Текст книги "Между строк (СИ)"

Автор книги: Лин Тень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Пальцами он залез в растрепанные со сна волосы любовника и, притянув его лицо к себе, поцеловал долгим открытым поцелуем в горячие губы, проникая меж них и лаская его рот так, точно это был его последний поцелуй в жизни. Или первый? Кто разберет, когда по телу прокатываются уничтожающие любые границы и запреты волны обжигающей страсти? Северино будто решил забрать с губ Флава собственное имя, сказанное так, что на него отзывалась жарким огнем каждая клеточка капитана, не меньше. Все тело горело – особенно сильно в местах засосов, которые назавтра станут красноватыми напоминаниями о сегодняшней страсти.

Завтра… Да кого вообще волнует какое-то там завтра, которое может и вовсе не наступить? Все, что у него есть – это сегодня, прямо сейчас. Это гибкое тело канатоходца, его пылкие быстрые ласки, заставляющие окружающий мир казаться смазанной выцветшей иллюзией, фокусируя на том, что действительно важно – здесь и сейчас.

Капитан наслаждался прикосновениями и поцелуями, которые в изобилии дарил ему Флав, но этого все равно было мало, катастрофически мало. Шумно выдыхая после каждого жалящего поцелуя, каждый раз попадающего точно в цель, точно туда, где он чувствовался наиболее ярко, и едва заметно вздрагивая от прикосновений к соскам и головке члена, он не мог и не хотел усмирить желание большего, страсть к более грубым ласкам. Все его тело буквально кричало о жажде соития, жажде обладания прекрасным телом канатоходца. Он ловил каждый поцелуй и отчаянно не напивался ими, потому что, сколько бы их ни было, все равно недостаточно, как невозможно объесться любимым десертом.

Стало ясно, что если это не прекратить сейчас, то капитан кончит раньше времени. Впрочем, у него было четкое ощущение, что пока Куэрда рядом, у его члена нет шансов успокоиться, сколько бы раз он ни изливался. Обнаженные и блестящие в лунном свете бедра Флава так плотно обхватывали его, словно капитан пытался куда-то убежать. Не думая (думать он перестал еще где-то там, в трактире), он простым приемом, которому научился еще в юности, в годы знакомства с рукопашным боем, перевернулся так, что канатоходец оказался снизу. Ладони Северино уперлись по обеим сторонам от головы Куэрды.

– Мой дом – мои правила, – хрипло прошептал он в ухо Флаву, прихватывая мочку губами, обсасывая и чуть прикусывая. – А значит, и вы тоже мой…

От уха он сместился на шею, с наслаждением вновь пробуя его кожу, вдыхая ее сладковато-пряный запах – запах страсти и возбуждения, запах жаркого ночного секса. Его руки нашли руки Флава и, сложив с ними прочные замочки, с силой пригвоздили их к кровати по обеим сторонам подушки, как бы командуя Куэрде подчиниться, а именно – лежать и получать удовольствие. Язык капитана заскользил по груди и животу канатоходца, вольно дрейфуя, периодически «причаливая» то к правому, то к левому соску. Он вымучивал их, засасывая, чуть покусывая, вновь отпуская – только затем, чтобы вновь начать ласкать. Северино сдвинулся ниже, устраиваясь меж разведенных коленей, его руки, наконец, отпустили ладони любовника и заскользили вниз. Вдоволь наигравшись с сосками, пропуская их меж пальцами, потирая и пощипывая, он спустился к талии и бедрам. Язык скользнул в ямку пупка и, не задержавшись там надолго, ухнул вниз, к блядской дорожке, обозначенной короткими темными волосками.

Ладонь легла на упоительно-упругий член, налитый кровью, возбужденный и желанный. Пальцы, вначале лишь легко касаясь, повторили рисунок вен, и только потом сжали ствол, принимаясь бродить вверх и вниз, наращивая темп. Вторая рука легла на мошонку, оглаживая ее, а губы сомкнулись на головке члена, заключая ее в горячую полость рта. Влажный язык пробежался по уздечке, настойчиво обласкивая ее, губы сжались сильнее, засасывая возбужденный орган в рот, создавая блаженную тесноту. Развратно причмокнув, он отпустил член Флава – только затем, чтобы снова начать его ласкать, на этот раз беря глубже, двигаясь по нему интенсивнее. Ладони гладили бедра канатоходца, разводя их сильнее, пробираясь между ягодиц, потирая и лаская анус.

