Текст книги "Гитлер в Москве (СИ)"

Автор книги: Литературный Власовец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

– Просто у нас в офисе это что-то типа развлечения и шутки. Возможно у нас просто разное чувство юмора, но оскорблять вас я не хотел. Для меня вы политический деятель середины двадцатого века. Кстати потом ваши технологии совершенствовались и применялись у нас. Я имею в виду наше время.

– Значит личной ненависти у вас ко мне нет? – садясь в кресло и успокаиваясь, спросил Геббельс.

– Абсолютно.

«Ого, так он меня просто боится, – ошарашено подумал я, – боится, что от меня может зависеть, попадет ли он в немилость к фюреру».

– Но ваши шутки…, – заметил Рейхсминистр пропаганды Великой Германии, «Эх, подумал я это ты в нашем офисе не работал», – я понимаю, другое время и другая страна.

– В современной мне Германии шутки точно такие же. Шутки и анекдоты про наркоманов, гомосексуалистов, вам покажутся дикими и не смешными. Некоторые вы вообще не поймете. Например слово «трава» у молодежи обозначает марихуану, это такой легкий наркотик. Конечно печально, но надеюсь у вас есть чувство юмора? Если хотите, могу извиниться.

– Не стоит, я все понял, – он сделал паузу, раздумывая, – но юмор у вас слишком специфичный.

– Какая жизнь, такой и юмор, – я решил перевести разговор в другое русло, – кстати, я вам там приличную фильмотеку скачал. Если не секрет, что больше всего понравилось?

– Много чего, но там в большинстве американские и русские фильмы. Впрочем «В джазе только девушки» очень приятная вещь, – заметил он, – но особенно пригодились рекламные наработки. По ним мы разрабатываем совершенно новую концепцию пропаганды.

– Так затем и передавал. Победить надо прежде всего в умах людей, тогда оружие не понадобиться. Кстати ваша перефразировка афоризма Леонардо да Винчи, была принята всем миром. Вот только ее сократили и автора все забывали указать. Считалось, что этот афоризм народный. «Все гениальное просто, а простое – гениально». Оставили только первую часть.

– Я не претендую на лавры, просто хотел сказать простыми словами, то что да Винчи выразил сложно.

– У вас получилось, – заметил Виктор, улыбнувшись.

– Позвольте тогда вручить вам небольшой подарок.

Я сильно удивился. Он быстро вышел в коридор и принес красивую коробочку обтянутую кожей.

– Вот «Вальтер», – торжественно раскрыл он ее. Там на бархате лежал классический пистолет Вальтер, как мы его все представляем по второй мировой войне, и запасная обойма, причем снаряженная патронами.

– Спасибо, – растерянно принял я подарок. А Геббельс попрощался и скрылся за дверью.

Тут же в дверь вежливо постучали. А мой переводчик не раскрывая папку объявил, как заправский мажордом, или кто там на балах гостей называет.

– Рейнхард Гейдрих!

– Входите, – разрешил я. Переводчик открыл двери, старые, добротные, и что самое главное с отличной звукоизоляцией, через нее меня бы просто не услышали, и пригласил очередного посетителя войти. Ого, а вот этот матерый волчата, и действительно опасен. Если сочтет, что я представляю опасность для его любимой Германии, то расстреляет не задумываясь, а после пустит себе пулю в лоб. Настоящий офицер, честь для которого превыше всего. Недаром только личным приказом Гиммера, ему было запрещено совершать боевые вылеты и сражаться на фронте. Некоторое время мы внимательно осматривали друг друга, а потом Гейдрих вдруг вскинул руку в нацистском приветствии и громко выкрикнул:

– Хайль Гитлер!

Сначала я офигел, никак не ожидал такого, потом спокойно сказал.

– И что вы хотите, чтобы я на это ответил? «Служу России!» или «Слава России!». Зиг Хайль кричать не буду принципиально. Я не немец, и не нацист.

– Извините, – он присел в кресло, напротив меня, – просто я приветствовал вас как равного.

– Спасибо что не обозвали унтерменшем, – язвительно ответил я.

