Текст книги "Ангел"

Автор книги: Ксения Синица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Нет, она не думала об этом. Но тайно надеялась.

Нора сделала глубокий вдох. Тоска, сказала она себе, называя то ощущение, которое захватило ее в этот момент. Сорен научил ее этому трюку много лет назад. Если Сатерлин могла назвать свои чувства, посчитать их и проанализировать, то сможет и дистанцироваться от них, отделяя их от своего разума. Сжигающие. Жалящие. Ноющие. Когда даешь страданиям имя, то овладеваешь ими. Старый садо-мазо трюк для контроля над болью, и сейчас она использовала его. Это всего лишь печаль. Иррациональная, глупая, женская печаль.

В ее сознании вспыхнула картина, образ ее милого, девственного Уесли, обнаженного и входящего в другую женщину, толкающегося в нее.

Ревность, Нора назвала новое чувство. Бешеная ревность.

Сатерлин сделала еще один глубокий вдох. Она втянула в себя боль, страдания, задержала их в животе и вытолкнула вместе с дыханием из носа. Микаэль. Она повторила это имя в голове. Сегодня вечером стоило сосредоточиться на нем. Когда Сатерлин открыла глаза, то взгляд зацепился за белые страницы, лежащие на прикроватном столике. Список Микаэля. Подняв их, она бегло просмотрела ответы парня. Под разделом Садо-мазо, Гриффин оставил приписку.

«Мик не просто саб. Он еще и мазохист. Могу я забрать его себе, когда ты с ним закончишь?»

Тонкая грань лежала между сабмиссивами и мазохистами. Сабмиссивы обожали принуждение, даже если ненавидели боль во время процесса. Но мазохисты не только любили принуждение к боли, они тащились по ней.

Хорошо, подумала Нора, отложив перечень в сторону. Сегодня, по некоторым причинам, она чувствовала, что могла бы забить до смерти кого угодно.

* * *

Микаэль Димир – Сюзанна ввела имя в строке поиска Google и сделала паузу, прежде чем нажать на Enter.

Уже несколько дней она избегала исследования о мальчике, который пытался покончить жизнь самоубийством в Пресвятом Сердце. Это причиняло слишком много боли, но нельзя было бесконечно избегать этого. После единственной встречи с Отцом Стернсом она обнаружила, что он был таким мужчиной, с которым необходимо считаться. Даже сейчас, сидя в одиночестве в своей квартире, ее тело все еще помнило тот шок, который она испытала, впервые увидев священника. И во время их разговора у нее создалось четкое ощущение, что он играл с ней, подначивая. Он ждал репортершу – это было очевидно. И не выказал ни малейшего проблеска страха или нервозности. Даже самая чистая невинная душа занервничала бы при встрече с репортерами. Кем, черт возьми, был этот священник?

Сюзанна нажала Enter и начала перебирать все ссылки. Она ненавидела себя за копание в грязном белье этого мальчика. Но искать что-то на Отца Стернса было похоже на попытку копаться лопаткой в бетонном полу. Может быть, повезет больше с кем-то из его прихожан.

Естественно, о попытке самоубийства не было ни единого слова. Он был несовершеннолетним в тот момент, и пресса пожалела его. Его имя – Димир... юный Микаэль должно быть происходил из восточно-европейской семьи, решила она. Она знала пару Димиров во время своего двухмесячного пребывания в Румынии и Сербии. «Вот и все», – сказала Сюзанна. «Будь профессионалом, будь спокойной и отрешенной. Не думай о нем, как о человеке, о ребенке, который любил церковь, доверял своему священнику и...»

Гневным взмахом руки Сюзанна стерла слезы с лица. Она захлопнула ноутбук до того, как смогла прочесть еще что-то о Микаэле Димире, и сразу же почувствовала себя лучше. Если Микаэль Димир пытался покончить жизнь самоубийством по той самой причине, о которой она подумала, то последнее, что хотелось делать, так это снова унижать его. Она должна была сосредоточить все внимание на цели, и имя ее цели было отец Маркус Стернс.

Девушка уставилась на закрытый ноутбук и понимала, что открывать его снова – было бесполезно. Кто-то однажды определил безумие как попытку делать что-то снова и снова, ожидая других результатов. Никакие поиски в интернете не приведут ее к истине об Отце Стернсе.

