Текст книги "Апофеоз (СИ)"

Автор книги: Lime.lime

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Дыхание сбилось. Мало того, что я давилась в собственных слезах, так еще и туго затянутый корсет не позволял набрать в легкие больше кислорода и отдышаться. Истерика. Я слабо билась в руках мучителей, наблюдая, как их главарь приближался ко мне.

Неужели мир так жесток и ужасен? Неужели большую роль играет в нем только насилие и жажда убийства? Неужели любовь никогда не спасет эту грешную землю, как описывали это многие поэты, чьи стихи я читала с трепетом, затаив дыхание?

И служанка, и отец, и мать часто молились за свое спасение и спасение родных, просили Господа защитить наше поместье и город от разбойников. И я слепо верила в то, что Бог оберегает нас, не позволяя никому допустить мысль об обратном. И мне известно, что Его пути неисповедимы, но неужели Он так равнодушен был к нам, что позволил мне, неразумной овечке, не знавшей насилия, наблюдать смерти близких мне людей?

И я бы могла сейчас опустить руки, отдаться на растерзание этим стервятникам, позволить надругаться над собою, ведь все, ради кого я продолжала жить, умерли в одночасье. Я бы могла пожалеть себя, согласиться со своей участью и смирно принять её, но этот путь не для меня. Выжить, чтобы отомстить? Нет. Месть – это глупо. Выжить, чтобы доказать Господу, что я способна сама творить свою судьбу. Если он не возжелал подать мне и моим близким руку помощи, то я сделаю это сама. И, может быть, тогда Он обратит на меня свой взор и признает свои ошибки.

Я судорожно вздохнула, выжидая удачного момента. Шакал приближался ко мне, рыча и скалясь. Грязный, страшный и видимо лишенный гордости и чувства собственного достоинства, было видно, что он вовсе не ценит жизни других людей и не дорожит своей. Ему было плевать не только на тех, кто пал от его руки, но и на себя самого. Не человек, а всего лишь мерзкая тварь.

– Детка, прости, что так вышло, – с некой издевкой в голосе прохрипел он мне прямо в лицо. Я почувствовала из его рта смердящее зловоние, словно он не стеснялся иногда лакомиться сырым мясом и при этом не знал о личной гигиене.

Я зло плюнула ему в лицо и дала в пах человеку, что держал меня сзади. Мне повезло, что он, совсем не ждавший сопротивление с моей стороны, оказался еще и на редкость малосильным глупцом. Паренек взвизгнул от боли и в тот же миг отпустил меня. Не упуская возможности, я вырвалась и, на полусогнутых ногах, стремительно оббегая убийц, направилась в сторону своего города, надеясь там укрыться в огне от своих мучителей.

Я быстро бежала вперёд, приподняв полы своего платья. Смотрела я то себе под ноги, дабы не упустить из вида камень и не упасть, то через плечо, страшась, что они окажутся быстрее меня.

И не будь я испугана до смерти, то обязательно бы вскрикнула, когда неожиданно столкнулась с кем-то крупным и сильным. Сердце моё в этот миг чуть не разорвалось. Распахнув широко свои глаза, я подняла голову и увидела его – непоколебимого, до жути спокойного молодого человека. Любой бы на его месте пошатнулся бы от столкновения, но незнакомец, горделиво подняв подбородок ввысь, даже носом не повел. Он поймал меня за плечи, удерживая и не позволяя мне упасть.

«Ангел», – пронеслось в моей голове в тот же миг, и я застыла на месте в ступоре, точно статуя.

Это был молодой человек примерно моего возраста – семнадцати-восемнадцати лет. Восковая бледность; огромные черные глаза; пожалуй, слишком тонкий и очень бледный, но поразительно красивого рисунка рот; изящный нос с еле заметной горбинкой; хорошо вылепленный подбородок – право же, такое лицо нелегко забыть. Он выглядел смертельно усталым, что выражалось, по сути, в его пустом взгляде. Казалось, он прожил на этой Земле с самого его сотворения и испытал на своей шкуре все несчастья этого бренного мира. Волосы черны, словно смоль, и локонами падали на невозмутимое лицо.

