Текст книги "В тихом омуте...(СИ)"

Автор книги: Ланиус Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

   – Меры?! – подалась к нему Тамара. – Какие меры?

   – Вы же знаете ее подругу, почтальоншу Эмму?

   – Само собой!

   – Ну вот. У нее дочка тоже с приветом и они тоже собачатся с соседями. Вам нужно переговорить с ними, то есть, с теми соседями, объединиться и на паях купить для этих женщин двухкомнатную квартиру, хотя бы и в пригороде. Это будет недорого. Относительно. И все довольны! Эмма с дочкой и Лиманская будут жить вместе, помогать друг другу и общаться в свое удовольствие. Никто их не будет дергать. Комната Лиманской перейдет вам. Все спокойнее. А после, со временем, и от Паши как-нибудь избавитесь.

   Завесовы в сотый уже раз переглянулись, и Геннадий с преувеличенной бодростью ответил:

   – Отличная идея! – вдруг поперхнулся и закашлялся.

   – У вас, Саша, наверное, большой опыт разрешения коммунальных склок? – спокойно спросила Тамара.

   – Ого! Половина времени на эти разборки как раз и уходит. Кто кому чего не так сказал, кто на кого косо поглядел... Ни дня без жалоб! Я эту чертову коммунальную кухню изнутри изучил! Сам всю жизнь живу в коммуналках! И не в таких, как ваша. Вашу-то и коммуналкой язык не повернется назвать.

   – Вы – в коммуналке?! – удивилась Тамара. – Вы – офицер милиции, капитан? Простите, Александр, а у вас есть семья?

   – Есть! – кивнул тот. – Жена и две дочки. А то, что офицер милиции... Вообще-то в коммуналках у нас половина сотрудников живет. И нам еще завидуют. Те, кто обитает в общежитии и мечтает об отдельной комнате. – Вздохнул: – Ладно, хватит о грустном! Давайте лучше побеседуем о прекрасном. О поэзии. Вот непонятна мне одна вещь... – он повернулся к Плафонову: – Не пойму я, Павел, не могу осмыслить... Вот ты знаешь столько стихов, любишь их, разбираешься в оттенках, богатую библиотеку имеешь, можешь интересно рассказывать про поэтов, про которых многие и не слыхали ничего, читаешь, будто артист-декламатор, объясни же мне, как ты можешь работать в такой паршивой газетенке?! Ведь это же просто бульварщина какая-то ! Ведь когда ты пришел ко мне в первый раз за интервью, я просто не врубился, из какой ты газеты, а если бы знал точно, то выставил бы тебя за порог в ту же секунду!

   – Погоди, Сан Саныч...

   – Я же просил тебя не называть меня так!

   ( Перед Завесовыми на миг в воздухе словно бы материализовался образ Кандыбина-Мандыбина, но тут же исчез. )

   – Извини, Александр Александрович! – Плафонов прижал руку к сердцу. – Сейчас объясню. Пойми простую вещь. Каждому человеку бог дает какой-нибудь талант. Большой или маленький – неважно. Но только один. Вот Геннадия бог наградил золотыми руками, тебя – даром оказываться в нужный момент в нужном месте, а меня – способностью сочинять невероятные истории. Точнее сказать – аранжировать.

   – Тебя бог наградил способностью понимать стихи, – возразил капитан.

   – Нет! – потряс головой Плафонов. – Стихи – это хобби. Увлечение сердца. А мой истинный дар – дар интерпретатора виртуальных историй. Мы живем в городе, который нашпигован мистикой. По-настоящему, этого еще никто не собирал. Все эти легенды, дух которых витает в старинных улочках и переулках, в подворотнях полузаброшенных домов! Вот скажи, Саныч, ты слыхал когда-нибудь историю о грифонах доктора Пеле?

   – Какие это грифоны? – сощурился капитан. – Те, что у Казанского собора, на Банковском мостике?

   – Нет, не те! Вот послушай! На седьмой линии Васильевского острова, напротив рынка, есть старое мрачное здание, в котором когда-то располагалось заведение под названием "Аптека «Доктор Пелле и сыновья».

   – Есть такая! – кивнул капитан. – Там долгое время даже следы от старых букв сохранялись. А сейчас вроде новую вывеску повесили. Но спорить не буду, давно не бывал в тех краях – не мой район.