Хотя она больше не верила в Бога, Сюзанна знала, что делает работу за Него. Кто-то где-то что-то знал об Отце Стернсе, что-то достаточно плохое, чтобы послать анонимный донос. Она не имела ни малейшего представления, почему именно ей. Тысячи журналистов жили в районе Нью-Йорка. Она же всегда была военным корреспондентом. Возможно тот, кто послал факс, знал, что потребуется кто-то храбрый и бесстрашный, чтобы докопаться до истины. А она была бесстрашной. Она была в десятке военных зон – Судан, Пакистан, Афганистан, Ирак... Бомбы взрывались вокруг нее, перед ее глазами солдат разрывало на куски. Но никогда до сих пор она не испытывала такого страха, как стоя перед Отцом Стернсом. Нельзя было позволить запугать себя. Никому. Особенно после того, как она побывала в зоне боевых действий в одной только камуфляжной одежде и с камерой в руках. Она вернется в церковь. Она должна.

Зазвонил телефон и вырвал Сюзанну из глубин ее темных мыслей.

– Патрик, – выдохнула она. – Мне очень жаль…

– Не надо, – робко сказал он, и она расслабилась.

По какой-то причине, после ссоры с Патриком, она чувствовала себя плохо. Теперь, когда они расстались, ей было даже хуже, чем если бы они официально были парой.

– Это моя вина. Ты в Штатах каких-то пять минут, а я уже признаюсь в любви. Это было нехорошо с моей стороны, и мне ужасно жаль.

– Все в порядке. Правда. Ты очень много значишь для меня, – сказала она, зная, что эти слова были не так хороши, как "Я люблю тебя", но сейчас она могла сказать только это.

– Давай забудем об этом.

– Нет, я не хочу забывать об этом. Позволь все исправить. Ужин? Никакого секса не требуется, я обещаю. Если ты только сама настоишь, – сказал он и нервно рассмеялся.

Сюзанна улыбнулась, благодарная за звонок, извинение и присутствие в ее жизни, которые спасали ее от печали, угрожающей сокрушить ее время от времени.

– Ужин звучит прекрасно. Но на самом деле, ты можешь сделать кое-что еще, – сказала она, глядя на закрытый и бесполезный ноутбук.

– Все, что угодно, – пообещал он.

Она провела последние восемь лет в странах с бомбами и оружием и смертью кругом. Если бы она смогла встретиться лицом к лицу с вражескими армиями, то сможет встретиться и с одним католическим священником.

– Мне нужно снова одолжить у тебя машину.

* * *

Микаэль чуть изменил позу, чтобы лучше передать угасающее вечернее солнце. Его карандаш летал по бумаге, прослеживая за рядом изогнутых линий. Парень сделал паузу, посмотрел на свою работу, стер одну линию и перерисовал ее. Когда он ближе пододвинулся к окну, то уловил в воздухе дуновение чего-то нового. Парень вдохнул запах снова – что-то пряное, но еле ощутимое, и мужское. Это не был одеколон или какие-то сильные духи. Просто... Микаэль вдохнул снова и закрыл глаза ... просто возбуждающее. Боже, что бы это ни было, он хотел чувствовать этот запах до конца своей жизни.

– Черт, – послышался голос за плечом, заставляя Микаэля подпрыгнуть от удивления.

Он повернул голову и встретился лицом к лицу с Гриффином, который стоял рядом в одних только коротких боксерах. По крайней мере, теперь он знал источник этого невероятного запаха. Микаэль смотрел на него молча, замечая отсутствие одежды и мокрые волосы. Очевидно, Гриффин только что вышел из душа, и этот невероятный запах исходил от его кожи.

– Ты нарисовал это?

Гриффин взял этюдник Микаэля и сел напротив на скамейку в эркере.

– Оно не закончено.

Парень протянул руку, чтобы вернуть книгу обратно, но Гриффин указал на него пальцем, а Микаэль опустил руки.

– Подчинение, Саб, – сказал Гриффин, вытянув ноги рядом с Микаэлем. – Я не твой Доминант, но я Дом, так что веди себя правильно.

