Текст книги "Положительный (СИ)"
Автор книги: La_List
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Глава 11.
Телефон у Сани звонит, когда мы отъезжаем от дома родителей. Мой багажник забит тремя сумками и парой коробок со шмотками мелкого.
Когда мы все это собирали, я успел пару раз испытать неприятное удивление, смешанное с непонятной горечью. Моя комната, когда мне было шестнадцать, представляла собой зрелище гораздо более веселое. Санина же была больше похожа на гостиничный безликий номер.
Разве что я нашел спрятанный между сложенными майками журнал MAX. Только вот на обложке была не полуобнаженная женщина, а парень.
Заметив мою находку, Саня тут же бросился отбирать несчастный журнал. А я не удержался от того, чтобы пару минут поиздеваться над мелким, не отдавая.
Поняв, что смеяться над ним по поводу журнала я не стану, он как-то расслабился и даже подурачился вместе со мной эти несколько минут.
Правда, в итоге у него снова закружилась голова, и оставшиеся вещи по сумкам я рассовывал самостоятельно, потому что Саня лежал на кровати лицом вниз и не подавал признаков жизни. А когда я, перетаскав все в машину, вел его к ней, мне казалось, что еще секунда и мелкий просто вырубится. Но, слава богу, все обошлось. Я успешно запихнул брата на сидение, пристегнул и хлопнул дверью. Саня повернул в мою сторону голову, и у меня екнуло сердце: его осунувшееся лицо было словно усыпано белилами, а в покрасневших больных глазах стояли слезы. Я сморгнул и поспешил обойти машину, чтобы сесть за руль.
И вот сейчас мелкий сосредоточенно прижимает к уху телефон, прикусив губу. По коротким репликам, я понимаю, что разговаривает он с Хрисом. Едва он касается экрана, нажимая отбой, я интересуюсь:
– Ну, что там?
– Хрис в больнице, – Саня сует телефон в карман и безвольно роняет руку на сидение. – Попросил приехать.
– Прямо сейчас? – интересуюсь, одновременно наблюдая, как какой-то мудак на сером металлоломе, бывшем когда-то «Ниссаном», нагло трется, пытаясь повернуться со среднего ряда.
– Он очень просил, – тихо говорит мелкий.
– Ты себя видел? – я коротко смотрю на его профиль. – Тебе сейчас не ехать куда-то нужно, а полежать.
– Жень, пожалуйста.
И я сдаюсь. Потому что понимаю вдруг, что другого раза увидеть Хриса, которому, возможно, осталось совсем недолго, Сане может и не представиться. Да и я почему-то проникся симпатией к этому странному парню. Так что я включаю поворотник и перестраиваюсь влево, чтобы развернуться.
***
Приехали мы удачно. До окончания приемных часов оставалось достаточно времени. Мы даже успели заглянуть в магазин, чтобы купить стандартный набор для посещения больницы: апельсины, какой-то морс, который выбирал мелкий, пара плиток шоколада и упаковка печенья.
Когда заходим в палату, на нас смотрят сразу двое: утопающий в подушке, укрытый одеялом до подбородка Хрис и сидящий у его постели какой-то мужчина лет тридцати, слегка восточной внешности.
Мелкий как-то напрягается, замирает, словно увидел кого-то смутно знакомого и пытается узнать. Но потом Хрис слабо шевелится и почти шепчет:
– Привет, парни...
– Привет, – Саня тут же бросается к кровати и обнимает Хриса, утыкаясь лбом в его плечо. Тот неловко и с трудом вытаскивает из-под одеяла одну руку и опускает ладонь на спину мелкого.
– Добрый день, – говорю я в пространство и кладу пакет на прикроватную тумбочку, на которой в вазе стоят цветы.
– Добрый, – как-то настороженно отвечает до сих пор молчавший мужчина.
– Марат, это Саша и Женя, я говорил тебе, что они приедут, – Хрис говорит это, когда мелкий отстраняется.
Мужчина, которого Хрис назвал Маратом, протягивает мне ладонь, и мы пожимаем руки над постелью. Хрис бледно улыбается и убирает со лба волосы. Спохватившись, протягиваю руку и ему. Рукопожатие получается слабым, я едва сжимаю его ладонь из-за какого-то иррационального страха причинить боль, а у Хриса, похоже, совсем нет сил.