– Вы не поняли, я благодарен вам. И не только за то что вы спасли мою жизнь, а за те многие сотни тысяч солдат и офицеров, которых вы тоже спасли своим вмешательством.

– Не надо мне льстить, у вас это плохо выходит. Я вмещался, чтобы действительно помочь, чтобы не было тех ужасных человеческих жертв в грядущей войне. А она будет, не извольте сомневаться. Но одно дело мясорубка и бессмысленная бойня, а с другой – локальный вооруженный конфликт. И не благодарите меня за якобы спасенную вам жизнь, кто знает, вдруг, из-за моего вмешательства она станет у вас наоборот – короче. Вот выйдете сейчас из здания и попадете под машину.

– Да, согласен с вами. Но все же это шанс. Я уже получил задание у фюрера. Теперь СС подчиняется мне.

– То-то я смотрю, вы в черном мундире.

– Честно говоря не нравиться мне этот новый маскировочный камуфляж, на поле боя эффективно, не спорю, но в повседневной жизни, особенно офицерам он не идет. Поэтому решили оставить эту форму как парадную.

– Согласен, парадная форма, для парадов, и это именно парады, а не демонстрирование вашей секретной техники, а вот в боевой обстановке – другое дело. Там все в камуфляже и невозможно определить где командир, на кого как вы понимаете и охотятся вражеские снайперы.

– Не читайте мне основы тактики, я и без вас их хорошо знаю, – начал хорохориться Гейдрих.

– Да? А вот скажите мне гражданскому человеку, атака через брод, как должна вестись?

– Сначала идет в разведке пехота, потом бронетранспортеры и танки, – самодовольно ответил Гейдрих. Но я то знал, что в тактике Гейдрих не разбирается, он прекрасный офицер и организатор, но не тактик, и тем более не стратег.

– Щас, – осадил я его, – вот там-то вас и будут ждать. Противник тоже не дурак, поэтому во-первых, делаются на самых широких и глубоких участках реки, где вас никто не ждет, понтонные переправы, по ним перебирается в первую очередь техника, потом пехота. И быстро, вместе, выходят с тыла в порядок вражеских частей. А после уничтожения пушек, и других средств нацеленных на брод, по нему выдвигаются основные силы. Но и это не все. Над вами всегда должны летать истребители. Если противник призовет авиацию, то его должна встретить ваша авиация. И только после этого с минимальными потерями вы сможете форсировать реку. И пристрелял наверняка и брод и подходы к нему. Только неожиданным маневром можно победить малой кровью. А как вы знаете ваш фюрер сказал: «Кто понапрасну прольет кровь моих солдат – ответит своей».

– Да вы стратег господин Сомов, вас бы в генеральный штаб, – похлопал в ладоши Гейдрих, – но не забывайте я летчик, а не штабной стратег.

– Благодарю, мне и здесь хорошо, а насчет тактики и стратегии, так это из игр, когда воюешь через сервер с реальным человеком, а не компьютером, много интересного узнаешь, – усмехнулся я, – впрочем, все стратегии и тактики есть у вас как раз есть в штабе. Но думаю у вас будет совсем другая задача, а именно – выбить из эсэсовцев дух превосходства, особенно, когда они получат новое оружие.

– Зачем? – впервые удивился Гейдрих, – если они превосходят противника, то им есть чем гордиться.

– С Ваффен СС у вас думаю проблем будет мало, а вот охранные отряды так просто новую идеологию не примут. Им же столько лет внушали, что они сверхчеловеки. А отринуть такое не просто.

– Охранных отрядов не так уж много, – заметил раздосадованный Гейдрих.

– Но достаточно, чтобы произвести военный переворот. Вот сами посудите говорят вам и доказывают, что вы сверхчеловек, а потом, когда вы в это поверили, говорят, что ошиблись, и что есть сильнее вас. Простой пример, – я поднял руку, останавливая, замечания или возражения Гейдриха, – вы сейчас можете захватить Монголию? Там вообще средневековье.

– Конечно! – твердо ответил Гейдрих.

