Текст книги "Узы (СИ)"

Автор книги: Loftr

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Вам понравились северные мотивы? – спрашивает продавец, замечая взгляд юноши на самой крайней раскладке.

– Н-нет, – неловко отвечает Донкор, складывая руки за спиной. – Просто никогда прежде такого не видел.

– Думаю, вам больше подойдёт вот этот браслет с бирюзой, – советует продавец, указывая юноше на украшение. – Здесь присутствуют вязы счастья и обустройства личной жизни.

Здесь для Донкора было всё красивым, всё звало его к себе, чтобы взял, потрогал и, возможно, оставил у себя. Но… нет, эти северные мотивы, как сказал продавец, не особо ему нравятся, они как-то грубо смотрятся, хоть и завораживает взгляд. Юноша отрицательно мотает головой и подымает взгляд вверх, где сияет синим глаз Гора. Тонкие линии, серый и синий, словно действительно отображение утреннего неба и лучей луны. Продавец без лишних слов снимает ожерелье и протягивает Донкору, не боясь, что тут же убегут. В Кинополе не было принято воровать и не доверять людям, ведь знали, что за этим последует. Да и жрец, который стоял за спиной юноши, – говорило о многом.

Донкор дрожащими пальцами забирает протянутое ожерелье и как-то любовно проводит пальцами по плавным линиям ока. Наверно, дорого будет, а у него вовсе нет хеджи. Тяжело вздохнув, юноша уже хочет отдать обратно ожерелье, как чужая рука ложится ему на плечо, заставляя вздрогнуть.

– Тебе понравилось? – Менетнашт не сводит взгляд с Донкора, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Оно красивое, но… наверно, слишком дорогое. А у меня вовсе нет ничего чем я могу расплатится и…

– Тебе нравится? – с нажимом повторяет мужчина, перебивая лепетания Донкора.

Юноша слабо кивнул головой, смущаясь того, как выглядит сейчас со стороны. Наверно, слишком ребёнком кажется в глазах Менетнашта. Новая попытка вернуть ожерелье не увенчалась успехом – мужчина накрыл его руку своей, чтобы не вздумал этого сделать, и расплатился с продавцом, вовсе не спрашивая того о цене. А если дал больше? Или наоборот, меньше?

Донкор не понимал совершенно ничего, что происходит в этом городе. Почему люди такие доверчивые? Почему не обозлённые на всю жизнь, на других людей? Юноша подымает непонимающий взгляд на Менетнашта и открывает уже губы в вопросе, как жрец мягко забирает из его рук око Гора. Донкор как замер, так и стоял, позволяя мужчине застегнуть ему ожерелье. Чувство, словно попал в сказку, одну из, которые ему рассказывала мама. Просто не бывает ничего такого в реальности, тем более с ним. Юноша опускает взгляд на око, которое холодило его ключицы, и неуверенно прикасается пальцами. Определённо, он спит.

– Ты хотел что-то спросить у меня? – Менетнашт привычно перекидывает руку через плечо юноши и ведёт его подальше от суеты рынка.

– Зачем? Всё это… Зачем забирать меня из Гераклеополя? Зачем помогать и, тем более, делать такой подарок? – с нескрываемым негодованием спрашивает юноша.

И молчание в ответ. Если быть откровенным, то Донкор ждал ответа, а не просто… этого. В последнее время, пока сам юноша был безмолвным, он смог побороть в себе зачатки страха, когда рядом был Менетнашт. Нет, ещё остались осторожность и что-то, что напоминает смятение, но никак не страх. Просто как-то до него дошло, что, если бы хотели с ним что-то сделать, то уже давно пустили на органы для тёмных ритуалов.

Тяжело вздохнув, Донкор сбрасывает со своего плеча руку мужчины и старается держаться от него на расстоянии, не обращая внимания на взгляд Менетнашта. Да! Он решил более не быть тем забитым мальчиком, каким был, ведь его мама видела в нём только сильного юношу. И всё равно, что эта смелость у него закончится через несколько секунд, до первых слов Менета. Зато смог уже сделать первый шаг.

