Текст книги "Положительный (СИ)"
Автор книги: La_List
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Глава 16.
До больницы мы едем в молчании. Я просто веду машину, а Саня сидит, сдвинув ноги, и периодически осторожно ерзает.
Ну, сам виноват, деточка. Я его трахаться со мной не заставлял. Хотя... В принципе, я мог все это прекратить. Мог. Но не стал. И теперь уже поздно об этом думать. Потому что все повторится. Я снова трахну своего брата сегодняшней ночью. И завтрашней. И еще столько ночей, сколько он захочет.
Переключаю передачу и коротко касаюсь Саниного колена, чуть погладив. Мелкий ловит мою руку и сжимает.
– Тебе завтра в школу, ты в курсе? – интересуюсь зачем-то. Наверное, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– И тебе обязательно было напомнить мне об этом сейчас? – недовольно спрашивает мелкий. – Поиздеваться хочется?
– Может, хочешь купить цветы для классной руководительницы? – ну, не упускать же момент его поддразнить.
– Иди в жопу, – Саня отдергивает руку и нахохливается, как больной воробей.
Дурацкое сравнение, но от него становится муторно. Привычное в последнее время для меня ощущение.
– Я пошутил, – пропускаю какого-то наглого урода, трущегося со среднего ряда, и поворачиваю.
– Дурацкие у тебя шутки, – но в голосе мелкого больше нет обиды. Наверное, сообразил, насколько это смешно выглядит.
– Рубашку погладил? – вспоминаю вдруг, что идти мелкому нужно в костюме.
– Не успел, – как-то виновато говорит Саня.
Ладно...
– Я поглажу, когда приедем, – вряд ли сам он будет в состоянии.
– Ты такой добрый, – мелкий хихикает.
– Не за что, – говорю это и уже привычно заворачиваю к парковке перед зданием больницы. – Надо позвонить Марату.
– Да, – судя по движению, которое я улавливаю боковым зрением, Саня кивает. – Уже полтора часа прошло.
Глушу машину и достаю телефон.
***
Марат встречает нас около ресепшна.
Или как там это у них в больницах называется? Плевать.
В любом случае, мы пожимаем друг другу руки, обмениваемся дежурными приветствиями. А я все не могу заставить себя прекратить исподтишка разглядывать Марата. Вернее, его осунувшееся усталое лицо и покрасневшие воспаленные глаза.
– Что с Хрисом? – тут же интересуется мелкий. – Ты уже видел врача? Он что-нибудь сказал? Хрис вообще в сознании?
– Я все еще ничего не знаю, – качает головой Марат. – Но, судя по всему, ситуация критическая. У Хриса ведь была остановка сердца.
– Остановка сердца?! – с ужасом переспрашивает Саня. – Но...
– Его откачали, – устало поясняет ему Марат. – Он задышал тогда, когда уже хотели прекратить реанимацию. Но он очень слаб. Есть вероятность, что до завтра... – Марат сглатывает и замолкает.
– С ним все будет хорошо, – неуверенно говорит мелкий и смотрит на меня.
Как будто я могу что-то знать.
– Тут через улицу Мак, – единственное, что мы можем сделать, это предложить Марату перекусить и выпить кофе. – Пошли, зайдем.
Тот кивает, и мы идем к выходу.
***
Очереди перед кассами почти нет, так что мы закупаемся и занимаем свободное место у окна. Марат тут же принимается за еду, Саня елозит ломтиком картошки в соусе, кажется, не собираясь класть ее в рот, а я пью свой кофе и наблюдаю за этим безобразием.
Не, ну, с одной стороны, это хорошо, что мелкий не травится фаст-фудом, но с другой – он и дома ничего не ест.
Бля, да хоть бы пирожок этот чертов съел.
А Марат тем временем расправляется со своей порцией и берется за кофе. Делает глоток, а потом вдруг говорит:
– Спасибо, парни, что приехали.
– Это же Хрис, – Саня говорит это, не отрываясь от издевательств над картошкой и соусом.
– Не в нем дело, – качает головой Марат. – В сложившейся ситуации вы вполне могли бы меня послать.
