Текст книги "Смерть - понятие относительное"

Автор книги: Лякмунт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава XX

Место Боголюбск.

Начало 18.07.2010 12:15.

Окончание 18.07.2010 13:50.

Я проснулся и глянул на часы. Двенадцать пятнадцать. Не спеша залез под прохладный душ и простоял там несколько минут, соображая, куда лучше идти – в штаб дружины, или побродить по городу, в расчете встретить владелицу бирюзового рюкзачка и остановился на первом. Вскоре я вышел из квартиры, и тут возникла сложность с запиранием двери. Ключ с легкостью вошел в разболтанный замок, но ни в какую не желал поворачиваться. Я вытащил ключ и попытался вставить его еще раз. Тот же эффект. Наверху хлопнула дверь, и раздались шаги: кто-то, кажется, два человека, начали спускаться вниз. Я подумал, что в таком маленьком доме все жильцы должны друг друга знать в лицо. Что мне им ответить, если спросят, кто я, и почему вожусь с замком чужой квартиры. Я подумал, что будет естественно, если я обращусь к соседям первым и посетую на сломанный замок. Жаль, что я не знаю, как зовут хозяина квартиры. Я повернул с улыбкой голову налево и увидел спускающуюся девицу Попову. Ее сопровождал высокий мужик плейбоистого вида. Решение пришло мгновенно. Улыбнувшись еще шире, я произнес:

– Здравствуйте, Елена Александровна. Я – Андрей Траутман. Секвенториум прислал меня к вам на помощь, – надеюсь, я рассчитал правильно. Про Секвенториум любительница секвенций должна знать, а что касается помощи, то кому она не нужна. Тем более, что у бедной девушки недавно пропал любимый рюкзачок. – Ваш рюкзак уже у нас, – добавил я, надеясь, что мой голос звучит убедительно. Плейбой обогнул спутницу и вплотную приблизился ко мне. Он был на полголовы ниже меня, но гораздо массивней и, по-видимому, сильней.

– Давайте, пройдем в квартиру, – предложил я. – Нам нужно поговорить, – мужчина оглянулся на молодую женщину, и та еле заметно кивнула головой. Я распахнул дверь, которую так и не сумел запереть, и пропустил гостей вперед. С трудом вытаскивая ключ, я успел сообразить, что пара вышла из квартиры Попцова.

– Проходите, пожалуйста, на кухню, в комнате не прибрано, – попросил я. Зайдя на кухню, я увидел, что женщина уже сидит на колченогом стуле, а мужчина занял позицию у окна, и оба выжидающе на меня смотрят. Первой молчание нарушила женщина:

– Я вас помню. Вы выходили из помещения дружины.

Нужно импровизировать, – подумал я и объяснил:

– Да. Нас пытались задержать. Пришлось освобождаться довольно нецивилизованными методами, – не желая останавливаться на подробностях, я продолжил:

– В распоряжении человека, который жил этажом выше, оказались рецепты секвенций. Этими рецептами очень настойчиво пытались завладеть некие лица. Рецептов они пока не получили, но человек мертв.

– Мы знаем, – кивнул мужчина, – я племянник Попцова.

– Вы – Иван Сергеевич, – сообразил я. Мужчина снова кивнул головой. На сей раз молча. Я совершенно не знал, что говорить дальше, но молчать было нельзя:

– Ваш дядя прислал нам по почте фрагменты рецептов. Он хотел, чтобы мы нашли недостающие части.

– Какого цвета был конверт? – неожиданно спросил Иван.

– Желтого. Большой конверт желтого цвета.

В кухне повисло молчание. Мои гости мне определенно не доверяли. Я извинился, прошел в комнату, вернулся и вручил девушке ее бирюзовый рюкзачок:

– Вот ваши вещи, – пока девушка проверяла содержимое рюкзака, я продолжил:

– Нам известно, что в Москве, выдавая себя за сотрудника органов безопасности, вас допрашивал тот самый человек, что убил вашего родственника, – я по-прежнему не представлял, как продолжать беседу.

– Он утверждает, что не убивал, – неожиданно сказала девушка. Я посмотрел на нее. Волосы немного длиннее, чем на фотографии, выглядит чуть старше, чем в паспорте, но очень привлекательна.

