Текст книги "По ту сторону двуличия (СИ)"

Автор книги: ksana_lindemann

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Я не могу тебе рассказать всего, – твердо сказала она, с шумом захлопнув книгу, – могу лишь пообещать, что твой брат скоро займет свое место в нашей семье.

– А она, – Драко провел ладонью по ноге Гермионы, скрытой под тканью, – она-то здесь при чем?

Леди Малфой непонимающе уставилась на Драко.

– То есть ты даже не спросишь?..

– Я уже понял, что вы с отцом два с лишним десятка лет скрывали от меня наличие брата-близнеца, – жестко выплюнул Драко, – только я не совсем понимаю, при чем тут Грейнджер и почему эти двое так надежно тобой упрятаны?

На глазах матери выступили слезы, но она лишь с усилием сжала в ладонях книгу.

– Мам? – требовательно позвал Драко, не выпуская из рук простынь, которой было накрыто тело Гермионы. Отчего-то ему казалось, что только вцепившись в кусок жесткой ткани, он сможет сохранить кусочки оставшегося самообладания.

Хотелось кричать. Громко, иступленно. Схватить Нарциссу за плечи так крепко, чтобы она кричала вместе с ним. Драко понимал, что перед ним его мать, но эта женщина с отрешенным взглядом никак не могла быть той, кто на протяжении всей его жизни радел за единственного сына, помогал ему, зная, что где-то есть еще одна частичка ее собственной души. Малфой боялся представить, через что прошли его родители, по неведомой причине расставшись со Стелласом, но еще большим страхом для него оказалось то, что для его возвращения ему придется оставить Грейнджер здесь вот так – под белой накрахмаленной простыней, с человеком, который скрыл от него ее нахождение в замке. С человеком с лихорадочно блестящими глазами, полными отстраненной решимости.

– Вас было двое, – глухо ответила Нарцисса, нежно проведя по волосам Стелласа, – вас всегда было у меня двое. Если бы ты только знал, как я была счастлива, что у меня будет двое… двое, понимаешь, двое сыновей…

Голос миссис Малфой становился все громче, сбивчивей. Лицо будто постарело на несколько лет за эти минуты, морщины обозначились четче, паутиной разбежались от глаз к вискам. Пальцы нервно теребили край кожаного корешка книги.

– Когда вы появились на свет, мы были счастливы, безумно… не поверишь, твой отец распивал шотландский виски с горла, орал песни и лез целоваться к домовикам. Твой дед чуть не сгорел со стыда, а после и вовсе напился вместе с Люциусом…

А потом на пороге Малфой Мэнора появился он. Тогда еще не похожий на змею, но доводящий Нарциссу своим шелестящим голосом до дрожи в коленках.

Темный Лорд чересчур вежливо приветствовал молодую мать под настороженными взглядами пьяных мужчин семейства Малфой. От былой радости, наполнившей было Мэнор, не осталось и следа.

Люциус с гостем не выходили из кабинета уже несколько часов, и когда новоявленный отец с посеревшим лицом появился на пороге спальни, Нарцисса так и не смогла вздохнуть спокойно.

– Мы должны отдать Стелласа, – коротко оповестил жену Люциус, не глядя на нее, – это приказ Темного Лорда.

От этих слов Нарцисса почувствовала, как все тело охватила слабость. Маленькие комочки, уютно укутанные в кружевные пеленки, почувствовав напряжение матери, недовольно заворочались.

– Что?!

А какая уже разница, что… если нарушить приказ Волан-де-Морта, то не выживет никто из них. Ни дети, ни они сами.

Ненависть, доселе зарождающаяся, вспыхнула ярким пламенем, задевая испепеляющими языками всю любовь к мужу, преданность чистоте крови, все аристократическое воспитание, все, чему ее учили с детства.

Это был первый раз, когда в Малфой Мэноре звучали истерические вопли и бились фарфоровые тарелки восемнадцатого века. Нарцисса не хотела знать, для чего будут использовать ее новорожденного сына, не хотела знать, как важно это для проклятого Лорда, не хотела знать, что будет с ней и с ее семьей в случае неповиновения. Она сотрясалась в рыданиях на руках Люциуса, понимая, что в ее голове уже сложился план, который необходимо было осуществить немедленно.

