Текст книги "Ангел"
Автор книги: Ксения Синица
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
– Ааа, – кивнул он. – Понятно. Твой питомец... ты скучаешь по нему.
– Уесли был моим лучшим другом и соседом по комнате. А не домашним питомцем. А сегодня мы ходили на пони-шоу, и я заговорила о лошадях и Уесли и Кентукки, а Гриффин…
– А Гриффин знает. И ты теперь тоже.
– Скажи мне, кем был мой сосед, – потребовала Нора. – Гриффин показал мне его фотографию. Уес был на Кентуккском Дерби и разговаривал с принцем Гарри. Принцем Гарри. И на фото было написано…
– "Принц Кентукки сравнивает гонки с принцем Англии", – Кингсли закончил за нее, открывая последнюю страницу файла и показывая ей ту самую фотографию. – Я хорошо об этом знаю.
– Черт побери. Ты знал. Ты знал, кто он, и не сказал мне. Как ты мог так поступить?
– Он никогда не говорил тебе. Это был его выбор. И это не я должен был тебе рассказывать обо всем.
– Сейчас как раз такое время. Расскажи мне, кто такой мой сосед.
Кингсли подошел к столу и уселся на его краю.
– Во-первых, скажи мне, зачем тебе это. Ты отослала его подальше. Он ушел.
Нора положила руку на сердце.
– Не здесь. Отсюда он не ушел.
– Он заслуживает лучшего, чем это, le prêtre does.
Нора не могла с этим поспорить.
– Я знаю. Я знаю, что это так. Ты хотел, чтобы я вернулась к Сорену.
– Я просто хотел, чтобы le prêtre снова был счастливым. По какой-то причине, ты делаешь его счастливым. Но это... – Он поднял файл. – Это не сделает кого-то счастливым.
Нора вздохнула. Она подошла к столу Кингсли и рухнула в кресло напротив.
– Я собиралась вернуться к нему, к Сорену.
Она посмотрела на голые ноги Кингсли. Так странно видеть его не в его фирменных сапогах для верховой езды. Только секс мог вытащить его из сапог. Где-то в глубине дома ждала и гадала, куда же подевался хозяин, Джульетта. Но ей придется подождать.
Кингсли рассмеялся низким смехом.
– Сколько ты выпила сегодня, maîtresse? Ты уже вернулась к нему.
Нора улыбнулась.
– Нет... Я имею в виду, я собиралась вернуться к Сорену полтора года тому назад. Это было в среду в сентябре. Та целая неделя... Я не знаю, почему, но всю ту неделю я едва могла дышать, настолько скучала по Сорену. У меня были хорошие и плохие дни без него. Тот день начинался плохо. Так плохо, что я решила сдаться, смириться и упасть перед Сореном на колени, пока он не заберет меня обратно. Но я этого не сделала. И знаешь почему?
Сначала Кингсли ничего не ответил. Через десять ударов сердца он, наконец, спросил.
– Pourquoi?
– Потому что это был первый день, когда мне дали тот глупый курс по письму в Йоркском университете, и я зашла в класс и увидела эти красивые большие карие глаза, смотревшие на меня так, будто никогда ничего подобного не встречала. Я встретила Уесли. И я просто забыла. Я забыла, что хотела вернуться к Сорену. – Нора проглотила слезы в горле. – Упс.
– Я притворюсь, что никогда этого не слышал.
Нора грустно рассмеялась.
– Я пришла к тебе той ночью, помнишь, Кинг?
Нора встретилась с ним взглядом, и позволила ее мыслям и телу наполниться воспоминаниями – гонки по Манхэттену, бег вверх по лестнице... почти как сегодня.
– Ты крепко спал в своей постели, и я заползла к тебе, взяла тебя за запястья, пока ты спал...
Кингсли резко вдохнул и отвернулся. У них было правило никогда не говорить о той стороне Кингсли.
– Oui, я помню.
– Я горела, – призналась Сатерлин. – Тем парнем на моем курсе в Йорке. Уесли. Я не могла позволить своим чувствам стать очевидными. И выместила все на тебе. – Нора встретилась с темными глазами Кингсли. – Та ночь, возможно, была первой ночью, которую мы провели вместе, не фантазируя об одном и том же человеке.