– Спасибо, что заехали, – он слабо дергается, пытаясь сесть. Тут же рядом оказывается Марат. Он бережно подхватывает парня под спину и помогает сменить положение. Поправляет подушку, подтягивая ее выше, и обеспокоенно заглядывает Хрису в глаза, словно спрашивая, все ли в порядке.
Тот кивает, и Марат, наклонившись, коротко и мягко целует его в губы.
Наверное, мое лицо выглядит слишком офигевшим, потому что Саня дергает меня за руку и выразительно смотрит.
Не, я толерантен, уже даже слишком, но смотреть вот так вот со стороны, как целуются два парня...
Кто бы, блядь, говорил.
Невольно думаю о том, что свои поцелуи с мелким я уже давно перестал считать чем-то из ряда вон выходящим. Банально устал анализировать. Когда постоянно делаешь что-то неправильное или отвратительное, со временем привыкаешь, и оно перестает царапать.
– Как ты себя чувствуешь? – интересуется у Хриса Саня, усаживаясь на край постели. – Опять мерзнешь?
– Нормально, – Хрис снова улыбается.
– Ты уже долго здесь? – спрашивает у него мелкий, водя пальцами по одеялу. – Тебя вчера положили?
Хрис как-то заминается, бросает быстрый взгляд на неподвижно сидящего Марата, и тихо говорит:
– Полторы недели назад.
– И ты позвонил только сейчас?! – Саня едва не подскакивает от возмущения. – Когда я сюда загремел, я тебе сразу позвонил.
– Мне было... – Хрис облизывает губы и сглатывает. – Мне было очень плохо. Когда Марат привез меня сюда, я не особенно хорошо... соображал. А потом просто не было сил. Сань, я...
– Прости, – мелкий опускает голову. – Просто я волновался. Не мог дозвониться долго, а потом ты говоришь, что в больнице.
– Теперь мне лучше, – Хрис сползает ниже, пытаясь устроиться удобней. Из уголка его глаза катится слеза. Ползет по бледной коже виска, оставляя за собой влажный след.
И мне становится паршиво. Так, как не было никогда. Я вдруг думаю о том, что младший тоже не застрахован от подобного. Что в один прекрасный момент я буду на месте Марата сидеть у больничной койки и наблюдать, как Саня угасает.
Твою мать...
Неужели его ждет подобное?
В глазах начинает жечь.
Больше выносить этого я не могу. Отлепляюсь от стены и хрипло выговариваю:
– Я на пять минут, покурить.
Саня оборачивается, смотрит обеспокоенно. Под правым глазом сквозь тонкую кожу видна голубоватая венка.
– Я тоже выйду, ладно? – вдруг спрашивает у Хриса Марат.
– Вернешься? – Хрис поворачивает к нему голову.
В ответ тот молча выкладывает на его прикрытый одеялом живот бумажник и телефон, целует в лоб и идет к двери.
Я иду следом.
Не то чтобы я хочу курить вместе с ним, но место для курения здесь все равно одно.
По коридору идем молча. Одновременно сторонимся, пропуская средних лет женщину в белом халате. На нас она даже не смотрит.
Дергаю пластиковую дверь, чуть придерживаю, чтобы идущий за мной Марат успел перехватить створку, и выхожу на небольшой внутренний двор. На облезшей стене, над урной, синяя табличка: «Место для курения».
Выбиваю сигарету и щелкаю зажигалкой.
– Не дашь прикурить? – вдруг просит Марат. – Я зажигалку в палате забыл.
Интересно, зачем мне об этом знать?
Пожимаю плечами и протягиваю ему свою. Он тоже прикуривает, затягивается, прикрыв глаза. Отмечаю зачем-то, что ему все же больше тридцати.
Трет небритую щеку и возвращает мне зажигалку.
Молчим с минуту, а потом он спрашивает:
– Вы с Сашей давно встречаетесь?
На секунду у меня отнимается дар речи. Только что услышанная фраза не укладывается в голове, царапает чем-то неуютно-мерзким.
Да что ж это, блядь, такое?!
– Он мой брат, – выдавливаю, глядя на тлеющий кончик сигареты.
– Да? – в голосе Марата искреннее удивление. – Я не знал, извини.
Киваю, думая вдруг о том, что ему не за что извиняться. Если бы я не дрочил по ночам собственному брату, тогда да, извинения были бы уместны. А так...
Отвращение к себе накатывает с новой силой.
