Текст книги "Узы (СИ)"
Автор книги: Loftr
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Менетнашт вдыхает на полную грудь пока ещё прохладный воздух, который снова не раскалился под невыносимой жарой. Может, съездить к нему? Всё равно нечего делать в этом дворце. Свою миссию он и так давно сделал, основное же дело ещё лежит тяжёлым грузом на плечах.
– Здесь не место для посторонних, – раздаётся за спиной грубый голос.
Лизимба. Но мужчина слышал его тихие шаги ещё тогда, когда шёл сюда. Хороший воин, лучший из всех смертных, что он видел. Но обмануть или остаться в неведении рядом с ним невозможно.
– Тогда что же ты здесь делаешь? – Менетнашт поворачивает голову в сторону и из-за плеча смотрит на подходящего к нему начальника стражи.
– Чтобы вывести тебя отсюда. Несмотря на то, что ты жрец, несмотря на то, что Его Величеству нравятся твои фокусы, ты всё равно не имеешь право быть здесь. Я вынужден тебя проводить отсюда.
– Не волнуйся, я сам найду выход.
Поверхностная улыбка касается губ Менетнашта и он разворачивается, чтобы скрыться в темноте коридора, из которого и пришёл сюда. И вновь тихие шаги за спиной, которые преследуют его. Мужчина может лишь рукой махнуть и тени завладеют Лизимбой, не давая ступить и шага, но Менетнашт останавливается – останавливаются и шаги.
– Раньше ты был не столь подозрительным. Видимо, стареешь, – жрец поворачивается лицом к Лизимбе и подымает уголки губ в лёгкой улыбке.
– А ты нет. Я помню, как мы с отцом ездили в Кинополь, и там был мужчина, который красотой затмевал всех ранее виденных миловидных дев, даже саму жену Его Величества. И его красота вовсе не поблекла со временем, лишь волосы стали чернее самой ночи, как и глаза, а кожа стала схожей на молоко, – Лизимба подходит впритык к Менетнашту, словно пытаясь получить ответ в его глазах, отыскать то, что вот столько дней, лет его беспокоит.
– Я жрец, всякое бывает. Омолаживаюсь каждый год, кровь девственниц и самых лучших воинов, – безразлично отвечает мужчина и пожимает плечами.
– Я видел жрецов! И они стареют так же, как и все люди! Кто ты?!
Лизимба пытается схватить Менета за плечи, чтобы хоть как-то вытрусить из него ответ и сбить эту противную улыбку с губ, но мужчина уворачивается и словно растворяется в тенях. Начальник стражи осматривается вокруг, кладёт руку на меч в ножнах, чтобы набраться уверенности, но вздрагивает, когда тихий голос со странными рычащими нотками раздаётся отовсюду.
– Не стоит лезть в то, во что потом не поверишь.
***
Донкор сидел дома и не знал, чем себя занять. Когда начался дождь, то он радовался ему, словно мальчишка, радовался тому, что Атсу разрешил ему идти домой, ведь всё равно мало что можно сделать на плантации. Дождь был спасением, ведь целых два месяца палило солнце. А сейчас, видимо, Атон сжалился над ними, позволяя небо затянутся тучами и разрыдаться над их землёй.
Когда юноша вернулся домой, то застал свою маму в кровати, которая из-за такой смены погоды даже не могла подняться на ноги. «Со мной всё в порядке, – заверяла она своего сына. – Просто голова немного болит». Голова болит… А у него из-за волнения сердце уже который месяц не перестают сжимать тиски.
Сейчас же Донкор старался сидеть как можно тише и размышлять о своём, чтобы не потревожить спящую маму. Каждый взгляд на чёрную метку заставлял счастливо улыбаться и вспоминать Анубиса, который так легко дал ему защиту. И стоило, конечно, переживать, волновать, отказываться от всего, ведь это же бог Дуата, сам судья, однако… Он не хотел. Да, Донкор не хотел от всего отказываться. Не имея полноценного внимания к себе, не в силах поделится с кем-то тем, что накипело внутри, а мама просто не поймёт, Донкор был готов на такое, готов на то, чтобы всю жизнь общаться с самым опасным богов из всех. И был ещё Менетнашт, с которым просто было хорошо проводить время, который так много всего знал. А его внешность… Почему он раньше не замечал, что его цвет кожи совсем не походит под их палящее солнце, что его глаза, словно два обсидиана, так всматриваются в него, в его ба, как будто что-то желая открыть новое? И столь длинные, как для мужчины, волосы цвета вороного крыла… Донкору было интересно, мягкие ли они настолько, как он себе представляет. Слишком громкий выдох и юноша со страхом смотрит в сторону кровати, на которой спала его мама, словно она могла узнать его постыдные мысли. Юноше становится стыдно за то, что он думает о таком, стыдно, что его стало тянуть к Менетнашту куда сильнее, чем это должно быть.