Молчание продолжает быть таким же тяжёлым, неприятным, и Донкор предпочитает лучше осмотреться. Дома обычных людей становятся всё реже, но вот трава на земле и высокие деревья предъявляют своё право на господство над этими территориями, скрывая довольно большую затоку, которая стала озером. Решив, что не дождётся ответа, Донкор ускоряет свой шаг, чтобы оторваться от Менетнашта.

Вода всегда привлекала его, особенно воды Нила, которые были столь спокойными. Мелкие волны, с трудом докатывающиеся до берега, полностью исчезали, когда находили преграду. Но Донкор с детства замечал, что стоит ему дотронуться до воды, как она словно ластилась к нему. Нет, не было никакой мистики, ничего ненормального, просто… Как кот, который прибежал потереться о тебя и снова убежал. Так и было с его рукой, с его телом, когда он опускался под воды Нила. Может, это было так со всеми, может, нет, но Донкор не видел ничего особенного в этом.

Юноша садится у самой кромки воды, где, на удивление, была зелень травы, и касается пальцами небывалого чуда. Дитя пустыни, почти, каждый вид на что-то зелёное, что растёт из-под земли всегда восхищало его. Протянув руку, Донкор опускает руку под воду и прикрывает глаза от прохлады, которая вновь льнёт к нему, хватает за пальцы, словно желая что-то рассказать, поделиться с ним. А если плыть вверх по Нилу, выйти за территорию этого озерца, то можно добраться обратно до Гераклеополя. Конечно, не сейчас, но когда-нибудь вернётся туда, где столько лет жил.

Донкор открывает глаза лишь тогда, когда слышит шуршание одеяний жреца рядом с собой, когда чувствует, как тот садится настолько рядом, что почти что касается его плеча своим.

– Некрасиво убегать, – безэмоционально говорит Менетнашт и поправляет съехавшую с плеча юноши накидку.

– Вы не ответили, непонятно куда привели, ничего не объясняете, – Донкор вздрагивает от прикосновения и, согнув ноги в коленях, упирается в них подбородком. – Я хоть и прожил меньше, чем вы, но не дурак, который не нуждается в ответах. Неведение – худшее зло, которое только есть в этом мире, и оно разрушает. Я только смог… смог после…

– Не нужно, – Менетнашт берёт руку Донкора, которая была не под водой, в свою и сжимает, давая поддержку. – Я не ответил лишь по той причине, что и так всё понятно.

О, значит, он глупый. Донкор тяжело вздыхает и освобождает свою руку. Если и так всё понятно, то отчего же он до сих пор, как слепец, который бредёт по пустыне без конца и края? Мысли плавно перетекают на странный сон, который уж слишком был реалистичным. Даже та пустота и обречённость в глазах других людей ощущается липким страхом где-то глубоко в нём. Словно… не сон.

– Когда я смогу поговорить с А… – Донкор обрывает самого себя, осматриваясь вокруг, чтобы не было никого рядом.

– Не волнуйся, это не Гераклеополь, где лишь за одно упоминания имя Бога могут посчитать сумасшедшим и издеваться. Здесь каждый человек несёт на себе груз знаний и прошлого, которое ценится более, чем богатства. Тайна, что передаётся из поколения в поколение, – она нерушима, неразглашаемая и за неё уж точно никто не будет считать другого ненормальным. Все равны, каждый имеет право голоса и лишь один собирает эти голоса, чтобы решить толковость и правильность.

– Тайна? – Донкор оживился и с нескрываемым интересом посмотрел прямо в глаза мужчины, чего ранее боялся.

– О, если ты действительно умеешь хранить секреты, – протянул Менетнашт, словно действительно говорит с пятилетним мальчиком, и тихо засмеялся на то, как Донкор недовольно наморщил свой нос. – Тебе уже известно о богах, но ты должен понимать, что… отчасти, они такие же, как и ты, как и все люди. Лишь больше знаний, с которыми пришло больше сил. Боги всегда среди нас, в человеческом подобии, скрываются, молча помогая тем, кто чист душою и поступками.

– Но раньше же они… правили здесь и помогали каждому, вне зависимости оттого, какой человек.

