Текст книги "Между строк (СИ)"

Автор книги: Лин Тень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Несмотря на то, что в Северино всколыхнулась надежда вернуть книгу, сейчас все представлялось куда более сложным. Не мог же он признаться, что книга принадлежит ему! Если канатоходец окажется примерным христианином, то, даже не зная английского, на котором и было большинство междустрочных писем, он сообщит “куда надо”, и Северино уведут, “куда следует”. Не то, чтобы он боялся смерти – он разучился делать это еще на корабле, однако перспектива сожжения или четвертования, тем не менее, не радовала его.

– Ты из цирка, – наконец, вымолвил капитан, и его собственный голос не напоминал ему ничего из того, что он до этого слышал от самого себя. Словно это сказал за него кто-то другой, невидимый.

Это был не вопрос, а утверждение. Что сказать дальше, Северино отчаянно не знал, потому что так и не решил, какую тактику избрать.

***

Мысли Флавио настолько были заняты библией и теми крупицами переведёнными стариком Пиро, который не переставал удивлять, а теперь и знанием английского языка, что канатоходец чуть не натолкнулся на, словно вылепленную из тени ближайшего дома и возникшую перед ним фигуру мужчины.

Свет факела, расположенного на стене, заслонял раскидистый бук, росший прямо напротив лавки травницы. Густая тень не давала возможности разглядеть подробно лицо и качество одежды, чтобы определить по таким незамысловатым признакам степень дохода сеньора и его положение в обществе. Впрочем, нахождение его в этот час на улице без сопровождения слуг, тоже говорило не мало.

Вопрос в лоб требовал такого же прямого ответа. Вот только последствия нужно было обмозговать. Если это управляющий, посланный одним из вельмож, чтобы пригласить труппу для личного выступления, то почему послан так поздно? Не мог досидеть до утра? Если грабитель, то почему интересуется, откуда он, или сейчас модно грабить именно циркачей, вежливо осведомляясь о роде занятий, степени дохода, кроме наличия при себе наличности? Если ищет кого-то из труппы, то тут же вставал вопрос «зачем»? Вариантов было множество, поэтому Куэрда уклончиво ответил:

– Допустим, – канатоходец переступил с ноги на ногу, выискивая взглядом припозднившихся прохожих. – Что из этого следует?

Нет, Флавио не испугался, в таком возрасте мало чего пугаешься, когда улицы тебе знакомы и гибкое послушное тело не даёт сбоев. Было время, когда он даже получал удовольствие специально задирая незнакомцев, чтобы выпустить пар, отвлечься и развлечься в конце концов. Хорошая драка сродни быстрому сексу. Канатоходец окинул незнакомца ещё раз взглядом, оценивая степень агрессивности, которую тот явно не выказывал.

В это мгновение дверь кабака «Щука и гусь», находящегося на пару шагов за спиной канатоходца открылась. На ночную улицу вывалилась сыто-пьяная компания, составом из трёх человек. Один тут же громко и визгливо затянул песню, двое других принялись подпевать приятелю, цепляясь друг за друга.

– О, достопочтимые сеньоры! – заголосил вдруг первый, самый щуплый. – Проходите, проходите, Сальвино угощает!

Он отделился от компании и, споткнувшись о собственную ногу, повис на канатоходце.

– Именины – раз. Табита принесла, наконец, мальчишку – два. Я счастливейший человек в городе.

Он рванул Куэрду за плащ, проскальзывая по рукам пытаясь придать Флаву правильное направление, сполз, пропахивая щекой по груди и обдавая бёдро канатоходца таким перегаром, что, не смотря на расстояние, волна тут же ударила Косту в нос. А потом распластался на мощёной камнями улице, утыкаясь лицом прямо в упавшую из рук Флавио, словно подстреленная птица и раскрывшуюся библию. Сильвано громко икнул, приподнял подбородок, рыгнул и возопил:

– Благословите, святой отец! Радость-то какая!

Затем он залихвацки хрюкнул и затих, свернувшись прямо на камнях скромным калачиком.

Приятели его даже не заметили, что именинник попал в объятья Морфея и, держась цепко друг за друга, плавно покачиваясь и продолжая распевать во всю глотку, двинулись через площадь.