Твою ж...
– Это же не ты меня изнасиловал, – повторяет мои слова мелкий. – Ты ни при чем.
Марат грустно улыбается уголком рта и не отвечает. А потом, спустя минуту, негромко говорит:
– Возможно, его признают невменяемым и заменят наказание принудительным лечением.
– Все равно, – неожиданно спокойно пожимает плечами Саня. – Что бы с ним ни сделали, это ничего не изменит.
– Если бы такое произошло у меня на родине, меня бы давно убили, – Марат сминает салфетку и вытирает пятно на столе.
– Тогда слава богу, что мы не на твоей родине, – раздраженно комментирую все это я.
А потом у Марата звонит телефон. Он бегло смотрит на номер, меняется в лице и снимает трубку.
Хрипло здоровается с собеседником, с минуту слушает его, не прерывая, и я вижу, как его губы вдруг трогает улыбка. Он прощается, поворачивается к нам, и я вздрагиваю: в его темных глазах стоят слезы.
– Хрис пришел в себя, – тихо говорит он. – Только что.
***
Утро началось с того, что я минут двадцать упрашивал мелкого встать с постели. Закончилось это тем, что я банально стащил с него одеяло.
Саня разозлился, попытался его отобрать, но в итоге все же сдался и поплелся в ванную, а я пошел ставить чайник.
И когда через десять минут мелкий заходит на кухню, я едва не давлюсь кофе: пиджак он, конечно же, не надел, заменив его жилеткой. Собственноручно мной отглаженная рубашка застегнута под горло – шелушащееся пятно никуда не делось. Хотя, впрочем, его прекрасно видно и так. Вместо костюмных брюк мелкий нацепил зауженные черные штаны, которых я у него еще не видел.
Тяжело сглатываю и интересуюсь:
– Почему не в костюме?
– Не хочу, – пожимает Саня плечами. И поправляет челку.
Поднимаюсь на ноги, подхожу к нему совсем близко.
– Что? – тихо спрашивает мелкий.
Не зная, что ответить, поправляю воротник его рубашки, зацепляя пальцами пятно, глажу по волосам, отмечая, что челку мелкий залачил.
Тянется ко мне, подставляя губы. Осторожно целую его, обнимая за талию. В этой чертовой жилетке болезненная Санина худоба стала еще более заметна. Зачем-то кладу ладонь на его живот, глажу аккуратно.
Мелкий вздрагивает, смотрит на меня. Белки почти розоватые из-за лопнувших сосудов, а под глазами мешки.
– Ты нормально себя чувствуешь? – интересуюсь на всякий случай.
– Как обычно, – неопределенно отвечает Саня. – Спать хочу.
Ну, да, заснули мы вчера поздно.
– В общем, не забудь выпить в десять таблетки. И позвони, если будешь плохо себя чувствовать. Я тебя заберу, – бля, я словно мамаша заботливая!
– Еще скажи, чтобы я шапку надел, – с сарказмом предлагает мелкий.
– Для шапки рановато еще, – хлопаю его по плечу и усаживаюсь обратно. – Пей кофе. Можешь сделать себе бутерброд, – киваю на сыр и масло.
Бля, а рюкзак он собрал? У них же вроде уроки уже сегодня должны быть какие-то.
– Что с сыром? – мелкий нюхает ломтик и кладет его обратно на тарелку. – Он странно пахнет.
– Ну, сделай себе просто бутерброд с маслом без сыра, – в один глоток допиваю остатки кофе.
– Жень... – мелкий сидит, опустив голову, стискивая пальцами кружку.
– Что? – кажется, назревает неприятный разговор.
– А когда ты отдавал документы в школу, ты сказал, что у меня... – он заминается, но я уже прекрасно знаю, о чем речь.
– Мы имеем право не сообщать в школе об этом, – быстро говорю, чтобы он не успел продолжить. – Никто не узнает, только если ты сам не скажешь.
Саня молча кивает, а я не выдерживаю и снова целую его. Сначала во впалую бледную щеку, а потом, когда он оборачивается, накрываю его губы своими, слизывая горьковатый привкус кофе.
