Текст книги "Ангел"
Автор книги: Ксения Синица
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Сорен смотрел на него, не мигая.
– Нет.
– Она сказала: Уес, я не знаю, что бы я делала без тебя. Надеюсь, что никогда не придется узнавать. – Уэсли улыбнулся Сорену. – Понадобилось четыре месяца, но мы перекрасили каждую комнату в этом проклятом доме. Перекрасили, переставили мебель... Это был наш дом. Мой и ее. Я знаю, что она украдкой сбегала в ваш дом каждый раз ненадолго, позволяя вам измываться над ней всю ночь. Но я получил все остальное ее время. Я готовил ей завтраки. Я отвечал на письма ее фанатов. Я укладывал ее в кровать, когда она засыпала на столе над книгами. Я растирал ее спину, когда она мучилась от переутомления. И когда у нее с вами были размолвки, именно я был тем, кому она плакалась. Нет, у нас с ней никогда не было секса. Это правда. Но у нас была любовь, настоящая любовь, которая ничего не требовала от нас, не оставляла синяков или переломов. Я любил ее, не причиняя ей вреда. Вы спросили меня, как я, девственник, мог бы научить ее настоящему сексу? Никак, конечно, никак. Черт побери, не смог бы. Но, по крайней мере, я могу научить ее, какой должна быть любовь. И она тоже это знает.
– Знает ли?
Уесли улыбнулся.
– Еще не видели ее последнюю книгу? Прочтите посвящение на первой странице. Тогда вы поймете, почему я говорю, что она не настолько довольна, как вы хотите себе это представить.
Уесли вздернул подбородок, глядя на Сорена своим самым долгим самым холодным взглядом, на который только был способен. Сорен смотрел в ответ, его взгляд был дольше на еще одну секунду и холоднее на еще один градус. Вздохнув, Уесли сдался.
– Неважно, – ответил он. – Будто вам есть до этого дело. Я ушел. Удачной поездки на вашем прекрасном мотоцикле обратно в свою церковь, где вы можете и дальше притворяться святым, которым, как мы знаем, вы не являетесь.
В этот раз, когда Уесли протиснулся в зазор, Сорен позволил ему пройти. Уесли сделал целых пять шагов по коридору, когда он услышал свое имя.
– Что? – спросил парень, обернувшись.
– Уесли... – Сорен посмотрел на него таким взглядом, который испугал Уеса еще больше чем любая непроглядная тьма или холод. Этот взгляд был почти – Уесли пытался подобрать нужное слово – смиренным.
– Пожалуйста, Уесли. Я хочу попросить тебя об одной услуге.
Глава 21
Сюзанну окружила атмосфера богатства, когда она свернула на дорогу с обеих сторон обсаженную деревьями к величественному трехэтажному особняку в колониальном стиле. Припарковав автомобиль, она подошла к входной двери и позвонила. Ей открыл мальчик лет десяти с большими голубыми глазами.
– Привет, – поздоровалась Сюзанна, не зная, что еще сказать.
Мальчик повернулся к ней спиной.
– Мама! – крикнул он и побежал вверх по лестнице, оставив входную дверь широко распахнутой. В холл спустилась женщина с полотенцем в руке. На ней были белая мужская рубашка и джинсы. Одежда была покрыта черными полосами грязи. Рыжие волосы забраны в хвост, а на щеке, словно синяк, темнело какое-то пятно.
– Очевидно, швейцар из Эндрю не получится, – сказала женщина, улыбаясь Сюзанне.
– Ну, зато у него хорошие легкие. Может быть, пусть попробует карьеру трубача?
– Возможно. Чем я могу вам помочь? – спросила женщина.
Сюзанна тяжело вздохнула, пытаясь подобрать слова, затем решила начать с правды и посмотреть, куда это приведет.
– Меня зовут Сюзанна Кантер. Я журналистка. И я расследую дела вашего брата. Будете ли вы так добры ответить на некоторые вопросы?
Руки Элизабет крепко сжали полотенце. Согласно записям Сюзанны, Элизабет было всего сорок восемь, и хотя лицо выглядело гораздо моложе, вены на руках добавляли лишние годы к ее настоящему возрасту.
– Пройдемте в оранжерею, – наконец сказала Элизабет. – Дети туда не заходят. Мы сможем поговорить наедине.
