Текст книги "Между строк (СИ)"

Автор книги: Лин Тень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Капитан оказался дородным мужчиной преклонных лет с окладистой седой бородой и бельмом, полностью закрывающим зрачок правого глаза. Он сидел за столом и что-то аккуратно писал, скрипя пером по листу бумаги, когда Северино, оставленный его спутником перед дверью, вошел.

– Заходи, садись, – приветливо кивнул капитан, указывая на стул.

Он налил воды из кувшина в железную кружку, которую Северино тут же опустошил.

– Ну и досталось же тебе… вот это шрам, – то ли восхитился, то ли ужаснулся капитан. – Не повезло тебе, парень, это метка на всю жизнь, ничем не сотрешь.

Признаться, за всеми переживаниями Северино успел совершенно забыть о своем лице, привыкнув к жжению и боли. Его гораздо больше беспокоила “метка”, оставшаяся в его душе.

Северино обратил внимание на записи капитана – это был список того, что, по-видимому, содержалось в трюме с пометками, куда и что надо доставить. Большую часть списка составляли весьма ценные вещи.

– Вы контрабандисты, – вдруг догадался он, поражаясь собственной проницательности. Эта мысль пришла к нему внезапным озарением.

– Такие же, как ты – пират, – хохотнул капитан. – Слушай меня внимательно, парень. Я не хочу знать твоего имени, а ты не хочешь знать моего или кого-либо из команды. Мы спасли тебя только потому, что большинство ставило на то, что ты уже окочурился, и это был всего лишь азарт пари. Но раз уж ты жив – не выкидывать же тебя обратно, честное слово! Я подозреваю, что ты не горишь желанием рассказывать всем и каждому о том, как ты оказался посреди моря в шлюпке. Мне твоя история не интересна, сразу говорю. Мы направляемся к берегам Испании, нравится тебе это или нет. Безопасно ли для тебя приближаться к цивилизованному миру – решай сам. Когда мы приблизимся к точке, ребята завяжут тебе глаза и выведут на ближайшую дорогу – оттуда уже топай сам. Ври что хочешь, можешь рассказать, что тебя спас сам Морской Дьявол, мне нет до этого дела. Но запомни – ты никогда не видел ни этого корабля, ни меня, ни моей команды. Ясно?

Капитан говорил без любой агрессии, но очень убедительно. Северино молча кивнул, соглашаясь. Как будто у него был выбор!

– До тех же пор будешь помогать ребятам, спать и есть вместе со всеми. Остальные отсеки корабля для тебя закрыты. Старайся не разговаривать с моей командой. Если я узнаю, что ты стал слишком любопытным, будь уверен, шрамом на лице ты не отделаешься. Идет? – он протянул руку.

Северино снова кивнул и ответил на рукопожатие капитана. Поняв, что разговор окончен, Делавар встал и направился к выходу.

– Начинай выдумывать себе историю, – посоветовал капитан напоследок. – Способную покрыть тебя с головой. Поверь мне, человек посреди моря в шлюпке без весел – это весьма подозрительно.

Как только Северино вышел на палубу, к нему подскочил один из его спасителей – блондин с волосами, как солома.

– Мы обыскивали вас прежде, чем откачать, – признался он. – И вот, что мы нашли.

Он протянул Северино… библию! Ту самую. Ошарашенный, он взял книгу, отчаянно пытаясь сообразить, как она попала к нему. Он отчетливо помнил, что Лэл клала ее за пазуху Фрэнку, прежде чем ударить его кортиком.

“Наверное, он бы хотел, чтобы я имел ее… – подумал Северино, бережно пряча кое-где промокшую и вытертую библию. – Спасибо, Фрэнк. Я попытаюсь жить дальше, если ты действительно хочешь этого…”.

В одном капитан корабля был прав – если он не хочет попасть прямиком в лапы испанских властей, если он и вправду планирует жить дальше и таким образом не обесценить жертву Фрэнсиса, убедительная история его трехлетнего отсутствия ему весьма пригодится.