Волан-де-Морту не нужен ее первенец. Ему нужна была его чистая, неразвитая, первобытная магия. С ее помощью он намеревался достичь своих, абсолютно неважных для нее целей. Значит, нужно было отнять эту чертову магию самой. Так она хотя бы сможет сохранить жизнь Стелласа.

– Что ты сделала? Мам?

Драко слушал ее откровения не веря своим ушам. Подобное просто не могло произойти с его семьей. Хладнокровный сдержанный отец банально испугался, как нашкодивший кот.

Сложный обряд отречения от магических способностей едва не убил новорожденного Стелласа. Ослабленного, едва живого, его попросту вышвырнули в мир маглов, где он рос, не подозревая, что является наследником богатейшего магического рода Англии. И все это придумала его мать.

А Нарцисса словно переживала все это заново. Она не обращалась в своей речи к сыну, словно изливала душу стенам, Мэнору, Стелласу, который наверняка ее не слышал. И Драко не хватало решимости подойти к матери и просто обнять ее.

– Ты не знаешь, что я пережила, – прошептала Нарцисса, склонившись к изголовью Стелласа, – ты не знаешь, как я искала его, когда проклятый Лорд пал. Ты ничего не знаешь, Драко!

Он действительно ничего не знал. За внешним лоском его фамилии надежно прятался более чем двадцатилетний обман, раболепское обожание Темного Лорда, страх перед этим змееподобным чудовищем. Вместо того чтобы хотя бы попытаться противостоять его абсурдным приказам, его отец просто представил своего первенца…

– Мы сказали, что он исчез, – тихо произнесла Нарцисса, но Драко едва ее слышал. – Тебе не понять, каково это – когда даже под Круцио ты не можешь признаться, где прячешь своего ребенка!

– Я не хочу это представлять, мам, – Драко, решившись наконец, протянул ей руку, – я просто хочу знать, зачем тебе она?

– Это я виновата в том, что те дети из школы остались без магии.

Рука Драко застыла в воздухе. Нарцисса с сожалением посмотрела на него.

– Что?!

– Я нашла Стелласа, сынок. Я искала его два десятка лет и, наконец, нашла. Я боялась, что ты никогда не вернешься, и не готова была потерять обоих своих детей!

Все встало на свои места. Это Нарцисса обманом заставила Эверли Беннет прочитать заклинание такой силы, что даже защитная магия Хогвартса не спасла ее и Джеффри Диксона. Леди Малфой была настолько одержима идеей вернуть магию Стелласу, что смогла переместить детей из Хогвартса в Мэнор так, чтобы до правды не докопалась ни одна живая душа.

– Почему ты вернула их?

– Обряд прошел неправильно, – обыденным голосом ответила Нарцисса, словно рассказывая сюжет скучного фильма. – По всем правилам, волшебство нельзя просто так отнять, нужно соблюдать некоторые условия. Это можно сделать только с маглорожденными волшебниками, иначе есть риск нарваться на родовую магию, а это приведет к необратимым последствиям.

– То есть ты специально выбрала жертв, – Драко поежился, будто разговаривал с совершенно чужим человеком, – чтобы отобрать у них?..

– Да. Я должна была вернуть своего сына.

– Это ты забрала Стелласа из его квартиры?

Нарцисса кивнула.

– Это оказалось не так просто, – она ласково посмотрела на старшего сына, – мой мальчик оказался на редкость строптивым.

Ее слова все больше казались бредом. Она с маниакальным упорством не желала признавать всю абсурдность происходящего, лихорадочно выплевывая слова.

Драко напряженно размышлял. Мать с каждой фразой все больше походила на сумасшедшую, с неистовым рвением рассказывая невероятные вещи. Гермиона и Стеллас мирно покоились рядом, и, глядя, как Нарцисса трепетно сжимает вялую ладонь своего первенца, Драко неосознанно нашел под простыней руку Гермионы и крепко обхватил тонкие пальцы.