Дождь уже давно закончился, но Донкор не обратил на это никакого внимания, пребывая в своих слишком странных раздумий. Но тихий стук заставляет отвлечься и подорваться на ноги, чтобы как можно быстрей открыть дверь и не разбудить маму. Свежесть от дождя касается щёк так ласково, словно материнский поцелуй, и слабый ветерок, что взялся неизвестно откуда, растрепал его волосы, заставляя стукнутся бусинке о бусинке на одной из чёрных прядей. Удивлённый взгляд подымается вверх по фигуре, что была полностью обтянута чёрной тканью, и Донкор с непониманием смотрит на Менетнашта, что приветливо улыбается ему.
– Что вы тут делаете? – тихо спрашивает юноша и выходит за порог дома, закрывая за собой дверь.
– Ну как же? Поговорить с тобой. Или ты уже забыл о нашей договорённости? – весёлые нотки в голосе и Донкор поджимает губы. – Можно зайти или у тебя есть более уединённое место для разговоров?
– Нет… да…
Донкор мнётся, нервно теребит в пальцах край рукава своей накидки и опускает взгляд вниз. Зачем он приходит, если всё равно не спрашивает в итоге, а только больше рассказывает? Но юноша как бы не хотел, не мог отказать себе в том, чтобы ещё раз увидеть Менетнашта, чтобы услышать его голос, который успокаивал и заставлял улыбаться непонятно чему. Тяжело вздохнув, Донкор попросил мужчину следовать за ним и, пока они шли, он оглядывался по сторонам, словно что-то украл. Не хватало ещё, чтобы кто-то увидел его со жрецом. Слухи же поползут.
Знакомый путь, знакомая тропинка между двумя довольно высокими скалами и Донкор сворачивает в противоположную сторону от храма, туда, где остались покинутые людьми дома. Слишком жарко, слишком далеко от воды, слишком опасно и близко к самой пустыне. Они доходят до ближайшего домика тогда, когда яркого диска на небе уже нет и видны только его руки. Донкор ещё никогда так поздно не оставался на улице, в это время он уже помогал маме в приготовлении ужина, но сейчас, когда Менетнашт рядом… Засмущавшись, юноша заходит в открытый дом и подымается вверх по лестнице. Надежда, что крыша полностью высохла после такого дождя слишком велика, ведь сюда тучи могли просто не дойти.
– Хозяин дома не будет против, что мы здесь?
– Здесь уже давно никто не живёт, – Донкор садится на песок, которым была покрыта вся крыша дома, и косо смотрит на мужчину, что размещается рядом. – Дома, что стоят за этими скалами, люди покинули ещё тогда, когда я был совсем маленьким. Здесь не было возможности выжить. Город, хоть так хорошо его видно, – юноша кивает головой вперёд, показывая в доказательство заселённые домики и далёкие шпили обелисков во дворце небтауи, – но слишком далеко. А каждый раз ходить в столь узком проходе – слишком опасно, камни могут сверху упасть. Да и животное, чтобы пройти, должно быть очень худым и ничего не нести на своей спине. Вода тоже слишком далеко отсюда и только пустыня, которая с каждым годом становится всё ближе и ближе, бросает свои пески сюда, заставляя умирать всё, к чему прикасается.
– А там? – Менетнашт указывает рукой влево, где среди прорези скал можно было увидеть тёмную арку.
– Х-храм, – заикаясь, произносит Донкор. – Мне мама рассказывала, что когда ещё её мама была маленькой, то в него уже перестали ходить и приклоняться Богам. Сейчас же там можно спустится только к алтарю, других ступеней нет, чтобы нормально пройти в пещеры.