***

– Северино… Господь всемогущий, Северино! Ты жив! Где же ты был? Я уж похоронила тебя, я плакала каждую ночь, моля Господа вернуть мне тебя! Скажи, это правда? То, что говорят в городе? Ты и впрямь был на необитаемом острове? Сын мой, да скажи ты хоть слово, не молчи! Что случилось с твоим лицом? Какой ужасный шрам… Боже мой, да ты поседел! Северино, ты же полностью сед! Что случилось с тобой, что же с тобой случилось? Да скажи ты хоть что-нибудь, не молчи, не молчи ты, Боже правый!

Вернувшись домой, Делавар не испытал ни радости, ни удовлетворения, ни даже малейшего всплеска ностальгии. Казалось, городок совершенно не изменился за годы его отсутствия – знакомые улицы, знакомая публика. Только мать изменилась – она очень сильно постарела и исхудала.

Он не ответил ни на один из ее вопросов в тот вечер. Да и даже спустя годы он так и не смог этого сделать – на все расспросы отвечал кратко и всем своим видом показывал, что разговор ему неприятен. До самой смерти Алисия Мойя так и не узнала правды – ни о шраме, ни о книге, ни о Фрэнке.

Той же ночью – ночью своего возвращения – он впервые открыл библию Фрэнсиса. И именно с этого началось ежевечернее ее перечитывание. Пока Северино плыл на контрабандистском корабле, он словно боялся прикасаться к книге, однако, везде нося ее с собой. Какое-то непримиримое внутреннее противоречие удерживало его от того, чтобы видеть почерк любимого человека.

Как выяснилось, он был совершенно прав, выбрав момент абсолютного одиночества для перечитывания слов Фрэнка – слезы сдержать все же не удалось. Он плохо спал той ночью, однако с самого утра чувствовал себя бодро, и, что главное, решительно.

– Что теперь, Северино? – шепотом спросила мать, застав его в дверях. – Если ты снова уйдешь в плавание, я не выдержу…

Тот покачал головой.

– Нет, в море я больше не выйду.

– Тогда куда же ты собрался? – на глазах Алисии появились слезы.

– Найду себе работу. Не волнуйся за меня, пожалуйста. Я не собираюсь покидать город.

Северино быстро клюнул ее в щеку и вышел. Он не сказал матери, но он еще ночью сделал свой выбор. Он будет жить дальше, раз уж все случилось так, как случилось. И он будет делать то, что у него получается лучше всего – охранять. В конце концов, он занимался этим почти десять лет – на разных торговых кораблях. Последние же три года он бережно хранил тайну… и да, ему удалось ее сохранить, безусловно. Все, кто мог знать о Фрэнке, на данный момент мертвы.

“Охранник, не сумевший сохранить самого главного…” – грустно думал он, подходя к зданию кордегардии.

Тем же днем его приняли в ряды севильских стражей. У начальства были некоторые сомнения относительно бумаг Северино – все-таки вся эта история с островом выглядела несколько фантастической, однако уже через пару недель тогдашний капитан стражи искренне радовался, что получил в распоряжение такого исполнительного и погруженного в работу человека. Коллеги и начальство отзывались о Северино очень хорошо, и продвижение по служебной лестнице не заставило себя ждать.

И уж конечно же, никто не догадывался (точнее, скажем честно – не интересовался), что его самоотдача на работе – это всего лишь способ убежать от себя, перестать винить себя, перестать видеть кровь на рясе давно мертвого любимого человека, тело которого жадно поглотил океан. Впрочем, какая разница?..

Это последняя глава из истории Делавара и его книги – так Северино думал тогда. Однако по прошествии пятнадцати лет выяснилось, что жизнь приготовила для измученного сердца бывшего пирата кое-что еще. Тем самым она лишний раз показала свой крутой и в высшей степени непредсказуемый нрав, насмехаясь над теми, кто, как Северино, любит держать все под контролем, для кого не случается неожиданностей.

И у этой истории внезапно образовался эпилог, да какой!