Оказавшись внутри, Элизабет протянула Сюзанне лопатку, и вместе они пересадили несколько саженцев в большие глиняные горшки.
– Расследуете дела моего брата? – спросила Элизабет. – Мне стоит знать почему?
– Его хотят назначить епископом епархии. Он самый молодой священник в коротком списке кандидатов.
Элизабет только фыркнула, вскапывая лопаткой черную почву.
– Я получила анонимное письмо о нем, – продолжила Сюзанна. – Имена священников из списка. Рядом с его именем была звездочка и приписка, в которой говорилось о возможном конфликте интересов. Это не много, я знаю. Но у меня такое чувство, что он что-то скрывает. Может быть, что-то опасное.
– Мой брат знает очень много секретов. Даже такие, о которых никто и понятия не имеет. – Элизабет взяла саженец, отщипнула несколько листьев и поставила его в ямку. – Почему вы думаете, что я должна быть в курсе о них?
– Кингсли Эдж... он сказал мне спросить вас, если я хочу узнать больше об Отце Стернсе. Я думала о разговоре с Клэр. Она кажется интересной.
Элизабет закатила глаза.
– Вы ничего не узнаете от Клэр. Она влюблена в своего брата. Всю нашу жизнь. Он для нее как луч солнца. Когда она думает, как выглядит Бог, то представляет себе нашего брата.
– Это звучит... нездорОво.
– Не нездорово. Просто чрезмерно. В отличие от меня, она с ним не росла. Я не говорю, что он плохой человек. Нет. Он почти настолько же достоин ее восхищения, как она и предполагает.
– Но только почти? – предложила Сюзанна.
Элизабет вздохнула и отложила лопатку в сторону.
– Мисс Кантер…
– Вы можете называть меня Сюзанна.
– Сюзанна... когда вы говорите мне, что расследуете дела моего брата, католического священника, должна ли я предположить, что вы ищете доказательства сексуального насилия. Так?
Сюзанна не стала возражать.
– Да. Это действительно единственное, что меня беспокоит.
– Здесь что-то личное, верно?
Открыв рот, Сюзанна сделала паузу перед тем, как ответить.
– Да. Мой брат был жертвой. Он совершил суицид несколько лет назад. Думаю, именно поэтому кто-то выбрал меня и отправил тот факс. Они знали, что я не перестану искать, пока не докопаюсь до истины.
– О, Боже, истина. В мире нет ничего более лживого, чем истина. Истина в том, мисс Кантер, Сюзанна, что я знаю, что такое мой брат. Я знаю, кто он. И знаю, какой он. И я сказала ему, много лет назад, что если он когда-либо пойдет по стопам нашего отца или причинит вред ребенку, или же воспользуется кем-то из своих прихожан... что ж, тогда я лично удостоверюсь, что он разделит отцовскую судьбу. Без промедления.
Элизабет снова взяла лопатку и копнула с куда большей силой, чем требовалось.
Глядя на женщину, Сюзанна не могла поверить своим ушам. Неужели Элизабет Стернс только что призналась в убийстве своего отца? Нет... конечно, нет. Она наверняка не имела ничего такого в виду. Сюзанна сглотнула, и, взяв другой саженец, тщательно отряхнула корни.
Элизабет посмотрела на Сюзанну. Над ними повисло тяжелое молчание. Обе женщины ждали... Элизабет нарушила тишину первой.
– Мне было восемь лет, когда отец пришел в мою комнату в первый раз.
Сюзанна резко вдохнула и закрыла рот почерневшими от грязи ладонями.
– Мне так...
– Жаль, да. Я знаю. Всем жаль. Особенно моему покойному отцу, который сейчас горит в аду. Теперь он очень сожалеет.
– Вам было только восемь лет. Ваш брат знал об этом?
Элизабет покачала головой.
– Нет. Отец отослал его в какую-то школу-интернат в Англии. Хотел, чтобы его единственный сын получил надлежащее британское образование, как и он сам. К счастью, моего брата выгнали из его английской школы-интерната и отправили обратно к нам. В противном случае, приставания отца продлились бы намного дольше.
– Выгнали? Что случилось?
Элизабет рассмеялась холодным, невесёлым смехом.
– Когда вы встретили моего брата в первый раз, вы испугались его?