– Видимо, ты там был? – скорее утверждение, чем вопрос, и Менетнашт с улыбкой смотрит на юношу.
– Да… Да, я был там. Но из-за кромешной темноты не смог ничего толком увидеть.
Врать нехорошо, врать – опасно, ведь его могут обвинить в этом и наказать. Да и воспитан он был так, что, если врёшь кому-то – то врёшь и самому себе. Но сейчас Донкор не знал, что делать с этой темой, которую они затронули. Вроде бы, если и расскажет Менетнашту о том, что в том храме есть Анубис, то ему поверят и не осудят, а вроде бы и это взрослый человек, который просто не поверит и ещё посмеётся. Вера верой, но здесь совсем другое дело. Донкор поджимает к груди ноги и упирается подбородком в колени, смотря на город. Если хорошенько присмотреться, хорошенько представить себе, то можно увидеть его дом, в котором спит мама. А ведь он ей не сказал, что уходит, оставил одну в плохом состоянии. И почему вообще так легко согласился пойти с Менетом, показать ему своё тайное место? Ещё никого он сюда не приводил.
Воздух снова стал слишком душным, не было никакого облегчения после дождя, но Донкору нравилось это ощущение – словно лежишь на дне воды, которая не даёт тебе вдохнуть. Странное сравнение, странно, что вообще нравится такое, но это его, значит, так правильно… наверно. Но Донкор знал, что стоит последним лучам солнца уйти, стоит прийти ему на замену луне, как холод скуёт его тело, заставляя дрожать.
– Здесь красиво, – нарушает тишину Менетнашт, но смотрит вовсе не на пейзажи вокруг, а на юношу.
– Да… Но когда выйдут звёзды – здесь куда красивей.
– Ты знаешь созвездия?
Донкор отрицательно качает головой и подымает взгляд в темнеющее небо. Звёзды всегда привлекали его, эти маленькие огоньки, которых было настолько много, что просто не помещалось в голове понимание того, как они все там держатся и не падают. А созвездия… У него не было книг, да и столько хедж не водились у них в семье, чтобы купить.
– Смотри, – Менетнашт придвигается ближе к Донкору, прижимаясь своим боком к его, и показывает куда-то в сторону, на небо, где уже появлялись первые звёзды. – Если приглядеться, то там можно увидеть Сепедета – одну из единственных звёзд, которую знали ещё наши первые предки. А вон, – теперь мужчина указывает на прямо над ними розовую точку, – Себа Джа. Или как более известно – «Пересекающая звезда». В Дендре же её называют Па Нечер Дуауи или «Утренняя звезда». Но ты её можешь знать по образу бессмертного феникса, что создал себя сам – Бену. Мудрецы изображают эту звезду в своих свитках в виде белоснежной цапли в короне Осириса Атеф или просто в образе феникса. А рядом с ней более блеклый Хор Джесер, которого чаще называют «Плывущий спиной вперёд». В книгах ты найдёшь его, как сокола с распростёртыми крыльями, змеиной шеей и тремя змеиными головами. Но я слышал, что сейчас начали его изображать более просто – сокол в хеджет.
Донкор с открытым ртом слушал каждое слово Менетнашта, жадно ловил и запоминал, словно странник в пустыне, который дорвался до сладкой воды. Как можно так много знать? Это же просто не уляжется всё в голове, не запомнится… Донкор надеялся, что сможет завтра рассказать так же маме, что сегодня узнает, но, если быть честным, он всматривался в ночное небо и наслаждался голосом Менетнашта, который погружал в сказку.
– Есть ещё Себег – «Сетх в вечерник сумерках, Бог в утренних сумерках», но я его что-то не вижу, – мужчина внимательно осматривает почерневшее небо с белой крупой на его полотне. – Эту звезду считают образом Сетха, поэтому и изображают в виде сокола, что имеет змеиную шею и голову Сетха. Ещё где-то должны быть две звезды. Первая – это Себа Иабти Джа Пет. По-простому – «Восточная звезда пересекающая небо». Вторая – Себа Реси Эн Пет или «Южная звезда неба».
– Вы так много знаете, – с восхищением произносит Донкор, но, услышав тихий смех жреца, стыдится своего порыва и опускает голову вниз.
– Это лишь крупицы из многого.
