Текст книги "Я тоже её люблю (СИ)"

Автор книги: Леопард заманчивый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Фила… Никак в голове не укладывается, что всё это с тобой, таким сильным. Ты же настоящий боец, чемпион, ты сам про себя так говорил. И кому ты, самый правильный из нас, помешать мог? Ума не приложу. Как чувствовал, бедолага: до последнего на нашу кривую дорожку не хотел ступать. И всё же остался рядом. Всегда об опасности предупреждал, остерегал. Честным был, даже с женщиной своей. Не то, что Саня…

Мысли цеплялись одна за другую, пробуждая то болезненные, то почти радостные и желанные воспоминания. Оля… Оленька моя. Не повезло тебе с мужем. Хотя, можно подумать, со мной бы повезло. Чёрт меня дёрнул тогда на даче, с этой Воловиковой… Так, может, ты не связалась бы с Белым. Вся твоя жизнь – сплошная беспросветная тьма, получается. Но ты умница, и тебе есть, ради кого есть жить…

Подумать только, Ванька – мой сын! Как бы это ни было глупо, но теперь, лёжа в четырёх кафельных стенах в последний свой час перед смертью, Пчёлкин даже улыбался. А ведь Кос всё сразу как дважды два сложил и догадался. Это я, дурной, даже не допускал, что у меня вообще могут быть дети. Сорвало нам тогда в девяносто третьем башню конечно… А я ведь, как в роддом зашёл, что-то странное почуял. Не врубался, почему вообще стою и на малого глазею. А потом ты, сынок, всё больше меня малого напоминать стал: то чуть качелей по лбу не получил, то в лужу прыгнул, то с шапкой в отказ пошёл. Так удивительно… Выходит, я не просто крест на кладбище после себя оставлю, а целого человека. След какой-то в этой грешной жизни вместо удобрения. Жалко, что я так настоящим отцом и не побыл. Но, дай бог, Вань, мама тебе расскажет, как твой непутёвый папка на самом деле её любил…

Жалко вот так уходить. Витя снова перевёл взгляд на Валеру, то ли разговаривая сам с собой, то ли делясь с товарищем. Жалко маму бросить с её мотком пряжи, батю с его картой Берлина – они такие милые, беспомощные без меня оба. Даже эту девчонку из «Метлы», Лизок, жалко больше не увидеть. Стрелка на настенных часах шагнула к следующему делению. Ещё полчаса…

– Фил, Фила… – еле слышно позвал он друга. – Клянусь, брат, это не я. Знаю, ты бы мне поверил…

Едва захлопнув за собой дверь автомобиля, Ольга включила камеру. Уверенность в невиновности Пчёлы не покидала ни на миг: оставалось только найти ей подкрепление на записи. С соседнего сидения за ней наблюдала пара светлых глаз телохранителя – плевать. Не волновало и то, что обо всех её действиях всенепременно доложат мужу. Белова пристально всматривалась в каждый кадр видеоплёнки. Вот идут съёмки будущего шедевра кинематографа – здоровый, полный сил Валера Филатов в роли бессмертного героя ловко отсекает бутафорскую голову экранного соперника. Вот их зовут на обед, каскадёр убирает камеру в машину, забыв выключить запись… Конечно же, это не Витя. Я знала! Кордон… Облегчение смешалось с тёмным испугом: а вдруг уже поздно? Девушка отбросила камеру на заднее сиденье и резко вдавила в пол педаль газа. Внедорожник со свистом ринулся прочь из рублёвского двора.

– Оль, может, ты объяснишь мне, в чём дело? – Максим в недоумении смотрел на водительницу. – Я за вас с Ванькой башкой отвечаю, Саша мне её тут же снесёт, если ты сейчас стукнешься.

– Расслабься, – отмахнулась Белова, увеличивая скорость. – Раз до сих пор не снёс, живой будешь.

Главное, чтобы Витя меня дождался. Я ткну в Сашино надменное лицо неоспоримое доказательство и увижу, как ему стыдно. Ведомая этой целью, она бросила кое-как припаркованную машину у главного входа в больницу, схватила камеру и бросилась в самый эпицентр страшных событий. Ошарашенному Карельскому только и оставалось, что побежать следом.

Каштановый вихрь буквально влетел в кабинет главврача.

– Саша! – громкий оклик. – Где Витя?!

