Текст книги "Положительный (СИ)"
Автор книги: La_List
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Положительный
https://ficbook.net/readfic/2089662
Автор:
La_List (https://ficbook.net/authors/142095)
Фэндом:
Ориджиналы
Пейринг или персонажи:
м/м
Рейтинг:
NC-17
Жанры:
Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма, Hurt/comfort
Предупреждения:
Изнасилование, Инцест, Нецензурная лексика, Underage
Размер:
Макси, 177 страниц
Кол-во частей:
25
Статус:
закончен
Описание:
Есть вещи, которые не хочешь замечать, считая их незначительными. Но однажды узнаешь что-то такое, отчего эти неважные, на первый взгляд, фрагменты складываются в такую жуткую картину, какую и представить себе не мог.
Публикация на других ресурсах:
только с разрешения автора.
Примечания автора:
https://ficbook.net/readfic/2916912 – «Береги его»
https://ficbook.net/readfic/3045154 – «Мне больше не больно»
https://ficbook.net/readfic/3428594 – «Шрам»
отредактировано в соответствии с новым законодательством
у всех прошу прощения
18+
Содержание
Содержание
Глава 1.
Глава 2.
Глава 3.
Глава 4.
Глава 5.
Глава 6.
Глава 7.
Глава 8.
Глава 9.
Глава 10.
Глава 11.
Глава 12.
Глава 13.
Глава 14.
Глава 15.
Глава 16.
Глава 17.
Глава 18.
Глава 19.
Глава 20.
Глава 21.
Глава 22.
Глава 23.
Глава 24.
Глава 25.
Глава 1.
Саня вернулся из своей школы-пансиона в середине июня. Числа тринадцатого или четырнадцатого, не помню точно. В любом случае, свои экзамены он сдал и теперь был счастливым обладателем аттестата о неполном среднем образовании. Грубо говоря, с отличием окончил девятый класс.
Ботаник. Хотя я просто завидую. В девятом классе мне еле натянули трояк по геометрии, а по алгебре вообще грозили парой, но все обошлось. Зато у меня уже тогда была девчонка.
Впрочем, сейчас это не важно. Я вполне доволен своей работой, зарплатой, машиной и небольшой однокомнатной квартирой на окраине города.
Так уж повелось, что в конце первого месяца лета наши с братом родители всегда брали совместный отпуск и отправлялись на море, оставляя на меня Саню.
Когда я переехал, мелкому тогда было четырнадцать, родители по умолчанию решили, что оставлять его у меня до конца их двадцатидневного отсутствия в стране нормально.
Сначала я был против, но потом, уяснив, что проблем младший больше не доставляет, успокоился.
Вообще, с тех пор, как Саню отдали в этот пансионат для мальчиков, он стал подозрительно тихим и смиренным. Говорил редко и мало, в глаза не смотрел, вечно ходил с опущенной головой и вдобавок обзавелся длинной челкой, закрывающей пол-лица. А еще как-то весь похудел, осунулся, и я начал замечать, как у него мелко подрагивают пальцы.
Надо полагать, что-то нервное. Я хотел было поинтересоваться у родителей, может, с младшим что-то произошло, но потом решил, что подобное ни к чему.
Сам же Саня молчал и от всех вопросов отмахивался односложным «нормально».
И вот этим летом все было как обычно. Разве что Санька вытянулся, начал иначе одеваться. Узкие, недавно вошедшие в моду, джинсы, какие-то стильные рубашки и все такое прочее. Только челку свою оставил, но теперь, явно подправленная умелым стилистом, она ему шла.
В общем, братец похорошел, о чем я ему и имел неосторожность сообщить в самый первый день его у меня пребывания.
Это недоразумение расплылось в робкой улыбке, порозовело и опустило глаза. Я как-то стушевался, похлопал брата по худому острому плечу и сбежал в кухню.
А вечером мы уехали, предварительно набив багажник пакетами с едой. Куковать дома в выходные мне не хотелось, а так как из-за мелкого возможность потусить с друзьями в каком-нибудь клубе отпадала, я решил устроить себе отдых на даче. Шашлыки и бутылка неплохого виски, купленного мной еще на позапрошлой неделе, прилагались.
***
Приехали мы еще засветло. Вроде в девять или около того. Я запарковался, открыл дом, перетаскал сумки. А потом полез в машину выдворять прикорнувшего на переднем сидении братца.
