Текст книги "В тихом омуте...(СИ)"

Автор книги: Ланиус Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

   – Это не совсем так, но... Ладно, давайте не будем сейчас об этом.

   – Да-да, конечно. Если бы я могла... – она взглянула на него и покраснела: – Я, кажется, совершила одну глупость.

   – Ничего страшного... Кто их не совершает!

   – Я позвонила Толику, брату, и рассказала обо всем. Е надо мне было этого делать!

   – Ну почему же? – пожал он плечами. – Излить душу близкому человеку... Это естественно. Ваш брат, кажется, нефтяник? Где-то на Севере?

   – Да, в Уренгое. Но он на днях приехал в отпуск. Все прошлое воскресенье мы провели вместе. У тетушки на даче. Делали шашлыки. Паша стихи читал... Он так понравился брату! Господи, вот же все это было, в воскресенье! Все было так хорошо! Брат сказал, что лично займется организацией нашей свадьбы, просил не волноваться, обещал дать денег на обстановку... И вот сейчас я позвонила Толику, сказала, что Пашенька погиб, несчастный случай... Господи, он просто рассвирепел! Назвал меня наивной дурочкой. Сказал, что таких несчастных случаев не бывает. Ведь Паша – журналист, ему могли отомстить за какую-нибудь острую статью... Обещал приехать прямо сейчас. Говорит, что надо подать заявление в милицию. Господи, зачем?! Ведь милиция уже была там на месте. Александр Александрович, он же любил Пашу! Он же обещал разобраться... Нет, вы не подумайте чего... Толик, он очень хороший, честный, человечный, но у него когда-то хулиганы убили друга, и он с тех пор стал немножечко бешеным. Вот сижу, жду... И зачем только я ему позвонила?!

   – Все правильно, Милана. Вам нужно сейчас, чтобы рядом был близкий человек.

   Она подняла на него глаза:

   – А что, если его и вправду убили какие-то бандиты? Из-за статей про наркотики? Господи, он же просто сочинял их из головы! Ну, за что?!

   – Мне очень жаль, Милана.

   – Мне тоже жаль, Гена. Вы даже представить не можете, как мне жаль, что все обернулось именно так.

   – Ладно, пойду.

   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

   Ранним утром в их дверь постучали.

   Гена встрепенулся, обнаружив, что уснул в кресле одетым.

   Нынешней ночью он пережил еще один шок. Покрутившись вблизи злополучного дома, он набрался-таки храбрости и проник внутрь. Почему-то его беспокоили эти черные мешки. Но мешков на чердаке не оказалось. Они исчезли, как и игротека. Что же происходит?

   Стук повторился.

   Геннадий поднялся с кресла и огляделся.

   Тамара лежала ничком на кровати. Даже ее шлепанцы очутились каким-то образом поверх одеяла. Невозможно было понять, спит ли она.

   Часы показывали четверть восьмого. Ого! Пора собирать детей в школу! Они, наверное, и стучат.

   Но у порога стояла Милана. Лимонные волосы перехвачены на затылке траурной бархатной лентой, глаза тоже траурные. И красивые. А вот черное элегантное платье, скорее, вечернее, чем траурное. А где его взять-то, траурное? Внешность робкой старшеклассницы, оглушенной первым большим горем.

   Она скользнула взглядом по Геннадию, по лежащей Тамаре и, наверное, догадалась о размолвке между супругами. Покраснела, стыдясь невольного вторжения в чужую жизнь.

   – Доброе утро! – тут же смутилась еще больше. – Ой, да что же это я?! Ну, какое оно доброе?! – по привычке билась на скороговорку: – У меня там брат сидит. Анатолий... Да просто Толик! Я вам про него рассказывала. Мы с ним всю ночь проговорили. Мешали вам отдыхать, наверное?

   – Вовсе нет, ни звука не слышали. Да и какой отдых, Милана? – если честно, после неудачной попытки забрать мешки, он забыл и думать о ее брате и вспомнил только сейчас: – Так что же ваш брат?

   – Он хочет посоветоваться с вами. Похороны и все такое прочее. Вы не могли бы зайти? Вдвоем с женой. Ненадолго.

   – А при чем здесь мы, Милана? Надо звонить его родственникам, на работу. Телефоны должны быть в общей записной книжке. Там, на тумбочке.

   – Вот и я ему так сказала, – словно бы пожаловалась она. – Но он хочет сначала поговорить с вами. Посоветоваться. По-соседски.