– Вот ваша главная ошибка. Вы недооцениваете противника. Мы тоже в свое время сунулись в Афганистан, и получили очень хорошо. Не от регулярных армейских частей, а от населения. Но это от незнания культуры и законов того государства. Кстати, некоторые солдаты из Средней Азии оставались там, и создавали семьи и жили, потому что их менталитет, надеюсь, вы знаете что значит это слово, и их был похожим. Вот и у ваших солдат должен быть тот же подход к нам. Не захватчики, а освободители. Но кто их так воспримет, если они сразу ставят себя выше других людей? Вот тогда и появятся партизаны. Конечно вы их лет через десять перебьете. Как мы в свое время «лесных братьев» и бандеровцев, но сколько своих солдат вы положите?

– Что вы предлагаете? – раздраженно, не найдя что возразить мне воскликнул Гейдрих.

– Политинформация, – спокойно ответил я.

– Что? – не понял он.

– Жесткая и доходчивая политинформация. Первое. Вы здесь не господа и не завоеватели. Вы здесь освободители и, главное, помощники побежденным. Второе, вам могут сопротивляться фанатики – таких уничтожать. Третье – никакого насилия по отношению к местному населению. И главное законы и их исполнение. Сами знаете безнаказанный грабеж и насилие, кратчайший путь к революции. А вот как вам все это сделать – ваша задача. Мне больше всего нравиться Третейский суд. Независимая инстанция, разбирающая спорные дела на временно оккупированных территориях.

– Это как? – изумился Гейдрих.

– Очень просто. Солдат СС убил крестьянина или колхозника, неважно. Тут же на место пришествия выезжает Третейский суд. Не один, с дознавателями, судмедэкспертами и главное, с полномочиями, короче с палачом. После разбирательства дела суд выносит вердикт. А дальше по нему.

– То есть этот Третейский суд выше даже главнокомандующего СС?

– Именно, – кивнул я, – ваша задача в период оккупации показать всем русским, что пришлая, то есть германская система законов справедлива, и действует. И при этом никаких ограничений относительно должности или занимаемого положения в обществе. Вот к этому вы и должны призывать своих людей. Законы и справедливость, вот что все ценят во все времена.

– И как же по вашему, – выйдя из состояния прострации, спросил Гейдрих, – я это должен буду делать? Как вы представляете расстрелять офицера Вермахта за отобранную у крестьянки курицу.

– Так же, как если бы он ее отобрал в Германии у фермерши. Повторяю, законы для всех должны быть одинаковы.

– Но поймите вы, идет война, как этого исполнения законов добиться на местах?

– А вот это ваше забота. Иначе на ваших руках будет не только кровь русских, но и ваших солдат. У меня еще вопрос? Похоронки, когда-нибудь писали собственноручно.

– Нет, – чувствовал, что ответ дался ему тяжело, – у меня слишком большая должность, для этого.

– А вы попробуйте, – я начал заводиться, – опишите матери солдата или его жене как он умер, но по-честному, без всяких канцелярских слов.

– Я понял вас, – Гейдрих встал и вытащив из кармана небольшую коробку протянул ее мне, – это от меня. Я действительно надеюсь господин Сомов, что вы помогаете не только своему народу, но и моему.

С этими словами он скрылся за дверью. Да, крепкий орешек. Такого сходу не переубедишь, но на это есть Мюллер и Гитлер. Пусть сами с ним занимаются. А что в коробченке лежит? А лежит там «Вальтер ППС». Похожий на наш Макаров. Вернее с него и скопированный, только калибр поменьше. Этакий пистолет для шпиона. Впрочем ничего, он же с дарственной надписью на латунной табличке. На немецком и естественно перевод на русский. «Виктору Сомову от Рейнхарда Гейдриха за поддержку и понимание». Ну и как это понимать? Впрочем пусть сами разбираются.

А с Канарисом вышел довольно хороший разговор. Мужик с головой дружит и подвергает сомнению все директивы свыше. Вот он – «настоящий разведчик». Хоть и из флотских. Канарис не стал «раскланиваться», проводить беседы на общие темы, а сразу перешел к делу.