– Какой он тебе Витя? – криминальный авторитет поднял стеклянный, тяжёлый от злобы и презрения взгляд. После трёх порций кокаина Белый вообще не в полной мере осознавал происходящее, и меньше всего ожидал увидеть здесь и сейчас собственную жену. А услышанное от Оли обеспокоенное «Витя» – его почти никто так не называл – и вовсе заставило содрогнуться, нервно сплюнув прямо на стол: – А ну рот закрой щас!

– А ну не ори на меня! – грубо оборвали разбушевавшегося главаря. – Придурок чёртов.

Тревога, обида на мужа и ярость за тот поступок, что собирался совершить Саша, в одну минуту перечеркнула всё. Какая же ты сволочь. Готов сломать чужую жизнь, занюхав свои грехи парой дорожек? Я же всё вижу… Эти глаза в разные стороны, опухший нос. Просто омерзительно.

– Ты чё мелешь? – глаза напротив расширились, и Белов медленно, с недоброй усмешкой поднялся, шагнул вперёд. – А ну вон пошла! Вон, я сказал, пошла! – прокричал ещё громче, пытаясь дрожащей рукой указать на дверь.

Это оскорбление порвало остатки самообладания в клочья. Задетая до глубины души женщина, уже не сдерживая эмоций, кинулась на супруга с пощёчиной. Недолго думая, Саша перехватил хрупкое запястье и попытался заломить бьющую руку за спину. В потасовку вмешался Максим, закрывая подопечную от удара. Однако чёрный поток гнева захлестнул Белова с головой. Он уже ничего не разбирал, видел предателя и заговорщика в каждом. С бешеным криком: «Ты! Тварь!» схватился за пистолет, приставил дуло к животу охранника. Ворвавшийся в этот момент Шмидт попытался было отстранить начальника, но невольно и сам оказался под прицелом второго пистолета.

– Саша, убери ствол, я всё объясню, – тщетно оправдывался Макс. – Я не при делах.

– Мужики, вашу мать! – грозный голос Оли взвился аж куда-то к потолку и, как ни странно, в одно мгновение остановил драку. – Вы мужики или кто?

После этих слов камера с грохотом приземлилась на стол, а девушка поспешила на выход. Ни минуты больше не останусь среди этих наркоманов и бандитов, с меня хватит. Мужчины переглянулись, а Белый опустил оружие.

– Она взяла это у жены Кордона, – тихо проговорил перепуганный Карельский. – Там запись какая-то, я ей говорил…

– Заткнись, – рявкнул Александр, смахнув назад вспотевшие волосы, и завладел уликой.

– … Дату видите? Сегодня, – принялся рассуждать Максим, когда все наконец успокоились и принялись за просмотр видеозаписи. – После съёмки он отвёз Ольгу в больницу, забрал Пчёлу и поехал на стрелку. Щас… Вот. Вот, он забыл камеру выключить.

На мгновение в кабинете воцарилась тишина. Саша и Космос, почти не дыша, прильнули к экрану. Взгляды скрестились в одной точке. На глазах товарищей Филатов открывал дверь автомобиля, складывал в сумку на заднее сиденье муляж головы вместе с камерой. А через несколько секунд дверь распахнулась снова, и стало чётко видно, как длинные мужские руки в зелёном пальто просовывают взрывчатку внутрь головы-реквизита.

– Пластит с радиодетонатором, – заключил Макс, покачав головой. – Вот он заводит устройство и всё, дело сделано. Вот он, – перемотав запись, охранник указал на экран.

Саша и Космос переглянулись. На записи показалось лицо кинопродюсера. Преступник любовно поцеловал смертоносную «голову» и, потрепав её по искусственным волосам, закрыл сумку.

– Твою мать! – взревел Белов.

– Да ёб… – тут же последовал ещё один возглас разочарования.

Бандит громко хлопнул ладонью по столу, отворачиваясь к стене. Он только что чуть не убил лучшего друга, партнёра, ложно обвинённого в непростительном грехе. Пьяный туман рассеялся, обнажая правду, и глаза наполнились слезами. Блять, как же так, почему мы сразу не подумали? Космос же в порыве отчаяния несколько раз ударился лбом о холодную стену. Едва ли не впервые в жизни обоих охватил стыд за собственное предательство. Наверное, справедливее всего было бы сейчас просто исчезнуть навсегда, провалиться сквозь землю на этом же месте. Обессиленный, подавленный, Холмогоров тяжело опустился на стул. В отличие от товарища, бедняга удержать слёзы не мог.