***

P. S.: Ветер треплет пожелтевшие страницы, открывая новые старые истории, давно забытые и незабываемые…

Щурясь против солнца, Северино, сжав губы и нахмурившись, посмотрел на иссохший труп капитана “Золотой стрелы”, так и висящий на рее. Сколько он уже там болтается? За прошедшее с момента выхода из клетки время Северино успел приобрести прочно прилипшую к нему кличку Делавар, обдумать миллион несбыточных планов побега и несколько раз предпринять тщетные попытки разговорить загадочного священника, дважды спашего его жизнь.

Последнее оказалось занятием столь же “простым”, сколь гребля в штиль. Святоша обладал удивительным талантом не обращать на что-то (или, как в случае Северино, на кого-то) внимания, если он не хотел этого, так красиво и лаконично, что Делавар начал поневоле восхищаться этим изяществом. Однако ситуация бесила его все больше. По природе обладая огненным нравом, который с трудом мог скрыть лед черных глаз, он испытывал весьма сложные чувства по отношению к священнику. Зачем кому бы то ни было спасать жизнь незнакомому человеку, а потом еще и молчать?

Однако сейчас Северино беспокоило совсем другое. Воспитанный в христианской семье, он очень не любил издевательства над мертвыми. Капитана необходимо снять и, если уж не похоронить по-человечески, то хотя бы просто предать его бренное тело океану. Он достаточно пострадал перед смертью, чтобы продолжать мучиться и после нее.

Миссия не виделась простой. Назвать Делавара для команды “своим” в полной мере было нельзя – оружия ему в руки не давали, одного практически не оставляли, обязательно так или иначе присматривая за ним. Возможно, что именно последний факт и влиял на то, что Святоша категорически не хотел с ним разговаривать да и вообще старался держаться на приличном расстоянии. По крайней мере, Северино было приятно так думать, потому что это вносило хоть какую-то логику в поведение священника.

– Не пора ли его снять? – указывая на труп, Северино обернулся к Лэл.

– Нет, – коротко и по обыкновению властно ответила та.

– А я думаю… – начал Делавар с нажимом, но Лэл не дала ему закончить, гаркнув:

– Никого не интересует, что ты думаешь, запомни это! Ты будешь делать так, как хочу я – ты и все остальные чертовы свиньи, которых я собирала по морям, словно зоопарк! – она махнула рукой в сторону занятых своим делом пиратов.

Хотя, сказать, что они сейчас на самом деле занимались чем-то важным было бы ложью. Команда замерла, внимательно наблюдая за разговором. Лэл метнула в их сторону грозный взгляд, и мужчины разом принялись изображать бурную деятельность. Как заметил Северино, все очень боялись гнева капитанши и старались лишний раз не привлекать к себе ее внимание.

Боялись, но при этом уважали и даже любили. Одна женщина, будь она сто раз капитаном и морской дьяволицей, не выдержала бы бунта на корабле. Бунт, однако, как успел разнюхать Северино, можно было считать задачей невозможной – Лэл едва ли не боготворили. Причины такой верности оставались для Северино тайной, однако у него зрела догадка, что Лэл инстинктивно подбирала в свою команду только определенных людей – рабов в душе, лижущих хозяйские руки, даже если они держат плеть. Некоторым людям просто необходимо подчиняться кому-то – в этом они видят свое высшее счастье.

И может, не зря капитанша хотела пустить Северино кровь еще в первый день. Потому что он-то как раз таким не был – отнюдь, его бунтарская натура проявлялась в каждом жесте, в каждом слове.

– …что его пора снять, – максимально спокойно и холодно договорил Северино.

– Только попробуй, – угрожающе прошипела капитанша. От ярости ее лицо побледнело, что было заметно даже на черной коже.

Северино молчаливым и быстрым жестом вытащил из ножен на ее поясе кривой нож, так что Лэл не успела опомниться. Взяв его в зубы, Делавар начал резво взбираться по вантам. Пираты посмотрели на свою капитаншу, как бы ожидая от нее сигнала к атаке, но та лишь покачала головой. Ее темные губы сжались в тонкую линию, она приложила широкую ладонь ко лбу козырьком, наблюдая за Северино, словно решая что-то. Тот, тем временем, достиг рея и, крикнув команде: “Heads up!**”, перерезал веревку. Труп упал на палубу, отозвавшись неприятным шлепком и хрустом истлевших под палящими лучами солнца костей.