Канатоходец переступил через мерно храпящий «труп» и, присев, ловко подобрал книгу, а также пару листов, по видимому не выдержавших удара о камни и сорвавшихся с тонких прошивших библию нитей. Поднимаясь, Флав быстро сунул фолиант за пазуху.

«Лучи уже десятый сон видит. Завтра ни свет ни заря Труди пошлёт мальчишку в городской сад, собирать по росе одну ей ведомую траву-мураву. А почему бы и впрямь не причастится чужой радости»?

– Отметим именины Сильвано, сеньор? – усмехнулся он, кивая в сторону сначала именинника, потом всё ещё не закрытых дверей «Щуки и гуся» откуда слышались весёлые голоса и вились пряные запахи.

В мерцающем свете дверного проёма, лицо мужчины, бессловесной статуей замершего напротив, показалось Куэрда бездушной маской, выкрашенной в белый цвет, и только глаза жили какой-то странной смесью эмоций. Коста ободряюще улыбнулся и пригласил жестом последовать за собой.

– И да, циркач я, циркач, – он чуть склонил голову. – Куэрда, к вашим услугам.

Не дожидаясь больше слов от странного визави и логично рассудив, что если надо, то сеньор пойдёт следом, Флав решительно перешагнул порог кабака.

***

Первой реакцией капитана, когда он увидел свою библию, было, конечно же, тут же схватить ее. Схватить и бежать отсюда как можно быстрее. Северино никогда в своей жизни не бежал от трудностей, но только если дело вдруг не касалось его многогранного и темного прошлого. Он дернулся, но канатоходец успел первым, так что Северино лишь неловко дернулся. Он не мог бы сказать, заметил циркач его движение или нет, но, конечно же, надеялся, что тот не обратил на него внимания.

Облегчение разлилось внутри теплым медом. Книга у него, у этого странного парня. Что бы ни случилось дальше, Северино получит ее назад – силой или миром. Книга не потеряна, не уничтожена, а значит, остается надежда. Капитан недолюбливал это чувство – надежду. Оно сподвигало его на совершенно идиотские действия, выставляло дураком, заставляло показывать свою истинную натуру, что частенько было весьма чревато, однако сейчас был рад ему, как родной матери, умершей семь лет назад.

Все еще не решив, как себя вести, Северино только молча кивнул на слова Куэрды и последовал за ним. Кабак встретил их дымом и шумом множества голосов, переплетающих в себе смех, ругательства и все, что между этими эмоциями. Единственный свободный столик обнаружился недалеко от входной двери – по-видимому, его до этого занимала та самая компания из трех человек.

В голове Северино по кругу крутились одни и те же вопросы – читал ли Куэрда книгу? Умеет ли он вообще читать? Читает ли на английском? Как вообще общаться с этим пареньком? Обычно капитан неплохо разбирался в людях, но красивое лицо Куэрды оставалось непроницаемым для него. Запугать? Наврать? Сказать правду? Подкупить?

В тусклом и дымном освещении Северино лучше разглядел лицо канатоходца. Растрепанные волосы красивого коньячного оттенка, живые, подвижные глаза, ровная чистая кожа, не считая “ведьминской”, как ее называли в народе, родинки. На их столе тот же час оказалось красное вино и два бокала – официантки в “Щуке и гусе” работали шустро. Как обычно, взяв инициативу на себя, капитан разлил вино по бокалам и поднял свой.

– За… Сильвано? – это получилось немного вопросительно.

Северино совершенно не хотел пить. Если начистоту, то все, чего он хотел на данный момент – забрать свою библию и уйти. Но все было не так-то просто. Они находились в шумном месте, и взять книгу силой бы не получилось. Значит, придется как-то убедить циркача отдать ее.

“Интересно, он узнал меня?” – думал капитан. В городе его фигура была достаточно известна, учитывая приметную внешность, поэтому Северино бы не удивился, если бы выяснилось, что Куэрда заочно с ним знаком. “Надеюсь, что нет…” – капитан набрал воздух в легкие и, наконец, перешел к делу.