   – Неважно. Слушай дальше. Этот аптекарь, живший в девятнадцатом веке, увлекался оккультными науками. Некоторым своим особо доверенным клиентам он продавал снадобья, изготовленные по магическим рецептам, что в ту пору строго каралось законом. И вот кто-то из них анонимно донес на него. Ценой невероятных усилий аптекарь отстоял свое честное имя, но жертвой доноса пал один из его сыновей. И тогда доктор решил мстить. Не зная имени конкретного доносчика, он решил мстить всем своим доверенным клиентам в надежде, что кара в конце концов настигнет и виновника... – В голосе рассказчика зазвучали трагические нотки. – И вот с некоторых пор доктор Пеле начал продавать своим особым клиентам плотно закупоренные банки с якобы целебным тибетским воздухом. Но вот какой парадокс: всех, купивших это снадобье, через некоторое время находили мертвыми. Рядом валялись осколки банки. Тела несчастных были покрыты глубокими ранами. Эксперты делали заключение, что несчастные в экстазе, не иначе, как под влиянием психического заболевания, хватали осколки стекла и наносили сами себе глубокие порезы, умирая от потери крови... Выжил лишь один. И он рассказал, – Павел вальяжно откинулся на спинку стула, – рассказал, будто из открытой банки материализовался огромный грифон – крылатый лев, который, оскалив пасть, набросился на него...

   – Ой! Да что же это за страхи такие! – Милана в ужасе закрыла личико ладошками.

   – Это еще не всё, – с таинственным видом продолжал Плафонов. – Есть основания предполагать, что уже в наше время кто-то недобрый разыскал оккультный рецепт доктора Пеле и теперь может вызывать из мрака призраки грифонов. Многие загадочные смерти последних лет только этим и можно объяснить...

   – Ой, Пашенька, ну, скажи скорее, что всё это просто страшная сказка! – взмолилась Милана.

   – Шехерезада! – скептически хмыкнул капитан. – Тысяча и одна ночь! Эх, если бы всякая мистика была прописана в уголовном кодексе, ну до чего же легко работалось бы тогда нам, ментам! Чуть что – списал на мистику! От всех «висляков» избавились бы в момент!

   – Обиделся! – торжествующе воскликнул Плафонов, указывая пальцем на Абоймова. – Наш беспристрастный и неподкупный страж порядка всё-таки обиделся! Вот, погоди! Я, может, скоро книжку издам о новых петербургских тайнах и чудесах!

   – Миланочка, вы не передадите мне зелень? – громко вклинилась в разговор Тамара.

   – Конечно, конечно, возьмите! – тарелочка с нарезанным укропом совершила путешествие через стол и как бы оборвала спор хозяина с гостем, интересующий здесь далеко не всех.

   Притом, что всё внимание переключилось на женщин.

   – Вы, кажется, совсем недавно познакомились? – невинным голоском поинтересовалась Тамара, улыбаясь гостье и продолжая изучать ее.

   – Не знаю даже как сказать... – зарделась та и посмотрела на Плафонова.

   – Сейчас я расскажу вам нашу «лав стори», – живо откликнулся тот. – Вообще, это тема для романа. Но если в общих чертах... Словом, так! После всей этой катавасии с Лиманской у меня кошки на душе скребли. Кое-как досидел в редакции до звонка. Ну а по дороге домой решил заглянуть в кафешку и заглушить печаль-тоску. Взял полтораста бренди. Сижу и пытаюсь осознать, что к чему. Вдруг рядом замирает небесное создание с дымящейся чашкой кофе в руках. «Ой, это, кажется, моё место...» Видимо, девушка ошиблась. Но я, как джентльмен, делаю широкий жест: «Девушка, если я вам не мешаю, то садитесь, вот как раз свободное кресло, если мешаю, то всё равно садитесь – не пройдет и минуты, как я исчезну...» Она молча села. Подула на свой кофе и вдруг расплакалась! Понятно, я с вопросом: «У вас то-то случилось?» Она: «Котеночек пропал. Пушистый такой, серенький... Я вывела его сегодня в первый раз погулять, а он побежал за кусты и пропал. Заблудился, наверное, глупенький... Хорошо, если какая-нибудь бабушка возьмет. А вдруг злые мальчишки?» Что-то было в ней необыкновенно трогательное. Я мигом забыл о собственных глюках и сказал: «Знаете, у нас в Питере любят братьев наших меньших. Будем считать, что ваш котеночек попал в хорошие руки. Давайте вздрогнем за это! Что вам взять?» «Ой, я лучше сама себе возьму. И вам тоже, чего вы хотите. Вы – очень добрый человек...» Так мы и познакомились, – заключил Плафонов. – Я ничего не перепутал, Миланочка?