Кингсли молчал. И Нора ничего не ответила.
– Я думал пару раз, люблю ли я le prêtre больше чем ты, chérie. Теперь я знаю, что да.
– Кингсли... – Нора сильно зажмурилась, но вниз покатилась одна крохотная слезинка. – Я знаю, что ты понимаешь, каково это любить кого-то настолько сильно и не иметь возможность получить его. Пожалуйста... я умоляю тебя сегодня.
– Если используешь любую деталь этой информации, чтобы навредить le prêtre... – голос Кингсли затих, и угроза так и осталась невысказанной.
Он не должен говорить. Она и Кингсли не стали друзьями, и никогда ими не были. Они были как Иаков и Исайя для Сорена. По крайней мере, так думал Кингсли. И сейчас если она навредит Сорену... между ними больше не будет соперничества. Это будет настоящая война.
Так тому и быть.
Бросив на нее последний взгляд, Кингсли взял со стола элегантные очки в тонкой оправе, и, надев их, открыл файл.
Он читал. Нора слушала. И к рассвету она знала одну вещь.
Уесли солгал ей.
Глава 15
Микаэль и Гриффин решили не задерживаться надолго после того, как Нора сбежала по своим делам – что она собиралась делать, Микаэль совсем не знал. Вместе с Гриффином они досмотрели пони-шоу до конца. Когда оно закончилось, Микаэль наклонился вперед в ожидании следующего акта, но замер, почувствовав пальцы на затылке. Каждый мускул в его теле напрягся, каждый нерв пульсировал, Микаэль медленно повернул лицо к Фиску, наблюдающему за ним из-под полуприкрытых глаз.
– Пойдем. – Гриффин нежно сжал шею парня, и Микаэлю пришлось заставить себя сконцентрироваться, чтобы не выдать возбуждение в своем теле. – Давай, моя птичка.
Микаэль медленно кивнул, ему так не хотелось лишаться прикосновения руки Гриффина, но, к сожалению, тот встал, покидая ложу, и взял парня за руку. Микаэль шел за ним вплотную, пробираясь через забитый клуб к черному выходу. Он так сильно сосредоточился на том, чтобы идти за Гриффином, что не заметил чужую ногу на своем пути, пока об нее не споткнулся.
Повернувшись, чтобы извиниться, Микаэль столкнулся лицом к лицу с бледным и очень красивым парнем, лет двадцати, с вьющимися светлыми волосами и смеющимся, но пустым взглядом.
– Мне жаль, – Микаэль запнулся, когда парень сделал шаг к нему.
– А мне нет. – Парень оглядывал Микаэля сверху вниз. – Как тебя зовут?
– Хм... – Микаэль оглянулся в поисках Гриффина, но тот, казалось, растворился в толпе. – Микаэль. Я должен…
– Так, Микаэль, – сказал парень, откидывая ногой стул со своей дороги. – Ты прошелся по моей ноге и испачкал мою туфлю. Меньшее, что ты можешь сделать для меня, это сесть и выпить со мной. И тогда мы поговорим о том, как тебе жаль, и что ты с этим можешь сделать.
Сердце Микаэля забилось чаще. Куда, черт побери, делся Гриффин?
– Я не могу. Я должен найти…
– Ты можешь. Ты должен. – Улыбнулся мужчина. – И ты станешь.
– Он не станет.
Микаэль вздохнул с облегчением, глядя, как рядом выступил из толпы Гриффин.
В глазах блондина промелькнуло узнавание.
– Гриффин Фиске... что, черт возьми, ты тут делаешь? – спросил блондин, одаривая Гриффина широкой и совершенно фальшивой улыбкой. – Разве ты не должен сейчас отсасывать у Кингсли Эджа?
– А я беру выходной по пятницам, – ответил Гриффин.
– У меня каждый вечер выходной. Нет, даже не так. Я оттягиваюсь каждый вечер. Чем я сейчас и занимался. Так что ты тут слегка лишний, Грифф. У меня тут намечается новый друг.
– Твой новый друг это мой старый друг, Шакал.
Гриффин встал еще ближе к Микаэлю.
– А мы все втроем не можем стать друзьями?
Гриффин улыбнулся.
– Нет. Мы уходим.
– Ты уходишь. Он остается. У меня с ним свидание.