***
А домой мелкий приходит с фингалом под глазом и разбитой губой. Ссаженные ладони измазаны в земле, равно как и колени. В растрепанных волосах застряла жвачка.
Он осторожно прикрывает за собой дверь и останавливается посредине прихожей. А я молча смотрю на него и не знаю, что сказать. Меня в школе не били. Наоборот, чаще всего я участвовал в таких вот избиениях в качестве заводилы.
Какая ирония...
– Кто это сделал? – ну, только я мог задать такой идиотский вопрос.
Мелкий заторможенно пожимает плечами и берется за молнию на ветровке. А я вдруг понимаю, что он в шоке. Провожу ладонью перед его глазами, но вместо недовольного вопроса: «какого хрена?» получаю только слабый взмах рукой, как если бы мелкий отгонял надоедливую муху.
Твою мать...
Осторожно заставляю Саню опустить руки, стягиваю с него сначала ветровку, потом расстегиваю пуговицы на жилетке и рубашке. Снимаю и их. На ребрах у мелкого свежие, еще не успевшие потемнеть синяки. Одно расплывчатое пятно внизу живота.
– Сань, – делаю еще одну попытку достучаться до него. – Эй!
– Что? – через паузу спрашивает мелкий.
Так. Все ясно. Пока разговаривать с ним бесполезно.
Расстегиваю на нем штаны, спускаю их вместе с трусами, заставляю мелкого поочередно поднять ноги и вышагнуть из одежды. Стягиваю с него носки.
Саня неловко прикрывается, а я почему-то задерживаю взгляд на его сбитых костяшках. Успел кому-то врезать? Или так «удачно» упал?
Плевать.
Осторожно подталкиваю его к ванной комнате, придерживая за плечи. Включаю воду, заставляю мелкого залезть в ванну.
Саня всхлипывает, обхватывает себя обеими руками.
Достаю с полки уже полупустой флакон с детским маслом, лью немного на пальцы и смачиваю прядь волос, в которой застряла чертова жвачка. Подумав, добавляю еще масла.
Потом беру душ, обливаю мелкого теплой водой, капаю на губку гелем для душа и принимаюсь осторожно водить ею по коже мелкого.
Ладони мою без губки, просто осторожно намыливаю ссадины, стирая грязь. Саня пытается выдернуть руки, но я держу крепко.
Заставляю его сесть, снимаю с волос жвачку и лью на его макушку шампунь. Два раза промываю его волосы, заворачиваю в полотенце и мы идем в комнату.
Усаживаю мелкого на постель, иду было к выходу, чтобы достать на кухне аптечку, но Саня неожиданно ловит меня за руку.
– Что-то принести? – спрашиваю.
– Это не в школе, – шепчет хрипло. – Они... Они сказали, что если я не заберу свои показания из полиции, то... – Саня всхлипывает, – то они... трахнут меня... чем-нибудь... – его голос прерывается, мелкий зажимает ладонью рот, но сразу же отдергивает руку – по подбородку катится капля крови.
Ёбаный в рот!
– Тише, не плачь, – прошу глупо, присаживаясь рядом. Осторожно обнимая мелкого за плечи, судорожно соображая, что делать. Ну, а что остается? Только сообщить в полицию. Желательно прямо сейчас, чтобы Саня не забыл подробностей. Номер машины, лица, место, где все это произошло.
Но тащить его туда сейчас...
Я смотрю на его мокрые от слез щеки, на синяк на лице, на дрожащие разбитые губы и понимаю, что сейчас не поведу его никуда. Нужно хотя бы успокоить его для начала.
– Посиди минуту, – глажу его по голове, – я принесу аптечку, ладно?
– Не уходи! – мелкого трясет, он вцепляется в мою руку и умоляюще смотрит.
– Нужно обработать ссадины, чтобы никакая зараза не попала, – все же расцепляю его пальцы и встаю. – Я сейчас приду.
***
Когда я возвращаюсь, Саня сидит в той же самой позе, безвольно уронив руки, ладонями вверх. Как он вообще мог так вцепиться в меня с такими ссадинами?
Смачиваю вату перекисью и сначала прижигаю ранки на губах.
