Текст книги "В тихом омуте...(СИ)"

Автор книги: Ланиус Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

   Впрочем, все это подслушивание играло чисто вспомогательную роль.

   Спектакль начался в четверть второго.

   Пьяненький Кандыбин в очередной раз пугливо спустился в туалет. Щелкнул выключателем, а свет не зажигается. Полчаса назад горел, а сейчас нет. И в закутке перед туалетом темновато. Он все же шагнул вперед и тут же налетел на ведро с водой, невесть как оказавшееся на пути. Разумеется, ведро с грохотом перевернулось, вода окатила Кандыбину низ джинсов.

   Ошарашенный Кандыбин вернулся к лестнице и принялся звать снизу:

   – Паша! Паша! – и так раз двадцать. Все жалостливее.

   Наконец, тот услышал и вышел на площадку:

   – Чего верещишь, бестолковщина?! Я же тебя инструктировал! Сейчас разбудишь ненормальную, она такой тарарам учинит!

   Распахнулась дверь нижней комнаты. В проеме возник силуэт Лиманской. С тем же полотенцем на голове.

   – А ненормальная и так не спит! По вашей милости! Кажется, кто-то обещал вести себя тихо?

   – Извините великодушно Лидолия Николаевна! Это все Кандыбин-Мандыбин! Ну, чего ты там, горе мое?! – свесился через перила Плафонов.

   – Там свет не горит, – чуть не плача, сообщил тот. – И какая-то вода разлилась...

   – Нет, это формальное издевательство! – негодующе воскликнула Лиманская. – Посмотрите на часы!

   – Ч-черт! Ну, ты неловкий! Лидолия Николаевна, у вас нет запасной лампочки?

   – Нету! – та демонстративно захлопнула дверь.

   Плафонов почесал затылок:

   – Погоди, ковбой, сейчас я выкручу из настольной лампы. А ты иди покуда вытри что там разлил.

   – Да как же я вытру в темноте?!

   – Ну, ты, Кандыбин-Мандыбин...

   Наконец, шум улегся.

   Через полчаса Кандыбин снова отправился в туалет.

   Едва приспособился, как лампочка – только что вкрученная – мигнула и погасла.

   Застегнув джинсы, он хотел выйти, да не тут-то было: дверь словно подперли снаружи. Он подергал ее туда-сюда – бесполезно. И вдруг пополз удушливый дым, запахло горелым.

   Бедняга заметался вокруг унитаза и... потерял ориентацию. Теперь он не мог найти дверь. Под судорожно дергающимися пальцами были лишь шершавые стены. А дым уже щипал глаза, воображение рисовало жуткую картину пожара, пожирающего запертого в кирпичном коконе человека.

   – Помогите! – закричал Кандыбин во всю силу своих легких. – Пожар! Горим! Помогите!

   Первой эти вопли услыхала, конечно, Лиманская.

   Она вышла в гостиную и обомлела: перед ее дверью горкой лежали на газете – Пашиной газете! – обглоданные куриные косточки. С таким неуважением к себе в этой квартире она еще не сталкивалась.

   – Да что же это такое?! Да за кого они меня держат?! Мамочка, ты меня слышишь?! Сейчас я им покажу! Сейчас они у меня узнают... – бормоча так и ничего уже не слыша вокруг, она снова скрылась в комнате.

   А Кандыбин все вопил не своим голосом:

   – Пожар! Помогите!!! Спасите!!!

   Секундой позже на антресоли вышел Плафонов.

   – Кандыбин? Это ты там орешь? А я думал, чей-то телевизор. Ну и какого хрена ты там надрываешься?! Всю улицу перебудишь!

   Он спустился вниз, прошел в коридорчик и потянул носом воздух:

   – Фу! Кандыбин, ты курил в туалетной?!

   – Да не курил я, клянусь, Пашка! Пожар! Выручай! Темно! Ничего не вижу! Дверь потерял!

   – Да заткнись ты, наконец! Эта ведьма, кажется, слетела с катушек окончательно! Подперла дверь шваброй! Слушай, тут и вправду какая-то горелая бумага. Погоди, дружище Кандыбин! Сейчас я тебя спасу!