– А из-за чего он? – Саша один старался сохранять спокойствие. – Из-за Аньки, что ль?

– Плюс он ещё Филу с прошлой картины около ста штук должен, – вспомнил Кос, потирая ушибленный лоб.

– Иуда…

Тишину в операционной разрезал звук шагов, и в дверях показалась медсестра. Надо же, везде за мной этот силуэт в белом… Горе-донор вскинул на девушку загнанный отчаявшийся взгляд.

– Время вышло, спасибо вам, – улыбнулась она, вынимая катетер из бледной руки. – Некоторое время полежите, придёте в себя, так как много крови у вас забрали, может голова закружиться, и будете свободны.

Свободен… Ага, как же. Свободен, Пчёлкин: свои двадцать восемь ты уже отжил. Хорошо, что хоть Филу успел перед смертью помочь, частичку помочь. А он у нас парень сильный, обязательно выкарабкается – не зря же спортсмен. В глаза ударил яркий коридорный свет, и вдруг из этого белого потока возникли три угрожающие фигуры. Витя пытался схватиться за стену, остановить этот кошмар. А они неумолимо приближались к приговорённому, впереди всех бежал вооружённый Космос… Так, значит, ты меня прикончишь, брат? Парень крепко зажмурился, не желая видеть того, что произойдёт дальше. Сердце бешено забилось, норовя проломить грудную клетку.

– Космос, ствол убери, он не знает! – громким эхом раздался голос главного, однако и это не остановило Холмогорова.

– Ну прости, прости, брат! – он рухнул на колени и уронил свою глупую тёмную голову на кушетку. Из синих глаз брызнули слёзы – горькие, мучительные слёзы раскаяния. Кос толкал в руку друга пистолет, не переставая бессвязно кричать: – Стреляй, я виноват! Бей меня, бей!…

Что, блять, происходит вообще? Пчёла в ужасе раскрыл глаза, шарил шальным от ужаса и недоумения взглядом по родным лицам. Один его друг в истерике молил о прощении, умоляя убить его прямо сейчас; второй только закрыл лицо ладонью и с силой сжал нательный крестик. Только Карельский безучастно наблюдал за этой драмой со стороны, будто ждал, чем всё закончится.

– Прости, брат, – скупо произнёс Саша, склонившись над испуганным лицом друга.

Да объясните же наконец, что тут случилось? Почему меня передумали убивать? За что винит себя Космос? Немой вопрос так и застыл в голубых глазах, на лбу проступили крупные капли пота. Будто прочитав его мысли, Макс вложил в Витины руки камеру и коротко кивнул.

… Всё закончилось. Второй день рождения Пчёлкина праздновали всё в том же нагло приватизированном кабинете главврача. Сколько страшных решений успели здесь напринимать… Откупорили бутылку украденного из операционной медицинского спирта, намазали толстым слоем икры бутерброды. О случившемся напоминал только писк камеры – это герой дня проматывал кадры, ища разгадку.

– Нехороший человек, – только и смог сказать, досмотрев до конца.

– Да ладно, Пчёл, – пробормотал Кос, забирая камеру из рук друга.

– Откуда это? – запоздало поинтересовался Витя.

– Ольга привезла. Что бы мы натворили, если бы не она…

– Прости меня, брат, – добавил Белов, протянув товарищу рюмку спирта и бутерброд. – Вот наломали бы мы дров…

Да, Белый, просто же всё у тебя. Сначала чуть не грохнуть, а потом: «Прости, брат» – и всё? Ты всегда так… Интересно, перед кем бы извинялся, если бы эту запись позже увидел? Если бы не Оля… Когда ужас от пережитого отступил, всё стало на свои места. Получается, Оленька, это ты… Ты жизнь мне спасла. Сердце тут же забилось с новой силой, а уголки рта дрогнули в едва заметной улыбке.

– Фил, – тихо вздохнул Витя, делая первый глоток. – Фил простит.

