Текст книги "Руки (СИ)"
Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Зараза.
– Орочимару, пошли тренироваться, – в дверь заглянул Саске.
– Мгм, дай мне пару минут, закончу…
– Прихорашиваешься?
– Ага, – Змей быстро спрятал следы медикаментов.
– Кабуто все равно следы уколов запалит, – хмыкнул Саске. – И запах лекарств.
– Разве? – уточнил Орочимару, языком залечивая следы. – Сейчас выпью чаю, и совсем незаметно будет.
– Как руки? – Учиха осторожно коснулся плеча.
– Ещё недели две примерно проработают бодро, если чакру не использовать, а потом начнётся веселуха, – Змей улыбнулся, склонил голову набок. – Обнимашки?
Саске спокойно подошел, обнял.
– Не пытайся сбить меня с мысли. Когда ты планируешь свою атаку на шинигами?
– Завтра. Кажется, в этом теле не осталось больше ловушек, можно начинать работать, – Змей прижал его к себе нежно, окутывая собой. Тянущее чувство «погладь, ну погладь» было ощутимо даже во внутреннем мире.
– Орочимару, кто из нас озабоченный подросток? – проворчал Учиха, потираясь носом о макушку.
– Вот сейчас обижусь.
– Вот кто-то обещал на мне шаринган потестировать.
– Ладно, пойдём, – вздохнул Орочимару, отпуская его. – Всё готово?..
– Да, уже давно.
Наблюдать за тренировкой оказалось интересно. Итачи предпочел отступить обратно в выделенную ему «комнату сознания» и наблюдать оттуда, раз уж Орочимару так благосклонно предоставил ему доступ. Смотреть через призму восприятия Змея оказалось интересно. К шарингану санин адаптировался уже неплохо, но одно дело – смотреть определенным образом, и другое – видеть. Видение Белого Змея порядком отличалось от того, как смотрел сам Итачи. Работа отдельных групп мышц, диагностика, прямо на ходу рождающиеся схемы, как улучшить то или иное движение, в какую сторону развить связку – это было знакомо. А вот определение химических процессов в организме по косвенным признакам заставило уважительно хмыкнуть.
А еще было удивительно, как Змей тащился по этому процессу. Для Итачи шаринган был чем-то совершенно обыденным и привычным, а вот Орочимару не переставал восхищаться свои новым глазомером. «Ух ты! Я и это вижу!» – было частой мыслью, плюс желание разобрать как можно больше движений.
Постепенно над чистым восприятием возникла надстройка, позволяющая высчитывать точно силу удара и что было бы, если один и тот же удар был исполнен по-другому. Учиха хмыкнул, сформировал в руках толстую тетрадь с записями о том, как адаптировать чужое движение под себя, поставил на выступившую прямо из стены полку. Было интересно, как быстро Орочимару ее заметит и как скоро – адаптирует.
Заметил быстро, скушал с аппетитом. Надстройка резко обрела чёткость и толковость, правда, от схемы адаптации Итачи она все равно отличалась. Стали учитываться медицинские показатели плюс дополнительные параметры «устрашение», «очарование», «фублядство». Саске по его оценке даже за рукоять меча брался очаровательно. Итачи непроизвольно умилился. Некоторое залипание на собственном брате из-за чужого восприятия могло бы напрягать, но он умел отсекать ненужные эмоции или, как сейчас, лишний поток информации. Хотя Орочимару так искренне восхищался, что отсоединяться именно от этого потока было даже жаль.
Интересно, а тот второй парень – Кабуто – тоже Змею настолько нравится?
Но выяснить это не удалось: после завершения тренировочного боя Орочимару не стал показывать результаты своих расчётов, несмотря на то, что гендзюцу уже было сформировано. Вместо этого он цапнул Саске за руку и потащил в спальню.
– Дай хоть искупаюсь… – попытался вяло запротестовать умотанный парень.
Орочимару злобно зашипел.
– Серьёзно? Ты действительно меня озабоченным подростком считаешь?! Как-то я пятьдесят лет и без твоей задницы справлялся. Заходи. Ну.
Саске глянул на него почти затравленно, сел на край кровати. Сложил руки на коленях непривычно-растерянным жестом. Змей уселся рядом, затащил его к себе на колени, прижимая к себе спиной. Обнял, сжал. Прижался щекой к плечу. Спросил тихо, тоскливо:
– Долго ты от меня бегать будешь?