   – Нет, Павлик, всё так и было...

   – Ну, вот. Начали встречаться. А сегодня Милана согласилась посетить мою скромную обитель. В парке мы встретили Сан Саныча, ой, извини, Александра Александровича, и пригласили его в нашу компанию. Спасибо, что согласился. А тут и вы с Геной подошли...

   – Очень романтическая история, – заметила Тамара. – А котеночек нашелся?

   – Да! – просияла Милана. – Оказывается, его нижняя соседка взяла!

   – Ах, Миланочка! Какая же вы удачливая...

   – Давайте выпьем за удачу! – предложил Геннадий.

   – За удачу! – поддержал капитан.

   К тосту присоединились все.

   Выпили.

   Разговор потек привольно.

   В какой-то момент, когда Плафонов начал тихо переговариваться о чем-то с капитаном, Тамара сделала знак Милане:

   – Пойдемте, милочка, я покажу вам квартиру...

   На самом деле ей не терпелось увидеть Милану в движении. Быть может, она обыкновенная стиральная доска?

   Та кивнула и грациозно поднялась из-за стола, выходя на открытое место.

   Увы, увы... Такого удара Тамара никак не ожидала.

   Грудь у гостьи была, конечно, маленькая, просто два холмика, слегка выступающие под платьем, зато бедра – волнующие, а ноги – просто блеск! Шик, а не ноги! Такими ножками можно было пленить кого угодно, а не только импотента Плафонова. И вообще, скромненькое, простенькое с виду платьице лишь подчеркивало прелесть ее хрупкой и в то же время полной жизненной энергии фигуры.

   Тамара чарующе улыбнулась, но внутри у нее все заныло.

   У двери она резко обернулась.

   Те двое так и продолжали свою тихую беседу, зато ее муженек бесстыже пялился на ножки этой неведомо откуда взявшейся застенчивой красотки.

   Перехватив строгий взгляд жены, Геннадий поспешно отвел глаза...

   После небольшого перерыва застолье продолжилось.

   «Ангел-хранитель» выставил маленькую бутылку коньяка «Дагвино» – пять звездочек, выудив ее, как фокусник, из кармана своего плаща, висевшего на вешалке в углу. Геннадий принес литровый пакет красного кипрского вина – в домашнем баре у супругов всегда хранились запасы спиртного, к которым, бывало, они не прикасались неделями. Но сейчас-то был особый случай.

   Разговор становился все оживленнее, смех звучал звонче.

   Тамара, которая в первом отделении испытывала внутренний дискомфорт ( другим это не бросалось в глаза, но Гена-то чувствовал всей кожей ), теперь совершенно раскрепостилась – называла Милану «милочкой», строила милиционеру глазки, хохотала, просила Плафонова прочитать какие-нибудь редкие, красивые стихи про любовь и, наконец, очень естественно завела с ним разговор тет-а-тет о приватизации.

   В общем гаме Геннадий уловил этот переход и навострил уши. Он был почти уверен, что сейчас Плафонов ответит в своей манере примерно так: мол, у приватизации есть свои плюсы и минусы, надо тысячу раз подумать, и вообще, это дело требует беготни, а он – человек творческий, ну и всё такое прочее.

   Но, к его изумлению, Плафонов отреагировал совершенно иначе. Повернувшись к своей избраннице, он спросил у нее:

   – Миланочка, я все же думаю, что лучше сказать всем сейчас. Тем более, что вокруг только друзья. Одобряешь?

   За столом повисла тишина.

   Милана кивнула:

   – Как хочешь, Пашенька... Решай сам.

   – Хм! У всех налито? – не дожидаясь ответа, Плафонов долил рюмки, затем поднялся и напыщенно произнес: – Дорогие гости! Имею удовольствие объявить вам одну чрезвычайную новость...

   – Ой! – рюмка Тамары выскользнула из ее руки, ударилась о край массивной хрустальной пепельницы и треснула. Напиток растекся по скатерти.