Рюмки наполнялись горячительным пойлом почти сразу после опустошения. Порядком осоловелый Холмогоров ненадолго отлучился в уборную – и вот уже совсем как в юности отвешивал Пчёле корявые щелбаны, не уставая напоминать собравшимся прописную истину. «Мы с первого класса вместе. За всё, что мы делаем, отвечаем тоже вместе. Потому что мы – бригада…» Белов без малейшего стеснения закурил, оставил пепельницу где-то на полу, а сам забрался на кушетку прямо в ботинках. Вскоре, однако, вся компания кубарем скатились на пол, не прекращая смеяться. Только внезапный скрип повернувшейся ручки заставил троицу друзей прекратить шабаш. Замерли, как по команде, вскинули затуманенные взгляды на дверь, в которой появилась Ольга. Девушка свысока оглядела бригадиров. Ничего не меняется. Как всегда, такие бездумные… Поссорились, снова породнились, напились и забыли о тех, кому сейчас плохо.

– Валера в коме, – отрезала и тут же удалилась.

Услышанная новость болезненно врезалась в сознание, как будто сразу заставив протрезветь. Куда девалось хмельное веселье! Пчёлкин с трудом поднялся и, не обращая внимания на взгляды товарищей, прямо босиком выбежал вслед за женой друга.

Она стояла у окна, глядя на утопающую в звёздной ночи Москву. Обе стрелки настенных часов уже давно миновали цифру «двенадцать», перестал идти мокрый снег, блики одинокого фонаря за углом расплывались в лужах жёлтыми бесформенными пятнами. Кажется, этот день не кончится никогда… Она тяжело вздохнула, прижавшись к запотевшему окну лбом, когда тёплые дрожащие ладони вдруг коснулись напряжённых плеч. Шею пощекотало горячее дыхание, едкий запах спирта ударил в нос.

– Спасибо тебе, Оль, – тихо произнёс Пчёла. Он стоял за её спиной – пьяный, взъерошенный и босой ангел-хранитель – не решаясь зарыться в её волосы. – Я тебе жизнью обязан, выходит…

Да ничего у нас с тобой не выходит, дурачок… Ещё и благодарит. Как будто я могла поступить иначе! Белова резко развернулась к парню лицом, печальный зелёный взгляд столкнулся с уставшим голубым. Олина голова склонилась на грудь Вите, лицо зарылось в складки его рубашки. Спасительница замерла, горько улыбаясь и прислушиваясь к биению его сердца. Родного. Живого. Мужские руки тут же сомкнулись кольцом под тканью больничного халата, крепко притягивая к себе. Пусть со стороны эта сцена могла показаться глупой, но в тот момент в целом мире не нашлось бы более близких друг другу людей. Каждый вздох словно был пронизан ощущением правильности, естественности, пусть к этому их подтолкнули такие трагичные события. Белова прикрыла глаза, и спустя мгновение на небритой щеке Пчёлы запылал короткий поцелуй. Он позволил ей прижаться теснее и уткнуться носом в шею, успокаивающе гладил, пока девушка не расслабилась в его объятиях. Мы со всем этим разберёмся, Оленька… Обещаю.

Комментарий к Глава 28. Остаться в живых (ч.2)

Наверное, одна из самых тяжёлых для нас глав – по крайней мере, буквально «высосавшая» кучу моральных сил и энергии, наконец, закончилась)

По традиции, ждём ваших отзывов!

========== Глава 29. Окончательно и бесповоротно ==========

Комментарий к Глава 29. Окончательно и бесповоротно

За эту главу я, в первую очередь, откланяюсь самому лучшему в мире товарищу-соавтору, ведь 90% работы над ней – её прямая заслуга. И без неё я бы не справилась, даже не сомневайтесь. ❤️

Останься со мной навсегда

В этом танце над землей

Где только ты и я.

Останься, прошу, на моей высоте

В этом танце я дышу и верю тебе.

Февраль 1998-го…

Если в мире существовало олицетворение народной мудрости, то Александр Белов был воплощением пословицы: «Пришла беда – отворяй ворота». В голову бандиту не пришло ничего более умного, когда в тот злополучный февральский вечер он обнаружил свой огромный дом пустым. Казалось бы, разве могло произойти нечто более неприятное, чем нападение собровцев на его ребят? А потом бильярд с Зориным… Саша вернулся потрёпанный и уставший, мечтая услышать смех сынишки да погреть кости под боком жены. В последнее время отношения у них, конечно, не ладились – всё после проклятого взрыва – но попытать удачу определённо стоило.