Постепенно он начинал понимать. Мама не смогла вернуть Стелласу магические способности с помощью маглорожденных Эверли и Джеффри. И это могло значить только одно – он сам, собственноручно, толкнул Грейнджер в пропасть страшного в своей простоте плана Нарциссы.

– Что ты с ней сделала? – грубо прорычал Драко, с ужасом глядя на мать. Она недовольно посмотрела на него.

– Пока что ничего, – будничным тоном ответила Нарцисса. – Твоя грязнокровка на редкость несговорчивая девица.

Драко не узнавал родную для него женщину – всегда ласковая, всепонимающая, неистово любящая своего сына, сейчас она со злостью и раздражением смотрела прямо ему в глаза, искренне не понимая его возражений.

– Ты понимаешь, что так нельзя?! При чем тут она, если вы с отцом когда-то не уберегли…

– Не смей осуждать меня! – вскрикнула Нарцисса, смахивая с лица бессильные злые слезы. – Все, что я делаю, это только ради нашей семьи!

– Все это только ради того, чтобы исправить ошибку, которую вы с отцом совершили! Нельзя просто так калечить чужие жизни, играть с ними.

– Это говоришь мне ты? – ехидно спросила Нарцисса. Точнее, человек, которого он до этого дня боготворил всецело и яростно. И не воспринимал сейчас так же отчаянно, как когда-то саму Грейнджер. – Ты – Малфой, сын своего отца, забыл? Ты должен быть первым, кто согласится помочь мне.

Драко перевел взгляд с матери на лицо Гермионы. Он не знал, слышала ли Грейнджер его сейчас, но точно хотел, чтобы она не лежала такой безжизненной подле них, словно тряпичная кукла. Драко любил свою мать, настолько сильно любил, насколько это было возможно. Корил себя за то, что бросил ее на долгие два года, не уберег от опрометчивых ошибок, не смог поддержать, когда это было нужно. И слепо боялся, что сможет поступить сейчас так же и с Грейнджер.

– Только не за ее счет, – твердо ответил он, спиной закрывая лежащее тело Гермионы, – верни все на свои места, мам.

– Именно это я и хочу сейчас сделать, – упрямо продолжила Нарцисса, – тем более что осталось совсем чуть-чуть. Заклятие почти вступило в силу.

Леди Малфой резко выпрямилась и, глядя на Драко, с размаху кинула в него тяжелый фолиант. Не ожидавший этого, он машинально выставил руки вперед, вспоминая все свои скромные таланты игры в квиддич. Это не снитч, поэтому поймать шуршащую страницами книгу казалось простой задачей. Теплый кожаный переплет неловко лег в ладонь и раскрылся на той странице, на которой привычно открывался ранее.

Потерянный в суровой толще лет,

Не найденный родителем своим,

Возьмет по праву, что ему принадлежит,

Коль предаст душу в жертву его мать.

Нарцисса действительно отдавала себя в жертву. Неважно, какие цели преследовал Темный Лорд, почему отец не мог ему противостоять и зачем ему, Драко, присутствовать сейчас в этом театре абсурда. То, что дается волшебнику при рождении, отнимать нельзя, какая бы благая миссия ни стояла за этим. Длительное ли общение с Грейнджер, изменение взглядов на жизнь – да какая разница, что помогло понять ему, что играть людьми как куклами нельзя. Важно то, что теперь Драко действительно это понимал.

Тела Гермионы и Стелласа окутались мягким зеленым светом. Нарцисса, припав к незамеченному ранее Драко импровизированному алтарю из книг, свистящим шепотом читала неизвестное ему заклинание.

Драко решительно поднял палочку, собираясь остановить мать, но она лишь стала произносить слова быстрее. Свет над фигурами, укутанными простынями, стал ярче, образуя единый кокон, в центре которого растерянно продолжал стоять Малфой. Опомнившись, он хотел броситься к матери, но упругий осязаемый свет не пустил его из своего круга.

– Не трогай ее, мама! – громко, словно надеясь сбить Нарциссу, отвлечь ее, крикнул Драко, понимая, что до конца заклинания осталась пара строк. – Ты не сможешь вернуть так его, потеряешь меня, понимаешь?!