Шакал усмехнулся и потянулся вперед, как если бы хотел погладить Микаэля по лицу. Рука Гриффина взвилась в воздух и схватила запястье Шакала с молниеносной скоростью так, что Микаэль даже вздрогнул.
– Убери свои руки от моей собственности, Джек. Если они тебе все еще дороги.
Микаэль мог только смотреть, как бессильно болтаются в воздухе пальцы блондина, в нескольких сантиметрах от его лица, рука Гриффина вцепилась в них мертвой хваткой. Даже в полутьме клуба Микаэль мог различить едва скрываемую боль на лице шакала и посиневшее запястье. Блондин стиснул челюсть.
– Прости, Грифф. Не знал, что он твой.
Гриффин задрал подбородок и уставился сверху вниз на Шакала.
– Что ж, так и есть.
– Я просто ошибся.
Кивнув, Гриффин отпустил руку парня.
– Конечно. С каждым может случиться. Готов, Мик?
Микаэль посмотрел на Гриффина. Краешком глаза он видел, что на них уставилась половина клуба. Микаэль должен был чувствовать себя униженным, привлекая столько внимания. Но от публичного признания его личной собственностью Гриффина Фиска, пусть это и была ложь, его сердце и каждую частичку тела переполняло от счастья и гордости.
– Да, Сэр.
При слове "Сэр", глаза Гриффина слегка расширились, но мужчина быстро оправился. И как будто он был его Доминантом уже сотню лет, Гриффин положил руку на задницу Микаэля, увлекая к черному выходу подальше от Шакала.
– Кто этот парень? – прошептал Микаэль, пробираясь к выходу.
– Джек Альбрект.
– Бывший друг?
Гриффин не хотел встречаться с ним глазами, открывая дверь.
– Экс-дилер. С тех пор, как я не его лучший покупатель, он мне не рад.
– Оу.
Микаэль не мог придумать, что еще сказать. Они поднялись по лестнице на крышу, Микаэль уже скучал по ощущению руки Гриффина на своей заднице.
– Ну, спасибо, что спас меня. Ты знаешь… когда притворялся, что мы вместе. Я имею в виду, мы и сейчас вместе, но мы не... я не...
Гриффин повернулся и посмотрел на него. Он начал что-то говорить, но шум от лопастей вертолета заглушал все звуки. Всю дорогу в поместье Гриффина они летели в полном молчании. Теперь, когда наступила ночь, Микаэль уже не мог разглядеть происходящее внизу и просто смотрел в темноту и вспоминал горящий от ярости взгляд глаз Гриффина, когда Шакал пытался прикоснуться к нему, и невероятно успокаивающее ощущение пальцев Гриффина на спине, ведущего его через толпу. «Не смей трогать мою собственность, Джек»... даже книги Норы и эротические приказы, которые она шептала ему на ухо ночью, не возбуждали его так сильно, как эти шесть слов. Моя собственность.
Если бы.
В тишине они вошли обратно в дом. Микаэль хотел сказать что-то еще, но не мог подобрать нужных слов. Или, может, слова бы и нашлись, но вот смелости произнести их не хватило.
На верху лестницы они уже начали расходиться. Но Гриффин остановил на пару слов.
– Одну секунду, Мик. Я забыл, что у меня кое-что для тебя есть. Оно в моей комнате.
– В самом деле? Что это?
Микаэль нервно проследовал за Гриффином в его здоровенную спальню. Пару раз он заглядывал туда краем глаза, но никогда не переступал порог. Она казалась освященной землей, и парень считал себя недостойным находиться рядом с кроватью, где спал Гриффин, с покрывалами, на которых тот занимался сексом.
– Что это? – Повторил за ним Гриффин. – Ничего. Просто повод заманить тебя в мою комнату.
Микаэль замер. Гриффин рассмеялся и схватил его за плечо.
– Не смотри так испуганно. Каждый, кто входит в мою спальню, покидает ее с улыбкой. Ну, разве что Альфред будет исключением, просто он ненавидит быть нижним.
Микаэль расхохотался, входя в комнату.
– Нора говорит, это не каждому дано, – сказал Микаэль Фиску, начавшему копаться в ящиках.