– Сеньор Куэрда

Он придал своему голосу уважение, и даже чуть склонил голову, слегка покачивая бокалом с вином. Одновременно с этим он постарался выглядеть как можно спокойнее, точно он лишь выполнял свой долг и никак не был заинтересован в книге.

– Меня зовут капитан Мойя, я начальник городской стражи. Прошу прощения, если напугал вас там, на площади, я многих пугаю, – он коротко усмехнулся. – Я здесь по делу. Сегодня вечером мне поступила жалоба – человек, чье имя для вас не так важно, потерял одну ценную вещь. Это небольшая библия в кожаной обложке. Кто станет искать обычную книгу, скажете вы, но это не просто книга – это, – он чуть запнулся и произнес максимально торжественно: – святая библия. Как примерный христианин, я счел своим долгом поискать ее. Книга была утеряна сегодня днем на площади, когда тот самый сеньор смотрел ваше представление. Я счел, что вы можете что-то знать об этом… и не ошибся. Она ведь у вас.

Это был не вопрос, а утверждение. Северино пронизывающе посмотрел Куэрде в глаза, стараясь одновременно не показывать своего смущения от столь откровенной и наглой лжи. Если Куэрда привык хоть немного копать глубже, он увидит, что вся эта стройная история шита белыми нитками. Капитан стражи – и вдруг бросается искать какую-то книгу, будь она хоть трижды библия? Однако это была единственная история, пришедшая на измученный эмоциями ум Северино в данный момент.

“Ладно, – утешил он себя, – всегда можно заплатить ему столько, что он и думать забудет о библии, даже если и читал ее содержимое”. Капитан прекрасно знал разгулы и масштабы взяточничества среди стражников. Как обычно, будучи белой вороной с обостренным чувством правды и справедливости всегда и везде, он пытался бороться с этой формой коррупции, насколько мог, но его попытки были лишь каплей в море. Он не смог бы вспомнить, когда он брал взятку и брал ли он ее когда-то вообще, однако сейчас он был готов предложить этому парнишке, с большой вероятностью даже не понимающему, что происходит, все – свое жалованье, старинные материны украшения, свое тело и душу, лишь бы снова ощутить приятное тепло страниц под своими пальцами. Честь стражника отступала перед страхом потерять последние напоминание о Фрэнсисе навсегда.

***

Кабак встретил привычной атмосферой, Коста нырнул туда, как в бурлящее тёплое вечернее море и отдался весёлой неустанной игре волн. Улыбаясь и вертя головой во все стороны, канатоходец продвинулся к свободному столику, чувствуя спиной, что незнакомец благоразумно последовал его примеру. Впрочем, незнакомцем он оставался недолго. Наполнив, скорее всего, не очень качественным, но привычным Куэрде вином бокалы, тот представился.

Флавио никогда не встречался с начальником городской стражи, слава богам не довелось ни при приятных, ни, тем более, при неблагоприятных обстоятельствах. Но прекрасно был наслышан про его несгибаемый нрав и требовательный характер. Слухи ходили и о том, что капитан обладает двумя бесценными, но бесполезными вещами, а именно: железными яйцами и мраморным сердцем. Ни то, ни другое никогда не интересовало Косту, а сейчас, пока сеньор Мойя вещал историю обстоятельств, приведших его к этому моменту, канатоходец, внимательно слушая, разглядывал визави и рассуждал.

Высокий, крепкий и как будто бы цепко держащийся ногами за пол, как это неосознанно делают бывшие моряки, мужчина всем своим видом должен был внушать уверенность в завтрашнем дне. Седина ему шла, она не добавляла ни возраста, ни солидности, зато одаривала ощутимой вескостью. Высокие скулы, кажущийся в неярком свете бездонным уголь радужки глаз, тонкая, словно осуждающе пренебрежительно изгибающаяся линия губ, нос явно сломан и шрам, который настолько в первый момент приковывал взгляд, что Флав несколько раз прогулялся по его дуге от скулы к скуле и обратно.