   – На счастье! На счастье! – необыкновенно радуясь, закричал Плафонов и кинулся наводить порядок, орудуя салфетками.

   Милана, покраснев, повторила:

   – На счастье...

   – Ой, я совсем пьяная, извините меня... – смутилась Тамара.

   – Да что вы, Томочка! Это же перст Судьбы! – Плафонов поставил перед ней другую рюмку, наполнил ее до краев и продолжал как ни в чем не бывало:

   – Так вот, дорогие друзья! Мы с Миланочкой имеем удовольствие сообщить вам одну новость. Дело в том, что текущее мероприятие, на котором мы имеем удовольствие – о, черт! Тавтология! Ну да ладно! Это от волнения, а о смыслу верно! – на котором мы имеем удовольствие лицезреть вас, наших гостей, является по сути помолвкой. На новый год мы решили пожениться, вернее, зарегистрировать наш брак. Подадим заявлении, все чин чином, зарегистрируемся, сыграем свадьбу, а затем, я думаю, – он повернулся к Тамаре, – можно будет заняться тягучим процессом приватизации. Придется, конечно, побегать за справками, но я согласен. Ради благополучия семейного очага. Вас устраивает такой ответ?

   Тамара поднялась, держа рюмку перед собой.

   – Пашенька... Миланочка... Как я рада! Как мы с Геной рады! Уж сколько раз я говорила Гене – Гена подтверди! – что Паше давно пора жениться, создать семью, вести здоровый образ жизни... И вот это происходит! Я думаю, мы будем прекрасными соседями, правда, Миланочка?!

   На глаза той навернулись слезы.

   – Вы знаете, я немного беспокоилась за то, как сложатся отношения с соседями. Я ведь очень трудно схожусь с новыми людьми. Но сейчас... Я так счастлива! Вокруг меня такие красивые, добрые, хорошие люди! Вот увидите, как славно мы все заживем! – не сдержав эмоций, она смахнула слезинку, вскочила и, обежав стол, чокнулась с Тамарой.

   Та придержала ее за локоток и поцеловала в щеку.

   Милана, зардевшись, ответила тем же.

   – Вот это я и называю добрососедством! – воскликнул расчувствовавшийся Абоймов. – Эх, если бы все люди вот так же ладили между собой! – Повернулся к Плафонову: – Рад за тебя, дорогой! То есть, рад за вас обоих, но за тебя особенно...

   Все принялись чокаться друг с другом и поздравлять влюбленных.

   Сидели еще какое-то время, и самой веселой и бесшабашной за столом была Тамара. Наконец, Абоймов стал прощаться. Следом поднялись и Завесовы.

   Хозяева ( ну да, теперь именно вот так – хозяева, во множественном числе ) принялись уговаривать их остаться. Паша грозился сбегать в магазин, на что Абоймов, уже надевший свой цивильный плащ, ответил довольно резко, что все хорошо в меру, а они, мол, уже малость перевалили сегодня через экватор.

   После этого увещивания прекратились. Да и чувствовалось по всему, что жениху и невесте хочется остаться вдвоем.

   Абоймов попрощался с каждым за руку и удалился.

   Завесовы прощались дольше. И нежнее. Тамара расцеловала Милану. Взаимная симпатия так и била ключом. Ах, Миланочка... Ах, Томочка... Как я рада! А уж я как рада!

   Тамара улыбалась до той самой секунды, пока дверь в комнату Плафонова не закрылась за ними.

   Но едва это произошло, как улыбчивая маска слетела с ее лица, и Геннадий впервые за последний период увидел свою жену в бешенстве.

   – Да как же это?! Почему?! – яростно шептала она. – Быть такого не может! Не должно!

   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

   Гена бережно взял ее за локотки и ввел в комнату.

   Но уже здесь она дала волю чувствам:

   – Алкаш! Белоручка! Импотент! – в адрес Плафонова посыпалась отборная брань. – Спал-спал и – нате вам! – проснулся! Нашел свою половину! Но почему, почему именно сейчас?!

   – Успокойся, милая, – муж хотел привлечь ее к себе, утешить, но она вырвалась и как дикая кошка забегала по комнате.