Вновь взяв нож в зубы, как это обычно делали моряки, Северино схватился за канат и, проскользив по нему, спустился вниз. Едва его сапоги коснулись досок палубы, он распрямился и был встречен молчаливыми взглядами команды, уже даже не пытающейся изображать свою занятость. Вокруг них с Лэл образовалось плотное кольцо из пиратов, а воздух, казалось, сгустился от напряжения.

Северино, не говоря ни слова, и не показывая страха или сомнения, прошагал прямо к капитанше и убрал нож обратно в ножны. Отступать было поздно, да и уже невозможно. Северино со своим невыносимым характером не очень-то хорошо это и умел – отступать, всегда находя более простым путь “до самого конца”. Каким бы он ни был.

– Я убивала и за меньшее, – тихо просвистела морская дьяволица, делая шаг к нему, оказываясь совсем близко. – Ты наверное, думаешь, ты какой-то особенный, думаешь, тебе все сойдет с рук? Твои глаза, Делавар, твой дерзкий взгляд… Ты считаешь, что только потому, что ты умеешь снимать скальпы, я тебя пощажу?

– Я не умею снимать скальпы, – огрызнулся Северино, с трудом сдерживаясь, чтобы не полыхнуть в полную силу. – И я испанец, а не делавар.

Лэл угрожающе оскалилась, как собака, показывая передние зубы, и издала что-то вроде рычания. Северино не отвел взгляда, встретив его и чуть прищурившись, давая понять, что ни капельки не сожалеет о содеянном. Рука капитанши дернулась, чтобы достать кортик, и молниеносно оборвать жизнь Делавара, посмевшего с ней спорить, однако была мягко удержана незаметно появившимся за ее спиной Святошей.

– Мы все равно хотели его снимать, – сказал он примирительным шепотом, глядя только на Лэл. – Плавать с трупом на рее – не самое лучшее знамение.

Лэл выдохнула, остывая и опустила руку. Она опустила взгляд и кивнула священнику. Насколько заметил Северино, он был единственным, к мнению кого из команды свирепая негритянка хотя бы иногда прислушивалась – скорее всего из-за своей извращенной зацикленности на собственной версии христианской веры.

Из поз пиратов, собравшихся вокруг, незримо ушла напряженность, они чуть расступились, и Северино даже показалось, что посветлело и стало легче дышать. Лэл несколько раз глубоко вздохнула, прикрыла глаза и провела ладонью по лбу, точно стирая невидимую испарину. Когда она вновь взглянула на Северино, ее взгляд был скорей усталым.

– Исчезни, – сказала она холодно и спокойно. – Если я увижу тебя сегодня еще хоть раз, помяни мое слово, на этом рее будешь болтаться ты, – с этими словами она развернулась и скрылась в своей каюте.

Команда, еще некоторое время постояв молчаливыми зрителями, наконец, поняла, что кровавой расправы не ожидается, и разошлась, занялась своим делом. Священник же, скользнув тревожным взглядом вокруг и убедившись, что никто на них не смотрит, с неожиданной силой схватил Северино за руку и оттащил на корму, за бочки, служившие отличным прикрытием.

Тот ошалел от такого напора казавшегося раньше безразличным Святоши, и пришел в себя, только когда тот со всей силы приложил его спиной о бочки. Удар вернул Северино к действительности ничуть не хуже холодной воды в лицо.

– Какого дьявола ты делаешь?

Это было произнесено шепотом, однако одновременно это был и крик, а серые глаза священника полыхали настоящей яростью – эмоцией, которую Северино меньше всего ожидал увидеть на этом лице, вечно хранящим отстраненное выражение.

– Ты что, хочешь, чтобы он тебя прирезала? – продолжал тот кричать шепотом, терзая Северино за грудки и с новой силой прикладывая о бочки. – Ты что вообще творишь, идиот?!

– Тебе какое дело? – Северино довольно грубо оттолкнул священника – его кровь все еще бурлила от спора с Лэл, и хотелось разрушать.