Странно ли было то, что капитан городской стражи взялся за поиски «чудо-библии»? Да, странно и эта странность не укрылась от Косты. Можно было списать такое рвение на то, что жалующийся на собственную потерю, был не просто сеньором, чьё имя Куэрде не нужно было знать, а хороший знакомый сеньора. Это объясняло бы, почему сам начальник стражи отправился на поиски священного писания. Но совершенно не вязалось с содержимым, потому что сам Флав, если бы даже и потерял такую вещь, будь он трижды приятелем слуги закона, ни за что не обратился бы с подобной просьбой, а наверняка, отправился на поиски сам. Ведь существует вероятность, что капитан, усомнившись в священности, или желающий убедиться в исключительности писания, непременно заглянет внутрь. Неужели вера в честность этого сеньора столь велика? Возможно.

Был ещё вариант. Проситель и есть тот, второй, то есть, согрешивший непутёвый падре, желающий быть не узнанным и отгородившимся от этой истории. Но в тех отрывках, которые уломал перевести Мариньё Флав, не было названо никаких имён. «Чего святоша тогда опасается? Потерял и потерял. Возьми новую и строчи дальше».

Куэрда не был дураком, хотя часто выглядел легкомысленным и даже старался поддерживать такое мнение о себе, полагая, что жить так удобней. Флав пил, слушал, смотрел и думал, а библия, так славно пригревшаяся за пазухой, проникала похотливым ядом под кожу.

«Отдать?».

Любопытство не давало покоя. Значит ли это, что второй грехопаденец тоже знаком начальнику городской стражи, а возможно, это сам капитан собственной персоной!

Куэрда кивнул, как бы невзначай дотронулся ладонью до места, где скрывалась книга.

– Хорошо, сеньор Мойя, – он пригубил вина, – я тоже считаю себя примерным христианином и поэтому помочь ближнему сочту в радость, – он улыбнулся и положил ладони на стол перед собой. – Думаю, такое благое дело, как возвращение священной книги её владельцу, которая, бессомнено, дорога ему, как и каждому христианину, слово божье, зачтётся на небесах, – он заглянул своим коньячным взглядом в черноту воронова крыла, – поэтому, я сам хотел бы совершить сей благостный поступок. Сведите меня, пожалуйста, с сим сеньором, чтобы я мог возрадоваться и добавить на весы кроху, которая в нужный момент, возможно, перевесит груз моих грехов в праведную сторону.

Витиеватая речь полилась, словно молочная река и обволакивала, как кисель, вот только в конце, взгляд, коим гладил собутыльника Коста, стал цепким, гвоздящим к месту.

***

Да, рассчитывать на глупость и невнимательность циркача оказалось глупо. “Стоило его напоить, прежде чем спрашивать”, – запоздало подумал Северино, вновь и вновь проводя взглядом по худощавой гибкой фигуре. Он вспоминал, как когда-то очень-очень давно старый кок одного из судов объяснял ему, почему самого Северино, всегда бывшего крупнее многих своих сверстников, не “торкает” с обычной дозы. Он рассказывал, что будто бы количество спиртного имеет прямое отношение к массе тела. Если это было правдой, то вряд ли Куэрде потребовалось бы много – ну сколько он мог весить? Капитану казалось, он с легкостью бы перекинул циркача через плечо, проходил с ним полдня и даже не заметил бы этого.

Так или иначе, а момент был упущен. Задним умом Северино по привычке был крепок, а вот с актуальной хитростью всегда были проблемы. Да и с хитростью вообще как таковой, если быть окончательно точным.

Нет, нет, идиотскую историю мог бы проглотить кто угодно, но только не этот, похоже, чересчур смышленый парень. “Читал или не читал? Понял или не понял?” – изводил себя капитан, пытаясь пронзить пространство и найти ответ в глубине красивых каре-медовых глаз, смотревших в его собственные глаза с неприкрытой насмешкой.

Чтобы выиграть немного времени на выверенный ответ, капитан отпил вина из своего бокала снова и, заметив, что бокал собеседника уже полупустой, снова наполнил оба до краев… или, точнее, не доходя пальца до края, как учили на корабле – чтобы не разлить. Подобных привычек он давно за собой не замечал, потому как они стали частью его натуры.