Взяв короткую передышку, Северино неспешно прокрался руками по кровати, скользя кожей по коже Флава, чувствуя своими сосками его соски, своим членом его член, нашел его губы губами, накрывая их, целуя пламенно.

***

Подчинение. Что касается секса, Коста никогда не сопротивлялся, когда требовалось подчинение, понимая, что этим составляет себе залог будущего удовольствия. Но всегда, какими бы нb были ласки партнёра, оставлял за собой право контролировать своё положение, не позволяя переходить допустимую в его понимании и для него, границу дозволенного.

Резко выдохнув на неожиданный капитанский кульбит и оказываясь теперь снизу, Флав тихо рассмеялся, не споря, с готовностью подчиняясь, следуя желаниям своего тела.

– Да, капитан мой, – выдохнул, прикрывая глаза на горячее дыхание по коже.

Расстилаясь под жарким телом любовника с готовностью отдаваясь его ласкам, разводя шире бёдра, обозначая своё согласие, подчинение, принятие хозяйских правил.

И поплыл под чужими губами, ладонями, жарким дыханием, отдавая в полное распоряжение себя, совершенно не стесняясь собственной реакции.

Напрягая ягодицы, когда позволял себе чуть сильнее подаваться в рот любовника и, вылавливая его за запястье, чтобы направленно наминать чужими пальцами меж них, готовя себя для любовника, нетерпеливо, грубовато, жадно, блядски выстанывая сладкую ласку языка пурпура набухшей головки, так мягко скользящей по шёлку чужой щеки.

Требовательно зажимая короткие волосы мужчины, и придерживая за затылок ровно настолько, чтобы хватало уловить каждое глубокое движение, отдававшееся внизу живота тянуще-щемящей струной собирающихся в клубок своеобразных змей.

Первый секс с новым любовником всегда самый желанный, несмотря на то, что тела в основном похожи, всё равно ощущаешь себя блуждающим по незнакомой карте, открывая заветные места и наслаждаясь ответной реакцией.

– Ещё, ещё, ещё…

Просил, приказывал, умолял, рассыпая хриплые звуки меж судорожных вдохов и шумных выдохов, прогибаясь навстречу и вбирая в себя на обратном пути походя на податливую морскую волну, облизывающую горячий берег и тут же возвращающуюся.

Утянул на себя, заставляя остановиться, чтобы сбить зашкаливающее возбуждение и дать пару мгновений, пока губы сцеловывают собственный вкус с губ, а пальцы, обхватив стоящий колом член, направляют, насаживая собственное нутро на желанный вертел.

– Хочу тебя сейчас… сейчас… немедленно, – на выдохе не терпящее возражений.

Широко мазнул языком по припухшим капитанским губам, поводя бёдрами и крепче обхватывая за бока, прижимая к себе, пока медленное скольжение внутри растягивает, позволяя балансировать на грани лёгкой боли, сладостного удовольствия и яркого осознания принадлежности, от которых ведёт не меньше, чем от оральных ласк.

– Смотри на меня, – Флав отпускает, позволяя двигаться так, как хочется любовнику, – смотри…

Это единственное условие, которое он ставит и, обнимая одной рукой за шею, вплетает пальцы в короткие волосы у её основания, чтобы удержать его голову, цепляясь туманным тёмным взглядом в капитанское лицо. Приоткрывая губы каждый раз, когда тело принимает и, выдыхая при обратном движении. Подмахивая, когда скольжение внутри становится мягче, жаждя напора, так чтобы чужой член беспрестанно наминал горошину простаты, посылая всё новые и новые витки клубку тяжести, собранному внизу живота, закручивая пронзительное удовольствие, сочащаяся мутными каплями, пачкающими поджарый капитанский пресс, от того, что Коста второй рукой продавливает за поясницу, то заставляя прижиматься, то отпуская на новую амплитуду умопомрачительного ныряния в растраханное нутро.