Мурлыча себе под нос глуповатую песню про усатого зверя, Белый взобрался по ступенькам с плюшевым львом на плече.

– Ваня! Вань, – шёпотом позвал ребёнка и заглянул в детскую.

Мальчика там не оказалось. Отбросив игрушку, Саша с громким окликом: «Оля!» кинулся в спальню. Комната встретила брошенного супруга таким же молчанием. Наверное, он ещё долго метался бы в поисках семьи, если бы под носком лакированной туфли не мелькнул прямоугольник бумаги – утренняя газета с заметкой об убийстве продюсера.

Ах ты, драная покрышка… Белов вдруг почувствовал, как его пробирает мелкая нервная дрожь. В голове теснилось недоумение, обида и злость. Рука сама потянулась к телефону – странное решение, в котором мужчина едва ли отдавал себе отчёт. Всё запутано, всё, сука… Сурикова же не просто так в последние месяцы меня к себе не подпускала. Не просто так смотрела этим своим загнанным взглядом, молчала неделями, только при Томке улыбалась. И теперь сбежала не из-за Кордона – сколько этих кордонов-то на моей совести…

– Пчёла? – с напускным равнодушием пробормотал он в трубку. – Привет. Протрезвел? Это… ты один? – получив утвердительный ответ товарища, Саша прямо в пальто опустился на диван. – Чё делаешь?… Кто ведёт? – затянутые в чёрную кожаную перчатку пальцы смяли серую газетную бумагу. – Ну болей-болей. Бумаги завтра, всё, давай, пока!

Судя по всему, побывавший сегодня в лапах смерти Пчёлкин правда отдыхал дома, под звуки футбольного матча и бутылку коньяка. Успокоило ли это Белого? Едва ли. Куда могла пойти Оля, если предположить, что её воздыхатель правда не при чём? Если отбросить мысли о том, как она отчаянно защищала «Витю» в декабре, как изменилась после его спасения? А не получается отбросить. Кос меня предупреждал: эта канитель чуть ли не с конца восьмидесятых тянется. А я не слушал, идиот… Признавать свои ошибки криминальный авторитет не умел, но ещё хуже ему удавалось отпускать тех, кого он привык контролировать. Не теряя надежды, Саша упорно набрал ещё один номер.

Диалог с Елизаветой Андреевной почти не помог. Пожилая женщина отвечала на расспросы зятя таким ледяным тоном, словно тот нанёс ей личное оскорбление. Оля Ваню укладывает, Оля не хочет с тобой говорить, до свидания… Ещё и сбросила, старая карга! Она меня всю жизнь недолюбливала и теперь будет с радостью покрывать Сурикову.

– Ну, блин, – морща бледный лоб, ругнулся Саша. – Всё не слава богу… Куда ж ты, маленькая моя?

Да, жена ушла в самый неподходящий момент. Да, бандиту точно было не до семейных мелодрам: тучи сгущались над бригадой, и сегодняшнее происшествие только подтверждало это. Но он точно знал способ, с помощью которого мог быстро расставить точки над «і». И наказать тех, кто виноват в его несчастьях.

… Той ночью Вите приснился сон, в котором всё повторилось. Грубый налёт вооружённых людей в камуфляжах, ор, заломленные за спину руки и погружение в тесный красно-белый автобус. Их с Косом и Шмидтом тащили вниз по заснеженному склону под руки, словно сумасшедших, пинали, как скот. Во сне Пчёла видел себя со стороны: как оторвался рукав на любимом пальто, как лила носом яркая кровь и безбожно растрепались светлые волосы. За что? Почему с нами, почему сейчас? Слышал свой истончившийся, полный страха голос:

– Пацаны, да поехали, выяснили бы все вопросы… В чём проблема, не понимаю!

Проблема заключалась в том, что бандит был не у себя в офисе и не в дорогом ресторане в центре столицы. Люди с нашивками СОБР не приходились ему партнёрами по бизнесу, с которыми Пчёлкин привык договариваться за считанные полчаса. Этих людей он не мог убедить, перехитрить или припугнуть – и потому метался, досадуя на самого себя.

– Поехали бы нормально… Космос, ну что ты молчишь! – обернулся к другу, ища его поддержки, и тут же получил резкий тычок в плечо: мол, переставляй уже ноги быстрее.