– В первый раз? – Сюзанна сдержанно улыбнулась. – Да я до сих пор его боюсь.
– Да, он всегда был таким. Всегда. А когда учился в той школе...не знаю. Я слышала только кусочки той истории. Английские интернаты в то время были ужасными. Старшие мальчики, или префекты, как их называли, использовали тех ребят что помладше.
Сюзанне даже не нужно было просить разъяснить значение слова «использовать», так ясно выразилась Элизабет.
– Что случилось?
– Один из этих префектов, видимо, совершил ошибку, заинтересовавшись моим братом, когда ему было около десяти. Он спал в своей постели в общежитии, когда старший мальчик пришел к нему. Но мой брат уже его ждал. У него очень чуткий сон. Префект провел шесть недель в больнице и умер от инфекции, вызванной его травмами.
Сюзанна ахнула и чуть не уронила рассаду в руках.
– Отец Стернс убил мальчика?
– Мальчика? Полагаю что так. Префекту было пятнадцать лет. А еще он имел репутацию худшего из насильников в школе. Школа знала все. Никто не выдвинул обвинение против моего брата. Они замяли дело и отправили его обратно к нам домой.
Сюзанна отошла от стола, подальше от темной земли и нежных ростков. Отец Стернс в возрасте десяти лет избил, и впоследствии убил пятнадцатилетнего мальчика в своей школе...
– Я помню, как подслушала, когда наш отец рассказывал матери эту историю. Этот монстр гордился моим братом. Десять лет, а мой брат отправляет в кому мальчика на пять лет старше и на сорок килограммов тяжелее себя. Гордился. Мой насильник отец был горд сыном, убившим педофила. Ах, какая ирония. Я расскажу вам больше, если пообещаете оставить это в тайне, никаких записей. У меня двое сыновей. Я не хочу, чтобы это кошмар коснулся следующего поколения.
Сюзанна повернулась к ней снова, и мгновенно пожалела об этом.
– Есть еще?
Элизабет подняла подбородок, словно защищаясь, почти умоляя Сюзанну сказать ей замолчать или уйти. И она должна была… Ей стоило так поступить. Но она не смогла.
– Расскажите мне, – произнесла Сюзанна.
Элизабет взяла лейку, наполнила водой и начала ходить по теплице.
– Я пряталась рядом с кабинетом нашего отца, когда услышала, как он рассказывает маме ту историю, о чутком сне моего брата, который практически голыми руками убил мальчика. А потом мой брат приехал домой. Я не видела его в течение двух лет.
– И как это было? Увидеть его снова после двухгодового отсутствия?
– Странно. Неловко. Он уже не казался моим братом. Ему было только одиннадцать, на год моложе меня, но выглядел он намного старше. Он был красивым засранцем даже тогда. И таким тихим, неприступным. Он напугал меня до чертиков. Я думала, он мог бы убить меня как и того мальчика… На самом деле…, – Элизабет остановилась, чтобы вздохнуть. – Я надеялась, что он так и сделает.
Вечерняя августовская жара в теплице была такой сильной, что Сюзанна подумала, что упадет в обморок. Но когда Элизабет произнесла последнюю фразу, по телу девушки пробежала холодная дрожь.
– Что вы сделали? – спросила Сюзанна. Что-то подсказывало ей, что это был правильный вопрос. Не "Что случилось?" Или "Что вы имеете в виду?" Элизабет явно что-то сделала.
Элизабет подняла лейку, поливая большую белую розу.
– Несколько дней после того, как мой брат вернулся из Англии, слова моего отца звоном отдавались в ушах... его сын Маркус... чутко спит... практически убил мальчика, который хотел до него дотронуться…
Желудок Сюзанны скрутило.
– Я..., – в первый раз голос Элизабет дрогнул. – Отец и мать уехали. Далеко, в какую-то деловую поездку. Я вошла в спальню брата ночью. Он спал. Я стянула с него одеяло…
Сюзанна смотрела, как глаза Элизабет потемнели и взгляд стал пустым, будто разум покинул реальность и отправился далеко в прошлое.
– Красивый засранец, – снова сказала Элизабет. – Я думаю, первый раз в своей жизни я почувствовала к кому-то такое влечение. Я не могла удержаться от того, чтобы прикоснуться к его лицу. Ну, вы встречались с ним. Вы должны знать, каково это, находиться рядом с ним, тянуться к нему...