Совершенно не помогая собственному члену руками, вымучивая себя той тонкой звенящей гранью, которая постоянно меняется, то забираясь почти на самый пик волны, то опадая в тягучее дно, от малейшего изменения глубины и ритма соития.

До самого конца удерживая взглядом, вычитывая на чужом и прописывая на своём лице все эмоции, пока тело не заходится в оргазменных судорогах, заставляя анус ритмично сокращаться, сдавливая и принуждая любовника кончать следом. И расплываясь после по постели вялой морской звездой, прикрывая глаза, позволяя себе расслабленно вымазать живот собственной спермой, мягко выглаживая опадающий член и всё ещё чувствуя угасающую пульсацию растворяющегося удовольствия и едва ощутимое тягуче-мягкое сокращение мышечного кольца растянутого зада.

Куэрда облизывает губы, рассматривая любовника через прикрытую решётку ресниц, улыбается довольно, потягивается.

– Я бы не отказался, – голос всё ещё с возбуждающей хрипотцой, стекающий на шёпот, – от бокала вина…

Любопытная луна так самозабвенно подсвечивает контуры тел, видимо, забывшись увиденным и остановившись на небосклоне, вместо того чтобы двигаться к горизонту. В этой игре холодного серебра её лучей и густоты бархата ночных теней, все линии проступают глубинно. И шрам на капитанском лице чётче расчерчивает его напополам, вызывая ненужные вопросы. Но Флав настолько доволен и расслаблен, что не думает об уместности. Подпирая голову ладонью и опираясь на локоть, он приподнимается, снова рассматривая любовника.

– Расскажи мне, – он едва касается пальцами тонкой нити шрама у края скулы, – о нём. Откуда?

Потянувшись, мягкие губы нежно целуют в уголок капитанских губ. Коста не имеет привычки расспрашивать своих любовников, но сейчас изменяет себе.

– Я останусь до утра, ладно…

И это получается не вопросом, а словно утверждением. И ответа не требует, потому что Флав снова мажет губами по губам, забирая в тягучий поцелуй.

***

Самое лучшее, самое желанное, самое возбуждающее, самое проникновенное ощущение – это отчетливая ответная страсть, и Куэрда не просто одарил Северино ею – захлестнул с головой. Капитан всегда считал, что истинное наслаждение – это дарить ласку и видеть, как партнер получает от нее удовольствие. Канатоходец так податливо плавился под его губами и руками, выстанывая каждое прикосновение, что член капитана даже начал нетерпеливо ныть от страсти, прося скорейшего соития, которое не замедлило произойти.

Северино застонал делая первые медленные движения, чувствуя, как кружится голова от столь желанного ощущения тесноты и жара чужого тела. Он как мог сдерживал себя, чтобы не сорваться сразу в быстрый темп – настолько он хотел Куэрду, однако уже через несколько вхождений начал непроизвольно наращивать амплитуду, не в силах держаться.

Он смотрел в глаза канатоходца, как тот и хотел, смотрел, чувствуя ответный взгляд этих великолепных глаз, блестящих огнем страсти в глубине расширенных от боли и удовольствия зрачков. И этот взгляд, казалось, проникал в самое нутро капитана, уравновешивая его собственные телесные проникновения.

Северино ловил сладкие вздохи Флава, точно питаясь, насыщаясь ими, и одновременно сам выстанывал каждое вхождение. Ему казалось, что сейчас они даже дышат в унисон. Капитан двигался внутри Куэрды, заставляя его выгибаться и не прерывая взгляда, не разрывая этой тонкой и такой прочной связи. Казалось, отвести глаза сейчас равносильно тому, чтобы прекратить заниматься сексом – прервать это удовольствие было так же невозможно.