Глаза у мелкого снова наполняются слезами.
– Терпи, – ну, а что мне еще остается сказать?
– Почему именно я? – всхлипывает Саня. – Что я такого сделал?! Я и так через пару лет сдохну!
У меня перехватывает дыхание. Стискиваю его запястье, мелкий охает, а я понимаю, что сжал пальцы прямо на красных следах, которые превратятся в синяки.
– Не надо так, – прошу его. – Мы сообщим об этом в полицию, и...
– Он сказал мне, чтобы я не смел... рассказывать, – Саня пытается забраться с ногами на кровать, но только болезненно стонет и хватается за бок.
– Не думай об этом, – беру его руку и принимаюсь смазывать перекисью его ладони. Замечаю шрамы от стекла – тонкие, еще розовые полоски.
– Мне больно, – всхлипывает мелкий.
– Уже почти все, – меняю ватный диск и обрабатываю последнюю ссадину. – Ложись. Сейчас дам тебе трусы.
Помогаю ему улечься, достаю из шкафа трусы, натягиваю их на мелкого.
– Посидишь со мной?– едва слышно спрашивает, неуверенно касаясь моих пальцев.
Господи, мелкий...
Киваю, усаживаюсь рядом с ним, наклоняюсь к его животу и осторожно целую багровый синяк, расплывшийся рядом с шелушащимся пятном. А Саня вдруг переползает ближе и устраивается головой на моих коленях. И на меня накатывает ощущение дежавю.
Саня затихает, а я еще долго, перед тем как уложить нормально, глажу его по волосам, перебирая влажные пряди.
Глава 17.
В полицию мы все-таки поехали. Я вытащил мелкого из кровати, одел, запихнул в машину и привез в отделение, предварительно позвонив следователю, чтобы узнать, целесообразно нам будет сегодня приезжать или нет.
Та сказала, чтобы мы немедленно были у нее в кабинете, чтобы Саня мог дать показания как можно быстрее.
Мне было жаль будить его и куда-то тащить, но от меня это не зависело.
В машине мелкий сидел тихо. Натянул на голову капюшон толстовки, спрятал руки в карманы и смотрел в пол. А я на светофорах гладил его по коленке. Не знаю зачем. Но когда Саня накрыл мою руку своей, и я сжал его подрагивающие пальцы, сердце екнуло.
И вот сейчас мелкий сидел перед следователем и ковырял подсохшую ссадину на костяшке среднего пальца, а я наблюдал за этим и думал о том, уместно ли будет в данной ситуации одернуть его.
Продуктивное занятие, блядь, что и говорить.
– Так что же, Саша, ты расскажешь мне, что случилось? – следователь откладывает ручку и смотрит на мелкого сквозь очки в тонкой оправе.
– С чего мне начать? – тихо спрашивает тот, смотря мимо нее.
– Ты написал, что это произошло в половине второго. Так? – женщина снова берет ручку.
– Да, – кивает Саня. – У нас был сокращенный день, потому что сегодня первое сентября.
– Хорошо, – она делает какую-то пометку. – Значит, тебя заставили сесть в машину, и что произошло дальше? Какой диалог последовал за этим?
– Меня спросили, я ли участвовал в опознании Рустама Исаева, – ровно сообщает мелкий.
– И что было дальше?
– Да ничего, – Саня нервным движением зачесывает назад челку. – С меня сдернули штаны, но один из них напомнил остальным, что я болен. Тогда меня просто начали бить. Это был микроавтобус, так что им было удобно.
– Долго это происходило? – интересуется следователь, переворачивая какие-то листы в папке.
– Не знаю, – пожимает мелкий плечами. – Может, минут десять. Они прерывались, чтобы объяснить мне, за что меня бьют.
– Что они говорили? Это важно, Саша. Потому что они случайно могли назвать какое-нибудь имя или что-то подобное, – и мне кажется, что женщина смотрит на моего брата с состраданием.
– Я не вникал, – мелкий качает головой. – Но в основном, они говорили, что пидоров, как я, нужно учить, – в его голосе появляется сарказм. – Потому что из-за таких, как я, у нормальных людей одни проблемы. А, да, еще они говорили, что брат Рустама не хочет оплачивать адвоката. Но это было не мне сказано.