– Когда буду нанимать нового дворецкого, то обязательно удостоверюсь, что его спросят насчет его предпочтений. Знаешь, даже хорошо, что у меня так и не было нормальной работы. Я просто ходячая бомба с сексуальными домогательствами с замедленным действием.
– Нора сказала, что приписала «подвергался постоянным сексуальным домогательствам» в описании работы своего прошлого интерна.
– Она умная женщина. Могла бы стать адвокатом, но в ней слишком мало от садиста.
Гриффин вытащил сумку из-под кровати и протянул ее Микаэлю.
Мик уставился на него перед тем, как открыть сумку. Из нее он вытащил что-то квадратное, обернутое тканью. Когда он снял обертку, то под ней обнаружилась большая черная книга, обернутая самой мягкой и тонко выделанной кожей, к которой он когда-либо прикасался.
– Это просто новый молескин, – сказал Гриффин, начиная расстегивать рубашку. – Я видел, что твой прошлый был заполнен рисунками почти до конца.
Гриффин бросил рубашку на спинку стула.
Тронутый таким подарком, Микаэль едва мог говорить. Потребовалось несколько секунд, прежде чем он смог говорить.
– Спасибо, Гриффин, – прошептал он. – Это потрясающе.
У него никогда не было молескина, настолько дорогого и высокого качества.
Пожав плечами, Гриффин расстегнул ремень и вытащил его из петель. Вид черного кожаного ремня в руках Гриффина... его самого без рубашки, и его обычно идеально уложенные волосы слегка растрепанными после полета... Микаэль вдруг понял, что ему почти невозможно дышать. Он продолжал вдыхать, но не мог выдохнуть.
Гриффин стоял прямо перед ним. Даже если бы в коридоре разорвалась бомба, Микаэль все равно не смог бы оторвать свои глаза от рельефного пресса Гриффина.
– Мне больше нравится «Спасибо, Сэр».
Гриффин наклонил голову, поднимая бровь и глядя на парня. Микаэль смог только покраснеть.
– Всегда пожалуйста, Мик.
Отступив назад, Гриффин присел на край кровати, все еще с ремнем в руках.
– Он действительно красивый. Я пойду, эм... рисовать.
Микаэль начал пятиться обратно к двери.
– Удачи... с рисованием.
Гриффин глядел на него без улыбки, без иронии, даже без тени развлечения на лице на четко-очерченных губах. Одним движением, которое казалось как бессмысленным, так и хорошо-просчитанным, Гриффин резко натянул ремень в своих руках.
– Ладно... Спокойной ночи, Грифф. Еще раз спасибо. Ну, за все.
Гриффин, наконец, улыбнулся, но улыбка так и не коснулась его глаз.
– Спокойной ночи, Мик.
Микаэль повернулся и направился к двери. Он мог сделать это. Он мог уйти. Он собирался уйти и лечь в постель. Он собирался держать рот на замке и молчать, потому что он всегда держал рот на замке и никогда ничего не говорил. Он никогда не просил того, чего хотел, никогда не признавался, что на самом деле ему было нужно. Так было и так и должно быть впредь.
На пороге спальни Гриффина Микаэль остановился, будто наткнувшись на невидимую стену. Он медленно развернулся.
Гриффин по-прежнему сидел на краю кровати, с кожаным ремнем в руках, наблюдая за ним.
– Эм... Гриффин?
* * *
Сюзанна повернулась и села. Какого черта? Она потерла глаза и огляделась вокруг. Черт побери, она заснула в доме Отца Стернса, в доме священника. Доме Сорена, напомнила она себе. Если бы ее отец был насильником, она тоже не хотела бы зваться его именем.
Подняв запястье в полосу лунного света, она проверила время – 3:53 утра. Сорен не шутил, сказав, что рассказ о том, какой была Нора Сатерлин, займет всю ночь. Он потчевал ее историями о ее юности в Пресвятом Сердце... как она когда-то спросила монахиню, правда ли, что и белье, которое она носит, освященное; как она подвернула лодыжку в походе, когда ее толкнул мальчик за то, что она обозвала его членососом, потому что он пинал свою маленькую сестренку; как общественная служба превратила ее из маленького разъяренного монстра и подростка, угоняющего машины, в сочувствующую молодую женщину, плакавшую в его объятиях, когда ее любимый бездомный из приюта умер от передозировки наркотиков.