– Ничего, – затягиваюсь и стряхиваю пепел на асфальт. – Хрису действительно лучше?
– Относительно, – отзывается Марат. – По сравнению с тем, что было, когда я его привез. Врачи его откачали, но нужного ему лечения в России нет. Я договорился через здешнего врача с одной израильской клиникой. Улетаем послезавтра.
Пораженно молчу, не зная, что сказать. А Марат очень спокойно, без выражения продолжает:
– И то нет никаких гарантий.
– Как получилось, что ты с ним... – заминаюсь, на зная, уместно ли здесь будет слово «встречаешься».
Но Марат говорит его за меня.
– Встречаюсь? – он затягивается и пожимает плечами. – Не знаю. Я нашел его обдолбанного на улице около клуба. До сих пор не могу понять, почему подошел. Думал узнать его адрес и вызвать такси. Но он уже не соображал тогда ничего. В общем, я понял, что у него серьезный передоз. Вызвал «скорую». Те его в больницу отвезли. Не сюда, а в обычную, кто же знал, что у него... – Марат бросает окурок наземь, игнорируя урну, и сосредоточенно тушит его мыском ботинка. – В общем, я тогда с ними поехал. Когда они узнали, где я его нашел, в срочном порядке сделали анализы, перевели сюда. Он едва в кому не впал. Его бы по-хорошему нужно было там оставить, в обычной больнице, а не перевозить, но сам знаешь, как к ВИЧ-инфицированным относятся.
Молча киваю.
– Ну, а когда он очнулся, я просто не смог его одного оставить, – отвечает Марат на мой незаданный вопрос. – Заезжал после работы каждый день. Влюбился, наверное. А он мне не верит. Все думает, что я уйду и не вернусь, – это он говорит с горечью, глядя куда-то в сторону, а я вспоминаю, как он выложил в палате бумажник с телефоном. Теперь этот жест становится понятным мне полностью.
– Не знаю, как сказать ему, что оплатил лечение в Израиле, – Марат засовывает руки в карманы. – Мне это не тяжело, но он не захочет брать у меня деньги.
– Ему ничего другого не остается, – я тушу сигарету о край урны.
– А твой брат? У него ВИЧ, я так понял? – спрашивает Марат.
– Да, – коротко отвечаю. Говорить об этом почти физически больно. Снова вспоминается катящаяся по виску Хриса слеза. И то, насколько выражение в его глазах похоже на то, что я вижу каждый день у Сани.
– Совсем ребенок, – Марат говорит сочувственно, но мне хочется его ударить. Не из-за того, что он это сказал, а из-за того, что он прав. Потому что нельзя быть ВИЧ-инфицированным в восемнадцать. Потому что Саня – мой чертов брат. – Как это с ним произошло?
– Изнасилование, – нервно выбиваю себе еще сигарету и закуриваю. Получается это не с первого раза, палец соскальзывает с колесика зажигалки.
А потом у меня, слава не знаю кому, звонит телефон. Касаюсь экрана, принимая вызов. Тут же едва не закладывает ухо от радостного «привет» моей бывшей.
Она сразу же принимается рассказывать о том, что только вчера вернулась с отдыха, как там было круто и какое теплое море.
Терпеливо слушаю, одновременно пытаясь понять, что ей от меня нужно.
Мы расстались друзьями, но я не был нацелен на дальнейшее общение. Она, как мне тогда показалось, тоже.
– Я заеду к тебе завтра?
Блядь!
– Зачем? – интересуюсь осторожно. Видеть ее нет никакого желания.
– Ну, просто, – тянет она. – Мы давно не виделись. Я привезла тебе кое-что.
Это вот что сейчас нахуй происходит?
– Я заеду, да? Часов в шесть вечера.
– Вер, я... – начинаю было, но она не слушает.
– Пока, Жень, вторая линия. Жди завтра.
Она отключается, а я еще секунд десять глупо смотрю в экран, пытаясь понять, что сейчас было. Смаргиваю, сую телефон в карман, выбрасываю недокуренную сигарету и говорю:
– Я пойду. Сане нужно домой.
***
– Ты нормально? – интересуюсь, укладываясь на кровать рядом с мелким. – Какой-то ты бледный.
Как будто он не всегда такой бледный.
– О чем вы говорили с Маратом? – Саня как-то незаметно пододвигается ближе, подползает под мою руку, прижимаясь. – Вас минут двадцать не было.