Микаэль подавил желание сделать так, как обычно делала Нора – зарычать на Гриффина.

– Это не закончено, – повторил Микаэль, потянув ноги к груди и обнимая колени руками.

Гриффин посмотрел на него, отложил этюдник в сторону и схватил Микаэля за лодыжки.

– Что…?

Начал Микаэль, Гриффин рывком вытянул ноги Микаэля прямо перед ним.

– Ты свернулся в позе зародыша, как будто собрался умирать, – сказал Гриффин с явным раздражением. – Ты можешь сидеть, занимая пространство, Мик. Каждый раз, когда ты хоть капельку расстроен, то сворачиваешься в крошечный клубок и практически исчезаешь. Довольно впечатляюще, особенно учитывая твой рост.

– Прости, – сказал Микаэль, пытаясь расслабиться. – Я нервничаю, и я...

Он попытался объяснить дальше, но слова пропали.

– Ты становишься как еж, – сказал Гриффин. – Абсолютная самозащита. Но ты со мной прямо сейчас. Спрячь свои иголки и расслабься. Тебе не надо защищаться от меня. Я не собираюсь делать тебе больно. Даже в увлекательной игровой форме, ладно?

От слов Гриффина сердце Микаэля сжалось, а затем успокоилось. Он не мог поверить, что кто-то с привлекательностью Гриффина, не говоря уже о его деньгах, будет относиться к Микаэлю с такой... Микаэль пытался найти подходящее слово. С такой заботой.

Медленно Микаэль улыбнулся.

– Ладно.

– Хорошо. Теперь просто сиди там и помалкивай, пока я буду копаться в твоем этюднике.

Раздраженный и смущенный, Микаэль уже начал скрещивать руки на груди, но Гриффин пристально посмотрел на него, и парень покорно расслабился.

Гриффин медленно листал страницы изрисованного молескина Микаэля.

– Ты делаешь наброски только карандашом? – спросил Гриффин.

– По большей части. Ручкой и тушью, или карандашом и ручкой.

– А углем?

– Люблю уголь, но дело грязное.

– Ну и что?

– Мама сердится, когда он попадает на одежду, – сказал Микаэль, проклиная себя за то, что сказал что-то настолько по-идиотски глупое.

– Что это за крылья?

В этом молескине не было ничего, кроме различных вариаций на тему – крылья ангелов, крылья птиц, насекомых. Возможно, нужно будет попытаться нарисовать крылья грифонов.

– Нора дала мне это стоп-слово. С тех пор я рисую крылья.

Повернув этюдник, Гриффин переключился на рисунок, над которым Микаэль работал весь день.

– Это невероятно, – сказал Гриффин, держа в руках открытую книгу. – Ты, как Джон Колтхарт, но мягче, более эмоционально.

Румянец на щеках Микаэля стал сильнее.

– Ты знаешь о Колхарте? – спросил Микаэль, слегка ошеломленный этим фактом.

– Знаю, я не похож на такого человека, – сказал Гриффин, – но во мне живет бездна увлечений. Кроме того, я получил степень по Истории искусства в Университете Брауна.

– Ты учился в Брауне?

– Да, но не закончил. Долгая история, – сказал Гриффин с ноткой, которую Микаэль никогда не слышал в его голосе прежде, ноткой дискомфорта. – Но я разбираюсь в искусстве. У меня есть два Пикассо в моей спальне, в комнате Норы висит Кандинский и еще несколько Делоне по всему дому. Обожаю орфический кубизм. А так как я разбираюсь в искусстве, то разбираюсь в таланте. И у тебя он есть, Мик. Мне это нравится.

Гриффин посмотрел на рисунок, над которым работал Микаэль. Ничего особенного, просто изображение широких ангельских крыльев, в готическом стиле, на весь разворот. Огромные неповоротливые крылья росли из спины хрупкого мальчика, сидящего на земле с плотно поджатыми к груди ногами. Очень личный рисунок. Микаэль не собирался показывать его никому.

– Спасибо. Нора приказала мне заняться чем-нибудь, чтобы расслабиться до вечера. Рисование, как правило, работает.

Гриффин закрыл этюдник с явной неохотой. Микаэль взял книгу обратно и подошел к кровати, где спрятал книгу под подушку.