Итак, ложь провалилась. Что там следовало за ней в прискорбно короткой очереди идей? Кажется, угрозы?

– Вы говорите, как заклятый грешник, – наконец, усмехнулся Северино. – Я, конечно, не святой отец, чтобы исповедовать вас, однако если мы вспомним Десять Заповедей, несложно будет увидеть, как сильно они перекликаются с законами Испании, которым и я, и, надеюсь, вы, подчиняемся, – он сделал паузу и продекламировал: – “не убивай, не кради, не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего”. Как видите, как минимум три из них напрямую касаются меня, – дальнейшее было произнесено с мягкой, почти отеческой и уж точно никак не соответствующей “Стальному Мойе” улыбкой: – Так что если у вас есть, что сказать о грузе ваших собственных грехов… я внимательно слушаю. Как вы знаете, пришедшего лично с повинным ждет наказание куда более мягкое, чем того, кто скрывается от закона.

Запугивал ли он парня? Ну естественно! Запугивал и подкупал, только не деньгами. Намеком в нужный момент на то, что за небольшую услугу, оказанную городской страже, в будущем и настоящем можно будет простить куда большее, можно было легко убедить касту людей, регулярно имеющих проблемы с законом. А любые бродячие артисты, несомненно, попадали в эту категорию. За свою бытность стражником Северино насмотрелся на самые разные преступления, совершаемые под цветными шатрами уличных циркачей и театралов – вплоть до похищения детей знатных господ с последующим выкупом. Отсутствие проверок и придирок городской стражи – не об этом ли мечтает каждая труппа, по сути всегда являющаяся бандой?

В таких разговорах важно было повернуть их ход в свою сторону, стать хозяином положения. Это не мне нужна книга, это вам лучше бы ее отдать, если не хотите моего пристального внимания. А вы, конечно же, его не хотите, да и тяжело представить того, кто бы его захотел. Стращать у Северино всегда получалось лишь немногим хуже, чем мечтать – а уж по этому умению он точно бы побил все рекорды, если бы такое соревнование существовало. В искусстве угроз ему помогало все, в том числе устрашающая внешность. Осталось только определить, насколько Куэрда восприимчив к страху, насколько смел и отчаян.

“Он канатоходец, остолоп, – сказал Северино сам себе. – Он каждый божий день подвергает свою жизнь опасности. Ты думаешь, его проймет какая-то там тюряга?”. Да, действительно, ход был глупым… но что поделать, слово – не воробей, вылетит – не поймаешь… как будто бы вылетевшего воробья можно поймать!

***

«Вот оно, вот! В точку, в яблочко, в самую сердцевинку»!

Флав еле удержался, чтобы не рассмеяться. Так был он доволен тем, что догадки попали в цель. Нет. Утверждать с уверенностью в сто процентов что капитан, и есть один из двух, канатоходец до сих пор не мог, но то, что сеньор Мойя знаком с содержимым книги, теперь оказалось очевидным.

Потому что на простую просьбу указать на растеряху или устроить с ним личную встречу, для того, чтобы Коста мог самолично вернуть потерю и поживиться вознаграждением, как можно было бы понять, что канатоходец рассчитывает именно на это, а не на озвученную галочку в списке его добродетелей, начальник городской стражи заюлил и перешёл то ли к намёкам то ли к угрозам. Можно было бы конечно предположить и то, что сам капитан рассчитывал на благодарность в виде звонкой монеты, но Флав, наслышанный о Северино Мойе, отмёл эту возможность сразу, как только тот заарканился.

– Вы там забыли семь ещё упомянуть, – канатоходец прямо ласково посмотрел на собеседника, – кажется, седьмое место занимает грех прелюбодеяния, но это вас, как правильно заметили, касается меньше всего. И главное сейчас, что ваша забота о ближнем поражает, – Куэрда улыбнулся, – вы, как наша церковь, заведомо уверены, что нет безгрешных, как и не встречались вам и те, кто не имел проблем с законом.

Коста заметил, как наполнился его бокал и восхитился паутиной, которую раскидывал собеседник, явно рассчитывая если не силой взять, то добиться своего измором.