Учиха прерывисто выдохнул. Закусил губу. Обессиленно прислонился к плечу.
– Мне так плохо, Орочимару… Почему это так… тяжело?
– Серьёзно? Саске, неужели ты думал, что это будет легко?.. Я вижу как минимум три причины, из-за которых тебе может быть хреново, и каждая из них тянет на хорошую депрессию. Перечислить?
Саске медленно качнул головой:
– Я так долго хотел отомстить. Знал, что это мой долг и мое право. А сейчас… я совсем не чувствую себя победителем. Мне… плакать хочется. Как ребенку.
– Глупый. Это же твой брат. Каким бы он ни был, и что бы он не сделал, он всё равно остаётся твоим братом. Это нормально, что тебе больно, – Орочимару нежно провёл кончиками пальцев по его виску. – Наверное, если бы ты радовался, я бы сам тебя в расходники пустил. Нельзя такому радоваться. Хотя вроде кажется, что нужно. Плачь, если хочется.
Саске повернулся, уткнулся лбом в плечо. Плечи дрогнули, мелко затряслись. Вырвался придушенный всхлип.
Итачи непроизвольно дернулся – обнять, утешить. Сказать, что все в порядке. Замер, понимая, что никакого права на это у него нет. Не сейчас, когда его брат рыдает в плечо змеиного санина из-за того, что пришлось собственноручно убивать старшего брата, оказавшегося предателем.
Змей обнял его, прижался губами к макушке, тихонько баюкая. На душе скребли кошки размером с Мататаби. Такой красивый, нахальный, сильный… ребёнок. Ребёнок, у которого не осталось почти ничего. Лишь глупый учитель, который сам не знает, как делиться теплом, и не менее глупый соперник, который до сих пор сам не решается обнять.
Ни семьи, ни цели.
«Обними его, Итачи, – тихо попросил Змей. – Это же слёзы по тебе».
«Я их не заслужил», – так же тихо.
А потом… это было странным ощущением. Итачи не перехватывал контроль над телом и не присоединялся к нему. Он… словно бы вышел за его пределы – так легко и естественно, будто это было самым обычным делом. Вышел, встряхнул плечами, будто проверяя, как сидит на нем облик.
Обнял брата.
– Все хорошо, Саске…
Младший Учиха всхлипнул и сгорбился, будто собираясь в плотный комочек. С усилием шмыгнул носом, простецки вытер слезы рукавом.
– Прости. Не думал, что так расклеюсь.
– Нормально. Только ты не бегай от меня больше, ладно? Очень обидно, когда ты меня отталкиваешь. Кстати, ты знаешь, что можешь наложить на себя гендзюцу, чтобы вместо этого лица видеть моё настоящее?..
– Не в лице ведь дело, – вздохнул Саске. – Просто… я не думал, что это будет так тяжело. И… я не знаю, что делать дальше.
– Совсем не знаешь? – прижаться губами к виску, погладить по спине. – Позаботиться о Кабуто, например. Чтобы он обратно в свою раковину не залез. Научиться обращаться со своим талантом – не шаринганом, а именно талантом. Научиться ставить перед собой менее глобальные, но и менее выматывающие цели, в конце-то концов. Хотя, в принципе, даже просто выживание – уже нетривиальная задачка.
– Говорит мне человек, который умудрился положить болт на мнение сильнейшего скрытого селения и сильнейшей преступной организации, а они ничего не смогли ему сделать, – Саске выдохнул почти спокойно. – Кабуто действительно нужен я?
– Конечно. Без тебя мне бы его никогда не удалось раскачать. «Орочимару-сама» сидит слишком далеко на облачках, чтобы суметь воздействовать так тонко и правильно. Хочешь, найдём его, спросим?
Учиха качнул головой:
– Можно еще немного так посидим? Не могу… устал. Не хочу сейчас что-то доказывать.
– Ну ладно, он сам нас найдёт. Где нас ещё искать-то. Хотя… ты вроде говорил что грязный? Ну-ка пойдём!
Но вместо того, чтобы пойти, Орочимару подхватил его за бёдра и встал. Идти далеко не пришлось – личная купальня находилась совсем рядом. Активировать печати, чтобы набралось побольше воды, аккуратно раздеть Саске… мягко отвести его руки от одежды.