– Было так, – Менетнашт тяжело вздыхает и устремляет свой взгляд на спокойные воды Нила. – Всё поддаётся изменениям, время меняет события, людей, даже само себя. И это не стало исключением – все перестали верить в то, что действительно есть боги. Конечно, лишь маленькое зерно смуты было посеяно, но этого хватило. И Змей решил воспользоваться этим. Столько воевал безуспешно, а здесь такой шанс… Люди ухватились за лживые обещания, за сладостями грехов, которые им давались, забывая о том, что это не для них всё делается.

– Война… – тихо шепчет Донкор, вспоминая слова Анубиса, которые были обронены совершенно случайно.

– Именно, – Менетнашт утвердительно кивает головой. – Боги скрылись не только потому, что в них перестали верить, нет. Просто, чтобы победить Апопа и вновь загнать его в клетку, нужно быть на шаг вперёд. А это лучше делается, когда лишь крупицы выносятся на поверхность.

Непонятный страх, которые овладел им, когда имя Змея произнеслось вслух. Не может же это быть правдой, ведь… они бы все уже были мертвы. Или заклеймены рабством. Донкор отводит взгляд, опускает голову вниз и поджимает губы, шевеля пальцами под водой. Они уже и так рабы.

– С каждым годом становится хуже, люди более не слушают слов, увещаний, даже доказательства никакие не помогают. Лишь в последние пять лет ситуация, словно, остановилась. Но, знаешь, это лишь затишье перед бурей, не более.

Донкор вытаскивает руку из воды и подымает её вверх, растопыривая пальцы. Тяжёлые капли медленно стекали на мизинец, срывались вниз и разбивались о тихую, тёмную гладь, пуская небольшие волны. Затишье перед бурей… Война – неизбежность. Юноша, раньше не задумывающийся об этом, сейчас остро понимает, что выйдет только один победитель в грядущей схватке и Змей, явно, сейчас куда сильнее, чем как говорится в рассказах. Донкор лишь надеялся на то, что боги – не дураки, о Ра, да простят его за такие мысли, и смогут найти какой-то выход, спасение для всего мира.

Задумчивый, отрешённый взгляд перебегает на Менетнашта, который уже встал и протягивал ему свою руку. А откуда он знает? Вряд ли жреца просвещали бы сами боги в такие тонкости. Юноша отгоняет от себя эти мысли, понимая, что он, ничего не понимая, не может ничего судить. Донкор тяжело вздыхает и вкладывает свою руку в чужую с потаённой надеждой, что ему всё же не соврали.

Комментарий к Глава 12. Новый мир

Группа: https://caanput.blogspot.com/

========== Глава 13. Одурманенный ==========

alt-J – Deadcrush

Пир… Вроде бы столь простое слово, но даже звучит интересно. И пугающе. Донкор вовсе забыл об этом пире, бродя по дворцу Менетнашта. Юноша до сих пор не мог поверить, что всё это происходит с ним. Смерть и радость, боль и новая жизнь – ленты сплелись друг с другом так тесно, что он не мог отделить хоть кусочек. Не мог поверить и в то, что у жреца свой дворец, ведь в Гераклеополе… Нет, не стоит сравнивать тот ном, с этим, где всё совершенно по-другому.

Медленно ходя по коридорам, заглядывая в разные комнаты, где были открыты двери, Донкор удивлялся тому, насколько же много разных заклинаний, если это они, было прорисовано на стенах и на потолке. Редкие слуги, тишина и покой, который закрадывается в само сердце. Ему казалось, что знает этот дворец, как свой собственный дом, даже ни разу не заблудился. Трапезная удивила его тем, что на столах, по словам слуги, постоянно стояла еда, ведь «жрец Менетнашт не единственный, кто здесь пребывает». И Донкору впервые стало интересно познакомится самому с другими жрецами, чтобы и они ему что-то рассказали.