   – Ладно, мы придем. Но попозже. Надо проводить детей в школу.

   – Конечно, конечно... Мы подождем.

   Закрыв за ранней пташкой дверь, Геннадий прошел к кровати и принялся будить Тамару, гадая, в каком настроении она поднимется. А вдруг весь этот вчерашний бред останется в прошлом? Дай-то бог...

   Тамара выглядела спокойной. Но замкнутой. Нет, она ничего не забыла. И, видимо, осталась при своих убеждениях. Но хорошо и то, что в ней не было вчерашней истеричности, и Гена подумал, что, может, общение с другими людьми – Миланой и ее братом – подействует на нее благотворно и тогда ему будет найти с ней общий язык.

   Он сообщил ей новость:

   – Нас приглашает Милана. Там ее брат приехал, нефтяник. Не знаю, правда, о чем он хочет с нами говорить.

   – Я слышала.

   – Пойдешь?

   – Сначала провожу детей и приведу себя в порядок.

   – Занимайся собой, а детей провожу я. – Снова вздохнул. – Надо им как-то сказать насчет соседа. А вот как – ума не приложу. Ладно, сориентируюсь по обстоятельствам.

   Минут через сорок они вошли, наконец, в комнату, ради обладания которой было потрачено столько нервов и энергии.

   За столом помимо Миланы находился мужчина средних лет в кожаной черной куртке, надетой на тонкий серый свитер. Несмотря на обширную блестящую лысину, он был необыкновенно волосат. Вьющиеся рыжеватые волосы выступали кустиками из ушных раковин, из ноздрей, а густые баки и вовсе напоминали о малярных кистях. Его низко скошенный лоб был покрыт испариной, на резко выступающих скулах играли желваки, тонкие губы нервно кривились. Но взгляд бледно-голубых глаз был цепок и внимателен.

   При появлении Завесовых он поднялся. Худощавый, ростом он оказался на полголовы ниже Гены. Кроме этой худощавости ничего общего с Миланой у них не было.

   Милана представила собравшихся друг другу, и они обменялись рукопожатиями. Рука у Толика была сильная, энергичная. Он сделал жест, предлагая всем садиться.

   Расположились вокруг стола.

   – Вот как бывает в жизни... Готовились к свадьбе, а займемся похоронами, – хрипловатым, будто простуженным голосом начал Анатолий. – А похороны – это всегда проблемы... – он постучал костяшками пальцев по столу. Вообще, несмотря на невзрачность, в нем чувствовалась какая-то скрытая мощь, бесконечная уверенность. Несомненно, в семье он был лидером. Милана в его присутствии и вовсе стушевалась.

   – Мы, конечно, поможем по-соседски, – сказал Геннадий. – Но вот участковый посоветовал связаться с родственниками, а также по месту работы. Я думаю, именно это сейчас и надо сделать.

   – Это от нас не убежит.

   – Но это главное.

   – Нет, главное не это.

   – А что?

   – Сейчас дойдем и до главного... – он как-то сразу подчинил себе беседу. – Да, – повторил напористо, – хотели устроить под новый год свадьбу, созвать гостей и объявить, что они давно уже расписались...

   – Как – расписались?! – вскинулась Тамара.

   – Как положено, по закону. В загсе. Со свидетелями. Но широко объявлять об этом не стали. Хотели сделать сюрприз для друзей, – задумчиво покачал головой. – Но это была ошибка! И возможно, она стоила Пашке жизни. Ведь его убили – вот какая штука!

   – Откуда такая уверенность? – Геннадий старался сохранять хладнокровие, но по спине пробежал холодок. – Капитан сказал...

   – Капитан – типичный мент. Лишь бы дело спихнуть.

   – Извините! У них были почти дружеские отношения.

   – Дружба дружбой, а табачок врозь! Тут ведь тонкая игра! – он спрятал усмешку.

   – Это могли сделать наркоманы, – подала, наконец, голос Милана. – Паша говорил, что ему угрожали. За его статью против наркотиков.

   – Не будь дурой! – грубо оборвал ее Анатолий. – Ну, какой из Пашки борец?! Да и не читают наркоманы всей этой чепухи! Нет, что угрожали, я верю! Но кто угрожал – вот вопрос! Тут ведь совсем другая игра... – он снова ввернул это словечко, и становилось уже ясно, что неспроста.

   Атмосфера в комнате сразу же сгустилась.