– То есть они имеют связь с братом Рустама? – быстро спрашивает следователь, а у меня нехорошо холодеет в груди.
– Без понятия, – Саня снова пожимает плечами. – Но говорили они о нем без особой теплоты. Но вы же понимаете, что я был занят не тем, что вслушивался в разговоры? Потому что я едва не обоссался от страха.
– Я понимаю, – женщина кивает, одновременно что-то строча. – Но если ты вспомнишь что-нибудь важное, сразу же звони мне, договорились?
Мелкий молча кивает и опускает голову. В тошнотно-желтом освещении кабинета синяк на его лице выглядит еще ярче, чем есть на самом деле.
– Хорошо. И что было потом? – у следователя звонит мобильный, но она практически сразу сбрасывает вызов.
– Потом мне велели забрать из полиции свои показания, пригрозили трахнуть меня чем-нибудь таким, отчего моя задница еще долго не срастется, если я расскажу о произошедшем, и выкинули на улицу, – без выражения сообщает Саня. – Но у меня для вас хорошая новость.
– И какая же? – женщина снова смотрит на экран мобильного.
– Я помню номер машины, – говорит мелкий и дергается: он все же расковырял ссадину до крови. По его пальцу катится жирная красная капля.
– Почему ты не записал это на бумаге? – удивленно спрашивает у него следователь.
Мелкий растерянно оглядывается на меня, а потом пожимает плечами.
– Можешь продиктовать его? – просит женщина.
– Первую букву я не помню, – говорит Саня, – но число было двести сорок три, а последние буквы – две «а». И сто семьдесят семь. Я помню число, потому что это номер нашей квартиры.
– Какого цвета был микроавтобус? – следователь отрывается от записей и берет из папки на краю стола какой-то листок.
– Серый, – Саня обнимает губами костяшку пальца, слизывая со ссадины кровь. Залипаю на этом его движении, хотя то, как я пялюсь, наверняка выглядит странно.
Потом следователь задает мелкому еще пару вопросов, говорит о том, что завтра он должен будет пройти медицинское освидетельствование на предмет фиксации всех его синяков и ссадин, и отпускает нас.
Саня поднимается со стула, пошатывается, хватается за его спинку. Подхватываю мелкого под локоть и веду к двери.
***
– Ты сказал ей, что они упоминали Марата, – это я говорю, когда мы уже сидим в машине.
– Сказал, – Саня все обсасывает ссадину на костяшке. – И что?
– Нужно ему позвонить, – осторожно беру его за запястье и заставляю убрать руку ото рта. – Может, он знает что-то, чего не знает следствие и мы.
– Я не хочу говорить с ним на эту тему, – отказывается Саня.
– Я сам позвоню, – лезу в бардачок и достаю завалявшуюся упаковку пластыря. Нужно было еще дома мелкому все пальцы им заклеить. Почему я этого не сделал?
– Не надо! – Саня хватает меня за руку. И потом как-то сразу сникает, испуганно на меня глядя.
Да что с ним такое?
– Почему не надо? – заклеиваю пластырем сначала кровящую ссадину, а потом распаковываю второй, чтобы заклеить указательный палец другой руки – там ссадина тоже серьезная.
– Просто не надо, – теперь мелкий на меня не смотрит. Он занят тем, что водит кончиками пальцев по бедру.
Ладно, о’кей, отложим этот разговор на потом.
Я было вставляю ключ в зажигание, но Саня вдруг перехватывает меня за руку и тянет к себе.
– Что? – поворачиваюсь к нему. Смотрит на меня, прикусив разбитую губу. – Что ты хочешь?
Хотя я и так знаю, о чем он попросит, все же жду, что он скажет.
– Я хотел, чтобы ты меня поцеловал, – Саня стискивает мою руку сильнее. – Я забыл, что нельзя.
Ох, твою мать...
Наклоняюсь к нему и целую в щеку. Мелкий подается ближе, опускает свободную руку на мое бедро, забираясь пальцами на внутреннюю сторону.