   Тем временем Лиманская вышла из своей комнаты с совком и веником, смела кости в совок, поднялась к комнате Плафонова, свалила кости у порога и гордо удалилась к себе, бормоча:

   – Теперь они будут знать! Я не позволю им втаптывать в грязь своё человеческое достоинство и ущемлять свои права! Ты меня видишь, мамочка!

   Через две-три минуты друзья поднялись наверх. Вернее, Плафонов привел за руку смертельно перепуганного Кандыбина.

   А наверху их ожидал сюрприз и не один.

   – Эй, что это за кости?! – изумился Плафонов. Но буквально следом новое, более жуткое подозрение заставило его броситься в комнату. – Она отравила наш ужин! Плеснула хлорки в пиво! Шизофреничка!

   В этот момент к подножью лестницы снова подошла Лиманская.

   – Не понравилось, да?

   – Я утром позвоню в психушку! – разбушевался Павел. – Вас заберут! Это уже не шутки! Сначала вы едва не устроили пожар, а теперь облили всю квартиру отравой!

   – Сделайте милость! Уж лучше обитать в психушке, чем иметь такого соседа!

   Ответить Плафонов не успел.

   Раздались энергичные звонки с улицы, затем еще более энергичный стук о входную дверь.

   – Откройте! Милиция!

   Открывать пошла Лиманская, она находилась ближе других к выходу.

   Вошел капитан Абоймов, коренастый чернявый живчик с пышными жгучими усами, похожий одновременно и на гусара, и на цыгана.

   – Что за шум, граждане? Соседи жалуются, что из вашего дома раздаются призывы о помощи.

   Плафонов бросился вниз по лестнице:

   – Сан Саныч! Товарищ капитан! Официально заявляю, что моя соседка Лиманская создала в квартире угрозу пожара, пыталась терроризировать моего коллегу по работе, а затем отравить нас обоих хлоркой! О такой мелочи, как вываленные у моей двери бытовые отходы, я уже не говорю! Прошу составить протокол! Вот поднимитесь, поднимитесь сюда!

   И только тут из своей комнаты вышел, позевывая, Геннадий.

   – Что за шум, а драки нет? Между прочим, ночь ведь на дворе! Хм! И милиция здесь?!

   Абоймов поднялся на антресоли, осмотрелся, принюхался:

   – Куриные кости... запах хлорки... в прихожей другой запах – чего-то горелого... – повернулся к Геннадию: – Вы можете сообщить что-либо по существу происходящего? – судя по тону, именно Завесову капитан доверял здесь больше, чем кому-нибудь другому.

   Тот прикрыл зевок ладонью:

   – Да я, собственно, спал, мне рано вставать на работу...

   Абоймов хотел спросить еще что-то, но тут к подножью лестницы, как к жертвенному костру, величественной походкой приблизилась Лиманская. Скрестив на груди руки, она возвестила:

   – Заявляю, что я публично сожгла эти низкопробные образцы бульварной прессы, недостойные культурных традиций нашего великого города! И горжусь этим! Могу также добавить, что моя мамочка целиком одобрила мой поступок!

   – Мамочка, говорите? Хлорка – тоже ваша работа? – капитан двинулся по лестнице вниз.

   – Да хотя бы и моя! – запальчиво воскликнула Лиманская. – Я также требую, чтобы неукоснительно соблюдался закон о тишине! Очень странно, гражданин Абоймов, что вы, как представитель власти, как наш участковый, не на моей стороне, что вы покрываете вульгарных нарушителей закона! Но я понимаю, о-о, я все отлично понимаю, гораздо лучше, чем вы можете это себе представить!

   – Что такого особенного вы понимаете? – насупился Абоймов, остановившись.

   – О-о, эта Пашина оговорка – «Сан Саныч» – она о многом говорит!

   – Да что такое?!

   – Оборотень в погонах! Вот что! – выпалила Лиманская.

   – Кто – оборотень? – опешил бравый служака.

   – Вы! Вы и есть оборотень!

   Тут уж Абоймов, настроенный до этого если и не миролюбиво, то вполне нейтрально, скрипнул зубами:

   – Прошу! Не оскорблять! При исполнении! – на смуглых щеках участкового заиграли желваки.

   – А вы меня не пугайте! Думаете, не помню, как вы замылили мое заявление о люках? Пособник террористов! – Лиманская схватила вдруг со столика вазочку с увядшими цветами и выплеснула содержимое на капитана. – Вот вам!