   – Свадьба, регистрация... – сжала кулачки. – Господи, будто лавина сорвалась с горы! А у Миланы, этой скромницы, наверняка, есть ребенок, если не два! Они все пропишутся здесь! А это – конец мечте. Ну почему так, почему?! Ведь все складывалось блестяще! Удача сопутствовала нам даже в мелочах, и вдруг такой нелепый поворот! Ну, что ты молчишь, Генка?! Скажи что-нибудь!

   – Что мне сказать, Тамара? – развел он руками. – До нового года осталось круглым счетом полтора месяца. Даже чуть меньше. Между прочим, не исключено, что весь декабрь простоит плюсовая температура.

   Она посмотрела на него с каким-то ужасом, словно пораженная неожиданной мыслью:

   – Гена, а ведь и вся зима может выдаться теплой, как в позапрошлом году, когда Нева не замерзала ни разу. Как же мы об этом не подумали?! – Пауза. Нервная улыбка. – Нет! Я все равно верю в нашу удачу! Значит, будут заморозки и в декабре. Нам просто нужно раньше подготовиться. – Она была как в лихорадке. – Не пойму... Она вроде подает нам знак, но как его истолковать, я не пойму.

   – Кто она, Том?

   – Судьба! Судьба, Геночка! Наша удача, которую мы должны крепко держать!

   – Так может, никакой свадьбы не будет? – предположил Геннадий. – Милана поживет с ним недельку-другую, быстро поймет, что он за птица, и потихонечку исчезнет.

   – Ты сидел за столом, но ничегошеньки не понял! – напустилась на него Тамара. – Такие тихие скромницы очень привязчивы. Особенно к тем, кто им сочувствует. Паша в ее глазах – добрый, отзывчивый! А она для него – прекрасная незнакомка. Та самая, о которой он мечтал много лет – вспомни весь этот его трёп! Романтик хренов... Нет, Геночка, все это очень серьезно! Боюсь, ситуация сама собой не разрулится...

   – В каком-то смысле их история похожа на нашу, – задумчиво проговорил Геннадий. – Мы ведь тоже поженились быстро. Слушай, а как тебе понравился совет Абоймова? Купить квартиру Лиманской, а после ИЗБАВИТЬСЯ от Паши. Я даже вздрогнул, когда он это сказал. Слушай, а может, он какой-нибудь экстрасенс и только прикидывается простачком?

   – Он самый обыкновенный мент! Упертый, но тупой! – решительно отрезала Тамара. – Но пока это нам на руку. Он убедил себя, что мы – спасители Пашки, и с этой мысли его уже не собьешь. Она сидит у него в печенках. А сегодня этой мыслью прониклась и Милана. Так что с этой точки зрения все великолепно! И вообще, все прекрасно, мой дорогой, не считая того, что нам надо спешить. У нас, самое многое, есть две-три недели. Но как же истолковать этот знак?!

   – Давай оставим это на завтра, – предложил Геннадий. – Мы оба выпили, и не сказать, чтобы малость. Мне всегда нравилось, когда ты немножечко пьяненькая... Ну, иди ко мне... – его ладонь легла на ее бедро.

   Но она довольно резко шлепнула его по руке.

   – Ты чего? – удивился он.

   – Кажется, рядом появились ножки покрасивее, а? Думаешь, не видела, как ты пялился на них?! Ты их просто пожирал глазами!

   – Том, ты чокнулась, ей богу! Ревнуешь, что ли? Ты же для меня одна! Но посмотреть-то я могу на других или как?

   – Смотри сколько влезет! Наслаждайся! Ножки у нее и вправду классные! Ну, давай, займемся сейчас любовью, а ты будешь думать о ножках, которые раздвигаются сейчас вот за этой стенкой! Так, что ли?!

   – Нет, ты серьезно?!

   – А ты думал!

   – Глупо. Полный улёт. Что мне, повязку на глаза надеть?

   Пауза.

   Вдруг Тамара принялась горячо целовать мужа:

   – Извини, Геночка! Не сердись. Я все понимаю. Ты – мужчина. Настоящий. Но и ты пойми. Я просто не в настроении. И вовсе не из-за этой стиральной доски. Да-да, я нехорошая, подозрительная, ревнивая... Но я тебя все равно люблю, пускай ты даже смотришь на чьи-то ножки! Дело в другом. Надо придумать новый способ. Пока не придумаем, я просто не смогу заниматься любовью. Извини. А ведь есть, наверное, и другой способ, более простой и надежный. Но какой – я не знаю. Пока не знаю. Мне просто нужно выспаться. И, пожалуй, я приму таблетку. А ты подумай. Подумай, как нам быть. Должен же быть способ!