Его высокую статную фигуру скрывал темный длинный плащ. Благодаря этому его таинственность приобретала последнюю стадию неизведанного и непостижимого. Он казался таким далеким и неуязвимым и одновременно таким близким и беззащитным. И я не чувствовала его превосходства над собой. Быть может, он был сильнее меня, но за маской безразличия скрывалась слабость.

И по сравнению с ним я была всего лишь запуганной овечкой, а он царем зверей, однако я не чувствовала между нами пропасти.

Страх ушёл, и его место заполнило теплое чувство, которое я питала к молодому графу на балу несколько часов назад.

– Прошу, помогите… – тихо прошептала я, внимательно вглядываясь в лицо незнакомца.

Брюнет даже не удостоил меня взгляда. Он убрал руки с моих плеч, глядя куда-то вдаль позади меня. Я шумно выдохнула, и забежала за спину незнакомца, схватившись за его локоть и крепко сжимая его. Доверие. Слепая, и, по сути, безрассудная вера в первого встречного.

Я притихла за его спиной, выглядывая из-за плеча. Он не дрожал, не боялся, а лишь со злостью смотрел на приближающихся врагов, которые желали убить его.

– Так-так! – засмеялся главарь. – Защитник нашелся. Ну, давай, нападай!

Мой таинственный незнакомец хотел было сделать уверенный шаг вперед, но я помешала ему, крепко дернув за рукав и не позволяя сделать ни единого движения. Его передернуло от этого. Он удивленно взглянул на меня через плечо, а я лишь прошептала испуганно:

– Ты можешь погибнуть…

Его глаза на миг сощурились в непонимании и презрении, а затем он снова посмотрел на недругов и пальцем подозвал одного из них.

– Какой наглый! – взбесился варвар. – У тебя ни оружия, ни армии! Чего ты мне сделать можешь?!

Главарь шайки выставил свой любимый револьвер, ухмыльнулся и сделал точный выстрел прямо в брюнета. На секунду мне показалось, что всё кончено, и страх сковал моё тело, однако незнакомец не упал наземь мертвым, а продолжал стоять с невозмутимым и чуть раздраженным лицом.

В следующую секунду послышались испуганные возгласы со стороны разбойников:

– Что за чертовщина?!

Громкие их крики и душераздирающие предсмертные стоны. Но я не дернулась, а осталась стоять неподвижно, зажмурив глаза и вцепившись в руку незнакомца. Они кричали, молили о пощаде, угрожали и стреляли. Слышался звон падающего оружия. Я чувствовала запах крови…

– Отпусти, – тихо попросил молодой человек властным, бархатным, низким голосом.

Я в удивлении распахнула глаза и неуверенно подняла голову, убедившись, что криков более не было слышно. Брюнет равнодушно смотрел на меня, ожидая, когда я, наконец, отпущу его.

И никого кругом не было, кроме трупов моей матери и служанки, аккуратно лежавших у него под ногами, прямо возле меня. Их лица были умиротворенными, чистыми, одежда ничуть не порвана и не испорчена. Словно с ними ничего и не произошло, и они умерли не от рук грязных разбойников.

Я послушно отпустила руку брюнета, и хотела было отступить на шаг назад, но эмоции взяли вверх, и я бросилась обнимать Ангела. Незнакомец был неподвижен, не шелохнулся, а во взгляде его – равнодушие. Он не обнял меня в ответ. Не сказал ни единого слова. Не испытал никаких чувств.

Я отпустила его. Парень несколько минут пристально смотрел в мои глаза, затем развернулся и побрел прочь от горящего города. Без лошадей, без оружия, без друзей. Один и неизвестно куда.

– Подождите! – вскрикнула я, и брюнет остановился. – Назовите ваше имя!

Незнакомец еще несколько минут сверлил меня любопытным взглядом, затем развернулся и побрел туда, куда шел, так и не сказал ни слова больше.