Мелкий спал как убитый. Как-то весь сжался, съежился, тихо дыша.
Будить его было жалко, чего там говорить. Так что я подхватил Саню на руки и отправился в дом. Вернее, я сделал пару шагов и понял, что младший уже не спит. Обхватил меня за шею и дышит в плечо.
Спустить его на землю и прикинуться, что не знаю, с чего вдруг воспылал такой добротой? Или донести до постели и сделать вид, что все так и надо?
Какого хрена этот придурок молчит? Нравится на ручках кататься?
– Проснулся? – говорю нейтрально, шагая по выложенной плиткой дорожке.
– Да, – неловко. И еще крепче обнимает за шею.
Интересно, с чего такие нежности. Соскучился?
– Всю дорогу проспал, соня, – треплю по и так взъерошенным волосам. Надо сказать, волосы у него с детства так и не изменились. Все такие же мягкие.
Дурацкие мысли.
Перед самым крыльцом все же сгружаю мелкого на землю. Пошатывается, хватается за воздух. Ловлю его за худое предплечье, удерживая на ногах.
– Извини, – опять словно смущается.
– Сейчас шашлыки жарить будем, – открываю дверь и пропускаю Саню вперед.
Кивает и молча ждет, пока закрою дверь. Вот ведь... Смотрит, словно дыру взглядом хочет просверлить.
– Иди-ка переодеваться, – говорю это просто для того, чтобы что-то сказать. – Я пока что костер разведу.
– Жень, – облизывает свои бледные губы и смотрит из-под челки, – спасибо, что взял с собой.
На мгновение я теряю дар речи. С чего бы я, интересно, его не взял?
– Ты чего это? – дергаю его к себе и нарочито грубовато прихватываю за подбородок, заглядываю в глаза. – Заболел, что ли? Я вообще-то типа слежу за тобой в этом месяце и все такое.
Выворачивается и шмыгает к лестнице на второй этаж. Звереныш прям какой-то. Раньше ведь совсем другим был. Живым, веселым. И наши отношения не были такими... странными.
Трясу головой в попытке вытрясти глупые мысли и плетусь к сумкам.
***
Саня выходит из дома, когда я раскладываю над тлеющими в мангале углями шампуры с мясом. Костер горит ярко, сыплет искрами.
Мелкий останавливается поодаль, мнет в пальцах край рубахи. Она ему велика, наверняка отцовскую надел или мою. Но в принципе здесь, на даче, один хуй что носить, главное, чтоб не жалко было.
– Лови, – кидаю ему ключ от машины. – Достань из багажника бутылку.
Молча кивает и идет к гаражу. Хорошо, что я так и не сподобился заехать внутрь и машину оставил у ворот.
Слышу, как мелодично пикает сигнализация, как Саня открывает багажник, роется там. Бля, интересно, я убрал оттуда презервативы? Надеюсь, да, не хочется травмировать и без того расшатанную психику этого неженки.
Возвращается, протягивает вискарь мне и смотрит вопросительно.
Хлопаю брата по плечу и беру с лавки стакан. Конечно, на голодный желудок лучше не пить, но мясо уже почти готово, а просто так болтаться у костра скучно.
Плескаю себе на два пальца, делаю глоток. Горло обжигает, слегка морщусь, оставляю стакан и иду к мангалу, ворошу угли небольшой кривой палкой, вооружившись сложенной вчетверо ветошью переворачиваю шампуры. Наверное, уже готово.
***
– Ты чего не ешь? – расправившись со своей порцией, вдруг замечаю, что мелкий так и сидит, страдая над своей нетронутой тарелкой.
Пожимает плечами, смотрит настороженно.
Мысленно плюю на странности мелкого и наливаю себе еще виски. Определенно, не зря взял бутылку с собой. Делаю глоток и едва не давлюсь, потому что Саня тихо, но отчетливо просит:
– Дай мне тоже.
Это он о чем?
– Чего тебе дать? – интересуюсь.
Обхватывает пальцами стакан в моей руке, тянет к себе. Ебанулся, что ли?
– Детям пить нельзя, – шлепаю его по запястью.
– Я не ребенок. Жень...
Ладно, уговорил.
– Один глоток, – отпускаю стакан, позволяя ему.