– Я думаю, она бы мне понравилась, – сказала Сюзанна, улыбаясь и глядя в пустой камин. – Интересно, понравилась бы я ей.
– Зная Элеонор и учитывая, что вы шпионите за мной, она бы соблазнила вас за первые пять минут разговора и угрожала бы убить через следующие пять.
После их разговора Сюзанна пришла к единственному выводу насчет Отца Стернса – он не был врагом. Она до сих пор не знала, чем был этот конфликт интересов и каким образом он касался ее. Но Сорен никак не мог быть сексуальным насильником. Она чувствовала правду всем своим сердцем.
Даже сейчас, в этой глупой ситуации она не сомневалась в его внутренней порядочности. Сюзанна заснула после нескольких часов разговоров и одного очень большого бокала вина. И проснулась на диване, укрытая одеялом и все еще в своей одежде, правда без туфлей.
Сверху послышался скрип древесины. Ей нужно было идти домой, стоило пойти – прямо сейчас. Но она не могла просто уйти, не попрощавшись и не поблагодарив за одеяло. Он признался, что у него иногда были проблемы со сном и обычно он работал до утра. Сюзанна сложила одеяло, надела туфли и с тревогой в сердце направилась вверх по узкой лестнице на второй этаж. В конце коридора она увидела бледный свет, льющийся на пол из открытой двери. Громко стуча каблуками, чтобы предупредить о своем присутствии, Сюзанна подошла к концу коридора и резко вдохнула.
Это был не его офис... а его спальня. Рядом с его кроватью с балдахином, покрытой девственно-белоснежными простынями, спиной к ней стоял Сорен. Она увидела его воротник священника на столе рядом с кроватью. Наблюдая за ним, Сюзанна замерла, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд, когда он принялся медленно расстегивать рукава и позволил рубашке соскользнуть по рукам.
Никогда в своей жизни она не видела мужчину с более совершенным телом... каждый сантиметр его спины был покрыт мышцами, бицепсы были испещрены выступающими жилками. Она хотела бы снова и снова проследовать по длинной линии его спины своими губами. Она могла жить и умереть счастливой на его широкой груди, в гладкой коже между выступающими крыльями лопаток. У нее чесались руки от желания проследить за изгибам ребер, она хотела бы языком провести по выемке на шее позади. Пальцы тряслись, соски напряглись, и глубоко внизу ее тела зародилось влажное тепло.
– Сюзанна, вы так и будете всю ночь стоять в коридоре и пялиться на меня? Или вы зайдете?
Часть II
Глава 16
Шесть недель спустя
Если он продолжит молчать и не открывать глаза, то наверняка сможет через все это пройти. Его рука скользнула под ее шелковую блузку и прошлась по нежной коже ее живота. Его губы проложили путь от ее рта к шее, а ее руки бродили по его груди. Все еще плотно зажмурившись, он и все его тело начало отвечать на нажим ее бедер, прижатых к нему, и на тепло ее тела. Она издала влюбленный вздох, когда он начал задирать ее юбку.
– В моей постели было бы гораздо комфортнее, Уесли.
Уесли выдохнул и открыл глаза. Одно предложение от нее, и момент разрушен. Зря он перестал целовать ее рот, так она бы не могла говорить. Сидя на заднем сиденье своего автомобиля, он провел рукой по волосам, и потер лоб.
– Что случилось? – спросила Бриджит, потянув юбку вниз. – Не нужно было останавливаться. Просто наверняка стоило закончить это где-то еще, а не в машине.
– Извини. Я просто..., – Уесли не закончил фразу, потому как не мог подобрать ни одного искреннего слова, которое бы не ранило ее чувства.
– Просто, что?
Он услышал резкость в ее голосе и вздохнул.
– Просто... не готов.
Как он и думал, эти слова заставили девушку закатить глаза и скрестить руки на груди.
– Уес, мы встречаемся уже два месяца. Два месяца. Мой последний бойфренд и я занимались сексом уже на втором свидании. Мы с тобой? Уже два месяца, а ты даже не позволяешь мне дотронуться до тебя.
– Я не люблю торопиться. Я...
Он остановился и подумал, возможно, стоило рассказать всю правду. Но вся правда будет включать в себя разговор о некоторых вещах – и об одной конкретной женщине – о которой он никак не хотел говорить.