Луна, обласкивая холодным светом, словно тушью обрисовывала красивый силуэт канатоходца, каждую черточку его лица, его шею, соски, ребра, пресс, налитый кровью член – прекрасное тело, которое хотелось облизать, обласкать, провести руками по каждой клеточке, каждой ямочке. Где-то на периферии капитан видел это все, но основное его внимание по-прежнему было поглощено взглядом – и только им. В глубине этих карамельных глаз Северино видел все эмоции, бушевавшие в душе Флава, и не скрывал своих.

Почувствовав экстаз Куэрды, ощутив его теплое семя, заливающее животы им обоим, капитан не смог продлевать эту сладкую муку дальше – пара резких глубоких движений, словно он стремился завладеть телом канатоходца еще больше, глубже, сильнее, если это вообще возможно, и Северино излился следом, глубоко и хрипло выстанывая каждый сладкий толчок внутри. Волна удовольствия накрыла его так сильно, что мир на мгновение померк перед его глазами, разлившись по телу чернилами наслаждения.

Только чуть отойдя от восхитительных ощущений, он почувствовал, что полностью, до самых кончиков волос, взмок. Всю его спину покрывала испарина жаркого секса. Медленно выходя и оставляя в покое тело Флава, Северино лег рядом и притянул его к себе, обнимая нежно и бережно. Он прикрыл глаза, чувствуя, как дыхание медленно восстанавливается, становится глубже и спокойнее, а удары сердца входят в свой обычный ритм.

Одного взгляда на Куэрду хватило, чтобы острее почувствовать оргазменные отголоски внутри собственного тела – сам того не зная, канатоходец продлевал удовольствие капитана своим видом, напоминавшим вид довольного кота.

– Подожди… – прошептал капитан, улыбаясь и крадя с губ Флава заключительный поцелуй – нежный и мягкий. – Сейчас…

Ему казалось, если прямо сейчас он встанет и попробует спуститься в кладовку за вином, ноги не унесут его далеко. Даже на короткий миг расстаться с телом канатоходца казалось в высшей степени невозможным, словно кто-то приклеил их друг к другу, поэтому Северино просто бессловесно ласкал его руками и вдыхал его запах, выплескивая накопившуюся в нем за долгие годы нежность и желание близости.

– Сейчас, – еще раз прошептал он – неразборчиво, утыкаясь лицом куда-то в макушку Флава, откидывая с его влажного лба находящиеся в вечном беспорядке волосы.

Капитан собрался с силами и все-таки решил встать. Для этого требовалось перелезть через Флава, и желательно при этом было бы не задавить его, учитывая разницу в весе. Северино перекинул ногу через него, но не удержался от соблазна и склонился, тронув губами приоткрытые пересохшие губы Куэрды, втягиваясь в поцелуй снова, растворяясь, исчезая в нем. Проследовав ниже, он с наслаждением сцеловал капельку спермы, замершую на плоском животе канатоходца, и лишь затем встал. Пошатываясь, он пошел вниз, за вином. На лестнице пришлось крепко держаться за перила, совсем недавно пережитая страсть делала ноги ватными и лишала любых сил, превращая их в настойчивое желание быть рядом.

В темноте Северино даже не различил, что за вино он берет, просто схватил первую попавшуюся открытую бутылку и пару бокалов. А зажигать свечу казалось чем-то невозможно-возмутительным. Поднимаясь обратно в спальню, капитан поймал приступ сильнейшего страха – первой осознанной мысли с того момента, как он окончательно отдался своим эмоциям и эмоциям канатоходца.

«А что если… – он сглотнул. – Сейчас я проснусь в кресле и обнаружу, что все это был сон?.. Нет, хуже. Что если он ушел?». Последнее казалось особенно невыносимым, настолько ужасным, что оно непременно должно было случиться, и капитан даже не сдержал вздоха облегчения, увидев точеный абрис фигуры Куэрды на прежнем месте, на кровати. Он, чувствуя, как чуть дрожит рука от пережитого волнения, разлил вино по бокалам, протянув один из них Флаву.