Уж конечно, худенький Святоша был не чета плохо рассчитывающему свою силу Северино, так что он отлетел к самому фальшборту. Делавар почувствовал укол совести, но, тем не менее, не извинился.

– Если ты продолжишь в том же духе, долго не протянешь, – тяжело дыша, произнес Святоша. – А я не всегда буду рядом, чтобы спасти твою шкуру. Знаешь ли, даже моему влиянию есть границы.

– Я не просил тебя спасать меня! – едва не в полный голос сказал Северино.

Священник тут же подскочил и прикрыл его рот ладонью.

– Тише ты, ну тише же, – в его голосе прорезались умоляющие нотки, отнюдь не вязавшиеся с недавней яростью. – Ну пожалуйста, не кричи ты так…

От прикосновения по телу прошла волна мурашек. Северино глубоко вздохнул, успокаиваясь. Поняв, что он больше не будет буйствовать, священник отнял руку, и Делавару мгновенно захотелось податься за ней.

– Прости… я вообще не это хотел сказать, – он опустил взгляд, осознавая, что вот прямо сейчас наворотил дел. Что вообще-то так со своими спасителями не разговаривают. – Я благодарен тебе, но я не понимаю, зачем…

– Тш! – шикнул Святоша, вновь мягко прикрывая его губы. Другая его рука сунула в ладонь Северино маленькую книгу.

Не сказав больше ничего, священник скрылся, оставив своего уже трижды должника в полном недоумении. Минуту спустя, наконец, перестав смотреть ему вслед, Северино опустил глаза и посмотрел на книжицу – библия. Ожидать чего-то другого было бы глупо.

“Самое время заповеди поизучать, что уж и говорить”, – ворчливо подумал Делавар. Он лениво пролистал страницы, все еще не понимая, зачем ему сейчас это чтиво, и вдруг наткнулся на аккуратно выведенные чернилами фразы, вписанные прямо между строк.

Все его нутро сжалось от смысла того, что он прочитал, а недавнее приключение с трупом капитана “Золотой стрелы” тут же стерлось из памяти. Бережно спрятав книгу за пазуху, смутно осознавая, какие ужасы ждут их обоих, если Лэл или кто-то из команды увидит эти строки, Северино вышел из своего укрытия. Он прошелся ошалелым взглядом по палубе и поймал взгляд Святоши, стоящего ближе к носу. Может, зрение его и обмануло, но Северино показалось, что тот слегка улыбнулся, как бы извиняясь.

Так в Делавару в первый раз попала книга, ставшая неотъемлемой частью его дальнейшей жизни.

========== Часть 1 ==========

Северино много раз говорил себе, что все эти цирковые шоу – сплошная трата времени, денег и нервов, однако удержаться все равно не смог. Уж как пятнадцать лет полностью седой капитан стражи, грозный Севэро стоял на площади и смотрел на представление с абсолютно мальчишеским восторгом в глазах. Он слышал о том, что в городе появились циркачи, и даже распорядился почаще патрулировать площадь (всем известно, что где циркачи, там и воровство, и разбой), однако сам столкнулся с ними впервые.

Надо сказать, капитан мог бы пройти улицами, и так было бы даже быстрее, но, не в силах удержаться от любопытства, он сделал крюк и зашел на площадь. И вот, отчаянно пытаясь сдержать восхищенную улыбку, “Стальной Мойя” смотрел на представление, не отрываясь. Яркие одежды, улыбчивые лица, красочный перформанс затягивали не хуже спиртного, кружили голову и заставляли аплодировать в унисон разношерстной толпе.

Фокусник и его ассистентка откланялись и под одобрительные гиканья толпы, ушли за кулисы, уступая место худощавому парнишке в обтягивающих одеяниях, призванных показать его гибкое тело во всей красе. Только сейчас Северино заметил натянутый канат. Похоже, сейчас начнутся настоящие трюки, подумалось ему. Он, подойдя чуть ближе (хотя не с его ростом жаловаться на то, что ничего не видно), приготовился к чему-то фантастическому.