– Старомоден.
– Старомоден. Ладно. Я могу это принять. Может быть. Намекнешь мне, когда старомодный парень вроде тебя будет готов заняться сексом со своей девушкой?
Он повернул голову и посмотрел на Бриджит. Такая красивая женщина – темные волосы с мелированными прядями, высокая и стройная, как говорил его отец – убийственная красотка; и эта убийственная красотка была на семь лет старше его.
– Ты секретарша отца. Думаю, это плохая идея, нас могут застукать.
Дурацкая отговорка. Его отец чуть не умер от счастья, когда увидел его флиртующим с Бриджит. И практически приказал Уесли пригласить ее на свидание.
– Если в этом все дело, тогда порви со мной, и покончим с этим. Хватит играть с моими чувствами.
Расстаться? По какой-то причине эти два слова, которые должны были звучать как похоронные колокола, показались свободой. Порвать со всем – может, и следовало.
– Хорошо, – сказал он, кивая.
– Хорошо, что?
– Хорошо, мы расстаемся. Ты права. Я поступил с тобой как полный идиот. Все сложно, и я не хочу тебя впутывать. Но ты совершенно права.
Карие глаза Бриджит расширились.
– Я не говорила, что хотела порвать. Я только имела в виду…
– Тогда почему…
– Почему ты ведешь себя так? – Спросила она. – Нам хорошо вместе. По крайней мере, я думала, что так оно и было.
– Но ты все время жалуешься, что мы очень медленно продвигаемся. Естественно, я подумал, что нам не хорошо вместе.
– Я думаю, это можно изменить… Уес...
Она подняла руки.
Его желудок сжался от чувства вины. Если бы Бриджит почувствовала хотя бы тень того горя, которое он ощутил в день, когда Нора…
Нет, он не собирался думать о Норе. Он прожил весь день, не думая о Норе, и не собирался позволить ей вернуться назад в его мысли. Его с Бриджит проблемы не имеют ничего общего с Норой или с тем, что он чувствовал к ней. Чувствовал – в прошедшем времени.
– Может мы…, – начал он и остановился.
Он хотел сказать «Мы можем поговорить об этом завтра?» но знал, что рано или поздно ему придется через это пройти. Бриджит, по крайней мере, заслуживает знать правду. Не ту правду, что он все еще был девственником. Не поэтому он все еще не мог переспать с ней. Наверное, это была самая меньшая из причин.
– Может, мы что?
Уесли сделал глубокий вдох, успокаиваясь, и встретился в темноте с глазами Бриджит.
– Я влюблен в другую. И я не могу заниматься с тобой сексом, думая все время о ней, ты этого не заслуживаешь.
Бриджит молчала долгое время. Она даже не смотрела на него.
– Кто?
Она, наконец, заговорила.
Уесли рассмеялся, жалким, уставшим смехом.
– Когда-нибудь слышала о Норе Сатерлин?
У Бриджит отвисла челюсть.
– Та сумасшедшая писательница?
Уесли кивнул. Она смотрела на него долгим взглядом, затем покачала головой и распахнула дверцу автомобиля.
– Брось меня, если так хочешь бросить. – Она схватила сумочку с переднего сиденья. – Но, по крайней мере, будь мужиком, чтобы сказать мне правду.
Высокие каблуки Бриджит процокали то короткое расстояние от машины к ее дому. Он услышал, как открылась входная дверь, а затем громко захлопнулась. Уесли перелез с заднего сидения просторного отцовского кадиллака на переднее и завел двигатель. Свернув на Версаль роуд, он направился прямо к ферме. Он ненавидел водить в ночное время. Слишком долго, слишком скучно, слишком просто, и его разум начинал думать о том, о чем не следовало. Небольшой замок, который какой-то псих построил для своей жены, около двадцати лет назад был единственным визуальным развлечением вдоль всей дороги. Уес посмотрел на строение справа. Да, все еще стоит. Он поехал дальше.
