Текст книги "В тихом омуте...(СИ)"

Автор книги: Ланиус Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

   Но самая замечательная перемена была, конечно, скрыта от посторонних глаз.

   Прежде, даже в лучшие свои времена, супруги Завесовы занимались сексом только за закрытой, точнее, запертой на ключ дверью, стараясь ограничить всякий шум. Даже в самые сокровенные мгновения их не покидало ощущение некой зажатости. Так повелось еще с той поры, когда они любили друг друга на койке, отделенной от комнаты Полины Викторовны тонкой стенкой. Кстати, именно по этой причине, а вовсе не из-за топота Плафонова, Геннадий усилил звукоизоляцию, но привычка сдерживаться уже укоренилась. Все десять лет супружеской жизни это казалось им естественным.

   И вот только сейчас они дали волю своим сексуальным фантазиям. Будто плотину прорвало!

   После того, как они опробовали стол в гостиной, пришел черед общественного дивана, кресел, винтовой лесенки, подоконников, ванной и даже чулана... Причем, похоже, они только входили во вкус. Интересно, что Тамара чаще предлагала что-нибудь новенькое.

   Однажды она попросила Геннадия взять ее, когда она будет разговаривать с подругой по телефону. В другой раз призналась, что давно мечтает о том, чтобы он взял ее сзади, когда она шинкует капусту. Что ж, он исполнил и это ее желание. С той поры в доме всегда лежало наготове два-три крупных кочана, а в семейном меню не переводился гарнир из нашинкованной капусты.

   Затем оба решили попробовать секс на лоне природы. Не откладывая дел в долгий ящик, отправились тем же вечером в парк, отыскали там укромный уголок и восполнили пробел в сексуальном образовании. Позднее освоили служебный фургон, который водил Геннадий. И передние сидения, и задний салон. Причем, Тамара настояла, чтобы фургон он поставил в людном месте – во время акта любви ей хотелось слышать незнакомые голоса.

   Раньше Тамара целый вечер, вплоть до отхода ко сну, ходила дома в халате, под которым носила еще и белье. Теперь она обнажалась при каждом удобном случае. В ее манерах появилась кокетливость, игривость, раскрепощенность... Раньше она нет-нет да и могла себе позволить выглядеть неряшливо, теперь же не жалела времени, чтобы предстать перед своим Геночкой в лучшем виде. Она определенно помолодела. Разгладились легкие складки в уголках губ, кожа стала гладкой, как у девушки.

   Вообще, в их отношения будто ворвался свежий ветер. Они словно заново нашли друг друга на той почве, где залегали нетронутые пласты новых наслаждений. К ним будто заново вернулась пылкая влюбленность, усиленная прежним опытом. Их жизненные ауры, пульсировавшие до этого чуточку вразнобой, внезапно обрели полную и окончательную гармонию, сойдясь во всех возможных точках и линиях.

   И случалось, что когда они шли по улице, им смотрели вслед, как бы стараясь запомнить: вот так и выглядят счастливые люди!

   Если это было следствием игры, – а это, несомненно, так и было, – то да здравствует игра! Хотя бы и под пикантным названием «Убей соседа»!

   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   После того, как были готовы карточки по фишкам участников, они заполнили всё же давно напрашивавшуюся ключевую карточку – «Минувшее лето», без которой, как стало теперь совершенно ясно, было не обойтись.

   Поначалу Геннадий немного волновался: как бы обсуждение этой темы не вызвало взрыва нежелательных эмоций со стороны Тамары. Но всё обошлось, к его удивлению, гладко. Вот что у них получилось.

   «МИНУВШЕЕ ЛЕТО»

   Минувшее лето началось для нас в конце апреля.

   Именно в один из последних апрельских дней Геннадий случайно встретил своего бывшего сослуживца Федора Лапина, занимавшего, как выяснилось, ответственный пост в районной администрации. Они разговорились, и Федор пообещал Гене конкретную помощь. Но просил подождать до начала каникул в системе профтехобразования. Он, мол, сведет Гену с директором одного училища, который ему, Федору, кое-чем обязан. За пару месяцев вполне можно раскрутиться, объявил далее Федор. Ухватишь фортуну за жабры – твоя взяла! Тогда подумаем вместе, как тебе плыть дальше. Ну, а на нет и суда нет! Извини, старичок, но в бизнесе, даже малом, свои законы...