Когда тот коснулся его шрама, Северино подался вперед, на его пальцы, продлевая прикосновение. Удивительно, но проклятый вопрос, обычно вызывавший усталость пополам с яростью, на этот раз не вызвал дискомфорта, и даже наоборот, капитан испытал прилив нежных чувств. Он чуть улыбнулся и, поймав поцелуй в уголок губ, глотнул вина, оказавшегося на деле вовсе не вином, а сладким красным портвейном, отлично дополнявшим сегодняшнюю ночь.

– Это напоминание, – тихонько ответил Северино, устраиваясь полулежа на кровати. – Напоминание о том, чего я не смог однажды сделать. Дьяволица, лишившая жизни прошлого владельца той самой книги, поставила его мне перед тем, как вонзить нож в живот Фрэнка. И теперь, каждое утро глядя в зеркало, я вспоминаю о том, как однажды не смог спасти человека, когда-то бывшего для меня всем.

Последние отголоски напряжения и страха отпустили капитана после слов Флава. Он не смог сдержать улыбки, в которую канатоходец его и поцеловал. Северино отдался поцелую полностью, сам превратившись в одну тягучую и теплую волну, впуская язык Флава глубже, обласкивая его и чувствуя его вкус вперемешку со вкусом портвейна, скользя свободной рукой по спине и ягодицам канатоходца, чуть заваливая его на себя.

– Оставайся, – прошептал Северино.

Фраза прозвучала с отчетливым оттенком какого-то глубинного облегчения, и капитан слегка смутился своих собственных чувств. Чтобы скрыть их, он торопливо отставил свой бокал и подобрал запиханное в ноги одеяло, укрывая их обоих. Он улегся, обнимая Куэрду за плечо и выписывая на нем что-то подушечкой пальца.

***

– Пишешь новые строчки в нашу с тобой библию? – спросил Куэрда, когда вкус портвейна разбавил терпкие капитанские поцелуи, а его пальцы лениво поползли по плечу канатоходца.

Никогда раньше Коста не стал бы затрагивать прошлое любовника, но с капитаном это не проходило. Язык Флава если не был занят телом любовника, то озвучивал забродившие в послеоргазменной пустоте мысли, так и просящиеся наружу. Но Куэрда ничуть не чувствовал своей вины и даже того оттенка боли, которую мог вызвать своими вопросами. Казалось, что высказывая, извлекая всё то, что так давно и глухо жило в любовнике, наружу, тот с облегчением избавлялся от старого, словно очищаясь, сбрасывал засаленное оперенье, обрастая новыми, ровными крепкими перьями.

Горячее, пропитанное страстью тело капитана даже после секса не давало успокоиться. Коста мысленно благодарил луну за возможность вылизывать пусть даже взглядом кожу, спотыкаясь на оставленных собственными губами ярких отметинах. Каждый жалящий поцелуй, расцветивший клеймом собственности проходящей ночи капитанское тело, приносил канатоходцу толику сладкого удовлетворения. Жадный и похотливый хищник, живший внутри, возился, где то на задворках разума жирным объевшимся червём. Свою ненасытную до телесных утех натуру Флав часто оправдывал наследственностью. Впрочем, когда об этом упоминалось со стороны, канатоходец не терпел подобного, тут же ввязываясь в драку и жестко наказывая говорливые языки.

– Ты не приходи в лагерь циркачей, ладно, Сев…

Тепло подогреваемого с боку телом любовника и заботливо накрытого сверху одеялом, размаривало, несмотря на то, что перед этим Коста проспал пару-тройку часов, ожидая возвращения Мойи.

– Не светись. Я сам найду тебя, – Флав не сдержался и зевнул, – или пришлю Лучи. Ты его знаешь…

Портвейн на голодный желудок добивал, неизбежно отправляя разум вслед за телом в вязкий сон.

– Ящерка передаст где…

Язык заплетался, а глаза уже спали, в то время, как ладони всё ещё медленно блуждали по горячей коже не желая отпускать тело даже на короткий миг ночи.