   – Какая еще... игра? – тяжело уронила Тамара.

   Анатолий подмигнул сестре:

   – Чует кошка, чье сало съела! Игра известная. В нее нынче многие пытаются играть. Ведь это вы, голуби, его и порешили. Из-за комнаты. Из-за вот этой паршивой комнаты!

   – Что такое?! – Геннадий приподнялся.

   – Мочканули вы своего соседа, вот что! – четко выговорил Анатолий, глядя перед собой в стол.

   – Придержи язык, скотина! – Геннадий резко выпрямился, намереваясь схватить того за ворот.

   Но тут что-то произошло. Не вставая с места, Анатолий сделал движение левой рукой. Кисть Геннадия вдруг оказалась заломленной, он дернулся, но Анатолий нажал сильнее, и Геннадий – пребольно – ударился скулой и надбровьем о край стола. Следующим движением заезжий нефтяник отшвырнул его назад, на стул. Все это он проделал даже не изменившись в лице. Лишь бледно усмехнулся: мол, я еще и не так могу!

   – Давайте без лишних телодвижений, – спокойно проговорил он. – Хватит с нас одного трупа. Предупреждаю, я не Пашка. Убить меня не так просто. Не советую и пробовать.

   – Вы порете ахинею! – отрезала Тамара. – Это какой-то бред лунатика! С Пашей у нас были самые лучшие отношения! Вся улица об этом знает. У нас не было никакого повода его убивать. Притом, когда это случилось, мы находились дома, о чем Милане прекрасно известно! К тому же, пару лет назад мы его спасли, и все тоже знают об этом... – тут выдержка изменила ей и она закричала: – Придержи свой грязный язык, ублюдок! А ну-ка, выметайтесь отсюда оба! Она поднялась – гордая, грозная, с пылающим взором: – Пойдем, Гена! А этим – полчаса на сборы! Если не умотают, я немедленно звоню в милицию и сообщаю, что нас шантажируют!

   Сия гневная тирада словно бы даже развеселила Анатолия.

   – Нет, ты погляди, сестра, на эту шишигу! – он откинулся на спинку стула. – Что это она о себе воображает?! Замочили нашего жениха, а теперь еще качают права! Ну, наглецы... – он резко наклонился над столом, почти касаясь его подбородком. – Слушай меня сюда, ты! Спасли, говоришь?! Но на это по-разному можно посмотреть. Я так думаю, что вы специально траванули его паленкой, а после откачали, чтобы в будущем снять с себя подозрения. А зуб на эту комнату у вас разгорелся давно. А вчера вы довели свой план до точки. А на ваше алиби просто взять и наблевать. Потому как вы могли за вечер сто раз сбегать к тому дому и прискакать обратно. Тем более – сестра рассказала – сами же произвели расчет, когда он должен вернуться. Подкараулили, заманили, мочканули и проскользнули домой мимо сестры, мимо которой хоть слона проводи, она не заметит. Вот так-то, голуби!

   – Бред собачий! – еще пуще распалилась Тамара. – Пойдем, Гена! Я больше не желаю слушать этого обнаглевшего придурка!

   Но оба так и стояли на месте, как загипнотизированные.

   – Нет, не бред, – усмехнулся Анатолий. – А полное разоблачение. Вы, конечно, не ожидали. Считали себя умниками! Но бог все видит и иногда наказывает таких фраеров хорошими пинками под зад. Вот и на этот раз бог захотел, чтобы ваша игротека оказалась у меня. А я не такой наивный, как моя сестра, я сразу все понял. Жаль только, что случилось это слишком поздно и человека уже не вернуть. А ведь у них была любовь. Большая и чистая. Вы не только Пашку убили, вы их любовь порушили. Разве такое можно простить?!

   – Бедный Пашенька... – Милана прикрыла глаза ладонью.

   – Мы его не убивали! – отчеканила Тамара, хотя голос ее звенел от волнения. – Ну, а карты ничего не доказывают. Это просто была игра.