– Он просто рассказал, как познакомился с Хрисом, – неосознанно принимаюсь поглаживать мелкого по плечу. – Он оплатил ему лечение в Израиле.
– Хрису повезло, – Саня опускает руку на мой живот, и я вдруг чувствую, как начинаю возбуждаться. – Если бы не Марат, он бы сейчас был мертв. К тому же...
Дальше я не слушаю. Меня перетряхивает от возбуждения и какого-то непонятного болезненного чувства глубоко в груди, потому что ладонь мелкого спускается все ниже, пока не добирается до лобка.
Я дергаюсь, привычно перехватываю брата за запястье. Саня не говорит ничего. Ластится ко мне, не делая попыток вырвать руку. Похоже, ему абсолютно похуй на все мои старания прекратить все это.
Залипаю на его приоткрытых влажных губах. От мысли, что я сейчас прикоснусь к ним, возбуждение простреливает с новой силой.
Чертов извращенец ты, Жень. Мудак.
А Саня тянется ко мне, прикрыв глаза. И я понимаю, что не могу отказать ему в этом поцелуе. Снова.
Когда я смогу остановиться?
Ласкаю губы мелкого языком, целую нижнюю, зарываюсь пальцами в его волосы на затылке и целую теперь уже глубоко, так, как хочет Саня.
Мелкий всхлипывает, обхватывает меня за шею и тянет на себя. Через смазанную секунду я оказываюсь меж его раздвинутых ног. Вжимается в меня пахом. И через тонкую ткань белья я чувствую своим членом его возбуждение.
Перед глазами вспыхивает, сердце колотится так, что мне почти больно. Жадно оглаживаю ладонями худое тело брата, прослеживаю выступающие ребра, впалый живот, бедра... Толкаюсь, чтобы увеличить площадь соприкосновения.
Саня с готовностью раздвигает ноги еще шире, сжимая мою талию ногами. Так, словно мы уже...
Блядские боги!
Но я уже не могу остановиться. Мне мерзко от самого себя, страшно от того, что я чувствую, но все это перекрывает похоть.
Я хочу его. Хочу своего брата, так откровенно и доверчиво прижимающегося ко мне всем телом. И когда он тянет вниз мои трусы, я не сопротивляюсь, позволяя.
Мне нравится чувствовать его подрагивающие пальцы на своей коже.
Опускаю ладонь на его пах, глажу, одновременно жадно целуя в шею. Саня хнычет что-то, трется об мою руку, похоже, уже плохо соображая.
Теперь всю ситуацию контролирую я. И мне нравится чувствовать эту власть над братом. В кои-то веки он слушается.
Глажу его, дрожащего от возбуждения, ладонями, не имея сил оторваться. Целую, оставляя алые следы на плечах, шее, подбородке... Саня тянет ко мне худую руку, и я прижимаюсь губами к его ладони.
Соскальзываю, наконец, пальцами под резинку его трусов, обхватываю пальцами член, оттягиваю крайнюю плоть, а потом стягиваю с мелкого ненужную, как настойчиво утверждает мой нижний мозг, тряпку и опускаю ладонь на Санину задницу. Чуть сжимаю пальцами бархатистую кожу, пробираюсь пальцами в ложбинку меж ягодиц. Там Саня теплый и гладкий. Крышу срывает окончательно.
А потом...
Потом мелкий, тяжело дыша мне в губы, наощупь достает откуда-то из-под подушки синий квадратик презерватива.
И именно это спасает ситуацию. Я вдруг прихожу в себя, снова начиная соображать.
Осознание того, что я творю – оглушает, словно ведро ледяной воды, без предупреждения вылитое на голову.
– Сань... – осторожно вынимаю презерватив из его пальцев, – что ты делаешь?
Мелкий вздрагивает, смотрит затуманенными глазами. Волосы растрепались, челка лезет в глаза. Отвожу от его лица светлые прядки и целую в лоб.
– Пожалуйста! – похоже, Саня начинает понимать, в чем дело. И я чувствую, как его трясет.
И вдруг понимаю, что ему страшно. Страшно до такой степени, что на висках выступила испарина.
Идиот малолетний...
– Ты же хочешь! – тянется ручонкой к моему все еще стоящему члену.
– Сань, – перехватываю тонкое запястье и отвожу его руку в сторону, – остановись. Ты... не понимаешь, – бля, да как ему это сказать-то? – Тебе будет больно.