– Что вы сделали? – Сюзанна повторила вопрос.
Элизабет вздохнула, почти с тоской. Когда она снова заговорила, голос был глухим и отстраненным. Солнце зашло, и по теплице поползли тени.
– Интересно…, – начала Элизабет и остановилась. – Интересно, каково это было ему, проснуться и обнаружить себя внутри собственной сестры.
– О, Боже.
Сюзанна выпалила, с силой обхватывая себя за живот, чтобы не упасть.
– Я все ждала..., – продолжала Элизабет. – Я думала, в любую минуту он посмотрит на меня, изобьет, убьет, как того мальчика в своей школе. Но этого не произошло.
Волна тошноты подошла к горлу Сюзанны. Она схватилась за стол и задышала через нос, молясь, чтобы это прошло. Отец Стернс... в возрасте одиннадцати лет... был изнасилован собственной старшей сестрой.
– Я хотела, чтобы он убил меня, как того мальчика в Англии. Вот почему это случилось в первую ночь.
Сюзанна выпрямилась снова.
– Первая ночь? Это произошло больше, чем один раз?
Элизабет медленно кивнула.
– Я же сказала вам, мама и папа уехали. Весь дом был наш. Никакого надзора. Мы оба были так сильно испорчены, что даже не понимали, что делали что-то неправильное.
Что-то в предательски дрогнувшем голосе говорило страшную правду – это далеко не конец истории. Сюзанна хотела отвернуться и вытошнить, все, что она услышала и представила в своей голове, исторгнуть из себя до последней капли – тело юного мальчика, отвечающее на ее прикосновения во сне, отчаянный замысел сестры, чтобы найти покой в смерти, осознание того, что они зашли слишком далеко. Но Сюзанна знала, что пока будет жить, слова Элизабет, останутся в ее памяти навсегда.
Она не могла сейчас отступить. Поэтому ей нужно было идти дальше.
– Что произошло потом? – спросила Сюзанна, она не хотела, но должна была узнать все. – Чем это закончилось?
– Благодаря отцу, конечно. Они с матерью уехали на месяц в Европу по своим делам. Я думаю, он хотел взять меня с собой, но мама... наверное, она стала видеть его заинтересованность во мне. Она настаивала, чтобы они поехали одни, без детей. Второй медовый месяц. Между тем мой брат и я вытворяли что-то настолько извращенное, что я до сих пор даже не могу представить себя частью этого. Я вижу нас…, – Элизабет закрыла глаза и подняла руку, – там. Как будто я просто смотрела, не участвовала. Вы должны знать, что я была так же виновата, как и он. Честно говоря, даже больше. Я начала это. Он был девственником до меня. Но даже в этом юном возрасте у него было впечатляющее воображение.
Сюзанна сглотнула желчь, глядя, как Элизабет открыла глаза и опустила руку.
– Мы были вместе в библиотеке отца. Одно из наших любимых мест. Мать и отец вернулись домой из поездки на день раньше, чем мы ожидали. От усталости мать отправилась прямо в кровать. Отец же пошел к себе в кабинет, чтобы поработать. Он нашел нас... вместе.
Элизабет замолчала на мгновение. Глядя сквозь стеклянные стены оранжереи, она наблюдала за угасающим солнцем. Сюзанна даже боялась угадывать и молилась никогда не узнать, что сестра Отца Стернса видела в ее памяти.
– Я никогда не видела такой ярости, – Элизабет, наконец, заговорила. – Такой злобы. Отец даже не выглядел как человек. Мой брат и я называем его монстром. Мы не просто так делаем это. Он обратился в зверя в тот день. Он оттащил брата от меня и бросил его о стену. Я никогда не забуду кровь на обоях – красное на желтом. А затем повалил меня на пол, на живот. Он говорил, но я ни за что в жизни не смогу вспомнить, что же он говорил. Я не хочу вспоминать.
– И хорошо, что не помните, – прошептала Сюзанна.
– Он начал насиловать меня, чтобы заново пометить свою территорию, полагаю. Наверное, он думал, что избил брата до потери сознания. Но потом я услышала глухой стук. Самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала в своей жизни.