По дороге обратно Донкор продолжал рассматривать рисунки и вчитываться в каждое слово, запоминая и не обращая ни на что внимания. Жизнь, Нун, Осирис… И когда стена сворачивает в другой коридор, заканчивается, Донкор не успевает остановится, чтобы не врезаться в женщину. Довольно ощутимый толчок в плечо, из-за чего юноша практически падает на пол, но успевает чудом сохранить равновесие. Но… они даже не столкнулись. Удивлённо Донкор рассматривает женщину, от которой веяло яростью. Тёмные глаза, где не было ни капли добра, алые губы, которые некрасиво искривились в насмешке, длинная шея, словно перед ним чудесная птица, и грудь, что почти не скрывалась белой тканью… Он поспешно подымает взгляд вверх обратно на лицо женщины, которая, фыркнув, развернулась и продолжила свой путь. Странная, но Донкор всё равно смотрит ей вслед, как она сворачивает в очередной коридор и белый шлейф летит за ней. Не могла же эта женщина толкнуть его, расстояние было довольно большое, да и руку не подымала…

Покои встречают его тишиной. Донкор, когда они шли обратно во дворец, поинтересовался у Менетнашта, почему в столь большом дворце, где явно не одна спальня, они вынуждены сосуществовать вдвоём в одной. О, видели бы боги, как он смущался, произнося такое, но жрец, не пряча усмешки, ответил, что все другие покои просто заняты. Слабо верилось, конечно.

А потом в эти покои ворвалась служанка довольно немолодых лет и плотной комплекции. У Донкора не повернулся бы язык назвать кого-то жирным, но здесь… Хекет, как представилась женщина, положила на кровать слишком большую стопку ткани и стремительно, не смотря на свой возраст, проворно подошла к юноше, пытаясь его раздеть. Первые несколько секунд прошли в замешательстве, но когда стали развязывать схенти, то Донкор с невнятными выкриками отпрыгнул назад, держа руками ткань, которая упорно съезжала вниз. Чтобы его… так… Безобразие! Он всё Менету расскажет и…

– О вразумительный Тот, – Хекет мотает головой и указывает пальцем на самую крайнюю ткань. – Это первым надень, – с причитаниями о том, чего она там не видела, женщина поворачивается к Донкору спиной, чтобы не смущать и без того перепуганного ребёнка.

Ненормально же так лезть и раздевать. Или у знати так принято? Юноша берёт указанную ткань и не сдерживает удивлённого и чересчур громкого выдоха. Никогда он ещё не держал в руках что-то столь мягкое. Неужто ткань бывает такой? Завязав белоснежное схенти на бёдрах, Донкор недовольно поджимает губы – слишком короткое даже для него.

– Я уж думала, что ты заснул, – беззаботно бросает Хекет, без разрешения поворачиваясь лицом к юноше. – Да кто же так завязывает узел? Всё же выпирает и портит столь идеальную фигуру.

Сквозь смуглость кожи проступил румянец и Донкор смущённо отвёл взгляд в сторону. Почему слуга позволяет себе вести себя так с кем-то? Нет, не то, чтобы он против, просто уж слишком развязное поведение. За мыслями юноша не замечает, как ему перевязали схенти, как поверх замотали ещё одно, более светлое, если белый может быть каким-то другим, на котором, если присмотреться, видны перья из бежевого бисера. Сверху ложится ещё одно – прозрачное, которое доходит до самого пола и оттеняет эти перья, делая их словно настоящими. Мягкие сандалии дают такое чувство, словно он вовсе босиком.

Донкор не понимает, с чего это всё – одежда, служанка, которая сейчас заплетала мелкие косички, закрепляя их такими же белыми шнурками, как и схенти. Он же простой человек, которого просто забрали из Гераклеополя по его же согласию, почти по его инициативе. Почему же он такой недалёкий?

Попытка выйти в коридор не увенчалась успехом. Донкор только открыл дверь, как стражник стал пред ним, предъявляя, что жрец запретил выпускать его до прихода мужчины. Было странно. Нет, не так. Было чересчур странно, ведь он же не пленник и ничего не происходит в городе, чтобы его держать под замком. Юноша не понимал! Не понимал совершенно ничего. Ни в отношениях между ним и Менетнаштом, ни в том, что от него потребуют потом, ни в чём не было понимания.