– Как правило? Нервничаешь насчет вечера?

Гриффин встал, и начал прогуливающейся походкой расхаживать по своей старой комнате.

– Немного.

Микаэль сел на край кровати и попытался не смотреть на Гриффина. Гриффин будоражил его. Он просто ходил вокруг в нижнем белье, как будто ему было все равно, что люди подумают о нем. Конечно, у Гриффина было невероятно хорошее тело, так почему бы не ходить почти голым?

– Когда в последний раз вы трахались?

Гриффин спросил, садясь на край кровати Микаэля, и улёгся на спину. Микаэль нервно вздрогнул. Почти голый парень лежал на его кровати. Ему должно было это не нравиться, он не хотел любить это... но никак не мог заставить себя.

– Хм, – начал Микаэль, поворачиваясь и усаживаясь, скрестив ноги, спиной к спинке кровати.

Личные вопросы – он ненавидел их. Отец всегда доставал его с личными вопросами.

– Нора вчера спросила то же самое.

Гриффин поднял бровь.

– Ты знаешь, что это значит, да?

Микаэль покачал головой.

– Она просматривала твою сексуальную жизнь. Я про обмен жидкостями.

– Обмен жидкостями?

– Секс без презерватива.

– Ничего себе, – сказал Микаэль, и в желудке все сжалось. – Это безопасно?

– Она чистая. Постоянно проверяется. Все большие шишки Восьмого Круга так делают, я в их числе. И у нее внематочная спираль, так что я бы не переживал насчет беременностей.

– Так вы с Норой, ну, тоже обмениваетесь жидкостями?

Гриффин откинулся назад, прижимаясь к верхней части кровати, рядом с Микаэлем. Еще раз парень вдохнул запах Гриффина. Микаэль решил выяснить, каким мылом пользуется тот, чтобы он мог купить такое же мыло и нюхать, когда захочется.

– Не-а. Я не обмениваюсь ни с кем.

– Как так? – спросил Микаэль с искренним любопытством.

Ребята в школе всегда ныли о том, что их подружки заставляют их надевать презервативы.

– Мик, – сказал Гриффин, повернув голову и уставившись ему в глаза. – Нет ничего, и я повторяю, ничего, чего бы я не пробовал. И я говорю не только о сексе. Каждый плохой поступок, минус убийство и изнасилование, я делал это. Так что это часть меня, которая хочет сделать это только в том случае, если я на самом деле окажусь в настоящих отношениях с кем-то. Звучит глупо и романтично? Если так, никому не говори. Я вообще-то ужасный наследник Преисподней. Хотелось бы сохранить свой титул и впредь.

Микаэль улыбнулся, не совсем уверенный, какой должен быть ужасный наследник, но решил, что ему нравится это название.

– Немного глупо. Но не в плохом смысле, – сказал Микаэль, удивленный тем, что у Гриффина есть и такая нежная сторона. Искусство? Сохранить частичку себя для настоящих отношений? – Таким образом, ты никогда не, ну ты понимаешь…

– Кончал в кого-то? – Гриффин закончил за него. – Нет. Никогда. У меня был разговор о сексе с отцом, когда мне стукнуло тринадцать. «Сын, у нас больше денег, чем у Бога. Если девушка забеременеет от тебя, то отхватит половину от них. Так что презервативы каждый раз». А потом он подарил мне целую коробку.

Микаэль рассмеялся над Гриффином, изображающим суровый голос отца. Внезапно вспомнив что-то, Микаэль перестал смеяться.

– Подожди. Нора, она не…

– Нора кончила. Если бы ты остался и досмотрел до конца, то увидел бы, что я надел презерватив, прежде чем кончил.

Мысленно Микаэль провалился сквозь пол и до самого подвала. Гриффин видел его подглядывающим два дня назад?

– Гриффин. – Он почти подавился словами. – Мне очень жаль. Я не хотел... Я просто шел на кухню и услышал…

– Мик, успокойся, – сказал Гриффин, улыбаясь ему. – Я не злюсь. Я такой. Я трахаюсь перед людьми все время. Меня раздражало только то, что ты не зашел и не присоединился к нам.

Гриффин зловеще улыбнулся. Микаэль почувствовал, как онемели его пальцы.