– Что это было?
– Мой брат, ударивший отца каминной кочергой. Он не вырубил его, к сожалению. Но остановил на время, достаточное, чтобы я выбралась из-под обмякшего тела. Отцовская ярость зашла даже дальше, чем я мгла себе представить. Он схватил брата и швырнул на пол, и затем той же кочергой сломал ему плечо. Я слышала хруст.
Сюзанна закрыла лицо рукой. Она нашла маленькую скамью и села на нее, не в силах больше держаться на ногах.
– Отец схватил брата за сломанную руку и посадил. Привязал его к стулу. Рука брата... она просто болталась... так безжизненно. Помню, я подумала – глупо – но я на самом деле так подумала: "О, нет. Он же больше никогда не сможет играть на пианино». Кошмарно, какие вещи приходят на ум в такие моменты. Никогда не сможет играть на пианино? Да отец собирался убить его.
– Убить его?
Сюзанна знала, что выглядит как идиотка, повторяя вопросы как попугай. Но шок и тошнота отобрали все силы, повергнув девушку в немой ужас.
– Я помню, как он говорил это. "Ты покойник, Маркус. Ты покойник..." После того, как он привязал брата к стулу, он снова пришел за мной. Хотел, чтобы тот смотрел, как он меня насилует. Но я не могла позволить этому случиться. Изнасилование, пусть. Ладно. Это случалось и раньше. Но я не могла позволить убить моего брата. Я любила его. По-своему, извращенно, неправильно и ужасно... Я действительно любила его. Мы были всем, что есть друг у друга. Так что я взяла каминную кочергу, вооружилась всем, что было у меня на душе, и разбила ему голову. Милостивый Боже, он так быстро угомонился. Так быстро, что я засмеялась. Думаю, этот смех привлек внимание матери. Я просто не могла остановиться и смеялась, смеялась...
– Вас нашла ваша мать?
Элизабет кивнула.
– Она ворвалась в библиотеку, увидела ее дочь практически голую и всю в крови, еле дышащего и привязанного к стулу брата и лежащего монстра на полу. Она больше не могла отрицать того, что происходило прямо у нее под носом. Она забрала меня и моего брата из дома. Отправила его в больницу, и там бросила…
– Бросила его? Она просто оставила его?
– Он не был ее сыном. Она всегда немного его ненавидела. Она могла бы закрыть глаза на интрижку, даже на ту, после которой появился незаконнорожденный сын. Но заставить ее относиться к нему как к своему? Она никогда не простила отца за это. Как будто это был худший из его грехов.
– Как будто...
– Таким образом, она бросила моего брата в больнице и сбежала со мной. Она развелась с отцом после. Это было в шестидесятых. Мать не могла позволить случившемуся стать достоянием общественности. Так как не было никаких обвинений, все активы разделили поровну. А они были и есть значительны. Даже после деления всего пополам, они оба оставались очень состоятельными людьми.
– Что произошло с вашим братом? – спросила Сюзанна, уже зная часть ответа. – Он был отправлен в школу, верно?
Элизабет кивнула.
– Полагаю, когда отец пришел в себя, то вспомнил, что мой брат был его единственным сыном и наследником. Но не хотел, чтобы тот был рядом, поэтому и отправил в ту школу. Академия Св. Игнатия, кажется, так она называлась. Одна из иезуитских школ-интернатов для мальчиков в штате Мэн. Черт знает где. Днем с огнем туда не доберешься.
– Звучит, как описание тюрьмы.
– Что-то вроде того. Думаю, отец боялся моего брата и возможного возмездия. Он был неправ, конечно. Мой брат не убийца. Мой отец боялся не того ребенка.
Сюзанна услышала улыбку в голосе Элизабет.
Она молчала. Несмотря на молодость, Сюзанна была журналистом достаточно долго, чтобы знать, правду можно получить только тогда, когда перестаешь задавать вопросы.
– Я рада, что он отправился в Академию, – продолжала Элизабет. – Он был счастлив там, по-видимому. Обратился в католичество. Выучил с десяток или больше языков ото всех священников, которые там преподавали. Встретил Кингсли.
Сюзанна улыбнулась, потому что знала, что Элизабет ожидала этого.
– И сестру Кингсли, верно? – спросила Сюзанна.