   – Игра «Убей соседа»? – сощурился Анатолий. – Слушайте меня внимательно! Оба! Я не лох. Это вот сестре можно впарить в мозги что угодно, а со мной такие приколы не проходят! Если вы и дальше будете изображать из себя парочку святош, я рассержусь и отнесу эти бумаги капитану Абоймову, который обожал Пашку. А там, между прочим, есть карта и на него, Абоймова, где вы изобразили его дубаристым мусорком. Но когда он прочитает эти бумаги, думаю, в башке у него все перевернется. Тут ведь не просто убийство невинного человека. Сестра мне все рассказала. Капитан восхищался вами! Называл образцовой семьей, стержнем, опорой общества... Он вам верил. Что он скажет, увидев эти бумаги? Он почувствует себя оскорбленным! Сначала ему будет очень обидно – два милых голубка жидко нагадили в его милицейскую душу! Но после он ожесточится. И поведет себя круто. Он тут же сдаст вас в уголовку. Это честный малый. А уж в уголовке тамошние мастера возьмут вас в такой оборот, что к вечеру вы возьмете на себя не только это убийство, о еще десяток других!

   – Эти карты – не доказательство, и не берите нас на испуг! – жестко отрезала Тамара.

   – Да?! – Анатолий театрально вытаращил глаза. – Дамочка, вы смотрите сериалы? Да у нас даже за такую простую улику, как отпечатки пальцев, могут вкандехать на полную катушку! Человек лезет на стенку. Божится мамой-папой, всеми святыми, что невиновен, но отпечатки пальцев совпали – все, кирдык! А тут?! «Как нам упечь Лиманскую в психушку...» Это что, тоже игра?! Лиманская-то уже в психушке! С вашей подачи! А ваши консультации у адвоката?! Думаете, он не подтвердит? Хо-хо! А черные мешки, которые вы наполнили дождевой водой и спрятали наверху? А мешочки-то непростые, с маркировкой фирмы, в которой работает господин Завесов! А тут еще на вашу беду – так уж господь распорядился – к одному из мешков прилипла накладная с датой и фамилией... А подпиленная арматура на балконе? А звонок с угрозой в редакцию? Нет, это уже не игра! Это факты! Вы тщательно готовились к убийству и привели свой план в исполнение! И не сомневайтесь, что там, в заброшенном доме, они найдут сколько угодно ваших отпечатков! А может, и еще кое-что похлеще... Вы виноваты кругом! Да у вас на лбу написано огненными буквами: «УБИЙЦЫ!» А вы еще смеете тут вякать, что не убивали! Целок из себя строите!

   Геннадий смотрел на его со священным ужасом: этот человек знал все! Но как?! Почему?!

   А тот вдруг вскочил и зашагал по комнате из угла в угол, распаляясь все сильнее:

   – А может, вы рассчитываете на суд присяжных? Вот соберутся 12 заседателей, вы расскажете им, как мучались в этой коммуналке, они развесят нюни и оправдают вас?! Тогда подумайте вот о чем. В Питере ровно миллион тех, кто живет в коммуналках, и еще два миллиона тех, кто прошел через коммуналки. Большинство присяжных, наверняка, тоже будут из этой компашки. Знаете, что они скажут? Ну и сволочи, эти Завесовы! Мы сами вдоволь хлебнули этого дерьма, лаялись-собачились, рвали жилы и нервы, воевали за очередь к унитазу и за место у плиты, но терпели, десятилетиями пахали, как папы Карлы, копили деньгу, чтобы хоть наши дети пожили по-человечески! А эти говнюки решили сделать себе красивую жизнь одной левой?! Замочив бедолагу, такого же, как любой из нас?! Что, им было совсем невмоготу?! С потолка у них текло? Крысы под ногами бегали? Или трущобы Достоевского лезли в окно? Да у них не коммуналка даже, а княжеские хоромы! Антресоли, отдельный ход на кухню, чулан, персональный телефон, участок под окнами – живи и радуйся! Сами держали шишку в коммуналке – чего им еще не хватало? Вот мы жили совсем в других условиях, как и многие из горожан, но у нас даже в мыслях не мелькало, чтобы убить соседа! Если эдак все в Питере начнут решать свои жилищные вопросы, то что же тогда будет?! Джунгли! Беспредел! Нет, эти Завесовы – настоящие чудовища! Выродки! К ногтю их! В пожизненную камеру! Никто ваших оправданий и слушать не захочет – вот что вам нужно понять! А тут еще пресса постарается. Телевидение подсуетится. Ведь вы. Голуби. Сделали огромную ошибку, замочив журналиста! Ведь теперь все писаки-горлодеры будут против вас! Стеной встанут за своего! Шуму наделают на весь город! До губернатора дойдут, до президента! Таких маньяков из вас заделают, что на ваших детей еще десять лет пальцем будут показывать! Фамилию им придется сменить! – Он перевел дыхание: – Вот что будет, милые соседи! Вот в какую игру вы ввязались! Это полные кранты! И не говорите мне тут, что вы – две невинные овечки! Жертвы обстоятельств! Вот Миланка – дура дурой, а и она все уже поняла!