– Мои грехи останутся при мне. Они не так малы, чтобы забыть об исповедальне, но и не выросли ещё до того состояния, чтобы я мог подумывать о кутузке.

Что мог сделать начальник городской стражи? Составить анонимку? Подкупить свидетелей того, что никогда канатоходец не делал? Зажать в тиски закона и вынудить покинуть город труппу? Мог. И Флаву явно было не по сердцу, что тот, о ком так славно говорили, дал повод думать о себе иначе. «Кто без греха пусть кинет в меня камень».

– Вам библия нужна как будто позарез, – Куэрда пригубил второй бокал, – и вы не погнушались даже намекать на сделку.

Коста окинул взглядом кабак. Здесь и сейчас преимущество было на его стороне. И даже если капитан вдруг «встанет на дыбы», решив его прилюдно арестовать, то канатоходец вполне мог рассчитывать, что «публика», собравшаяся в кабаке в ночи, будет на его стороне. Поэтому сейчас самое время открыть все карты и расставить точки.

– Книгу я отдам только владельЦАМ, – он намеренно звуково выделил окончание последнего слова, залпом выпил красного и со стуком поставил бокал на стол, – и не пытайтесь обмануть меня, подсунув в этом качестве другого. Я назову строфу, столбец, страницу, а истинный ценитель священного писания прочтёт мне наизусть указанное место.

Коста облокотился на стол руками и приблизил лицо к сеньору так, чтобы тот чётко и внятно расслышал и понял:

– Владелец столь ценой книги должен это знать. А если вдруг со мной случиться несчастие какое, или с цирком произойдёт вдруг неудобство (всё бывает в жизни, не так ли?), то, не печальтесь, ценный фолиант, уж будьте уверены, вернётся, – Куэрда чувствовал, как хмелеет, дешёвое вино давало быстрый результат, поэтому накрыл бокал ладонью, чтобы воспрепятствовать его наполнению, – в лоно церкви.

Флав выдохнул и откинулся на спинку стула.

– Но я клянусь вам, что о книге никто не узнает, пока она находится у меня, и что беречь её я буду пуще ока. А так же, что отдам её владельцу.

Карты открыты, ход теперь за капитаном.

***

“Он знает, он читал, он понял”, – не считая этой панически бьющейся мысли, в голове Северино было пусто, как в пересохшем колодце. И эхо такое же гуляло – эхо этой самой мысли, ибо других-то все равно не было.

Взгляд хитрых глаз с чертячьим прищуром, обманчиво-ласковый тон голоса – все это усугубляло ситуацию. До сих пор о книге из живых знал только он один. Он не открыл этот секрет даже собственной матери, до самой смерти со слезами умоляющей его рассказать о том, где же он был и что с ним случилось.

Капитан не расставался с книгой ни на день, ни на час. Пятнадцать лет он чувствовал ее в нагрудном кармане, пятнадцать лет, если ему нужно было утешение, глоток радости или просто улыбка, он касался кончиками пальцев вытертой кожи обложки, вспоминал о Фрэнке, и ему становилось теплей. Пятнадцать лет он перечитывал ее – каждый божий вечер перед сном. Он мог бы рассказать ее наизусть с любого момента, мог узнать ее по запаху выцветших страниц и мог слышать голос любимого человека, читая принадлежащие ему строки.

Все оборвалось в одночасье, его величайшая тайна, так долго хранимая под сердцем, оказалась открыта другому. Северино тянул время, цедя свой бокал с вином, не зная, что сказать – голова не спешила наполняться новыми “умными” мыслями и идеями.

Кабак гудел своим чередом, Где-то в дальнем конце зала со стула, нетвердо держась на ногах, вскочил мужчина, громко произнося тост, слова которого не отпечатывались в сознании Северино, он слушал их, будто они были на незнакомом ему языке. Когда молчать дальше было уже невозможно, капитан начал издалека, чтобы выиграть еще хотя бы момент:

– Прелюбодеяние – удел молодых и рьяных, сгорающих от страсти, – он безразлично пожал плечами, в то время как сердце отчаянно закололо от воспоминаний о своих собственных чувствах, три самых лучших на свете года бывших для него всем – и едой, и водой, и постелью, и самим дыханием. – Вам верно заметили, ко мне это мало применимо, впрочем, я полагаю, это заметно издалека.