– Ах, да. Жену моего брата. Никогда не встречалась с ней. Я узнала о браке, только когда девушка умерла. Он сделал это ради денег, конечно.
– Денег?
– Целевой фонд. Мой брат и я унаследовали трастовые фонды от наших родителей. Мы могли получить огромную сумму в возрасте двадцати пяти или раньше, если...
– Если бы женились или вышли замуж.
Элизабет кивнула.
– Я думаю, мой брат просто хотел помочь Кингсли и его сестре остаться вместе в Штатах. Они оба были без гроша в кармане, без преувеличений. Все закончилось плохо, как вы знаете. Что, я полагаю, и к лучшему. Мой брат был предназначен для сана.
– Он, кажется, нашел свое призвание.
– Это так замечательно, когда брат – священник. Удобно иметь кого-то в семье, кто может отпустить вам грехи и обязан держать ваши секреты в тайне даже от человеческих законов. Мой брат... ему пришлось так много на себя взять.
Элизабет посмотрела на девушку голубыми глазами. В них Сюзанна увидела истину, услышала истину, поняла ее, наконец.
Элизабет Стернс хотела убить своего отца. И ее брат знал это.
И для Сюзанны священник, взявший на себя грех убийства и державший его в секрете даже от полиции...
– Для меня это звучит как конфликт интересов, – сказала Сюзанна. – Брат, выслушивающий исповедь сестры.
– Полагаю, так и есть. Наверняка вы получили теперь свои ответы.
– Возможно.
Сюзанна поднялась со скамейки на негнущихся ногах. Нужно было уходить прямо сейчас. Она знала, что должна была сделать, с кем увидеться и что сказать. И нужно было сделать это сегодня вечером.
– Мне надо идти. Спасибо за уделенное мне время.
– Конечно. Все, что угодно ради моего брата. Надеюсь, вы понимаете его хоть чуточку больше. Если вы ищете священника, замешанного в сексуальном насилии, то не найдете его в Пресвятом Сердце. Мой брат выше этого. Иначе ему пришлось бы отвечать передо мной.
Сюзанна натянуто улыбнулась.
– Нет, я уверена, что вы правы. После того, что случилось с моим братом, я могу полностью понять, что вы чувствуете и что…, – Сюзанна тщательно подбирала слова, – что со всем этим вы сделали. Я рада, что ваш брат освободил вас. Если бы это помогло, я бы тоже отпустила вам ваши грехи. Если бы я верила...
Элизабет снова взяла совок и начала копать землю, на этот раз уже не с такой силой.
– Я сама найду выход. Обещаю, ничего из этого никогда не попадет в прессу.
– Спасибо, мисс Кантер. Пожалуйста, будьте осторожны по дороге домой.
Сюзанна направилась к двери, но остановилась прежде, чем коснулась ручки.
– Вы не называете его Маркусом? – спросила Сюзанна. – Вашего брата, я имею в виду. Вы зовете его – мой брат. Почему?
– Он ненавидит имя Маркус. Это имя нашего отца.
– Спасибо. Мне было просто любопытно. Спокойной ночи.
Сюзанна снова потянулась к дверной ручке и остановилась.
– Думаю, я поняла кое-что, что не поняли вы, – сказала Сюзанна, вспоминая историю Элизабет. – О брате, который проснулся не так, как вы хотели.
Элизабет, не проронив ни слова, продолжала смотреть на нее.
– Вы хотели, чтобы он проснулся той ночью и убил вас, как и того мальчика, напавшего на него в школе. Но он этого не сделал. Потому что крепко спал. Он спал крепко, потому что был дома. Он думал, что находится в безопасности.
Даже в слабом свете Сюзанна могла видеть, как темнеют глаза Элизабет, превращаясь в два сверкающих аметиста.
– Нельзя было быть таким наивным. Безопасность – это миф.
Глава 22
Впервые в своей жизни Микаэль почувствовал себя в безопасности. Странное ощущение, учитывая количество боли за последние два часа, пока Спайк, девушка тату-мастер с фиолетовыми волосами, вводила иглу, заполненную черными чернилами глубоко в его чувствительную кожу. Однако боль помогала ему сосредоточиться, успокаивала. Но даже больше, чем боль, его умиротворяли прикосновения крепких сильных рук Гриффина, чего раньше никогда между ними не происходило. Нора сидела на диване, работая над своей рукописью. Спайк впилась в его запястья жужжащей иглой. Но в мире сейчас не существовало никого, кроме него и Гриффа.