– И на представление…

Еле слышно, почти одними губами недосказано, словно вырвано из целой фразы без начала и конца, потому что Коста уже спал, уткнувшись влажным лбом в плечо любовника, плавая в тягучей бархатной покачивающейся и охватывающей всеобъемлющей бархатной черноте сна без сновидений.

***

Северино только кивал на слова Флава – отвечать словами казалось чем-то кощунственным, неестественным. Он слушал голос канатоходца и упивался его тихими словами. Когда голова Куэрды опустилась на его плечо и тот перестал сонно бормотать, уснув, капитан притянул его ближе – уже мягкого и расслабленного сном, но все еще взмокшего от секса.

Северино не мог спать рядом со своими любовниками – ни с одним из них, кроме Фрэнка. Он пытался – безусловно, но каждый раз ему было неудобно, тело затекало, и он ловил жесточайший приступ бессонницы, нетерпеливо ожидая наступления утра, когда можно будет перестать делать вид, что ему нравится лежать рядом с человеком. Будучи полностью готовым к этому к этому, капитан закрыл глаза и попытался расслабиться. «Уснуть, конечно, не удастся, но, может, хоть немного отдохну», – подумал он, проваливаясь в теплый комфорт постели и лежащего рядом мужчины. Подушка, которую они без неудобств делили, казалась такой мягкой и приятной на ощупь, одеяло – тяжелым и не жарким, ночной ветерок приятно охлаждал кожу, а запах Куэрды убаюкивал, даря ощущение желанного успокоения.

Прежде, чем Северино успел понять, он провалился в крепкий сон, так и продолжая бессознательно гладить любовника и прижимать его к себе.

– …Возьми вот этот, с пиритом, посмотри, какой красивый, – Северино протянул Фрэнку камушек, блестящий самородными золотистыми кристаллами.

Тот посмотрел на камень и мягко отстранил руку Северино, вернувшись к созерцанию пятнадцати красивых камней, лежащих перед ним на песке. Делавар, однако, руку не убрал, и через некоторое время Фрэнк обернулся на него. Отчаянно щурясь против солнца, светившего в глаза, так что светлые волосы священника, сплетенные в косичку, казались нимбом, Северино пытался посмотреть ему в глаза, и не мог – мешал яркий свет.

– Золотоискатель из тебя такой же, как и пират, – Фрэнк улыбнулся. – Это не пирит, а золото, Сев, – он бережно закрыл руку Северино, держащую камушек, обеими ладонями. – Оставь себе.

…Звонкие голоса ранних птиц органично вплелись в ткань сна, медленно возвращая капитана к реальности. Те несколько секунд, пока Северино находился на половине пути от сна до яви, он был спокоен, расслаблен и счастлив – три составляющих, давненько не собиравшихся вместе одновременно. И лишь в последний миг, когда воспоминания о прошлой ночи догнали просыпающееся сознание, он дернулся и открыл глаза.

Он спал, без сомнения. Он действительно спал! Причем крепко, удобно и без кошмаров. Капитан не знал, что его испугало бы больше – отсутствие или присутствие Куэрды в его кровати. С одной стороны вчерашние события казались чем-то фантастическим, слишком нереальным, чтобы по-настоящему произойти, по крайней мере, в жизни Северино, и он бы не удивился, если бы с утра понял, что это была всего лишь фантазия. С другой стороны… очень уж не хотелось, чтобы это оказывалось иллюзией.

Так или иначе, а канатоходец лежал рядом, расслабленно обнимая капитана во сне. В свете наступающего дня его загорелая кожа смотрелась еще более соблазнительно, а спокойное лицо казалось еще привлекательней. Утренние моменты, когда они наступали, всегда были самыми неловкими для Северино – он не знал, что сказать, чтобы не обидеть чувства любовника, не знал, как признаться в своем равнодушии к нему, и очень хотелось просто поскорее закончить все это, уйти и никогда не возвращаться. Сегодня все было иначе, и оставалось только надеяться, что не для него одного.

Капитану отчаянно хотелось продлить этот миг, продолжать прижиматься друг к другу обнаженными телами, следить за мелкими движениями глаз под расслабленными веками Флава – по-видимому, канатоходец был недалек от того, чтобы проснуться. Северино приблизился к мягким и чуть приоткрытым губам Куэрды и тихонько коснулся их губами, вплетая пальцы в волосы цвета спелого коньяка.