– Не-не, позволь мне. Тёплая вода и не таких страдальцев воскрешала, а уж с хорошим массажем головы…
Парень коротко шмыгнул носом, на пару секунд прижался щекой к плечу.
– Спасибо…
И поспешил отвернуться, слишком привычный не показывать слабости, чтобы не стыдиться своего состояния.
– Саске, – тихо позвал Змей и заглянул в глаза. – Знай, что у лжи очень короткие ноги. Далеко на ней не уедешь. Если тебе плохо – признай это и лечи… Ну сам представь шиноби с дыркой в брюхе, который вместо того, чтобы пойти к ирьёнину, заявляет, что с ним всё в порядке и подыхает где-то под кустиком. Ну, не дебил ли?.. Вот. Так и сейчас. Не скрывай правду. От себя не скрывай. Прими и – уже приняв – решай, что с ней делать.
– Я… постараюсь. Спасибо, – короткое шмыганье носом.
Хотелось попросить разрешения быть сегодня усталым и беспомощным. Хотелось просто ни о чем не думать. Хотелось… вспоминать Итачи. Каким братом он был. Каким врагом. Короткие встречи и ночь резни клана.
Саске запрокинул голову, пытаясь сдержать слезы.
– Орочимару… расскажешь мне, что ты знал об Итачи?
– Хорошо, – Змей подхватил его на руки и погрузил в тёплую воду. Пара секунд, и он скидывает одежду, погружаясь рядом. – Хм… Ну, в принципе, я знаю не так уж и мало. Помню однажды, когда я был молодым и наивным змеем, я увидел тренировку одного мальчишки. Не помню, сколько там арбалетов было – то ли пять, то ли восемь… все были направлены на него. Я возмутился: офигел? Убьёшься же так, такое точно никому отбить не под силу, особенно с такого близкого расстояния. Но я вмешаться не успел, механизм сработал… И да, Итачи всё отбил и уклонился, сверкая красными глазами. Это было просто вааа…
– Любимый трюк нии-сана, – слабая улыбка. – Как я хотел ему научиться… даже ногу как-то подвернул, когда пытался похвастаться…
Итачи, убедившись, что брату лучше, втянулся обратно в тело. Орочимару продолжал говорить – и в такт негромкому голосу разворачивались его воспоминания.
Это было так странно. Восхищение – искреннее, жаркое, жадное даже. Восхищение от того, кто сам был гением, такое, будто Итачи делал что-то особенное… отец никогда не удивлялся его успехам, лишь одобрительно кивал и говорил: «Что и ожидалось от моего сына». А так хотелось иногда, чтобы удивился. Похвалил.
Правда, годам к десяти это желание прошло. Итачи думал, что бесследно.
Но больше всего удивляло даже не это. Тот порыв Змея – самый первый, почти инстинктивный. Метнуться в комнату, выдернуть самонадеянного пацана из-под атаки. Надрать уши, чтобы больше не смел так рисковать.
Так странно, что его хотели защитить.
Так… непривычно.
– В Акацки он ходил с каменной мордой, – продолжал Орочимару. – Специалист был хороший, но на контакт не шёл. Даже не задирал никого. И себя задирать не позволял. Многие бы хотели посмотреть, на что он способен, но нифига, на слабо не ловился, выбесить было трудно, так что оставалось давиться мутными слухами. Зато и хернёй не страдал. Не интересен – значит, не интересен, пакостей он строить не будет, сработает максимально эффективно… Наверное, чтобы хохлиться не мешали.
Орочимару аккуратно намыливал голову Саске, массируя и разнеживая.
– Хохлиться? Это как? – Учиха потихоньку расслаблялся под руками. Откинулся на плечо Змея, прикрыл глаза.
– Это у него привычка такая. Уткнётся в воротник, шляпу наденет, только глазища чёрные и блестят. А ещё любит засаживаться в каких-нибудь тёмных уголках, чтобы оттуда пыриться. Это я и называю «нахохлиться». Итачи постоянно так делал.
– Как большая ворона?
– Хм… Как большая мокрая ворона. Обиженная на весь свет. И которую всё-о-о заебало.
– Гм. Когда ты так говоришь, мне хочется присоединиться к Кабуто и бегать за тобой с витаминами и лечебными составами.
