Текст книги "По ту сторону двуличия (СИ)"

Автор книги: ksana_lindemann

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

С той лишь разницей, что сейчас она совершенно не знала, куда после этих «каникул» возвращаться.

Проворачивая ключ в замке, Гермиона уже слышала торопливые шаги матери. Через несколько секунд она увидела ее лицо – встревоженное, озабоченное.

– Гермиона?! – мама удивленно ахнула, заключая дочь в объятия, пахнущие свежими тостами и кофе. – Как… что ты здесь делаешь? Да еще и в такую рань… Что случилось?

Вопросы сыпались один за другим, но Гермиона не спешила отвечать – она наслаждалась этим теплым, родным, бесконечно трепетным ощущением, посещавшим ее каждый раз, когда она оказывалась дома.

– Ничего не случилось, мам, – она мягко отстранилась и ободряюще улыбнулась, видя, что морщинка на лбу матери стала глубже, – правда. Мне просто пришлось съехать с моей квартиры, и пока не найду новую, поживу у вас. Вы не против?

Гермиона лукавила. Еще ночью, так и не сумев уснуть, она твердо решила, что намеченный ей же план – уволиться и путешествовать – будет осуществлен.

Гори оно все синим пламенем.

Голландия с тюльпанами, Россия с медведями и балалайками, Италия с пиццей и болоньезе… Гермионе было все равно, в какую страну ее занесет и каким способом, самолетом или трансгрессией. Лишь бы подальше от опостылевшего магического Лондона, от вечно попадающего в неприятности Хогвартса, от лгущего, как всегда, «Пророка»… От всего, что прочно пускало корни в ее запутавшейся и задыхающейся душе, стремящейся всеми своими мыслями к человеку, который, наверное, еще обнимает во сне ее подушку.

Папа уже шумел посудой, доставая еще одну кружку для Гермионы, и укладывал новую порцию хлеба в тостер. Он, в отличие от матери, сдерживал рвущиеся наружу вопросы, понимающе предоставляя дочери возможность самой рассказывать то, что она посчитает нужным.

– Я увольняюсь из газеты, – тем временем объявила Гермиона, осторожно пробуя горячий напиток, – хочу заняться чем-нибудь… другим.

– Например? – мама задумчиво жевала свой тост, внимательно разглядывая ее.

Ее девочка похудела еще больше, лицо осунулось, синяки под глазами… Волосы собраны в какой-то нелепый пучок. Худые руки, неаккуратно обломанные ногти. Едва заметные отметины на шее полоской спускаются вниз под вырез свитера. Женщина смущенно нахмурилась – материнское, да и просто женское, чутье подсказывало, что неспроста ее дочь появляется с чемоданами на пороге родного дома, да еще и в шесть тридцать утра. Конечно, она уже взрослая девочка, вполне может иметь свою личную жизнь, в конце концов, один раз уже чуть под венец не пошла, но кто же не хочет оградить своего ребенка от необдуманных решений и горьких ошибок?

Проблема в том, что и подсказать здесь она ничего не сможет – слишком уж отдалились они друг от друга, слишком в разных мирах живут. Миссис Грейнджер знала, что Гермиона одна из умнейших волшебниц своего времени, и, нисколько не таясь, гордилась этим. Она до сих пор не понимала, как у них, абсолютно обычных людей, родился такой особенный ребенок. Поначалу это казалось сном, какой-то нелепой шуткой. А сейчас ее дочь, боровшаяся с сильнейшим злым колдуном, прошедшая чудовищную войну и пережившая предательство некогда любимого человека, друга, сидит напротив, неловко скрывая синяки от мужских поцелуев и совершенно обыденно намазывая тост джемом.

– Например? – эхом отозвалась Гермиона, не подозревая о мыслях матери. – Хочу куда-нибудь поехать. Отдохнуть. Потом же, скорее всего, займусь научной деятельностью, не зря же я столько лет провела в обнимку с учебниками.

Мистер Грейнджер довольно хмыкнул:

– Это точно, мы будем удивлены, если ты не сделаешь какое-нибудь важное открытие у себя… там.