Он коротко усмехнулся и продолжил:

– Хорошо, Куэрда, вы хотите прямоты – а это то, что я, по счастью, умею делать. Вы знаете, что в книге, хорошо же, так даже проще. ВладелЕЦ, – он точно так же выделил окончание, делая на него смысловое ударение, – книги – человек, который не имеет намерения быть узнанным – даже если вы поклянетесь молчать о его личности до конца своих дней. Это не тот человек, который может позволить себе разглашать подобные секреты, к числу которых относится и его лицо. И уж конечно, он будет сильно против возвращения этого… хм, экспоната в церковь. Поэтому я буду откровенен – сколько вы хотите за книгу и за то, чтобы вы навсегда забыли о том, что видели ее? Да, минуту назад я намекал на сделку, теперь же я предлагаю ее открыто. Хозяин книги готов дать за нее весьма неплохую цену, – прибавил он, как бы подкрепляя свои слова.

Вот так. Натуральная взятка – последний козырь. Если он не согласится, придется… придется что? Что, черт возьми? Только признаться, больше у него вариантов не оставалось. Северино уповал на жадность собеседника – она есть во всех людях, надо только правильно ее нащупать. Циркачи – народ небогатый, может, парень соблазнится?

Мда, жадность, конечно, неискоренимое чувство, вот только в общении с живыми людьми капитан был так же “хорош”, как в рассчитывании своей силы и сдерживании эмоций. А именно, никак. Северино часто завидовал тем, кто мог найти к людям менее топорный подход – оплести, очаровать, наобещать, наврать. У него подобное получалось только двумя способами – либо плохо, либо очень плохо. Будь на его месте человек похитрее, наверное, он придумал бы лучшую стратегию.

Ах если бы, если бы, если бы, конечно.

Вот только канатоходец очень мало походил на того, кого прельщают деньги. В его глазах цвета пьянящего выдержанного коньяка горело нечто иное – любопытство. Страшное чувство, оно толкает людей на то, чтобы идти против разумных решений. Лицо Куэрды было совсем близко, Северино мог видеть блики от горящих свеч, пляшущие в его зрачках, и это придавало ему сходства с игривым бесенком, задумавшим пробраться к Северино под самую кожу, вызнать все тайны, которые скрывало его ссушенное, как изюм, и окаменевшее, как янтарь, сердце.

***

«Так значит, всё же деньги?».

Сказать, что Коста был разочарован, так это не сказать ничего. Деньги – мерило всего в мире. За деньги убивали, продавали, предавали.

Нет, Флавио был совсем не в богачах и помнил детство, когда престарелая мать заболела и слегла. Мальчишке приходилось ухаживать за ней, вести хозяйство и зарабатывать. Коста вставал ни свет, ни заря, кипятил воду, толок в ступке зерно или крупу заваривал и кормил мать, потом выходил из дома и шёл на заработки. Брался за любую самую черную работу. Успевал днём прибежать домой, чтобы сменить на матери рубаху, застирать изгаженное, впихнуть кусок добытого хлеба с кипятком и листьями подорожника. И снова убегал.

По вечерам пел в церковном хоре. За это его кормили ужином, единственный раз за день. Деньги, которые двенадцатилетний мальчишка зарабатывал, он тратил на лекарства и оплату жилья. Однажды, когда Флавио пришёл домой слишком рано, поднимаясь в комнату, уже с лестницы услышал разговор. Вкрадчивый мужской голос и хриплый, но гневный женский – материн. Флав замер у приоткрытой двери, боясь зайти и потревожить. Он слушал и не верил своим ушам.