– Угу. У меня тоже что-то такое шевельнулось, но Итачи на меня так «зырк», что я не стал своими мистическими ручками лезть куда не надо.
Помянутый Итачи сидел в выделенной ему комнате и переваривал, что кто-то хотел его лечить. И даже не как будущую тушку.
Определенно, этот Орочимару был каким-то неправильным.
Саске расслабился уже окончательно, почти разлегся поверх Змея. Помолчал какое-то время.
– Орочимару. Я сейчас глупость скажу.
– Ты часто это делаешь, я не испугаюсь, – поощрил его Змей.
– Мне надо узнать, почему Итачи вырезал клан. Не верю, что он просто хотел испытать свою силу.
– Правильно думаешь, воронёнок был очень не агрессивным. Был бы типа Хидана – поверили бы все, а так… Я, честно говоря, знаю, что дело там было весьма мутное, но можем выяснить подробности.
«Не смей, – Учиха в сознании полыхнул стальной решимостью. – Он не должен узнать».
«Обоснуй».
Потянуло глухой и стылой тоской. Итачи подозревал, что желание защитить Коноху как аргумент засчитано не будет, но было и еще кое-что.
«Я купил жизнь Саске этой резней. Не добивай его сообщением, что предателем в клане был не только его старший брат».
«Ты правда считаешь, что он недостоин знать правду?»
«Зачем ему столько боли?»
«Она лучше пустоты».
«Он найдет, чем ее заполнить. Ты уже ее заполняешь».
«Меня недостаточно, – тихое, горькое. – Это его наследие, Итачи. Какое бы оно ни было. Даже у тебя нет права его отбирать».
Молчание. Учиха закрылся, лишь отзвуком мысли долетело: «Я всего лишь хочу его защитить». Можно было не сомневаться, что рассказывать о прошлом Итачи не станет.
– Уверен, что хочешь этого? – всё-таки уточнил Орочимару. – Это дело прошлое. В твоей власти начать новую жизнь клана, а не рыться в старых грешках.
Саске коротко качнул головой:
– И это будет висеть камнем, который однажды сорвется на голову. Лучше уж я сам его расшатаю, чтобы успеть увернуться.
– Ладно, как хочешь. Думаю, в деле сбора информации Кабуто может тебе очень помочь…
Руки Орочимару опустились на плечи, разминая, поглаживая нежную кожу… Лапать бы и лапать. Особенно нынешними руками, такими изящными и словно созданными для того, чтобы осязать.
– Спасибо, – Саске запрокинул голову, тронул губами подбородок. – Действительно помогло.
– Поцелуешь?
Учиха повернулся, оседлал бедра. Обласкал губы – сначала дыханием, потом и мягким поцелуем. Уложил голову на плечо, обнимая и прижимаясь.
Кого он сейчас обнимал – любовника? Учителя? Брата? Всех вместе и еще немного сверху?
Ласковые руки прошлись по спине, размазывая мыльную пену. Орочимару наслаждался чувствительностью рук, до которых ещё не добралось проклятье шинигами. Недолго им осталось – если завтра ничего не получится, то руки начнут отмирать, но… но пока можно. И гладить, и ласково проводить по волосам, и приподнимать подбородок, чтобы нежно-нежно коснуться губами. И баюкать – как маленького ребёнка, как когда-то давно видел Орочимару.
– Люблю тебя, – тихонько, на ушко.
Замершее на миг дыхание, короткий серьезный взгляд. Опустившиеся ресницы. Спокойное, уверенное объятие.
– Научишь меня, как правильно?..
Оставшееся непроизнесенным «любить».
– Конечно, – тихое, в губы, перед ласковым-ласковым поцелуем.
***
Орочимару занежил Саске до полного нестояния, обмыл, закутал в полотенце и отнёс на руках в спальню. Затем пошёл искать Кабуто – в былые времена он бы сделал клона, чтобы не отвлекаться от основного действия, но языком теневое деление тела у него сделать не получалось, а руками – сразу с ними распрощаться.
Якуши прилежно проверял письменные задания по сексологии и героически не кололся о том, какая будет практика. Но для Орочимару-самы он всегда был свободен и пройти за ним не отказался.
– Занежить, залюбить, – скомандовал Змей, указывая на Саске.
– Но… – Кабуто сглотнул, не зная, как объяснить.