Драко презирал отчаяние в собственном голосе, но справиться с ним не получалось. Он разом позабыл все, чем с напыщенным удовольствием раньше хвалился. Хотя бы потому, что реально против собственной матери пойти не мог. А призрачная надежда, что все решится само собой, таяла с каждой секундой. Колбы звенели и лопались от напряжения, изливая едкие жидкости. Артефакты, в беспорядке разбросанные по столам, падали на пол, разбиваясь. Магия невообразимой силы, изнуряющая, выдавливающая остатки воздуха из легких, светящаяся потусторонним светом, охватила тело Нарциссы, вымученно читающей заклинание. По потухающим глазам женщины было видно, что последние слова заклятия даются ей с огромным трудом.

Драко не мог пошевелиться. Он так и стоял, стиснув в задеревеневшей руке палочку, зажатый в сильнейшем энергетическом коконе.

Оставались считаные секунды, и заклинание должно было завершить свое действие. Но развязка наступила еще быстрее, чем мог ожидать Драко.

Нарцисса бессильно упала на пол, раскинув руки. Свечение, охватившее все вокруг, мгновенно потухло. Напряженные, вытянутые по струнке тела под жесткими простынями расслабленно осели, словно из них выпустили воздух. Наступила звенящая тишина, настолько напряженная и пугающая, что каждый вздох в ней отдавался от стен эхом.

Но Драко не обращал внимания на происходящее вокруг.

Нарцисса лежала на спине, широко раскинув в сторону руки, невидящим взглядом уставившись в потолок.

И только легкая улыбка, парадоксально невозможная на измученном, постаревшем лице, пугала сильнее, чем любая гримаса ненависти или боли.

Комментарий к 21 глава Спасибо всем, кто ждал новые главы) тем, кому интересно мое творчество) тем, кто читает, комментирует) я не могу сказать, что финал уже совсем близко, но некоторые тайны пора раскрывать)

жду Ваших мнений, милые читатели)

спасибо Вам за них)))

====== 22 глава ======

Гермиона устало склонила голову на ладони, внимательно наблюдая за показаниями приборов. Она достаточно разбиралась в магловской медицине, чтобы понимать – давление и сердцебиение в норме, угрозы для жизни нет. Но просто так покинуть палату, в которой уже несколько дней не приходил в себя Деймон Донован, не могла. Ей казалось неправильным оставить его вот так, в одиночестве, в окружении пищащих мониторов и капельниц.

Конечно, воздействие сильнейшей магии на неподготовленного человека оказалось слишком сильным. Нарцисса, свято верившая в правильность своих действий, переоценила собственные силы. Заклинание, лишившее магии Эверли и Джеффри, обернулось против нее самой. В причинах Гермиона еще не разобралась – со смертью леди Малфой появились другие, более важные задачи, но она знала – вернуться к этому еще придется. Пока что главной проблемой оставался Деймон – в сознание он не приходил, хотя видимых причин для этого не было, он просто спал, как под влиянием сильнейших снотворных. Врачи констатировали сильнейшее переутомление и стресс, ссылаясь на умные теории из книжек.

Даже Гермионе пробуждение далось тяжело. Она слышала все, что происходило вокруг, чувствовала, что на протяжении всего разговора с матерью Драко крепко держал ее за руку, но анализировать ситуацию не могла. Сейчас же, когда силы ее полностью восстановились, навалилась такая всепоглощающая усталость, что справиться с ней в одиночку казалось невозможным, а просить помощи у Малфоя было бы слишком бесчеловечно.

Он, наверное, никогда не плакал так искренне. Горячие, обжигающие слезы струились по лицу, но леденеющее тело Нарциссы оставалось недвижимым – только остекленелые глаза смотрели равнодушно и мертво. Драко сжимал ее худые острые плечи, гладил распустившиеся волосы, целовал обескровленные щеки, до конца не веря в ее смерть, нисколько не стесняясь собственного горя. В этот миг он готов был винить кого угодно – себя, брата, Гермиону, отца, – но ничто не могло изменить произошедшего.