Всё равно, для него это уже много, что просто невозможно запомнить. Донкор чувствует на своём подбородке горячие, чужие пальцы, которые мягко заставляют поднять голову вверх, снова на звёзды, и тихий голос у самого уха, что просит смотреть на это прекрасное полотно. И юноша послушно смотрит, очарованный голосом и прикосновением к себе, пускай и быстрым. Как же он хочет почувствовать их ещё раз, как хочется дотронуться до тонких губ, которые что-то говорят ему, но не слышно. Донкор просто слепо смотрит в белые точки, что так ярко светят, и чувствует щекой прикосновение лунного света, что приносит с собой прохладу. Юноша вздрагивает и обхватывает колени руками, пытаясь сохранить своё тепло. Не нужно было идти на ночь, не стоило…
Юноша вздрагивает, когда ему на плечи ложится что-то тяжёлое и тёплое. Он поворачивает голову в сторону, чтобы заметить весёлый блеск в глазах Менетнашта и его чёрную накидку на своих плечах.
– Но вы же замёрзнете.
– Не волнуйся. Тебе явно холоднее, чем мне.
И Донкор благодарно улыбается, вновь подымая голову вверх, на звёзды, которые, кажется, что-то пытаются ему сказать. Неправильно всё это, но он не хочет прекращать ничего. Донкор сильнее запахивает тёплую ткань, которая пахнет какими-то травами и чем-то… опасным, что заставляет блаженно прикрыть глаза и податься порыву, податься своей слабости.
– Звезда падает. Загадай желание, Донкор, и оно обязательно сбудется.
Почему-то в голову ничего не лезет, только глаза следят за удаляющейся звездой с огненно-белым хвостом. Должен… Должен что-то загадать. А из ума так и не выходят прикосновения Менетнашта к себе и его губы. «Пусть он меня поцелует», – срывается с мыслями прежде, чем Донкор успевает себя остановить. Нет! Он должен был загадать другое, чтобы его мама перестала болеть. Так почему?.. Последний блеск угасающей звезды и она поглощает вместе с собой чужое желание.
– Ты расстроен, – тихо отмечает мужчина, словно боится потревожить Донкора.
– Нет, что вы. Просто подумалось, что это же мёртвая звезда… как она может исполнять желания?
– Её последнее требование, последнее слово и обещание, что она выполнит то, что от неё потребуют.
Донкор поджимает губы, неотрывно смотря в то место, где скрылась мёртвая звезда. Дурак, какой же он дурак. Загадать какую-то ерунду, что никак не сбудется, только в мечтах. Ничего, он посидит ещё здесь немного, чтобы ещё одна звезда пролетела и можно было загадать правильное желание.
От мыслей отвлекает тихий оклик и юноша поворачивает голову в сторону Менетнашта. Слишком близко, слишком странный взгляд. Донкор забывает, как дышать, когда мужчина склоняется к нему близко-близко, когда он чувствует чужое дыхание на своих губах, когда эти же губы накрывают чужие, о которых он думал. Юноша замирает, не знает, что делать, все мысли разлетаются в стороны, стоит только горячему языку провести между его губ, чтобы они раскрылись, и проскользнуть дальше. Менетнашт кладёт руку на щеку Донкора, когда не чувствует сопротивления, и ласково, чтобы не испугать, ласкает языком его нёбо и язык.
Первый поцелуй, про который он и помыслить просто не мог, а Донкор просто замер на месте, не зная, как вести себя. Что вообще происходит? Но поглаживание языка и слабый укус за губу, после которого Менетнашт разрывает столь странный поцелуй, заставляет юношу судорожно вдохнуть и удивлённо посмотреть прямо в глаза, которые, кажется, сейчас стали куда темнее, как сама ночь.
Нет, это неправильно! Это… Это… Донкор отстраняется от Менетнашта, словно его ужалило какое-то насекомое, и вскакивает на ноги. Совесть тут же подаёт голос, говорит, что он сам загадал это, сам возжелал, а теперь ведёт себя, словно виноват Менет. Но… это же просто не может быть! Донкор дёргается, когда жрец тоже подымается на ноги и, что-то говоря, подходит к нему. Тяжёлая ткань падает вниз, к ногам, и юноша со страхом смотрит на Менетнашта. Нет. Это грязно, неправильно, нельзя, чтобы двое мужчин… Нет! Кажется, он это выкрикнул, но было всё равно. Донкор срывается с ног и старается как можно быстрее скрыться с этой крыши, с этого города, с этой жизни, чтобы его больше никто не трогал. Трус, какой же он трус, раз сам пожелал, а теперь бежит домой, бежит оттого, кто вовсе не виноват.