   Милана сидела, по-прежнему прикрыв ладошкой глаза.

   – Чего вы добиваетесь? – неуступчивым голосом спросила бледная как мел Тамара.

   – Та-ак. Вот это уже похоже на серьезный разговор. Для начала я хочу чтобы вы до конца поняли одну вещь: вам обоим светит как минимум по 15 лет. Каждому. Без права на обжалование и амнистию. А когда вы выйдете на волю, вашим детишкам будет далеко за 25. Это если еще вы выйдете. Ибо кто знает, что станет с вами, неженками, там, на зоне, где извращенец на извращенце, педераст на педерасте, лесбиянка на лесбиянке. Тут, милые мои, не книжные ахи-охи, тут непротертое человеческое дерьмо, которое вам придется жрать ложками изо дня в день... Вы сможете пройти через это, а? 15 лет? Если считать по минимуму

   – Довольно! – Тамара стиснула кулачки. – Хватит!

   Геннадий опустил голову. Трудно было понять, какие чувства обуревают его сейчас.

   Зато голос Анатоля сделался задушевнее:

   – Я просто обрисовал перспективу. Чтобы у вас не осталось иллюзий. Но... ситуацию можно разрулить...

   Пауза.

   Полная тишина.

   Тамара подалась вперед, Геннадий пребывал в прежней позе, опустив голову, только весь напрягся, Милана же, тоже с опущенной головой, нервно перебирала свои тонкие. Но изящные и сильные пальцы

   – Конечно, вы нанесли удар по чувствам сестры. – продолжал Анатолий. – Но, с другой стороны, Пашку не вернешь. А сестра у меня сердобольная, она понимает, что хуже всего придется детям, а они-то не виноваты. Ну, предположим, экспертиза докажет, что здесь похуже, чем несчастный случай. Тогда вот Милана даст показания: дескать, в последние дни Паша жаловался, что ему угрожают, боялся чего-то и так далее. И, разумеется, полное алиби для вас обоих на весь вчерашний вечер. Следствие, если оно начнется, сразу уйдет в сторону. То есть, мы вас отмажем...

   – А что взамен? – спросила Тамара.

   – Хороший вопрос! – кивнул Анатолий. – И я охотно отвечу. Взамен, голуби, вы отдаете сестре свои две комнаты. Оформим, конечно, договор купли-продажи, чтобы все было чин чином. Но капусты вы не получите. Обстановку тоже оставите. Носильные вещи, посуду, бельишко, всякое барахло можете забрать с собой. Ну, еще положите на бочку 10 тысяч евро.

   – Это чудовищно! У нас нет таких денег! У нас вообще нет денег! Мы все потеряли летом!

   – Займите. У вас есть знакомые, коллеги, друзья, они вам доверяют, вы в их глазах – люди честные. Я же не говорю – лимон или там сто тысяч. 10 тысяч евро, по пять штук с носа – это реальная сумма. На эти сборы я даю вам время до полудня среды. Сейчас утро вторника. То есть, у вас больше суток. Времени – во! По горло! Сам я найду тем временем надежного нотариуса. Чтобы он быстро составил правильный документ. Еще сутки я вам даю на сборы. Но в пятницу утром чтобы духу вашего здесь не было! Ясно? Вопросы есть?

   – А вот это видал! – Тамара подскочила, тыча ему кукишем чуть не в лицо.– Вот что ты получишь а не мои комнаты! Попробуй только сунуться! Пожалеешь! – повернувшись, она решительно двинулась к выходу, отшвырнув ногой с дороги стул.

   – Воля ваша! – крикнул ей вслед Анатолий. – Значит, через час игротека будет у следователя.

   Тамара вышла, оглушительно хлопнув дверью.

   Геннадий продолжал сидеть в прежней позе.