– Я знаю, как это, – на губах мелкого появляется злая улыбка. – В меня поместилось два члена, знаешь? И уж от одного...
Мать твою!
Меня передергивает. Остатки возбуждения мгновенно исчезают. Зажимаю его рот рукой, заставляя замолчать.
Саня вздрагивает, его глаза вмиг наполняются слезами.
Что же я, блядь, за урод?!
А мелкий все же вырывается и срывающимся голосом выдыхает:
– Тебе противно, да? Это из-за того, что у меня ВИЧ? Или потому что они...
У меня перехватывает дыхание. Обнимаю его, прижимаю так крепко, что это больно. Саня бьется в моих руках, кричит что-то истерично, но я гораздо сильнее его, ослабленного всем этим адом терапии, так что я просто держу его, пережидая истерику.
– ...и тогда я просто вскрою вены, – тихо говорит Саня и замолкает. И от этих негромких слов меня пробирает холодом. Словно я стою у заброшенной могилы зимой.
– Что за хуйню ты несешь? – не узнаю своего хриплого голоса.
– Почему ты не хочешь со мной?.. – Саня заминается, не зная, похоже, как продолжить.
– Я хочу, – наверное, тот момент, когда можно было соврать или честно сказать нет, давно прошел. Да и я сам не вижу смысла отрицать очевидное, какой бы жуткой ни была реальность. – Но не стану.
– Почему? – тихо спрашивает мелкий, утыкаясь лбом мне в плечо.
– Потому что мы братья, Сань, – глажу его по голове. – Потому что тебе шестнадцать. Я просто не могу.
– Я тебя люблю, – и я чувствую, как по моему плечу, куда уткнулся мелкий, катятся теплые капли.
– Я тебя тоже, – а что я еще могу ответить?
– Ты никогда не сделаешь мне больно, – гладит пальцами мою руку.– Я знаю.
– Не в этом дело, – качаю головой. – Не только в этом. Я не хочу, чтобы...
– Ты сделаешь это, – Саня поднимает глаза, и в серой глубине я вижу свой приговор. – Нам это нужно, Жень.
Молча целую его в уголок рта и откидываюсь на подушку. Мелкий устраивается рядом и затихает.
Я уверен, что сегодня не засну.
_____________________________________________________
The Elder Scrolls III: Morrowind – Main Theme
Ставим на повтор.
Глава 12.
Вера явилась в половине седьмого вечера. Как раз тогда, когда мы с Саней ели только что сваренное мной подобие фасоли, которая, естественно, превратилась в кашу – я забыл о ней на два часа. И то, что она не пригорела – было чудом.
Впрочем, попробовав содержимое кастрюли, я пришел к выводу, что оно вполне съедобно и, разложив фасоль по тарелкам, пошел звать мелкого.
Тот минут пять отнекивался, но, в итоге, все же пришел на кухню и уселся за стол, не отрываясь от телефона.
Увидев то, что я положил ему в тарелку, Саня тут же сморщился и поинтересовался, из чего сделан наш сегодняшний ужин. Услышав про фасоль, он долго ковырял кашу в тарелке ложкой, и как раз когда он все же поднес ее ко рту, раздался звонок в дверь.
Я под недоуменным взглядом мелкого отложил ложку и отправился открывать.
И вот теперь мы сидим за столом, дожидаясь, пока Вера разрежет принесенный ею же торт.
– А почему я не знала, что у тебя есть брат, Жень? – интересуется она, одновременно ставя передо мной тарелку с куском торта.
Мелкий тут же поднимает голову, отрываясь от телефона, настороженно смотрит на меня. Глаза у него покрасневшие, веки чуть припухли. А на шее, рядом с едва заметной алой отметиной, оставленной мной вчера, розоватая шелушащаяся сыпь.
Твою-то мать, когда она успела появиться?
Конечно, врач предупредил, что в этом нет ничего страшного, и сыпь через одну-две недели исчезнет сама, но...
Сглатываю и говорю:
– Не знаю.
Ну, а что я еще должен ответить? Мне никогда и в голову не приходило рассказывать ей что-либо о моей семье и тем более о Сане.
– Как тебя зовут? – она кладет торт на тарелку мелкого и усаживается рядом со мной.
Младший, похоже, застигнутый вопросом врасплох, молчит пару секунд, а потом негромко говорит:
– Саша.