– Пожалуйста! – отчаянно закричала я. – Я хочу знать имя Ангела…

Брюнет вновь остановился, развернулся и потрясенно глянул на меня. Я наконец-то увидела на его лице эмоции, которые точно не принадлежали ему.

– Почему ты думаешь, что я Ангел? – тихо спросил он, словно боялся быть услышанным мною.

– Вы спасли меня. Это чудо, а обычный человек не способен совершить такого чуда…

– Нет, – перебил меня незнакомец. – Я не об этом. Почему ты думаешь, что я именно Ангел?

Я замолчала, с болью взирая на него, и разглядывая его прекрасное лицо. Красивый и непобедимый. Ему точно удалось прочесть мои мысли, и на лице брюнета отразилась разочарование и грусть, а затем он снова стал равнодушным. Мой спаситель даже не дослушал меня, развернулся, собираясь уйти, и тихо сказал напоследок:

– Оболочка. Ты видишь лишь оболочку…

Я покачала головой, разозленная тем, что незнакомец не дал мне и слова высказать. Я видела ненависть и равнодушие в его глазах, чувствовала, каким высокомерным и самоуверенным он был. Всем своим нутром ощущала тьму в его сердце, но отчего я считала его Ангелом? Отчего он мне казался, не смотря на весь этот мрак его души, неким чистым созданием, посланным Небесами в подарок этому бренному миру?

Он был всего лишь незнакомцем, а мне казалось, что я знаю его целую вечность…

– Мрак твоей души в сочетании с Небесной чистотой, – прошептала я сквозь зубы.

Брюнет вновь остановился, желая выслушать мою речь. Он так и святился этим высокомерием и самоуверенностью. Разве Ангел может быть таким? Разве Ангел способен быть настолько равнодушным и жестоким? Нет, он Ангел…

– Если честно, то я не знаю, почему я так искренне верю, что ты Ангел. Ты не циничный и не алчный. В тебе я ощущаю благородие, доблесть, чистые помыслы, хотя, что удивительно – ты переполнен ненавистью, как и многие другие, и ты озлоблен. Ты Ангел… Озлобленный на весь мир Ангел, потерянный и заблудший.

Брюнет повел плечами…

– Милорд! Здесь Сакура Харуно! Скорее! Сюда! Здесь труп её матери и служанки! Ну, же! Поторапливайтесь! – послышались взволнованные крики где-то позади, и я обернулась на зов, а повернувшись обратно, увидела только сверкающие красным огнем глаза в ночи.

Я судорожно выдохнула, понимая, что я увидела отнюдь не ангельское свечение глаз, а Адский отблеск полуночи.

– Демон… – тихо шепнула я.

Красный огонек во тьме сверкнул ярко и исчез.

Далее всё происходило так быстро и стремительно, что толком ничего не запомнилось. Помню лишь расплывчатые отрывки следующего дня: как меня укрывали теплым одеялом, как рыдала я на плече у какого-то графа, как меня утешали… Всё смешивается в один огромный непонятный круговорот мгновений, в котором ярким красный огнем вспыхивал мой Демон в ночи…

Комментарий к Глава 5. Адский отблеск полуночи.

Дорогие читатели!

Если кому интересно, то мне случайно попалась одна песня, которая очень подходить к данному фанфику :3 И перевод, и музыка идеально дополняют эту работу! :3

Спасибо за внимание!

P.S. Название: Woodkid – Iron

========== Глава 6. Оттенок неизвестности. ==========

Теплый ветер еле колыхал низкую траву под ногами девушки, чьи уставшие глаза были устремлены куда-то вдаль. Красный солнечный диск уже склонялся к горизонту, позволяя небу окраситься в нежно-розовый оттенок, а темной ночи – протянуть свои костлявые длинные пальцы к заходящему дню. Небосвод, на котором всё чаще начинали появляться первые, тусклые, одинокие звездочки, точно заволокла пелена, о сущности которой графиня не знала, но отчетливо чувствовала её, находя в ней что-то таинственное, отдаленное и чуждое всем, кроме неё самой.