   Так удача улыбнулась нам. А удача порой – дама щедрая. Улыбнется раз – жди новых улыбок.

   И точно!

   Где-то в середине мая Плафонов отозвал Тамару в сторонку и, непривычно волнуясь,

   сказал примерно следующее:

   "Томочка, солнышко вы наше! Звездочка ясная! Ласточка, умничка и сударушка! Только благодаря вам я еще обитаю на этой планете, а Плафонов умеет помнить добро! Послушайте меня и не сердитесь! Вам, очевидно, известно, что моя матушка вот уже около года тяжело больна. Недавно врачи предупредили нас с сестрой, что жить ей осталось около трех месяцев и чтобы мы готовились, понимаете?! Они всегда предупреждают близких родственников, чтобы готовились, когда предстоят расходы. Ах, простите, вы ведь тоже потеряли маму, так что вы меня понимаете. Знаете вы и о том, что у меня с моей родной матушкой сложные отношения. Она сильно обидела меня, я ведь не утаивал этого. Но перед лицом вечности все обиды отступают в тень. Я ей прощаю. Это все – вступление. А теперь конкретно о моем предложении. У матушки – приватизированная двухкомнатная квартира на Петроградской стороне, а ближайших родственников только двое – я и Маргарита. Но у Марго с жильем все в порядке, вы же знаете. У нее вообще в жизни все в порядке. За таким-то мужем! Да и сама она ловит мышей, не спит, вроде меня. Так о чем тут вообще говорить? Поэтому квартира на законных основаниях достанется мне. И вот что я надумал. Как только я туда перееду, то эту свою комнату уступлю вам. В принципе, я мог бы ее оставить за собой или продать, там есть всякие юридические лазейки. Но я просто уступлю ее вам без всяких хитростей. За все то хорошее, что вы для меня сделали. Ну, может, попрошу у вас энную сумму на переезд и новоселье. Не больше.

   Признаться, в эту минуту Тамара готова была расцеловать соседа. И поцеловала – три раза.

   А тут еще Лиманская все чаще принялась повторять фразу из набившего оскомину рекламного ролика: «хорошо иметь домик в деревне!». И принимала задумчивый вид. Это явно было неспроста.

   Улучив момент, Тамара разговорила соседку. И та под большим секретом поведала, что врачи посоветовали ее подруге, почтальонше Эмме, увезти больную дочку в деревню. Не на лето, а совсем. Эмма не против. Говорит, что сама устала от города. Но и вдвоем с дочкой ехать страшится. Теперь вот уговаривает ее, Лиманскую.

   Она, Лидолия Николаевна, поначалу и слушать не хотела. Не могла даже представить себе, как это она будет без Питера? Но в последнее время призадумалась. Может, Эмма права? Может, там, среди первозданной природы, на свежем воздухе, она тоже обретет душевное равновесие? Ведь можно прекрасно все устроить. Дом в деревне стоит очень недорого. Они будут выращивать полезные, экологически чистые овощи, заведут курей, дойную козу, будут делать домашний сыр – как в рекламе. А долгими зимними вечерами будут собираться в жарко протопленной горнице за простым крестьянским столом, пить из самовара чай с малиновым вареньем и говорить, говорить, говорить... Трат у них почти не будет. Ну, разве что на папиросы и на кофе. Значит, вырученные за продажу городского жилья деньги можно положить на текущий счет в банк. Если жить экономно, то благодаря процентам счет будет только расти. А если уж станет одолевать ностальгия, то ведь всегда можно быстренько собраться и приехать в Петербург, побродить по знакомым улочкам, постоять у Петропавловки, посидеть в Летнем саду, правда, Томочка? Нет-нет, она ничего еще не решила, но очень может быть, что в конце концов поддастся уговорам Эммы. Во всяком случае, нынешним летом они втроем совершат пробный выезд в деревню – к дальним родственникам Эммы. Та уже списалась с ними,

   зовут. И если все сложится хорошо, то я, Томочка, начну думать о продаже комнаты. Объявление давать не стану. Боюсь связываться с чужими людьми. Ведь обязательно нарвусь на квартирную мафию, уж лучше продам кому-нибудь из знакомых. Пусть будет подешевле, зато надежнее. Вам, например, Томочка. Может, даже в рассрочку, чтобы вам было не так тяжело. Ну, мы с вами договоримся, милая...