Сквозь пелену кошмара Витя различал голоса, почти физически ощущал тупую боль от падения в шее и рёбрах – его и парней швырнули кувырком прямо на холодную землю.

– Ребят, вы чё, обалдели, что ли? – с трудом выпрямившись, заговорил бедняга. – Ребят, ну харэ, алё, слышите… – не унимался, тщетно стараясь достучаться до своих мучителей.

Вместо ответа собровцы бросили им по очереди три лопаты. Когда последний уступ ткнулся в снег, мороз прошёл по коже, будто в крышку гроба вогнали последний гвоздь. Неужели вот так, не разобравшись?

– Мужики, вы чё… – тихо сказал Холмогоров.

Только Шмидт оставался неподвижным. Не размахивал руками, не умолял – видимо, уже всё понял и смирился.

– Копай! – скомандовал мужчина в маске, направляя на приговорённых дуло автомата.

Космоса добила эта несправедливость. Он схватился за своё орудие и принялся расшвыривать снежные комья в разные стороны, злобно рыча сквозь зубы:

– Тварь! На, на!

Лопаты ударялись о замёрзшую землю, белое солнце слепило глаза сквозь прорехи между сосновых ветвей. Пот струился по спине, дыхание сбилось, кровь не останавливалась, пачкая щёки и губы. И только немые сосны равнодушно смотрели на троих отчаявшихся мужчин со своей высоты. Пчёла на минуту перестал рыть, сплюнул и потянул грязными пальцами распустившийся синий узел галстука. Хотелось безжалостно утопить ленту ткани в тёмной жиже, как эти люди собирались уничтожить сейчас его самого и самых близких ему друзей.

– Ну всё. Хорош, – наконец велели с холма. – Лопаты наверх.

– Командир, вы чё, серьёзно, что ли? – Витя до последнего не мог поверить, что это не шутка, что всё закончится так бездарно.

– Да не, мы шутим, – презрительно отозвался «командир». – Лопаты давай.

– Ребята, – опять обратился Пчёла, выполнив приказ. Стоял в оборванной одежде, вскинув тусклый взгляд на блюстителей порядка. – Ну чё вы, ну шуганули и всё, правда… Ну правда, ну мы бы поняли, мужики, правда…

– Приготовились, – прозвучало в ответ.

– Ну правда, ну… – беспомощно повторил парень и вдруг отчаянно рванулся вперёд, пытаясь выбраться из ямы. Я жить хочу, понятно вам?

Шмидт вовремя перехватил его и силой удержал на месте:

– Витя-Витя-Витя! Он же серьёзно… Братка, ты меня прости, если что не так было, – проговорил добродушно и слегка виновато, держа Пчёлкина за руку чуть выше локтя.

Космос высоко занёс руку и медленно перекрестился. Ты ж без крестика, Космосила… Тот потянул за рукав, мол, уже неважно, брат. Витя тогда простил ему всё – и разногласия с оружием, и предательство в девяносто седьмом. Он в безмолвном ужасе смотрел на дула автоматов, на раздавленный ботинком одного из собровцев окурок. Теперь окончательно понимал: это конец. Не от кого ждать помощи – моя Оля не примчится с камерой и Саня не переиграет всё в последний момент. Но я не хочу умирать. Я ведь только жить начал, люди! Про сына узнал, Валерке помог, Кордону отомстил, вот же в обед расплачивался. Дайте мне пободаться немного ещё, пожалуйста… Не делайте этого, не делайте, не…

А дальше была автоматная очередь и плечо Космоса, к которому он привалился, пряча брызнувшие из глаз слёзы. Сосны закружились, пули над их головами градом посыпались на сухие голые ветви – и Пчёла с криком проснулся в холодном поту.

Сел в развороченной постели, осмотрелся. В предрассветных сумерках проступали привычные очертания: спинка дивана, барный стол, четыре стула, кухня. Сердце по-прежнему колотилось, во рту пересохло до жжения, голова гудела от воспоминаний. Вот собровцы уходят, а он, Кос и Шмидт выбираются из ямы, так и не ставшей их могилой; вот бредут вдоль трассы, пытаясь поймать машину до города; затем теснятся в грузовике и, выбравшись на свет, сбивчиво объясняют своему лидеру, как попали в передрягу. Вчера у тебя состоялся очередной день рождения, Пчёлкин. А мог бы валяться в том проклятом лесу, ибо кто-то ни с того ни с сего решил забрать твою жизнь. Так ты сам много раз отнимал чужие. Витя встал, нашёл пачку сигарет на столе и вытащил одну. Чё, жим-жим? До сих пор руки трясутся. А как же… Кто ж хочет подыхать в снегу, крови да грязи, не дотянув до тридцатника?