«Пишешь новые строчки в нашу с тобой библию?» – вспомнился ему вчерашний вопрос канатоходца. «Пишу», – вздохнул он, скользя руками по груди и талии любовника, осторожно заваливая его на спину и снова оказываясь сверху. Где-то на задворках сознания его кольнуло чувство вины по отношению к давно мертвому человеку, но сопротивляться притяжению было невозможно, по крайней мере, сейчас.

***

Утренняя эрекция догнала во сне. Подстёгиваемое запахом любовника и мимолётными прикосновениями тело среагировало чётко и быстро. И не успел Флав открыть глаза, как рука уже потянулась облегчить начало дня. Осознание чужой постели опоздало на пару секунд, придя уже после того, как ресницы канатоходца дрогнули, прогоняя остатки сна, и веки распахнулись, щурясь от ещё ласкового утреннего солнца, которое сменило на посту подглядывания ночную сестру. Коста улыбнулся, рассматривая вновь возвышающегося над собой капитана.

– Утра, Сев.

Мягкий, ещё не проснувшийся голос вкрадчиво вплёлся в птичьи трели и начинающуюся возню города за окном. Флав подвинулся, устраиваясь удобней и поглаживая горячее бедро капитана одной рукой, а вторая уже поймала в свой плен оба, проснувшихся задолго до основного тела члена и мерно оглаживала не сомкнутым кольцом пальцев, так естественно и привычно, как будто бы это было их не первое пробуждение вместе.

– Мой капитан с утра на посту, – Куэрда тихо рассмеялся, сладко выгибаясь, продолжая разгуливать по вспухнувшим венам пальцами, упираясь затылком в подушку и скидывая окончательно пелену сна, – город может быть спокойным.

Канатоходец протянул руку, тронул седину на виске, смазал мелкую каплю пота подушечкой пальца и тут же отправил её в рот, обхватив фалангу плотно губами. И тут же вернул, скользя влагой по небритой капитанской скуле, как слепой исследуя лицо, шею, плечо, не спеша соединить губы с губами, наслаждаясь мягкой неспешной близостью.

– По-быстрому или как получится?

Коста не торопился в лагерь циркачей. Ему давно некому было давать отчёт, где и с кем он провёл ночь. Ответственность за подготовку и прохождение номера лежала только на нём. Цена легкомыслия была слишком высока, чтобы канатоходец смел наплевательски относиться к заработку, поэтому Куэрда чётко рассчитывал свои силы и время. Сегодня до дневного представления его оставалось с лихвой, всё упиралось лишь в занятость начальника городской стражи, поэтому от решения капитана зависел темп близости.

Флав с аппетитом был готов отдаться на скорую руку, без разогрева спустить по-быстрому, освобождая мысли и тело для повседневных забот, не обременяя ни себя, ни любовника долгими тягучими прелюдиями, к которым тоже, время от времени, имел особый вкус.

Мягкие движения руки сменились рваным нестойким ритмом, который заставлял сердце биться быстрее и воздух поступать в лёгкие короткими скорыми скачками. Бёдра Косты напряглись, придавая ягодицам твёрдости, а забегу руки по членам дополнительного стимула. Канатоходец приоткрыл губы, наблюдая за любовником, и упёрся другой ладонью ему в грудь, поглаживая подушечками пальцев крупную бусину вспухшего соска.

Ограничивая контакт, Флав специально вымучивал собственное тело, разжигая желание сильнее, наблюдая, как реагируют мышцы обеих прессов под напором дрочащей руки. Как бесстыжий солнечный зайчик кокетливо прыгает по плечам, шее и лицу капитана, время от времени попадая в глаза, заставляя щуриться и лишая способности видеть. Как дыхание любовника приходит в полный беспорядок, и мужчина, ограниченный в ласках, мучается желанием близкого контакта ладоней, кожи, губ, наконец.

