Текст книги "Искупление (СИ)"

Автор книги: LoudSilence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

========== Глава 1. ==========

– Ухаживая за магическим животным, вы в первую очередь должны понимать этот мир так, как оно его понимает. Не важно, насколько это существо опасно, важно лишь то, что вы в ответе за все его поступки. В ответе за то, каким оно станет, доживет ли до преклонных лет и сможет ли стать продолжателем рода. Человек – мерило всех ценностей в любые времена, Хагрид. Человек губит и созидает, воспитывает и развращает – в этом его природа, как бы относительно это ни звучало, – я перевела взгляд на утонченное перо в своей ладони, оценивая каждую прожилку, заканчивающуюся мягким материалом.

– Поэтому, если возвращаться к предыдущему вопросу, – да, я виню человечество за все то, что сейчас творится в мире магии с живыми существами.

Великан звонко смеется, несколько раз похлопывая в ладоши.

– Гермиона, тебя послушаешь – усомнишься в том, знают ли уважающие себя люди собственные права и обязанности относительно того мира, с которым взаимодействуют с самого рождения!

Я тяжело вздыхаю, зная, что этот разговор в любом случае не изменит того, что миллионы существ никогда не увидят солнечного света, запертые проклятыми коллекционерами и тиранами:

– Уважающий себя человек не всегда человечен. Мы увидели много тому примеров во время начавшейся в прошлом учебном году бойни. Не нужно далеко ходить: весь Азкабан – это сборище уважающих себя людей, – спокойно выдыхаю, стараясь не обращать внимание на то, как изменилась в лице некоторая часть слизеринцев за соседним рядом.

Некоторое время назад нам несказанно повезло. Министерство магии было вовремя проинформировано о начавшейся военной кампании Темного Лорда, поэтому всякое значительное кровопролитие смогло быть предотвращено заведомо до плачевных последствий, которые могли бы нас ожидать. Большая часть Пожирателей (Беллатрисе Лестрейндж все же удалось сбежать) была поймана и отправлена на пожизненное заключение в тюрьму особо строгого – как принято считать – режима. Среди них тот же Нотт и Люциус Малфой, сын которого прямо сейчас готов убить меня ненавидящим взглядом. Не от большой любви к отцу, я уверена, нет. Мальчик все еще не понял, что его страдания закончились навсегда, и – судя по всему – от страха продолжает держать щит кровного повиновения и долга аристократа.

Он не может сидеть молча и нагло выплевывает свой жалкий комментарий:

– Существуют животные агрессивные от природы, Грейнджер. Они убивают и без пагубного влияния человека, так что хватит находить оправдание всему, что движется и дурно пахнет. На это есть Уиз… – стараюсь прервать его до того, как Рон досмотрит десятый-на-первом-уроке сон и поднимет голову, услышав свою фамилию из уст хорька:

– В этом случае они искупают грехи собственной смертью. И, в конце концов, не всякое отродие зверя, Драко, – тоже зверь, – особо выделяю его имя, тонко намекая, мол, он не должен стыдиться того, что с отцом его связывают только кровь и годы, прожитые в одном поместье.

Тонко намекая на то, что война закончена и, кажется, пора взрослеть.

Замечаю, как Хагрид одобрительно покачивает головой. Остаток урока проходит спокойно ровно до тех пор, пока Гарри не бросает мне на парту записку – очередному первокурснику вывернуло желудок цветочным букетом.

Гневно сжимаю кулаки, не в силах справиться с нарастающим гневом. Берегитесь, Уизли, до конца этого года я от вас не отстану.

***

– Фестрал вас подери! – я буквально влетаю в гостиную, не сдерживаемая ни портретом Полной Дамы, ни Джинни, которая оправдывает своих бестолковых братьев так, как только может.

– Герм, подумай только, зачем тебе лишняя головная боль? Прошла всего неделя учебы, а ты уже в сотый-я-не-преувеличиваю-раз вынуждена тратить свои нервы на тех, с кем бороться бесполезно так же, как и пытаться улучшить зелье Невилла! – в глазах будущей Поттер каждый раз мелькает страх за мою жизнь, когда она понимает, что стычки с близнецами не избежать. И это досаживает больше, чем что-либо другое, потому что быть уверенной в моем проигрыше перед парой оболтусов – высшая степень если не недоверия, то точно безумия.