Исступлённо пуская дым в форточку, парень вдруг осознал: можно принять ещё семь горячих ванн, опустошить пятнадцать бутылок коньяка, пересмотреть перед сном два десятка футбольных матчей – всё равно кошмар будет неотступно преследовать его до самой смерти. Настоящей смерти.

Позвонить бы сейчас космическому чудовищу, узнать, как он там – отошёл, нет ли… Услышать его, хриплого, пьяного. Ещё дрыхнет, небось. Шмидт тоже отсыпается. Наверное, спала вся Москва – а один чудом уцелевший её житель курил на подоконнике, стряхивая пепел прямо на дорогой паркет. Вспомнил бы кто-то, кроме матери с отцом, если бы сегодня Витя Пчёлкин кончился? Белый бы и не заметил, Фил – не узнал. А Оля?… Оленька…

Они не виделись с того самого дня в больнице. Тогда Пчёла в последний раз обнял женщину, подарившую ему жизнь и ребёнка. Обещал себе и ей разобраться со всем, понять, как быть дальше – с Ванькой, с их нелепыми чувствами девятилетней давности… И что в итоге? Ольга оставалась Сашиной женой, сын рос с чужим человеком, а Витя продолжал бездействовать и врать всем подряд, врать и бездействовать. Ведь так удобнее. Безопаснее. Может, именно такой глупой смерти он и заслуживал? Тогда почему собровцы всё-таки оставили его в покое, почему не напичкали его тело свинцом и не засыпали снегом в яме?

Потухший экран сотового смотрел на Пчёлкина с кровати, а за окном светало. Набрать или нет? Она же ещё спит, придурок… И вообще, трубку может муж её поднять. Да и похер. Не хочу тупо эсэмэску строчить. И тянуть до утра тоже не хочу. Уже один раз ждал лучших времён. Типа мне есть, что терять…

Телефонные гудки отдавали сильными ударами в височной доле, пока не прервались тихим и грустным, но не сонным голосом:

– Да?

– Оль… ты? – выдохнул в трубку от неожиданности. Даже не думал, что она правда ответит. Чего ж ей не спится в такую рань? – Ты не дома?

– Нет, Вить, – абонент различил в этих словах лёгкое раздражение.

– А где? У бабушки? – предположил Пчёла. Ну конечно, где ей быть… Вот только почему? Неужели Саня что-то ей сделал? В очередной раз изменил, ударил или…

– Тебя Саша попросил меня найти? – Оля явно нервничала.

– Нет, – он старался говорить размеренно и ласково, чтобы девушка расслабилась, поверила ему. – Послушай, я сам решил тебе позвонить. Можно мне приехать утром? Я ничего не скажу Белому, и мы просто поговорим. Это важно…

– Хорошо, – нехотя согласилась Ольга. – Давай с утра.

Казалось, время будет тянуться долго, но назначенная встреча приблизилась внезапно. Так бывает, если человек сильно ждёт чего-нибудь и пропускает сам момент, когда это «что-нибудь» наступает. Вот и Пчёла сам не заметил, как парковал «Крузер» у ограды дома с табличкой «Лесная, 6». Задумчиво посмотрел в окно: бессменная улица, протоптанная узкая дорожка и следы прохожих на снежном полотне, тот самый двухэтажный жёлтый дом, украшенный белыми колоннами. А здесь всё такое знакомое, разве что краска слегка облупилась… По соседству же возвышался дом Царёвых. Участок не был расчищен от снега, большое дерево накренилось, придавив покосившийся от времени забор. Видать, астрономы эти прижились за бугром, сюда и носа не кажут.