Откуда я знал, что именно она чувствует в сию секунду, и что испытывает её израненное сердце? Почему мне было известно то, чего я так отчаянно избегаю и всем сердцем ненавижу? Дело в том, что я слишком часто наблюдал за людьми. Это было моей манией и наиопаснейшей слабостью. Чересчур много времени я отдавался пребыванию в их компании, становясь свидетелем самых разнообразных ситуаций, вызывающие самые непредсказуемые проявлений чувств и эмоций. Когда столько времени проводишь наедине с людьми, легко начинаешь предугадывать природу самого человека. И эта девушка не является никаким исключением из числа многих.

Я не понимал, отчего она так долго смотрит вдаль, и что именно пытается найти в этой дымке на небосводе, которую ей, по сути, не под силам увидеть или почувствовать. Я мог наблюдать и знал сущность этого явления, но девушка… всего лишь смертная…

Эта пелена была копотью душ. Она возникает на местах огромных побоищ, где сложили свои головы большое количество людей. Из-за огромной массы погибших Ангелы и Демоны не успевают сортировать и забирать души с собой, поэтому перераспределением занимается сама Смерть в спешке и гневе, оставляя после себя копоть. Она зла, что никто не помог людям, позволив умереть им раньше дозволенного срока. Другими словами, эта дымка – доказательство существования Смерти, её тусклый след. Настолько тусклый, что даже не всем Древним удается различить эту пелену.

Девушка с каким-то унынием и пугающим спокойствием рассматривала след Смерти. Что-то волновало её, но я не был уверен, что это именно похороны. Ведь она даже отказалась свидетельствовать захоронение и придаваться печалью по примеру многих других гостей, приехавших помянуть память погибших графов.

В этот день никто не увидел её слез. Ей хватило лишь нескольких минут у могилы своей служанки, после чего она поспешно скрылась от посторонних глаз. Одни осуждали её за такое равнодушие, другие – жалели и были уверены, что произошедшее стало таким тяжелым ударом для графини, что та не смогла выдержать этого. Но я-то точно видел, что ей не нужны были ни жалость, ни осуждения. Она желала одиночества. Мечтала скрыться ото всех, замкнуться в себе и не позволять более никому вторгаться в её маленький, опустевший, внутренний мир.

Девушка вздохнула и провела кончиками пальцев по надгробной плите. Она еще пару секунду пыталась понять природу пелены, а затем перевела взгляд на могилу. О чем сейчас её мысли? Скорее всего, она размышляет обо мне, но отчего ей в голову взбрело вспомнить именно меня?

Девушка помедлила, а затем не спеша побрела вперед, обходя могилы своих дальних родственников и далеких предков, бегло читая их имена. Я, находясь, всё это время за спиной графини, точно тень, последовал за ней. Её длинные, распущенные волосы развевались на ветру, и как бы служанки не старались уговаривать свою миледи одеться подобающе и не позорить память своей многоуважаемой семьи, она только кричала и угрожала обрезать свои локоны под корень.

– Ох, Тен-тен, была ты сейчас рядом, то усмехнулась бы моим мыслям, – вдруг засмеялась искренне графиня, точно не была ни капли убита постигшим её горем. – Что эта пелена? И где эти глаза?… – тихо, почти шепотом, у себя самой спросила она вслух.

Как же ярко святилась её душа! Каким сладким запахом обладала! Насколько чиста она была… Соблазн был велик… Подойти и забрать эту душонку, полакомиться ей, пообещав себе затем, что такого больше не повториться. А потом, в слезах, мечтая искупить свою вину, клятвенно заверить брата, что это было в последний раз… и встретиться с его темными, полными боли глаза…

Нет. Я обещал… обещал и брату, и себе.

Больше она ничего не сказала и больше не устремила свои глаза вдаль, стараясь понять природу этой дымки. Графиня точно сдалась, не желая больше ломать голову над этой головоломкой. Вскоре за ней явилась прислуга и умоляла её одуматься и посетить хотя бы столовую, где проводятся поминки. Однако миледи неизменно стояла на своем, и что «нет никакого смысла присутствовать там, где оплакивают тех, кого оплакивать нельзя». Я точно не понял, что именно она имела в виду под этими весьма странными словами.