Донкор ходил из угла в угол, звеня браслетами на щиколотке и предплечьях. Надо выяснить у Менета, что происходит, надо подавить своё смущение и задать вопрос в лоб, потому что… потому что это было всё слишком ненормально. Прозрачная ткань верхнего схенти развивалась от каждого порывистого движения, косички перестукивались бисеринками, которые вились за шнурками. Это всё было не по нему. Донкор привык к простой одежде, к единственному украшению – браслету, который сделал мама, привык к твёрдой кровати и прохладе ночи, привык к одиночеству, а не горячим поцелуям, которые тревожат странные мысли.

Менетнашт заходит в покои вместе с наступлением сумерек и останавливается на пороге, созерцая юношу. Последние лучи Атона касаются в последний раз за сегодня лица Донкора, подчёркивая тени, что создавали новое лицо. Жрец склонил голову к плечу, словно хищная птица, что нашла свою добычу. Чтобы ему не говорила Зэма, но Донкор был красивым, был жемчужиной Нила, которую он отыскал.

– Почему мне запретили выходить? – налетает на Менетнашта небольшой ураган, стоит только Донкору увидеть мужчину.

– Потому что ты мог потеряться среди толпы, и я бы тебя даже днём с огнём не нашёл.

– Но это несправедливо! – не сдерживает себя Донкор, накрученный за эти часы ожидания. – Мало того, что меня служанка пыталась переодеть, полностью, так ещё и вы не предупредили, что после я не смогу выйти даже свежим воздухом подышать. Это…

– Ты мог выйти во внутренний двор, – перебивает юношу Менетнашт и не сдерживает улыбку, замечая его потерянный взгляд. – Позади тебя арка, закрытая вуалью.

Донкор открывает рот, но не может ничего сказать, потому что… Потому! Его не слышат, на него непонятно как обращают внимание и непонятно чего хотят. Он сходит с ума от противоречивых чувств, которые терзают его, которые заставляют смотреть на мир совсем не так, как привык. И хоть бы объяснили, хоть бы как-то подтолкнули к правильному ответу, решению или к чему-нибудь, но…

– Почему вы не предупредили, что я должен быть пленником?

– Уволь, ты вовсе не пленник, – Менетнашт подходит слишком близко к юноше, нависая над ним. – Я же уже объяснял тебе…

– Как?! – не выдерживает Донкор и тут же опускает взгляд вниз, пристыженный своим поступком. – Вы говорите слишком непонятно, говорите совсем другое, когда я спрашиваю третье, а сейчас выясняется, что я просто глупое дитя, которое ничего не понимает. Когда вы были в Гераклеополе я верил вам, вашим словам, что вы действительно просто проверяете то, что вас интересует, но после смерти матери вы просто взяли и весь мой мир сломали. Бескорыстная помощь, не дали через пару дней уйти в Дуат и сейчас я в Кинополе. Так просто не бывает и вам действительно что-то нужно.

– Ты всё сказал? – слишком холодно интересуется Менет и складывает руки за спиной. – Я решил взять тебя в свои ученики.

Ученик? Как это?.. То есть… Донкор, не моргая, смотрел в глаза жреца, пытаясь понять – шутка ли или просто издевается. Насколько он знает, то в ученики берут с самого рождения, а он уж слишком старый для того, чтобы чему-то научить.

– Неужто ты и сейчас не веришь мне? – Менетнашт ловит пальцами косичку Донкора и легко дёргает, словно проверяя что-то для себя. – Я узнал тебя за эти дни куда лучше и считаю, что ты действительно хорошая кандидатура на ученичество.

Ученик… Донкор несколько раз повторил это простое слово в мыслях, пробуя, смакую и втайне даже от самого себя радуясь, что именно его кандидатуру взяли на такую роль. Возможно, очередная ложь, чтобы скрыть что-то большее, но юноша хотел верить тому, что ему предоставили. Ученик – гордо и высоко, ученик – знание и уважение.