Они оба были такие бледные черноволосые гладкие змейки, прикосновения которых было естественным, притяжение – само собой разумеющимся, а связь – незыблемой. Сам он на их фоне чувствовал себя шершавым, будто вместо кожи у него наждак. Шершавым и грубым, неповоротливым. Непозволительно горячим, невписывающимся.
Саске повернулся, глянул на него исподлобья, закусил губу. Протянул руку – словно бы неуверенно. Словно о чем-то спрашивая.
– Обними, а? На большее не претендую.
– Ой? Конечно же, – всплеснул руками Якуши, скидывая сандалии и приближаясь. – Иди сюда. Пур-пур-пур… ох, как ты умудряешься красиветь с каждым днём?
Орочимару тихонько засмеялся, укладываясь с другой стороны от Учихи и тоже с наслаждением его обнимая.
– Семейное обаяние, – буркнул Учиха. – Усиливается, если представителей клана больше одного.
Руки вцепились в Кабуто крепко, почти до синяков. Будто боялся, что Якуши сейчас сбежит.
Тот прижался к его лбу губами и обеспокоенно спросил:
– Саске? Тебе плохо?
– Устал, – бледно улыбнулся Учиха. – Не уходи пока, ладно?
Орочимару действительно чуть ли не пинком вытолкнул его из набирающей обороты депрессии, но отступившие было дурные мысли навалились ворохом, когда Кабуто нерешительно замер у кровати.
А нужно ли ему самому это было? Хотел ли? Орочимару Якуши обожал и боготворил, но самого Саске мог принять как дополнение к любимому саме. Казалось бы, какая разница, но зацепило, царапнуло изнутри. Засаднило, как содранная кожа.
– Конечно, – Кабуто совершенно естественно погладил его по ещё мокрым волосам. – Я могу тебе ещё как-нибудь помочь? Массаж, вижу, не требуется, но… может ещё что-нибудь?
Учиха мотнул головой.
– Я тебя от чего-то важного оторвал?
– Нет, не отрывал, – Кабуто был по-настоящему напуган. Чтобы всегда нахальный и уверенный Саске так расклеился? – Хочешь, поцелую?
– Если только не в утешение.
– Саске, – горло перехватило. – Какое ещё утешение, ты чего?..
Учиха неопределенно пожал плечами:
– Я ведь не Орочимару.
– Я как бы догадывался, и?.. Ты чего, не уверен? В себе? Во… во мне? – Кабуто подался вперёд, целуя сладко, страстно. – Саске, прекрасный наш… Восхитительнее Орочимару-сама может быть только тот, на чьих руках он уснул.
Учиха обмяк, словно выпуская из себя противное напряжение, ответил на поцелуй. Хотя все же не удержался от небольшой колкости, когда губы освободились:
– Восхитительнее Орочимару? Кто ты и куда дел Кабуто?
– У вас разная восхитительность, не надо. В некоторых вопросах тебе до него пилить и пилить, – ответил Кабуто в том же тоне. А потом добавил серьёзно: – Но допилить можешь.
Саске замер на несколько секунд. Прерывисто выдохнул. Обхватил пальцами запястье, нежно коснулся губами центра ладони. Прижался к нему щекой.
– Кабуто.
– Что? – шёпотом, взгляд – испуганный. Такая нежность по отношению к нему всё ещё пугала.
– Не забывай, что ты тоже.
– А?
Еще одно ласковое касание губ, на этот раз – к внутренней стороне запястья.
– Не забывай, что ты тоже восхитительный. И что тоже можешь «допилить».
– Я? Я не… – Кабуто помотал головой.
Орочимару тихонько засмеялся:
– Думаешь, я стал бы тратить время на недостойного?..
Ступор. Полный и окончательный. Поверить – страшно, мучительно страшно, как выйти на свет после жизни, проведённой в полной темноте. Что там будет? Там больно, страшно и опасно – это точно. Нельзя, нельзя верить – снова отберут и спрячут во тьму. Он – никто. Лишь мальчик без маски, бесформенная куча.
Говорят комплимент. Надо улыбнуться.
– Надеюсь, – улыбка робкая, как полагается случаю.
Учиха перекатился, подминая Якуши под себя. Клацнул зубами возле уха в неясной угрозе.
– Ка-абуто. А ну признавайся.
– Ай? – максимально удивлённое лицо. – Я не видел заначку Орочимару-самы под кроватью.
