка здесь не одна сотня верующих в Единого. Вон, только что он прошел храм Великой Матери – там, небось, и тысяча человек поместится легко. А здесь совсем мало места. Но зато есть высокий свод, острыми стрельчатыми арками летящий вверх, к небу, и загадочные звери и листья на капителях колонн, и витражи сияют алым, золотым и синим, и орган играет...

   Музыка затихла, и органист поднялся с табурета. Небольшого роста, несколько полноватый, в круглых очках с проволочной оправой и порыжевшей рясе, священник этот казался несколько неуместным в этой нарядной, словно игрушечной церкви. И, тем не менее, майор почувствовал, что без него чего-то недоставало бы здесь.

   – Добрый день, святой отец, – поздоровался он с некоторой неловкостью, какую всегда ощущал в присутствии религиозных деятелей любой из религий. – Меня зовут майор Йенсен, я из следственного отдела городской стражи. Могу ли я задать вам несколько вопросов?

   – Конечно, майор, – священник жестом предложил присесть на скамьи. – Я отец Гвидо Фельтринелли, с сентября викарий этого прихода.

   – То есть, вы здесь недавно, и своих прихожан пока не очень знаете?

   – Не совсем так, – отец Фельтринелли покачал головой. – В моем приходе около двухсот семей, придерживающихся учения Единого. С момента приезда я начал обходить их дома, чтобы познакомиться, лучше понять их жизнь, возможно, где-то помочь... Так что на данный момент своих прихожан я знаю – не так, конечно, как мой предшественник, отец Магнуссон прослужил в этом приходе больше двадцати лет. Но все-таки знаю.

   – Я понял вас, святой отец.

   – Итак, господин майор, что же привело вас ко мне?

   – Видите ли... Мои сотрудники следили за... эээ... одним человеком последние несколько дней. Среди прочего, тот дважды побывал в этой церкви, шестого ноября, и вчера, восьмого. Каждый раз около шести вечера.

   – Что же вас смутило?

   – Дело в том, что, во-первых, этот человек живет совершенно в другом районе. У вас ведь все-таки территориальный принцип?

   – Да.

   – Ну вот, а он живет в районе Вестербро.

   – Действительно, далековато...

   – Кроме того, по всей имеющейся у нас информации, наш подопечный скорее отправился бы в игорный дом или на бал, чем в храм. Молодой человек из светской молодежи, сами понимаете.

   – Да, я понял вас. Всякое бывает, господин майор, и по-разному люди приходят сюда. Но вас интересует что-то конкретное, не так ли?

   – Да, – майор достал коммуникатор и показал фотографию Антуана Блодуэна. – Нас интересует, не обратили ли вы на него внимание, а если обратили – что он здесь делал? С кем-то встречался, подходил куда-то? Может быть, что-то взял или оставил?

   Отец Фельтринелли взял аппарат и всмотрелся в фото на экране.

   – Я помню его. Да, – проговорил он медленно. – Хотя в шесть вечера я обычно занят, готовлюсь к вечерней службе, она начинается в семь, но этого человека я помню. Вы правы, здесь он чужой, собственно, я поэтому и обратил на него внимание. Он встречался здесь... ммм...в первый раз с молодым мужчиной, лет тридцати, такой... очень вертлявый, знаете, ни минуты не сидит спокойно. Светловолосый, невысокий, и носит такие пышные, ухоженные усы. Да, и он-то как раз принадлежит к нашей церкви, потому что после ухода того, кто вас интересует, он долго молился. Но, по-моему, успокоения не нашел.

   Майор открыл рот, чтобы спросить "Почему?", но передумал. И правильно передумал, отец Фельтринелли и сам это объяснил.

   – Понимаете, если человек искренне верит, то молитва приносит ему облегчение. Причем, ведь на самом деле неважно, о чем он молится; особое выражение лица, некое просветление, оно очень хорошо заметно тому, кто знает, куда смотреть. А этот человек, поляк...

   – Поляк? – Перебил его Йенсен. – Откуда вы знаете?

   – Уходя, он что-то пробормотал. Я не понял, что именно, это не был всеобщий язык. Мне показалось, что польский, потому что такие характерные шипящие...

   – Да, вы правы, этот язык не опознать трудно. Просите, что перебил, отец Фельтринелли.

   – Ну, собственно, о первой встрече я вам рассказал. Что же касается второй, я случайно вышел сюда, вспомнил, что не проверил, как расставили цветы у алтаря. Ваш молодой человек беседовал с дамой. Ее лица я не увидел, заметил только, что она довольно молода, брюнетка. На ней было темно-красное пальто и шляпа, отделанные мехом. Разговаривала она очень резко, и еще я почувствовал такой, знаете, сильный, приторный даже запах духов. Собственно, вот и все.