Подносит к губам, делает глоток. Неплохой такой глоток, и тут же кашляет.
Так-то, деточка. Уже тянусь забрать стакан, но Саня отскакивает и в еще один, последний глоток допивает оставшийся в стакане виски.
– Идиот... – меня разбирает истеричный смех.
«Идиот» неуверенно улыбается и делает ко мне осторожный шаг.
Пожимаю плечами и стягиваю из его нетронутой тарелки кусок остывающего шашлыка. Ну а что, не пропадать же мясу.
А потом на плечо опускается тонкая прохладная ладонь. Поднимаю голову, чтобы поинтересоваться, что от меня нужно и... натыкаюсь на полураскрытые Санины губы.
И выходит то, что выходит. Мелкий целует меня как-то отчаянно-зло. Неловко, явно не совсем понимая, как это нужно делать.
– Мудак, – потеряно и зло выдыхаю, отталкивая брата. Поцелуй на губах горит клеймом.
Вот и отдохнули с младшим братом на даче, называется.
Тяжело поднимаюсь, забираю полупустую бутылку и медленно иду к дому, чтобы не смотреть в Санины влажные, слезящиеся от дыма костра глаза. По крайней мере, я хочу думать, что это от дыма.
Мелкий не окликает. Судя по звуку, вернее, по отсутствию каких-либо звуков, кроме треска догорающего костра, он так и стоит неподвижно, смотря мне вслед. Я чувствую его взгляд.
Ну и хер с ним, с придурком. Может, пары глотков виски оказалось для братца слишком много, вот его и понесло. Или поиздеваться хотел. Черт его, малолетнего идиота, знает.
Открываю дверь, переступаю порог и, уже захлопывая за собой створку, слышу то ли смешок, то ли всхлип. Хотя я не уверен.
А ведь как хорошо все начиналось.
***
Через час я уже основательно пьян. Закуриваю и запрокидываю голову, выдыхая в потолок дым.
Какого черта вообще только что произошло? И я не помню, чтобы слышал, как хлопала входная дверь. Неужто мелкий до сих пор ошивается на улице?
С трудом натягиваю кроссовки и, пошатываясь, бреду на улицу.
Спускаюсь по ступеням и матерюсь сквозь зубы: Саня, съежившись, сидит на лавке перед почти что угасшим костром. Сидит, обхватив себя за хрупкие плечи, опустив голову.
И мне почему-то становится стыдно. Словно это я в чем-то виноват.
Бля...
Подхожу к костру, сажусь на ту же самую лавку и чувствую, как мелкий весь сжимается, будто в ожидании удара. Вот идиот. Неужели думает, буду бить?
А может, стоило бы? Пара затрещин вышибли бы из него всю эту дурь.
Но вместо этого я только тихо спрашиваю:
– Ну и чё ты здесь сидишь?
Молчит. Только теребит нервно край рубашки.
О, боже. Ну за что мне все это дерьмо, а?
Молча беру его за предплечье, вздергиваю на ноги и тащу за собой к дому. Не упирается, я только чувствую, как он дрожит.
Да что с ним произошло, не могу понять?
Завтра же звоню матери и уточняю все подробности. Не может быть, что это у него так просто возраст переходный выражается.
– Прости, – шепчет, едва я захлопываю входную дверь и поворачиваю замок.
– Иди спать, – вообще нет желания обсуждать сейчас все это дерьмо. – Завтра поговорим.
– Хорошо, – выдыхает убито и плетется в комнату.
Еще минуту стою, прислушиваясь к тишине, и иду к себе. Что мне сейчас нужно – так это просто заснуть. А завтра утром все как-нибудь утрясется. В конце концов – это не конец света, а просто глупое неловкое происшествие.
Хлопаю дверью, заваливаюсь на кровать и закрываю глаза.
И, уже засыпая, слышу, как скрипят под легкими шагами доски пола. Ну и похер.
Глава 2.
Матери я позвонил с утра. Мелкий еще спал сном младенца, зарывшись в одеяло с головой, так что я даже не стал выходить из дома. Сел на кухне и набрал номер.
Глупо, конечно, но что мне еще оставалось? Сам Саня откровенничать со мной явно не спешил, а мне нужно было понять, что происходит. В конце концов, именно я сейчас несу за него ответственность. И если что-то пойдет не так – виноват, соответственно, буду тоже я.