– Господин Сомов, а собственно, почему вы нам помогаете? Хорошо, Гитлер послушал ваши советы, причем, подкрепленными доказательствами, а почему, вы не думаете, что после завоевания России, он не превратит ее в свою колонию?

– Колония отличается от метрополии двумя параметрами, первое – она отстает в развитии техническом, второе она отстает в развитии социальном. А вот в социальном развитии мы от вас не отстаем.

– Объясните? – не понял Канарис.

– Пожалуйста, – ответил я, и прося принести нам еще по чашке кофе, – в Индии, после ухода англичан не было построено, ни одной новой железной дороги. И люди ездят там как у нас в гражданскую войну. На крышах, на переходах между вагонами. И все нормально, билетов никто не требует. Но мы другие, мы выстраивает систему порядка, как и было после революции. В общем в Индии, колонисты уехали, а местные просто не знают как организовать всю технику. А мы знаем потому что это нам надо. И возникает вопрос, что тут лучше – работа на колонизаторов, или местных властей.

– Вы хотите сделать нас колонизаторами?

– Нет, я хочу, что бы вы воспитали всех от местных, до высоких властителей.

– И как вы себе это представляете? – удивился Канарис.

– Да все просто, мелкие на уровне деревни – старосты отчитываются перед представителем района, – тот в свою очередь – области, и так далее. А те на совете областей, смотрят, кто что приписал, кто как управляет, и выносят решение. Хороших руководителей ждет повышение, а плохих… Я бы рекомендовал – если не справился с управлением какого-нибудь колхоза или если хотите общины, то послать такого на свиноферму, там уж каждый справиться. А если и это не помогает, то в пастухи его перевести.

– На низких уровнях понятно, а выше? – не удержался Канарис.

– А выше намного сложней, это вам только Николай Петрович сказать может, он в этом специалист. Но только не ваш фюрер, если он дал вам карт-бланш, то волноваться нечего, он на вас надеется, вы человек умный, советуйтесь с Николаем Петровичем, и делайте то что считаете нужным, но и за результат вам отвечать.

Адмирал Канарис подумал, а потом, сказал, что-то моему переводчику. Тот вышел и принес коробку. Я уже не удивился, глядя на Люггер, также известный как «Парабеллум», естественно в подарочной упаковке. Поблагодарив Канариса, я положил «Люггер» к остальным «подаркам».

Вальтер Шелленберг просто поздоровался. Вид у него был какой-то болезненный. Да и понятно, фюрер на него очень обиделся, хотел даже к стенке поставить. Но Мюллер очень просил меня отмазать Шелленберга от расстрела. Но сам хотел остаться в тени, ему еще с ним работать, и оставлять просто так этого нациста было нельзя. Разнос от фюрера Шелленберг уже получил. И знал почему, имея второй допуск, несмотря на арест, ему уже не надо было объяснить за что он подвергается таким гонениям. Поэтому меня назначили судьей. Пришлось играть свою роль.

– Господин Шелленберг, вы за какие возможные действия вас арестовали?

– Да, мой неизвестный друг, – вот в чего, а нахальства, ему было не занимать.

– Вы понимаете ваше положение?

– Конечно! Меня расстреляют, как только вы отдадите приказ. Мюллер за меня не вступиться.

– Наоборот, как раз, Мюллер за вас и вступился, – я решил немного изменить сценарий беседы, – Гитлер хотел сначала вас расстрелять. Но теперь вы должны хорошо поработать, чтобы оправдать доверие вашего фюрера.

– И что мне делать? – с издевкой спросил он, – пойти в вермахт рядовым? Чтож тоже неплохо, стрелять из винтовки я умею.

– То что и всегда, вы должны работать на благо Германии. Разведка – ваше призвание. Завтра вас ждет Мюллер. А если захотите к Гитлеру на прием – то не советую. Фюрер сейчас не в духе.

– Да кто вы такой? – не сдержался Шелленберг, – откуда вы вообще взялись? И почему всеми командуете.