Его матери больше нет. Она навечно осталась в написанных ею портретах Люциуса, в штрихах, покрывающих белоснежный пергамент, в этой чертовой лаборатории, где самонадеянно подвела себя к смерти.

Он очень хорошо помнил, как хоронили отца. Скорбная процессия не затянулась – только он и Нарцисса возложили белые лилии на его могилу в семейном склепе. Его высокие стены высоким шпилем уходили в небо, гостеприимно распахивая кованые ворота теперь и для Нарциссы.

Грейнджер была рядом. Отводила глаза, нервно перебирала тонкими пальцами подол простого черного платья, явно чувствуя себя чужой в этом неуютном месте. Драко знал, что она разрывалась между ним и Стелласом, не зная, кому ее помощь нужна больше – одинокому парню, так и не узнавшему своих родителей, или ему, только что похоронившему их. И в глубине души надеялся, что выберет она его.

Гермиона появилась несколько минут назад, в очередной раз вернувшись после посещения больницы. За эти два дня она привыкла к вспышкам галогеновых ламп, мерцающих в приемном покое, так же, как и к неверным бликам свеч, роняющим тяжелые восковые слезы на дорогие ковры в комнате леди Малфой.

– Тебе нужно поспать, – Гермиона осторожно положила руку на плечо Драко.

Он только накрыл ее ладонь своей, ничего не отвечая. Отрицательно покачал головой.

Малфой устал. Устал сидеть вот так, на полу, зарывшись босыми ступнями в высокий ворс ковра. Прислушиваться к звукам, наполняющим комнату – скрип половиц, шорох ветра в шелковых занавесках, мелодичный перезвон хрустальных капель на потушенной люстре. Ему казалось, что стоит только обернуться, как в высоких подушках он увидит лицо Нарциссы, безмятежно спящей и удивительно прекрасной во сне.

За последние сорок восемь часов он узнал о матери то, чего всем сердцем не желал бы знать, но любить ее меньше оказалось невозможным. Душа, и без того надколотая, выжженная, словно пустыня, рассыпалась на кусочки, причиняя почти физическую боль.

– Малфой, так нельзя, – озабоченно пробормотала она, – ты не можешь…

– Не могу.

Кажется, это были его первые слова с тех пор, как на усыпанный цветами гроб упала первая горсть земли. Гермиона хорошо запомнила это мгновение. В склепе удушающе пахло лилиями и розами, любимыми цветами Нарциссы. Глядя, как нежные лепестки погибают под тяжелыми глинистыми комьями, Гермиона невольно подумала о том, что однажды и на их могилах – ее, Драко, Стелласа – точно так же будут увядать молчаливые лилии.

Гермиона видела слабость Драко.

Снова.

И, скорее всего, завтра он будет вновь ненавидеть ее за это.

Поэтому все, что в ее силах было сделать, – осторожно переплести его пальцы со своими. Он не оттолкнул ее руки, только сильнее сжал ладонь.

Совсем как сейчас.

Последняя свеча, недовольно шипя, утопила фитиль в расплавленном воске. Комната, наблюдающая за ними десятками нарисованных глаз, погрузилась во мрак.

– Ты не можешь быть здесь один, в темноте.

– Ты можешь остаться со мной, Гермиона.

Она вздрогнула, услышав свое имя из его уст. Присела рядом, чувствуя, как мягкий ворс приятно щекочет руки.

– Что будет со Стелласом? – Грейнджер держала в себе это вопрос слишком долго, впервые до конца осознав его важность тогда, когда пришлось применить заклинание, благодаря которому магловские врачи послушно погрузили бесчувственного парня на носилки. Не задавая вопросов, попутно рассказывая что-то о «стрессе, нервном перенапряжении и молодеющих инсультах».

– Нет никакого Стелласа, – даже в кромешной тьме Гермиона видела, как Малфой устало закрыл глаза, – есть Деймон Донован. И я с ним не знаком.

– Это жестоко! – ее голос был несколько громче, чем она могла себе позволить. Но позволила.

– Жестоко явиться к нему со словами: «Я твой брат-близнец, а наша мать, двадцать с хером лет назад лишившая тебя магии, позавчера умерла».