Джинни не может меня остановить, когда я начинаю обыскивать всю гостиную на предмет наличия вещественных доказательств и, возможно, самих близнецов. Под подушкой находится вырванный из учебника лист с амортенцией – вряд ли он принадлежит им, но что за негодяй мог так поступить со Святым Граалем знаний?!

– Скажи, разве тебе это не надоело? Они продолжают вести себя так, будто ничего не произошло! Будто не они перехватывали радиостанции и видели столько боли, сколько не могли себе даже представить! – меня распирает от негодования, язык чешется в который раз вылить им в лицо все, что я думаю об этом дряном бизнесе внутри школы, который бьет по моей репутации старосты с силой яростного торнадо.

Близнецам нужно образование. Вернувшись в Хогвартс на свой последний курс, они не только убедили сами себя, что лицензия для продажи вредилок – приз и фатум пройденных испытаний – как они называли экзамены, – но и утвердили свое звание злейших нарушителей школьных правил, которых только мог знать весь магический мир.

– Мне кажется, наша заучка Грейнджер ничего не поняла сама, – доносится с лестницы один из голосов, который еще несколько лет назад казался мне схожим с самой волшебной музыкой.

Музыкой, забирающейся под кожу, оставляющей на теле следы эйфории в виде мурашек.

Музыкой солнца и музыкой счастья.

Размеренный тембр, сладкие паузы, гласные, что тянутся, словно нуга, – безусловно, это Фред.

ФредФредФред. И стена между нами, которую разрушит разве что чья-то смерть или его исправительная колония для самых красивых и задорных нарушителей чужого покоя.

Быть с ним мне не позволит его расхлябанность. Ему же со мной – все остальное.

Как ни крути, а мечты юной Гермионы все же разлетелись по швам, не достигнув своего апогея.

– Мне казалось, уж ты-то поймешь, что жизнь продолжается! Что нам мешает дарить людям счастье? – он вальяжно спускается по лестнице, засунув руки в карманы и сверля мое застывшее тело парой искрящихся хитростью глаз. – Разве что только наглая староста седьмого курса, любящая лезть не в свое дело! – Фред опирается о стену спиной, зная, что я ничего ему не сделаю кроме нескольких выговоров.

– Ты прав, жизнь продолжается. И в этой жизни у каждого есть своя работа. Моя – защищать тех, кто страдает от ваших изобретений день ото дня! А ваша – не мешать жить и учиться остальным, будучи окрыленными идеей создания магазина – чего? – чертовых вредилок, Фред, просто-напросто!

– Грейнджер, не смей отзываться о смысле нашей с Джорджем жизни, как о каком-то никчемном мусоре! – он молниеносно ринулся ко мне, с достаточной силой сжимая мои руки чуть выше кистей обеими ладонями, отчего я сначала испугалась, а после вовсе не решилась показать боль от плохо заживших ран. – Если ты тлеешь в темном углу с очередной книжкой и ничего не делаешь со своей тухлой жизнью – это сугубо твои проблемы. Бьюсь об заклад, сложности обошли тебя стороной, поэтому не тыкай своим грязным бельем остальным в лицо! – он тяжело дышит, не в силах остановить поток выливающегося на меня дерьма, а я истуканом выслушиваю все до последней капли, осознавая лишь то, насколько жалкой себя ощущаю.

– Отпусти, – шепчу я и опускаю взгляд, проигрывая и этот бой, съедаемая диким отвращением и к нему, и к себе, а после вырываю ладони из разжавшихся кистей парня и направляюсь к выходу из гостиной, оставив его наедине с шокированной Джинни. Нужно обработать раны.

Мысли о том, что ему пришлось несладко на той арене, потревожат меня потом. Размышления о том, как каждый справляется с воспоминаниями, рвущими душу на части, придут также немногим позже.