Ответили мне почти сразу, повезло.
– Привет, – голос со сна у меня хриплый.
– Женя? – а маман явно удивлена. – Здравствуй. Что-то случилось?
Случилось? Сынок твой младший малость умом тронулся, вот что случилось. Правда, вслух я говорю другое:
– Да нет, – разговор предстоит явно сложный. – Все нормально. Просто Саня...
– Что с Сашенькой? – в ее голосе сразу появляются тревожные нотки. – Нехорошо себя чувствует?
Интересный поворот событий. С чего такое волнение о самочувствии шестнадцатилетнего подростка?
– Почему нехорошо? – не замечаю, как начинаю нервно постукивать пальцами по столешнице. – Нормально он себя чувствует. Я просто хотел спросить, у него в школе все нормально? Ну, или с друзьями там... Он тебе ничего не рассказывал?
Следует напряженная пауза. Словно я спросил что-то такое, о чем лучше помалкивать. Знаете, так бывает, когда в компании поднимаешь какую-нибудь неудобную тему.
– Что там у вас случилось? – в голосе мамы озабоченность. – Вы поссорились?
Едва не фыркаю от смеха. Детский сад.
– Нет, мам, – вздыхаю и вытягиваю из кармана штанов сигареты и зажигалку. – Мы не поссорились. В конце концов, ты сама должна была замечать, что Сашка странный в последнее время. Я думал, может, он тебе что-то рассказывал.
– Женя...
Естественно, она удивлена. Я тоже. Никогда не разговаривал с матерью о... подобном.
Чего я вообще хочу добиться? С чего я вообще придумал себе, что с мелким что-то не так? Может, это и правда переходный возраст у него такой?
Но бля... Я ведь чувствую, что что-то не то!
А мама вдруг как-то странно прерывисто вдыхает и тихо говорит:
– Мы ведь тебе так ничего и не рассказали.
И после этих ее слов под ложечкой начинает нудно и противно ныть.
– И чего вы мне не рассказали? – наконец прикуриваю и глубоко затягиваюсь.
– Сашенька, он... – она как-то обреченно вздыхает, – болен. У него положительный статус ВИЧ.
Открываю было рот, а потом до меня вдруг доходит смысл только что услышанных слов. Я просто вдруг понимаю, что это значит.
Так, значит, он...
– И как это вышло? – мой голос звучит непозволительно сухо.
– Его изнасиловали, – и вот теперь я отчетливо слышу, как мама всхлипывает. – Год назад.
– И... – тяжело сглатываю слюну вместе с сигаретным дымом, – почему я ничего об этом не знал?
– Саша очень просил не говорить тебе ничего.
Я молчу. Просто не знаю, что сказать. Узнать подобное пасмурным летним утром по чертовому телефону...
– Жень, мы просто...
– Я понял.
– Следи за тем, чтобы Сашенька кушал, чтобы не ходил раздетый, чтобы... – начинает частить мама.
Терпеть это – нет сил. Она говорит так, словно с моим братом все нормально. Словно в его организме не сидит зараза, разрушающая его изнутри. Словно...
– Пока, – и, не дождавшись ответа, нажимаю отбой.
***
Знаете, когда Сане было тринадцать, он тяжело заболел. Температура под сорок, слабость, тошнота. Он лежал тогда на своей кровати и тихо поскуливал, сжавшись в комок.
А я играл в комп. Делал вид, что мне плевать. Думал, это очень по-взрослому – весь день не обращать внимания на едва не плачущего от боли ребенка.
Но самое смешное, я не помню, чтобы Саня тогда что-нибудь просил у меня. Хотя ему наверняка хотелось хотя бы пить.
И когда я уже вечером, наконец, принес ему стакан с этой несчастной водой... В его мутных от жара глазах было столько непонятной благодарности, что я поперхнулся насмешкой. Присел на край кровати, осторожно погладил мелкого по голове. Саня хныкнул, переполз ко мне на колени, замер, прижимаясь всем своим горячим от температуры, нескладным телом.
Правда, на следующий день ему стало лучше и все благополучно забылось. Я снова отпускал обидные шутки в его адрес, шпынял по поводу и без, в общем, вел себя, как забияка из детского сада.
Наверное, и родители, и Саня обрадовались, когда я сообщил, что «сваливаю из этого дома». И немудрено.