Драко впервые сказал это вслух, до этого не желая признаваться даже самому себе в смерти Нарциссы. Но и сейчас, иронично играя фразами, он не сомневался в правильности своих слов.

– И тебя он тоже не знает. Он знает Герберту Гилмор, девушку, некогда учившуюся в элитном пансионе. Ну, или какая там у тебя была легенда. Поэтому единственное, что будет правильным, – никогда более не встречаться с ним. Обливиэйт, Грейнджер.

Заклинание, которое некогда она применила к своим родителям. Страшно, мучительно, рискованно – да, но, наверное, иногда, переступив через кого-то, нужно раздавить и свои сомнения. Тяжело принимать решения, а играть чужой жизнью – еще тяжелей.

Если ты не Малфой, конечно.

– Здравствуйте, вы ко мне? – красивый светловолосый парень только что проснулся и изо всех сил сдерживался, чтобы не зевнуть, стараясь придать себе солидности в глазах миловидной шатенки, заглянувшей к нему в палату.

– Да, мистер Донованн, – девушка напряженно улыбалась, сложив руки за спиной, – как вы себя чувствуете?

– Все отлично, – констатировал пациент, оценивающе оглядывая стройную фигуру в коротком белом халатике, – доктор Стэнфорд сказал, еще пару дней – и можно выписывать!

Озорные глаза, мерцающие холодными смешными льдинками, светлые волосы, неаккуратно спадающие на высокий чистый лоб, длинный прямой нос и тонкие улыбчивые губы. Лицо Деймона Донована, такое знакомое и в то же время чужое, не выражало ничего, кроме вежливого интереса.

– Хорошо, мистер Донован, выздоравливайте, – заученным тоном произнесла девушка и покинула палату, оставив за собой едва заметный шлейф незнакомого ему парфюма.

Деймон растерянно посмотрел ей вслед, пробормотав что-то о странных медсестрах. Ему предстояли долгие пару суток в осточертевшей палате, прежде чем он вернется в свою холостяцкую квартирку и, наконец, сможет насладиться вкусом любимых дешевых сигарет, приготовить себе такую знакомую яичницу с беконом и больше никогда не страдать от проблем со стрессоустойчивостью…

Гермиона надежно спрятала волшебную палочку в сумку, для верности запихнув туда же скомканный халат, прежде незаметно украденный из кабинета мистера Стэнфорда.

Перед глазами стояла яркая вспышка.

Обливиэйт.

====== 23 глава ======

Темнота коридоров Мэнора больше не настораживала Гермиону. Она уже привыкла к прохладным галереям, надменным лицам на портретах и дорого отделанным комнатам. За несколько дней, проведенных здесь, она перестала пугаться внезапных скрипов, постоянных сквозняков и шепота картин. В памяти больше не звучал безумный хохот Беллатрисы Лестрейндж, раболепские голоса Пожирателей и шипение Темного Лорда, которые, казалось, отдавались эхом из каждого угла огромного обеденного зала. Даже тяжелый взгляд Люциуса Малфоя с портрета перестал напоминать о своем ежесекундном присутствии.

Гермиона до конца не понимала, что держит ее здесь, но оставить Драко в одиночестве не могла. Проведя ночь после похорон Нарциссы в ее спальне, заснув прямо на полу, они, кажется, стали друг другу слишком необходимы, чтобы обсуждать происходящее. Смерть леди Малфой, отказ Драко от объяснений с Деймоном Донованом, каждая минута, проведенная вместе, – все это осталось за гранью их коротких разговоров.

Малфой был молчалив, лишь изредка непривычно тепло прикасаясь к Гермионе. Она чувствовала его потребность в ней каждый раз, когда прохладная сухая ладонь сжимала ее пальцы. Каждую ночь, крепко обнимая ее во сне, зарывшись лицом в пышные каштановые волосы, Драко вздрагивал от любого шороха. Чаще всего он и вовсе не спал, уставившись пустыми глазами в потолок. Несмотря на катастрофическую нехватку сна, днем он был сосредоточен и обычно безэмоционален.