А пока я буду отдаваться гневу, зная, что он однажды сведет меня с ума.

– Не пойми меня неправильно, – говорю я, стоя к ним спиной, зная, что непрошенные слезы обиды не нужны никому, – я пережила достаточно, чтобы чувствовать ответственность за каждого, кто меня окружает.

Направляюсь к Мадам Помфри: слишком много поводов, чтобы обходить медпункт стороной. Нужно пополнить запас слабодействующих успокоительных, чтобы спалось без назойливых кошмаров, отрывающих душу от плоти. И вновь взглянуть на главный позор всех аристократов этого мира, так каллиграфично выступающий на тонкой руке.

О стены пустого коридора с завидной ритмичностью отбиваются мои шаги. Хоть что-то война не забрала – место, которое можно назвать вторым домом. В корзину отправляются крупицы ментального здоровья, туда же летит моя чертова самооценка и незаменимое желание помочь всем, кому ты только можешь. Жизнь оказывается жестокой, когда ее саму берут на слабо, отвергая законы природы и базовые понятия человеческой совести.

Если однажды меня спросят, по чему я скучаю больше всего, я отвечу – по старой Грейнджер. Той, которая взахлеб читала книжки и не боролась с внутренним я, подсказывающим, что в реальном мире никогда не будет так спокойно и безопасно. Что реальные люди – слабы и эгоистичны, а парень, в которого ты можешь влюбиться по собственной неосторожности, никогда не поймет тебя в полной мере.

Потому что ты не признаешься в чем-то даже себе, не говоря уже о других людях. Потому что когда-то, в не самые лучшие времена, в тебя запустили заклинаниями и исцарапали на холодном бетоне. Потому что ты боишься саму себя за ту неимоверную ненависть, которую ощутила впервые в жизни, и слабость, раньше тебе не свойственную.

Просто раньше не предлагали проверить ее на прочность. Просто раньше ты жила в розовых очках, веря в то, что черная полоса куда менее продолжительна, чем самые светлые моменты жизни юной волшебницы. А реальность кричала об обратном в лицо, истощая на это все свои жизненно важные ресурсы.

Как теперь можно спать спокойно? Как теперь можно жить спокойно?

Я поежилась от мимолетного сквозного ветерка, открывая дверь в больничное крыло, замечая внутри помещения силуэт мадам Помфри, убедительно что-то рассказывающей сидящему ко мне спиной ученику.

– …вот видите, мистер Малфой, я же говорила вам, что эта настойка точно поможет избавиться от терзающих вас кошмаров! Побудьте здесь некоторое время – кто знает, какой побочный эффект может дать повышенная доза, – ее всегда спокойно-сосредоточенное лицо удивляло меня больше, чем вечное недовольство профессора Снейпа.

– А мне такое же можно? – я встряла в разговор, садясь через койку от сына Пожирателя, на что блондин смерил меня презрительным взглядом.

Что, хорек, тебе тоже пришлось несладко, и ты этого стыдишься?

– О, мисс Грейнджер, для вас у меня есть кое-что другое. Сперва давайте займемся вашими боевыми ранами, – она косо поглядывает на Драко, не догадываясь, что все происходило на его же глазах руками его же чертовой тетки.

– Спасибо за участие, мадам Помфри, но он знает, – женщина не меняет свое рассудительное выражение лица, сразу же понимая, что лучше не терять времени и сразу приступить к работе.

По Малфою видно, что он напряжен – даже когда бинты сняты, а я хмурюсь от жжения лекарственного препарата, он не роняет ни единой колкой фразы.

Не напоминает себе о худших днях в окружении семейки?

– Посидите пока так, мисс. Мазь впитается, а позже я сменю бинты. Сейчас вернусь с вашими, – она акцентирует внимание на этом слове, давая понять, что ее препараты – на каждого из обоих присутствующих разные, – травами.

Я замечаю, с каким недовольством он осматривает «гордое» «Грязнокровка» на моей руке.