***
Сигарета обжигает пальцы, и я зло вдавливаю окурок в пепельницу.
Как мне теперь себя вести, зная... все это? Зная, что какой-то урод...
– Доброе утро, – мелкий, сонно моргая, стоит в дверях. В одной вчерашней рубашке и трусах. Босой.
И что мне ему сказать?
«Я знаю, что ты ВИЧ-инфицирован, потому что какой-то мужик изнасиловал тебя год назад»? Или начать издалека, мол, говорил с мамой...
– Что-то случилось? – и смотрит на меня своими глазищами, словно хочет прочесть мысли.
– Ничего, – бросаю резко. – Есть будешь?
Интересно, а таблетки он пьет какие-нибудь?
– Нет, – Саня весь опять сжимается, и это непонимание во взгляде.
Сволочь я. Ребенок едва проснулся, а я с ним вот так вот.
– Почему? – выбиваю себе новую сигарету. – Ты со вчерашнего дня голодный.
– Я не голодный, – он так и мнется на пороге, словно не решаясь зайти на кухню.
А ВИЧ вроде ведь не передается бытовым путем. И через поцелуи тоже. Только если нет открытых ранок.
Машинально облизываю губы.
– Сань, съешь хоть что-нибудь, – стряхиваю пепел с сигареты и затягиваюсь снова.
Молчит. И губы кусает.
– Если у тебя есть что мне сказать, то вперед, – предлагаю ему.
И опять молчание. Ну и хер с ним.
Встаю из-за стола и иду к лестнице на второй этаж. Раз не желает общаться, я себе занятие в два счета найду. Хотя бы по работе. Выбрать шаблоны, скорректировать слоганы... Проект плевый, но я должен сделать из него конфетку – заказчик придирчивый. Но платит щедро.
– А что я должен тебе сказать? – отстраненный голос брата заставляет вздрогнуть.
– Откуда мне знать, – останавливаюсь и пожимаю плечами. – Это ты мне скажи.
– Жень, – стоит, опустив голову. – Прости. Вчера...
– Забей, – пытаюсь придать своему голосу беззаботности. – Все нормально. Если хочешь, пошли мяч побросаем.
С готовностью кивает и идет в сторону своей комнаты. Зачем-то отправляюсь следом. Перехватываю створку, не давая Сане захлопнуть ее перед моим носом, и бесцеремонно вваливаюсь в помещение.
– Я переодеваться, – робко делает шаг к еще не распотрошенной сумке.
– Я так и понял, – обвожу спальню взглядом и, за неимением ничего другого, присаживаюсь на смятую постель.
Младший растерянно смотрит на меня, переминается с ноги на ногу, а потом, словно что-то для себя решив, отворачивается и скидывает рубашку.
Смотрю на его худую, с выпирающими лопатками и ярко видными позвонками спину и почему-то снова думаю о том, что болезнь съедает брата изнутри.
Саня никогда не страдал от излишнего веса, но никогда не был таким вот болезненно худым.
Мысль отдается где-то глубоко в груди мерзким болезненным ощущением. Мне вдруг хочется встать, развернуть брата к себе и обнять.
Вместо этого я достаю из кармана сигареты и выбиваю себе уже четвертую за это утро. Щелкаю зажигалкой, прикуриваю и затягиваюсь.
– В помещении не курят, – Саня говорит это, одновременно натягивая джинсы.
– Я в курсе.
– И тебе все равно, – мелкий как-то грустно фыркает и сует ноги в кроссовки. – Пошли?
Киваю и поднимаюсь на ноги.
***
В подобие волейбола мы играли почти до обеда. Саня как-то расслабился, смеялся вместе со мной и ничего странного я за ним больше не замечал. Обычный шестнадцатилетний подросток.
Только вот под конец мелкий вдруг резко побледнел и остановился, упираясь руками в колени.
На мой вопрос «чё случилось?», он отмахнулся, но как-то неуверенно. А потом бросил, что сейчас придет, и поплелся к дому.
И вот сейчас я стоял около двери в его комнату и слушал глухие злые всхлипы.
Зайти?
А смысл? Только разозлю. Кому понравится, когда кто-то вламывается в комнату и вдруг застает за нытьем?
Но, бля, это ж Санька!