Осторожно касаюсь губами его носа, подбородка, целую в лоб, одновременно поглаживая по спине. И вздрагиваю, потому что Санина ладонь невесомо опускается на мой член. В штанах тут же становится тесновато.
– Давай сначала доедем до дома, – не знаю, откуда у меня берутся силы это сказать. Потому что больше всего мне сейчас хочется, чтобы мелкий расстегнул пуговицы на моих джинсах и...
Черт, у него ведь эти ссадины на ладонях. Как он вообще может сейчас руками что-то делать?
Осторожно беру его за запястье и переворачиваю руку ладонью вверх. Так и есть: ссадины едва подсохли.
– Ты соображаешь, что делаешь? – заглядываю в затуманенные глаза мелкого.
– Я не собирался... – Саня сглатывает, – тебе дрочить. Я понимаю, что не могу дотрагиваться сейчас.
Блядь! Я же не то имел в виду! В смысле...
– Сань, – осторожно глажу его по голове, – давай просто доедем до дома, а там разберемся, хорошо? В машине в любом случае я ничего с тобой делать не буду. Ты весь в синяках.
– Я не хочу дома, – мелкий норовит снова дотянуться до моего паха, но я вовремя перехватываю его руку.
– Как ты себе это представляешь? – интересуюсь. – Тебе же больно. Ты в кабинете у следовательши едва не грохнулся. Нам двадцать минут ехать. Потерпи. Ляжем в постель, и я сделаю все, что захочешь.
В ответ Саня высвобождает запястье и неожиданно перелезает ко мне на колени, зацепляясь ногой за рычаг переключения передач.
Охает, шипит болезненно и обхватывает меня за шею. Из-за того, что места мало, ему приходится буквально вжаться в меня.
Ох, блядь...
Мне не остается ничего другого, как максимально отодвинуть сидение назад и подхватить Саню под спину.
– Дома скучно, – шепчет мне на ухо.
Скучно ему... Зато мне сейчас не скучно.
Убираю с его лица челку, целую рядом с бровью, там, где расплылся синяк – просто осторожно прикасаюсь губами, чтобы не сделать больно.
Саня трется об меня, тихонько поскуливая. Страдальчески сводит брови, пытаясь прижаться сильнее.
Ну, естественно, сам он себе подрочить не может, с его ссаженными ладонями. Остаюсь я.
Приспускаю его серые тренировочные штаны – благо сделать это удобно, они на резинке, тяну вниз трусы и провожу пальцами по члену. Стояк у мелкого что надо.
– Же-ень... – скулит, подаваясь бедрами в мою руку, – ну, пожалуйста!
– Что «пожалуйста»? – все же обхватываю его член ладонью, провожу вверх-вниз.
– Вот так... – ерзает, пытаясь заставить меня продолжить.
Ладно, нельзя мучить детей.
Прижимаю его к себе крепче и начинаю двигать рукой, лаская. Саня хнычет, ахает на особенно чувствительных движениях, а потом выдыхает:
– Я хочу, чтобы ты... трахнул меня прямо сейчас!
Вашу мать!
Меня простреливает возбуждением с ног до головы, внизу живота разливается сладкая пульсирующая боль. Я вдруг представляю себе, как Саня медленно опускается на мой член, слегка морщась от боли, цепляясь за мои плечи, как растягивались бы узкие стенки, принимая...
Перед глазами вспыхивает.
Едва соображая, судорожно тянусь к пуговицам на джинсах, а потом вдруг вспоминаю, что ни смазки, ни резинки у меня нет.
– Черт, Сань... – в который раз убираю с его лица челку, – у меня же ничего здесь нет.
Мелкий с хныканьем утыкается в мое плечо.
А потом мне в голову приходит пошлая и одновременно сладкая идея.
– Если хочешь, – предлагаю хрипло, опуская ладонь на его зад, – я могу трахнуть тебя пальцами.
– Ладно, – так же хрипло соглашается мелкий.
Облизываю пальцы, проскальзываю ими меж его ягодиц и осторожно обвожу сжатую дырку. Мелкий весь напрягается, даже спину выпрямляет, но охает от боли в ребрах и приваливается к моей груди.