***

Азарт, адреналин толчками по венам и это непередаваемое чувство, когда все взгляды на тебя. Куэрда давно научился владеть толпой, как своим телом, сотворяя эмоции, можно сказать, из воздуха. Находясь открытым, словно на ладони, он, однако, никого толком не видел. Толпа не имела лиц, это было одно сплошное внимание, один сплошной резкий вдох волнения и глубокий выдох облегчения на всех. Коста дирижировал всеми ими, находящимися там, внизу, на то короткое пяти-семи минутное выступление, подчиняя себе. И знал, что толпа всегда жаждет зрелища, а ещё больше кровавого зрелища.

И он давал им это тонкое ощущения ожидания крови, балансируя на грани, искусно теряя на миг равновесие и изводя грациозными перегибами литого тела. Всё казалось таким изящно лёгким, трепетно игривым и только немногие знали, насколько пропитывается потом, обтягивающая кожу канатоходца, тонкая ткань костюма, который приходится буквально сдирать с себя после каждого номера.

Чтобы собрать больший куш приходилось делать по нескольку заходов с небольшими перерывами. Такие воскресные марафоны Флавио особенно не любил. К вечеру они выжимали труппу так, что даже на кабак не хватало сил.

Вот и сейчас только к заходу солнца, Коста, погрузив тросы, канат, шесты, крюки, выдохнул, устало усаживаясь на край повозки, следующей в раскидистый лагерь циркачей, расположившийся на северо-западной окраине города.

– Смотри, что я тебе достал, – запрыгивая на ходу прямо в тюки, выпалил босоногий мальчишка и хлопнул на колени канатоходца потрёпанную книжицу.

– Лучи, ну, что опять такое? – Куэрда недовольно поморщился. – Взял моду мне бумаги таскать.

– А вдруг оно тебе пригодится? – Ящерка заискивающе заглянул в глаза. – В тот раз же пригодилось, да?

Флав никому не рассказывал о том, как и когда ему пригодилась вот такая «находка» воришки. Но маленький пройдоха, кажется, знал, что Коста воспользовался его «подарком». Возможно, потому что после, Куэрда отблагодарил мальчишку ярким шейным платком. Теперь же Ящерка похоже вознамерился таскать ему всё, что попадалось в карманах сеньоров кроме денег и украшений.

– Да, пригодилось, пригодилось, – отмахнулся от воришки канатоходец.

Лучи довольно улыбаясь спрыгнул на ходу, махнул рукой:

– Я в лавке у тётки Труди, ладно… – рассчитывая на вознаграждение, крикнул он, юркая в узкую улочку.

– Ладно, – отозвался себе под нос Флав и лениво повертел в руках потёртую книгу.

Обложка смутно напоминала что-то такое далёкое, что Куэрда даже нахмурился. Открыл, удивлённо вскидывая брови и разглядывая аккуратно подшитые, тем не менее, почти выцветшие первые страницы, с расплывшимися пятнами чернил и полустёртым печатным текстом. Пролистав несколько бережно сохранённых листов, Флав наконец понял, что напоминала ему эта вещь. Перед ним была библия. Правда, состояние этой священной книги оставляло желать лучшего, да и испещрённые рукописными словами междустрочья не добавляли ей блеска.

– Вот шельмец, – Коста покачал головой и погрозил пальцем в ту сторону, куда минуту назад умчался мальчишка, – обчистил святошу, господи прости, – он усмехнулся и, захлопнув библию, бросил её между шестами, укладываясь спиной на мягкий узел инвентаря факира.

Под мерное покачивание повозки и неспешный шаг лошади, Куэрда задремал, давая отдых уставшему за день телу…

– Флав, Флавио, – за плечо настойчиво трясли и Коста, вынырнув из крепкого здорового сна сел на повозке, моргая и осматриваясь.

Справа аккуратно натянутый шатёр шапито, в лучах заходящего солнца кажущийся огромным красным яблоком, разрезанным пополам. Слева от него жилые повозки, крытые, наскоро построенные вольеры. А прямо перед ним старик Пиро собственной персоной, владелец всего этого великолепия.

– Что? Что случилось?