   – Спасибо вам, святой отец, – майор Йенсен встал со скамьи. – Не буду больше задерживать вас. Можно ли рассчитывать, что вы сможете поработать с нашим магом-художником, чтобы сделать портрет поляка? Ну, скажем, завтра с утра?

   – Если у меня не будет никакого срочного вызова... ну, скажем, к умирающему... Господин Ганзен очень плох... – Отец Фельтринелли сотворил перед лицом знак Единого. – Тогда, разумеется.

   Йенсен вручил ему визитную карточку и распрощался.

   Каждому свое, знаете ли.

   И пока майор Йенсен и его сотрудники наматывали круги по Христиании, разыскивая все реальные следы, оставленные Антуаном Блодуэном, мэтр Верхаузен и его младший коллега искали следы магические.

   Понятно, что как человек разумный, Верхаузен довольно быстро сообразил, что как раз до Перелома года он и будет искать в Сети следы статьи неизвестного автора и названия, опубликованной много месяцев назад. Поэтому, перестав терзать клавиатуру, он откинулся в кресле, посмотрел на мэтра Лодброка и неожиданно спросил:

   – Гай, а у тебя какая вообще специальность?

   – Ээээ... Основная – земля, – несколько удивился тот. – Вторая вода.

   – А в дипломе что написано?

   – Ну, по диплому идет специальность "Строительство дорог и мостов". А что?

   – Дорог и мостов, значит, – пробормотал главный королевский маг Дании и Норсхольма. – И сколько дорог и мостов ты построил за последние десять лет?

   Лодброк задумчиво почесал в затылке.

   – Около десятка, наверное. Только не дорог, а дорожек. В королевском парке, например.

   – Да-да, – подхватил Верхаузен. – И не мостов, а мостиков, в оранжереях ее величества.

   – Это ты, собственно, к чему?

   Не то чтобы Гай Лодброк разозлился на старинного приятеля, но вопросы были... странными.

   Неприятными.

   Но приятель махнул рукой:

   – Это я к тому, что надо привлекать узкого специалиста. Мы с тобой оба стали мастерами по всему на свете, от залечивания разбитых коленок принцев до допроса мертвых убийц. Но вот спроси меня, как вывести формулу рассеяния файрбола по объему в зависимости от вложенной энергии, и я не отвечу сходу. А ведь я маг огня. По диплому, ага.

   Гай расслабился и хмыкнул:

   – Ты ж не будешь всю свою жизнь королевским магом? Еще лет пятьдесят поработаешь, потом сдашь полномочия и уйдешь... да хоть преподавать. Или вон, как Йозеф Шмуклер, который вернулся к своей основной специальности, и теперь уважаемый человек, главный врач госпиталя в Праге.

   Друзья помолчали, потом Верхаузен спросил:

   – Крейнвурда пригласим?

   – Или Ляна, если он не уехал, – кивнул Лодброк.

   Мастер Лян Хань никуда не уехал, искомая статья хранилась в его архиве, и на следующее утро лампа под зеленым абажуром освещала лица уже трех магов, склонившихся над осколками полированного опала.

   – Что-то тут не так, – сердито сказал Верхаузен, сдвигая на лоб очки-лупы и отключая подсветку. – Мастер Лян, ведь, как мы ни стараемся, не получается на опале сделать незаметными швы после того, как мы его собираем заново. А в той статье ничего не говорится, оставались ли после восстановления на объекте видимые трещины.

   – А на том перстне в камне трещин не было? – прищурился Лян, и его глаза превратились уже совсем в щелочки.

   – Никто из нас его не видел, к сожалениию. Но этот клятый Антуан – светский щеголь. Он бы в жизни не надел вещь с таким недостатком, да тем более – на королевский бал! Значит, нужно исходить из того, что камень в перстне был – или казался – целым!

   – Нну... хорошо, – чинец явственно колебался и, наконец, принял решение. – Хорошо, но вы оба должны мне поклясться, что об увиденном никому и никогда не расскажете.

   – Клянусь, – торопливо ответил Лодброк. – Клянусь данной мне богами магической силой никогда и никому не рассказывать об увиденном в этой комнате, пока не получу разрешение от присутствующего здесь Лян Ханя, мастера– артефактора.