   – Не сердись на меня, братан, – сказал ему Анатолий.– Взгляни на ситуацию с другой стороны. Вы хоть и разоблачены, но шанс на спасение остается. Прошу я по-божески. С учетом ваших возможностей. Вы еще молоды и наверстаете свое. Может, через пяток лет у вас будут такие хоромы, что я уделаюсь от зависти? Жизнь переменчива. А пока прошу: не надо никаких глупостей. Игротеку я увез в другое место, пока вы спали. Здесь ее нет. А убить меня непросто. И сестру я сумею защитить. Впрочем, попытайся. Разрешаю. Но каждая глупость будет автоматом удваивать ваш долг. Ну, всё! Счётчик включён! Иди, успокой жену и принимайся за дело, пока еще время позволяет.

   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

   Геннадий вошел в комнату, сел в кресло. Какое-то время сидел молча, ощупывая бровь. Она была рассечена и распухла. Капельки крови застыли твердыми шариками.

   Тамара недвижно сидела во втором кресле, глядя за окно, где открывался вид на уголок «нашей деревни».

   – Знаешь, а я рад, – неожиданно сказал он. – Я ведь думал, что Пашку точно убила ты. А после забрала игротеку. Но теперь вижу, что всё совсем не так. Извини меня, пожалуйста! – он протянул ей руку.

   Она медленно повернула голову. В ее взгляде была только враждебность.

   – Я только теперь начинаю до конца понимать, что происходит, – проговорила она. – Вы трое сговорились. Ты, Милана и этот бандит. Подстроили так, чтобы я с детьми со страху ушла отсюда, да еще оставила бы вам с Миланкой всю обстановку... И это после того, как мы с тобой прожили вместе одиннадцать лет! Ах, какой же ты, Генчик, хитрец! Вот уж не думала!

   – Томка! – вскричал он. – Ты сбрендила, что ли?!

   Ее глаза сузились:

   – А ведь мама меня предупреждала! Правильно говорила мамочка: сегодня Гена твой защитник, но держи его, дочка, в ежовых рукавицах, потому что он несамостоятельный и внушаемый. Сам он от тебя не уйдет, но увести его могут в два счета! Так всё и выходит... Но до чего же крепко они сумели тебя охмурить, если ради этой стиральной доски ты готов выгнать из дома собственных детей!

   Геннадий одним рывком вскочил на ноги:

   – Тома! Сейчас не время ссориться. Выслушай меня!

   – Зачем? Всё – ложь! Всё... – прошептала она в сторону.

   – Ну, что мне сделать, чтобы ты поверила мне?!

   – Всё, что мог, ты уже сделал... – вдруг она глянула на него со страшноватой улыбкой: – Делай, что хочешь, но знай: я отсюда не стронусь! Костьми лягу за свои комнаты! Да и с какой стати я буду вам делать такой подарок?! Пашку убил ты! Мешки, накладная – твои! В редакцию звонил ты! – Улыбка стала почти сочувствующей: – Ты везде засветился, милый...И еще поглядим, чья возьмет! Я – мать, и суд будет на моей стороне! Я не уступлю ни сантиметра, ни рубля! Убивайте уж тогда и меня!

   – Очень жаль, что ты всё это повернула именно так, – сказал он после паузы. – Теперь я и сам вижу, что любые слова сейчас бессмысленны. Но я тебе докажу. Я привезу эту чертову игротеку, достану ее хоть из-под земли! И тогда ты увидишь... – Он шагнул к двери. – Я докажу... Прошу только об одном: ничего не предпринимай до вечера. И ни о чем не беспокойся. Если всё пойдет плохо, я возьму вину на себя! Ты с детьми останешься в стороне. Но сначала попробую всё же найти эту чертову игротеку. А без нее рассыплется и все остальное. Этот Толик куда-то ее увез.

   Тамара покачала головой:

   – Еще один хитрый приемчик! Зачем куда-то ехать, если игротека в доме? И ты это прекрасно знаешь. Сам же ее и спрятал. Так что не надо ля-ля.

   – Томка!

   – Не говори больше со мной. Я устала. Я тебя ненавижу...

   – Ладно, жди до вечера! – он снял с вешалки куртку, глянул в зеркальце на распухшую бровь – «посчитаемся...» – и покинул комнату.

   – Игротека здесь, в доме, – прошептала Тамара, оставшись одна. – И я ее найду... Сама... Я так устала, но я сделаю это. Ради детей...

   Тем временем, Геннадий вышел на крыльцо.

   За угол сворачивал темно-синий «оппель», за рулем которого сидел Анатолий, а на переднем пассажирском месте расположилась Милана. Номера машины Геннадий не разглядел.

   Он застегнул куртку и минут десять курил.