Юноша, увлечённый своими мыслями, уже вовсе не обращал внимания на то, что ему говорят, что его уже давно вывели из покоев и повели куда-то по коридору. Если сам Менетнашт будет учить его, то он будет знать куда больше, и не просто в теории, а на практике. Возможно, побывает в других государствах, увидит то, о чём говорил жрец, прикоснётся до чужой религии, культуры, чтобы познать для себя что-то интересное и полезное. Конечно, слишком уж сказочно это звучит, но и раньше он не мог себе помыслить, что встретит когда-нибудь самого Анубиса, что будет у него под защитой… Под защитой самого Бога! Но если бы ему дали шанс прожить свою жизнь заново, Донкор сменил только один аспект – вернул бы к жизни маму.

Удивительно – юноша более не чувствовал, как щипает глаза от слёз, когда он вспоминал свою мать. Время лечит, если есть кому тебе это показать. Сам бы Донкор давно бы пошёл следом за той, кто дал ему жизнь, потому что… Нет! Он поклялся себе, что более не вспомнит те мысли, что одолевали его в первые дни после смерти.

Громкая музыка, чужие голоса, которые сливались в один сплошной шум, врывается разгорячённым лезвием в сознание. Донкор вздрагивает и замирает на пороге, смотря на веселившихся людей. Свет огня отбивался от каждого украшения, которые начинали сверкать так, как и при лучах Атона, разнообразные одеяния, которые казались куда дороже, чем все драгоценные камни. Слуги плавно обтекали гостей, разнося напитки или забирая ненужную посуду, о чём-то шептались в самом непримечательном углу. В воздухе витал слишком соблазнительный запах еды и Донкор морщится, когда в животе начитает громко урчать. Благо, музыка играла довольно громко, чтобы удовлетворить гостей, чтобы музыкантов не выгнали и не оставили без еды, без крова.

Менетнашт кивает головой юноше, чтобы он следовал за ним, и скрывается среди людей слишком быстро. Неуверенно, Донкор делает первый шаг вперёд и девушка, бросив на него взгляд, отходит в сторону, чтобы пропустить. Странно, непривычно, и юноша опускает голову, догоняя жреца. У одних поведение к нему отрицательное, даже ярость возникает ни с того, ни с сего, у вторых какое-то холодное почтение… Нет, он абсолютно не понимает людей. И не хочет, потому что они приносят слишком много боли, когда пытаешься разобраться.

Чужая рука хватает его за запястье и тянет за собой, виляя между людьми, словно песчинка на ветру. Менетнашт ведёт за собой юношу, который явно уже собирался потеряться. Формальная часть пиршества – представить своего будущего ученика номаху, чтобы Донкору был свободный путь в библиотеку и не выставляли из нома. Кинополь – закрытое государство в государстве и к незнакомцам относятся с подозрением. Если они ничего не делают, не приносят пользы для нома, то дорога им обратно или же в пустыню, которая погребёт новых путников под своими песками с великим удовольствием.

– О, наш высокоуважаемый жрец пожаловал, – с добрыми нотками в голосе тянет мужчина, подымаясь с подобия трона.

Донкор сильнее жмётся к Менетнашту, не слыша того, что говорит мужчина, когда взгляд натыкается на женщину, которую он встретил тогда в коридорах дворца. Ненавистный взгляд, взгляд полный отвращения и всё только обращено на него. Юноша второй рукой сжимает предплечье Менета, чтобы привлечь внимание к себе, и попросить уйти отсюда, где его, кажется, уже несколько раз убили взглядом.

– Зэма, перестань пугать столь милого мальчика, – приторно сладкий голос мужчины привлекает взгляд Донкора к себе.

Мужчина в комплекции, да даже более дорого выглядит, чем все здесь, вызывал уж слишком неопределённые чувства: вроде бы и добряк, а вроде бы есть что-то во взгляде такое, что отпугивает и заставляет держаться на расстоянии.

– Представишь нас? – мужчина переводит вопросительный взгляд на Менетнашта, а после вновь на юношу.

– Это Донкор, мой ученик, о котором я вам рассказывал сегодня с утра. Донкор, это Уомукота – номах этого города, – Менетнашт бросает предупреждающий взгляд на женщину и кивает головой в её сторону. – Это Зэма – тоже жрица. Не обращай внимание, она всегда на всех так смотрит, словно желает скорейшей смерти.