   Верхаузен повторил клятву, и мастер Лян положил на белую салфетку из гладкого плотного шелка новый кабошон черного опала. Точечной крохотной молнией он расколол камень на три части, внимательно осмотрел салфетку на предмет отскочивших частиц и покивал сам себе, не найдя таковых. Затем мастер вновь соединил кусочки опала, вынул из футляра с инструментами крохотный ножик и. уколов себя в безымянный палец, выдавил оттуда каплю крови. Маги затаили дыхание, а чинец тщательно измазал кровью поверхность камня, постарался, чтобы она затекла между частями и, наклонившись к самой поверхности опала, прошептал:

   – Хэсэн нэхг болох ё-стойс! Гхаш гимбатул! Товчлох асами!

   Мэтр Лодброк открыл было рот, но, получив сильный пинок в бок от собрата, только вздохнул глубоко. На шелке лежал совершенно целый черный камень, как и прежде, отсвечивавший внутри золотым и алым. Ни при простом осмотре, ни через самую сильную лупу маги не смогли обнаружить в нем следом того, что камень был расколот.

   – И заклинание, которое мы к нему привязали, полностью сохранилось, – задумчиво произнес Верхаузен. – Рассказывайте, мастер Лян. То, что мы слышали, на мандаринский диалект чинского походило мало. Рассказывайте, потому что я начинаю чувствовать грядущие неприятности.

   – Это язык орочьих магов, – ответил мастер Лян. Он тяжело дышал, и его лицо было синевато-белым. – Язык, который они использовали для совершения темного колдовства. В свое время моего деда научил нескольким заклинаниям этого ряда орк, с которым огни стали побратимами.

   – Хурритская речь... – кивнул маг. – И вы отдали часть своих жизненных сил в качестве жертвы Темному.

   – Да. Любой бог, отдавая свою силу в долг заклинателю, требует выданное обратно с большими процентами. Но только Темный берет за свою помощь плату жизнью. Орочьи шаманы приносят ему жертвы. Много жертв, и, желательно, долгоживущих и обладающих силой. Сейчас, за крохотное усилие, восстановление целостности камня, он согласился принять малую жертву, каплю моей крови и каплю моих сил. Но если бы мы с вами захотели... ну, я не знаю, соединить сломанный меч, каплей бы дело не обошлось.

   – То есть, получается, что неизвестный нам темный маг взял опаловый амулет с наложенным заклинанием приязни, добавил с помощью крови Александры ван Хоорн активный приворот... – уточнил дотошный Лодброк. – Кстати, а как они между собой сочетаются?

   – Судя по результатам, отлично сочетаются. Это ведь мы говорим "темная" или "светлая", а на самом деле это все одна и та же магия. Вопрос в том, откуда берется сила, – ответил Верхаузен.

   – Ну, да, в самом деле... – Лодброку очень хотелось сформулировать все произошедшее, сказать вслух, и он продолжил, – Далее опал был расколот на две или три части, отчего привязанные заклинания как бы отключились, и Блодуэн смог спокойно миновать охранные системы дворца. Так?

   – Получается, так, – кивнул чинец. – Приворот и привязка на невесту принца не подействовали, за что все мы не устанем благодарить светлых богов.

   – Спасибо, Мастер Лян, – верховный королевский маг, встав с кресла, поклонился маленькому чинцу. – Вы позволите предложить вам что-нибудь, чтобы поддержать силы?

   – А как же! – засмеялся отдышавшийся и порозовевший артефактор. – Все знают, что лучшая аква-вита в Христиании – вот в этом шкафу!

   К вечеру в том же кабинете к магам, которые, казалось, с утра не покидали кресел, присоединились усталый майор Йенсен и гранд-полковник Мазовски, необычно оживленный.

   – Итак, коллеги, – Верхаузен, как хозяин кабинета, открыл совещание. – Кто начнет? Вы, господин майор?

   Постепенно общими усилиями картинка нарисовалась следующая:

   Антуан Блодуэн явился на королевский бал Самайна, имея при себе магический артефакт, активированный с использованием темной магии после соединения его частей. Артефакт был предназначен для того, чтобы скомпрометировать невесту принца и подвести его к женитьбе на другой девушке.

   – Девушку мы установили? – перебил Лодброк.

   – Установили, – майор щелкнул выключателем, и на экране появился портрет красавицы – брюнетки. – Лилиана, дочь барона Туссентрата, ближайшая подруга принцессы Кристины. Досье самого барона толщиной сравнимо с его брюхом, его уже лет пять, как удалили из столицы. Его величество приказал Туссентрату из его северного поместья и носа не казать, но Лилиана, вроде бы, ни в чем замечена не была. Да и с принцессой связываться никому не хотелось, она девушка... нервная.