– А может, здесь? – задумчиво перебила его жена. – Милая, ты не думала, что можно попробовать пожить здесь, с нами?

Гермиона непонимающе уставилась на мать. Ее предложение прозвучало настолько неожиданно, что граничило с безумием. Нет, в глубине души Гермиона догадывалась, что родители втайне мечтают, что она вернется к ним и заживет жизнью обычного человека. Она знала такие примеры, но они всегда казались ей какими-то дикими, тождественными безрассудности. Как можно отказаться от магии, от чуда, живущего в тебе, окружающего тебя?

– Мам, – наконец предупреждающе протянула Гермиона, – нет. И вообще, если можно, я пойду к себе. Вы и так из-за меня скоро на работу опоздаете.

Не дожидаясь ответа, она выскользнула из-за стола и слишком быстро, почти бегом, направилась в свою комнату. Только закрыв за собой дверь, словно прячась от всего остального мира, она обессиленно спустилась прямо на пол и обхватила колени руками – кажется, кому-то предстоит слишком много думать. Или приложить все усилия, чтобы не думать вообще.

Едва из прихожей прозвучало мамино «До вечера, милая!» и стихли звуки отъехавшего от дома автомобиля, Гермиона с еще большей отчетливостью ощутила приступ непонятной тоски, сдавившей легкие.

Даже не мечтая уснуть, она обессиленно упала на кровать и уставилась в потолок.

Сон… в последнее время сон стал для нее пыткой, превратившись в череду душных липких минут, редких провалов в кошмарное забытье и бесцельных метаний по подушке в попытке устроиться хоть сколько-нибудь удобнее. Единственная ночь, когда ей все же удалось немного поспать, всплывала в памяти пряным запаха олибанума и жгучей болью в неожиданно «оплавившейся» руке.

Впрочем, теперь она могла размышлять об этом, да и о многом другом, бесконечно – может быть, как минимум этот день не превратится в вереницу событий, накрывающих с головой и не дающих возможности отдышаться. Несомненно, больше всего за последнее время ее волновало, что же произошло той ночью, когда они с Малфоем напились. Кем был мертвый мужчина в туалете? Как они оказались в затрапезном, да еще и магловском, отеле?

Конечно, существовали определенные заклинания, способные вытащить все эти воспоминания из ее сознания, действующие по принципу Омута памяти. Но так как все эти события – своеобразное черное пятно ее прошлого, то и магия здесь понадобится более тонкая, искусная. Самой лезть в свою голову в этом случае опасно – если что-то пойдет не так, то некому будет ей помочь, и тогда можно остаться без воспоминаний вообще. Не самая радужная перспектива.

Гермиона принялась раздраженно вышагивать по комнате, борясь с искушением попытаться все же самостоятельно применить прекрасно известные ей заклятия. Она уже несколько раз, глядя на себя в зеркало, решительно вскидывала волшебную палочку, но после все же бессильно опускала руку. Разум твердил ей об осторожности, и на этот раз Грейнджер предпочла его послушаться. Впервые за сколько времени?

Не соглашайся на сотрудничество с Малфоем. Не сближайся с ним. Не доверяй. Не напивайся с ним. Не спи с Малфоем, в конце концов. А раз уж умудрилась вляпаться во все эти неприятности, то не ной. И опять же… не думай о Малфое.

– Да как же о нем не думать-то?! – Гермиона, обозленная на саму себя, сильно пнула стоящий рядом чемодан, из которого неаккуратно выпали ее вещи. Не обращая внимания на боль в отбитых пальцах, Гермиона растерянно подняла раскрывшуюся на середине книгу и машинально пробежала взглядом по строчкам, но ни слова из прочитанного не запомнила. Перед глазами стояло до дрожи в коленках знакомое лицо с навечно приклеенной к нему ехидной ухмылкой, с ранними морщинками, разбегающимися от уголков серых глаз. Гермиона громко захлопнула книгу и выругалась.

Она. Снова. Думает. О. Малфое.

Черт.