Они практически не разговаривали, каждую свободную минуту проводя в библиотеке, изучая документы Нарциссы. Гермионе казалось, что она выучила ее почерк наизусть – каллиграфические строгие буквы, лишенные каких бы то ни было витиеватости и кокетства, стройными рядами скользили по белоснежной бумаге.

– Ей просто не хватило сил на проведение обряда, – наконец, констатировал Драко на исходе недели, проведенной Гермионой в стенах поместья. Она уже не вглядывалась в документы и книги, устало склонив голову ему на плечо, изо всех сил стараясь не уснуть. Сказывались бессонные ночи и нервное напряжение, не желающее покидать ее ни на минуту. В глубине души она так же переживала за Деймона, хотя точно знала, что с ним все будет в порядке. Они начисто лишили его воспоминаний о себе, не оставив даже крохотного шанса на признание. Гермиона знала, что это гложет Драко не меньше, чем ее, но не позволяла себе заговорить о Стелласе.

Деймоне Доноване. Потому что нет никакого Стелласа. Есть Деймон Донован. И они с ним незнакомы.

– Драко, – она редко называла его так, но в последнее время настолько привыкла ко вкусу его имени на своих губах, что делала это, не задумываясь, – ее больше нет. Она просто хотела вернуть то, что было отнято, из благих целей. Она – мать, была готова на все ради своего ребенка. И ты знаешь, что для тебя она также сделала бы то же самое.

Малфой вздохнул, прижавшись щекой к ее макушке.

– Я знаю, – согласился он, – но не понимаю, почему все должно было случиться именно так. Нарцисса не была дурой, она четко осознавала, на что идет, и, судя по всему, все просчитала. Этого просто не могло случиться.

– Но случилось.

– А ты понимаешь, что если бы все пошло иначе, то тебя бы сейчас здесь не было? – кажется, Драко было нелегко решиться на этот вопрос.

– Меня здесь и так быть не должно, и ты прекрасно об этом знаешь, – Гермиона отстранилась и напряглась, словно решаясь сказать ему что-то важное.

Она привыкла к нему. Не жалела, не хотела жалеть, видела его слабым и в то же время чувствовала себя спокойно и на своем месте. Это дикое ощущение стало для нее новым, пугающим – парадокс. Она хотела видеть его каждый день, изучать взглядом каждую черточку лица, слышать его голос – и не могла признаться себе почему. Четко осознавала, что нужна ему, – и он не отталкивает ее именно поэтому. И, кажется, уже не собирается отталкивать.

Малфой остался таким же – эгоистичным, холодным, надменным, ироничным, немного трусливым, расчетливым – и это нравилось ей больше, чем могло быть в принципе. Несмотря на то, что ее друзья, семья, живущие своими жизнями там, в реальном мире, возможно, ждут ее, Гермионе хотелось остаться в этом маленьком мирке, выдуманном, теплом, ежеминутно меняющемся и до сих пор немного трагичном.

– Если ты захочешь уйти, сама знаешь, держать не буду, – сухо ответил Малфой, не глядя на нее и деловито собирая документы на столе в аккуратную стопку.

Чертова Грейнджер.

Нужна ему.

Нужна со всеми ее дурацкими привычками, занудностью и в то же время непредсказуемостью. Сострадательная, принципиальная, гордая, амбициозная… хотя… когда она была такой? В школе? Что осталось от нее прежней? А от него, от него осталось-то хоть что-то?!

Тихие шаги за спиной, и она неловко прижимается к нему. Он чувствует спиной ее стройное, вздрогнувшее от неожиданного прикосновения тело. Хрупкие тонкие пальцы знакомо расстегивают непослушные пуговицы строгой рубашки. Все, что он хотел сказать ей, неважно. Какая разница, останется ли она в его жизни сегодня, завтра или через херову тучу лет, если сейчас он может просто обернуться и, не спрашивая разрешения, торопливо раздеть ее донага?

Важно ли, когда закончится их молчаливое уединение, если педантично сложенные бумаги уже небрежно скинуты на пол, а в ее хриплом прерывистом дыхании уже нет ничего, что могло бы остановить его?