   Вот так все и сошлось на одном лете. В течении которого качество нашей жизни должно было скакнуть высоко-высоко...

   И вот наступило оно, долгожданное лето.

   Федор сдержал слово. Директор встретил Гену хорошо. Арендной платы не требовал, даже символической. Мастера-умельцы тоже подтвердили, что первый месяц не будут претендовать на регулярную зарплату. Но расходы все равно предстояли. Немалые, по нашим меркам. Вся домашняя казна пошла в ход.

   В конце июня Лиманская уехала вместе с почтальоншей Эммой и ее чокнутой дочкой в деревню за сто верст от Питера начинать новую счастливую жизнь.

   Не прошло и двух дней после ее отъезда, как скончалась мать Плафонова. Несмотря на старые обиды, Паша расчувствовался, всплакнул и даже – впервые после болезни – попробовал алкоголь. Но в меру.

   Вместе с сестрой они похоронили мать и справили девять дней, после чего Плафонов на месяц уехал в престижный санаторий – путевку ему подарила сестра за счет туристической фирмы.

   Перед отъездом Паша в сотый уже, наверное, раз заверил Тамару, что договор остается в силе. Вот он поправит здоровье, вернется и тут же начнет укладывать вещи.

   Увы!

   Злодейка-судьба, подарив нам, очевидно, ради забавы, надежду, нанесла три коварных удара. Один за одним, без передыху.

   Сначала до срока вернулась Лиманская. С ошарашенными глазами.

   Боже мой, какой ужас эта деревня! Вы даже не представляет! Не хочу и слышать ни о каком домике! И вообще, как это я буду без Питера, без его набережных и каналов?! Нет,

   нет и нет!

   Затем сорвался наш малый бизнес. ( Без комментариев. )

   А назавтра приехал Плафонов. В стельку пьяный! Агрессивно-подавленный, будто по нему проехали катком. Какая она сука, его родная сестрица, без устали выкрикивал он! Вся в покойную матушку! Да он ее знать больше не желает!

   С трудом мы добились от него толку. Оказалось, матушка оставила завещание. В котором почти все отписывалось ей, Маргарите. Ну, это еще понятно. Мать всегда любила Маргариту больше. Но он, Павел, был уверен, что даже при таком раскладе Маргарита проявит добрую волю и уступит квартиру ему. Ведь родная кровь! У нее же есть все! С запасом!

   Но теперь Марго заявляет, что у нее подрос сын, Пашин племянник, и пора думать о его будущем, а Паша вполне способен позаботиться о себе сам. Не маленький. Эгоистка! Ненасытная скупердяйка, которая гребет только под себя!

   Хуже того! Низкая интриганка! Ведь, наверняка, это она оговорила его перед матерью. А ему хитро подсунула эту долбанную путевку в санаторий! Чтобы без помех оформить все бумаги и застолбить очередной участок! Вот только вчера позвонила и, что называется, поставила перед фактом. Обещала отдать кое-что из мебели и посуды. Да плевать он хотел на ее подачки! И судебную тяжбу затевать он тоже не станет, хотя имеет полное право! Пускай подавится, если ей мало! Отныне он не желает ее знать! Отныне у него нет сестры! Он навсегда вычеркивает ее из своего сердца! И из своей памяти!

   Вот так за три дня рухнули все наши надежды...

   Мечты, мечты...

   Какой воздушный замок выдержит три таких мощных удара?

   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   Наверное, карточке «Минувшее лето» именно такой и надлежало быть – ровной, информативной, подчеркнуто бесстрастной.

   Но Геннадий отлично помнил всё то, что стояло за суховатыми строчками текста.

   Еще бы!