Ей определенно нужен свежий воздух, несмотря на то, что за окном уже начал накрапывать мелкий противный дождь. Кажется, теплая погода окончательно уступила привычной сырости, но Гермионе было абсолютно все равно – даже не переодевшись, она быстро сбежала по лестнице, схватила куртку и, на ходу накидывая ее, выбежала на улицу. Подставила лицо под холодные колючие капли и улыбнулась – никакой меланхолии, Грейнджер. Дождь смоет все.

Иногда толпа может успокоить. Людской поток обтекает тебя, укачивая, словно на волнах. Никому ни до кого нет дела, лишь иногда кто-то заденет тебя плечом, бросив короткое: «Извините». Но даже это не отрывает тебя от самого главного – того, что называют «самокопанием». Бесцельно, бессердечно, но так упоительно – ковыряться в собственных размышлениях, обгладывая, как косточку, каждое сомнение, каждую мысль.

Гермиона почти потерялась среди этих шумных, спрятанных под разноцветными зонтиками людей. Она уже основательно промокла, волосы напитались влагой и невозможно пушились, а куртка местами покрылась темными мокрыми разводами. Гермиона даже не пыталась как-то спрятаться от дождя, наоборот, бесстрашно вышагивала по пузырящимся лужам, совсем как два дня назад – не хватало только сумки, в которой бы плескалась пузатая бутыль огневиски.

Коря себя за непоследовательность, Гермиона снова и снова мысленно возвращалась к Драко.

Интересно, как отреагировал, не обнаружив ее утром.

Что он делает сейчас.

Что будет делать потом.

Гермиона отгоняла от себя мысль, что он стал ей важен настолько, что ей было тяжело его отпускать. Ни с одним мужчиной, даже с Роном, она этого не чувствовала. Так, сожаление, может быть, легкая грусть. Но не тревогу, сосущую под ложечкой. Не постоянное желание, чтобы он, Малфой, вынырнул откуда-то, хоть из небытия, и схватил ее за руку, в своей привычной манере, пугая ее до чертиков. Не то дурацкое, наивное ощущение, что чего-то не хватает.

Будь Гермиона романтичнее, она, скорее всего, назвала бы это влюбленностью. Только вот прагматичное мышление вопило изо всех сил – какая, твою мать, влюбленность, Грейнджер? К человеку, который пойдет по головам, если потребуется? К тому, кто хладнокровно переступил через мертвое тело и после этого смог спокойно спать?

Гермиона покраснела. И не только спокойно спать.

Так может быть, она сама немногим отличается от Малфоя? Эта догадка вспышкой взорвалась в ее лихорадочно перебирающем мысли мозге, заставив остановиться посреди улицы. Кто-то почти сразу натолкнулся на нее, но Гермионе было абсолютно все равно.

Она машинально покрутила на пальце кольцо, покрытое неизвестными ей рунами. Несмотря на то, что руки уже совсем замерзли, оно оставалось теплым. Девушка жалела, что украшение, призванное защитить от проникновения в ее же сознание, не дает возможности хоть на минуту прочесть мысли своего истинного владельца. Которому она забыла вернуть кольцо.

«Зачем оно мне теперь?» – зло подумала Гермиона, пытаясь снять его. Кольцо не поддавалось, только свободно прокручивалось на пальце. Чертовщина какая-то! Все это время Гермиона иногда даже побаивалась его потерять, но его и снять-то невозможно! Что за…

– Эй, привет! – Гермиона мгновенно забыла о кольце, сдавленно ахнув, когда кто-то схватил ее за рукав.

Постоянное желание, чтобы он, Малфой, вынырнул откуда-то, хоть из небытия, и схватил ее за руку, в своей привычной манере, пугая ее до чертиков…

Да ладно… Не может быть.

Старая куртка, поношенные кроссовки, светлые взъерошенные волосы. И самая добродушная улыбка, которую Гермиона когда-либо видела на этом красивом лице…

Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это вовсе не Драко Малфой, а его знакомая ей копия. Деймон Донован, радостно размахивая руками, приветствовал ее, увлекая куда-то прочь от толпы.

– У тебя что-то случилось? – встревоженно спросил Деймон, когда они наконец остановились в тихом закутке недалеко от оживленной улицы. – Ты сама на себя не похожа!