– Я думаю, Норе бы это не понравилось, – сказал Микаэль, не совсем уверенный, что это правда.

Он мечтал о тройничке раньше. На самом деле вчера вечером его мысли забрели слишком далеко, и он представил себе Нору, господствующую над ним, в то время как Гриффин наблюдал.

– Твоя госпожа обожает зрителей. На самом деле, я смотрел, как ее имеет твой священник, после того, как мы с Кингом оттрахали ее вдвоем.

Микаэль почувствовал, что его глаза вываливаются из орбит.

– Ты видел Отца С...

– Трахающимся? Да. Когда твоя Госпожа была всего лишь сабой, как ты, он делал все, чтобы унизить ее в нашем клубе. Что ее до чертиков заводило. Ты знаешь, почему я и Кинг, и твой священник все трахали ее в одну и ту же ночь?

Микаэль покачал головой. Он не мог себе представить.

Гриффин наклонился, как будто собирался поделиться секретом. Каждый мускул в теле Микаэля напрягся, когда татуированные, мускулистые плечи прижались к его бедру. Микаэль старался не замечать каплю воды, стекающую с волос Гриффина вниз по шее и остановившуюся наконец в ямке ключицы.

– Это был ее день рождения. Она попросила это в подарок, – прошептал Гриффин.

– О, мой Бог, – Микаэль выдохнул, опять подтягивая ноги к груди.

Не из самозащиты, а чтобы скрыть свою внезапную эрекцию.

– Я знаю. Офигенная ночь. – Гриффин задумчиво вздохнул. – А затем все завертелось. Нора бросила своего священника, а потом просто исчезла. Когда она вернулась, все было по-другому.

– Она вернулась и начала работать в качестве Госпожи, не так ли?

Микаэль немного знал историю Норы. Отец С рассказал самые главные факты. Он встретился с Норой, когда ей было пятнадцать лет и ее звали Элеонор. Любовь с первого взгляда. Обучение в восемнадцать лет. Консумация, когда ей исполнилось двадцать лет. Семь благословенных лет вместе, прежде чем она оставила его по неизвестным причинам. Тогда она вернулась и объединилась с Кингсли, который превратил ее не просто в Домину, а в Госпожу – женщину, за услуги которой платят. Дорого.

Гриффин понизил голос, как будто он рассказывал историю о привидениях детям вокруг костра.

– Когда она была сабой, твой священник держал ее на довольно коротком поводке. Она могла носить только белое в клубе. И он разрешал ей распускать волосы только в личной обстановке. И почти никакого макияжа. Ей даже не разрешалось говорить, если он не давал ей специальное разрешение.

Микаэль попытался и не смог представить Нору в качестве Элеонор, всю в белом, без макияжа, ее длинные, красивые волнистые черные волосы заколоты и спрятаны. И не разговаривающую? Нора и молчит? Это было странно.

– В ту первую ночь, когда она пришла в Восьмой Круг как Госпожа, я был там, – сказал Гриффин. – Ты даже не можешь себе представить шок на лице каждого, когда они поняли, что горячая новая Госпожа, в красной коже и под ручку с Кингсли – это бывшая саба Сорена. Когда они поняли, все стало еще хуже.

– Почему? – спросил Микаэль, стараясь представить себе эту сцену.

– Они все знали ее как сабу, и вот она появилась, изображая из себя Верхнюю и стараясь быть жестокой. Даже сабмиссивы смеялись над ней.

– Бедная Нора, – сказал Микаэль. – Что она сделала?

Улыбка появилась на лице Гриффина, улыбка, от которой по спине Микаэля пронеслись острые иголочки.

– Знаешь, как говорят, если парень отправляется в тюрьму, и не хочет стать объектом издевательств, то должен найти самого большого парня и избить его ко всем чертям?

– Верно.

Он видел фильмы с такой сюжетной линией.

– В Восьмом Круге был такой мазохист, по имени Трент. Он был таким мазохистом, каким садистом был Сорен. Его прозвище было Несгибаемый. Твой священник наверняка сломал бы его, но Трент позволял унижать себя только женщинам. В любом случае, Нора идет прямо к нему и спрашивает его, не хочет ли он поиграть. Он сказал да, а потом попытался плюнуть ей в лицо.