Всю дорогу домой Уесли корил себя за то, как плохо закончился вечер. Бриджит... она была замечательной. Умная, красивая и старше – как ему нравилось. Прожив год и три месяца вместе с женщиной, которой стукнуло тридцать, Уесли стал практически аллергиком на девушек его возраста – с их смсками по пьяни, с их надоедливыми постами в фейсбуке, их уггами и большими невинными хлопающими глазками. Нора не носила угги. Не сидела в фейсбуке. Не писала ничего по-пьяни. Она носила черные кожаные сапоги с ремешками и застежками-молниями. Она ругалась как моряк, пила как сапожник, дралась как мужик – буквально. Он видел ее боксирующей, и она уложила своего партнера по спаррингу – отставного боксера в полулегком по имени Брюс – в три тура. И Нора не флиртовала с кем попало.
– Флирт для людей, которые не знают, чего хотят, Уес, – как-то сказала Нора. – А я соблазняю.
Черт возьми... он только порвал с Бриджит и опять думал о Норе. Опять. Как всегда. Как думал каждый день после переезда обратно в Кентукки. Он никогда не говорил своим родителям о Норе – просто сказал, что заскучал по ферме. Мама купилась на это. Отец был более подозрительным. Естественно, он был похож на зомби все эти ужасные недели после того, как Нора выгнала его из своего дома. Он закончил семестр в прострации, поселившись на диване его друга Джоша и глядя на мобильный, ожидая, когда позвонит Нора и скажет, что это была ошибка, и она хочет, чтобы он вернулся.
Но телефон не звонил. И даже когда он сам звонил ей, Сатерлин так и не отвечала. И теперь, тринадцать месяцев спустя, он все еще не услышал от нее ни слова. Была ли она счастлива? В безопасности? Была ли она с Сореном сейчас? Или этот ублюдок снова причинял ей боль? Сердце Уесли сжималось от одной только мысли о них вместе. Казалось, его ненависть к Сорену заставляла сердце биться сильнее, чем долгая любовь к Норе. Но только чуть-чуть.
Уесли подъехал на дорожку и остановился, чтобы набрать код безопасности. Железные ворота открылись, и он проехал через них. Время было – 11: 53 вечера. Отец и мать должны были быть в постели к этому времени. Никто не набросится на него с вопросами.
Он выключил дальний свет, подъезжая к круговому объезду лужайки. Хотя он и вернулся домой, все равно жил в домике для гостей позади основного особняка. Вся почта отправлялась в главный дом. Он подал заявление в Тюлэйн – отличная программа подготовки для медиков – но не был уверен, что сможет пережить местную погоду. Ему хватало и летней жары в Кентукки.
Уесли остановился в фойе и повернул лампу на большое зеркало у входа. Он все еще не мог узнать себя в отражении. Уже несколько месяцев он откладывал необходимую стрижку. Когда он жил с Норой, она просто набрасывалась на его волосы, особенно если те сильно отрастали, иногда в буквальном смысле. Однажды лежа на диване с книгой в руках Уес почувствовал чужой вес на своей груди. Книга полетела в сторону, а Нора устроилась между его ног, прижимаясь бедрами к его коленям; обе ее руки были на его груди, а в зубах у нее были ножницы, как будто она играла в партизан-парикмахеров.
– Что ты делаешь?
Уесли спросил, когда Нора одной рукой прижала его к дивану, а в другой защелкали ножницы.
– Собираюсь отрезать твои волосы. У тебя самые красивые карие глаза на свете, а ты позволяешь этим чертовым волосам их прятать. Теперь не двигайся, а то я заодно еще выколю тебе глаз.
Ножницы приближались, и он постарался зарыться с головой в диванные подушки так, как только мог. Нора отступила только, когда он поклялся на могиле Анаис Нин – ее личной героине – что сходит к профессиональному парикмахеру на этой неделе. Теперь же его волосы почти достигали плеч. Его мать устраивала взбучки за длину волос, но ее жалобы едва ли волновали его так, как замашки парикмахера-убийцы Норы. Втайне он думал о длине своих волос как о силе, как будто был Самсоном. И не постриг их назло Норе. Она не могла это видеть, или даже подумать об этом. Но он знал, что если бы она его увидела, то возненавидела длину его волос. В какой-то мере это было злобной местью. Глупой. Ее он больше не заботил, она не любила его, не скучала. Зачем волноваться?