– И сколько тебе лет? Еще в школе учишься? – Вера, кажется, вообще не чувствует никакой неловкости. А мне уже хочется заставить ее заткнуться, потому что я вижу, как Саня нервно стискивает в руках телефон.
Пауза затягивается непозволительно долго, а потом Саня как-то слишком аккуратно откладывает телефон в сторону и сообщает:
– Мне шестнадцать. Учусь в школе. Что-то еще?
М-да... Вечер обещает быть приятным.
Вера поджимает губы, ее глаза сужаются, выдавая раздражение. А потом она улыбается мелкому и говорит, касаясь шеи:
– У тебя что-то здесь. Аллергия?
Мелкий вздрагивает, машинально ведет пальцами по шелушащемуся участку и как-то беспомощно оборачивается ко мне, словно ожидая подтверждения.
Что сказать я не знаю. И пока я соображаю, что могу ответить, Саня с трудом поднимается и говорит:
– Я на минуту.
Его голос ровный, словно ему действительно просто нужно в уборную. Но по блестящим нехорошим блеском глазам я прекрасно понимаю, что мелкий близок к тому, чтобы разреветься прямо здесь.
Когда он выходит, Вера закатывает глаза и комментирует:
– Не воспитываешь брата совсем. Хоть бы замечание сделал.
На себя бы, блядь, посмотрела. Но вместо этого я говорю:
– Не трогай ребенка.
– Тоже мне, ребенок, – фыркает Вера. – А он что, к тебе в гости зашел? Или...
– Он живет со мной, – прерываю, избавляя себя от необходимости выслушивать ее предположения насчет присутствия Сани в моей квартире.
– С чего это вдруг? – в ее голосе такое возмущение, будто бы я вселил Саню в ее собственную комнату.
Боже, спасибо, что я больше с ней не встречаюсь.
– Не вижу в этом ничего странного, – пожимаю плечами. – С чего вообще тебя это так интересует?
– Ну, ладно, Жень, прости меня, – Вера вдруг подвигается ближе, кладет ладонь на мое колено. – Это действительно не мое дело.
Мило, чё.
Сглатываю, чувствуя, как она легко ведет пальцами по моей ноге, забирается на внутреннюю сторону бедра.
Наверное, это не правильно, что я не ощущаю ровным счетом ничего?
И я вдруг с какой-то очень страшной ясностью осознаю, что если бы на моем бедре была сейчас Санина рука, то через домашние штаны уже было бы прекрасно видно мой стояк. Скорее всего, я бы уже целовал младшего.
Невольно скашиваю глаза на Верину грудь. С декольте, как всегда, все в порядке. С третьим размером тоже. Только вот моему члену на это, кажется, плевать.
Бля, приехали, Жень. Думать о своем члене в третьем лице – что может быть нормальнее.
Остается одно.
Поворачиваюсь к бывшей девушке всем корпусом, прихватываю за подбородок и тянусь к полным, накрашенным какой-то ярко-розовой помадой губам. Не отстраняется. Наоборот, подается вперед, словно только этого от меня и ждала.
Целую ее, чувствуя на языке вкус этой чертовой помады. И никаких ощущений, кроме желания избавиться от этого горьковатого вкуса, нет.
Разрываю поцелуй, поднимаю глаза, и в груди холодеет: в дверном проеме стоит мелкий, вцепившись побелевшими пальцами в ручку двери.
Встречаюсь с ним взглядом и вздрагиваю: в глазах у мелкого столько бессильной злости и боли, что меня окатывает мерзким чувством стыда.
Непонятно откуда появляется чувство, будто я только что совершил какое-то предательство. Хотя... А что я, собственно, сделал? Всего лишь поцеловал девушку. Это нормально. Парни должны целовать девушек. Не других парней. И уж точно не собственных братьев.
– Извините, – тихо говорит Саня и сваливает. И я замечаю на его плече новый шелушащийся островок.
Блядские боги!
– Хоть ума хватило, – Вера на секунду поджимает губы, слизывая остатки помады.
Это она про Саню?
– Иди домой, Вер, – отстраняюсь и встаю на ноги. – Уже поздно.
– Только половина девятого, – она смотрит на меня удивленно. – Что не так?
Да все, блядь, не так.
– Саня приболел, ему нужен покой, – это более, чем правда. – Еще созвонимся.