– Твою мать. И что случилось потом?

Гриффин рассмеялся, низко и хрипло, и Микаэль вдруг почувствовал необходимость уединиться на несколько минут. Вместо этого он схватил подушку и накрыл ею колени.

– Нора увернулась. У этой женщины рефлексы как у киллера. Она подошла и ударила его так сильно, что у него закровоточил нос. Тогда все стало действительно интересно. Она сломала его. За одну ночь. После окончания сессии, он начал плакать. Она отправила того большого ублюдка мазохиста в больницу. После этого, она стала править Восьмым Кругом. Никто никогда больше не ставил под сомнение ее доминирующие качества.

Микаэль посмотрел на потолок. Во что, черт подери, он ввязался? Он не знал, но вдруг понял, что ждет не дождется, когда сможет упасть к ногам Норы и сделать все, что угодно, все, что она прикажет ему. Носить синяки, которые оставит она, будет честью для него.

Гриффин вытянул свои длинные загорелые ноги и скрестил их в лодыжках.

– Трент боготворил землю, по которой она ходила, после этого. Мы все боготворили, – сказал Гриффин, и в его глазах промелькнула тень чего-то. – Кроме Сорена, конечно. Эти двое были в состоянии войны после всего. Но только потому, что он хотел ее назад больше чем когда-либо.

– Ты можешь винить его за это?

Гриффин ничего не ответил, и Микаэль увидел, как с лица мужчины схлынули краски.

– Нет. Я не могу. – Искра вернулась в глазах Гриффина. – В любом случае, твоим обучением занимается настоящая живая легенда. Круто, да?

– Очень круто, – сказал Микаэль. – Не могу дождаться вечера.

– Она не появится до заката. Вся ушла в себя и занимается самоедством. Так что у тебя есть парочка часов. Что хочешь делать?

Микаэль точно знал, что хотел бы сделать. Он передвинулся на середину кровати лицом к лицу с Гриффином.

– Расскажи мне больше о Норе.

С благоговением Микаэль слушал Гриффина, рассказывающего ему историю за историей о легендарных подвигах Норы в качестве Госпожи. Он не мог поверить, что некоторые из ее клиентов были настолько известны, настолько влиятельны. Знание о том, что так много мужчин во всем мире были такими же сабмиссивами как и он, успокаивало. Время в обществе Гриффина пролетело так быстро, что Микаэль не заметил, как стало темнеть. Он не мог вспомнить, чтобы когда-либо ему было так весело просто болтать с кем-то. Он ненавидел говорить. Или думал, что ненавидит. С Гриффином все получалось не так, как он представлял – отвечать на личные вопросы, показывать свои рисунки, просто болтать – ему это нравилось. Гриффин был на добрых пять-шесть сантиметров выше его и как минимум на 20 кг тяжелее, а еще он был Доминантом. Так почему же Микаэль чувствовал себя так спокойно и безопасно рядом с ним?

– Так что, если ее когда-нибудь снова арестуют, – подытожил Гриффин, – придется вызывать целый бронебойный фургон и подкрепление, потому что все уже знают, что она с легкостью может избавиться от наручников.

– Это офигенно. А Отец С…, – начал Микаэль, но его вопрос прервал стук в дверь. Он обернулся и увидел дворецкого в дверном проеме.

– Господин Димир, – сказал англичанин с высокомерным акцентом в голосе. – Хозяйка требует вашего присутствия.

Сердце Микаэля подпрыгнуло в груди. Тринадцать месяцев с тех пор, как он был с Норой. Тринадцать месяцев, когда он был вообще с кем-то. И сейчас, прямо сейчас, одна и единственная во всем мире Нора Сатерлин звала его.

Он повернулся к Гриффину, который сверкнул настолько дьявольской усмешкой, что Микаэль, даже не успев подняться, уже почувствовал, как трясутся коленки.

– Давай, Мик. Твой звездный час настал.

Глава 11

По прибытию в Пресвятое Сердце Сюзанна пыталась понять, какого черта она здесь забыла. Короткая встреча с Отцом Стернсом только усилила очарованность этим человеком. Для репортера она была слишком чувствительной. Отец Стернс сказал, что может почуять бывшего католика за тысячу шагов. Может и так. А вот она могла отличить правду от лжи, всего лишь посмотрев человеку в глаза.