   Впервые за годы совместной жизни он увидел свою жену в состоянии прострации. Впервые она бросила ему в лицо грубые, обидные слова. Впервые он ощутил, что между ними – пускай гипотетически – возможен разрыв.

   Конечно, писать всего этого не нужно. А помнить? Может, и помнить не нужно? Но он помнил. Так ясно, словно это случилось минуту назад.

   Возвращение Лиманской из деревни Тамара восприняла хоть и с досадой, но без истерики. В эту затею им не верилось изначально.

   Другое дело – крах семейного бизнеса.

   Вообще, для Геннадия гром грянул с ясного неба.

   Уверовав в покровительство Федора, он с головой погрузился в заботы начинающего предпринимателя. Сам закупал материалы, привозил их в цех, сам строгал и лакировал, налаживал каналы сбыта, оформлял накладные... Из дому уходил на рассвете, возвращался заполночь. Зато первая партия – двадцать башенок – разошлась в первый же день. Первая маленькая прибыль, чувство уверенности, огромные надежды, о которых он неосторожно поведал директору... Через пару деньков тот заговорил о своей доле. Геннадий сделал вид, что не понял намека. Директор начал давить. Геннадий в резкой форме напомнил ему о данном обещании. После этого всё понеслось по восходящей. В конце концов, Геннадий послал директора куда следовало, а тот привел санитарного инспектора, своего дружка, который опечатал цех да еще пригрозил штрафом.

   Тут уж Геннадий бросился за подмогой к Федору, в полной уверенности, что тот одернет хапугу.

   Федор ответил: старина! Если ты бьешь копытами из-за такой хреновины, значит, тебя занесло не в ту степь. Ну, надавать по башке директору – дело нехитрое. А дальше что? Ты хоть догадываешься, что в случае успеха к тебе пожалуют налоговики, пожарники, всякие инспекторы и надзирающие, а там и господа бандиты тобой заинтересуются. И все будут требовать своей доли. Как ты с ними разберешься? Опять прискачешь сюда? Нет, дружище, чую, что предпринимательской жилки у тебя нет! А коли так, зачем зря мучиться? Закрывай лавочку – вот тебе мой дружеский совет! А сейчас, извини, у меня срочные дела...

   Вот с такой драматической новостью Геннадий и явился домой, рассчитывая на сочувствие жены. Заодно рассказал, что как раз накануне вложил весь свой оборотный капитал в пиломатериалы да еще купил станок-шелкограф...

   Тамара побледнела как смерть.

   «Милый! – заговорила, тяжело роняя слова. – Ну, почему ты такой простодушный?! Если уж занялся бизнесом, надо пускать в ход клыки и когти, они у тебя всё же есть. Зачем ты их прячешь? Надо было сказать Федору – не сегодня, а еще неделю назад, и не то, что ты ему сказал, а совсем другое: дескать, директор назвал тебя жопочником, пидором вонючим, сказал, что он твою маму имел и плевать хотел в твою тарелку! Вот тогда бы твой Федор бросил бы все свои срочные дела и помчался бы в это долбанное училище! Поставил бы этого ублюдка раком и так бы его отодрал, что тот и не заикнулся бы больше о своей доле! И тебя зауважал бы! Вот как ты должен был поступить! А ты пошел клянчить, будто желторотый мальчишка, вот он тебя и отбрил!»

   «Нет, Томчик, извини, я так не могу, это как-то не по-людски...»

   «Господи! Да какая в бизнесе честность?! Оглянись вокруг! – она нахмурилась еще суровее: – Если сам не можешь, почему не сказал мне?! Почему не посоветовался, когда всё это только началось?!»

   «Не хотел создавать тебе проблем...»

   «Ты их сейчас создал, понимаешь, сейчас! – закричала она. – Эту сучью проблему можно было решить играючи, а сейчас из-за твоей деликатности она стала неразрешимой!»

   «Тома, я хотел, как лучше...»

   "Генка! Я всегда восхищалась тем, что ты – мой Защитник! Но для мужчины этого мало, пойми! Мужчина еще должен быть Добытчиком! А ты пустил на ветер все наши сбережения! Мне не денег этих потерянных жалко, пойми! Что – деньги! Ты упустил удачу! Жар-птицу, которая была уже у нас в руках! Надо было просто крепко держать ее! Но ты упустил! И теперь я не удивлюсь, если завтра с нами случится какая-нибудь новая пакость!