Тем не менее, она вернулась в поместье и тут же заперлась в своей комнате, не позволив никому наблюдать её жуткую истерику. Я был единственной живой душой, находившейся в этот момент рядом с ней. Девушка не плакала, а лишь кричала, ходила по комнате, разбивала последние хрупкие и драгоценные вещи, оставшиеся после разбоя, и разыскивая повсюду ножницы. Она еще не знала, что все острые предметы были специально убраны из её покоев. Скорее всего, слуги боялись её самоубийства.

После долгих скитаний по дому, криков и истерики, ей всё-таки удалось найти эти проклятые ножницы. И вновь закрывшись в комнате, она обрезала свои волосы, как и обещала своим слугам. Её красивые локоны теперь были разбросаны по всей комнате. С ужасом наблюдая эту картину, я понимал, что только мне приходится так сильно жалеть об этой потере. Она пристально разглядывала себя в зеркале и никак не могла успокоиться. Остриженная под мальчишку, в грязном старом платье, замкнутая и все же убитая горем…

С тех самых пор я оказался в её плену. Она поймала меня, захватила, и теперь не отпускала. Я практически преследовал её днем и ночью, оставаясь незамеченным. Мне казалось, что вокруг неё крутится весь этот жалкий мир, и она – это единственная причина, по которой он всё еще существует.

Я никак не мог забыть этих тихих слов, которые она сказала мне в ту ночь. Я до сих пор слышу в своей голове её тонкий, но такой твердый, полный силы и власти, голос.

Смешанные чувства. Я ненавидел себя за то, что спас её, но мне ни секунду не приходилось жалеть о содеянном. В моей жизни наконец-то появилось что-то интересное, любопытное и интригующее, но это стало своеобразным бременем; появилось желание жить, а не существовать и наблюдать, как гниет этот мир, утопая в ненависти. Однако эта тяжесть не давала мне покоя. Точно так же, как в моем прошлом, в том хаосе, где я познал всю красоту и уродство мира вместе с Пророком.

В этой девушке не было ничего того, что губит человечество. Нет ненависти, нет лицемерия, нет потребности в убийствах. Её душа чиста, и любой Ангел будет брызгать слюной от гнева, глядя на эту невинную овечку. Ну, а Демон в свою очередь уже изнемогал бы от голода и желания полакомиться сладким кусочком.

Не смотря на то, что я Древний Демон и по всеобщему мнению должен быть злым, кровожадным и убивать всех и вся на своем пути, сжирая человеческие души, я не таков. По крайней мере, теперь я не таков.

Да, эта девушка имеет скверный характер, но ни одного греха она не вынашивает в своем сердце.

Она не такая, как все. Ей довелось увидеть во мне что-то большее, чем просто зло, исходящее прямиком из Ада. Она увидела во мне кого-то, кто был Ангельски чист, увидела мое далекое прошлое…

Возможно, что страшное насилие, которому она стала свидетельницей, пошатнуло её здравомыслие, и мысли её перепутались. Хотя такой вариант я старательно избегал.

Я поморщился. После того дня я наблюдал за графиней днём и ночью, не подпуская ни к ней, ни к её поместью, ни к близлежащим городам никого, кто бы мог нести в себе угрозу. Убивал каждого, кто казался мне опасным. Я не мог допустить даже мысли о том, что кто-то причинит ей новые страдания. Каждую ночь я стоял у её постели, смотрел на её чуткий сон и светящуюся в темноте душу, размышляя о времени, которое я ей бескорыстно отдавал.

В ней идеально сочеталась грязь её мерзкого характера со святостью души. И не владей она ею, то я бы вряд ли оставил её в живых. Это была головоломка для моего разума, и это просто сводило меня с ума.