– Вы с ним разговаривали? Когда? – удивился я и озабоченно добавил, – вы подвергали себя большому риску. Это очень опасный человек. Мне поручено вас защитить.

– Уже нет, – тихо произнесла молодая женщина.

– Что «уже нет»? – не понял я.

– Уже не опасен, – я посмотрел на жесткое лицо Ивана и кое о чём начал догадываться.

– Он там? – показав пальцем наверх, спросил я. Разумеется, я имел в виду не Царство небесное, а квартиру Попцова. Оба гостя молча синхронно кивнули головами. Девушка, еще раз заглянула в рюкзак и сказала:

– Пропал паспорт. Еще золотая монета и тысячерублевка.

– Паспорт вы скоро получите, – пообещал я. – Монету я использовал, а купюра исчезла навсегда. Копии живут чуть больше двух суток. Если хотите, Елена Александровна, можете сделать новую – там еще осталось серебро.

– Называйте меня Алена, – вдруг произнесла девушка, – я понял, что после моей последней фразы, в ней пропало недоверие ко мне. Почему, интересно?

– Что нам теперь делать? – спросила Алена.

– Что хотите, то и делайте, – пожал я плечами. – Опасность вам больше не грозит.

– Там наверху, привязанный к стулу, сидит мертвый человек. Его рано или поздно найдут. Умер он, скорее всего, от сердечного приступа, но он связан. Нас будут искать.

– Не волнуйтесь, эту проблему мы решим, – пообещал я, прикинув, что для этого и Петрова не придется беспокоить – Ленский сам организует, что надо.

– Вы собираетесь оставить нам пирамидки и монеты? – неожиданно спросил Иван.

– В этом нет особого смысла, – сказал я. – После свершения еще двух секвенций белая пирамидка утеряет свои свойства и станет просто белым тетраэдром. Без нее вам не нужны ни цветные пирамидки, ни монеты. Я предлагаю вам пока оставить все содержимое рюкзачка, относящееся к секвенциям, у меня. Если надумаете, я вам всё верну, обещаю, – я был уверен, что смогу выполнить свое обещание. Дело в том, что, в тех случаях, когда Секвенториум настаивал на монопольном владении теми или иными рецептами, речь шла о том, чтобы быть уверенными, что секвенция не впадет в спячку в самый неподходящий момент. Мне случалось сталкиваться с ситуацией, когда я безуспешно пытался взять нерушимое обещание по поручению Секвенториума. Безуспешно – потому, что кто-то, незадолго до того, использовал эту секвенцию, и мне приходилось ожидать окончания периода безразличия. В случае с зеркальными секвенциями всё обстояло иначе. Вряд ли Ивану с Аленой удастся помешать каким-то нашим планам за те два раза, что они будут использовать зеркальные секвенции.

– Меня, скорее, интересуют оставшиеся у вас документы, – признался я. – В существовании таких документов я был почти уверен – иначе, как бы они удвоили тысячерублевку?

– Ладно, – согласилась Алена. – Пусть рюкзак пока побудет у вас. Отдадите вместе с паспортом. А про документы мы подумаем, – я кивнул головой. Такой вариант меня вполне устраивал.

В это время в дверь позвонили. Кто бы это мог быть? Наверное, Хия решила устроить себе обеденный перерыв, прекратив на время прочесывание улиц. Подойдя к двери, я заглянул в глазок. За дверью стоял Петров, собственной персоной, с каким-то легкомысленным портфельчиком в руках. Вот уж кого я не ждал! Похоже, в Боголюбске затевается что-то нешуточное, раз уж сюда пожаловал сам Прокуратор Секвенториума, пусть даже и временный.

– Ты один? – не здороваясь, спросил Петров.

– Нет.

В ответ мой друг чертыхнулся, аккуратно пристроил портфельчик на полу, и достал откуда-то из-за пазухи огромный пистолет. Держа его у пояса, он быстро шагнул в комнату. Убедившись, что в ней никого нет, Петров одним прыжком очутился на кухне и сразу направил оружие на Алену. Потом он посмотрел на Ивана, перевел взгляд на меня и снова уставился на Ивана.

– Где Хия? – вопрос был задан мне.