– Наверное, понимаешь, что вряд ли получится снова обидеть тем, что так изящно выгравировано на моем теле и теперь уже сливается с моим нутром в полной мере? – хмыкаю я, стараясь юмором отогнать с глаз долой картины страшных минут жизни.

Малфой сглатывает и отводит взгляд, не желая мне отвечать.

– О ней что-нибудь слышно? – задаю я вопрос, давно интересующий и, к слову, мучающий каждую чертову ночь.

Он позволяет себе недоуменно посмотреть мне прямо в глаза, вероятно, не понимая, с какой целью я поднимаю тему, замалчивать которую – лучшее из решений.

– Нет, – наконец отвечает Драко, потирая переносицу. – Мать не знает, где даже может прятаться ее сестра, хотя все еще пытается всеми силами выйти с ней на контакт.

– А у меня получится? – неожиданно для себя задаюсь вопросом.

– Не мути воду, Грейнджер. На твоем месте, я не стал бы, – он встает с койки, вероятно, почувствовав себя немного лучше, и идет на выход, прекрасно осознавая, что мне не нужны никакие комментарии.

Хорошо, что ты не на моем месте, Малфой.

Откровенно говоря, иногда мне кажется, что мы в чем-то похожи. В то время я замечала, как он мечется между двумя огнями, и сделала несколько неутешительных выводов: Малфою всегда мало места в этом холодном аристократическом мире. Он по-своему любит Нарциссу, не позволяя ей раскиснуть после заточения Люциуса в Азкабан и побега сестры. Он по-своему импульсивен, когда из него не течет желчь привитой с детства ненависти к не таким, как он сам.

Вырасти он в нормальной семье, мы могли бы подружиться. Может быть даже, как брат с сестрой. Социальное воспитание не обманешь, но и с него однажды слетают все маски, обнаруживая человеческое нутро.

На деле: он параноик со стремлением к лучшей и куда более доброй жизни.

На деле: я неуравновешенная психичка, которая не всегда может и хочет понимать людей, оказавшихся в той же сложной ситуации.

Я могу понять Фреда. В этом году я вижу в нем не просто смельчака, плюющего в будущее, но повидавшего жизнь мужчину, который не может отпустить старую мечту. Да и мечта эта весьма и весьма привлекательна, за исключением единственного и самого важного «но»: я не позволю им разлагать дисциплину на моих глазах, потому что только в ней все еще вижу остатки спасения.

Спасения, в котором нуждаюсь сама.

Мадам Помфри перевяжет мне руку и отправит домой с целебным настоем, что поможет мне выжить еще одну неделю без кошмаров, пока не закончится сам.

Я в то же время буду рассчитывать на спокойный вечер, подчиненный четкому расписанию: руны, книги, несколько заметок о планах на будущую работу в Министерстве в отделе защиты магических существ. Никакие Уизли не потревожат мое с невероятной сложностью строящееся душевное равновесие. Никакой Рон, обязательно промямливший что-то о том, как он был глуп, когда меня упустил, никакие слизеринцы, для которых битва отзывается лишь глухим стуком по дереву.

Жизнь обязательно наладится. Ты только держи себя в руках, Гермиона.

Завешивай полог кровати, чтобы не разбудить соседок ночными криками, туго накладывай повязки, чтобы не чувствовать лишней боли, а лучше вообще не закрывай глаза.

Чтобы однажды не сойти с ума, как та, которая посмела разрушить все, что ты строила годами.

========== Глава 2. ==========

Возвращаюсь в комнату поздно ночью на правах старосты, предполагая, что ни у кого не будет претензий к Гермионе Грейнджер, ответственно выполняющей свою безошибочно важную работу.

Впервые за все это время обращаю внимание на то, что в Хогвартсе, кто бы что ни говорил, действительно страшно. И особенно ночью. Осмеливаюсь предположить, что страх сидит глубоко внутри, выжидая, когда опасность нападет со спины, усиленно пытаясь справиться с твоим брыкающимся во все стороны телом. Также предполагаю, что это лишь больная фантазия, с назойливым писком режущая острым кончиком по моему неокрепшему самосознанию.