У меня начиналась ломка, стоило мне отойти от этой душонки дальше, чем нужно. Мысли о том, что я не могу без неё, начинали преследовать меня по пятам, и я возвращался к ней снова и снова. Её душа не отпускала меня…

Я не знал её толком, встретил впервые, и испытываю чувства скорее к душе, нежели к ней самой. К её святости… Меня ведь не так сильно интересовали её слова, её внешность или отношения к другим людям, хотя порой это служило неким развлечением. Я не испытывал ни ревности, ни теплоты по отношению к ней, никаких человеческих чувств. Лишь её душа значила для меня что-то, и напоминала о чем-то, что осталось в далеком прошлом. Это самое нечто постепенно отогревало моё ледяное сердце.

Именно в ту ночь, в те минуты, когда я показал ей свои глаза, началось это безумие. К ней подоспела городская стража. Девушка оказалась важной особой. Семья, в которой она родилась, была очень влиятельной и распространяла свою относительную власть по всему городу и близлежащими деревнями и селами.

Произошедшее повергло в шок всю страну. Еще никогда ранее не наблюдалось таких крупных нападений на целые города, и уж тем не более на поместья королевских чиновников. Отовсюду в разрушенное и разграбленное поместье съезжались все те, кто был или не был лично знаком с графом Харуно. Они приносили свои соболезнования и оказывали материальную помощь.

Первое время, после пожара, девушка жила у графа Наруто. Узумаки одаривал её подарками, поднимал её настроение и утешал, когда это было нужно. Девушка порой отвечала на его любезность и даже сильно привязалась к нему, однако очень редко демонстрировала свои эмоции и переживания.

Поместье было приведено в порядок за шесть недель. Люди, помогавшие с восстановлением, удивлялись, как быстро продвигалась работа, а ведь без моей помощи здание не отремонтировали бы даже за год. Мне лишь еще раз довелось стать свидетелем человеческой глупости и простодушия. Единственный, кто искренне был удивлен быстроте работы, была девушка, чьё имя я до сих пор не упомянул по нескольким причинам.

Она мигом возвратилась в свой особняк при первой же возможности, после чего дни потекли однообразно и скучно. Однако интереса я не утратил.

Она просыпалась по обыкновению рано, часов в семь. Вставала, умывалась самостоятельно. Завтракала, а затем запиралась в своей комнате в ожидании приезда единственного человека, который вызывал у меня некую неприязнь и теплоту одновременно. Они с графом могли беседовать о всяком часами напролет, обсуждать книги и политические новости, рассуждать на тему философии. Она не замечала времени, проведенного вместе с Наруто. По выходным Узумаки вывозил её в дальний город, где они обедали, прогуливались по городу, посещали местные театры и рестораны. Когда граф уезжал, девушка практически все время проводила в домашней библиотеке, то и дело пополняя её новыми книгами из-за рубежа. Их привозили или дарили ей частые гости.

Однако я видел пустоту в её сердце, и даже встречи с графом не могла исправить этого. Жизнь не стояла на месте, а ей всё казалось, что она застыла, и времени больше нет. Только бесконечная боль, пустота и жгучие воспоминания о моих красных глазах.

Ох, да! Ей часто снились кошмары с моим участием. В такие нередкие ночи она с оглушительным криком вскакивала в холодном поту, и шептала, точно безумец, о моих красных глазах.

Ближе к вечеру Узумаки уезжал, а на смену ему приезжал судебный пристав и по обычаю долго с нею беседовал. Это тоже не ушло от моего внимания. Этот пожилой, но достаточно добрый и мнительный мужчина разговаривал о том, что пока она не достигнет нужного возраста, ей в руки не передадут столь огромное наследство. По этой причине было принято решение об опекунстве. В этой роли выступила её двоюродная тётка, бездетная вдова и владелица огромных богатств, доставшиеся ей от своего покойного мужа.

Характер Цунаде весьма переменчив. Порой она крайне вспыльчивая и нетерпеливая, однако добрая, заботливая и весьма образованная. Это была самостоятельная, сильная женщина, умеющая стойко выдерживать все жизненные невзгоды.