   – Гражданка Лиманская! Па-прошу! Пройдите в свою комнату! Немедленно! – сняв с кителя стебельки, он еще раз принюхался, окинул острым глазом военных театр действий и негромко бросил: – Похоже, без медосвидетельствования здесь не обойтись. Будем вызывать врача...

   Из глубины темной комнаты вышла заспанная Тамара, кутаясь в наброшенный на плечи халат:

   – Гена, что здесь происходит? Почему у нас милиция? Что случилось?

   – Паша утверждает, что Лидолия Николаевна хотела отравить его и гостя.

   – Наша Лидолия Николаевна?! Быть такого не может!

   – А запах?! – закричал потерявший голову Плафонов. – Нюхайте все! Нюхайте! Не сам же я облил собственную комнату этой чертовой хлоркой!

   ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

   Наконец-то, они смогли уединиться.

   Такой лихорадочно-восторженной Геннадий свою жену давно уже не видел.

   – Ой, Генчик, как здорово все получилось!

   И в самом деле, реальность превзошла самые смелые ожидания. Ну кто же мог предположить, что деликатный Кандыбин начнет в панике орать на всю улицу, что на шум приедет вездесущий Абоймов, а главное, что Лиманская сознается в том, чего она не делала, да еще оскорбит капитана и словом, и действием?! Невероятная комбинация, чудное стечение обстоятельств! И нужный результат, получившийся фантастически легко и просто!

   – Это знак, Гена! Знак! – не уставала твердить Тамара. – Я ведь недаром вытащила выигрышный билет! Все идет один к одному, в масть, ты понял?! Уж теперь-то мы добьемся своего! Надо верить, просто надо верить!

   Настроение жены быстро передалось мужу.

   Какое-то время они безудержно хохотали, глядя друг на дружку, возбужденные лишь тем, что сомнительный спектакль прошел с блеском, на ура, что сегодня удача и вправду оказалась на их стороне.

   Впрочем, и свою часть плана они выполнили безупречно. Накануне Геннадий незаметно освободил проход через маленькую лесенку на кухню, проход, которым не пользовались так долго, что уже забыли о его существовании. Плафонову и в голову не могло придти, что это Геннадий, используя рупор и тайный проход, четко «пасет» Кандыбина – выворачивает лампочку в туалете, подставляет ведро с водой, подпирает дверь шваброй, жжет скрученную газету... что это Геннадий, улучив момент , брызгает в его комнате раствором хлорки... ( но на пол, только на пол, не на продукты – это уж фантазии Плафонова! ).

   Да и Лиманская сроду не догадалась бы, что косточки ей подбросил все тот же Геннадий.

   Косточки, между прочим, тоже были приготовлены заранее.

   У них могло не получится. Что-то могло не сыграть. Но получилось. Получилось все! С лихвой! С избытком! И сейчас им было хорошо и весело! И смех звучал такой чистый, такой воздушный! Они победили!

   – Я тебя люблю! – призналась она.

   – Я тебя люблю! – на том же дыхании ответил он и привлек к себе жену: – Сегодня твоя ночь, милая! Игра – просто блеск!

   Она внезапно отстранилась и какое-то время вглядывалась в мужа, словно определяя, до каких пределов можно полагаться на него. Затем произнесла очень будничным тоном:

   – Милый, а ведь мы уже не играем...

   Он вздрогнул и разом оборвал смех:

   – То есть... как ?

   – Не играем, – мягко, но решительно повторила она. – И еще... я должна тебе сказать... – она собралась с духом и призналась: – Мой выигрыш в уличную лотерею... Я ведь загадывала не на Лиманскую. Лиманская – это так, разминка. Проверка на дорогах. Пробный шар.

   – Не на Лиманскую? – он по привычке взъерошил свою шевелюру обеими руками. – А на кого?

   – На Пашу.

   – На Пашку?! – он потер виски: – Постой... – заглянул ей в глаза.

   Какую-то секунду стояла звонкая тишина.

   – Так ты... с самого начала знала, что... не игра? Не было никакой Жанны Гунькиной...Ты все это... заранее... – запинаясь, выдавил он. – Ты... – он не мог договорить. Язык не повиновался.