Решительно толкаю дверь и вздрагиваю: младший лежит на животе, уткнувшись в подушку, и его острые плечи мелко подрагивают от душимых рыданий.
Сажусь на край кровати и неуверенно опускаю руку на его спину.
– Свали! – шепчет сорвано.
– Ну, чего ты рыдаешь? – получается как-то просяще. Блин, вот никогда не умел успокаивать плачущих.
– Не твое дело, – и снова всхлип, который мелкий явно пытался сдержать.
– Может, все же расскажешь мне что-нибудь? – невольно выделяю последние слова, вкладывая в них особый смысл.
Сжимается в комок и крепче обнимает подушку. А у меня екает сердце.
Зачем-то ложусь рядом, тяну его к себе и прижимаю, обхватывая рукой поперек груди. Не сопротивляется, только всхлипывает глухо.
Утыкаюсь лбом в его пахнущий каким-то сладким шампунем затылок и закрываю глаза.
Глава 3.
Когда я проснулся, то не сразу сообразил, где нахожусь. Я лежал на смятом одеяле, крепко обнимая подушку, пахнущую смутно знакомым сладким шампунем. Рядом никого не было.
Впрочем, мое замешательство длилось всего пару секунд. Продрав окончательно глаза, я в подробностях вспомнил сегодняшнее утро, разговор с мамой и то, как отчаянно рыдал Санька, уткнувшись в эту вот самую подушку.
Но почему он вдруг расплакался, я так и не понял.
Сажусь на кровати, отчаянно тру глаза. Судя по пасмурному полумраку за окном – времени уже часов семь. Капли дождя барабанят по подоконнику и крыше. Звук этот как-то успокаивает.
Интересно, куда делся мелкий.
Поднимаюсь, застегиваю расстегнутые почему-то джинсы и иду к двери. Нужно найти Саню, поинтересоваться, ел ли он и что-нибудь перехватить самому.
***
Брата я нахожу в кухне. Стоит у стола со стаканом воды в одной руке и стаканчиком таблеток в другой. Знаете, бывают такие маленькие пластиковые стаканчики, в которых дают таблетки в больницах.
Нахер их дома-то вот так вот раскладывать?
– Что там у тебя? – спрашиваю, хотя прекрасно знаю, что.
Саня вздрагивает, поворачивается резко. В глазах – беспомощность.
Интересно, как он намеревался скрывать от меня эти свои приемы таблеток весь месяц. Одно слово – ребенок. Мать тоже хороша, могла бы и сразу мне сказать все, как есть. В конце концов, именно я сейчас отвечаю за младшего.
– Витамины, – и я вижу, как белеют его пальцы, стискивающие стакан с водой.
Мне стоит усилия не усмехнуться. Врать братишка как не умел, так и не научился.
– Ну, и для чего тебе их пить? – не понимаю, зачем нужно врать мне́. Я ведь его чертов брат!
– Чтобы... – запинается, облизывает нервно губы, – чтобы поддерживать организм.
О, как.
– И давно их пьешь? – продолжаю загонять мелкого в угол. Мне хочется, чтобы он сам все рассказал. Так будет... легче?
Интересно, для кого. Не для Сани точно.
– Почти год, – больше он на меня не смотрит. Гипнотизирует взглядом пол.
– Сань, – сжимаю кулаки, – ты точно ничего не хочешь рассказать?
Мотает в ответ головой. Вот упрямый. Ладно, я сам все скажу.
– Я знаю, что ты болен, – говорю это тихо, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
– Чем? – мелкий почти шепчет. Его губы дрожат.
Господи, что ж так тяжело-то?!
Подхожу ближе, опускаю ладонь на худое плечо, и чувствую, как брат тут же напрягается, словно ждет от меня удара или насмешки.
– Я... – да бля, да как это сказать нормально? Это вообще можно как-нибудь сказать вслух?! – Я знаю, что у тебя ВИЧ.
Повисает пауза. И в тяжелой тишине я слышу, как капает из плохо закрытого крана вода.
– Сань... – начинаю было, но он отворачивается, опирается руками о стол, опускает голову, закрываясь челкой.
Только открываю рот, чтобы предпринять еще одну попытку продолжить разговор, мелкий глухо спрашивает:
– Теперь считаешь меня шлюхой?
Это он о чем? Глупо смотрю в его спину, соображая. А потом до меня вдруг доходит, что...