Режет и дезориентирует, заставляя руки трястись и крепко сжимать волшебную палочку, чтобы защитить себя в первые же секунды ночного кошмара, при каком бы свете дня он ни происходил.

Сейчас мое чувство безопасно мало ассоциируется с безопасностью в целом. Любая тень, промелькнувшая в окне, способна мчать ноги к гостиной факультета; любой скрип, свидетельствующий о внушительном возрасте здания, уже гонит мурашки по телу.

И вот по моим вискам уже стекают капельки пота, и я торопливо вытираю лицо тыльной стороной ладони, шепча молитвы и срываясь на бег.

В один момент из моих рук выпадают книги, а я готова поспорить, что это сердце с таким грохотом обрушилось прямо у лестницы.

– Скулящая Мандрагора, – добегаю до входа в место, отмеченное гарантом «безопасно», и называю пароль, совершенно наплевав на сонный вид Полной Дамы, отплевывающейся, мол, «в такое время нужно греть постель».

Еще у входа вижу тлеющие лучики света, исходящие от камина. Пробираюсь к нему как можно тише, оседаю на пол и с чувством полного облегчения совершаю несколько громких вдохов и медленных выдохов.

Если так продолжится, то придется брать невероятное количество литературы на домашнее чтение – буду напрягать Рона и Гарри, потому что унести все, что мне необходимо, в одиночку не представляется возможным.

– Когда-нибудь умрешь в книгах, – вздрагиваю от неожиданно сорвавшегося за левым плечом шепота, но быстро беру себя в руки, создавая вид раскрепощенной безучастности.

– Давай, пожалуйста, без смертей, – отвечаю на колкую фразу Фреда, беспомощно смотря в одну точку перед собой. Парень обходит диван, усаживаясь рядом, прямо на пол.

– Судя по виду вбежавшей в гостиную Грейнджер, можно сделать один неприятный вывод: неплохо тебя жизнь потрепала, что ты стала бояться темноты, – выдает он неутешительный вердикт, вряд ли уверенный на все сто, что надавил на больное.

От него пахнет брусничным чаем. Я слегка опускаю взгляд, чтобы зацепиться боковым зрением за рукав темно-зеленого свитера так идеально сочетающегося с его теплыми глазами в любом освещении.

И я почему-то уверена: без любого освещения все, что угодно, идеально сочетается с его глазами.

Одергиваю себя на этой мысли, восхваляя всех покровителей бытовой телепатии за то, что ее не существует.

– Как известно, мы боимся не самой темноты, а…

–…а того, что в ней обитает, Гермиона, да.

Он молчит некоторое время, почесывая затылок, и неожиданно выдает:

– Я хотел извиниться. Джинни на эмоциях рассказала, что таится в твоей темноте. И зрелище это, как кажется мне, абсолютно безрадостное, – Фред грустно улыбается. Пытается сохранить веселость духа, но все же посматривает в сторону моих рук с некоторым интересом, будто бы пытаясь найти скрытую от его глаз улику.

Свидетельствующую против меня.

Мне же сказать нечего. Ком обиды застревает в горле. Отрезать бы язык Джинни. На время. Пока не осознает все ошибки, которые он совершает раз за разом, казалось бы, без ее вмешательства.

Приходится напомнить себе дневную перепалку, чтобы не оплошать и в этот раз:

– Я тоже хочу извиниться, – Фред заинтересованно поворачивает на меня голову, не пытаясь скрыть усталой ухмылки. Да, ты добился своего царского извинения, но не думаю, что выиграл.

– Однако от своих слов я не откажусь – ваши эксперименты слишком опасны для окружающих. И разбираться с этим – по долгу «службы» – мне. Я не смогу отвести вас за ручку к Макгонагалл, и не смогу обезопасить всех от покупки ваших изобретений, которые, я верю, однажды разорвут весь мир, – черт возьми, Гермиона, ты противоречишь сама себе, оказавшись в непозволительной близости с самим дьяволом.