   Она приблизила к нему свое заострившееся лицо:

   – Нет-нет, и для меня сначала это была игра! Не думай! Только игра! Но когда все начало сходиться... Геночка! Миленький! Послушай меня! Надо ведь что-то делать... Годы проходят – а у нас никаких сдвигов... Во всей «нашей деревне» только мы живем в коммуналке, да еще Эмма... А тут – всё одно к одному! Посмотри, как здорово прошло с Лиманской! И с ним будет так же легко, даже легче, – я чувствую! Надо только решиться! Под лежачий камень вода не течет! Ну, сколько нам ждать?! Чего ждать-то?! Кого?! Деда Мороза?! Святого Валентина?!

   Он по-прежнему выглядел окаменевшим викингом.

   – То есть, ты...

   Она прижалась, потерлась бедром и грудью:

   – Генчик, ты посмотри, что творится вокруг?! Ну, включи телевизор! Каждый день убивают кого-то из известных! И все из-за собственности! А Пашка? Кто он такой?! Человек без семьи, без привязанностей, человек, который живет не здесь, а в каком-то придуманном мире! Может, и нет никакого Пашки?! Может, нам только кажется, что он есть?! Да хотя бы и был! Все равно ведь уснет пьяным на морозе ли отравиться каким-нибудь зельем! Такая уж у него судьба! Ему плохо живется в этом мире, он тоскует, мается... Не случайно же уже заглядывал ТУДА! Мы ему просто поможем!

   – Так-так-так...

   – Милый, ты ведь мужчина! На тебе ответственность за семью, за наших мальчишек! А он даже не почувствует! Один миг – и все!

   – Погоди, погоди, Тамара... – он с силой взъерошил свою шевелюру, даже подергал себя за волосы: – Давай подумаем... Зачем брать грех на душу? Летом я запущу вешалки, через год-другой заработаем, а там отселим Пашку, и Лиманскую. Нормально, к взаимному удовольствию...

   – Генчик, я верю в твою идею! Пойдет твоя вешалка влёт, ты заработаешь на ней... Но ведь не сразу! И разве у нас мало других проблем?! Надо покупать машину, дачу, обстановку, делать ремонт, а там мальчишки подрастут, надо их учить, выводить в люди... Да и мы с тобой хотели ведь попутешествовать... Всё можно успеть, Геночка! Если не растягивать на годы то, что требует какой-то минуты и чуточку риска!

   – Чуточку риска, ты говоришь?

   – Конечно, милый! Самую чуточку! Ведь у нас уже всё подготовлено, всё учтено до мелочей! А главное – удача снова подала нам свой знак! А это – главное! Ты посмотри вокруг! На людей в метро, на улице, у себя на работе... Ведь по многим лицам видно, какие это умные, образованные, трудолюбивые, порядочные люди...А в глазах – тоска! Почему? А потому что нет удачи! И посмотри на тех, кто удачлив! Как у них блестят глаза, сколько уверенности в манерах! Да взять хотя бы нашего Нуличкина... – умоляющее выражение в ее глазах сменилось отблеском грозовой тучи: – Думаешь, мне легко было придти к этому? Думаешь, я не хотела выбросить это из головы? Тысячу раз! Но когда убедилась, что удача с нами, то поняла: надо идти до конца! И вот то еще я хочу тебе сказать: если мы отступим сейчас, когда журавль снова у нас в руках, то другого случая уже не будет! Никогда! Я это чувствую! Что станет тогда с нашей любовью, Генчик?!

   Она умолкла, недвижно глядя на него.

   Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза.

   – Решайся, милый... – прошептала Тамара. – Сейчас самый важный момент... Как ты скажешь, так и будет. Но прошу только об одном: подумай о нас, подумай о наших мальчиках! Сама судьба так распорядилась! Страшно, а отступать еще страшнее! Пашка для нас сегодня, если хочешь знать, – это билет в средний класс! Билет для всей семьи! А раз так, то бог простит, я знаю! И всё у нас пойдет хорошо! А я буду любить тебя так жарко, ты даже не представляешь как! Всю жизнь! Мое сердце не лжет! – она взяла его руку и приложила ладонью к своей груди.

   – Да, – выдохнул он наконец, будто застревая в некоем мороке, – Теперь я и сам вижу, что отступать нельзя. Не надо нам было начинать эту игру. Но теперь мы увязли в ней по уши и должны довести ее до конца.