Комментарий к Глава 8. Поцелуй
Упорно вижу Менетнашта и Донкора: https://4.bp.blogspot.com/-TIPdgbLHlJE/WX7fpbH6mxI/AAAAAAAAFzc/Cp_zityaqPsLHJLynqb9XvQgGZRvFBieQCLcBGAs/s1600/a88d2384fb1c4eeec9913a2fadc6eb80.jpg
========== Глава 9. Защита ==========
Clams Casino – All I need
Когда Донкор вернулся вчера домой, то мама, слава великому Ра, до сих пор спала, иначе начались бы расспросы и он бы не смог соврать. Не в этот раз… Всевидящий Фта, что же происходит?
Всю оставшуюся ночь Донкор так и не смог сомкнуть глаз, прокручивая в голове тот момент, когда Менетнашт его поцеловал. Так мягко и одновременно с этим настойчиво. Юноша убеждал себя, что это неправильно, ведь негоже мужчине целовать его… Это неправильно, но почему же тогда только одно воспоминание вызывало трепет? А что было бы, если он позволил ещё раз себя поцеловать? Донкор чувствовал, как с каждой такой мыслью внизу живота начинает тянуть.
Наутро Донкор был непохож на себя, из-за чего Амизи довольно сильно волновалась. И даже заверения сына, что всё нормально, не успокаивали её. Отвертеться от какой-то гадкого напитка, которого заставила выпить его мама, не вышло, и Донкор сразу же убежал на плантацию. Работа – лучшее средство, чтобы отвлечься. Но юноша уже всё для себя решил: он не будет подавать виду, что что-то произошло вчера, а просто продолжит общаться с Менетнаштом. Донкор надеялся, что у него получится, что мужчина тоже не желает вспоминать вчерашнее. А так всё было хорошо, звёзды, желание, поцелуй… Нет! Он не думает об этом?
А ещё Донкор только сегодня заметил, что Атсу стал как-то относится к нему более лояльно. Не то, чтобы он до этого вообще нарочно искал с ним встреч, но когда попадался юноша ему на глаза, то могло последовать довольно неприятное времяпровождение в несколько секунд. Сейчас же юноша вообще не встречал Атсу, словно он его избегал. Вот и вчера удалось чудом найти мужчину, чтобы из-за дождя отпросится домой… Не отпроситься. Донкор только подошёл к нему, как Атсу сказал, что он может идти, куда хочет, если ему нужно.
Отнеся последнюю корзину с колосками, которые были сегодня очень тяжёлыми, Донкор удивился тому, что сегодня даже так рано закончил. До обеда. Неужели это можно будет сходить в храм? А вчера он так и не был там… Наверно, Анубис ждал его, а ведь он и так находит минуты, редкие часы, чтобы поговорить с обычным смертным. Донкор до сих не мог понять, поверить, что он теперь под защитой настоящего божества, но каждый взгляд на свой анх на руке утверждал обратное.
Медленно бредя по улочкам между домов, Донкор не переставал думать обо всём сразу и ни о чём. Если он пытался схватиться за одну, то она сразу же убегала, ставя на своё место другую. Редкие прохожие, которые спешили по своим делам, старики, часть из которых выходила на улицу, чтобы прогреть свои косточки, даже лавочки, которые открывались чаще всего после обеда, всё приводило Донкора в какой-то восторг.
Юноша, свернув за один из домов, чтобы срезать путь до храма, вздрагивает и чуть ли не падает назад, когда перед ним возникает Нкуку, который скрывался за корзинами. Что… Донкор уже собирается развернуться и убежать отсюда, чувствуя, что всё добром не закончится, как в спину его кто-то сильно толкается, заставляя упасть и проехаться коленками по острым песчинкам, что окрашиваются в красный цвет.
– Ты смотри, какая к нам птичка попалась, – злорадно тянет знакомый голос.