Канатоходец сонно потёр ладонями лицо, заметил, что пока спал и эту повозку тоже разгрузили. Труппа, как одна семья, что не сделает один, то доделает другой. И в обиду друг друга не дадут и в беде помогут и радость разделят.

– Не хорошо это Флав, – Мариньё покачал головой, – не хорошо.

Пиро по-отечески положил сухую старческую ладонь на плечо канатоходцу.

– Я тебе никогда не запрещал. Молодо-зелено, сам бывал таким, – владелец цирка наклонился к самой скуле Косты, – но это не хорошо.

Он поцокал языком и похлопал Куэрда по плечу:

– Ты мне обещай, что немедленно прекратишь, потому что не хорошо это. Грех.

Флавио уставился на старика, как сова на мышь и только непонимающе щурил глаза, пытаясь понять, что такого греховного свершило его тело в ближайшем прошлом, что так расстроило старика. Но на ум не приходило ничего настолько криминального. О любовных похождениях канатоходца владелец цирка был наслышан. И ни разу, даже тогда, когда труппе срочно пришлось однажды сниматься с «якоря», чтобы разгневанный владелец обширных виноградников не посадил всех в каземат, как грозился, за греховное соблазнение гадким (да, да, так он и кричал посреди шапито) простолюдином, его ангельской девочки. Даже тогда, хоть Пиро Мориньё и выпорол канатоходца, но потом распил с ним и остальными бутылку вина тех же виноградников, за здравие Косты.

– Что, Пиро? – Куэрда, вгляделся в старика, пробегая внимательным взглядом по покатым плечам и впалому животу сухопарой фигуры, остановился на руке цепко сжимающей костлявыми пальцами потрёпанную библию. – В чём моя вина?

Мариньё отпустил плечо канатоходца, постучал указательным пальцем по обложке книги:

– Ты должен расстаться с ним. Он принял сан.

– Кто Пиро? Я ничего не понимаю.

– Не лги мне Флавио, ты мне, как сын! – лоб Мариньё опутала паутина крупных морщин, брови сошлись на переносице. – Ваши излияния, как, как… – старик потряс книгой.

– Это не моё! Ящерка притащил, – Куэрда ухватился за край библии. – А что там?

Пиро Мариньё передёрнул плечами, сжал губы, всматриваясь в лицо канатоходца.

– Это надо… сжечь.

Сухая фраза владельца цирка время от времени всплывала в мозгу, когда канатоходец целенаправленно шёл по узким улицам Севильи на рыночную площадь к лавке тётки Труди, которая торговала всякими травами и настойками. Там обещал ждать своего вознаграждения Ящерка. А Коста вознамерился непременно узнать, помнит ли мальчик у кого вытащил оказавшийся столь любопытным фолиант.

Того, что Флав просьбами и хитростью добился, чтобы зачёл Пиро, оказалось достаточно, чтобы понять, что и библия бывает полна неожиданностей. Куэрда не решил, что будет делать, если воришка вспомнит и укажет владельца. Под подозрение канатоходца попадали все священники выходившего на рыночную площадь собора. Что взять с падре, Флав не знал. Но, честно говоря, он не столько хотел нажиться, сколько вглядеться в глаза, таящие в себе столько чувств, уместившихся своими пламенными эмоциями даже в тех коротких отрывках, озвученных Мариньё.

А ещё… Коста хотел ещё. Ничто не разжигает так сильно, как чужая страсть, как тайное наблюдение за греховным сплетением тел, как запретные поцелуи сквозь шёпот мучительных признаний.

Поэтому, уверив старика Мариньё, что непременно сожжет и, спасши «чУдную» библию от немедленного приговора, Флавио цепко держал книгу в руке, выходя на рыночную площадь, и выглядывая в наступающих сумерках дверь лавки тётки Труди.

***

Выступление канатоходца, как и ожидал Северино, оказалось великолепным. Капитан был идеальным зрителем. В нужных местах он затаивал дыхание, когда парнишка, казалось, вот-вот потеряет равновесие, выдыхал вместе с толпой, когда канатоходец, изящно выкидывая в сторону шест, выравнивался и шел дальше, свистел после очередного головокружительного трюка. “Вот это да”, – Северино восхищенно аплодировал ловкачу, когда тот кланялся, крутя шест в руках. точно это была легкая палочка. Капитан даже расщедрился и кинул парню пару крупных монет – благо он был при деньгах, жалованье выдали вот-вот на днях.