   Морок, свинцовый морок, в котором он жил последние полтора месяца, будто рассеивался. И теперь Геннадий ощущал в себе растущую уверенность и силу. Теперь он точно знал, что ему следует поступить. Как и ради чего. А всё остальное – по обстоятельствам...

   Снова слегка прогладил рассеченную бровь: «посчитаемся...»

   Затем решительно отбросил в сторону окурок, достал из кармана мобильник и набрал номер Вадима, своего сменщика.

   Тот откликнулся сразу:

   – Фирма «Стеллажи от Французова».

   – Старина, это я, Гена. Ты сейчас где?

   – На Выборгской.

   – Заказов много?

   – Как обычно.

   – Слушай, мне срочно нужна тачка. До вечера. Не одолжишь свою? Вопрос жизни и смерти!

   – Ладно, не объясняй. Раз надо, значит надо. Машина во дворе конторы. Запасной ключ найдешь в моем шкафчике. На обычном месте.

   – Спасибо, Вадим, я твой должник!

   – Перестань! Другая помощь нужна?

   – Нет, старина. Тут чисто семейное дело. Улажу сам.

   – А-а... Тогда – удачи!

   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

   В плотном потоке транспорта Геннадий вел вадимовские «Жигули» по Каменноостровскому проспекту. Четкого плана действий у него по-прежнему не было ( в отличие от уверенности, что еще до вечера он отыщет пропавшую игротеку ).

   Поначалу он намеревался ехать на Садовую, в турфирму, где работала сестра Плафонова. Но перед площадью Льва Толстого, подчиняясь внезапному порыву, свернул на Большой проспект, держа курс в сторону издательского дома.

   Перед сквериком Геннадий свернул, машинально оглядевшись вокруг, и тут сбоку от пивного ларька приметил Кандыбина, к которому, собственно и направлялся.

   «Испуганный ковбой» только что устроился в укромном уголке с открытой бутылкой пива. Вот он встал спиной к тротуару и запрокинул голову.

   Геннадий, выбравшись из машины, быстро преодолел разделявшее их расстояние:

   – Володя!

   Эх, надо было бы полегче! Бедняга захлебнулся, закашлялся и перепугался так, будто бы его поймали на месте страшного преступления. Не сразу признал в Геннадии знакомого. И лишь узнав, перевел дыхание. Начал оправдываться в своей манере:

   – Да вот что-то жажда замучила... Соленого наелся.

   Время было дорого, и Геннадий без всяких прикидок взял быка за рога:

   – Новость знаешь? Паша погиб.

   – Пашка?! – тот выпучил глаза. – Наш Пашка?!

   – Да, наш. Павел Плафонов.

   – Погиб?! Как?!

   – Несчастный случай... – Геннадий в двух словах поведал о происшествии.

   – Как же это?.. – пробормотал Кандыбин. Он определенно впал в транс, руки безвольно опустились, и пиво полилось ему на «ковбойские» ботинки.

   Гена взял бутылку у него из рук, но тот даже не почувствовал этого.

   – Я хочу разобраться, – сказал Гена. – Между вами была какая-то ссора. Может, она имеет отношение к случившемуся.

   Какое-то время Кандыбин был словно невменяем. Но вот в глазах появилось осмысленное выражение.

   – Держи свое пиво! – Геннадий сунул ему бутылку.

   – Сам-то выпьешь?

   – Я за рулем.

   – Ах, да... Ссора... Нет, я его просто хотел предупредить, я и сам-то не вполне верил, но раз он погиб... Это точно несчастный случай?

   Гена потянул его за локоть:

   – Айда в машину! Там и поговорим. А ты допьешь свое пиво.

   В машине оба закурили.

   Кандыбин, наконец, собрался с мыслями и начал рассказ:

   – Кроссворды, а еще сканворды, филворды, японские головоломки и все такое прочее, что мы печатаем, составляют для редакции внештатные авторы. Вообще-то, их много, но толковых всего трое-четверо. Костяк. Актив. И до прошлого года самым лучшим нашим кроссвордистом был Чинилов. Альберт Чинилов. Вот у кого были классически выверенные кроссворды! Безупречные. С изюминкой. Мы ему платили повышенные гонорары...

   – Володя! – перебил Завесов, полагая, что собеседника от стресса понесло не в ту степь. – Я тебя спрашиваю про вашу ссору с Павлом, а ты мне гонишь вашу редакционную текучку!