– На улице. Патрулирует, – кратко ответил я и попросил:

– Убери оружие, не пугай людей.

– Что значит, патрулирует? – не спеша опустить ствол, спросил Петров.

– Ищет их, – объяснил я, кивая на парочку, хотя знал, что мой друг меня не видит. – Опусти пистолет, попросил же! – Петров опустил пистолет и начал неловко засовывать его куда – то себе подмышку. Наверное, под светлым пиджаком была кобура.

– Это мой коллега по Секвенториуму, – представил я Прокуратора своим гостям, – наверное, у нас произошло что-то серьезное, извините, – объяснять гостям, что этот агрессивный юноша – руководитель нашей могущественной организации, я не стал. Боюсь, мне могли бы не поверить.

– А это Алена и Иван, – представил я своих гостей.

– Да, я догадался, – мрачно ответил моложавый руководитель.

– Вы что, знакомы? – удивился я.

– Пока односторонне. Воочию видимся впервые.

Петров на секунду задумался, потом церемонно извинился перед парочкой и пояснил, что действительно произошло кое-что серьезное, и это «кое-что» касается всех присутствующих. После этого предупредил, что украдет меня на пять минут и предложил гостям скоротать эти пять минут за бутылочкой Шато-Икема, что лежит на верхней полке холодильника у самой дальней стенки. Затем мы вдвоем покинули кухню. Я, находясь под впечатлением сведущести Петрова относительно моего холодильника, удивленно спросил:

– Откуда ты знаешь? – на что Петров, любитель эффектов, поинтересовался:

– Про то, где лежит или про то, что ты его еще не выдул? – и тут же ответил:

– Где лежит, знаю, поскольку сам размещал в холодильнике, еще в Москве. А про то, что ты до нее не добрался, благодаря этому, – он ткнул пальцем в талисман, который лично повесил на меня три дня назад.

– Диктофон, – догадался я.

– Диктофон? Обижаешь! Этот «талисман» не только записывал звуки, которые издавали ты и окружающие, но и раз в четыре часа в упакованном виде передавал их по радио.

Я вспомнил некоторые из звуков, что издавал в последнее время, и мне стало неприятно. Чтобы это скрыть, пришлось небрежно поинтересоваться:

– Куда передавал, на спутник? – в ответ Петров хрипло рассмеялся, как ворона закаркала:

– Нет, Траутман. Такого даже я не могу. Сигнал слабый, улавливается не дальше, чем за триста метров. Принимали его из неброского зеленого автомобильчика, которого ты, похоже, не заметил. Вот, посмотри, как приемник выглядит, – он достал из своего холщевого портфельчика что-то вроде крупного мобильного телефона с выдвижной антенной. – Перед началом сеанса связи нужно вытащить антенну и ждать. Если сигнал успешно принят, эта штуковина сообщает твоему талисману, что эту запись посылать больше не надо. Если нет, во время следующего сеанса талисман передает всё то, что не было принято.

– Спасибо, дружище, ты же знаешь, что я, как любой гуманитарий, обожаю технические подробности. Наверное, ты приехал, чтобы обо всём этом рассказать?

– Не только, – мой друг снова залез в свой портфель и протянул мне фотографию. – Знаешь, кто это? – с фото на меня глядела тётка азиатской внешности лет сорока пяти. Лицо довольно приятное, но знакомым не выглядит.

– Не знаю.

– Это – Хия Пак, мой агент, которого я послал с тобой в Боголюбск. Специалист по компьютерам, взлому, рукопашному бою, силовым акциям и прочая, и прочая, и прочая.

К своей чести, я довольно быстро понял, о чем идет речь, и с крайне серьезным видом неточно процитировал:

– «Однако за время пути собачка смогла подрасти». Хотя, в нашем случае, произошло, скорее, обратное. Наша собачка категорически помолодела и похорошела, ты не находишь?

– Твою новую собачку я видел только на фото, причем впервые четыре часа назад. Так что тебе, пожалуй, виднее. Что ты можешь рассказать из того, что я не слышал? – неожиданно сменил он направление разговора. Я задумался. Если я правильно понял, Петров получал записи того, что я говорил и слышал, каждые четыре часа. Что я знаю из того, что он не услышал?

– Ратные способности Хии обеспечиваются специальной секвенцией, – неуверенно начал я.