   – Ах, Генчик, как я рада, что ты не струсил! Все у нас будет хорошо! – она принялась осыпать его поцелуями. – Ты даже не представляешь, как все будет хорошо!

   – Когда? – обреченно спросил он.

   – Спешить не будем, – уже спокойнее ответила она. – Где-то в середине зимы, когда появятся сосульки. Надо еще и еще семь раз отмерить, отрепетировать... А пока... Пока просто сделаем перерыв. Возьмем тайм-аут. Для себя. На недельку. Всю неделю я буду любить тебя. Очень-очень!

   – Только неделю?

   – Неделю и всю оставшуюся жизнь!

   ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   На второе утро после случившегося Завесовы встретили на улице почтальоншу Эмму – рано увядшую, суровую женщину.

   – Я всегда считала вашего Плафонова приличным молодым человеком, – сказала та, останавливаясь напротив. – А он, подлец, Лидолию в психушку спровадил! Среди ночи милицию вызвал! Буйную нашел, сквалыга! Видать, совсем совесть потерял! Вы бы этого не сделали, я знаю! Ну ничего, Бог его накажет, он все видит...

   Тамара незаметно ущипнула мужа за руку: ну?! Я же тебе говорила!

   И точно, почтальонша слово в слово произнесла то, что и предрекала Тамара накануне акции. Разве это не очередное свидетельство расположения фортуны?!

   Назавтра Тамара навестила больную, передала ей апельсины и йогурт, переговорила с лечащим врачом.

   Пожилой доктор назвал состояние Лиманской параноидальной шизофренией и сообщил, что курс лечения продлится около трех месяцев.

   Сама Лидолия Николаевна была тихая и бледная. Она поблагодарила Тамару за визит, затем призналась, что зла персонально на Плафонова не держит, ей только обидно, что некоторые люди, между прочим, коренные петербуржцы, такие слабовольные – пьянствуют, сквернословят, нарушают закон о тишине, а милиция их же и покрывает, вместо того, чтобы призвать к порядку. Да и милиция тоже хороша! Точнее, отдельные ее представители. Которых самих-то не мешало призвать к порядку! Ну да ничего, все как-нибудь образуется. Зато здесь она немного отдохнет. Соседки по палате – люди хорошие, душевные и, между прочим, вы только не смейтесь, Тамарочка, культурные – достойные представители нашего великого города, чего, к сожалению, нельзя сказать о санитарах. Но вы не беспокойтесь, милая, меня здесь не обижают. А если попробует кто, то я найду на него управу! Пока же я пришла к очень важному для себя выводу: не надо более ужесточать закон о тишине, просто надо добиться неукоснительного соблюдения всех его положений всеми без исключения, вне зависимости от занимаемой должности и социального статуса! Тут ее серые колючие глазки победно сверкнули.

   Следующим шагом Тамара наметила взять в оборот Плафонова. Внушить ему мысль, что он принял единственно правильное, мужественное решение. Втянуть его на этой почве в затяжной конфликт с Эммой. Эмма – распространитель не только почты, но и слухов, своего рода «узун кулак» «нашей деревни». Ее привечают во многих домах. Благодаря ей, неприязнью к Плафонову может воспылать вся улица. Надо лишь вовремя подбрасывать дровишки в этот костерок.

   Но перехватить Плафонова никак не удавалось. Паша опять начал исчезать. В своей манере. То есть, приходил домой заполночь, когда Завесовы уже спали, а в первой половине дня, очевидно, отсыпался после вечерних возлияний.

   Он словно избегал своих соседей. Не иначе, парень комплексует. Стыдится содеянного.

   Ладно! Куда он денется! И всё же Тамара решила перехватить его хотя бы и после полуночи.

   И что же? Будто прочитав ее мысли, Плафонов не пришел ночевать! Последний раз подобное случилось более двух лет назад.

   Был, правда, еще один случай, когда Паша пропал на целую неделю. Оказалось, какой-то состоятельный меценат журнала зафрахтовал теплоход и возил чуть не всю редакцию по маршруту Валаам – Кижи – Петрозаводск. Не только возил, но и поил-кормил! Рассказов было на целый год!

   Может, и сейчас Пашеньке выпала подобная халява?

   Ладно, подождем до понедельника.