Гермиона, не зная, что ответить, пристально вглядывалась в него – они виделись буквально пару дней назад, случайно столкнувшись у метро. Деймон явно куда-то спешил, но с радостью поболтал с Гермионой, пропустив несколько своих поездов. Разговор вышел сумбурный, они постоянно смеялись из-за того, что многие фразы тонули в грохоте проходящих составов, и парень даже чмокнул «Герберту Гилмор» на прощание в щеку. Но не это сейчас волновало Гермиону – они виделись до этого всего два раза, но в обоих случаях после этих встреч в ее жизни объявлялся Малфой, словно следил за ней, не давая усомниться в том, что Деймон и Драко совершенно разные люди.

– Да нет, просто проблемы на работе, – натянуто улыбнулась Гермиона, в миллионный раз стараясь не видеть в этом удивительно доброжелательном парне его нахального «близнеца», – но я действительно рада тебя видеть!

Она не соврала. Несмотря на то, что сама решила приложить все усилия, чтобы никогда не видеть Драко Малфоя, меняющего на глазах ее жизнь, встреча с Деймоном ее обрадовала. Может быть, получится не думать о Малфое каждую гребаную минуту.

– Может быть, – Деймон смущенно улыбнулся, – прогуляемся до ближайшего кафе? Ну, знаешь, поздний завтрак и все такое.

Гермиона почувствовала себя немного виноватой – она не очень хотела видеть кого-либо, но в то же время разрывалась между желанием остаться в одиночестве и боязнью обидеть своим отказом этого добродушного парня. Несколько предыдущих встреч вышли сумбурными, ничего не значащими, но на уровне интуиции Гермиона чувствовала его симпатию. Она была заметна в неловких, будто случайных, прикосновениях, в его внимательном взгляде, в теплых интонациях голоса. Грейнджер еще не определилась для себя, действительно ли Деймон столь умилительно робкий или только пытается произвести такое впечатление. Ей было трудно перестать смотреть на него через призму сравнения с Драко, потому что теперь, зная последнего с другой стороны, она ощущала нехватку его присутствия.

Что ж, это пройдет.

– Я немного не в форме, – Гермиона виновато развела руками, но, уловив промелькнувшее в глазах Деймона разочарование, быстро продолжила, – но если тебя не смущает внешний вид твоей спутницы…

– Ну и глупости же тебе в голову приходят, – усмехнулся Деймон, протягивая ей руку, – ты отлично выглядишь. Может быть, чуть уставшей.

Гермиона, растянув губы в ответ на этот неуклюжий комплимент, приняла приглашение, легко коснувшись его ладони. Немного грубой ладони со следами застарелых мозолей, с полосками свежих царапин на, казалось бы, знакомых аристократических длинных пальцах.

Гермионе хватило около получаса, чтобы понять – не важно, в чем причина зеркальной похожести Драко Малфоя и Деймона Донована. Было в них одно немаловажное сходство, одновременно являющееся и отличием. Несмотря на такое разное детство, оба вынесли немало потерь и страданий, хотя и воспринимали их по-разному.

Драко с болью и в то же время с непозволительным облегчением воспринимал смерть Люциуса. Деймон своего отца и вовсе не знал.

Драко, упиваясь собственными страданиями, покинул Нарциссу на долгие два года, оставив ее только лишь с домовиками. Донован отдал бы, наверное, все, чтобы узнать имя своей матери, увидеть ее хотя бы на фотографии.

Один из них с детства имел все – семью, деньги, власть, магию, в конце концов, но в то же время так и не научился любить по-настоящему, заботиться о ком-то. Второй же с малых лет видел только таких же брошенных, никому не нужных детей, вместо опоры чувствуя в ладонях лишь дешевую ткань подкладки в пустом кармане, – и сохранил удивительную способность верить, ждать неведомого чуда, которое вот-вот постучит в его дверь. В этих людях столкнулись два мира Гермионы Грейнджер – волшебный и магловский, со всеми своими страхами, сожалениями и горестями…

– Кстати, – оживленный голос Деймона, до этого рассказывающего какой-то смешной случай из жизни, вдруг потускнел, – можно один вопрос?