– Это я слышал. Что еще?

– Белая пирамидка является расходным материалом, как монеты. У нашей запаса осталось на два «выстрела».

– В самом деле, расходный материал? – удивился Петров, – а как ее изготавливают?

– У тебя достаточно сведений, чтобы догадаться об этом самому, – съязвил я, – потренируй свой интеллект.

– Траутман, мстительность – это нехорошая черта.

– В самом деле? – удивился я, имитируя манеру своего друга, – а вот Ларошфуко утверждал, что она свидетельствует о цельности характера.

– В самом деле? – повторил Петров и улыбнулся. Потом немного помолчал и сурово произнес:

– Ты мне вот что скажи, Ромео, успел ей наговорить чего-нибудь лишнего?

– Нет, – уверенно ответил я, – абсолютно точно нет. Ни слова о свойствах секвенций и ни о чем другом, чего она не знала. Правда, документы из Алениного рюкзачка мы читали вместе.

– Пойдем, посмотрим, что там за документы.

Мы прошли на кухню и обнаружили, что парочка успела не только достать и открыть вино, но и опорожнить полбутылки.

– Приятного аппетита, друзья мои, – вежливо поприветствовал их Петров. – Алена, вы не будете возражать, если я немного пороюсь в вашем рюкзачке?

– Да, что уж там! – легкомысленно ответила Алена, – все уже порылись. Было бы несправедливо запрещать именно вам.

Петров сноровисто залез в рюкзак, и аккуратно выложил все содержимое на подоконник, взял бумаги и очень быстро их просмотрел.

– Серебро рабочее? – спросил он у Алены.

– Та монетка, что я использовала, была рабочей. За остальные не поручусь.

– А откуда про кровь Спасителя узнали?

– Честно говоря, случайно догадалась, – почему-то девушка выглядела слегка смущенной.

– Друзья мои, предлагаю всем отсюда быстро исчезнуть и до поры, до времени спрятаться. У вас есть, где можно отсидеться? – обратился он к Ивану.

– Есть, – подтвердил тот.

– А нас с Траутманом ненадолго укроете?

– Запросто, – сказала Алена.

– Петров, – позвал я друга, – Алене сейчас на улицу нельзя, ее ищут.

– Знаю, – кивнул Петров, а потом скомандовал:

– Траутман, возьми с собой из холодильника что-нибудь поесть-попить. Ни к чему всё врагам оставлять!

– Вскоре троица, возглавляемая временным Прокуратором Секвенториума, несущим на одном плече женский голубой рюкзачок, а в руке небольшой портфель, вышла из квартиры. Я быстро побросал в сумку четыре бутылки вина, то, что попалось под руку из еды, и побежал их догонять. Дверной замок, словно сочувствуя моим тяжелым обстоятельствам, закрылся без проблем с первого раза. Когда я вышел из подъезда, все трое сидели в темно-зеленой Шкоде с заведенным мотором. Как только я с трудом втиснулся третьим на заднее сидение, Алена, сидевшая рядом с водителем, назвала адрес и машина рванула вперед.

Глава XXI

Место Боголюбск.

Начало 18.07.2010 14:10.

Окончание 19.07.2010 01:20.

Хотя, по боголюбским меркам Алена с Иваном жили очень далеко от меня, почти на другом конце города, уже через двадцать минут мы расположились у них на кухне вокруг стола. Петров чувствовал себя совершенно по-хозяйски: поставил охлаждаться две бутылки из привезенных нами четырех, предложил даме шампанского, найденного в ее же холодильнике, достал из шкафчика казенного вида бокалы и быстро их наполнил. Я за это время успел по его поручению порезать захваченные с собой бастурму, осетрину и сыр.

– Давайте поднимем бокалы за то, чтобы наше принудительное путешествие в Боголюбск сделало нас счастливее, чем мы были до того, – провозгласил мой друг.

– Надо же, – с уважением подумал я, – не «выпьем», а «поднимем бокалы». Куртуазен старина Петров.

Мы подняли бокалы, и Петров их расторопно наполнил снова.

– Послушай, – остановил я его, – тебе разве не интересно узнать, что тут у нас происходит?

– Ты думаешь, я чего-то еще не знаю?