– Что я вам сделал? – Донкор подымает голову и с непониманием смотрит на Одджи, который стоял прямо над ним. – Неужели вам мало было тех издевательств?
– Ты посмотри, друг мой! Наша птичка заговорила, – раздаётся противный смех Нкуку на слова своего друга. – Жаль, с нами нет Панахази. Он бы тоже оценил.
Донкор опускает голову и поджимает губы, чувствуя, как глаза предательски пекут от злых слёз. Почему он? Неужели он заслужил, чтобы его каждый раз избивали, издевались? Вспоминаются слова Менетнашта, что он не должен просто стоять и терпеть, а дать отпор, дабы больше не лезли. Легко сказать… Донкор, собравшись с силами, подрывается на ноги и уже собирается пробежать мимо Нкуку, убежать отсюда, но сильный удар кулаком в живот заставляет согнуться пополам и хватать ртом воздух.
– Птичка пыталась упорхнуть, – с яростью в голосе говорит Одджи и подходит ближе к юноше, который вновь упал на колени. – Мы заметили, что ты общаешься с приехавшим жрецом. Чем же ты платишь ему, если у тебя нет золота и драгоценностей? – парень пинает Донкора, чтобы он упал на бок, и со всей силой бьёт ногой ему в грудь. – Нкуку, постой на страже. Не хватало, чтобы кто-то увидел.
Весело хрюкнув от вскрика Донкора, когда он получил новый удар, Нкуку становится возле выхода из этого проулка.
– Я был в том вонючем храме, – Одджи склоняется, чтобы схватить Донкора за шкирку и вздёрнуть вверх. – Два раза был там. И никакого подношения ты не сделал, сучёныш, – Донкор стонет от сильного удара в скулу и не сдерживает слёз, которые беззвучно стекают по его щекам. – Неужели думал, что меня можно обмануть?!
Новый удар, снова в скулу, которая вспыхивает неимоверной болью, заставляя чёрным пятнам всплыть перед глазами. Руки отпускают его накидку и Донкор безвольной куклой падает на землю, пытаясь уползти. Юноша сквозь частичную темноту видит знакомый силуэт, который, подбежав к нему, начинает шипеть на Одджи. Бену… Громкое мяуканье, ругательства позади него и Донкор с сожалением наблюдает за тем, как кот бежит. Да, не нужно этому животному быть здесь, оно должно жить, а он…
– Отвечай, чем ты платишь жрецу за лечение твоей матери?! – рычит Одджи и хватает Донкора за лодыжку, притягивая к себе. – Ноги перед ним раздвигаешь? С твоим смазливым лицом это очень легко. Если закрыть глаза, то можно и бабу представить.
Донкор замирает, через шум в ушах пытается понять – шутка это или нет, но когда чужие руки задирают накидку, когда развязывают схенти и ощупывают бёдра, сомнений не остаётся. Животный страх сковывает его, Донкор не может закричать, просто слабо трепыхается из-за боли в груди, которая усиливается с каждым вдохом. Это… нет, пожалуйста, кто-нибудь, пожалуйста, Анубис… Сильный удар в бок заставляет закашляться и это становится новым глотком для того, чтобы спасти себя. Донкор пытается закричать, у него выходит, но сильная пощёчина, из-за которой он прикусывает язык, тянет его куда-то в темноту. Он чувствует грубые прикосновения, чувствует, как ему разводят ноги, но всё это исчезает. Кто-то рядом сдавленно закричал, послышалось какой-то треск или это ему уже кажется? Всё равно, ему сейчас абсолютно всё равно, ведь сознание накрывает тёмная спасительная пелена.
***
Сознание упорно не хотело возвращаться, каждый раз выскальзывая из его пальцев, словно из горсти вода. Он слышал голос, знакомый голос, который говорил что-то слишком непонятное, чувствовал мягкие прикосновения, словно был слишком хрупкой вазой, и что-то было такое невесомое, совсем лёгкое, что мазнуло его по губам, как лёгкий порыв ветра.