– Просто добровольный помощник, на общественных началах, – улыбнулся я, – а если хотите узнать больше – обратитесь к вышестоящему начальству.

– Тогда не возражаете против маленького подарка? – спросил Шелленберг.

– Смотря какой он, – ответил я. Он вышел и вернулся с большим красивым деревянным ящиком. Мой переводчик заметно напрягся.

– Вот! – и он протянул его мне. Я поставил его на стол и раскрыв застежки увидел там пистолет пистолет-пулемет MP-38, от подаренных мне раньше пистолетов было два отличия – не было запасной обоймы. А единственная лежала без патронов. Ну, понятное дело, безопасность прежде всего. И естественно табличка с дарственной надписью на немецком. Я вежливо поблагодарил Шелленберга, пожелал ему удачи, мысленно прикидывая, куда мне девать весь этот арсенал.

Гейнц Гудериан заявился ко мне во всей своей непредвзятости чинам. Допуск он имел второй. Так что для него я был ученый их другого мира.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался он.

– И вам не хворать, – усмехнулся я.

– Я понимаю, вы человек гражданский, но на сегодняшнем поле битвы танки решают все! – эмоционально выкрикнул он, – а поэтому главное внимание должно быть уделено именно танкам.

– А про противотанковый гранатомет вы не забыли? – с иронией спросил я.

– Так есть же от него защита, эти сеточки, эти кирпичики на броне, или я не прав? – взвился «быстрый Генц».

– Все верно, но сейчас все это пока лишнее, – и я перешел на серьезный тон, – вам предстоит война с Советским Союзом. А они быстро скопируют все эти ваши противотанковые гранатометы и кумулятивные снаряды. Вам так хочется бойни?

– Нет, что вы наоборот, я уважаю русских командиров, они профессионалы своего дела. Но их машины устаревшие и никак не могут помочь на современном поле боя.

– Вот из этого и надо исходить, – ответил я, – забросьте ваши противотанковые гранатометы подальше. А лучше исходите из тактики применения танков совместно с БТР и БМП. И вот тогда победа будет у вас в руках. Недаром же у нас вас назвали «быстрый Гейнц».

– Это прозвище еще надо оправдать, – засмеялся Гудериан, а потом наклонившись ко мне доверительно заговорил, – я знаю, вы любите стрелковое оружие, но узнав, что принесли мои предшественники. Могу предложить вам только MG-38, полностью новый и с полным комплектом обслуживания.

И видя мое ошарашенное лицо, приняв его за довольное, заметил:

– Все детали прошли проверку, очень хорошее и надежное оружие.

И вышел из комнаты, а вслед за ним мне в номер внесли пулемет и ящик, судя по всему с патронами к нему.

Они что все с ума посходили? Нет, когда Канарис подарил мне пятый по счету пистолет, я еще пребывал в недоумении, но когда за ним Шелленберг притащил MP-38 в подарочном футляре, я офигел. А потом подумав рассмеялся. Не, ну кто еще мог пустить слух что я просто обожаю пистолеты в подарок? М-да, не забыл моей шутки шеф гестапо, и сам продемонстрировал чувство юмора. Когда он вошел и с улыбкой посмотрел на груду коробок, то не смог не улыбнуться.

– Это вам за Штирлица, – вместо приветствия пояснил он. Но тут же стал серьезен, по его знаку переводчик вышел, – Виктор, что вы намереваетесь у нас делать? Я бы предложил вам просто отдохнуть.

Берлин. «Туристический маршрут».

Август 1939 г.

Насчет отдыха у меня были четкие планы. Побродить по Берлину, посмотреть на людей, но себя особо не засвечивать. Поэтому надел обычный свой костюм, и предложил:

– Ну давай, экскурсовод в штатском, веди меня в ближайшую хорошую пивнушку!