– Сегодня утром ребята заманили к себе Сухова, того, что убил Попцова, стали его допрашивать, а он умер. Скончался, можно сказать, у них на руках.

– Били? – деловито спросил Петров. Поначалу до меня не дошло, что он имеет в виду, но Алена поняла сразу:

– Пальцем не тронули, после того, как связали.

– А о чем спрашивали перед тем, как он зажмурился? – я ощутил дискомфорт и некоторое расстройство от вульгарного «зажмурился». Ведь столько раз я просил своего высокоученого друга не смешивать функциональные стили речи, но ему это всегда было по барабану.

– Ни о чем не спрашивали. Он сам нас учил, как жить правильно, – ответил Иван.

– Ну, речь-то о чем шла? Про что он говорил?

– Сказал, что хочет оживить Ленина, и тут же умер.

– Ленина? – Петров поднял брови и повернулся ко мне:

– Траутман, что там про Ленина было в твоем нерушимом обещании?

– Обязал их никому не рассказывать про это. Думаешь, зря?

– А точнее? Он ведь рассказал о Ленине. После этого, правда, ласты склеил, но успел рассказать! Будь добр, напрягись и вспомни дословно, что ты там написал?

– Читай сам, – я протянул Петрову сложенный вчетверо листок из заднего кармана брюк. Петров быстро его просмотрел и с отвращением произнес неприятным рычащим голосом:

– Двоечник! Второгодник! «Пусть я перестану дышать, если явно или неявно я оглашу свое намерение оживить Ленина лицам, не знакомым с этим намерением прежде». Ты понимаешь, что ты написал? Ты делаешь различие между предотвращением и возмездием?

Я, конечно, сразу понял свою ошибку. Признаюсь, мне было стыдно. Но меня обидело, что он ругает меня при, в общем-то, посторонних людях, пускай и справедливо. Хотя, конечно, основным было чувство стыда.

– Скажи мне, Траутман, как это нужно было сформулировать? – поинтересовался мой учитель. Я понял, что он уже не сердится.

– «Пусть я перестану дышать, если решу огласить свое намерение…»

– Нет, не «огласить». Оглашение предполагает нечто, сказанное вслух. Ни ты, ни я не знаем точно механизм работы карающей секвенции, поэтому к формулировкам следует подходить предельно внимательно!

Признаться, я ожидал от Петрова совсем другой реакции. Мог бы похвалить за то, что я решил использовать пирамидки, так кстати попавшие мне под руку. Если подумать, я бы мог вообще не брать с них нерушимого обещания. Словно услышав мои мысли, Петров, вдруг сказал:

– А вообще-то, ты молодец. А техникой составления обещаний мы с тобой еще займемся. Время еще будет, – и – подмигнул.

Потом мой друг постучал невесть откуда взявшимся столовым ножом о ножку своего бокала и предложил выпить за любовь. Мы подняли бокалы за любовь, а потом за прекрасных дам, которых мы любим. Я подумал о Хие. Не о той тётке с фотографии, а о моей Хие. Спустя небольшое время Петров, как бы, между прочим, попросил взглянуть на ту часть рецептов что была адресована Ивану. Иван, всё это время влюблено смотревший на Петрова, оторвался от своего занятия и принес из комнаты несколько сложенных листков бумаги. Петров их невнимательно посмотрел, рассеяно поблагодарил и предложил поднять бокалы за взаимность во всём. На этом вторая из стоящих на столе бутылок чудесного вина закончилась. После этого мой друг, «испросив позволения у хозяев», отвел меня в комнату, чтобы «пару минут почирикать». «Чирикали» мы действительно недолго, никак не больше пяти минут. Я быстро закинул в сумку всё то, что мне могло пригодиться, и зашел на кухню предупредить хозяев о своей недолгой отлучке.

– Сейчас четырнадцать тридцать. Ждем тебя через три, максимум три с половиной часа, – строго сказал Петров. До двери меня никто не проводил, и я довольно долго крутил ручки незнакомых замков, пока не выбрался из квартиры.

– Сначала в спортивный магазин. Тут есть большой спортивный магазин? – спросил я у шофера «Шкоды», набирая на мобильнике номер Ленского.