– Мудак, – с чувством говорит девушка и поднимается на ноги. – Сотри мой номер.
И я думаю, что именно так и поступлю, наблюдая, как она надевает туфли, накидывает плащ и дергает дверь. Ага, только вот она закрыта.
Невольно хмыкаю, наблюдая, как Вера возится с замком.
А, между прочим, за те три месяца, что она здесь жила, можно было бы и научиться. Хотя, если вспомнить, то она и убираться ни хера не умела, срач в квартире был еще хуже, чем сейчас. Саня за собой хотя бы постель убирает. И в ванной теперь свободна целая полка.
При чем тут Саня только?
Вера хлопает дверью, и я остаюсь на кухне в гордом одиночестве.
А потом я вдруг слышу подозрительный шум. Будто бы в ванной включена вода. Вода. В ванной.
Простреливает каким-то паническим страхом. Вмиг вспоминаются и вчерашние слезы младшего, и отчаяние в глазах, когда он стоял здесь, на кухне. И то, что говорил мне врач о депрессии и суициде.
А ведь мелкий только вчера заикался об этом!
Я совершенно пропускаю тот момент, как оказываюсь у двери в ванную. Дергаю ручку в глупой надежде, что защелка не закрыта.
Естественно, дверь не поддается.
– Сань! – стучу ладонью по створке. – Мелкий!
Ответом мне служит тишина. И я чувствую, как сдавливает в груди сердце. Такое, знаете, отчетливое чувство паники, когда не понимаешь, что делать.
– Сань, открой дверь! – теперь стучу уже кулаком. – Быстро!
И снова только шум воды. Он либо издевается, либо...
Заношу руку, чтобы постучать еще раз, уже решив, что если сейчас мелкий не откроет дверь, я ее просто вышибу, и створка открывается сама.
Саня стоит на мокром кафеле, весь в капельках воды, абсолютно голый, но самое главное – целый и невредимый. На плече остатки мыльной пены.
– Чего тебе? – интересуется зло.
– Почему ты не открывал? – поистине идиотский вопрос.
– Вот я, бля, весь в геле для душа полезу тебе открывать, – некрасиво изгибает губы мелкий. – Если тебе приспичило отлить, когда я моюсь, я не виноват. Скажи спасибо, что пустил сейчас.
Господи, какой я придурок.
– Сань... – тяжело сглатываю и делаю шаг.
– Что ты хочешь? – мелкий синхронно со мной отступает. Только вот сзади раковина, в которую он упирается задницей.
– Прости, – осторожно касаюсь пальцами его предплечья. – То, что произошло на кухне... Ты не должен был этого видеть.
– А за что здесь извиняться? – Саня отдергивает руку. – Это же нормально. Ты поцеловал девушку, доказал себе, что не педик. Я не в претензии.
Доказал...
Только вот не совсем то, что хотел. Совсем не то.
– Я мудак, Сань, – констатирую факт.
– Какая новость, – дергает плечом мелкий. – Еще что-то? Мне уже холодно.
– Иди домывайся, – отступаю на шаг, позволяя младшему отойти от раковины.
– Не свалишь? – он хватается рукой за стену, чуть пошатываясь. Понятно, опять голова. Ну, да, с приема Трувады уже прошло два часа, все правильно.
– Чтобы ты здесь упал? – прислоняюсь к стене, наблюдая, как мелкий с трудом забирается в ванну.
– Не беспокойся, сегодня я не стану резать вены, – дергает уголком рта Саня. – Ты же поэтому так паришься? Не надо. Я понимаю, что тебе не нужен труп в ванной.
Ох ты, господи...
Молча подхожу ближе и неуверенно веду пальцами по плечу мелкого, случайно задевая шелушащееся пятно. Кожа мокрая, а потому на ощупь не шершавая. Это просто розовое пятно. Как и на спине с шеей. На предплечье раздражение исчезло.
– Заметил, да? – Саня изворачивается, пытаясь увидеть пятно без зеркала. – Гадость.
– Это пройдет, – зачесываю назад его мокрые волосы. – На руке уже нету.
Саня бросает взгляд на свое предплечье и робко улыбается. Глажу его по щеке, стирая прозрачные капли воды. Задеваю большим пальцем губы, зацепляя слегка отслоившуюся от влаги кожицу.
Мелкий замирает, и, похоже, даже не дышит. В его расширенных зрачках я вижу свое отражение. Мокрые ресницы подрагивают, и эта чертова тонкая венка под глазом...