   – Да-да, успокойся, я понимаю... Принести тебе воды?

   Это был первый случай за время игры, когда они легли отдельно.

   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

   Приняв таблетку, Тамара проспала всю ночь как убитая. Проснулась поздно. Впрочем, понедельник был такой день, когда она могла задержаться дома на час-другой. Спросонья пошарила рукой и лишь затем открыла глаза. Гены рядом не было.

   Сначала она подумала, что он ушел на работу, сегодня его смена. Но тут же вспомнила, что напарник мужа – Вадим попросил его поменяться, значит, Гена должен быть дома. Наверное, проводил детей в школу и сейчас готовит ей завтрак. Тут она вспомнила о вчерашних событиях. Так он же лег на диване! Повернула голову. Но и на диване его не было.

   А может, он обиделся и ушел? Господи! Вот новая напасть! В квартире появилась длинноногая красотка...

   Она села на постели, чувствуя, как постепенно ее охватывает раздражение.

   Но тут открылась дверь и вошел Гена.

   Вид у мужа был вполне домашний. А уж на обиженого он и точно не походил.

   – Доброе утро, дорогая! Как спалось? – он улыбался ей, но приблизиться не решался. По военному отрапортовал: – Половина десятого утра. Завтрак готов. Дети в школе. И вообще, в квартире мы одни.

   – А наш сосед и его стыдливая красотка?

   – Ушли десять минут назад. Паша сказал, что вернутся вечером.

   – Она уже поселилась у него?

   Он сел на кровать, поглаживая ноги жены поверх одеяла.

   – Похоже на то.

   – Погоди, а что у них там было ночью?

   – Не знаю.

   – Разве ты не слушал? – она кивнула на коврик, за которым была снята одна панель.

   – Нет, конечно.

   – Знаешь, а мне приятно, что ты не слушал, – она похлопала по постели рядом с собой: – Придвигайся, если хочешь.

   Приглашение было принято мгновенно.

   – Я смотрю, у вас хорошее настроение, Геннадий Васильевич, – констатировала она.

   – У меня появилась идея. По нашей игре.

   – Да?! – радостно удивилась она.

   – Нам совсем не надо ждать зимы и сосулек. Игру можно закончить хоть завтра.

   – Завтра?!

   – Ну не завтра, поскольку на подготовку все же требуется время. Но окончательный срок зависит не от погоды, а только от нас с тобой.

   Водопад ее волос скользнул по его лицу.

   – Ну, так говори же, я слушаю!

   – Э, нет! – он будто наказывал ее за вчерашнюю истерию. – Иди в ванную, а после сядем за стол, и я тебе все расскажу.

   – Ты уверен, что идея хорошая?

   – Она непогрешимая. И элементарная до одури. Удивительно, что она раньше не приходила никому из нас в голову!

   Тамара еще с минуту пристально смотрела на мужа:

   – Ты точно не запал на ее ножки?

   – Ну, зачем ты, Тамара? Знаешь ведь, что все это глупости.

   – Просто мне вдруг показалось... У нас с тобой столько лет все было хорошо, я никогда не сомневалась в тебе, но... ведь когда-нибудь ты захочешь другую. Просто из любопытства.

   – Может, и захочу. Но не в обозримом будущем. И вообще... Милана славная, но она совсем не в моем вкусе.

   – Правда? – улыбнулась Тамара.

   – Клянусь тебе! И не забывай о своем счастливом выигрыше!

   – А мне показалось, что вчера...

   – Тебе показалось. Никто никогда не встанет между нами.

   – Ох, Генка... Я просто горю от нетерпения! Но пусть будет по твоему, – она отбросила одеяло. – Пусть сегодня будет твой день. Говоришь, мы в квартире одни? Я спускаюсь вниз. Без ничего. А ты можешь через десять минут присоединиться ко мне в ванной. Если хочешь, конечно...

   – Да я за одну эту ночь так соскучился по тебе, будто не виделись три года!

   – Обещаю быть покорной. Все! Я пошла! – она выскользнула у него из-под руки. – А ты на всякий случай закрой входную дверь на засов. Ведь теперь у нас прибавилось народу!