А я ведь говорил, что в машине ему будет больно.
Проталкиваю средний палец. Саня айкает, но потом, едва я задеваю нужное место, насаживается сам. Обхватываю свободной рукой его член и принимаюсь ласкать, одновременно двигая пальцем.
Мелкий тихонько сладко постанывает, прижимаясь ко мне. А я целую его в висок и добавляю указательный палец.
Судя по всему, поступаю я правильно, потому что Саню аж перетряхивает. Он что-то выдыхает мне в ухо, но из всей фразы я разбираю только «еще» и «пожалуйста».
Хотя, может, вся фраза из этих двух слов и состояла.
Я не могу разобрать. Потому что я хочу его. Так, как еще никогда никого не хотел. И мне кажется, что я близок к тому, чтобы рвануть пуговицы на джинсах, спустить кое-как трусы, и трахнуть собственного младшего брата не пальцами, а своим членом. Засадить так глубоко, чтобы больно стало самому. Чтобы мелкий застонал, выгибаясь в моих руках.
Но я могу только быстрее двигать пальцами.
Саня уже почти что вскрикивает от каждого движения, ловит ртом воздух, задыхаясь. Прядка волос попала в рот. Светлая тонкая прядка.
Не выдержав, впиваюсь поцелуем в его шею. С той стороны, где на коже так и не уменьшившееся в размерах шелушащееся пятно. Плевать.
Покрываю мелкими поцелуями его подбородок, щеки. Блядь, как же хочется поцеловать его приоткрытые припухшие губы!
Саня всхлипывает, запрокидывая голову. Сжимается вокруг моих пальцев... Неосознанно подаюсь бедрами вверх, и мелкий вдруг опускает ладошку на мой стянутый джинсами и трусами член.
Я глохну и слепну. Чувствую, как мелкий дотрахивает себя моими пальцами, толкаясь в мою ослабевшую руку.
Блядь...
Еще секунда, и Саня, ахнув, кончает, заливая спермой и мою ладонь, и одежду.
– Всю майку мне обкончал, засранец, – добавить шутливости в голос не получается. Во-первых, в штанах липко и горячо, а во-вторых, меня все еще потряхивает от этого стыдного оргазма. С пятнадцати лет не кончал в штаны.
– Ну, прости, – мелкий, тяжело дыша, прячет лицо на моем плече. – Я не хотел.
– А по-моему, очень хотел, – разглядываю свою обкончанную руку.
– Бля, я не в том смысле, – глухо говорит Саня в мое плечо. – Может... вынешь из меня пальцы? – и я вижу, как наливается красным его ухо.
Шевелю пальцами, касаясь теплых, чуть влажных стенок, и Саня нечленораздельно матерится. Все же убираю руку и тянусь к бардачку за влажными салфетками, которые вроде туда убрал Саня.
Так и есть. Салфетки находятся сразу. Вытираю руки, потом пытаюсь стереть сперму со своей футболки.
Саня молча наблюдает за мной, так и не подумав слезть с моих колен.
Достаю еще одну салфетку и вытираю его член. От моих прикосновений мелкий напрягается, и я понимаю, что он снова слегка возбужден.
Ну, в шестнадцать много не надо.
– Дома я трахну тебя нормально. На постели, – натягиваю на него штаны вместе с трусами и ссаживаю на пассажирское сидение.
– У меня болит спина, – жалуется капризно. Будто не сам на меня десять минут назад запрыгнул.
– Сам виноват, – завожу машину и трогаюсь. – Я предупреждал.
– Прости, что полез, – Саня опускает голову, разглядывая коврик, – просто... Когда я с тобой, получается не думать о том, что происходит.
Вот такое вот очередное откровение в машине.
Молчу, не зная, что ответить. И вздрагиваю от тихого:
– Я люблю тебя, Жень.
***
А вечером, когда все заканчивается и мелкий засыпает, завернувшись в одеяло, я встаю с разоренной постели, беру со стола телефон с сигаретами и иду на балкон.
Марат отвечает сразу.