– Конечно, – легко отозвалась Гермиона, обхватив руками кружку с теплым облепиховым чаем. Она не притронулась к давно принесенному чизкейку, зато согревающий ароматный напиток заказала уже второй раз.

Деймон взъерошил и без того торчащие светлые волосы и торопливо проговорил:

– С кем ты перепутала меня в нашу первую встречу? Только честно.

Он выпалил это на одном дыхании, быстро, словно боясь осечься. Было заметно, что готовился он к этому вопросу долго, будто сомневаясь, что она захочет ответить. Впрочем, Гермиона действительно не очень горела желанием рассказывать Деймону о его двойнике, но и скрывать правду было бы глупо. На его месте она бы тоже проявила подобное любопытство.

– М-м-м… Ну как тебе сказать… – Гермиона зачем-то выловила зубочисткой ягоду облепихи из чая и принялась задумчиво ее разглядывать, – мы с ним учились на одном курсе, только на разных факультетах. И назвать нас друзьями было сложно. Знаешь, это как ненависть, только по привычке, хотя оскорблял он меня с садистским удовольствием.

– И вы так никогда и не помирились? Ну, иногда с возрастом люди меняются, умнеют, – пожал плечами Деймон, – не очень хочется, чтоб человек, на которого я похож, оказался тем еще ублюдком.

– Как тебе сказать, – Гермионе показалось, что вся кровь прильнула к лицу, заставив онеметь от холода даже ноги, – позже, когда мы узнали друг друга поближе… Да и вообще после кучи всяких событий, в большинстве своем печальных… мы смогли какое-то время нормально общаться.

«А потом Гермиона Грейнджер, прости, для тебя Герберта Гилмор, героически сбежала, оставив Драко Малфоя наедине со своей подушкой и пустой квартирой», – зло мысленно закончила она, не забыв в очередной раз напомнить себе о своей дурацкой непоследовательности.

– А сейчас?

– Ты собирался задать один вопрос, – шутливо строго оборвала его Гермиона, понимая, что разговор окончательно принял нежелательный оборот, – а это уже третий.

– Прости, – мгновенно смутился Деймон, видимо, не заметив добродушной иронии в ее голосе, – просто… ты не первая, от кого я услышал это имя. Малфой.

Гермиона насторожилась. Она и сама не понимала, что мешает ей рассказать Деймону о бывшем однокурснике. Может быть, то, что это повлечет за собой очередные расспросы, а обо всем она рассказать не могла. Рядом с Донованом ей и так постоянно приходилось мысленно представлять Хогвартс этаким закрытым пансионом, где воспитывают исключительно благородных девиц и галантных мальчиков. Которые умеют летать на метлах, варить настоящие зелья и тушить свет взмахом волшебной палочки… Кстати о ней – Гермиона засунула руку в карман, нащупала теплое полированное дерево и ощутила толику спокойствия. Хотя бы на минуту.

– Это случилось давно, несколько месяцев назад, – тем временем продолжал Деймон, – к нам в кофейню заглянула девушка… сразу было понятно, что это случайность – едва успев войти, она так скривилась, будто тараканов увидела. А потом заметила меня…

– И?

– Выбежала за дверь как ошпаренная, несмотря на проливной дождь на улице. Я тогда не придал этому значения, но потом появилась ты и снова назвала эту фамилию. А она, знаешь ли, не Джонсон или какой-нибудь Стивенсон… Запомнилась.

Он внимательно смотрел на Гермиону, ожидая ее реакции. Вместо ответа Грейнджер методично тыкала в облепиху зубочисткой, для удобства вытаскивая ягоды на блюдце с десертом.

– Как выглядела эта девушка? – наконец, заговорила она, когда от ягод осталась только размазанная по тарелке кашица.

– Симпатичная брюнетка, примерно моя ровесница. Очень ухоженная, такая, вся из себя. Сразу видно, заносчивая стерва, это сразу чувствуется. Она на меня, да и на всех, как на дерьмо смотрела. Хотя на меня еще и как-то… с испугом, что ли.