– Арнольд, кажется, есть успехи, но нет полной уверенности. Будем проверять. Через пятнадцать минут я буду в штабе. Патрулирование пока не отменяем, – сообщил я в трубку.

Через два часа сорок минут я снова садился на переднее сидение «Шкоды». Сзади пристраивались два очень самоуверенных старичка с прекрасной осанкой, одетые в спортивные костюмы красного и синего цветов. Старички, разумеется, были между собой похожи, как однояйцовые близнецы. Красный, тот, что был на два часа постарше синего, заявил, что в гости с пустыми руками не ходят. Поэтому мы сделали короткую остановку у магазина «Продукты». Близнецы немного поспорили о том, сколько бутылок брать. Красный говорил, что две, а синий настаивал на трех. Мне это очень напомнило собственную внутреннюю полемику в аналогичных ситуациях.

Дверь в квартиру оказалось незапертой, никто так и не удосужился этого сделать. Мы зашли незаметно для хозяев и неожиданно появились на кухне. Содержание вопля Ивана меня несколько обидело. Увидев дядюшку Персика, он изо всех сил закричал: «Я так и знал, что ты жив! Мы с Аленой всё время верили!» Определенную компенсацию за обиду я получил, когда Иван увидел, что дядюшек двое. Орать Иван не перестал, но в его очередном вопле я услышал нотку недоумения. Дядюшки с энтузиазмом обнимали и целовали племянника и его подругу. Причем, с большим удовольствием, как мне показалось, они целовались с Аленой. К девице Поповой выстроилось даже что-то вроде микроочереди: синему пришлось немного подождать, пока красный налобызается. Петрову тоже досталось несколько стариковских объятий и пара хлопков по спине. Потом мы сидели за столом и пили водку, любимый спиртной напиток дяди Персика. Красный всё время осведомлялся, сколько сейчас времени, а я его успокаивал, говоря, что выставил будильник на мобильном. Часа через полтора прозвучал сигнал будильник. Красный напоследок кого надо облобызал, а кого надо похлопал по спине. Синему он сказал, что не прощается. Где-то я это уже слышал, подумал я, провожая красного взглядом на его последнем пути в ванную комнату.

Застолье продолжалось. Выяснилось, что пока меня не было, Петров успел подружиться и перейти «на ты» как с Аленой, так и с Иваном. Причем, называли они Петрова Ричардом. Я как-то видел паспорт Петрова, обычный общегражданский паспорт, который он себе выправил уже после омоложения. Я бы не удивился, если бы в графах имя и отчество стояли бы прочерки. Я привык к тому, что Петров – просто Петров. А там было какое-то обычное имя – не то Юрий, не то Владимир. Не помню. Зато помню, что та неудачливая граспесса, что принимала участие в секвенции, которая, как ей казалось, приведет к трехсотлетней заморозке, упомянула, что у Петрова есть примечательное прозвище – Лайонхарт. При совместном рассмотрении с именем Ричард это наводит на интересные мысли, рассеянно думал я.

Прошло еще десять минут, и Петров выпил на брудершафт с дядюшкой. Они уверили друг друга во взаимных симпатиях и поклялись в вечной дружбе. В это время я беседовал с Иваном и Аленой, уточняя неизвестные мне подробности их приключений. Прошло еще немного времени, и Петров, поглядев на часы, объявил, что уже восемь и гостям пора знать честь. Дядюшка порывался остаться, но Петров напомнил, что тот ему обещал приют на ночь. Передавая моему другу ключи, Иван что-то прошептал ему на ухо.

– Какой такой труп? Нет там никакого трупа! – с пьяным оптимизмом прорычал Петров. Потом, еще раз бросил взгляд на часы и абсолютно трезвым голосом добавил:

– Уже два часа и десять минут, как нет. И никогда не было. Понял меня?

Из машины меня высадили метров за пятьсот от дома.

– Чтобы не компрометировать, – непонятно объяснил мой друг, и «Шкода» поехала дальше.

Дверь я открыл с некоторым трудом: в споре о количестве бутылок водки победил синий, настаивавший на трех. Как только я зашел в коридор, ко мне метнулась неуловимо быстрая тень, и Хия повисла у меня на шее, осыпая моё лицо поцелуями.

– Где ты был? Я испереживалась вся, думала, что-то случилась.