Наверное, где-то между этими событиями и случилась катастрофа. Катастрофа? Или все же трагедия? Непоправимая беда, вот что это было.

Северино заметил ее отсутствие только вечером, собираясь спать. Он собирался, как обычно, почитать перед сном, но, ощупывая внутренний карман снятой уже одежды, вдруг понял, что ее нет.

Ее просто нет. Она исчезла, испарилась, растворилась.

Чувствуя холодящий спину ужас, капитан полез по другим карманам, будто надеясь найти ее там. Он бессильно сжимал в руках ткань, шарясь по ней, точно слепой.

Ее нет. Той самой книги, единственного, помимо длинного шрама на лице, напоминания о Фрэнке.

К горлу Северино подкатила тошнота. Вместе с книгой исчез и его кошелек, однако это было меньшим из того, что волновало капитана. “Может, я просто ее выронил?” – пришла мысль, полная глупой надежды. Северино подскочил с кровати, куда было уже благополучно улегся, и, моментально одевшись, двинулся по своему сегодняшнему маршруту.

Город уже спал, лишь в некоторых окнах по-прежнему неверно дергалось пламя свечей. Улицы были пустынны и темны. Искать маленькую потрепанную книгу в таких условиях изначально было делом гиблым, и капитан осознавал это. Но разве мог он просто так отступиться?

“Кому вообще, черт возьми, нужна старая библия?” – задавал он себе вопрос снова и снова, скользя взглядом по едва посеребренным светом молодого месяца и звезд мостовым. И действительно, кто мог украсть такую сомнительную ценность? Кошелек? Дьявол с ним. Что такое деньги, когда ты вдруг потерял часть себя – да такую значительную, что без нее Северино казался сам себе всего лишь своей тенью, не более? Но книга – да кому в этом полуобразованном городе вообще нужны книги?

Капитану хотелось кричать, вопить от отчаяния. Его глаза, пятнадцать долгих лет не знающие, что такое слезы, вдруг начало нестерпимо жечь, точно сами демоны ночи прислоняли к ним раскаленные железные пруты. Все, чего сейчас хотелось Северино – найти загадочного вора и отдать ему еще два своих месячных жалованья, только бы он вернул ему книгу – целую и нетронутую.

Он сам не заметил, как перешел на бег. Ноги несли его вперед, в то время, как его взгляд, в котором с каждой секундой той самой глупой надежды оставалось все меньше и меньше, торопливо скользил по дороге. Он выбежал на рыночную площадь, где, как он подозревал, все и случилось. Циркачи, будь они прокляты!

Северино чувствовал себя полным идиотом за то, что попался на старую, как мир, уловку. Циркачи, театралы, факиры, фокусники – вся эта шайка зарабатывала вовсе не тем, что люди кидали им под ноги, будь то монеты или тухлые овощи. В каждой подобной труппе существовала специальная должность, обычно ее занимали мальчишки-сироты или же дети кого-нибудь из труппы. Они обчищали карманы зевак, пока те были увлечены рукоплесканиями великолепному выступлению.

И ведь он же все это знал! Ну конечно же знал, иначе бы не усилил патруль на время пребывания циркачей в городе. И как он, начальник стражи, мог так облапошиться?

Площадь пустовала – циркачи давно собрались и уехали в свой лагерь. Взгляд Северино быстро мазнул по пустырю, и тут же остановился, зацепившись за стройную худощавую фигуру. В душе шевельнулись подозрения, и он подошел ближе. Точно, это был сегодняшний канатоходец, растрепанный, точно после сна и что-то выглядывающий.

“Подойти, спросить, знает ли он о книге?.. Попросить по-хорошему? Дать взятку? Припугнуть?” – мысли вертелись в голове, сталкиваясь и лишая его возможности додумать хоть одну из них по-настоящему. Капитан сделал несколько осторожных медленных шагов по направлению к канатоходцу и остановился в смятении.