Время летело быстро. Я пытался остановить его или замедлить. Однако эти мгновения ускользали от меня, точно вода сквозь пальцы, пока, наконец-то, они не приблизили меня к пятому месяцу, когда впервые в разрушенном городе появились Демоны. Они, голодные безмозглые твари, учуяли сладкий запах Святой души.

Я понимал, что близок к тому, чтобы нарушить закон, и даже поначалу пытался образумить их, переубедить и отправить обратно в Ад, однако чем милостивее я с ними обходился, тем больше тварей приходило затем, и тем злее и голоднее они были. Я был уверен, что раньше запах её души кто-то или что-то скрывало, ведь столь сильный, притягательный аромат могли бы легко учуять в любое время, и она бы была уже давно мертва, оказавшись легкой добычей.

Казалось, что-то послужило толчком, разрушивший барьер между этим миром и её душой. Как бы то ни было, но теперь ей нужен был я – тот, кто защищал бы её хрупкую душонку. В противном случае ей не прожить и дня.

Я убивал их. Один за другим. Каждый Божий день. Не жалея никого. Не выслушивая ни единого. Убивал, и страшился появления Древнего, ведь в этом случае я нарушу единственный закон Ада…

Я боюсь этого… Боюсь встретиться с Люцифером… с тем, чьи глаза когда-то смотрели на меня с любовью… И в то же время я боюсь эту девушку… Боюсь, что не сдержусь… Боюсь, что поглощу её душу…

========== Глава 7. Второе пришествие. ==========

Сон…

Я стою в лесу, где деревья устремляют свои кроны высь, плавно покачивая ветвями из стороны в сторону. Шум листвы похож на таинственный шепот тех, кто скрывает от меня свой лик. На ночном небосводе светит, переливаясь всеми оттенками красного, полная луна, ослепляя и поражая своей красотой. Я отчетливо слышу биение своего сердца, что эхом отдается в моей голове, и повсюду мне мерещится образ высокого молодого человека в черном плаще. Нет страха, а лишь обострились все мои чувства. Я в некой лихорадке ищу его глазами, тяжело дышу и пытаюсь отыскать во мраке ночи такие же красные, как и полная луна на небе, глаза.

Оглядываюсь и на секунду встречаюсь с этими глазами. Они светятся в темноте так же ярко, как и в ту ночь нашей встречи. Моя кровь стыла в жилах от этого пронзительного взгляда. В оцепенении я потягиваю руку к нему, а он лишь тихо, точно намеренно, чего-то выжидает. И стоит мне приблизиться к нему, как Демон, будто вода сквозь пальцы, ускользает от меня. И я в отчаянии вновь ищу красные глаза Ада…

Я слышала громкое биение своего сердца, и любой громкий звук отдавался болью в голове. Испуганная до полусмерти и измученная воспоминаниями недавних событий, я резко села на кровать. Снова страх сковал моё тело, и холодные капельки пота скатывались по лбу и вискам. Всё перед глазами было нечетким и расплывчатым, точно в моей комнате образовался густой туман. В горле пересохло. Сон не желал отступать, до последнего затягивая меня обратно – в кошмар этой ночи.

В этой маленькой мрачной комнате мне было страшно. Казалось, будто стены наблюдали за мной, норовя окончательно задавить меня в трясине собственного отчаяния. Всё выглядело угрюмым и неприветливым, и, казалось, даже мебель, лишенная души, пожирает меня взглядом, обвиняя во всех бедах и несчастьях.

За огромным окном, занавешенным прозрачной шторкой, свистел ветер, нагоняя на поместье темные тучи. Гулкий, близкий раскат грома оповещал о скорой грозе. Холодный воздух пробирался прямо сквозь стены поместья ко мне в комнату. Ослепительные редкие молнии на мгновения освещали мою комнату.

Я почти не спала ночами из-за яркой вспышки красных глаз во тьме. Эти глаза… Они преследовали меня повсюду, не давали покоя ни на единую секунду. Я не могла собраться с мыслями и сосредоточиться на чем-то конкретном. Меня терзали призраки прошлого, не отпускали меня, крепко вцепившись когтями в израненный разум больного человека.