– Кабуто.
Серьезный взгляд, пальцы, цепко обхватившие запястья. Минута расклеенности прошла, будто и не было ее.
– Что именно заставляет тебя закрываться? Я… чем-то обидел?
– Нет! – несколько даже возмущённо. – Конечно, нет!
– Тогда в чем дело? – пальцы осторожно тронули уголок губ. – Эта твоя улыбка… ты так смотрел, когда думал, что я хочу отобрать у тебя Орочимару.
– Нормальная у меня улыбка! – Кабуто хотел возмутиться, отстраниться, но был не в силах скинуть руку, которая так бережно его касалась. – Просто… Я не хочу становиться такими, как вы. Мне уютно в тени. Не тяните меня на свет, пожалуйста. Я буду хорошей тенью, только не надо… не надо…
– Кабуто, – погладить щеку, мягко улыбнуться. – Но ведь ты не тень. Ты пушистый солнечный шарик. Не прячься.
И – шепотом, на грани слышимости:
– Я смогу тебя защитить, если потребуется.
Кабуто замотал головой, отворачиваясь и пряча лицо. Защитить… не надо его защищать, это он должен защищать, всеми силами.
– Пожалуйста… не надо. Не смотри так.
– Как – так? – Саске наклонился, потерся носом о подбородок. – И почему – не надо? То, что дорого, естественно защищать.
– Пристально, – Кабуто почти всхлипывал. – Как будто тебе… есть дело.
Учиха моргнул. Моргнул снова, пытаясь уложить в голове услышанное. Лег, притягивая Кабуто к себе плотнее.
– Разве тебе самому было все равно? – тихо спросил он. – Или ты согласился побыть со мной, только чтобы порадовать Орочимару?
– Нет, не поэтому.
Саске прижался щекой к макушке Кабуто.
– Мне не все равно.
– Я…
Кабуто до этого вполне спокойно воспринимал интерес Саске к его персоне. Если Учиха завладел Орочимару, то логично, что он захочет приручить и его тень. Но то, что Саске интересуется им самим, приводило в ступор.
– Я не хочу быть любимым, не хочу быть ненавидимым. Я хочу продолжать не быть. Как раньше.
– Но ты есть. Настоящий ты, – Саске задумался, подбирая нужные слова. – Даже если только как тень… ты есть. Но ты не тень, Кабуто, – прижаться, в доверительном шепоте почти касаясь уха губами. – Не отражение. Ты как калейдоскоп. Смотреть и не насмотреться.
Кабуто задрожал, не желая верить и отчаянно жаждя этого. Казалось, сердце вот-вот остановится, не выдержав осознания того, что оно, оказывается, бьётся.
– Я не могу быть настолько прекрасным, как вы с Орочимару-сама, – упрямо заявил он.
– А таким и не надо, – Саске все-таки прижался губами за ухом. – Мы же разные… ты можешь быть лучше, а можешь – просто другим.
– Потому что ты можешь светить, Кабуто. Не зарывай себя заживо, – ладонь под рубашку, но без всякого подтекста. Просто – ближе, просто – теснее. – Так обидно это видеть. Когда ты отщипываешь от себя по кусочку.
– Но… но вам же нужнее?..
– Нет, Кабуто, – внезапно вмешался Орочимару, до этого только наблюдавший, как Саске вскрывает его скорлупу. – Для учителя нет большей радости, чем когда ученик его превосходит. Для родителя нет лучшей радости, чем смотреть, как его дитя становится самостоятельным. Послушный раб – это, конечно, неплохо в критической ситуации… Но мне бы хотелось, чтобы ты был со мной добровольно, по осознанному решению, а не из-за того, что я просто самый гениальный на деревне, а ты выбираешь лучшего хозяина.
Кабуто закусил губу. Хотелось заявить, что это неправда, что Орочимару-сама ошибается! Но как он может ошибаться?.. Да и вспоминались слова Саске о том, что не так уж ценна любовь того, кто ничего кроме не видит.
Саске коснулся его губ ласковым поцелуем, лег. Прижался спиной к Змею, притянул к груди Кабуто.
– Не против, если сегодня посередине буду спать я?
– Нет, конечно, не против, – отозвался Орочимару, поглаживая кончиками пальцев.
– Спокойных снов, Саске, – вздохнул Кабуто.