   А назавтра явился пьяный Плафонов со своим известием.

   Вот тут-то Тамара сорвалась по-настоящему.

   Она уже успела свыкнуться с мыслью, что комната Плафонова переходит в их владение, и оттого удар оказался особенно сокрушительным.

   И виноват во всем был только муж, который упустил по своей нерасторопности сказочную птицу удачи.

   Нет, это не надо вспоминать. Это была минута помрачения рассудка...

   С того дня Тамара стала спать отдельно. Сумеречное состояние их отношений длилось около месяца.

   К чести Геннадия, он не встал в позу обиженного. Тамара просто устала. Устала от этой вечной суеты. Вот нервы и сдали. Ладно, пусть успокоится.

   А насчет того, что предприниматель из него хреновый – это мы еще поглядим! Геннадий безоговорочно верил в свою пускай маленькую, но выстраданную идею, в башню-вешалку.

   С Федором их пути разошлись, похоже, окончательно. Нет, они не ссорились. Просто Геннадий перестал звонить, напоминать о себе. Федор тоже отмалчивался. Будто так и нужно. Ладно, переживем.

   Оборудование и заготовки он перевез домой, сложив их частично в чулане, частично на антресолях – на площадке за детской комнатой.

   Вскоре Геннадий устроился в фирму «Стеллажи и шкафы-купе от Французова». Как ни странно, но многие клиенты фирмы – владельцы небольших и средних офисов – предпочитали, чтобы сборку и установку заказанного оборудования производили у них после окончания рабочего дня. Так что работать приходилось допоздна, зато через сутки. Платили прилично. А главное – появились деловые контакты. Теперь Геннадий нацелился на поиски компаньона. По принципу: идея наша, денежки – ваши. Вскоре ему удалось заинтересовать своей башней-вешалкой заведующего загородным учебным полигоном. В хозяйстве того на отшибе стоял просторный сарай, к которому были подведены электричество и вода. Вероятность появления санинспектора в таком месте равнялась нулю. Да и заведующий вроде был приличным человеком.

   Однако снова надо было дожидаться лета. Пустяки! Зато теперь он раскрутится наверняка!

   В сентябре они с Тамарой помирились. Он рассказал ей о своих новых планах и пообещал советоваться с ней по всем вопросам, даже незначительным.

   Да, примирение состоялось. Но будто что-то нездоровое вошло в их отношения. Тамара часто жаловалась на головную боль, на усталость, на плохое самочувствие, порой недовольно дергалась, когда он пытался привлечь ее к себе, избегала разговоров о постели... А однажды выдала ему во время любовной сцены: « Не забыть бы заплатить за квартиру...» Иногда ему казалось, что она поступает так в отместку за то, что он упустил их птицу счастья – от этой мысли Тамара, похоже, так и не отказалась.

   Кстати говоря, всю первую половину лета – до катастрофы – коттедж целиком находился в их полном распоряжении. ( Лиманская была в деревне, Паша – в санатории, дети – в летнем лагере. )

   Но вот парадокс: сексом супруги почти не занимались. Геннадий выматывался на работе, пытаясь раскрутить свой малый бизнес, Тамара была поглощена грандиозными планами переустройства их будущей семейной жизни.

   Бывало, что называется, перепихнутся иногда по-быстрому, вот и весь интим.

   Еще недавно Геннадий готов был внутренне смириться с тем, что режим воздержания продлится у них до следующего лета, пока он не поймает, наконец, жар-птицу удачи.

   И вдруг жар-птица спустилась к ним с небес сама. В виду игры «Убей соседа!»

   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   Удивительно благожелательная атмосфера сложилась в эти дни в «элитной» коммунальной квартире!

   Между жильцами установилось на редкость трогательное согласие.

   Всякая случайная встреча – в гостиной, на кухне, во дворе – сопровождалась искренними радушными улыбками, любая просьба находила самый горячий отклик, а взаимная предупредительность вошла в привычку.

   «Да, Томочка, нет, Томочка...»