– Я просто не могу спокойно смотреть на то, что разворачивается за пределами линии порядка. Это как медленное разрушение, – он морщит лоб, вероятно, понимая меня слишком превратно. – Прости, но мы не сможем мирно сосуществовать, пока ко мне будут обращаться дети, друзья которых снова отравились блевательными батончиками или поранились зубным фейерверком. Это слишком.

– Ты такая скучная, Грейнджер! – по-доброму шипит он, ожидая продолжения, которое ему вряд ли понравится.

Пропускаю замечание мимо ушей. Уже привыкшая и таящая обиду.

– Прости, но завтра я официально конфискую все, чем вы с братом орудуете в ваших комнатах-лабораториях. Спишу и при необходимости отправлю миссис Уизли, чтобы знала, чем ее сыновья занимаются под предлогом «получения образования».

– Ты ведь не посмеешь.

– Я сделаю все, чтобы защитить себя и… – он на выдохе встает с пола, бесцеремонно пиная одну из книг почти к самому камину, отчего мое сердце пропускает несколько ударов: и первый из них как беспокойство за него, и только следующий – за книгу.

– Значит, вот как? Защитить себя? Так наша староста – эгоистка, готовая пойти на все ради собственной наживы?

Фред, я готова пойти на все ради всеобщей безопасности.

– Думаешь, это спасет тебя?

Фред, меня спасает только твой запах, настои мадам Помфри и дешевые успокоительные из маггловской аптеки.

– Как дурак, извиняюсь перед ней, жду до самых потемок, наплевав на все, а она делает «свою работу» будто бы в отместку, лишь бы ей жилось хорошо!

Фред, мне живется очень плохо. И очень страшно.

– Редко встретишь зануду с завышенным чувством собственного достоинства и таким омерзительным характером, – выпаливает он на одном дыхании, ударяя о книжную полку кулаком, отчего сваливает на пол несколько статуэток, привезенных Нэвиллом от бабушки.

Он тяжело дышит и хочет уже окончательно меня покинуть.

Да, Фред. Здравствуй. Ты снова меня ломаешь, как в первый раз.

– Фред, ты снова меня не понял… – шепчу я сиплым голосом, надеясь, он расслышит.

– Исчезни. Грейнджер, – дает мне мысленную пощечину и поднимается в комнату, обрывая на полуслове.

Нам не привыкать сбегать друг от друга.

Я все так же остаюсь на месте, снова и снова убеждаясь в непростительной истине: стена между мной и Фредом все же непробиваема в своем шатком положении. От этого больно.

Однако еще больнее от того, что я буду прощать его тысячный и миллионный раз, сколько бы боли он мне ни причинил. Это абсолютно нелогично, неправильно и безрассудно: будто бы какая-то ошибка закралась в программный код моего жизненного кредо и стремится к рыжему ублюдку, не обращая внимания на острые пики льда, падающие к моим ногам и поражающие мелкими осколками каждый миллиметр души.

Мне приходится приложить большое усилие, чтобы подняться на ноги и подойти к пострадавшим фигуркам Невилла. Беру в ладонь одну из них, замечая небольшую трещину у основания. Однажды Фред Уизли точно сделает что-то подобное и со мной.

Если внутреннее самовозгорание не справится с этой задачей под пошлым «Сломай Грейнджер» куда быстрее него.

***

Тетушка Молли была рада тому, что друзья ее детей вновь собрались в их полном жизненной гармонии доме. Мое второе Рождество в гостях у огромной семьи Уизли обещало быть ознаменованным дружеским смехом и праздничным настроением. Все проблемы, ранее волновавшие нас, теперь казались такими мелочными на фоне широкого стола с разнообразными блюдами и высокой елки, прямо под которой красовалось больше дюжины подарков для всей семьи.

Меня всегда привлекал дом Уизли: с его глубокими креслами, обитыми цветочной тканью, обилием кухонной утвари, растений и даже книг – об уюте в нем кричало все. А еще там было очень светло. В какой уголок ни загляни – всегда можно откопать ночник или свечу, обхватив руками мягкую подушку.