   А вообще-то, они ведь условились взять тайм-аут. Почему бы не устроить семейный праздник? С этой игрой, с прекрасной, но все-таки эгоистичной вспышкой любовной страсти они стали меньше внимания уделять детям. Давно уже их никуда не выводили.

   И вот в воскресенье Завесовы всем семейством поехали в центр, сходили в зоопарк, погуляли по Петропавловской крепости, затем обосновались в «Сладкоежке» и закатили настоящий пир, причем Тамара даже не пыталась по своей привычке экономить.

   За столиком супруги то и дело переглядывались: правда, у нас замечательные дети?!

   Сережа, пользуясь моментом, стал выпрашивать боксерскую грушу.

   Геннадий благосклонно кивнул.

   – Эй, а где будем вешать? – запротестовала Тамара.

   – Ну, можно на антресолях, на той площадке, что рядом с нашей комнатой.

   Геннадий потрепал сына по шевелюре:

   – Потерпи немного, парень! Я думаю, вскоре мы можем это устроить.

   Дима стал рассказывать, что на зимних каникулах он будет участвовать в городской математической олимпиаде. Если выиграет, то его могут даже в Америку послать.

   – Зимой? – переспросила Тамара. – Обязательно выиграешь, я знаю!

   – Откуда ты можешь знать, мама?

   – Удача повернулась к нам лицом, сынок, понимаешь? Ко всем нам, – и она заговорщицки подмигнула мужу.

   После «Сладкоежки» погуляли еще, и Тамара – неслыханный случай! – разрешила детям поиграть на игровых автоматах. И что же?! Диме выпало три девятки! Вот было звону монет! Вот было восторгов!

   – Я же говорила! – со счастливым лицом повторяла Тамара.

   Домой вернулись около шести, уставшие, но довольные.

   И уж точно – про Плафонова в эту минуту не думал никто.

   Даже ступив на крыльцо, они еще не догадывались, что их «игра – не игра» подошла к некой точке, за которой события примут непредсказуемый оборот.

   .

   ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

   А дома их ожидал сюрприз.

   На антресолях – сбоку от лесенки – стоял Плафонов, ничуть не закомплексованный, напротив, румяный и цветущий, и наблюдал, как они заходят в гостиную. Одет он был по праздничному, при галстуке-бабочке (алой), в звездном жилете. Выглядел трезвым. Витиевато, как он умел, приветствовал вошедших, после чего пригласил супругов в гости – на «рюмку чаю». Мол, у него маленькая, но приятная компашка, им понравится.

   Заинтригованные, они обещали зайти, как только уладят домашние дела.

   Через полчаса они входили в комнату Плафонова.

   Гостей было всего двое.

   Один – хорошо им знакомый капитан Абоймов. Нынче он был в цивильном темно-сером костюме и синем свитере с геометрическим узором на груди.

   И гостья – белокурая девушка в простеньком темном платье, симпатичная, даже хорошенькая.

   Супруги так и решили, что это спутница капитан, тем более, что она, сидя между двух мужчин, находилась все же чуть ближе к милиционеру.

   Но вот Павел представил ее:

   – Знакомьтесь! Это Милана! Правда, красивое имя?! И не только имя... – при этом он взял ее руку, поднес к своим губам и принялся благоговейно целовать пальчик за пальчиком.

   Завесовы переглянулись: нет, этот его девушка!

   У Тамары определенно екнуло сердечко, и она перевела встревоженный взгляд на

   нежданную гостью: это еще что за явление такое?! Откуда?!

   Узкие плечи, высокая, лебединой посадки шея, грудь такая маленькая, что холмики лишь чуть-чуть вздымают платье... Сейчас на виду была только верхняя часть фигуры девушки, но ее стройность и изящество не вызывали сомнений. Редкое, несколько вычурное имя удивительно подходило гостье. Черты ее лица были чуточку мелковаты, но правильны и соразмерны. Кожа тонкая, чистая, вот разве что чересчур бледная. Густые – до плеч – ухоженные волосы напоминали цвет сочного лимона. Выразительность небольших серых зрачков подчеркивалась темной радужной обводкой. Красавицей не назовешь, но есть в ней какая-то скрытая изюминка. На вид лет 27-28. Но смущается, как провинциальная школьница. В какую-то секунду сделалась пунцовой. И в то же время очевидно, что публичное проявление нежности со стороны Плафонова ей приятно.