И тот, даже ухом не повел, просто сказал, что б я держался недалеко от него. И пройдя десять минут, мы очутились в уютной немецкой пивнушке. Почему, я подчеркиваю именно немецкой, потому, что в отличие от российских здесь чисто, столы с белыми скатертями, и самое главное – нормальные цены. Насмотрелся я у себя и пивных ресторанов и кафе, но у всех одна слабость, цены задирают безбожно, впрочем подобное правило объяснимо при всех налогах и поборах, которые с них берут. А здесь, могут посидеть и рабочие после трудовой смен, и более солидные клиенты, и ко всем одинаково вежливое отношение. Подошел официант, их на все заведение два человека, но успевают, а сейчас, так как клиентов мало, работает всего один, второй помогает на кухне. Заказал кружку пива. Официант, судя по выражению лица удивился, но ничего не сказал. На столике меню. Может конечно и показуха, но я до этого в Интернете нашел цены того времени. Вы не поверите, в берлинской пивнушке, почти в центре города цены, как в Советском Союзе. Я даже калькулятор взял и пересчитал зарплату среднего рабочего в то время и стоимость кружки пива. Оказалось, что при зарплате рабочего в сто рублей, стоимость кружки пива равнялась двадцатишести копейкам. Когда я поделился своими выкладками со своим провожатым тот ответил, что это пивная для рабочего класса, в ресторанах или кафе цены заметно выше. Ага, значит со мной решили играть по честному без всяких потемкинских деревень. Впрочем это еще не доказано. Народу в пивной было мало. На что я и обратил внимание своего спутника. Он ответил, что сейчас рабочий день, а вечером здесь многолюдно, и место за столиком часто не достается, приходиться пить у стойки бармена. А я – то решил чего она такая длинная.

– А эти? – я кивнул в сторону группы явно поддатых людей.

– Отпускники, военные. Жалование им выдали, вот и отдыхают.

– Ага, скажи лучше похмеляются после вчерашнего.

В это время, группа отпускников обратила на нас внимание, они и раньше на меня косились, а теперь вроде как присматриваться начали… Потом один что-то резко крикнул другим. Понятно, заводила дает команду, а мой переводчик запускает руку под пиджак и тихо говорит мне:

– Чтобы не произошло, оставайтесь за моей спиной, – и повернулся к компании, которая, как я понял произнося ругательства, направилась к нашему столику.

Как вдруг, на их пути появились эти трое, я так и не понял откуда они возникли. Просто встали у них на пути и показав, видимо удостоверения, что-то тихо сказали, а вот что – мой переводчик отказался переводить. И эта агрессивная компания вмиг потухнув, вернулась назад, и снова уселась за свой стол. Продолжив попойку, и изредка косясь на нас, но скорее заинтересованно, чем враждебно.

– Гестапо? – удивленно спросил я, когда эти три типа вновь уселись за свой столик и стали незаметными серыми личностями.

– Не знаю, скорее всего они, а может Абвер, – пожал плечами мой экскурсовод.

– А ты?

– Раньше был в СА, теперь в проекте, – как показалось равнодушно заметил мой собеседник.

– А там чем занимался?

– В основном переводы. Обеспечение безопасности при сопровождении.

– Так ты выходит телохранитель?

– Как? А этот американский термин, – он на секунду задумался, после чего ответил, – да, но на вторых ролях. Меня готовили в основном именно как переводчика.

– В партии состоишь?

– Нет.

– А что так?

– Просто считаю это для себя необязательным. Некоторые вступают, но каждый решает сам. Там ведь тоже не все просто. Партия это не столько привилегии, их вообще-то нет, сколько дополнительные обязанности. Нужно любить политику, если хочешь туда вступить.

– Понятно, – я оглянулся на троих людей медленно потягивающих пиво.

– Но их работа потрясает, я же их считай не заметил, можешь передать благодарность?

– Врядли, я из другого ведомства, то есть у нас есть разграничения. Те кто охраняет не знают кого и от чего они охраняют. Но с другой стороны – меньшая утечка информации.

– Тогда подай рапорт их начальству, – посоветовал я.

– Хорошо, это можно сделать, но я не понимаю, почему вы так за них хлопочете, это же их работа.