С той самой ночи я забыла, каково это – жить безмятежно и не задумываться о совершенных поступках. В памяти – кровавые мгновения, и это неизменно сопровождалось дикими приступами страха и истерики. В моём сердце образовалась черная бездонная пропасть, где затерялись любовь, надежды и былые мечты. И никто не в силах был заполнить её, ведь она постоянно разъедалась красными глазами незнакомца. Молодой граф Узумаки, который поддерживал меня ежесекундно; жизнь, которая кипела и продолжалась; любимая тетка, ставшая моей опекуншей – всё крутилось вокруг меня, всё приобретало другие краски, а разум мой продолжал гнить в воспоминаниях прошлых мгновений. Не те воспоминания о добрых часах с погибшими были для меня ядом, а те, что о красных глазах…

Мысли. Они преследовали меня по пятам, не давали покоя, ломая меня и уничтожая даже то, чего и не осталось вовсе. Уничтожая руины моей души. Растаптывая развалины богатого внутреннего мира. И красные глаза незнакомца разводили кострище на сожжённом месте.

И единственного, чего я искренне желала – не встретиться с этими глазами вновь, не встретиться с незнакомцем снова…

Его голос, его внешность, его плавная грациозная походка… Его равнодушный, презрительный, холодный и одновременно яростный и обжигающий взгляд… Его черные, словно смоль, локоны…

Это бремя я несла в полном одиночестве. И не было рядом человека, с кем я могла бы разделить боль прошлого. И слез не было совсем. Я не могла ни закричать, ни попросить помощи, ни избавиться от этой ноши. Я была обессиленной, брошенной и замученной.

Я боялась одиночества, но ни капли не противилась, когда оно настигало меня, и, пожалуй, я с радостью отдавалась ему. Одиночество являлось чем-то единственно настоящем среди всей этой боли, которое жаждало меня и которое неизменно стремилось овладеть мною. Оно поглощало меня, и этому, казалось, не было конца. Я боялась и совершенно потеряла всякий смысл своего существования.

Единственно верным решением было – найти в себе силы, как я нашла их в себе в ту ночь. Однако есть ли смысл их искать, когда даже сам Бог, которому я с такой яростью и упрямством пыталась доказать свою волю и упорство, явно оставался равнодушен ко мне. Он явно забыл о моём существовании после того, как вдоволь наигрался.

– Всё так же продолжаешь жалеть себя?…

Это был тот самый бархатный голос брюнета – низкий баритон, от которого по моей спине побежали мурашки. Я медленно подняла голову и встретилась с кровавыми глазами Ада, переливающимися во все оттенки красного цвета в полумраке комнаты. Томно выдохнув, я сжала в руках простыню.

И в это мгновение я точно окончательно лишилась рассудка. Сердце забилось быстро, трепетно, словно у маленького, загнанного в угол, зверька. Появилось непреодолимое желание вечность смотреть в эти глаза, слушать этот голос и вглядываться во тьму, дабы различить его таинственную фигуру. Я скинула с себя одеяла и спрыгнула ловко с кровати. Меня так и тянуло к этому исчадию, и я была, увы, не способна противиться этому странному чувству.

Медленной поступью дикого зверя я направилась прямиком к хищнику, ничуть не ощущая себя его жертвой. Его глаза загорелись восторженно и кровожадно, а мои – жадностью. Да, я чувствовала над Демоном превосходство, я знала, что сильнее его, и желание подчинить его своей воли не покидало меня. Желание не только властвовать над ним, но и любить его всем сердцем.

Вспышка яркой молнии осветила на мгновение мою комнату, в углу которой, точно выжидающе, стоял он… По небу прокатился зловещий раскат гром…

Демон не сводил с меня глаз, а я, приблизившись к нему вплотную, остановилась с вызовом, презрением и одновременно с трепетом глядя на него. И я не смела пошевельнуться. По комнате гулял сквозняк, и мои босые ноги продрогли совсем, но я не чувствовала этого холода рядом с ним. На мне была только длинная полупрозрачная ночная рубашка, но я не стеснялась, позабыв о правилах приличия.