– Я знаю, что тебя... изнасиловали, – я слышу себя словно со стороны. Никогда не думал, что придется обсуждать подобное с братом.
Саня издает то ли нервный смешок, то ли всхлипывает. А потом тихо говорит:
– Какая разница.
– В смысле? – пораженно смотрю в его ссутуленную спину. – Большая разница. Ты же не... сам. Ты не виноват.
– Я все равно заражен, – пожимает плечами. – Виноват или не виноват – плевать.
Молчу, прекрасно понимая, что он прав. Но эти его спокойные, обреченные слова царапают то, что называют чувством справедливости. Заставляют сжать кулаки в глухой злобе. А Саня вдруг едва слышно начинает говорить. И история, которую он так спокойно и размеренно излагает, словно уже давно выучил наизусть, заставляет волосы на голове встать дыбом.
***
Он проиграл в споре и должен был сбежать из пансиона в город и сфотографироваться на фоне одного фонтана в парке. Днем возможности незаметно выйти не было, но в тот день вечером организовывалась дискотека. Ему оставалось только тихо свалить из зала, а дальше – дело техники. Естественно, к тому времени, а это была осень, когда Саня возвращался, на улице стемнело.
Марку затормозившей у обочины машины он не помнил. В салоне было несколько человек неславянской внешности, пьяные. Они предлагали подвезти, один из них вышел, показывал деньги. Наверное, приняли его за проститута. Он побежал, но споткнулся, расшиб колено. Мужчина, предлагавший деньги, схватил его и потащил внутрь. Саня кричал, но на трассе было почти пусто, тем более от проезжающих автомобилей происходящее закрывала машина.
После всего, его просто вышвырнули на обочине и уехали.
Нашли Саню только под утро – заметил мужчина, проезжавший на велосипеде. Он и вызывал «скорую».
Подробностей изнасилования младший мне так и не рассказал. И за это я, к своему стыду, был благодарен.
***
– Значит, их так и не нашли? – подрагивающими пальцами вытягиваю из пачки сигарету и прикуриваю.
– Как ты понимаешь, – Саня тяжело сглатывает, – это практически невозможно. Тем более я не помню ни их лиц, ни марки машины.
– Тебе было очень больно? – вырывается само собой, я тут же прикусываю язык, но уже поздно.
Младший некрасиво усмехается, склоняет голову набок и спрашивает:
– Как думаешь, если человека разложить на капоте и оттрахать его втроем без смазки – это очень больно?
Я не нахожусь, что ответить, и просто судорожно затягиваюсь.
– В полиции... – Саня замолкает на секунду, – следователь думал, что я занимался проституцией и просто нарвался не на тех клиентов. Они пришли в пансион, опрашивали моих одноклассников. Там теперь все знают, что произошло. И то, что я болен – тоже. Мне позволили доучиться только потому, что я должен был сдать экзамены. Теперь, наверное, я буду снова учиться в нашей школе около дома.
Твою мать... Значит, все его одноклассники были в курсе того, что с ним сотворили? Я не психолог, но...
– Я все равно не смог бы учиться там дальше, – мелкий словно читает мои мысли, – я просто не смог бы... выносить это все. Понимал, что не стоит обращать внимание, что нужно сосредоточиться на учебе, я ведь за этим прихожу, но... Они выделили мне отдельную комнату, потому что никто не хотел даже за руку со мной здороваться. И на том спасибо, – он всхлипывает, но сжимает зубы и сдерживается. – А в классе... Я не думал, что надо мной когда-нибудь будут так издеваться.
Я смотрю на его прикушенную дрожащую губу и чувствую, как щиплет в глазах. Осторожно касаюсь Саниного предплечья, тяну брата к себе и мягко обнимаю. И плевать, что это «не по-мужски».
Он снова тихонько всхлипывает, и через секунду я уже глажу его трясущуюся от беззвучного плача спину.
***
Саня долго не мог успокоиться. Когда я, усадив его на кровать, попытался напоить его водой, он пролил половину себе на грудь просто потому, что его била нервная дрожь.
Я чувствовал себя самой настоящей сволочью, ведь именно я завел этот разговор. А Саня то и дело сквозь всхлипы шептал о том, что он отдал бы все, лишь бы забыть о случившемся.