«Мы не проводили обрядов экзорцизма уже несколько недель». – Чушь.

«Мой офис всегда открыт», – это Отец Стернс сказал с большей искренностью в голосе. Вот это правда.

Сюзанна сомневалась, что кто-то, включая Отца Стернса, будет в Пресвятом Сердце в субботу после наступления темноты. Может, ей удастся заглянуть в его кабинет и посмотреть, нет ли там чего-то, касающегося цели ее расследования. Девушка припарковалась за пятьдесят шагов от церкви, и по дороге к боковому входу рассматривала все кругом. Очень много работающих в Нью-Йорке имели свои дома тут, в Коннектикуте – здесь было безопаснее, чище и школы были лучше. Уэйкфилд казался очаровательным крохотным пригородом, идеальное место для семьи и детей. Небольшие, но хорошо оборудованные дома, аккуратные улицы, старинные магазины и совершенно никаких преступлений любого рода... такой идеальный маленький городок. Слишком идеальный, решила Сюзанна.

Она не верила в идеальность. Адам был совершенным – совершенно счастлив, совершенно доволен, идеальная жизнь – до тех пор, пока он не покончил жизнь самоубийством.

Закрыв глаза, Сюзанна представила лицо Адама, то чего так старалась избегать. Они на самом деле были похожи друг на друга. Все так всегда говорили. Но, кроме одинаково темно-карих глаз, светло-рыжих волос и овала лица, у них не было почти ничего общего. Она была скептиком, циником, постоянным вспыхивающим факелом в семье. Адам же был ангелом, прекрасным старшим сыном родителей. Милый, добрый, уравновешенный и настолько набожный, что Сюзанна так не решилась сказать ему, что перестала верить в Бога, чтобы не разбить его сердце. И все это время внутри него жило что-то, принесенное кем-то... тьма, заражение, как та записка, которую он оставил. Боже, его записка.

«Я нечист, я грязен. Я не могу войти в душ, зная, что независимо от того, сколько времени я проведу под струями горячей воды, я не сотру с себя всю грязь».

Сюзанна отогнала воспоминания прочь. Ради Адама она пойдет на это... ради Адама и Микаэля Димира и любого другого ребенка, который пострадал от Церкви.

Девушка скользнула через боковую дверь в Пресвятое Сердце и пошла мимо небольших классных комнат. Даже в слабом свете она могла прочесть записки на доске объявлений:

Хоровая практика – 7: 00 по вторникам – не забудь ноты, Джина.

Сюзанна засмеялась сквозь обжигающие слезы. Бедняжка Джина.

Рыцари Колумба ищут вас! E-mail [email protected] для получения дополнительной информации.

Ее отец был Рыцарем Колумба. Такое громкое название для группы толстяков отцов, которые не делают ничего полезного, кроме благотворительных барбекю-вечеров.

Все пары, планирующие вступить в брак, должны встретиться с отцом Стернсом по крайней мере за шесть месяцев до их свадьбы. Согласуйте встречу с Дианой.

Священник с обетом безбрачия консультирует молодоженов? Сюзанна покачала головой. Что вообще мог католический священник знать о сексе или о браке или романтических отношениях любого рода?

В конце коридора Сюзанна обнаружила закрытую дверь с выгравированным именем на табличке. Отец Марк Стернс СДЖ, гласила она. СДЖ? Она видела эти инициалы и раньше, но не могла вспомнить, что они обозначали. Вытащив из сумки ноутбук, она записала их. Трясущимися пальцами Сюзанна потянулась к дверной ручке. Открыто. Так он говорил правду. Его офис действительно всегда был открыт.