– Чего ещё можно было ожидать от тебя, Менетнашт, – холодно бросает женщина и оставляет их одних, скрываясь в толпе людей.

Донкор хочет спросить, нормально ли это, может, проблема какая-то действительно в нём, но просто вздыхает. Потом спросит, наедине, если не забудет. Менетнашт говорит что-то Уомукоте, полностью забывая о юноше, который жмётся к нему из-за страха неизвестности. Первый его пир со столь знатными людьми, взгляды, которые гладят его по коже, но стоит посмотреть ему в ответ, как тут же пропадают, словно и не было.

Его посадили за стол рядом со жрецом и предложили странный напиток. Вкус, словно множество разных ягод, которые он пробовал в своей жизни, касаются его языка, оседают на самом кончике и раскрываются причудливым букетом. После нескольких глотков сладкого напитка Донкор чувствует, как становится чересчур жарко и весь мир вокруг представляется таким ярким, красивым, нужным, а какой он сам сейчас нужен всему этому миру.

Большая часть пира не запоминается ему, вовсе теряется, словно кто-то щёлкнул пальцами и погнал время вперёд, как бешенное животное от своего двора. Донкор смотрит во все глаза на Именанда, который был оплетён какими-то тёмными нитями, что рассыпались на мелкие песчинки, стоило им прикоснутся к кому-то или чему-то. Но стоит парню подойти к нему и пригласить вместе разделить столь приятное празднество, как всё исчезает и Тень становится привычным… собой.

В своей жизни Донкор никогда не танцевал и, если бы его спросили, думал ли он, что делает, соглашаясь на предложение Тени, то юноша с уверенностью сказал, что нет. В тот момент он вообще ни о чём не думал, ведь ему было так хорошо. И поднесённое чувство прекрасного поглотило его с головой. Музыка врывалась в само сознание, оплетало его тело, дарило чувство тех правильных движений, которые Донкор тут же показывал другим… Нет, только миру и себе, наслаждаясь разлитым по телу теплом. Рядом постоянно крутился Тень, что-то со смехом говоря ему. И что странное, Донкор отвечал ему, смеялся в ответ и вовсе не смущался, ведь просто не понимал до конца, что происходит.

Кто-то довольно грубо хватает его за предплечье и тянет подальше от толпы. Юноша пытается что-то сказать, даже порывался закричать, но смех жреца успокаивает его. Дворец сейчас кажется таким пустым, по сравнению с тем, что творится во дворе. Странная усталость касается его тела, когда Донкор в силах различить знакомый коридор. Столь быстро и так… смешно. Юноша подавляет в себе этот странный смешок и с тихим ойком врезается в спину Менетнашта, когда тот останавливается, чтобы открыть дверь.

– Прстте, – заплетающимся языком произносит Донкор и всё же не сдерживает смешка.

– Тебе нельзя пить, – как-то устало произносит жрец и пропускает в покои юношу.

Пить? Он пил?.. Что он делал? Мысли не держаться в голове даже и секунду и Донкор на нетвёрдых ногах подходит к кровати. Словно тело выполнило миссию – юноша падает на мягкую перину и шумно выдыхает. Хорошо, хорошо так, что даже не сразу замечает, что его переворачивают на спину и развязывают схенти. Сейчас, кажется, ему было бы всё равно даже на то, если бы явился Анубис и стал отчитывать его за то, что ничего не сказал и не являлся к нему. Совершенно детские мысли прерываются, когда что-то мягко гладит его бёдра, свободные от ткани схенти, перебираются на внутреннюю сторону, чтобы развести ноги шире.

Менетнашт потерял голову в тот момент, когда Донкор упал на кровать и его схенти задралось. Устроившись между юношеских ног, мужчина гладил столь нежную кожу бёдер, наслаждаясь лёгкой дрожью, которая приходила вместе с прикосновениями. Не нужно было ему пить, ведь блеск в глазах и столь смазанные движения в танце толкнули жреца ближе к краю.