Гермиона зацепилась за неуклюжее описание, догадываясь, о ком речь. Паркинсон? Вполне может быть, только с чего бы ей пугаться старого приятеля. Впрочем, вспомнив свое удивление при виде Деймона, Гермиона только вздохнула – даже если это Пэнси, вряд ли у нее было время разглядеть парня внимательнее. А Малфой с подносом – это обескуражит кого угодно.

– Ты не пробовал как-то разузнать, кто это – Малфой? – осторожно спросила Гермиона, чувствуя, как сердце громким стуком подбирается к глотке. Она и сама не понимала, чего страшится. Вряд ли в каком-нибудь «Таймсе» напишут о волшебнике по имени Драко Малфой.

– Честно говоря, нет, – пожал плечами Деймон, – я давно уже не пытаюсь копаться в таких вещах. Мне словно что-то мешает, может быть, страх, а может, еще что-то. Поэтому я посчитал огромной удачей встретить тебя еще раз, Герберта Гилмор.

Что-то неприятно кольнуло самолюбие Грейнджер – может быть, то, что он видит в ней лишь объект, владеющей определенной информацией? Гермиона отогнала эту назойливую мысль. Вздор, видимо, не слишком-то его интересует, кто и кого там с кем перепутал. Увидел ее – и спросил, а мог бы и без нее попытаться что-то узнать. Существуют же какие-нибудь магловские справочные службы, которые ищут людей.

«Мне словно что-то мешает». Ну да, плохому танцору… Гермиона вдруг почувствовала прилив непонятного раздражения, хотя никаких предпосылок к этому не было. Остро захотелось оказаться дома, в гордом одиночестве, в компании лишь очередной кружки чего-то горячего. Может быть, даже горячительного. Она устала от чужих проблем, свои-то разгребать не хочется.

– Знаешь, все, что я могу тебе сказать, – протянула Гермиона, борясь с приступом внезапной злости, охватившей ее, – не бери в голову. Мало ли кто на кого похож, тем более статистика вообще говорит, что в мире есть как минимум несколько копий каждого из нас.

Деймон устало вздохнул.

– Наверное, ты права… Извини, что…

– Не извиняйся, – Гермиона поднялась со стула, со скрытым злорадством окидывая взглядом бардак, разведенный ею на столе, – просто не бери в голову. Внешне ты можешь быть похож на кого угодно, главное, что внутри вы абсолютно разные. И… спасибо за эти несколько часов, но мне пора. Правда.

Деймон только кивнул.

– Тебя проводить?

– Не стоит.

Гермиона еще крепче сжала палочку в кармане, жалея, что нельзя трансгрессировать прямо отсюда. Она чувствовала обиду растерянного Деймона, но ничего не могла с собой поделать. Ей не хотелось объяснять, кто такой Малфой, не хотелось думать об этом, в очередной раз, снова. Потому что сейчас она не могла сказать, кто Драко на самом деле. Она просто сама не знала. И зачем он вообще снова нарисовался в ее жизни, тоже не знала. И зачем она сама от него сбежала. И зачем…

Какая, нахер, разница, что и зачем.

Гермиона скомканно попрощалась и уже развернулась, чтобы поскорее уйти, как ее настиг тихий, отвратительно неожиданный вопрос:

– А ему ты рассказывала, что есть человек… его копия?

Гермиона остановилась как вкопанная.

– Нет, – она даже не обернулась, – как-то не пришлось. Извини.

Она отчетливо слышала звук своих шагов, точно ее ноги были обуты не в мягкие кроссовки, а в туфли на тонкой шпильке. Словно молоток стучит по шляпкам беззащитных гвоздей, мягко входящих в податливое дерево. Гермиона только что совершенно необоснованно обидела ни в чем не повинного человека, грубо оборвав разговор своим уходом.

Твою мать, что же это с ней происходит? Какая идиотская сила толкает ее на эти дурацкие поступки, дурацкие уходы, дурацкие слова?

Желание просто лечь и уснуть, желательно безо всяких кошмаров и сновидений, с новой силой навалилось на нее, тяжелым грузом сдавив грудь. Гермиона почти физически задыхалась, ощущая ледяной, но отчего-то обжигающий ветер на своем лице. Воздух плавленым свинцом затекал в ноздри, причиняя странную, горячую боль.