Малфой не просто нуждался в ней. Не просто не хотел отдать ее кому бы то ни было. Именно Гермиона научила его важному правилу – нельзя решать за других. Выход есть всегда, и необязательно топтать чужие жизни, чтобы добиться своего. Именно благодаря Грейнджер Малфой наконец осознал, что любой поступок имеет обратную сторону, у каждого человека есть второе лицо. И то, какое из них ты увидишь, зависит только от тебя. Какую сторону своего двуличия покажешь ты сам.

А сейчас… какая разница, что будет завтра. Сейчас она, ее ритмичные выдохи, извивающееся тело, нежные прикосновения и бессмысленный шепот – то, что он выбрал.

И, кажется, на этот раз, он уверен в своем выборе.

– Что ты планируешь делать дальше?

Всего одна фраза, от которой появляется прохладное ощущение дежавю. Кажется, когда-то давно этот вопрос уже звучал. Они так же лежали в обнимку, уставшие, едва отдышавшиеся. Драко привычным движением откинул влажную челку с лица, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за Гермионой.

Она потянулась, разминая напряженную спину. Заколола непослушные волосы и проницательно взглянула на него. В каждом ее движении ему виделась некая грациозность, не имеющая ничего общего с позированием. Она просто перестала быть для него угловатым неуклюжим подростком, которого она сама в себе видела.

– Не знаю, честно, – призналась она, – нужно решить много вопросов. Жилье, работа. Хочу повидаться с друзьями, родителями. Навестить МакГонагалл.

– В общем-то, ничего не изменилось, – подытожил Малфой, неспеша поднимаясь с пола, устланного мягким пушистым ковром, ставшим им импровизированной постелью. – В Голландию на этот раз не собираешься? К тюльпанам…

Гермиона шутливо нахмурилась.

– Ты стал удивительно разговорчив, – Гермиона потянулась к своей одежде, но он перехватил ее руку.

– Заговариваю тебе зубы, пока ты не собралась в кругосветное путешествие снова, – Драко ловким движением спрятал ее смятую футболку за спиной, – но так как ты в таком виде вряд ли вообще выйдешь отсюда…

– Ты все продумал?

– Конечно, – Малфой довольно улыбнулся. Непривычно было видеть его таким… живым. Он не высказал ни единой эмоции с тех пор, как за ним закрылась тяжелая дверь фамильного склепа, и только сейчас стал походить на себя прежнего. Разве что взгляд его оставался столь же потерянным и настороженным.

Гермиона решила, что настало время сказать ему то, что уже давно хотела. В конце концов, рано или поздно это придется сделать.

– Я хочу тебе кое-что вернуть, – она вложила свою руку в его ладонь, – мне кажется, что теперь тебе хватит совести не лазить в моих мыслях, как у себя дома.

На большом пальце ее правой руки слабо блеснуло кольцо, покрытое витиеватыми рунами. Драко чувствовал теплый металл кожей, но внутри поселился неприятный холодок.

Он совсем забыл об этом кольце и о том, кто его истинный владелец. Руны черными линиями пересекали тонкий ободок, мерцающий в полумраке.

Проклятие Гермионы. Он совсем забыл о нем, так же, как и об этом чертовом кольце, с головой погрузившись в собственные переживания. Внезапно объявившийся брат, пропажа Гермионы, помешательство матери и ее смерть, его решение об отказе от Стелласа… Все это наросло в огромный ком его личных проблем, напрочь вытеснив мысли о другом, не менее важном вопросе. Ответ на который невозможно было найти в книгах библиотеки Мэнора.

Дрожащими пальцами Драко осторожно прокрутил кольцо, пытаясь его снять, но упрямый ободок нагревался в руках и не желал покидать привычное место. Гермиона с изумлением наблюдала, как прежде расслабленный, даже слегка томный парень мгновенно собрался, нашептывая неизвестное ей заклинание. Металл нагрелся настолько, что Гермиона, зажмурившись, вскрикнула.

– Что это значит?!

Не отвечая, Драко поднялся на ноги, протянув ей ее вещи и одновременно быстро надевая брюки.