Для него был ещё день, он-то себе никакую степень чакроистощения не заработал. Но полежать рядом он всегда был рад.
Если позволяют.
========== Коннект ==========
– Ита-а-ачи, – Змей стучал в дверь его комнаты. – Ты там совсем закрылся или просто дрыхнешь?
– Абстрагируюсь от происходящего, – меланхолично отозвался Учиха. – Что-то нужно?
– Выяснить твоё состояние и готовность к сотрудничеству. А то мало ли…
– Я в порядке, – суховато отозвался Итачи.
– Раз в порядке, то, может, откроешь?..
Дверь тихо скрипнула.
– Еще скажи, что ты без этого войти не мог, – Учиха был хмур и привычно нахохлен.
– Мог, конечно, мог… Но это невежливо, – Орочимару прошёл к нему, уселся рядом. – Поговорим?
– О чем именно? – в ладонях Итачи формировалась очередная тетрадь с записями.
– О том, почему ты стал таким нервным. Так хорошо же общались. Умный, спокойный гость в мозгах – прям песня и мечта в одном лице. Это из-за планов Саске узнать больше о резне?
– В том числе, – тетрадь с коротким заголовком «Мангекью шаринган» отправилась на полку.
– А ещё из-за того, что я с ним сплю?
– Из-за того, что это происходит в моем теле. Знаешь ли, я не мечтал подглядывать за братом и тем более участвовать в подобном.
– Э-э-э…
Бровь Орочимару поползла вверх.
– Ну надо же, какой ты приличный… Скромный. Я себя что-то таким старым и развращённым Змеем почувствовал рядом с пай-мальчиком из хорошей семьи. Шторку закрывай, если не хочешь чего-то видеть… или долетают ощущения?
– Эмоции в любом случае проходят, – Итачи захлопнул чистую тетрадь, которую еще не успел заполнить символами. – Вчера ты так тащился, что не вышло заблокировать это даже специально. Полагаю, причина в том, что эмоциональный и ментальный фон формирует твоя личность.
– Неужели эти эмоции настолько плохи? Как я понимаю, физический аспект всё же можно заблокировать.
– Не плохи. Если не считать того, что они не мои. Я не хочу в них растворяться и не испытываю их в отношении Саске. Чувствуется же так, словно испытываю.
– Хм. Попробуй тогда создавать себе комнату сам, – Орочимару нахмурился. Тут речь шла не о приличиях, а о границах личности. – Если она будет из тебя, то, возможно, удастся защититься.
Змей знал, о чём говорит. Его упорядоченный коридор был не просто прихотью гения, но жёсткой необходимостью. Слишком просто потерять себя, когда мысли не удерживает тело. Нужно очень и очень крепко соединить каждый отдельный элемент мыслей, чтобы они не выпадали при перемещении.
Итачи посмотрел настороженно, сложил печать концентрации. Можно было бы просто растянуть тот кокон, в котором он прятался, но… Как-то неловко было обойтись столь аскетичным вариантом. Поэтому Учиха попробовал создать все же именно комнату.
Стены сгладились и покрылись деревянными панелями, кровать сместилась к стене, тумбочки с цветами пропали. Открытая стена, позволяющая наблюдать за реальностью, сменилась широким окном, прогал к очагу чакры и вовсе закрылся – одна стена просто была заметно теплее других. Появился шкаф с оружием и свитками, повисшая на вбитом в стену сюрикене маска.
– Неплохо, – заметил Орочимару. – Сейчас выйду, упорюсь, проверим, как работает.
От Учихи достался еще один непроницаемый взгляд – как будто он ожидал совсем другой реакции. Итачи не ожидал, что подсознание выберет образ его старой комнаты в квартале Учих, хотя и не мог не порадоваться, что это оказалась именно комната, а не, к примеру, пещера. Но если от того же Орочимару уютное жилище с цветочками смотрелось неожиданно, то та же комната, пусть и по-иному оформленная, воспринималась банально. Можно ведь что угодно создать. Даже обидно как-то, что собственное сознание получилось таким ограниченным.
Орочимару вышел, закрыл дверь, сосредоточился. Хорошенько так протащился. Успокоился. Постучался.
– Нормально?
– Вполне, – Учиха был уже менее нахохлен.