Гермиона побежала, не в силах терпеть острое жжение, проникающее вместе в порывами морозного ветра под распахнутую куртку, под самую кожу, в легкие, в желудок, в сердце. Побежала, не глядя куда, не видя изумленных лиц прохожих. Ей казалось, что от саднящих в горле резких выдохов она сейчас просто-напросто выблюет внутренности вместе отвратительно сладким облепиховым чаем.

Бегом, бегом, не смей останавливаться, иначе будет еще больнее, еще холоднее.

Грейнджер ни на секунду не задумалась о причинах такой резкой смены сначала своего настроения, а потом и самочувствия. Голова раскалывалась, пульсирующей болью вытесняя все остальные мысли.

Бежать, только бежать.

Гермиона споткнулась, едва устояв на ногах. Кажется, ее подловил кто-то, но она, не извиняясь, из последних сил ринулась дальше, словно от этого зависела ее жизнь. Ладони горели огнем, но Гермиона уже практически не чувствовала этого, не замечала, что пальцы посинели от холода. Ей казалось, что каждый сантиметр ее кожи лопается трещинами, будто ножами режут…

Господи, лишь бы выдержать это мучение…

Что вообще происходит?!

Резкое столкновение в бок заставило Гермиону громко закричать, вырвав из ее глотки давно сдерживаемый вопль. Боль, и до этого практически невыносимая, превратилась в испепеляющий поток острых игл, впивающихся, кажется, в каждую клеточку тела. Не удержавшись, Гермиона, как ей мерещилось, уже почти упала, но, вдруг наоборот, почувствовала, что ее отчего-то подбрасывает в воздух.

Сильный удар. Черт, голова…

Волосы, как всегда, некстати растрепавшись, колюче лезут в распахнутый в немом крике рот, заставляя почти задохнуться.

Лицо усыпает осколками.

На самом деле осколками. Потому что в ушах звучит запоздалый звук разбивающегося стекла. Наверное, стекла.

Какая разница.

Гермиона закрывает глаза, краем сознания понимая, что и так до этого ничего не видела. Только чувствовала. Животный страх и чудовищную боль.

А теперь темнота. В темноте хорошо.

Кажется, вот он, долгожданный сон. Без кошмаров и сновидений.

====== 13 глава ======

Запах многовековой библиотеки и старых фолиантов настолько прочно въелся в его сознание, что даже сочный ростбиф, приготовленный старательными домовиками, казалось, пах книжной пылью. Думая об этом, Драко лениво ковырял вилкой идеально поджаренное мясо, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за матерью.

За эти несколько дней, прошедших после его возвращения, Нарцисса словно проснулась, взгляд приобрел былую живость, даже на щеках появился легкий румянец. Казалось, что не было этих долгих месяцев болезненного, испуганного молчания. Едва леди Малфой увидела сына на пороге своей спальни, как ее существование снова наполнилось хоть каким-то смыслом, зазвучало ее собственным живым голосом, вытеснившим мертвенный шелест былых воспоминаний.

Однако теперь, когда Нарцисса перестала напоминать молчаливое привидение и даже иногда робко, будто с непривычки, улыбаясь, заводила тихие беседы, Драко не мог выкинуть из головы мысль, что все это – кусок тщательно подготовленного обмана, вынужденного спектакля длиной в его собственную жизнь. Он злился, в бессильном гневе позволяя себе лишний стакан огневиски, но это никак не могло ему помочь…

Стеллас Сигнус Малфой, 5 июня 1980.

Не нужно было обладать сверхъестественным умом, чтобы понять – Драко не единственный ребенок аристократической четы Малфоев. Более того, судя по дате рождения, неведомый Стеллас – не просто его родственник, а брат-близнец. Причем преспокойно здравствующий и по сей день, ибо в противном случае дата его смерти была бы указана. Стало трудно дышать, едва эта очевидная мысль достучалась до его мозга, затуманенного бифитером. В легких не осталось ни капли воздуха, а жар сковал тело до самых кончиков пальцев.