Я всегда с радостью приезжала в гости к Джинни и Рону, с удовольствием изучала их семейные традиции и тонула в объятиях Молли и Артура. А с тех пор, как на первом курсе впервые встретилась с нежным взглядом смеющихся голубых глаз, я…

…утопала теперь уже во Фреде Уизли больше, чем в пуховом одеяле, что каждые каникулы выдавала мне тетушка Молли.

Однако в этот раз что-то было по-другому.

Что-то пряталось в его косвенных взглядах, в его скованности, когда я счастливо здоровалась с близнецами. В его шутках, которые теперь уже казались абсолютно неприятными в отличие от тех, что мне удавалось услышать совсем недавно.

Из его уст в тот вечер ни разу не вылетело мое имя. Только грубое ГрейнджерГрейнджерГрейнджер, которое отравляло воздух между нами одной лишь своей интонацией. Он пробовал мою фамилию на вкус и выплевывал, как недозрелый фрукт – невкусный и его недостойный.

– Грейнджер, вот о чем ты думаешь, когда учишь старшекурсников дисциплине? – вмешался он в мою тираду о соблюдении школьного устава.

Я думаю о тебе, Фред. О непонятных чувствах к тебе, но не с тобой.

– Ты ведь сама – та еще нарушительница, вспомни только прошлый год и подвиг вашей троицы!

– Это был вынужденный маневр, Фред! В остальном, я полагаю, каждый школьник должен….

– Должен-должен-должен… Ты хоть слышишь себя? Кто-кто, а мы с Дредом никому ничего не должны! – весело проронил он, сбегая по лестнице в комнату, чтобы принести очередное свое изобретение.

– Герм, не слушай его, ты же знаешь, что у близнецов на уме всегда что-то непонятное? – попытался подбодрить меня Гарри, иной раз замечающий мои полные вдохновения косые взгляды на одного из близнецов.

– Да, подруга, забудь о них! Эти оболтусы никогда не прислушаются к чужому мнению, будь это даже мамины нравоучения! – сказал Рон, наконец, прожевав очередной кусочек пирога, который удалось стащить в комнату.

Я лишь удрученно вздохнула, понимая, насколько друзья правы.

– Ну же, мальчики, хватит бегать по дому, когда здесь и так не протолкнешься! – долетел до меня голос миссис Уизли, явно недовольной поведением некоторых ее чад. – Дети, спускайтесь вниз, пора раскрывать подарки!

Настал тот момент, в предвкушении которого мое сердце замерло. Я спустилась в гостиную последняя, садясь на краешек дивана и с энтузиазмом рассматривая коробки под елкой, пытаясь найти те, которые подписаны моим именем.

– Эти твои, Герми! – Гарри передал мне сразу несколько увесистых свертков, отчего я почти завизжала от радости, на все сто процентов уверенная – это Рождество будет лучшим за все мои двенадцать лет. Маму с папой я бы увидела уже завтра днем, поэтому долго скучать по родным не пришлось бы.

Я развернула первую коробку, с предвкушением вдыхая запах. Книги, конечно же. Мне не нужно для счастья многого.

– Мы с Гарри и Роном долго выбирали, что можно подарить и… Так получилось, нам все же удалось найти это коллекционное издание маггловской поэтессы, о которой ты так много рассказывала, – смущенно проговорила Джинни, ожидая мою реакцию. Та не заставила себя долго ждать, когда я все-таки увидела название первого тома.

– Вы серьезно?! Ребята! – я закрыла ладошками рот, стараясь не разрыдаться от счастья. – Как вы только смогли… Это немыслимо! Спасибо вам! Спасибо огромное! – мои друзья облегченно выдохнули, точно зная – не прогадали.

Мы долго еще обменивались поздравлениями и всенепременными шутками, обсуждали, как тетя Молли смогла угадать любимый цвет каждого из нас, чтобы традиционно порадовать вязаными вещичками, и доедали еще одну партию печенья.

В какой-то момент я заметила, что мой подарок в глянцевой голубой обертке дошел до своего получателя, – Фред с нетерпением распаковал конверт и прочел название:

– «Веселость не порок, или как жить от души»? – он залился счастливым смехом, пытаясь отыскать подпись. – От Гермионы, – и впервые с такой нежностью произнес мое имя, что мурашки стайкой пробежали по всему телу.