Я аккуратно поставил рюкзачок на пол и погладил девушку по худенькой спине:

– Что со мной могло случиться? Водки, правда, пришлось выпить в интересах следственных мероприятий.

Хия отпустила мою шею и обиженно сказала:

– А я тут его жду. Сама – ни глоточка, ни кусочка. Ты, небось, сытый?

– Нет, ну почему же. С удовольствием составлю тебе компанию.

– Ты какое будешь – белое или красное? – спросила девушка, открывая наш огромный холодильник.

– Пожалуй, начнем с белого, – величественно ответил я. Мы с Хией чокнулись и я провозгласил тост за взаимность, так и сказал:

– Поднимем бокалы за взаимность! – мы снова чокнулись, и я отпил глоток. Тут стена кухни рванула зачем-то вниз, а перед глазами оказался потолок, который начал быстро тускнеть, пока ни сделался совсем черным.

Я был осужден за какой-то страшный и непростительный поступок. Я сделал что-то очень плохое. За это меня положили в стеклянный гроб и пустили мимо толпу. Вокруг гроба стояли огромные корзины с цветами, и из-за их тягучего удушающего аромата я совсем не мог дышать. Люди заходили в помещение через узкий проход, растекались вширь, но каждый хотел пройти поближе ко мне. Они проходили мимо меня и скрывались за дверью в противоположной стене. Каждый старался причинить мне страдание, но пока они не придумали, как мне навредить и только с ненавистью трясли меня за плечи. От этого моя голова болталась, мне было больно, но я не открывал глаз. Все знали, что, как только я открою глаза, они смогут придумать для меня новое мучение. Они кричали в самые уши: «Открой глаза! Открой глаза, Траутман!» Потом появилась Хия. Мне стало страшно – я знал, что она сможет заставить меня открыть глаза. Хия начала бить меня по лицу и рычать звериным голосом: «Открой глаза, Траутман!» И я решил открыть глаза, чтобы разом покончить с этим ужасом.

Я лежал на спине, а надо мной громоздился огромный Петров и тряс меня за плечи. Я понял, что это был не звериный голос, а голос моего друга и облегченно улыбнулся.

– И он еще улыбается! – возмущенно пророкотал Петров, – я тут, понимаешь, уже двадцать минут волнуюсь, а он, понимаешь, улыбается!

Я понял, что лежу на диване.

– Это ты меня сюда положил?

– Нет. Ты тут и лежал.

– А сколько сейчас времени?

– Ноль часов, тридцать одна минута, – доложил Петров.

– А где она?

– Клофелинщица-то? – хохотнул Петров, – сбежала, как и положено, прихватив твои вещички. Правда, кое-что тебе оставила, – и Петров протянул мне листок бумаги. На листке очень красивым почерком было написано: «Андрей, ты мне, в самом деле, очень понравился». Подписи не было. Ты мне тоже очень понравилась, Хия, подумал я и сел, спустив ноги на пол. Голова немного кружилась, но совсем не болела. Я попытался встать, и это мне удалось с третьей попытки, правда, с помощью Петрова.

– Коли встал, пошли на кухню, чай пить будем, – объявил Петров. На кухне вовсю кипел старый алюминиевый чайник. Кипел, судя по влажному воздуху, уже давно.

– Садись, – Петров заботливо пододвинул стул и придержал нас вместе со стулом, чтобы мы не упали. – Сидеть сам можешь?

– Могу вроде.

– Тогда я быстренько чаю заварю.

Я закурил сигарету из найденной на столе пачки. В голове, как ни странно, резко просветлело.

– А что вы делаете в моей квартире, молодой человек, в эту пору суток? – строго спросил я.

– Понимаешь, в полночь твой талисман послал запись изданных тобой за последние четыре часа звуков. Я догадался перемотать сразу в конец и был весьма обескуражен отсутствием павианьих воплей, которыми ты меня ублажал в последние две ночи. Отмотал запись назад и обнаружил, что все акустические свидетельства твоей жизнедеятельности пропали вскоре после того, как ты встретился с любимой женщиной.

– А что любимая женщина?

– Я же тебе уже говорил, сбежала с твоими вещами.

– Какими вещами?