Мужчина предлагал купить его, как покупают породистых щенков, жеребят, быков, как приобретают одежду, мебель, посуду, еду, в конце концов. Сердце упало, и Коста не мог сдвинуться с места. Сумма, которую сулил за его тело незнакомец, показалась мальчику баснословной. Такие деньги в раз могли покрыть долги и оплатить услуги лекаря. Покупатель уверял, что Флав не будет ни в чём нуждаться, что получит образование и многие возможности. А Коста стоял у двери ни жив, ни мёртв. И отмер только тогда, когда незнакомец, бранясь, выскочил из комнаты, а вслед ему полетела глиняная миска, ударившаяся о косяк и разлетевшаяся на мелкие куски, осыпавшие мальчишку. Деньги – мерило всего, только не материнской любви…

Куэрда, выгнул бровь, слушая капитана. Теперь то, что он говорил, соответствовало тому, что выражало его лицо, Флав это чувствовал, так, словно канатоходец читал, как в библии, то, что написано между печатных строк. Когда сеньор Мойя, наконец, замолчал, ожидая его решения, Флав намеренно медленно взял со стола бокал, провёл пальцем по кругу, внимательно наблюдая, как обегает он кольцо, словно это было самое важное, что сейчас должен был сделать Коста. Прогладил бока подушечками, покатал меж пальцев за грубую ножку и, наконец, пришёл к удовлетворяющему его решению.

– Хорошо.

Куэрда потянулся и поставил бокал на стол, ложно давая надежду собеседнику на то, что он согласен прямо сейчас вернуть бесценный фолиант ему.

– Я библию отдам… вам, а вы уж осчастливите владельца, – он отвлёкся от бокала и взглянул на капитана. – Но не здесь и не сейчас, хотя вы знаете, что книга при мне, – он предусмотрительно прижал указательный палец к губам, требуя от собеседника, чтобы тот не прерывал его, – извольте завтра вечером, часам к семи прийти в сад при соборе. Там тихо и воздух свеж, там нам не помешают. Там я озвучу вам и плату за неё.

Здесь Коста вдруг неожиданно встал, с шумом отодвигая стул.

– А чтобы лишить соблазна последовать за мной и искушению поддаться одной из перечисленных вами же заповедей, я вынужден оставить вас здесь.

Он рассмеялся звонко, бросил на стол несколько монет, расплачиваясь за вино, и так же звонко вскричал:

– Что!? Вино вам кисло?! Шум не по душе! И не хотите пить за здравие Сильвано!? Да вы сеньор, невежа! «Щука и гусь» – один из лучших кабаков Севильи, а вы воротите свой гордый нос!

Канатоходец подмигнул начальнику городской стражи и, ухватив бутылку за горлышко, со всего маху расколотил её о столешницу.

Много ли надо искре, чтоб возгорелось пламя? Сухие доски, ветер и желанье. Так и подвыпившим сейчас, с утра праведно гнущим спину и развлечением считающим полапать девку, надраться в хлам и кулаками помахать, хватило этой зарождённой канатоходцем «искры».

– Кто это тут не уважает Сильвано нашего!?! Кому тут кисло!?!

И понеслось. В свете свечей не сразу разберутся, что это сам начальник городской стражи, а сеньор Мойя, Коста был уверен, в обиду себя не даст. Да и не в той кондиции уже находились те, кто ввязался в драку, в то время, как Флавио, проворно выскользнув из кабака и пошёл неспешно по ночным улицам Севильи в сторону шапито.

***

Уже ложась в свою по обыкновению жесткую постель, Северино осознавал, что ему повезло. Среди посетителей трактира оказался один из его ребят, отдыхающий после вечернего патруля. Он, уже, правда, порядочно надравшийся, все же вовремя разобрался, кто перед ним. Нет, капитан бы и один справился – много ли надо силы с комплекцией и опытом Северино, чтобы раскидать десяток вдребадан пьяных, нетвердо стоящих на ногах мужчин? Однако он все равно, несмотря на едкое замечание стражника: “Я смотрю, вы хорошо проводите выходной, капитан?”, был рад его присутствию, потому что в противном случае несколькими небольшими синяками, естественно, дело бы не ограничилось. Ведь именно Андрес вовремя остановил одного из посетителей от того, чтобы разбить тяжеленную бутылку о голову капитана. Конечно, голова у него была чугунная – это в довершение к железным яйцам и мраморному сердцу – но все равно дело могло бы кончиться весьма неприятно.