Невольно облизываю губы, тянусь к брату. Сейчас мне не нужно наклоняться, мелкий стоит в ванне, а потому его губы ровно напротив моих.
– Зачем? – как-то горько спрашивает младший. – Чтобы потом опять сказать, что мы братья и свалить?
– Мы братья, но я не свалю, – говорю это и, наконец, накрываю его губы своими.
Саня вздрагивает, но через секунду расслабляется и позволяет мне.
Целую его осторожно, наверное, это и называют нежно. Мелкий обнимает меня руками за шею и тянет ближе. И шепчет, чуть задыхаясь:
– Пожалуйста, Жень...
– Что? – скольжу ладонью по его влажной от воды спине, не решаясь опустить ее ниже.
– Обещай, – берет меня за руку и опускает ее на свои ягодицы.
В ответ наощупь сдергиваю из сушилки полотенце и закутываю в него Саню, вытирая. Когда прохожусь тканью внизу живота, случайно задеваю уже стоящий член мелкого. Всхлипывает, пронизанный волной дрожи.
– Вылезай, – помогаю ему выбраться из ванны и тяну за собой в комнату.
Все же хорошо, что я закрыл там окно.
– Подожди, – Саня делает шаг к раковине, открывает створку шкафчика и достает с полки детское масло, которым я мазал зимой руки, чтобы не обветривались, и презерватив, единственный оставшийся в коробке, потому что новую упаковку я так из машины и не принес.
Прикусываю губу, разглядывая этот набор.
В аду меня наверняка ждет целый ряд кровавых аттракционов.
***
Едва мы подходим к постели, мелкий присаживается на край и поднимает на меня глаза. Волосы у него уже слегка высохли, торчат в беспорядке в разные стороны. И я почему-то думаю, что, когда челка не скрывает половину его лица, Саня выглядит совсем ребенком.
Совершенно бессмысленное наблюдение.
– Сань, ты уверен, что хочешь этого? – не решаюсь сесть рядом. Так и стою напротив, глядя на младшего сверху вниз.
Молча кивает и опускает голову. Неуверенно глажу его по макушке, не зная, что предпринять. А мелкий вдруг берет меня за руку и тянет вниз, вынуждая все же сесть. Робко пододвигается ближе и тянется ко мне, закрыв глаза.
Глажу пальцами его щеку, отмечая гладкость кожи. Думаю, мелкому еще долго не нужно будет бриться.
Саня ластится к моей руке, облизывает губы. И я, наконец, целую его, обнимая одной рукой за талию. Мелкий обхватывает меня за шею и откидывается на кровать, утягивая за собой. Так действительно удобней.
Он полностью обнажен подо мной, мелко дрожит, бестолково водя руками по моей спине, и, похоже, не собирается проявлять никакой инициативы.
Ну, это нормально. Крайним у нас всегда был я.
Целую, прихватывая его губы своими. От того, как Саня неумело пытается отвечать, рвет крышу. Сколько раз я уже целовал его, но так и не научил делать это правильно.
А может, он просто слишком боится того, чего так упорно добивался.
Глажу его живот, обвожу большим пальцем впадинку пупка, спускаюсь ниже. Мелкий везде гладкий и только на лобке пальцы находят мягкие тонкие волоски.
Обхватываю ладонью его член и медленно провожу по всей длине. Дыхание у Сани срывается, он вцепляется в меня, впиваясь пальцами до боли. А я ласкаю его, упиваясь тем, как пульсирует под тонкой кожей кровь.
– Жень... – шепчет хрипло, вдруг касаясь пальцами моего запястья.
– Что? – останавливаюсь, заглядываю в его глаза.
– Разденься? – в голосе младшего неуверенность, словно он боится, что его просьба неуместна.
Вашу мать... Я и думать забыл о том, что еще не разделся, благо свободные домашние штаны не причиняли дискомфорта моему стояку, а мелкий наверняка напридумывал себе очередную порцию всякой чуши.
Коротко целую его в губы и стягиваю с себя одежду.
Ведет кончиками пальцев по моей груди, зацепляет сосок, а я оглаживаю ладонями его бедра, забираюсь пальцами на внутреннюю сторону. Касаюсь нежной кожи под мошонкой, Саня вздрагивает, и я замираю, не решаясь на какие-либо действия.