   Поцеловав последним ее мизинец, Павел придвинулся к девушке ближе:

   – А это дорогая, мои соседи Тамарочка и Гена, люди, спасшие мне жизнь, я тебе рассказывал! Прошу любить их и жаловать!

   – Да-да, он мне рассказывал – она поочередно посмотрела на Завесовых с благоговением, словно стараясь запомнить, как именно должны выглядеть благородные, самоотверженные, глубоко порядочные люди.

   – Таких соседей действительно поискать, – веско поддакнул Абоймов, явно укрепляя гостью в ее первом впечатлении. – Паша за ними как за каменной стеной!

   Устроились. Геннадий сел рядом с милиционером, Тамара – напротив Миланы и на расстоянии от Плафонова.

   Стол был сервирован явно на скорую, но щедрую руку. Две бутылки полусладкого «Мерло», маленькая коньяка, сок, минералка, парочка магазинных салатов, ветчина, сыр и красная рыба в нарезке, чипсы, мармелад, фрукты, зелень...

   – Извините, что нет ничего горячего, – виновато улыбнулась Милана. – Я хотела приготовить, но Паша так торопился...

   – В следующий раз приготовишь, – кивнул Плафонов и объяснил: – Миланочка готовит божественно! Эти маленькие пальчики владеют всеми секретами мировой кулинарии, – он сделал движение, вознамерившись завладеть ее ладошкой, но Милана спрятала руки за спину, опять мгновенно покраснев.

   Завесовы недоуменно переглянулись: почти семейная сценка! Паша вовсе не закомплексовал! Он и не думал скрываться от соседей, стыдясь своего поступка! Он проводил время (и ночи тоже?) в свое удовольствие с привлекательной молодой женщиной, равной которой по обаянию у него никогда не было!

   – Ну что же! – изрек между тем Павел, потирая руки. – У всех налито? – он определенно был в своей роли – роли тамады. – Ибо как сказал поэт:

   Стоит царства китайского чарка вина,

   Стоит берега райского чарка вина.

   Горек вкус у налитого в чарку рубина -

   Эта горечь всей сладости мира равна.

   За сказанное!

   Выпили.

   – А вы, товарищ капитан, значит, и в выходные дни исполняете обязанности участкового? – повернулся к своему соседу по столу Геннадий

   – Вообще-то, участковый есть участковый, – пожал тот плечами. – Как поется: служба дни и ночи. Должность такая. Но сегодня я здесь как гость. Вот Павел пригласил. А раз я в гостях как частное лицо, то и называть меня «товарищ капитан» не обязательно. И даже не желательно.

   – Как же вас называть? Гражданин Абоймов? – Геннадия что-то понесло.

   – Еще лучше! – рассмеялся гость. – Нет, не гражданин Абоймов, и, уж конечно, не Сан Саныч – вот такой фамильярности терпеть не могу! Женщины, если им нравится, могут называть меня Сашей, а вы зовите, пожалуйста, Александром. Коротко и ясно!

   – Можно вопрос, Александр? – все не унимался Геннадий.

   – Смотря какой...

   – Житейский. Я, конечно, с милицией сталкиваюсь редко. Ну, разве что с гаишниками. Но, честно говоря, никогда даже не слыхал про милиционеров, которые любят стихи. И даже не думал, что бывают такие менты, ох, извините, – работники органов!

   – Ну, так вот он я – смотрите! – Абоймов развел в стороны сильные, жилистые руки, демонстративно пропуская шпильку.

   – Может, еще и сочиняете?

   Абоймов рассмеялся:

   – Чего нет, того нет! Таланту бог не дал. А заниматься ремеслом, не имея таланта, это всё равно, что обкрадывать самого себя. Нет, ребята, не сочиняю – и в мыслях такого нет! Но слушать люблю, особенно, если кто читает с душой. А у Павла это замечательно получается! Вот за что люблю человека! Про зодчих он читает – ну, прямо слезы на глаза наворачиваются! «И тогда Государь приказал ослепить этих зодчих...» Паша, как там дальше?

   Плафонов наполнил посуду, прокашлялся, встал и, подняв свою рюмку, с выражением продекламировал:

   – Дмитрий Кедрин. Поэма «Зодчие». Заключительная часть.