Кончик носа ведёт линию по внутренней стороне бедра до паха, и Менет, на пробу, коснулся горячим, длинным поцелуем выпирающей косточки внизу живота. Непонятный звук и Донкор сжимает пальцами покрывало. Странные чувства, ощущения, что ни разу не были у него. Менетнашт, улыбнувшись краешками губ, обхватывает пальцами пока ещё вялую плоть юноши и начинает медленно двигать рукой.

Донкор дёргается в сторону, пытается свести ноги от непонятных чувств, но в следующую секунду длинно стонет, когда что-то влажное и горячее ведёт длинную линию по его члену. Это странно, ещё никогда такого не было, но… Новый стон, более высокий, когда горячее кольцо смыкается под головкой и медленно спускается вниз, охватывая всю длину. Донкор, откинув голову назад, пытался понять затуманенным разумом, что происходит, но огненный комок внизу живота сжимается, становится слишком тугим.

Медленные движения, каждый раз почти полностью выпустить со рта плоть, и снова вниз, более резко и быстро. Менетнашт пытался доставить Донкору как можно больше удовольствие, которое он получал впервые в своей жизни, желал услышать, как можно больше стонов, слишком высоких и тонких. И какого же было удивление, когда дрожащие бёдра стали пытаться податься навстречу, чтобы получить больше наслаждения, чтобы вокруг его плоти сжались горячие стенки горла куда сильнее и забрали это тянущее чувство внизу живота.

Громкий вскрик, когда губы с силой смыкаются под головкой и кончик языка надавливает на влажную дырочку. Горячая вязкая струя ударила ему в нёбо и Менетнашт проглотил всё семя до последней капли. Выпустив со рта плоть юноши, жрец приподымается на руках и хмурится от вида Донкора.

– Лисёнок? – Менетнашт поддаётся вперёд, нависая над расслабленным телом. – Донкор, – тихий смех и мягкий поцелуй в уголок губ заснувшего юноши.

Комментарий к Глава 13. Одурманенный

Зэма: https://caanput.blogspot.com/2017/08/13.html

========== Глава 14. Совет ==========

Донкор проснулся как-то резко, словно его кто-то вытолкнул из воды, в которой он нежился во сне. Всё тело приятно тянуло, тяжесть и нега, а ещё странное чувство чего-то сладкого, что тут же тонет в тупой головной боли. Она охватывает его, словно какая-то косынка из металла, что сжимается с каждой новой осмысленной мыслью.

Юноша хочет вернуться обратно в сон, где просто плыл на волнах бескрайнего моря, где вода обволакивала его, укрывала собой и дарила чувство полного наслаждения. Он тянется вперёд, желая обнять подушку и снова заснуть, как тут же упирается во что-то твёрдое. Секундное промедление, которое тут же отзывается новой вспышкой боли в голове, и Донкор приоткрывает глаза. Грудь… Значит, Менетнашт. За те дни, что он провёл в покоях у жреца, юноша уже привык к тому, что он просыпается рядом с Менетом, поэтому сейчас… Юноша попытался отодвинуться от мужчины, но резко замирает, когда лёгкое одеяло тянется следом за ним, открывая полностью обнажённое тело. Что… Донкор подымает одеяло и резко опускает его вниз. Голый… тоже… Что произошло?

– Надо было меньше вчера пить, – бархатный голос у самого уха, когда на лице Донкора отображается непонимание.

– Но… я… мы…

– Ты заснул, – сокрушённо протянул Менетнашт и поднялся с кровати, не смущаясь своей наготы. – Так что не волнуйся за свою невинность.

Ч-что только что сказал Менетнашт? Не может же быть вообще такого! Он не… и Менет не… Нет! Донкор садится и заматывается в одеяло, отчаянно-шокировано смотря на мужчину, который, не спеша, повязал на бёдрах схенти. А если бы он не заснул? О Ра, о чём думается сейчас?!

– Ты выпил только один бокал вина и тебя сразу же развезло, – принимается пояснять мужчина, подходя к столику за водой. – И когда Тень потянул тебя посмотреть Кинополь при свете звёзд, я вернул тебя в покои, – Менетнашт садится на край ложа и отдаёт юноше кубок с водой.