– Ладно, с этим разобрались… Что-то хотел сказать… А! Вопрос про правду о резне. Давай посмотрим, можно ли подать Саске хотя бы полуправду, просто так он уже это не оставит.
Итачи напрягся. В том, что это не коварный план Орочимару по выманиванию информации, он был уверен – структуризация сознания имела и обратную сторону. Чужеродные элементы сразу становились заметны, но и скрыть что-то, особенно от находящегося изнутри гостя, было невозможно. Заблокировать – да, обмануть – нет. Но Учиха слишком привык скрывать правду, чтобы так просто рассказать.
– Нет, в принципе, мы можем и сами поискать, но мало ли что там найдем… Хотя, возможно, тебя собственное будущее беспокоит?
– Какое будущее? – Учиха посмотрел на него с недоумением.
– Ты своё тело взад вообще отвоёвывать не собираешься? – с интересом уточнил Орочимару.
– Не вижу смысла. Мангекью Саске сможет пробудить и без этого.
– Я твоё тело потаскаю максимум три года. А потом что, убивать тебя, что ли?..
– Ну… да?
– М-да… Что, жить совсем-совсем не хочется? Даже просто свалить на окраину мира, залезть в старую деревушку и выращивать помидоры, жалуясь на жизнь старому псу?
Учиха честно попробовал представить себе такую картину. Вдохновило не особо.
– А почему именно помидоры? – поинтересовался он.
– Понятия не имею. К слову пришлось, – Орочимару вздохнул, присел рядом, прислонился к плечу. – Мы же за три года в одной голове сдружимся. Как тебя убивать-то?
– Я все равно не умею ничего, кроме как быть шиноби, – Итачи посмотрел на него с некоторым удивлением. – А еще я смертельно устал убивать для того, чтобы отстоять свое право хотя бы жить.
– М-да…
Орочимару пытал его собирательный инстинкт, привычка тянуть к себе мало-мальски хорошие кадры. А тут, ксо, целый гений Учиха! И тот в аренду!
– Наверное, надо было подойти и сказать: «Итачи, я тут твоего брата заманил, отдай тело, мы его вместе подучим», и всё, никаких планов не надо…
– Не сработало бы, – спокойно возразил Итачи. – Я бы не упустил такую возможность обезопасить Саске.
– Ну-ну… Неужели совсем никаких желаний нет? Эгоистичных?
Итачи задумался. Полуприкрыл глаза, наклонил голову набок.
– Разве что палочку данго.
– Ладно, поедим данго, – вздохнул Орочимару.
Повеяло моросящей грустью. Было до смерти обидно, что вообще-то такой талантливый шиноби ничего толком и не хочет. Только чтобы от него отстали.
– Ты странный, – заметил Учиха.
– А ты просто образец адекватности.
Итачи пожал плечами. Спорить он в любом случае не собирался.
Орочимару вздохнул ещё раз. Вроде в одной голове находятся, а Итачи всё равно закрыт.
– Есть ещё один вариант.
– Какой и чего?
– Будущего. Безумный. Впрочем, нет, не буду говорить, ты всё равно не согласишься.
– Твое право. Тебя снаружи не хватятся? Или отсутствующий взгляд никого не удивит?
– Я глаза закрыл. Намёк понял. Пойду…
– Хорошего дня, – вежливо пожелал на прощание Учиха.
***
Кабуто лежал, слушая сопение. Он, в отличие от обладателей шарингана, растратиться не успел и во сне не нуждался. Но почему бы и не полежать в хорошей компании? Особенно если никто не против.
Орочимару-сама хмурился во сне. Такое бывало, когда ему снились кошмары, но в том-то и дело, что в последнее время кошмары его не мучили. А сейчас вот вернулись…
Кабуто нежно погладил любимого саму, пропуская порядки волос между пальцами. После переселения они сильно потеряли в объеме, но уже приобрели привычную скользкость.
Змей вроде бы чуток успокоился. Кабуто в очередной раз остро пожалел, что не может вылечить кошмары.
Орочимару снились руки. Его руки, зажатые в тисках. Его руки, которым отрезают кончики пальцев. Один за другим, один за другим, пока не кончатся. Затем молот ломает кости пальцев на мелкие осколки, которые ни одному медику не собрать.
Хоп! Гильотина, отрезала запястья. В предплечья вцепились множество острых щипцов, выдирая мясо.