   Соколиные очи

   Кололи им шилом железным,

   Дабы белого света

   Увидеть они не могли.

   Их клеймили клеймом,

   Их секли батогами, болезных,

   И кидали их,

   Темных,

   На стылое лоно земли.

   И в Обжорном ряду,

   Там, где заваль кабацкая пела,

   Где сивухой разило,

   Где было от пару темно,

   Где кричали дьяки:

   «Государево слово и дело!»

   Мастера Христа ради

   Просили на хлеб и вино.

   И стояла их церковь

   Такая,

   Что словно приснилась.

   И звонила она,

   Будто их отпевала навзрыд.

   И запретную песню

   Про страшную царскую милость

   Пели в тайных местах

   По широкой Руси

   Гусляры!

   Голос чтеца звучал всё набатнее, а к финалу он и вовсе вошел в экстаз. Уж на что Геннадий был равнодушен к поэзии, но и он поневоле заслушался. Капитан же внимал стихам с благоговением, будто перенесясь в некие запредельные сферы, где нет ни милиции, ни криминала, ни гражданской общественности. Милана тоже слушала не шелохнувшись, словно завороженная чем-то, что открылось ей, но, может, не в стихах, а в личности чтеца. Одна только Тамара вообще не слушала декламатора. Она бросала на гостью молниеносные взгляды, хмурила брови, кусала губы и думала о чем-то своем.

   Но когда капитан зааплодировал «браво!», то Тамара тоже присоединилась к общим восторгам и захлопала вместе со всеми.

   – Спасибо, спасибо... – какое-то время Плафонов раскланивался как заправский артист. – А вот и тост родился: «Мы за лирику выпьем и за дружбу, кунак!» Это тоже из Кедрина.

   Никто, кроме оратора, не понял, кажется, при чем тут «кунак», но «за лирику» и «за дружбу» выпили все с большой охотой.

   – Ой, а можно я скажу? – подала вдруг голос Милана и сама же смутилась своей храбрости.

   – Сделай милость! – поощрительно воскликнул Плафонов. – Порадуй нас своим серебристым голоском... – он снова наполнил бокалы.

   – Ой, мне половинку! – запротестовала она. – Ага, вот так... – Затем встала и произнесла ( голос и вправду звенел как серебряный колокольчик ): – Я очень рада, что у Паши такие замечательные соседи, как Тамара и Гена. И хочу обязательно предложить тост за них. За прекрасных людей, которым он обязан всем! А еще мне кажется, что ты, Паша, должен обязательно помириться с сестрой, ведь она – родной человек, а родных людей так мало в этом мире, их надо любить, прощать им их слабости и никогда не обижаться на них... И со своей соседкой Лидолией Николаевной тебе тоже надо помириться, Пашенька! Она, конечно, поступила нехорошо, но, как я поняла из твоего рассказа, она просто одинокая больная женщина, которой требуется чуточку внимания... – она говорила все быстрее, будто боясь, что ее прервут или собьют с мысли. Обвела смущенным взглядом гостей, остановив его на Тамаре: – Извините, если я сказала что-нибудь не так. Но я от чистого сердца. Я никого не хотела обидеть... Я просто хочу, чтобы всем всегда было хорошо...

   – Добрый вы человек, Милана, – вздохнул капитан.

   – А разве это плохо?

   – Милана – идеалистка, – объяснил Павел. – Но знаете, если честно, мне это очень нравится. В людях вообще. И в Милане, в частности.

   Завесовы, между тем, уже устали переглядываться. Кем бы ни была эта молодая женщина, но ясно, что с Плафоновым у них сложились самые доверительные отношения. И почти наверняка минувшую ночь он провел у нее. А предстоящую ночь, возможно, она проведет здесь, в ИХ коммуналке.

   – Послушайте, – сказал капитан, обращаясь нежданно к Завесовым. – Коли уж об этом зашла речь, хочу дать вам один практический совет. Лиманская, конечно, никакая не мегера и у вас с ней всегда были нормальные отношения, но она тихая помешанная, и ждать от нее можно чего угодно, а у вас дети. Вот возьмет и спалит ваши хоромы. Не со зла, а по неосторожности. Вы знаете, сколько по городу гибнет народу по причине пожаров, от неосторожного обращения с газовыми плитами и электробытовыми приборами?! Ого! Беда! Почему же вы не принимаете меры?