Каждые несколько минут Спайк останавливалась и набирала чернила. Гриффин же в это время ослаблял хватку на предплечьях Микаэля и предлагал ему выпить воды, спрашивая нужен ли ему перерыв. Боль стала сильной, по лбу Микаэля стекали струйки пота. Гриффин просил остановиться, вытирал лицо Ангела, и разрешал передохнуть в течение нескольких минут, прежде чем Спайк снова бралась за работу. Ни разу Гриффин не спросил, не хочет ли Микаэль прекратить это. И по какой-то причине вера Гриффина в его способности перетерпеть боль значила для него больше всего на свете.
– Вот и все, приятель, – сказала Спайк, откинувшись на спинку стула и разминая мышцы спины. – Сделала столько, сколько могла за сегодня. Пускай заживет. Через шесть недель, мы добавим парочку штрихов.
Микаэль перевел глаза с Гриффина к его собственным запястьям. На протяжении всего сеанса он держал взгляд на лице мужчины, а не на игле Спайк. Парень ненавидел свои шрамы, ненавидел вспоминать тот момент отчаяния и идиотизма, который привел ко всему этому. К тому же он до сих пор не мог найти кого-то более притягательного, чем Гриффин. А теперь он смотрел на свои запястья и при виде них пораженно охнул – не с отвращением, как каждый день в течение последних трех лет, а с благоговением.
– Ничего себе..., – выдохнул он. – Спайк, это…
– Охрененно красиво, – сказал Гриффин, аккуратно касаясь кожи вокруг краев влажной и еще кровоточащей татуировки.
Они были красивыми, его черные крылья, покрывавшие оба запястья с внутренней стороны рук. Каким-то образом Спайк удалось создать иллюзию нежных крыльев с перышками из плоти и чернил. А шрамы... они пропали. Каждая татуировка полностью закрывала неровные, сделанные в порыве ярости остатки попытки самоубийства Микаэля.
Гриффин взял руки парня в свои и свел оба татуированных запястья бок о бок, создавая образ раскрытых крыльев.
– Великолепны, Мик. Они великолепны. – Гриффин сжал пальцы Микаэля. – Прямо как ты.
Боль от двухчасового сеанса татуировки уже подвела Микаэля к самому краю возбуждения. И руки Гриффина на нем, жадный тон его голоса заставил парня болезненно почувствовать ту самую часть тела, которая ныла еще сильнее, чем его кровоточащие запястья.
– Я сейчас вернусь, – бросил Микаэль и выдернул руки из хватки Грифина.
Он практически выбежал из комнаты в ванную на нижнем этаже. Наклонившись над раковиной, Мик повернул краны и плеснул водой на разгоряченное лицо.
Так больше не могло продолжаться. В течение двух месяцев его вожделение к Гриффину было как шрамы на запястьях – то, что он прятал, то, чего стыдился, то, на что боялся смотреть. Но сегодня на этом столе в нечто другое превратились не только его шрамы.
Микаэль любил Гриффина. Теперь он знал это. И не имел ни малейшего понятия, что с этим делать.
– Ангел?
Дверь в ванную открылась, там стояла Нора, уставившись на него любопытным взглядом.
– Нора..., – Микаэль встал и поднял руки сдаваясь. – Нора... я...
– Знаю, Ангел, – произнесла она. – Я знаю.
Она закрыла за собой дверь и подошла, притягивая мальчика к себе. Он почти застонал от прикосновения к другому человеку, прикосновения ее руки к его лицу, ее губ к его щеке. Сатерлин расстегнула его джинсы, а Микаэль задрал ее юбку.
Он стащил ее трусики вниз и вошел в нее. Никогда прежде он не был таким агрессивным с Норой. Но сейчас речь шла не о сексе, о БДСМ или сцене. Это было выживание. Он грубо толкался в нее, а она нежно гладила рукой по его волосам и вниз по спине.
Микаэль кончил быстро и тяжело, вздрагивая, уткнувшись лицом в сгиб шеи Норы.