Коста любил доводить собственных любовниц до того состояния, когда они вымаливали у него секс, изнывая под умелыми ласками. С мужчинами он предпочитал грубоватый быстрый перепихон, не обременённый чувствами и обязательствами. Капитан, судя по всему, попадал в исключение. Куэрда с удовольствием провёл бы с ним половину, а то и весь день в постели, вытягивая из него стоны и расцвечивая его строгое лицо разнообразными эмоциями.

Упёршись затылком в подушку, нагло выставляя острый кадык и прикусывая призывно губы, пуская мышечные волны по крепкому рельефу тела, двигая рукой вверх и вниз по обоим стволам, Флав царствовал в этой постели здесь и сейчас.

***

Северино не сдержался, рассмеявшись на слова Флава – метафора про «капитана на посту» удалась на славу. Его тихий смех прервался нетерпеливым стоном – канатоходец явно знал свое дело, умело водя рукой по его члену, возбуждая еще больше. Он поймал палец любовника, который тот до этого так соблазнительно обсосал и отправил в рот, обхватив кольцом губ, имитируя оральную ласку, двигаясь по нему вверх и вниз, обласкивая языком.

Поскольку у капитана не было формального начальства, никто не мог высказать ему свое веское «фи» за опоздание. Фактически его рабочий день начинался тогда, когда он объявлялся в кордегардии. Формально у стражников были четкие смены, и Северино старался появляться на работе пораньше, чтобы успеть застать ночную смену и их отчет. Не то чтобы он так сильно любил свое дело, среди ребят, конечно, бродила шутка, что «Севэро женат на работе», но лишь потому, что прикладывать свое время и силы ему было больше не к чему – ко всякого рода утехам он оставался равнодушен. Да и так ли это странно, учитывая его многолетний багаж, постоянно вертящиеся в голове тяжелые мысли? Капитан часто думал о том, что он добился своего высокого поста так быстро вовсе не потому, что у него были высокие убеждения «сделать мир лучше» или что-то вроде того, а потому что это являлось единственным доступным для понимания и осуществления смыслом его жизни.

Так вот, Северино, являясь по сути сам себе начальником, мог задержаться настолько, насколько он хотел. А сегодня он, безусловно, хотел именно этого. Прямо сейчас, впитывая кожей ласки Флава, он вообще желал заниматься любовью весь день напролет, и к черту проклятую работу. Капитан проскользил поцелуями до виска, а затем и до уха Куэрды и прошептал:

– Так, как захочется.

Однако что-то ему подсказывало, что терпения на долгую прелюдию у него все равно не хватит – и это само по себе было странно, ну, конечно, если бы Северино дал себе возможность задуматься об этом. Обычно чтобы вообще настроиться на секс – психически, не физически – ему требовались возбуждающие манипуляции и долгое убеждение себя в том, что он все-таки хочет этого, а все потому что ни одного своего партнера он на самом деле не желал, а лишь пытался заткнуть попыткой отношений зияющую рану в своей душе, вот и все. Сейчас же он горел страстью. Флаву не требовалось делать ничего фантастического, чтобы член капитана встал крепким колом – достаточно просто быть рядом.

От интенсивных ласк внизу живота все сладко сжималось, скатываясь в тугой ком, ворочающийся внутри лениво проснувшейся змеей. Ограниченный в движениях, Северино поймал это фантастическое полузабытое ощущение, когда все, чего ты хочешь – до безумия сильно – это как можно сильнее увеличить площадь соприкосновения своего тела с телом любовника, не просто войти в него, а слиться с ним.

Темные глаза капитана зажглись, выдавая его нестерпимое желание, он дышал неровно, через приоткрытые губы, но все, что ему было доступно – это гладить Флава руками по груди и животу, очерчивая напряженный пресс и задерживаясь на его сосках. Когда Куэрда выгнулся, призывно подставляя свою шею под поцелуи, капитан не выдержал – слишком красиво солнце очерчивало рельеф его тела, слишком желанным его делало утро, слишком сильным было желание, копящееся сладкой истомой в эрегированном члене.