Донкор пришёл в себя, когда ночь окрасила весь город своими тёмными красками. Приглушённый свет от огня не раздражал зрение, и юноша мысленно обрадовался этому, ведь голова слишком сильно раскалывалась в висках, словно… Донкор с силой закрывает глаза, вспоминая всё, что произошло. Побои, гадкие, отвратительные слова Одджи и его прикосновения. Неужели это правда и его… Нет. Нет! Донкор тихо всхлипывает и стонет от вспышки боли, которая охватывает всю голову. Не мог же Одджи опустится настолько низко, чтобы сделать такое. Кто-то хватает юношу за руки, куда подымает и через мгновение он прячет лицо на чужой груди. Знакомый терпкий запах каких-то трав и силы, что заставляет жаться сильнее в поисках защиты.
– Всё хорошо, Донкор, – шепот у самого уха. – Ты в безопасности, я с тобой.
И он верит, что в безопасности, ведь этот голос никогда не обманывал его. Медленно Донкор стал успокаиваться, мелко вздрагивая, словно от холода. Покрывало обвернулось вокруг него, закрывая от всего мира, как и горячие объятия. Юноша тяжело вдыхает и выпутывает руку из покрывала, чтобы вытереть мокрые щёки и глаза. Не больно, скула не жжётся огнём, как при привычных побоях. Донкор отстраняется, чтобы поднять голову и посмотреть на Менетнашта. Взгляд, который отдаёт теплом, лёгкая улыбка, что располагает, и он сам более спокойно выдыхает.
– Где я? – тихо спрашивает Донкор и опускает голову вниз, скрывая смущение и отвращение к самому себе.
– Ты в покоях, которые выделил мне Его Величество, – Менетнашт мягко сжимает подбородок юноши и подымает его голову обратно вверх. – Не придумывай себе ничего. Я пришёл, когда с тебя стащили только схенти. Большего ничего не произошло.
Донкор понимал, что сейчас в его глазах много чего, как и отвращение к самому себе, что не смог защититься и теперь грязный. Но если ничего не… Юноша никогда не испытывал столько смущения, даже тогда, когда на берегу реки увидел двух парней, что предавались наслаждению. Но всё равно это же было неправильно! Донкор опускает взгляд вниз, на запястье руки, которая продолжала держать его лицо.
– Как вы узнали, что я был там? – задаёт вопрос, который больше всего его беспокоит.
– Надо было по делам к Эш, а потом я заметил Бену, который и привёл тебя ко мне. Не волнуйся, те имбецилы получили своё и больше вообще не посмотрят в твою сторону.
Тяжело вздохнув, Донкор радуется, что его лицо всё же отпускают. Если сейчас уже ночь, а он с утра… Может, вообще прошёл не один день, а он не сказал маме, которая вся извелась, не предупредил, не поставил в известность. И сейчас она вся извелась, пытаясь найти своего сына, который так резко и неизвестно куда попал. Может, даже сможет узнать, что последние его видели Одджи с Нкуку, а те, в свою очередь, расскажут, что сделали, почти сделали. И… О Ра, ему только этого не хватало.
– Тебе нужно поспать. Я напоил тебя травами и…
– А моя мама? – перебивает Донкор Менетнашта. – Мне нужно домой.
Донкор уже собирался вскочить с кровати, но смог откинуть в сторону только покрывало и то, на несколько секунд, пока не пришло понимание. Он в чужой кровати ещё и голый, абсолютно. Юноша, ойкнув, притягивает обратно покрывало, чтобы закутаться в его ткань и скрыть своё тело. Тихий, раскатистый смех Менета заставляет смущённо опустить голову.
– Твоей маме сообщили, что ты сегодня не вернёшься, – мужчина подымается на ноги. – Отдохни, тебе нужно набраться сил.
***
Заснуть во второй раз оказалось очень легко, даже мысли не беспокоили его. Донкор посчитал, что это из-за трав такое состояние, но на самом деле юноша понимал, что волнение внесло немалую часть. Он думал, что будет думать о том, что произошло, что Одджи даже опустился до такого, чтобы обесчестить человека, который ничего ему не сделал, что всё сложилось как-то слишком нереально, ведь не могло быть такое стечение обстоятельств, как Менет рядом с тем проулком.