   – А что у нас на барона?

   – Весь букет, начиная с несовершеннолетних девочек, и заканчивая контактами с контрабандой наркотических средств. Только вот доказательств для суда нет никаких, – майор досадливо махнул рукой. – В последний раз, когда у нас уже все на него складывалось, в последний момент исчез главный свидетель, а из хранилища улик исчезла коробка с записывающими кристаллами. Судя по записям с контрольных кристаллов вокруг поместья, барон в последние четыре месяца даже на охоту не ездил, вообще за ворота не выходил. Но, сколько мы теперь понимаем, значения это никакого не имело.

   – То есть? – мастер Лян был чрезвычайно заинтересован делом.

   – Принимать визитеров ему не запрещали. И при просмотре записей выяснилось, что две недели назад к Туссентрату приезжали двое гостей. Один из них, высокий светловолосый молодой человек с пышными усами, был опознан как Казимеж Пшибышевский, уроженец Лодзи, ныне проживающий в Люнденвике. А второй, небольшого роста, так плотно завернулся в плащ, что его разглядеть не удалось.

   – А как удалось опознать усатого?

   – Он встречался четыре дня назал с Блодуэном. И свидетель сумел вместе с нашим магом-художником составить его портрет.

   Тут в дело вступил Мазовски.

   – Более того, сотрудникам майора удалось установить и второго человека, с которым встречался Блодуэн. Не знаю уж, как они это сделали, вроде бы магов у вас нет, майор?

   Йенсен довольно ухмыльнулся.

   – У нас тоже есть методы. Проверенные, знаете ли, простые. Ножками, ножками по городу, и опрашивать свидетелей. Один из ста что-то вспомнит, один из десяти вспомнивших окажется полезным. – Он резко сменил тон на серьезный. – Это была некая баронесса Макмердок, проходящая у нас по нескольким ориентировкам. В том числе, по ее контактам с трибами диких орков.

   – И здесь слово переходит ко мне, – Верхаузен встал и прошелся по кабинету. – Я получил сегодня информацию от знакомой всем присутствующим госпожи Редфилд. Вы в курсе, что именно она занимается расследованием случаем с запретной магией на территории Союза королевств. Так вот, по ее информации, Дикие предполагают провести в Имболк ритуал вызова Темного во плоти. И для этого им понадобится, в частности, кровь восьми представителей королевских семей.

   Глава 29.

   Наутро после завтрака Джон вместе с капитаном Виксенгардом и магами отправился изучать и опробовать новые виды магического вооружения против ледяных великанов, а я решила разобрать амулеты, занимавшие почти половину моего пространственного кармана и часть дорожной сумки.

  И что я их с собой таскаю?

   Ну, ладно, амулет связи – вещь нужная, хотя, конечно, коммуникатор удобнее; амулет только передает звук, и передает не всегда хорошо. В дождь, например, слышишь не слова, а какое-то кваканье. Амулет, ускоряющий заживление – тоже вещь нужная, всегда может пригодиться. Чистилка для одежды – отлично; никаких горничных я с собой, естественно, не брала, какие горничные на пограничной заставе? Сушилка для обуви – замечательно! Пресловутый амулет свежести, вот уж непонятно, как он вообще у меня оказался? А это я почему не выложила из сумки? Три часа записи классической музыки, симфонии и фуги, те самые композиторы, что носили расшитые камзолы и пудреные парики. Ну, да, конечно, это мы с мастером Кариндиэлем экспериментировали, стараясь улучшить качество звукопередачи. И улучшили, между прочим!

   Мурлыкая себе под нос какие-то незатейливые песенки, я раскладывала амулеты по кучкам, когда меня стало страшно клонить в сон. Я тряхнула головой, подумав, что нужно бы пойти и выпить крепкого чаю, чтобы проснуться, но веки мои отяжелели, и я внезапно провалилась в сон.

   Снилось мне бескрайнее снежное поле, придавленное свинцово-серым небом, набрякшим снеговыми тучами. Я шла по этому полю вперед, с трудом вытаскиваю ноги из глубокого рыхлого и липкого снега. Во сне меня не удивляло, что снег остается липким при таком морозе – а мороз мне снился адский, кажется, птица на лету могла бы замерзнуть. Мне нужно было идти вперед, хотя ничего, кроме все того же бесконечного снежного поля, там, впереди, видно не было. Брюхо тучи раскрылось, повалил снег, и началась метель, бившая в лицо сперва крупными снежинками, а потом тяжелыми снежными зарядами. Наконец, особенно крупный заряд, почти сугроб, опрокинул меня навзничь.