– Знаешь, утихомирить восемь поддатых рыл, тем более агрессивно настроенных, и тем более военных. Это надо уметь. У нас бы началась драка «Что ты мне своим удостоверением трясешь?», «Где ты был, когда нас чечены расстреливали?». Вы нас всех тогда продали, а теперь права качаете?», и так далее. У нас к спецслужбам отрицательное отношение как среди народа, так и среди военных.

– Да, тяжело там у вас, если даже спецслужбы не могут навести порядок. А здесь все просто, драки бы не было, у них наверняка приказ – в случае опасности охраняемого лица – стрелять на поражение. А они просто предъявили удостоверения, и попросили утихомириться.

Кажется он мне не всю правду пересказал.

– Вы я вижу поели, куда сейчас?

– К Мессершмитту возможно?

– Сегодня врядли, давайте завтра с утра.

– Тогда остаемся смотреть берлинские довоенные достопримечательности.

Берлин того времени мне показался тихим провинциальным городком, по сравнению с Москвой моего времени. Люди идут по своим делам, изредка проезжают автомобили. Хорошо развит общественный транспорт. Трамваи и автобусы. Нормальный, спокойный город. Сделал несколько снимков. Мой цифровик Мюллер мне так и не вернул, но я купил другой покруче. Снимал здания, улицы, людей. Какая-же экскурсия без снимков на память. Попросил своего переводчика и меня запечатлеть.

– Куда теперь? – после обеда, а пообедали мы в номере спросил меня Ганс. Я положил в сумку свой ноут, и подумав ответил, – а давай к тебе, хочу посмотреть как обычные немцы живут. Ты ведь недалеко отсюда живешь.

– Да, но…, – смутился он, – я все-таки на работе.

– Ну и прекрасно, твои прямые обязанности, – усмехнулся я, – так до тебя далеко добираться?

– Если на машине, то полчаса, а если на трамвае, то час. Я с семьей живу на окраине. Там жилье дешевле. Но сейчас дома только мать, отец работает на почте и будет вечером. Младший брат вернулся из школы, уроки наверно делает.

– Вот и прекрасно, поехали. Вызывай машину, только без мигалки, – он улыбнулся, но шутки не понял.

– Что такое мигалка?

– В нашем мире – специальный фонарь, мигающий при движении. Ставится на машины высокопоставленных чиновников.

– У нас их точно нет, но мне надо позвонить, – и он вышел из номера. Машину подали быстро. Мы уселись на заднее сидение, мой переводчик назвал адрес, а я открыл ноут, перекачал туда фотки, такая уж у меня привычка, не очень надежные эти карты памяти. А копии не помешают. Потом смотрел в окно, фотографировать не стал. Качество плохое получается. Просто смотрел на здания, людей, встречные машины. Доехали мы действительно быстро. Даже наверно меньше чем за полчаса. При том, что по московским меркам машина просто ползла, да привык я к другим скоростям, а так удобно, не трясет. Вышли перед большим шестиэтажным домом.

Берлин, Теминштрассе, дом 24.

Тем же днем.

Зашли в подъезд, поднялись по лестнице. Чисто, опрятно, и главное никаких надписей на стенах в подъезде и лестницах. Ганс достал ключи и отпер дверь, жестом приглашая меня войти. Маленькая прихожая, плавно переходящая в кухоньку, две двери. Вдруг одна открылась и навстречу нам выскочил паренек и что-то быстро стал говорить Гансу. Ага, это я как понял его младший брат. Тот что-то сказал ему, и младший скрылся обратно.

– Мой младший брат Вильгельм, – объяснил Ганс, – русского языка он не знает, родился уже здесь, в Германии. Сейчас ему тринадцать.

– А что он хотел?

– Как всегда, сбежать играть с другими мальчишками, не сделав уроки.

Я потоптался на месте, но тут из другой двери вышла женщина. Она как я понял поздоровалась с Гансом и спросила, посмотрев на меня.

– Моя мама, Марта Фридриховна, – представил мне ее на русский манер Ганс.

– Здравствуйте, рады вас видеть, – с сильным акцентом и явно вспоминая слова поприветствовала меня мать этого семейства.

– А это мой друг из России, – в свою очередь представили меня.