   – Давно закрыл!

   Маленькая трещинка между ними исчезла. Гармония вновь была обретена.

   В ванне, под струями душа, они любили друг друга, не заботясь, что их могут услышать, и ни в чем не сдерживая себя.

   После вечерней размолвки любовная схватка была особенно притягательна, но они еще не насытились и вышли в гостиную все еще полные желания – свежие, счастливые, обнаженные.

   Впереди шествовала Тамара. Поднявшись по лестнице, она остановилась на последней ступеньке.

   – Давай посидим прямо здесь. Рядышком.

   – Как скажешь, моя прелесть! – он постелил на ступеньку полотенце, и они опустились на него.

   – Теперь говори, неутомимый станочник! – она потерлась о него бедром и тут же отстранилась, поняв, что оттягивает рассказ.

   – Слушай, это мистика, но идею снова подсказала Пашкина газета. Ночью мне не спалось, я нашел на тумбочке старый экземпляр, наткнулся на одну заметку и сразу же понял, что надо делать. Погоди-ка... – он сбегал в комнату и вернулся с газетой. – Вот слушай.

   РОКОВЫЕ БУКВЫ

   Во время недавней бури некий лондонец торопился к родному очагу. Но на перекрестке, в двух шагах от дома, ему на голову обрушились первые три буквы с вывески «Мэйсон и сыновья». Череп бедняги был размозжен.

   Самое парадоксальное, что фамилия погибшего столь невероятной и нелепой смертью – МЭЙ.

   – Ничего не понимаю, – призналась Тамара. – Какие еще буквы?

   – Дело не в буквах, – он отложил газету. – В принципе. Мы действительно зациклились на этих чертовых сосульках. А ведь куда чаще сверху падают куски лепнины и облицовки. Кстати, по Питеру жертв таких падений в несколько раз больше, чем от сосулек. И тоже все сходит с рук. Притом такая смерть выглядит гораздо естественнее.

   – Слу-ушай, Генчик... Ды ты страте-е-ег... Но ведь там нет никакой лепнины.

   – Я сходил в разведку. Рано, все еще спали. Две балясины балкона висят на одной арматуре. А в каждой – пара пудов бетона. Притом, такой штукой и целиться удобнее. И скользить не будет. Плюс арматура торчит, как острая пика. Надо, конечно, подготовиться заранее. Но особой проблемы нет. Внесем незначительные коррективы, а в целом план остается прежним. Причем дать ему ход можно в любое время. Да хоть на следующей неделе! Все будет гораздо проще.

   – Значит, мне надо срочно записываться в бассейн?

   – Думаю, не надо, – мотнул он головой. – Теперь Павел, наверняка, будет возвращаться домой как все нормальные люди. Нужна неделя, чтобы убедиться в этом. Как у них будет складываться с Миланой? Но как бы там ни было, мы сумеем выбрать подходящий момент.

   Некоторое время она молчала. Затем кивнула:

   – Да, Гена, это судьба! Недаром я вытянула свой счастливый билет! Значит, надо действовать. Надо сделать это быстро. Пока ничего не изменилось. Кстати, мы давно не заглядывали в наш чемоданчик. Будь добр, принеси его...

   – Сейчас...

   Через минуту он вернулся с «дипломатом» и открыл его.

   Некоторое время она перебирала хранящиеся внутри карты.

   – Тебе не кажется, дорогой, что все это пора сжечь?

   – Давай подумаем. Все же здесь большой банк информации. План этажа, цифры, расчеты... Мало ли что вдруг понадобится? И вообще, пока Плафонов жив, это игра и не более того. Мы сожжем игротеку накануне акции.

   – Ладно, будь по-твоему. Но ты носишь единственный ключ с собой, может, это не вполне разумно? Вдруг мне срочно понадобится заглянуть туда?

   – Без проблем. Давай спрячем ключ в такое место, чтобы мы знали только вдвоем. Лишь бы дети не добрались. Вот о чем я волнуюсь.

   – В серванте лежит ниточница с катушками ниток. Уж мальчишки точно туда не полезут. Ключ маленький и свободно войдет в отверстие катушки. В отверстие катушки! Ну? А ты что делаешь? Это вот что такое?

   – Я вдруг вспомнил, что мы не занимались этим на верхней ступеньке. Отчего бы не попробовать?