Уесли пролистал почту и не нашел ничего интересного. Ничего из Тюлэйн. Наверное, еще слишком рано. Они только выслали ему некоторые вещи пару недель тому назад. Он бросил письмо обратно на столик и заметил большой мягкий конверт, адресованный ему.
В адресе было указано, что он пришел откуда-то из Нью-Йорка. Может, кто-то из его старых друзей в Йорке послал ему его? Уесли открыл конверт.
По крайней мере, целую минуту Уесли стоял, уставившись на обложку книги в твердом переплете.
«Утешительный Приз» от Норы Сатерлин.
Дрожащими пальцами Уесли медленно открыл обложку. Перелистнул одну пустую страницу... потом еще. На титульном листе была записка, написанная знакомой рукой.
Переверни страницу, Уес.
Уэсли сделал вдох. Его сердце бешено забилось в груди. Тринадцать месяцев ничего, кроме молчания и сейчас...
На следующей странице было посвящение.
Уесли всем телом оперся на входную дверь. Нужно было что-то, за что держаться, чтобы не упасть. Дверь не помогла, и он сполз на пол. Он вспомнил... Нора была в своей постели, волосы влажные, на лице никакого макияжа. И она еще никогда не выглядела настолько красивой. На следующий день был ее юбилей с Сореном и, как обычно, она собиралась туда пойти. Наконец Уесли понял простоту этого ужасного факта.
– Ты все еще любишь его, да? – спросил он ее.
Ее руки прошлись по мокрым волосам, позволив каплям воды упасть на пол.
– Большие воды, – сказала она.
Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Песнь Песней Соломона 8:7.
Другими словами, да, она все еще любит Сорена.
Уесли уставился на посвящение, пока на глаза не навернулись слезы.
Для У.Р. Большие воды.
Она посвятила книгу ему. Не Сорену, как она посвящала все другие ее книги. Большие воды... Она все еще по-прежнему любила его.
Под посвящением Нора написала еще одну записку.
Уесли, ты засранец, мог бы и сказать мне.
Мог бы сказал ей? Мог бы сказал ей, что?
Уесли посмотрел вверх. С потолка в центре холла свисала хрустальная люстра, которая однажды висела в Версале – во французском дворце, а не в городке штата Кентукки. И книга пришла прямо на этот адрес, а не его старой школы, откуда потом перенаправляли письма.
– Черт..., – вздохнул Уесли.
Она знала, кем он был. Как она это выяснила? Ну, на самом деле это не было сложно. Наверное, нашла его в Гугле. Нужно было вернуть ей должок. Адрес на конверте был незнакомым. Может быть, она уехала из Коннектикута, покинула Нью-Йорк, оставила Сорена.
Схватив книгу и конверт, он помчался через большой дом к черному входу. Он едва мог попасть ключом в замок гостевого дома, его дома. Очутившись внутри, он включил свет, схватил ноутбук и вошел в Гугл. Затем набрал «Нора Сатерлин» и «город Гилфорд».
Самая первая ссылка привела его на Нью-Йоркский сайт желтой прессы. В статье упоминалось, что Нора пришла в садо-мазо клуб на свидание с парнем по имени Гриффин Фиске. Сначала сердце Уесли затрепетало от счастья, что Нора появилась где-то не с Сореном. Может быть, они порвали. Уесли быстро прогуглил имя Гриффин Фиске, неприятно шокированный тем, что, оказывается, уже знал его. Как-то раз он видел имя Гриффина в мобильном телефоне Норы, тогда он небрежно поинтересовался, кем тот был.
– Мой личный тренер, – ответила Нора, не моргнув и глазом.
"Личный тренер" Норы также оказался неприлично богатым сыном председателя Нью-Йоркской фондовой биржи, бывшим наркоманом, несколько раз попадавшим в реабилитационный центр, внуком владельцев Рэйберн, и еще совершенно неприлично красивым загорелым и мускулистым мужчиной. Боже, он выглядел как один из тех парней, которые появляются на обложке Vanity Fair во всем от Кельвина Кляйна. Не типаж Норы. Она тащилась по таким как Зак Истон – красивые в своей утонченности, образованные и, как правило, старше нее. Уесли никогда не видел Сорена, или даже его фотографию, но догадывался, что он был именно таким. Они говорили по телефону один раз, и даже голос Сорена звучал лощеным. Еще одна причина, чтобы его ненавидеть.