– Я не знаю, что делать, Нора, – прошептал он, выходя из нее. – Я не знаю, что сказать. Он убьет меня. Мой отец убьет меня. И мама, она никогда больше на меня не посмотрит. Я не знаю...
– Ты должен рассказать Гриффину, – сказала Сатерлин. – Ты должен сделать это, Микаэль. Вы должны поговорить.
– Я не могу, не могу.
Тело Микаэля болело от похоти и любви. Колени подогнулись, и он вместе с Норой опустился на пол в ванной.
– Ты можешь, Ангел. Ты был таким смелым этим летом. Взглянул в лицо своим демонам. И я горжусь тем, кто ты и кем становишься... Просто скажи это. Скажи то, что хочешь сказать Гриффину. Выговорись. Никто не услышит, кроме меня. Но ты должен рассказать хоть кому-то. Просто говори, Ангел. Поделись. Что ты хочешь? Скажи мне.
– Я..., – начал Микаэль и остановился.
Даже рассказать Норе о своих чувствах казалось сложнейшей задачей.
– Микаэль, это приказ твоей Госпожи. Скажи мне, чего ты хочешь. Сейчас же.
– Я хочу Гриффина. – Слова вылетели мгновенно. Она слишком хорошо обучила его. – Я так сильно хочу Гриффина. Я люблю его, Нора. Я никогда не чувствовал ничего подобного. И это абсолютно глупо, потому что он богатый, идеальный и удивительный, а я никто. Я никто, и я влюблен в того, с кем не могу быть. Он такой красивый. Я не могу перестать смотреть на него, я не могу перестать думать о нем. Я мечтаю о нем по ночам. И он первое, о чем я думаю, когда просыпаюсь. Я так сильно хочу прикоснуться к нему. Я хочу прикасаться к его лицу и безупречным волосам. Дотронуться до его губ, груди и рук, я думаю, как эти руки обвиваются вокруг меня, и мне стыдно от силы моего желания. Боже, я хочу жить в его постели. Я бы провел остаток жизни под ним. Я хочу чувствовать его на мне, внутри меня. Хочу подарить это ему. Я хочу упасть на колени перед ним. Хочу называть его Хозяином и носить ошейник, целовать его чертовы ноги, если он так прикажет. Я хочу гулять по оживленным улицам Нью-Йорка с ним, держась за руки, чтобы весь мир увидел нас вместе, и чтобы каждый знал, что я принадлежу ему. Я люблю Гриффина, Нора. Я влюблен в него. И я не могу быть с ним. Вот…вот и все. – Микаэль повернул голову и еще сильнее вжался лицом в изгиб плеча Норы. Он хотел остаться там, чтобы ему больше не пришлось ни на кого смотреть. – Ты ведь не расскажешь ему, правда?
– Ей не придется.
Послышался голос Гриффина из дверного проема. Микаэль ахнул и посмотрел вверх. Нора отодвинулась, чтобы повернуть голову.
– Вот дерьмо, – Микаэль выдохнул, его сердце вместе с желудком ухнули вниз, тело застыло.
– Ты всерьез говорил обо всем этом? – спросил Гриффин, глядя на Микаэля, живое воплощение человеческих страданий во плоти.
– Гриффин, мне жаль. – Микаэль подтянул колени к груди. – Мне очень жаль. Забудь все, что я наболтал. Я просто…
– Встань, – отрезал Гриффин, в его тоне звучал безошибочный приказ.
Микаэль мгновенно вскочил на ноги.
– Я так…, – Мик начал, но Гриффин не позволил ему закончить извинения.
Гриффин потянулся и обхватил шею Микаэля, притягивая к себе с невероятной силой. Прежде, чем Микаэль понял, что происходит, рот Гриффина накрыл его губы.
Поцелуй вышел именно таким, как мечтал Микаэль – всемогущим, властным, неуступчивым. Грифф держал лицо Микаэля в своих руках, не оставляя тому шансов на побег. Но когда язык Гриффина нашел его, а губы соприкоснулись, Мик уже знал, что никогда и не хотел бы сбежать.
Медленно Гриффин отстранился.
– Я хотел сделать это с той самой секунды, как встретил тебя, – выдохнул Гриффин, прижимаясь лбом ко лбу Микаэля. – Я никогда не хотел никого, как я хочу тебя, Мик.