   Я вынырнула из сна, задыхаясь, и сразу вскочила с кровати, чтобы не заснуть больше. Жуть какая, давно я не видела кошмаров. И, вообще-то, еще бы столько же без них обошлась! За окном было уже совершенно темно, коротенький световой день, в декабре ужавшийся до пары часов, уступил место полярной ночи. Темно... минутку, а почему, собственно, так темно? На заставе с наступлением темноты автоматически зажигаются осветительные кристаллы, и это не электрические лампы, они не могут перегореть. Так почему же в окно я вижу только лунный свет, заливающий проход между домами и внутренний двор?

   Что-то случилось.

  Я сунулась в комнату Аниты: та лежала на кровати, как-то неловко привалившись к подушке, и крепко спала. Чересчур крепко: когда я потрясла ее за плечо, девушка даже не пошевелилась, продолжала дышать так же размеренно. Да боевой маг должен был взметнуться, едва я дверь в комнату открыла! Вот же тьма, что же с остальными на заставе?

   Не глядя, я влезла в теплый свитер, шарф, шубу, меховые сапоги, схватила шапку и варежки и кинулась к двери. Уже раскрыв ее, затормозила, вернулась к кровати, на которой разложены были амулеты и набила ими карманы шубы и небольшую сумку-рюкзачок, потом положила в карманы джинсов два мощных накопителя и взяла в руки фонарь. Вот теперь пошли.

   Действительно, на территории погранзаставы не горел ни один осветительный кристалл, да и электрические фонари погасли. Справа от нашего дома в большом сугробе обычно спали собаки из упряжки, и, каждый раз, когда я проходила мимо, они радостно меня облаивали. Сейчас ни одного, самого тихого "Гав!", я не услышала. Может, кто-то уехал на нартах?

   Надев рукавицу, я осторожно раскопала сугроб – нет, никто не уехал. Собаки крепко спали, и только по пару от теплого дыхания можно было понять, что они, слава богам, живы.

   Я перевела дыхание и осмотрелась. Света не было видно ни в одном окне. Конечно, окошки небольшие, но что-то же должно быть? Ага, вот по этой дорожке мы шли к начальнику заставы. Вот оттуда и начнем.

   Дежурного, который должен был сидеть в большой комнате перед кабинетом капитана Виксенгарда, на месте не было. В большом бревенчатом доме, где в прошлый раз мы знакомились с офицерами и магами заставы, было темно, совершенно тихо, пахло смолой и кофе. Я зажгла электрический фонарик, решив пока поберечь магическую энергию, и осмотрелась повнимательнее. Никакого беспорядка нет, ничто не валяется. На столе дежурного чуть курится паром чашка кофе, дверь в кабинет Виксенгарда приоткрыта. Дальше по коридору кабинет здешнего мага, мэтра Свальбю, и комната связи, обе двери плотно затворены. Ладно, начну с кабинета. Я сделала шаг к двери, в этот момент в уши мне ударил низкий, басовитый звук, возникший где-то на улице. Метнулась к окну и осторожно выглянула – ничего, все так же пустынна залитая лунным светом улочка.

   Дверь кабинета я распахнула рывком, так, что она ударилась о стену со стуком, показавшимся мне диким грохотом. Хозяин кабинета сидел за столом, положив голову на руки. Спит? и от этого стука не проснулся? Я подбежала к столу и попробовала пощупать пульс на горле: пульс был, очень слабый, но все-таки бился. Ноги подо мной подкосились, и я уселась прямо на пол. Оказывается, больше всего я боялась, что окажусь здесь совсем одна среди мертвецов.

   Вывести начальника заставы из странного сна, больше похожего на глубокий обморок, мне не удалось, и я, оставив дверь кабинета распахнутой, пошла дальше. Мэтра Свальбю я нашла в таком же состоянии, только его сон свалил в момент каких-то расчетов. Карандаш поехал от недописанной формулы по странице, прочертив почти ровную черту. Я сняла с него очки, как могла, усадила поудобнее, и пошла дальше. Дверь комнаты связи, по всем правилам, должна была быть запертой, но нет – я смогла ее приоткрыть сантиметров на десять, дальше что-то мешало. Посветив в щель фонариком, я нашла причину: дежурный по связи, кажется, его звали Хануссен, уснул, привалившись к двери, и сдвинуть с места его могучую фигуру мне не удалось.