Ради безопасности она не включила свет, но достала фонарик из сумки и посветила по офису. Практически сразу стало понятно, что Отец Стернс был помешан на чистоте. Все на своих местах. Ни одной книги или листка бумаги не на своем месте. Это был действительно красивый офис, решила Сюзанна. Большое окно-розеткой должно было наполнять комнату морем красно-розового в солнечные дни. Декоративный резной стол казался сделанным из древнего дуба – наверняка, весил как и Сааб Патрика. Книги на полках выстроились как на параде. Она пробежалась по названиям и поняла, что сможет прочесть лишь пару из них. Сколько языков знал Отец Стернс? Оказалось, что в дополнение к обычным библейским языкам – иврит, греческий и латинский – у Отца Стернса были книги на французском, испанском, итальянском... и много книг на каком-то из скандинавских языков. Она не смогла бы произнести и пары слов на шведском, датском или голландском, но узнала некоторые буквы – А с маленькой черточкой наверху или O с косой перечеркивающей черточкой. Сюзанна открыла самую старую из книг на полке. По форме и размеру изношенной кожаной обложки Сюзанна догадались, что это была Библия. Она открыла ее и увидела подпись на первых страницах, оставленную элегантным женским почерком.

Min Søren, min søn er nu en far. Jeg er så stolt. Jeg elsker dig altid. Din mor.

Единственное, что Сюзанна могла узнать, было имя Сорена. У нее было несколько занятий по философии в колледже, на которых изучали жизнь Сорена Кьеркегора, датского философа и богослова. Но если она правильно помнила, Кьеркегор не был католиком. Девушка снова открыла свой блокнот и аккуратно перенесла туда подпись с Библии. Кроме того, сделала пометку поискать Сорена Кьеркегора. Зачем Отцу Стернсу нужна была Библия, уже подписанная для кого-то по имени Сорен? Возможно родственник? Подумалось ей. Да, в его жилах наверняка текла скандинавская кровь. Но ее исследования указывали на то, что его отец был англичанином, а мать из Новой Англии. Еще одна загадка.

Она положила Библию обратно на полку и повернулась к столу. Что-то казалось непривычным, но Сюзанна никак не могла понять, что именно. Но потом до нее дошло – никакого компьютера. Ну, может быть, у него был ноутбук. Хотя в комнате отсутствовали любые компьютерные девайсы – ни принтера, ни шнуров питания или модема. На столе лежали только ручки Монблан и дорогая писчая бумага. Возможно, Отец Стернс был кем-то наподобие луддитов. Это могло бы объяснить отсутствие информации о нем в интернете.

Медленно она открыла ящик стола и почувствовала разочарование, не обнаружив внутри ничего, кроме ручек и бумаги. Внутри папок с файлами не было ничего интересного – только расписание и выписки из Библии аккуратным мужским почерком. В других ящиках стола также не нашлось никаких шокирующих откровений. В нижнем ящике обнаружилось еще пару десятков ручек Монблан в коробках. На какое-то мгновение Сюзанне показалось, что у Отца Стернса фетиш на эти чернильные ручки, но затем она заметила открытки на коробках – это были открытки от прихожан с благодарностью и любовью. Это напомнило ей о подруге Эмили, учительнице младших классов в частной школе. Каждое Рождество родители ее учеников заваливали ее всевозможными подарками от фирмы Apple. По-видимому, прихожане Пресвятого Сердца узнали о приверженности их священника к высококачественным пишущим принадлежностям и осыпали его ими каждый год.

«Вы благословляете нас год за годом, Отец. С любовью к Христу, Харперс,» – гласил один ярлычок.

«Спасибо вам за спасение нашего брака, Отец. Благословляем вас, Алекс и Рэйчел,» – было на другой.

«Будет ли грехом объединить подарки на день рождение и на Рождество? Можем поговорить об этом на исповеди, если она будет. С днем рождения, от доктора и миссис Кейли,» – гласили метки на коробке с ручкой Монблан и набором карандашей.

Объединенное Рождество и день рождения? После этого Сюзанна поняла, что все время была права. Отец Маркус Леннокс Стернс, рожденный 21 декабря 1965, в самом деле был сыном Маркуса Августа Стернса, английского барона, который переехал в Нью-Гемпшир и женился на деньгах. Удивительно. Получается, ее цель на самом деле отказалась от титула британского пэра ради католической церкви? Невероятно. Не только отказаться от богатства своей матери и титула отца, он отказался от женщин ради Церкви. Большинство священников, которых она встречала, были из этой категории «умрет девственником». Никакого чувства юмора, непривлекательные, неловкие на публике... полная противоположность Отцу Стернсу во всех отношениях.