Ничего не бывает никогда с ним просто так. Что тогда тот поход в храм, который обернулся столь приятными беседами и даже защитой, но, видимо, его обманули, ведь не было никакой защиты. Что знакомство с Менетнаштом, который по непонятным до сих причинам продолжает с ним говорить, видится и вообще помогать. Донкор вообще не мог сообразить, не мог как-то вывести Менета на откровенный разговор, чтобы понять мотив жреца. Да куда ему вообще что-то выяснять? Он – ещё совсем дитя, которое не видело настоящей жизни, а Менетнашт… Ещё и поцелуй, который до сих пор только от одной мысли про него заставляет всё внутри трепетать. Неужели это симпатия? Нет! Неправильно, тем более мужчина сегодня-завтра уедет и ряд ли вообще вернётся в Гераклеополь. В Кинополе куда больше важных дел, наверно.
Донкор выныривает из вод дрёмы от столь простой истинны, о которой не думал ранее, и резко открывает глаза. Неужели всё закончится так быстро? Нет, юноша не хотел признаваться себе, что привязался к Менету. Но мысли всё разбегаются, словно мелкие букашки под палящими лучами Атона, стоит взгляду наткнутся на лежащего рядом мужчину. Расслабленное лицо, нет даже морщинок в уголках глаза, как обычно, когда он смотрит на кого-то с высокомерной улыбкой, тонкая линия губ, которые были немного приоткрытые, чёрная прядь волос, которая выбилась и упала ему на щеку. Может, если бы он не был сонным, то тут же слез с кровати, смущая и волнуясь, но… Донкор вытаскивает руку из-под покрывала и, дрожа, протягивает её вперёд, чтобы кончиками пальцев коснутся щеки Менетнашта и забрать в сторону волосы. О Ра, как же это волнительно. Рука резко замирает, и юноша со страхом смотрит в открывшиеся глаза Мнета, который столь осмысленно взирал на него.
– П-простите… просто в-ваши в-волосы… на лицо… и я з-забрать, – глотая большую часть слов и заикаясь, Донкор отдёргивает руку и отползает назад к краю кровати.
Мужчина ничего не говорит в ответ, лишь усмехается и садится на кровати, перекидывая свои волосы назад. Донкор весь сжимается, словно сейчас его будут ругать или, того хуже, ударят. Не думать, не думать о том поцелуе, не думать о столь горячих губах Менета и требовательного языка, который ласкал его. Юноша отгоняет прочь мысли, где-то далеко отмечая, что Менетнашт не выглядит сонным, словно вообще не спал. Может, так и есть?
Во все глаза Донкор рассматривал мужчину, который впервые оказался при нём без своей накидки. Точенная фигура, очертания мышц, которые перекатываются под слишком белоснежной кожей. Не может быть Менетнашт коренным жителем Египта, ведь… Да всё в нём так и говорит, что он с других земель. Но спросить слишком страшно.
Завтрак проходит в молчании, каждый погружён в свои мысли, а Донкору до сих пор неудобно из-за своего порыва. Он же пообещал самому себе, что больше не будет никогда вспоминать поцелуй, не будет тянутся к мужчине вновь и вновь, но сам же и нарушил эту клятву. И Донкор понимал, что расплачиваться придётся в скором времени, ведь ничего в этом мире не даётся за просто так таким обычным людям, как он.
Менетнашт вручил юноше новые чёрные, как сама ночь, схенти и накидку, чем подверг в замешательство и шок Донкора. Отнекиваться не вышло, ведь его старая одежда желала лучшего, как и он сам, что ему и намекнул мужчина. И почему-то только сейчас, когда он уже был готов покинуть покои жреца, в голове отчётливо всплывает, что они во дворце небтауи. Самого несу-бити! Ноги словно прирастают к полу, не давая возможности сделать и шаг. Неужели он сможет увидеть сейчас своего правителя? Это так… Тёплая рука ложится на плечо Донкора и подталкивает вперёд, чтобы он не стоял на пороге, а уже что-то решил для себя. Первый шаг отдаёт неуверенностью, второй почти такой же, а дальше шагается куда легче, ведь всё внимание занимает разглядывания стен дворца и мельтешивших слуг, которые что-то кричали друг другу и шли с холодом на лице. Разрисованные стены и пол, слова, которые повествуют о былых и пришедших правителях, о великих богах, которые столь светлы, что даже сам Атон боится притронутся к ним, дабы не запятнать, о жрецах, что помогают люду и детям богов познать истину, что им даётся свыше.