   «Да, Пашенька, нет, Пашенька...»

   «Лидолия Николаевна, всё для вас!»

   Лиманская более не бранила Плафонова за ночные шумы, Тамара не выговаривала ему за плохую уборку мест общего пользования. Сам Плафонов, чуя за собой определенную вину перед соседками, искупал ее стихами, комплиментами, цветами и сладостями.

   Что правда, нечто подобное уже происходило здесь в мае, после того, как Плафонов пообещал Тамаре уступить свою комнату. Тогда тоже ( на целых три недели!) их коммунальное сообщество стало образцом добрососедства.

   Но тогда всё могло объясняться причинами материального характера.

   Сейчас всякая материальная подоплека отсутствовала напрочь.

   Вот бы изумились Лиманская и – особенно! – Плафонов, узнай они, что эти благодатные перемены проистекли из игры под названием «Убей соседа!»

   А ведь по сути так оно и было.

   Вот уже конец октября наступил, а игра не только не прискучила Завесовым, но напротив, увлекала их всё сильнее.

   Играли каждый вечер, уложив детей спать. ( Кроме тех, разумеется, случаев, когда Геннадий возвращался с работы слишком поздно. )

   Было в этом занятии нечто магическое, что-то настолько притягательное, что супруги отдали ему предпочтение, отказавшись от просмотра телесериалов, где персонажи, в сущности, тоже играли в убийство.

   Притом, игра требовала всё большей изобретательности, выдумки, постоянно генерировала всё новые проблемы.

   Карточек уже набралось – целая колода! Вполне пригодная для раскладывания своего рода пасьянса. Среди них были такие: «Заброшенный дом», «Ледяная бомба», «Мобильная связь», «Хлорная война», «Закон о тишине»...

   И все равно оставались белые пятна.

   – До чего же это серьезная вещь – убийство! – не уставал удивляться Геннадий. – Пускай даже по игре! Лучше уж и не браться!

   Приходилось всё время что-то уточнять.

   – Знаешь, милый, – сказала Тамара задумчиво как-то вечером, – а ведь с этими апельсинами или там орехами явно то-то не то...

   – Думаешь, они не докатятся до опасной зоны?

   – Нет, я не о том. Ведь после скажут: Завесова рассыпала свои фрукты, а он, славный парень, бросился их подбирать и только поэтому погиб. Завесова во всем виновата! Нет, Геночка... Нельзя, чтобы на нас падала даже косвенная вина! Тут нужен другой ход. Например, чтобы рядом с ним нашли полбутылки пива.

   – Так-так-так...

   – Ну, слушай! Будто бы дело происходило так... – хитровато улыбаясь, она повела очередной сюжет. – Итак, мы с ним случайно встретились на остановке и пошли домой. Причем, именно он повел меня мимо расселенного дома. Именно он! Я хотела идти через парк, но он сам сказал, что там скользко, и повел меня другой дорогой. В руке у него была открытая бутылка пива. Он шел и на ходу делал по глотку-другому. Я ему сказала: «Паша, ну зачем ты пьешь на морозе? Вот придем домой, Гена угостит тебя соленой рыбкой, тогда сядешь и выпьешь по-человечески...» Но он только отмахнулся. Так мы прошли примерно половину улочки. Вдруг он сказал, что на очки попала пена и ему надо протереть стекла. Отошел к стене, достал платок и минуту-другую протирал им линзы. Наконец, снова надел очки. «Пойдем, Паша, – попросила я, – холодно...» «Сейчас-сейчас» -кивнул он, но остался на месте и снова присосался к бутылке. Вот тут-то все и произошло. Какая-то огромная глыба упала сверху – прямо ему на голову. Паша рухнул как подкошенный. Обезумев от ужаса, я бросилась к нему... выронила пакет... Вот тут-то мои апельсины-орехи и покатились по гололеду, понимаешь, Геночка?

   – Ох, Томка! – только и смог воскликнуть муж. – Как это так у тебя получатся?