   – И в самом деле... Как же это мы упустили?! Давай попробуем...

   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

   – Милая, что с тобой происходит в последние дни?

   – Нет, дорогуша, это ты скажи, что с тобой происходит?!

   – Так-так-так...

   – Ты не сводишь глаз с этой пустоголовой куклы! С ее точеных ножек!

   – Ах, вот ты о чем! – он перевел дыхание. – Ну, перестань, Томочка... Мы же договорились!

   – Что я должна престать?! Всякий раз, когда она вертится на кухне или поднимается по лестнице, ты спешишь выйти, думаешь. Я не вижу?!

   – Ну это уже ни в какие ворота! Я выхожу как обычно! Что ж, по-твоему, если я хочу в туалет, то мне надо ждать, пока она закроется в своей комнате? Да ведь она бегает на кухню и обратно по сто раз на дню! Готовит разносолы для своего Пашеньки!

   – Ага, ты заметил! Значит, приглядываешься к ней!

   – Томка, перестань! Красивые ножки у половины питерских женщин, но что-то раньше ты никогда не ревновала. Что это с тобой?!

   – Те ножки где-то там, а эти рядом! Да еще она взяла отпуск! Когда я на работе, а дети в школе, а у тебя отгул, вы же остаетесь вдвоем в квартире! Может, вы уже с ней давно перетрахались! Откуда я знаю! Я ведь вижу, что она ходит без трусиков!

   – Для меня это новость, клянусь!

   – Я вижу, какие взгляды она бросает на тебя! Призывные! Вы трахались, да?! Скажи по-честному!

   – Послушай! Она – скромная, милая, тихая женщина. Она любит Павла! Они готовятся к свадьбе!

   – Как раз такие тихони успевают везде!

   – Хорошо! Если у тебя заскок, возьми больничный. Я буду круглые сутки на твоих глазах.

   – Спасибо! Целыми днями наблюдать за вашими перемигиваниями и чувствовать себя последней дурой!

   – Ладно, подскажи, что мне делать? Я сделаю, как ты захочешь.

   – Давай быстрее заканчивать игру! Я не понимаю, почему ты тянешь?

   – Я не тяну.

   – Нет, тянешь, тянешь! Ты ведь понимаешь, что как только мы сделаем это, ей придется уйти. А тебе не хочется упускать новую любовницу. Интересно ты ей тоже говоришь, что у нее самые аппетитные ножки, да? Что ты хочешь проглотить один за одним ее маленькие пальчики?! И она тоже тает?

   – Томка, остановись! Очень прошу тебя – остановись!

   – У тебя было пять дней. Ты мог все успеть. Но ты тянешь, я же чувствую! И не говори мне, что это моя мнительность!

   Пауза.

   – Ладно, – вздохнул он. – Я действительно тяну.

   – Вот видишь! Ага!

   – Но совсем по другой причине.

   – По какой же?

   – Из-за тебя. Наша акция требует холодной головы. А ты просто с ума сходишь от ревности...

   – Как Лиманская?! Так позвони в психушку, вот вам будет раздолье с Милкой!

   Он сшиб кулаки перед собой:

   – Тома! Вот тебе мое последнее слово... Больше я повторять не буду. Я сейчас скажу, а ты выслушай. И решай, как поступить. Как решишь, так и будет.

   Брови ее изогнулись, дыхание участилось.

   – Ну?!

   – Я мужчина, – веско бросил он. – Мужик.

   – Кобель!

   – Мужик, – повторил он. – А в моем понимании мужик – и ты это знаешь, – упрямо продолжал он, – это не тот, кто бегает за каждой юбкой, а тот, кто держит свое слово. Я и сейчас не могу сказать, что обеими руками за нашу игру. Но так уж вышло, то я дал тебе слово. Значит, буду его держать...

   Черты ее лица прояснились, она слушала, ловя не только каждое слово, но и малейшие оттенки интонации.

   – Сделать это мы должны вдвоем, – говорил Геннадий, – и от каждого из нас требуется ясная голова и полная собранность. Плюс – полное доверие. Как же без него?! Только так мы можем учесть каждую мелочь и не натворить ошибок. Поэтому, милая, если ты тоже настроена твердо, то заканчивай свой базар, выброси из головы эту глупую ревность и возьми себя в руки. Как только ты почувствуешь себя готовой, мы начнем. Но не раньше.