– Проходите, – она показала на открытую дверь. Я вошел, а Ганс попросил не мешать нам и его мама ушла на кухню, после чего он прикрыл дверь. Я огляделся, довольно большая комната, стол, за которым наверно вечером собирается все семейство. Вместо телевизора на тумбочке радиоприемник. В углу большая двуспальная кровать. Кожаный диван. Под потолком скромная люстра.

– Здесь живут родители, в другой комнате мы с братом, – объяснил Ганс. Я уселся на диване, а Ганс на один из стульев, отодвинув его от стола.

– А если жениться надумаешь?

– Теперь моя зарплата позволяет мне снимать квартиру и жить отдельно. Но девушки у меня пока нет.

– А эта? – я обвел рукой вокруг.

– Тоже снимаем. Поначалу, когда только переезжали было трудно. Ютились все в одной комнатушке, да и безработиться тогда была высокая. Потом постепенно наладилось. Я не так много в школу ходил, сколько подрабатывал, чтобы помогать семье. А вот Вильгельм уже два раза ездил в летние лагеря, очень там ему понравилось. Научился кататься на велосипеде. Я например недавно научился водить машину, а ездить на велосипеде так и не умею. Он часто по этому поводу надо мной подшучивает. На рождество родители хотят купить, но не знаю, дорого. Но через год, наверняка.

– В летние лагеря он ездил по линии Гитлерюгенда?

– Конечно, все летние лагеря финансируются централизованно, путевка бесплатная. Но только для рабочих и госслужащих. Те чьи доходы больше, определенной планки – должны платить больше. А крупные промышленники и бизнесмены, имеющие детей, так вообще обязаны отдавать часть прибыли на детские летние лагеря.

– И чем они там занимаются?

– Играют, ходят в краткосрочные походы, учатся плавать, если рядом есть водоем и погода теплая. На велосипедах катаются.

– А дети богатых детишек никак не притесняют детей рабочих?

– А чем их там притеснять? – удивился Ганс, – форма в летнем лагере одинаковая, три комплекта. Стирают они ее сами. Из личных вещей брать что-либо кроме продуктов обеспечивающих гигиену – нельзя. Да и если ты один сын богатых промышленников в отряде, и начинаешь задираться – тебе быстро объяснят кто ты здесь. И вожатые не помогут, наоборот, летние лагеря служат закреплению характера наследников промышленной и политической элиты. Знаете их лозунг?. «Здесь все равны, но если ты хочешь показать, что ты лучше и достойнее – покажи».

– Сурово, – заметил я.

– А иначе никак. Ребята из богатых семей начинают понимать детей фермеров и рабочих, а те – их. Бывают конечно драки, но куда же мальчишкам без них. Но в итоге часто возникает дружба, которой нет дела от социального неравенства. А это очень важно. Наши аналитики просчитали что потом подобные отношения очень пригодятся.

– Понятно. Слушай, ты вот что мне объясни, почему у вас в подъезде чисто и надписей на стене нет?

– Мы живем в добропорядочном квартале. В бедных кварталах конечно грязно, но порядок стараются поддерживать. Что касается надписей, то за этим и за чистотой в доме обязан следить домовладелец. Мы же платим ему за аренду.

На этом нашу беседу прервал брат Ганса. Он открыл дверь и бесцеремонно что-то заявил.

В ответ старший брат кивнул и коротко ответил.

– Погоди, – обратился я к мальцу, он не понял, но остановился в дверях, я обратился к Гансу, – а можно побеседовать с этим гитлерюгенцем?

– Пожалуйста, я буду переводить, – ответил он. Вильгельм, когда узнал, что с ним хочет поговорить друг брата из России удивился, но послушно сел на стул и приготовился отвечать на вопросы. Для начала спросил как он отдыхал в летнем лагере и что ему больше всего понравилось. Ответил, что походы и езда на велосипеде. А так же прыжки с вышки. Нет, не парашютной, а просто они прыгали со второго этажа. В то время как их товарищи держали внизу натянутый брезент. Сначала было страшно, а потом так понравилось, что очередь выстраивалась.