   – И все! – блестя глазами, заключила она. – Мы тут вообще ни при чем! Он пострадал исключительно из-за собственной вредной привычки! Послушал бы меня, согласился бы потерпеть до дому, остался бы жив... – Она улыбнулась : – Значит, помимо апельсинов-орехов, в набор должна войти и открытая бутылка пива. Вдруг в этот вечер он не станет пить на улице? Да и насчет апельсинов нужно подумать. По гололеду они могут укатиться слишком далеко. Или не туда. Мне кажется, с грушами выйдет лучше.

   – Надо попробовать.

   – И еще... Пускай накануне финала Паша совершил какой-нибудь некрасивый поступок...

   – Зачем? – удивился Геннадий.

   – А, затем, дурашка, чтобы соседи по «нашей деревне» поменьше жалели его. Пускай лучше говорят: «Это бог наказал его»!

   – Какой же такой некрасивый поступок может совершить Пашка? Разве что набухаться в стельку. Да разве этим кого удивишь?

   – Он посадит в психушку Лиманскую! – отчеканила Тамара. – Собственноручно!

   – Пашка?! Лиманскую?! Нашу Лидолию Николаевну?! В психушку?! – Гена обеими руками взъерошил шевелюру. – Так-так-так... Да он сроду не пойдет на такое!

   – А если напару с Кандыбиным? – улыбнулась Тамара. – С испуганным ковбоем, который страшно боится огня и который каждые полчаса бегает в туалет...

   Тамара принялась излагать мужу свой замысел, который, очевидно, возник у нее не сейчас.

   Вообще, она была сегодня необычно оживлена, и, слушая ее звонкий голосок, видя, как блестят ее глаза, чувствуя ее задор, Геннадий сам зарядился ее настроением. В конце концов, речь ведь шла не о судьбе соседки, а об оригинальном повороте игры. До чего же забавную штуку придумала Тамара! Тут и он экспромтом добавил сюда пару мелочишек.

   Понемногу супруги пришли в некий экстаз и долго хохотали как сумасшедшие. Едва один из них смолкал, как второй, помогая себе жестами, выговаривал сквозь слезы: «Представляешь, Кандыбин, который...» После чего хохот возобновлялся с новой силой.

   Наконец, кое-как успокоились.

   Геннадий заполнил очередную одну карту. Дав ей длинный заголовок: «Как нам упечь в психушку Лидолию Николаевну руками Паши Плафонова».

   – Гладко было на бумаге, – вздохнул он, ставя последнюю точку. – Быть может, талантливый режиссер сумел бы снять по этому сценарию комедию, но я сильно сомневаюсь, что подобное может произойти в реальности.

   – А кто здесь говорит о реальности? Это всего лишь виртуальная игра, к тому же на сегодня ее час истек, – и Тамара развела руки в стороны, приглашая мужа в свои объятья.

   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   Уже с первых чисел ноября полили дожди, а по ночам начались заморозки.

   Как и было предусмотрено игрой, в один из особенно дождливых вечеров Геннадий тайком пробрался на чердак расселенного дома, наполнил водой пластиковые мешки, вложенные друг в дружку, крепко перевязал горловины и оттащил эти заготовки в угол.

   Тамара обычно плохо переносила непогоду поздней осени, но сейчас даже слякоть не могла испортить ее оптимистического настроения.

   Но как-то вечером она вошла в комнату встревоженной.

   – Слушай, Генчик, мы сейчас пошептались с Пашей на кухне...

   – О чем, если не секрет?

   – Да на вечную тему! Я ему: «Жениться вам надо, Паша.» Он вздыхает: «Идея, конечно, превосходная, но жениться просто из принципа, лишь с целью иметь дома существо для варки борщей – не для меня. Сначала надо встретить свою половину. Я вам скажу, Тамара, одну вещь: нас творческих натур, судьба почему-то обделяет в этом плане. Может, для того, чтобы мы не отвлекались от своей миссии? Так что вряд ли когда-нибудь мои друзья погуляют на моей свадьбе...» «Вы, Паша, говорите так, словно уже имели печальный опыт...» И тут, мне показалось, он как-то замялся. «Я просто имел возможность учиться на опыте других. Перед моими глазами всегда был пример моей матушки и моей сестрицы.» «Но ведь ваша сестра счастлива в браке?» «А ее муж? Впрочем, муж, кажется, тоже счастлив. Но я бы не стал жить с женщиной, которая – пускай из лучших побуждений – пыталась бы повлиять на мои привычки, хотя бы и вредные. Как говаривал автор знаменитой „Гренады“ Михаил Светлов, я могу прожить без необходимого, но не могу без лишнего.» Представляешь?