Драко перерыл всю библиотеку, в нервном возбуждении листая родовые книги, фамильные летописи и личные записи Люциуса Малфоя, но это ни на секунду не помогло. Помимо Книги Рода, нигде больше не упоминалось о таинственном Стелласе.

В отчаянии Драко даже обратился к портретам предков, надменно взирающих на него со стен Мэнора, но ни один из них не соизволил проронить хотя бы слово. Только Люциус, за столько короткое время вполне удобно обжившийся на своем холсте, смотрел на сына сочувствующе и немного грустно. Как никогда при жизни, и это было еще страшней, чем тайны, унесенные отцом в могилу. Младший сын Малфоев поежился от этого непривычно теплого отцовского взгляда.

Младший сын… Драко еще не осознал до конца, каково это – из единственного ребенка превратиться в младшего сына, и теперь, перерыв тонну ненужной информации в библиотеке Малфоев, наконец-то решился на разговор с матерью.

Но что сказать? Слова категорически не желали приходить на ум, растерянными пчелами роясь в мыслях, голодными псами выгрызая остатки самоконтроля. Можно было, конечно, прочесть ее мысли – но лезть в голову собственной матери казалось ему подлым и постыдным, словно подглядывать за чем-то до крайности непристойным.

Драко вспомнил портреты, нарисованные матерью, и от этого сердце защемило еще сильней. Только ли он, Драко, на них нарисован?

Стеллас Малфой. Это имя прочно поселилось в голове, тяжелым грузом давя на все его существо, заставляя давно истлевшую душу возрождаться, давать ростки, пробивающиеся через толстый слой равнодушия и цинизма.

– Драко, что-то случилось?

Тихий вопрос матери застал врасплох. Он поднял растерянный взгляд от тарелки, на которой покоились останки растерзанного на волокна ростбифа.

– Нет, – бесцветным голосом отозвался Драко, натянуто улыбнувшись, – все в порядке, мам.

Трус.

Спокойствие, Малфой. Не теряй голову. Она тебе пригодится.

Нарцисса, склонив голову набок, прошептала:

– Я тоже очень по нему скучаю…

У Малфоя перехватило дыхание, и он на мгновение обрадовался, что не проглотил ни кусочка, – волнение тошнотой подкатило к горлу, заставляя забыть о том, что их окружают любопытные домовики. Очередной растерзанный кусок ростбифа упал с вилки прямо на пол, запачкав светлые брюки безобразным пятном соуса. Драко с досадой буркнул очищающее заклинание.

– Откуда ты… – ошеломленно прошипел он, начиная подозревать мать в безупречном владении легилименцией. Настолько безупречном, что Малфой почувствовал облегчение оттого, что не придется начинать разговор первым.

Только когда Нарцисса заговорила вновь, Драко ощутил нотки беспокойства. «Тоже по нему скучаю». На минутку, сам он не может ни по кому скучать по той простой причине, что узнал о существовании брата всего пару дней назад и как-то не успел воспылать всепоглощающими родственными чувствами. Более того, само слово «скучать» Драко в последнее время относил больше к бесцельному времяпровождению, чем к эмоции.

– Ты постоянно находишься в его кабинете… – Нарцисса поежилась, как от внезапного ветра, – а я так и не смогла даже зайти туда.

Все встало на свои места.

Не стоило обольщаться: если мать за два десятка лет не удосужилась упомянуть о небольшой детали семейной истории по имени Стеллас, то внезапных откровений ждать не приходится.

– Люциус… – худенькие плечи женщины поникли, взгляд снова потух. – Драко, я не могла никому рассказать об этом, два года я не могла никому ничего сказать. Мне страшно, очень страшно снова остаться здесь одной, здесь холодно без него. Без тебя, без вас…

Отбросив приборы, Драко перегнулся через стол и взял мать за руки. Ее ледяные ладони подрагивали, но она нашла в себе силы слегка сжать его пальцы. Но Драко знал, что не стоит обманывать ожидания Нарциссы. Она очень сильно любила своего мужа, но, скорее всего, была единственной, кто так горячо был привязан к Люциусу Малфою.