Старое место сохранило слишком много воспоминаний, таких живых и ярких. Когда-то он, девятнадцатилетний пацан, прятался от первой серьёзной разборки на этой даче. Тогда же Витя впервые увидел её – шестнадцатилетнюю студентку музыкального училища, которую явно возмутили шумные ночные вечеринки. Как забавно маленькая, но строгая Оля грозила непрошенным гостям милицией! Что могло зацепить любимца девушек в этой серьёзной зеленоглазой отличнице? Может, она просто не была похожа на других, казалась недоступной? Пчёлкин и сам не знал ответа на этот вопрос. Зато сердце тепло трепыхнулось в груди при мысли о том, как он добивался бесценного внимания соседки. Как смешил её нелепыми анекдотами, как юная скрипачка варила для него борщ в царёвской кухне и сбегала с занятий, чтобы поскорее увидеться… Всё это с самого начала отличалось от типичного проходного «романа». Даже поцеловал её Пчёла необычно – там, в той же кухне, – как-то трепетно… будто спрашивал разрешения. Олю хотелось оберегать, защищать от всего мира, заботиться о том, чтобы улыбка не сходила с её красивого лица – единственный чистый, едва ли не рыцарский порыв в его бандитской жизни. Может, на несколько секунд и только с закрытыми глазами парень видел пресловутое светлое будущее, где пьяные Космос и Фил гуляют на их с Суриковой свадьбе, а потом каждое утро дома начинается с противной мелодии скрипки. Не бывать этому, брат. Забудь.

Пчёла закурил и приоткрыл окно, впуская в салон свежий воздух. Ностальгировать помешал глухой скрип калитки, и взгляд поймал женский силуэт. Ольга выглядела уютно, по-домашнему: простые голубые джинсы и слегка растянутый серый свитер крупной вязки. Уткнувшись в его тёплую шерстяную горловину, Белова оглянулась и прошла к автомобилю. Вместе с новой порцией морозного воздуха внутрь проник и тонкий аромат цветочного парфюма. Шли годы, менялись сезоны, а она, не изменяя своей девичьей привычке, пахла весной, пробуждающейся природой.

– Привет, – вот только голос стал другим, тусклым и уставшим. – Ты о чём поговорить-то хотел?

– Привет, – добродушно улыбнулся водитель и поспешил выбросить сигарету за окно. – Давай отъедем? Неохота у бабушки под окнами стоять, – он многозначительно ухмыльнулся, и Оля поддержала предложение тихим смешком.

Витя вдавил педаль газа, отъезжая ещё на два километра вперёд. Остановился почти у леса – жилой сектор остался поодаль. Тот, кто повстречался бы им здесь в такую рань, мог оказаться разве что лесным обитателем. Мало кому пришло бы в голову искать в феврале грибы, а больше в холодной дремучей чаще делать было и нечего.

– Ты что, ушла от Сани? – обеспокоенно начал Пчёлкин, потянувшись за новой сигаретой и нервно прокрутив её между пальцев. Переживал, понимал всю бестактность вопроса, но иначе, чем «в лоб», не умел. – Оль, скажи только… Это, случайно, не из-за меня?

– Нет. Дело вообще не в этом… Или не только в этом, – Белова отрицательно качнула головой, но не разозлилась на его самоуверенность. Обернулась и стала внимательно рассматривать собеседника: складка на лбу, проступавшая всякий раз, как он начинал нервничать; ярко-красная ссадина, тянувшаяся от подбитого носа до губы – очевидно, рана была свежей, и это насторожило: – Откуда это? – тонкие пальцы почти невесомо коснулись места удара.

– Да вот, меня вчера опять чуть не грохнули, – Витя едва заметно улыбнулся и, перехватив прохладную женскую ладонь, прижал её к щеке. – Дважды уже за зиму эту помирал, и каждый раз, как в последний, о тебе думал…

Два взгляда тут же схлестнулись в одной точке. Видеть эти уставшие глаза было подобно пытке – больно, словно на грудь пролили раскалённый свинец. Безумно захотелось вновь различить в них ту искру, которую Пчёла мог сам зажечь девять лет назад. Удержать этот внезапный порыв не представлялось возможным: ладонь легла на Олину щёку, губы прильнули к её тёплым губам, язык скользнул по ним, собирая на кончик вкус клубничного блеска. Он целовал её, но уже совсем не так, как в аптеке, – на этот раз неспешно, ласкающе, будто в первый раз. Рука сама собой опустилась на гибкую нежную шею, запуталась в волосах, притягивая к себе крепче. Родная моя, ты пришла ко мне… Мы ведь просто собирались поговорить, а оно вон опять как… Я знаю, знаю, что ты помнишь эти мурашки, помню, как ты любишь. Чувствую: это только со мной и для меня.