   – Ну и что тебя насторожило? – удивился Геннадий. – Обычный Пашкин треп.

   – Что меня насторожило?

   – А вдруг у Пашки все-таки есть внебрачный ребенок?

   – Ну и на здоровье!

   – О чем ты говоришь, Гена! Ведь тогда вся наша игра теряет смысл!

   – Ах, вот ты о чем!

   – О чем же еще?!

   – Нет, Тамара, не думаю... Он никогда даже не намекал на возможное отцовство.

   – А может, у него есть причина скрывать? Мы же с тобой тоже не кричим на каждом перекрестке про нашу игру...Нет, Гена, я хочу быть уверенной на все сто!

   – Что предлагаешь?

   – Надо посмотреть его документы – паспорт, военный билет... Вообще, порыться в его бумагах.

   – Хм! И как же это сделать?

   – В четверг он уходит из дома рано. Лиманской тоже не будет. Ты – выходной, я могу задержаться на часок... Ключ от его комнаты – вот он, на гвоздике. Какие проблемы?

   – Но это уже не игра, Тамара, – покачал головой Геннадий. – Это, между прочим, называется вторжением в чужое жилище.

   – Да? А когда ты выламывал его дверь, это тоже называлось вторжением?

   – Это было форс-мажорное обстоятельство.

   – Сейчас у нас тоже форс-мажорное обстоятельство. Генчик, мы же не будем его грабить! Аккуратно посмотрим бумаги и уйдем. Тебе разве самому не интересно?

   В конце концов Геннадий дал себя уговорить.

   В четверг все и вправду разошлись с утра: соседи – по делам, дети – в школу.

   Тамара все же заняла наблюдательный пост возле входной двери, закрытой, разумеется, на засов: мало ли что, вдруг Плафонов нежданно вернется и начнет вовсю тарабанить?! Геннадий же со всеми предосторожностями проник в соседскую комнату, получив жесткие инструкции ничего там не переставлять и каждые пять минут выходить на антресоли для обмена информацией.

   Открывая дверь, Геннадий сокрушенно покрякивал. Эх, Пашка, Пашка, ну в кого ты такой бесхозяйственный! Тебя ведь предупредили: ремонт двери сделан на скорую руку! Если не хочешь ставить новую, то хотя бы укрепи старую – приладь планки, прикрути их шурупами, зашпаклюй неровности, отполируй шкуркой, покрась... Нет! Палец о палец не ударил! Сойдет, мол, и так. Как была щель сбоку, так и осталась. Некрасиво. Ладно, его проблема...

   Зато в самой комнате было чисто. И даже уютно. На стене – две-три картины маслом неизвестных художников с дарственными надписями ( очевидно, от авторов журнальчика ), три-четыре гравюры в рамках, в основном, с видами Петербурга, на полу – светло-коричневый ковролин. Но главным содержанием интерьера были, конечно, книги. Книги, теснившиеся в четырех книжных шкафах, а также на стеллажах, навесных полках и даже на антикварной этажерке. Внушительные тома с золочеными переплетами, собрания сочинений, старые словари и справочники, аккуратные малоформатные издания – словом, бывшая профессорская библиотека. Паша утверждал, что здесь несколько тысяч книг.

   Из профессорского же наследства – антикварный стол и два кресла. Стол – тонкой работы, с фигурными резными ножками в виде припавших к полу львов, с украшенными резьбой же тумбами и столешницей. Ножки-львы плавно перетекали наверху в некие рельефные узоры, которые попарно сходились в центре под столешницей, образовывая полуоскаленную львиную морду. Четыре ножки-лапы и четыре хищные морды, удерживающие столешницу, создавали впечатление львиной стаи, вышедшей на охоту и усевшейся в каре. А еще тут имелось множество завитушек, шишечек, ящичков и дверок.