Но, в конце концов, истерика прекратилась. Мелкий затих, уткнувшись лбом в согнутые колени, а я обнимал его за плечи и просто не знал, что делать и говорить.
Но Саня заговорил сам.
– Я просил родителей не говорить тебе ничего, потому что думал, что ты будешь меня презирать, – это он выдает сбивчивой скороговоркой, не поднимая головы. – Я не хотел, чтобы ты брезговал прикасаться ко мне.
Вот так вот просто. Саня, господи, ну почему это произошло именно с тобой?
– Почему ты решил, что я стану брезговать? – ненавязчиво глажу его по спине.
– Думал, будешь бояться заразиться, – голос у младшего тусклый, словно истерика выпила из Сани все силы. Хотя так оно, наверное, и есть. – А я очень хотел тебя поцеловать.
В который раз за вечер просто не нахожу слов. Машинально сжимаю пальцы на плече брата, пытаясь сообразить, что должен ответить.
Бля, как же все сложно-то! Логично предположить, конечно, что, после всего произошедшего, Саня получил глубокую психологическую травму, отсюда и это странное влечение ко мне. Но мне-то самому как быть? Я ведь не гей.
Твою мать, да при чем тут ориентация?! Я же его брат! Родной, блядь, брат!
Но если сейчас начну толкать про это речь, он, естественно, решит, что мне противно!
– Тебе ведь не неприятно меня касаться? – спрашивает едва слышно и вдруг поворачивается и заглядывает в глаза. От этого его взгляда у меня что-то словно лопается в груди.
Мотаю головой, потому что не уверен, что сейчас могу нормально говорить, и обнимаю его, прижимая совсем близко.
– Я очень хочу тебя поцеловать, Жень, – шепчет мне на ухо, обдавая теплым дыханием. – Очень.
– Почему? – меня хватает только на этот короткий вопрос.
– Я тебя люблю, – я чувствую, как его губы задевают мое ухо.
– Я тебя тоже, Сань, но... – сглатываю, – это другое. Ты любишь меня, потому что я твой брат. Как и я.
Твою мать, нужно было все же тогда записаться на курсы психологов. Ведь недорого брали!
– Пожалуйста... – шепчет и трется щекой о мой висок.
Да что ему в голову вступило?! Решил, что раз болен, то все можно? А как же я? Мне потом что делать?
– Сань, я... – начинаю и вдруг чувствую, как все его худое тело напрягается, словно мелкий уже знает, что я скажу.
Ну, не будь мудаком, Жень, успокой ребенка.
– Иди сюда, – выговариваю через силу. – Давай.
Отстраняется слегка, смотрит с робкой надеждой. А я кладу ладонь на его затылок и предлагаю:
– Целуй.
Два раза просить мне не приходится. Саня подается ко мне и неловко тыкается губами в мои, еще раз демонстрируя мне свое полное неумение целоваться.
Лижет мои губы, пытается поцеловать «по-взрослому». И, наверное, это было бы смешно, если бы не жар, разлившийся вдруг внизу живота.
– Же-ня... – тянет почти не отрываясь от моих губ. – Пожалуйста...
– Ну, кто так целуется, – мой голос хрипит. – Остановись.
Послушно замирает, облизывает влажные блестящие губы. Беру его лицо в ладони и целую уже сам, мимолетно прохожусь языком по нижней губе, а потом проскальзываю им внутрь, заставляя Саню податься ко мне.
– Вот так, – отстраняюсь и сглатываю.
– Еще хочу, – ластится ко мне, льнет всем телом. И я чувствую, как тесно становится вдруг в джинсах.
Бля, я на такое не подписывался!
Мягко отстраняю его от себя и строго говорю:
– Теперь спать. Поздно.
– Ты еще меня поцелуешь? – смотрит вопросительно. Глаза блестят.
– Завтра решим, – даю себе время подумать и понять, что вообще происходит.
– Обещаешь?
Детский сад!
– Давай-ка спать, друг, – толкаю его на подушку и выдергиваю из-под его спины одеяло.
Молча стягивает с себя штаны и поворачивается на бок. Укрываю его и еще минут десять сижу рядом, поглаживая по плечу.
В конце концов, Саня отрубается, а я встаю и бреду к себе.
И в голове крутится только одно, очень подходящее к ситуации слово: «пиздец».