   – Так я и веду к нашей размолвке! – возразил тот. – Но тут есть своя предыстория...

   – Понял! Всё! Умолкаю! Давай, Володя! Только покороче.

   – Так вот. Чинилов был уже пенсионером. Одиноким. Похоронил жену, детей не имел. Но был еще крепким. Франтоватым даже. Веселым. Любил рассказывать о своих амурных похождениях. Выпить не отказывался. Правда, потом валидол глотал, но пил. В меру. А если на халяву, то мог выпить ведро. И без всякого валидола. Так-то он прижимистым был. Даже если в кармане водились деньжата, мог прибедниться. Поэтому многие из наших его сторонились. Но я с ним выпивал. И даже пару раз побывал у него в гостях. На проспекте Ветеранов. Там у него была отдельная однокомнатная квартира. С балконом.

   – Так-так-так...

   – И вот где-то позапрошлым маем, я хорошо запомнил, он пришел в редакцию с покрашенными волосами. Раньше был совсем седой и не стеснялся этого, а тут вдруг стал жгучим брюнетом, при том, что ему уже стукнуло семьдесят, и волосы в ушах и на груди у него тоже были совершенно седыми. Мало того! Приоделся по молодежной моде! Нет, он всегда аккуратно одевался, но все равно разница была заметна. Принес целый мешок всяких сканвордов и кроссвордов. Он всегда приносил много в мае, накануне дачного сезона, в запас, а уж после не появлялся до самой осени, сидел у себя на даче – где-то в пригороде у него имелся участок, но где точно я не знаю. Ну и вот, значит, пошли мы с ним вмазать по маленькой. Я его и спрашиваю, воде как в шутку, уж не жениться ли ты собрался, Тихоныч? Его звали Альбертом Тихоновичем. А фамилию я уже говорил – Чинилов. Ну вот... – Кандыбин сделал из бутылки глоток, вдруг побагровел, закалялся весь, и кашлял несколько минут кряду, так что Завесову пришлось похлопать его по спине.

   – Ну вот, – продолжал Кандыбин, справившись, наконец, с кашлем. – А он мне и отвечает: может, и женюсь, потому как встретил необыкновенную женщину – молодую, красивую, чистую! Вообщем, хоть и старик, а хвост распушил трубой! Ну, слово за слово, он рассказал, что сидел однажды на бульваре на скамеечке. И вот на ту же скамеечку, только на дальний краешек, села молодая милая женщина. И вдруг расплакалась. Он спросил, не нужна ли помощь, предложил валерьянку. Она ответила, что у нее пропал котеночек – первый раз вывела его погулять, он отбежал куда-то и пропал. А вдруг его поймают злые мальчишки? Чинилов принялся ее успокаивать. Так и познакомились. Она хоть и красавица, но какая-то несовременная, тихая, робкая... И слава богу! И вот за то, что он проявил доброту к ней, незнакомой женщине, посочувствовал ее беде, она его как-то сразу полюбила. А сейчас, мол, они вместе, и она печет ему такие пирожки, каких он в жизни не едал!

   – Котеночек? Пирожки?

   – И пирожки печет, и плов, мол, готовит какой-то необыкновенный, а уж котлетки такие жарит, что за уши не оттянешь... Но самое главное – денег у него не просит! На свою собственную зарплату в магазине отоваривается! Он чуть не насильно заставлял ее взять у него денег на хозяйство – не берет! Сама работает парикмахершей в салоне красоты, получает хорошие чаевые. Стыдно мне брать вашу пенсию, говорит. И любит! Сказка! Хорошенькая, скромная, безотказная, работящая, да еще кулинарка и мастерица – истинное сокровище! И всем довольна. И жильем обеспечена, живет вдвоем с тетушкой в отдельной квартире, а брат работает на Севере, газовик, присылает ей большие переводы, а тратит она мало – экономная, так что имеет кое-какие сбережения. Словом, счастье подвалило. Нежданно-негаданно. На склоне лет. О, мол, еще чувствует себя мужчиной в соку, во всяком случае, у него впереди еще 6-7 хороших лет, а там уже как всевышний распорядится. Прожить последние золотые годы с такой женой – разве это не счастье? Он и раньше был немного с приветом, а тут прямо-таки впал в детство. Ну, вмазали мы еще по стопарику, да на том и распрощались. До сентября. Откуда мне было знать, что мы бухаем вместе в последний раз? – он сделал основательный глоток и надолго замолчал.