– Мне показалось, такому ты точно обрадуешься, – смущенно произнесла я, потупив взгляд в ковер. На нем узоры сливались в красочных хитросплетениях, напоминая бутоны цветов на нашем заднем дворе.

– Спасибо, конечно, но, боюсь, тебе показалось, – мягко ответил близнец, направив палочку на увесистый томик с новеллами, и шепотом произнес заклинание из курса трансфигурации.

Книга молниеносно превратилась в розу, которую он закинул в рядом стоящую вазу одним уверенным движением.

Я слышала, как недовольно закашлялась Джинни, но не видела уже ничего из-за пелены не пойми откуда взявшихся слез.

– Фредерик Уизли! Во-первых, так поступают только подонки, на коих мой сын равняться не должен. А во-вторых, ты только что воспользовался магией вне школы, за что сейчас же будешь наказан! – закричала вовремя подошедшая Молли, гневно выжимая кухонное полотенце в руках. – Деточка, прости, этот хулиган вместе со своим братцем, – Молли презрительно смотрит на посмеивающихся близнецов, – получат по заслугам! А теперь давайте попьем чаю!

Джордж, проходя мимо, дружелюбно похлопал меня по плечу, мол, объясняясь: да, мой брат – тот еще слизняк. Ты прости его, если сможешь.

Друзья проводили рыжего негодяя хмурым непонимающим взглядом, а Артур лишь цокнул языком, перелистывая страницу газеты.

Фред, в свои четырнадцать ты казался мне таким мужественным. Лишь за улыбку, обращенную ко мне, я наивно готова была простить все вплоть до самого жестокого отказа.

Но как простить тебе эту подлость, Фред?

***

Замираю у входа, счастливо посматривая на наручные часы. 3:30 – оглашает циферблат.

Я не выдержала разлуки с родителями и трансгрессировала в квартале отсюда буквально через минуты после разговора с Фредом, успев лишь собрать часть вещей. Уснуть в Хогвартсе мне все равно вряд ли бы удалось, а тратить уже наступившие выходные, просиживая их в компании только лишь отравляющих мыслей, не хотелось. Рон старается жить с осознанием моего отсутствия в его любовном калейдоскопе и утешается свиданиями. Гарри в последнее время сильно озадачен своим будущим и пытается справиться с бременем навалившейся популярности, предпочитая проводить свободные минуты с любимой Джинни.

А родители точно обрадуются, когда осознают, что на столе стоит горячий завтрак, по дому рассеивается запах вкусного кофе, а я собственной персоной встречаю новый день на родной кухне. Ни тебе ранних подъёмов, ни бешеной дороги на вокзал с криками из серии «как же мы соскучились по своей девочке!»

Я знаю их, как облупленных. Каждое слово, каждый взгляд. Иногда мне кажется, что любое движение родителей отзывается во мне самой. Это говорит не природа. Любовь.

Та, которой полны их глаза каждый раз, когда я попадаю в поле зрения.

Скучала. С той самой секунды, когда пришлось уговорить их уехать в Австралию на продолжительный и такой необходимый отдых. После окончания войны мне не позволяли некоторое время выезжать за пределы Хогвартса, аргументируя это «факторами безопасности», о которой, к слову, – тогда – я не беспокоилась совершенно.

Получить звание героя войны – не удовольствие. Только незаживающая приставка к имени, которая в некоторых ситуациях все же пытается компенсировать полученную не единожды боль. Мне хватило всего лишь одной слезной встречи, чтобы сотрудники Министерства магии пообещали разобраться с моей сложной ситуацией. И, судя по скорому письму родителей, сообщивших о своем возвращении в Англию, у них это вышло достаточно неплохо.

Откровенно говоря, я не раз обдумывала возможность начать с ними все сначала. На самый плохой случай, при самых страшных обстоятельствах. Повезло, что все закончилось так, как закончилось.

Я все еще скупо надеюсь на конец этого кошмара, искренне не веря, что жизнь – иногда та еще сука.