– С белой пирамидкой и записками дядюшки.

– Взяла только одну пирамидку? – удивился я.

– Ага, только одну белую пирамидку. Девушка предпочла путешествовать налегке. Понимаешь, о чем это говорит?

– Не понимаю. У меня в голове сейчас по кругу птички летают. Причем, летают в вакууме.

– А говорит это, Траутман, о том, что мы имели дело с посланницей настоящих знатоков секвенций. Цветные пирамидки у них уже и так есть.

– Хию задержали?

– Да кто же такую красавицу задерживать будет? – удивился Петров. – Наоборот, девушке очень повезло. Сыскался добрый молодец на зеленой «Шкоде», который согласился за крупную сумму отвезти твою ниндзю аж до самой Москвы. Думаю, что и в Москве он ее не сразу бросит, а сначала отвезет к друзьям-товарищам.

– Ты, Траутман, побольше сахара клади, – посоветовал Петров, наливая мне в чашку абсолютно черный чай. Сахар, он при отравлениях – первое дело.

Я пил чай и смотрел на лицо своего друга. Несмотря на серьезное и даже скорбное выражение, было видно, что он собой очень доволен.

– Похоже, мир снова столкнулся с успешной многоходовой комбинацией Петрова, – размышлял я. – Амбициозные типы, вроде Ленского, Сухова, Хии и ее начальников, полагали, что ведут эту партию, а на деле оказались лишь шахматными фигурами, хорошо, если не пешками. А настоящий игрок был лишь один и, похоже, что партия подходит к концу. Но пусть я не двигаю фигуры и не определяю правила игры, мне хочется, по крайней мере, понимать, что происходит. Самое время немного порасспрашивать об этом гроссмейстера. Планами он вряд ли поделится, но пускай хотя бы часть своих ходов прокомментирует.

– С белой пирамидкой мне более-менее понятно. Напрасно я удивился твоей щедрости, когда ты поручил оживить с ее помощью Персика. Теперь от пирамидки никакого прока, – задумчиво сказал я, – патроны закончились. С золотыми монетками тоже все ясно – были, да все вышли.

– За кого ты меня принимаешь? – возмутился Петров, – что я – жадина-говядина? Я положил в сумку целых две золотые монеты из личных запасов, от сердца оторвал, можно сказать.

– Рецепт ты, конечно, тоже подменил? – предположил я.

– Какой смысл, если твоя подружка его прочитала вместе с тобой? – возразил мой расчетливый друг.

– А серебряные монетки? Неужели оставил те, что были?

– Монетки подменил, – покаялся Петров. – Что подменил, то подменил, – и подлил мне чаю. Я положил по рекомендации друга четыре ложки сахара и начал их аккуратно размешивать, стараясь не задевать стенок чашки. Всё это время Петров внимательно наблюдал за мной. Когда я закончил мешать, он уверенно произнес:

– Мне кажется, Траутман, ты что-то хочешь сказать.

– Хочу. Точнее, хочу предложить или попросить, если угодно. Давай я тебе скажу, что ты задумал, и, если угадаю, ты это подтвердишь.

– Н-у-у, Траутман, я много чего задумал.

– Спасибо. Вопрос закрыт.

– Извини, я согласен. Говори.

– Ты считаешь, что Хия принадлежит к группе, владеющей кое-какими секвенциями, но не имеющей отношения ни к Секвенториуму, ни к медведям. Так?

– Я об этом только что говорил.

– Ты предполагаешь, что из двух секвенций отражения их интересует та, которая может оживлять. Так?

– Так.

– Ты уверен, что для них важна не секвенция, а какой-то ее конкретный результат. Они знают, кого хотят оживить. Так?

– Верно.

– Ты всё устроил таким образом, чтобы у них ничего не вышло с оживлением, и они бы обратились к тебе за конкретной услугой, как это сделали дружинники. Угадал?

– Траутман, ты меня иногда поражаешь.

– А в качестве расплаты за услугу, ты намерен подгрести эту компашку, вместе с их собственными секвенциями, под свое железное седалище. Я имею в виду привлечь в Секвенториум, – Петров посмотрел на меня долгим и, как мне показалось, слегка озадаченным взглядом, по-стариковски пожевал своими сочными юношескими губами и произнес: