Текст книги "Сомбра: Театр Машин (СИ)"
Автор книги: Krasnich
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
– Мир не таков, каким мы привыкли его видеть, он сложнее и запутаннее. Твой разум прояснится, преграды, сдерживающие его мысль, спадут подобно оковам, и ты откроешь путь для новых знаний, какие принесут правду, позволят узреть истину, как то сделали мы. Вопрос лишь в том, готов ли ты к встрече с ней. Если нет, то лучше было умереть.
Сделав глоток, король переставил фигурку куклы на доске ближе к человеку. В царившей на поле ситуации это был плохой ход. Однако в случае победы он бы изменил бедственное положение проигрывающего короля.
– О чем ты?
Виски жгло раскаленным прутом, а тело бил озноб. Зай тоже взял напиток. Сладковатая вода с персиковым вкусом приятно холодила. Чтобы остыть, Зай приложил бокал ко лбу.
– Освобождение разума не проходит гладко. До поры, пока не справишься с собой, мы разрешим мальчику остаться, он привязан к тебе. Это напоминает нам о той связи, благодаря которой мы находимся здесь. Мы обязаны тебе. Но это все, что мы можем сделать, и, если ты решишь идти дальше, более помощи не жди.
Нейха говорил витиевато, словно плел узор из слов, понятный ему одному. Однако основной посыл был предельно ясен: Зай обязан выздороветь и перестать прятаться у короля, чтобы не доставить ему проблем. Что касалось Восьмого, то Зай и сам не знал, как к нему теперь относиться, а воспоминания о Райви сводили с ума. Но ведь еще Виктория и другие… Не зря за ним закрепилось дурацкое прозвище. Получив Восьмого, он думал, что избавился от проклятия. Как непростительно глуп он был!
– Освобождение разума… Это ты про?..
Красноречивый взгляд коснулся отсутствующей кисти. Взгляд король оценить не мог, но интонацию безусловно уловил. Его молчание можно было интерпретировать как подтверждение догадки. Или же он просто не хотел отвечать.
– Хорошо. В смысле, нет, не хорошо, но я понял. Вернее… Ах.
Захотелось есть и спать одновременно. Пусть разум не успокаивался, но тело требовало отдыха, ему не было дела до душевных метаний. Это представлялось настолько несуразным, что даже не злило, только изумляло.
– Мне нужно поговорить с Ангелом.
– Мы передадим послание, но обещать его лояльности не можем. Мы не имеем над ним власти.
– И я должен найти тело Райви.
– Посмотрим, что мы можем сделать.
Нейха дернул за шнурок, за дверью звякнул колокольчик. Юркая девушка, до того сопровождавшая Зая, бесшумно просочилась в залу.
– Обработай его раны, приготовь еду и обеспечь всем необходимым. Все, чего пожелает он, желаем мы, все должно быть исполнено в срок.
– Слушаюсь, мой король.
Девушка поклонилась и попятилась из комнаты. Нейха вернулся к игре. Зай, направившись к выходу, задержался у порога, чтобы сказать:
– Я никогда не хотел для тебя такой судьбы.
Губы короля тронула насмешливая улыбка.
– Ты ни для кого ее не желаешь, но всегда приносишь ее, вестник смерти. Таков твой путь, и он устлан чужими костями.
Пальцы похолодели. Зай вцепился в дверной косяк, чтобы не упасть от прилива тошноты и ярких пятен перед глазами. Голос сорвался на шепот.
– Прости… Если бы я мог…
– Ты не мог и закончим на этом. Ступай, мы более не желаем продолжать беседу.
Справившись с приступом, Зай двинулся по коридору, держась за стену. Ноги подкашивались, и он чуть не рухнул на пол. О том, чтобы отправиться на поиски сейчас, не могло быть и речи. Следовало переждать. А после взяться за дела с новыми силами и попытаться, наконец, принять настоящее.
========== Дело #26: Открытая рана ==========
От ран лихорадило, а во снах приходили кошмары. Тело и не думало отдыхать, воспоминания насмешливо подсовывали знакомые лица. Одно за другим они проплывали во мраке ночи, зависая у изголовья постели с немым укором.
Зай лежал на спине, бессмысленно пялясь в потолок. Требовалось сделать перевязку, но звать служанку не хотелось. Вообще ничего не хотелось. В том числе и видеть напарника, убившего Райви.
– Проснулся?
Пальцы сжались в кулак, зубы скрипнули от сведенных скул. Зай закрыл глаза в надежде, что Восьмой исчезнет, но тот никуда не делся. За серией шагов последовал стук водруженного на стол подноса.
– Принес еды и бинты. Попей, вот.
Касание плеча вывело из себя. Зай выбил кружку из протянутой ладони, вода плеснула на пол. Восьмой, вздрогнув, отвел взгляд, его руки повисли плетьми. Он взял тряпку и опустился на колени, принявшись методично затирать пятно, размазывая грязь. На его левом запястье блестели часы, стрелка прилипла к отметке «четыре». Треть отмеренного срока позади, напарник изменился с их первой встречи. Но настоящая тайна крылась в том, кто он на самом деле.
– Что ты помнишь?
Восьмой поднял голову, она причудливо дернулась на худой шее. Он выглядел испуганно и одновременно потерянно, словно не понимал, о чем речь.
– Ты помнишь, как убивал?
Зай не сорвался на крик только потому, что голосовые связки подвели. Восьмой смял тряпку, серые капли намочили брюки.
– Дрался с сомброй, ты спас. Потом… Потом мы вышли на лестницу. Все.
Глаза напарника заволокло туманом, он немигающе вытаращился на стену. Тряпка упала на ноги. Зай машинально потянулся, чтобы забрать ее; обрубок руки беспомощно колыхнулся. Восьмой два раза моргнул, его взор наполнился осмысленностью.
– Рука! Мы сделали руку.
Напарник вскочил и переставил поднос на кровать. Еда была нехитрой: плошка с кашей, булка и поднятая кружка, в которую Восьмой старательно долил воды.
– Нельзя твердое, – неуверенно пробормотал он и сел рядом. – Руку сделали у Ангела.
Отчего-то от услышанного злость ушла, но разболелась голова. Зай промочил пересохшее горло. Искать ответы у напарника представлялось бесполезным занятием. Если он действительно ничего не помнил, то и злость на него начинала выглядеть глупо и отчаянно. Она была, но после всего пережитого притупилась, как и остальные чувства. Весь мир окунулся в призму однотонного-серого, и чувства в нем не выделялись.
– Уходи.
Зай отставил кружку и опустил голову. Даже не смотря на напарника он мог предсказать, какое выражение появится на его лице – недоумение пополам с обидой и кое-где затаенным страхом. Он не раз наблюдал подобные эмоции в отражении черных глаз. Но теперь не знал, что скрывается за ними. Вернее, кто. Разве Восьмой человек? После того, что натворил? Нет. Но кто тогда? Ангел? Они другие.
– Я…
– Я не нужен Аркусу, на мне нет часов. Если вернусь, меня препарируют, поэтому лучше им считать, что я мертв. Ты носишь часы и принадлежишь ему. Ты должен вернуться, иначе тебя найдут другие. Понял?
Восьмой лихорадочно вцепился в свою руку, будто видел часы впервые. Он попытался их снять, но ремни надежно примерзли к запястью.
– Если ты останешься, они найдут тебя, а с тобой найдут меня. А дальше… В общем, ты понял, что со мной сделают. Поэтому, если ты хоть немного мне благодарен за все то, чему я тебя научил, ты должен уйти.
Зай ковырнул кашу, желтоватая жижа стекла по ложке, собравшись комками. Восьмой с полминуты просидел без звука, потом расторопно поднялся.
– Понял.
Больше он ничего не сказал. У двери напарник оглянулся, будто бродячий пес, проводивший случайного прохожего до дома, а потом вышел, затворив за собой. Зай отставил плошку, еда не лезла в горло. Не покидало ощущение странности происходящего, дикости и необъяснимой правильности. Усталость душила и грозила сломать хребет под весом горя. Он и раньше терял друзей, но никогда это не было так тяжело, как теперь.
Восьмой, Райви, Виктория… Виктория была лишь попутчиком по жизни, и все же злая судьба не обошла даже ее. Зай махом допил воду, накинул куртку и покинул комнату. Сидеть на месте хуже всего. Так что он собирался встретиться с Ангелом, который, по словам Восьмого, соорудил новую руку. Отличный повод для беседы.
Черный рынок не менялся. Листы меди скорлупой нарастали на камни пещер. Под ними деловито сновали жуки и крысы, куклы и люди. Временами они прятались по домам-норам, но чаще слонялись по тесным улочкам, состоящим из случайных прорубов в стенах.
Тень капюшона надежно скрыла лицо, хотя вопросов не задавали. Каждый здесь имел историю и тайны за плечами, которыми не принято делиться. На Черном рынке человек растворялся в водовороте густого и сырого воздуха. Вентиляция не спасала.
Прошедший месяц все переиначил. Зай не раз терял напарников, воспоминание о каждом отзывалось болью в сердце. Но в этот раз обернулось иначе: он потерял все, а напарник выжил. Зай стиснул зубы, на щеках заходили желваки. Каждая мысль об утратах утяжеляла шаг. Когда умерла Райви, он повзрослел, поседел… Тогда он был также потерян.
Он притулился на углу и закрыл глаза. Сознание задурманилось. Постепенно в душе расцвели несвойственные яркие эмоции: страх, волнение и изумительное воодушевление. Вместе с ними родилось ощущение реальности бытия. Зай отчетливо уловил тепло печи, протапливавшей дом, и клекот раздутых горнов. Приложив пятерню к металлу, он посмотрел на обрубок, стыдливо спрятанный под курткой.
– Ты сказала, что теперь я свободен. Но я не чувствую ничего кроме того, что всех подвел. Я всех подвел…
По загривку пробежали мурашки. Дымоход выкашлял серый клуб, влившийся в уличный поток. У подвального окошка мелькнула крыса. Глаза-бусинки просверлили Зая и скрылись в темноте, розовый хвост завернулся крючком. Оторвавшись от стены, Зай нетвердо двинулся дальше.
Толпа рассосалась, стоило завернуть к знакомому тоннелю. Тусклые лампы подчеркивали мрак и пахли сыростью. Попрошайки, тянувшие костлявые руки за подачкой, оккупировали первые арки. Зай кинул монету старому кукле. Ржавчина разрисовала плоское лицо ветряночной сыпью.
– Благодарность: пусть ваши шестеренки не ломаются.
Предложение скрипнуло наждачной бумагой. Этому кукле стоило обратиться к механику, но вряд ли у него имелось столько денег. Зай кивнул и прошел мимо.
Искать Ангела не пришлось. Он вскапывал землю на огороженном участке рядом с Гробницей королей. Земля поддавалась плохо, постоянно попадались камни. Временами из-под них с визгом выбегали с крысы, и тогда Ангел морщил лоб, отчего длинный шрам кроил череп на две неровные части. Завидев гостя, Ангел не прекратил работу.
– Я должен закончить треть к вечеру, чтобы через неделю высадить семена, – только и обронил он. – Возьми кирку и помоги.
Зай не стал спорить. Кирка вгрызлась в землю, словно намертво вмерзшую в горную породу. Отсутствие руки и общая слабость не облегчали задачу, но так выходило проще не думать. Поэтому кирка упорно рыхлила камни без особой надежды. Под конец, когда в глазах помутнело то ли от усталости, то ли от катившегося градом пота, пальцы окоченели, а тело свело судорогой. Тогда Ангел повел гостя к незаметной хижине, притаившейся за выступом. В ней он затопил печь и поставил воду. Настенное освещение отсутствовало, его заменила масляная лампа на шатком столе.
– Я умер?
Пожалуй, главный вопрос, который следовало задать. Перед ним меркли все остальные. Ангел выставил две жестяные кружки с чайными листами в них, залил кипятком и сел напротив. Зай спрятал руки под стол в ожидании ответа.
– Не думаю.
– Значит, я стал ангелом?
Кажется, услышанное Ангелу не понравилось, но судить по бесстрастному лицу представлялось задачей невозможной. Его глаза были темно-серыми и настолько бесцветными, что практически сливались с кожей, а косой шрам искажал линию бровей, меняя ее в бликах огня.
– Ты бы знал, если бы так. – Он с минуту помолчал. – Нет, ты не ангел.
– Тогда кто я? Почему я выжил?
Кружка обожгла ладони. Ангел застыл подобно мраморному изваянию, на его лице не отразилось ни единой эмоции. Был бы он живым, наверняка походил бы на Зая: на таких людей, которые все переживают в себе, каким нет дела до чужого мнения и которые настолько сосредоточены на цели, что не видят кроме нее ничего кругом. Но он живым не был.
– Я получил письмо с приказом оставить тебе память. Другая Ангел, вероятно, получила письмо с распоряжением тебя забрать. Это редкость, на моей памяти ты первый такой, но я знаю, что подобное случалось и раньше.
– Нейха…
Молчание прозвенело красноречивее слов. Возвращаясь в день, когда ослепленный напарник с отрубленными руками и ногами истекал кровью, Зай не понимал, почему тот не погиб. Сомбра поедала тело живьем, из-под механических частей проглядывали округлые мышцы. Зай убил ее и оттащил Нейха на Черный рынок. Выжив, Нейха и сам стал сомброй. Следовало предвидеть.
Нейха был вторым. Первый напарник умер, спустя неделю с прибытия. Пухлый парень с добрыми глазами, он совершенно не подходил на роль охотника. Сомбра разрубила его надвое, а Зай не смог спасти. Как не смог убить Нейха, с которым провел без малого десять месяцев. Рука не поднялась. Тогда он отвел Нейха в трущобы и пообещал себе, что больше никогда не привяжется к людям. Он старался, и это получалось до того, как появился Восьмой. С этим парнем все изменилось.
– Почему письма разные? Чей приказ?
– Меня всегда удивляло, как мало вы знаете. Больше того, вы и не пытаетесь узнать.
Ангел осушил половину кружки и вытер рот тыльной стороной ладони. От глубокого вдоха его ноздри раздулись, придав сходство с хищной птицей. Отойдя к полке с выставкой потрепанных томов, он сложил руки за спиной и отвернулся.
– Он пишет приказы для всех. Ангелы называют его Врукахруки, охотники и вальты – Аркусом. На тебя пришло два письма, потому что его написали две руки. Ты поймешь… Не сейчас, однажды, когда увидишь его. Тогда ты поймешь толику его величия и отчего письма два. И тогда же осознаешь, насколько ничтожен ты сам.
Зай хлебнул кипяток, повторив мысленно новое имя – Врукахруки. Оно казалось правильным, но вместе с тем излучало угрозу и пахло бедой.
– Не понимаю…
Слова эхом окунули в воспоминания. Ровно так говорил Восьмой, будто явившийся из другого мира. Теперь яснее виделось его отличие от других, и простить его за смерть Райви было невозможно. Она воспитала Зая как охотника и потерять ее (пусть и в теле сомбры) во второй раз оказалось еще страшнее. Она всегда его защищала.
– Восьмой. Кто он?
Отчего-то представлялось, что правда слишком жестока, чтобы ее принять. Ангел глянул через плечо, продемонстрировав острый профиль. Лицо зависло над черным плащом, отторгнутое тканевой глыбой.
– Ангелы не вмешиваются в дела горожан. Я дам тебе руку, но это дело лишь твое. Я больше ничего не могу сказать тебе. Пойдем.
Он направился к выходу. Зай подскочил, схватил Ангела за локоть и удержал на месте. Из его горла вырвался сиплый крик:
– Нет, расскажи! Как я могу жить после этого, как?! Кто такой Восьмой? Что случилось с Райви? Где ее тело? Я должен найти Тутти! Расскажи мне все!
Звонкая пощечина впечаталась в щеку. Зай охнул. Он бы упал, если бы спина не уперлась в стену. На лице Ангела не дрогнул ни один мускул.
– Я делаю свою работу, и я дам тебе то, что отмерено. Уяснил, человек? Иди за мной и не задавай вопросов. Помни, с кем разговариваешь.
В углах зашевелились тени, заклокотали бесчисленные механизмы. Зай замолк не от боли, но от взгляда алых глаз из тьмы. Пробрал испуг. Морок спал, когда Ангел распахнул дверь, и они двинулись к гробнице. Там их встретили золотые лица, украшавшие стены. Зай знал, что однажды Нейха увековечат также. А если умрет Зай, уже через неделю никто о нем не вспомнит.
– Проходи.
За печью имелась мастерская комната с креслом-раскладушкой. В него усадили Зая, предварительно раздев до пояса. Ангел пристегнул его ремнями, надежно зафиксировав.
– Будет больно?
– Очень.
На столе покоилась механическая кисть, напоминавшая человеческую. Вероятно, мерки сняли, пока Зай лежал в беспамятстве. Кисть была на удивление хорошо подогнана, на месте среза торчали венами оголенные трубки.
Ангел намешал пахнущий землей и грибами отвар и поднес чашку ко рту Зая. Комья варева напоминали протухший сыр и глотались тяжело, но Зай выпил все. Спустя минут пять, перед глазами поплыло, а звуки потухли, уши заложило ватой. Тогда Ангел приступил к работе.
Механическую кисть нагрели до насыщенного алого цвета. Удерживая щипцами, Ангел поднес ее к политому маслом обрубку и полоснул ножом, открыв рану. Зай взвыл, стиснув капу. Ангел рывком приложил кисть к раскрасневшейся руке. От шока Зай отключился на пару секунд. Очнулся он от новой боли – кисть сдвинули, чтобы точно повторить форму. Зай заерзал как на раскаленной сковороде. А потом он забыл обо всем на свете, в сознании осталась только боль: в края кисти вбили шесть болтов, пришив ее к мясу. Сопротивляться сил не осталось, поэтому даже при переворачивании руки Зай не дернулся, только заскулил.
Покончив с болтами, Ангел залил сплав черной жижей. Она скрепила кисть с предплечьем как смола и запузырилась, когда ее присыпали алькалином. А потом трубки ожили. Они иглами впились в вены и заполнили их чернотой до локтя, смешавшись с кровью. Самые тонкие из них вклеились в нервы. Зай чувствовал их всех. Каждое движение пронзало с головы до пят судорогой. Под конец стало все равно. Сознание возвысилось над телом, отгородившись от него. Зай смотрел перед собой и в сером тумане видел Райви вместе с Восьмым. Они смотрели на него и улыбались.
Он не запомнил, как покинул кресло. Не запомнил и дороги к Нейха, вел ли его Ангел или шел сам. Осознал себя Зай уже в постели, служанка стирала влажным полотенцем пот с его лба. Вместо прежней руки блестела смазкой новенькая медная кисть, ощущавшаяся как живая. Только она не различала разницы в материале, к которому прикасалась, и его хрупкости. А больше ничего не изменилось.
========== Дело #27: Светлый сад ==========
Металлические когти прошлись по дереву, оставив глубокие царапины. Зай еще не привык к разнице, и теперь надавливал или слишком сильно, или чересчур слабо, отчего предметы лопались и мялись, падали из рук.
После протезирования на восстановление давали неделю, но у Зая этого времени не было. Обпившись отварами, притупившими боль, он отлежался день и покинул Черный рынок.
Мысли о Райви и словах Ангела стали последним способом не скатиться в безумие. Зай потерял все: работу, напарника, наставницу… Он не представлял жизни в отрыве от Аркуса. До службы он провел в одиночестве год, воспоминания о прошлом стали отчетливей. Они накатывали волнами, принося запахи старых улиц. Теперь представлялось, что именно то время было настоящим. Зай страдал от голода и холода, воровал, но при этом жил. А что до того, как его привез Бхутешам?
Как ни старался, он не мог вспомнить. Будто всегда слонялся по мостовым потерянный и одинокий, продрогший под мокрым ветром. Разве он не должен помнить хоть что-то? Родителей, друзей? Даже если их не было, то как могли исчезнуть из памяти шестнадцать лет?
Зай отодвинул кружку, когти прочертили борозду на столешнице. Вряд ли бармен обрадуется находке. Зай поспешно прикрыл огрех рукавом и оставил монету рядом. Больше, чем требовалось заплатить за ужин, но достаточно, чтобы покрыть ремонт. Натянув капюшон и проверив, чтобы рукоять складного меча (слишком легкого по сравнению с мечом Аркуса) не торчала из-под одежды, Зай покинул забегаловку.
Айша выдала адрес. Она сказала, что Нейха стоило огромного труда добыть информацию и что Заю необходимо явиться на место к шести часам. А еще что там он найдет ответы, но только «если сумеет проникнуть за ширму внешнего». Зай пытался узнать больше, но Айша лишь туманно ответила, что это сообщение Ангела.
– И еще. Восьмой вернулся в Аркус.
Эти слова еще стояли в ушах. Тогда Зай кивнул и отвел взгляд, двинувшись на выход. Он не хотел переживать еще и о бывшем напарнике.
Лунный город завесили тучи. Несмотря на послеобеденное время, улицы обуяла темнота, прерываемая редкими фонарями. Под мерзкой моросью люди высоко поднимали воротники, а куклы и вовсе сидели по домам, боясь ржавчины. Носы берцев потонули в грязи. Снег подтаял, смешавшись серой кашей. Чем холоднее становилось, тем сильнее отапливали город, и тем быстрее его прижимал душный туман водяного пара. Его рваные комья перекатывались по тротуарам, прилипали к вывескам и жались к продрогшим подоконниками. А трубы продолжали коптить дома, согревая жителей и убивая дороги.
В восьмом секторе царило истеричное веселье. Здесь блюли особые правила, будто бы в Лунном существовал еще один маленький город. Если для посещения второго сектора требовалось разрешение, то восьмой был открыт для всех. Войти сюда мог любой, но выйти – далеко не каждый. Поговаривали, что здесь можно встретиться с собственными демонами и мало кто может перед ними устоять.
Главный вход украшала чугунная арка с изображением человеческого лица. Со стороны сектора оно сменялось кукольным. Улица, продолжавшая Длинный проспект, имела название и считалась самостоятельной, но никто его не запоминал, именуя «веселой».
Дома разнились от приземистых до высоких с выпуклыми стенами, выложенными валунами. Их крыши проигрывали битве с туманом и терялись в нем, будто неба не существовало. Отовсюду доносился смех. Стояли торговцы за лавками, гуляли уличные артисты, с удовольствием останавливавшиеся для представлений. Никому не было дела ни до погоды, ни до нападения на Слепую Зону. Город зализал раны, шрамы затянулись. И сам Зай будто бы остался где-то под тяжестью стекла, припертый к стенке сомброй. Словно и сам он стал частью того, о чем все благополучно забыли.
Втянув голову в плечи, Зай добрел до Желтой улицы, получившей название от парочки охровых домов. Их углы облупились и походили на тухлый желток, проглядывающий сквозь тонкую скорлупу. В конце улицы расположился собор Светлого сада, огороженный сетчатым забором с табличкой «четырнадцать». Кругом него насадили плотной стеной деревья, давно потерявшие листья. За ними как грибы вырастали ассиметричные купола и башни, соединенные вращающимися мостами.
Зай еще раз сверился с адресом: он пришел в правильное место. Нахмурившись, он двинулся вдоль стены. На очередном шаге дремавшая боль дала о себе знать, стало дурно. Тяжело дыша, Зай остановился и утер выступивший на лбу пот. Грудную клетку сдавили невидимые силки, вызвав кашель – на руке осталось пару капель черноты. Она осела на коже пауками. Зай закрыл глаза, сосредоточившись на сердцебиении, бешено звучащем в ушах. Постепенно наваждение схлынуло, и Зай кое-как добрался до ворот.
Скамьи пустовали. В кадках росли деревья и цветы, самые высокие из них достигали конусообразного потолка, сливаясь в живом узоре. Влево и вверх уводила лестница, а справа находился проход в полутемный коридор. Свет горел слабо, листья перекрывали лампы. Посередине залы под стеклянным куполом покачивался на толстом стебле белый цветок. Его придирчиво изучал человек, облаченный в кожаный фартук с редкой зеленой вышивкой. С широкополой шляпы свисали нити, скрывавшие лицо плотной завесой; тулью огибал ремешок увесистых гогглов.
Зай сел на скамью в ожидании, пока садовник уйдет. Но тот, вопреки привычным порядкам, опустился рядом. Сильный аромат сирени ударил в нос.
– Каждый приходящий ищет путь, но для каждого он свой.
Его голос потрескивал горящими поленьями. Он сложил руки, обернутые в серые бинты, на коленях и перекрестил большие пальцы.
– А чего ищешь ты?
– Мне нужны ответы.
– Так ты искатель знаний. С ними стоит быть осторожным. Истину не так легко заполучить, но знаешь, что еще сложнее? Сложнее всего ее принять. Не все с этим справляются.
Садовник выдержал паузу. Солнце ненадолго выглянуло, воцарившись над туманом, и залило витраж.
– Пойдем, я покажу тебе.
Проплыв к стеклянному куполу, садовник замер у него, заложив ладони в рукава.
– Цветы прекрасны. Они растут даже на мертвой земле, и каждый умерший цветок однажды дает пищу своим последователям. Так он живет в веках, оставаясь в них, являясь их отражением. Он умирает, давая жизнь, и потому бессмертен.
Зай молчал. Лепестки цветка обманно шевельнулись, далекие часы отбили шесть вечера. Садовник развернулся к коридору.
– Я должен работать, нам не хватает рабочих рук. Но ты можешь остаться и проникнуться мыслями. Лучшего места для этого нет.
Священный транс спал. Собор был пуст, и Зай вкрадчиво переступил за спину садовника. Ладонь легла на меч. Дождавшись, когда садовник достигнет прохода, Зай нанес короткий и точный удар у виска рукоятью, после чего подхватил обмякшее тело и потащил его к кладовой. Ключ к ней обнаружился в кармане фартука.
План созрел сам собой. Зай забрал одежду садовника, чье тело полностью покрывали бинты, и облачился в его кафтан и фартук, надел шляпу. Обувь менять не стал, ее скрывал подол. Куртку пришлось оставить вместе со связанным садовником.
Удостоверившись, что в коридоре пусто, Зай запер дверь и, сложив ладони в рукава, двинулся вниз – пол шел под наклоном. Светлый сад, несмотря на название, предстал темным местом. Садовники пользовались естественным освещением, оттого видимость была плохая. Постепенно в коридоре образовалась шеренга людей, стекавшихся ручьями со всех концов собора. Пришлось выровнять шаг так, чтобы ступать в унисон. Безмолвная череда шуршащих фартуков заполнила каменные стены зловещим шипением. Змеиные носы их грубых сапог изредка высовывались из-под ткани.
Шествие обогнуло собор и спустилось во внутренний двор-колодец. Стены перемежались с землей, их обвивал плющ – здесь было теплее, чем снаружи. Над арочным входом висела фреска с изображением руки, держащей белый цветок. Далеко сверху лился свет, концентрируясь на монументальном столе.
Двенадцать садовников, включая Зая, встали вокруг стола и склонили головы. Несколько минут довлела тишина, а после под землей заскрежетали механизмы. Колеса, привинченные к столу, закрутились. Столешница разверзлась пополам, и наружу поднялось накрытое простыней тело.
– Сегодня перед нами особое лакомство: сомбра, сохранившая разум. Мы получили ее за тысячу золотых, и торги начнем с них. Их проведу я, Двенадцатый восьмого сектора. Также напоминаю, что после аукциона привезут кристаллы. Все должны подать производственные ведомости и отметиться в учетной книге. Те, чьи отчеты готовы не будут, не получат премии. Итак, начинаем торги.
Зай в трансе слушал голоса, походившие друг на друга как две капли воды. Наконец, цена замерла на отметке в две с половиной тысячи. Победитель выложил на стол увесистый кошель, Двенадцатый пересчитал золотые и сделал отметку в толстой книге.
Выигравший садовник снял шляпу. Его голову покрывали бинты, из-под них виднелись только глаза и узкий рот. Садовник развернулся спиной. Его затылок от уха до уха пересекала тонкая черта. Она быстро разрослась голодной пастью, подмяв под себя ткань.
Двенадцатый стянул покрывало. Женское тело покрывала розовая пудра, ноги были целиком механические, а вместо волос лежали золотые трубки. Расслабленная поза, опустившиеся плечи, закрытые глаза… Райви была мертва. Раны прошивали оголенную грудь так, будто ее вспороли острые когти. Это напоминало работу сомбры, но Зай знал, что виноват Восьмой.
С бинтов капнула черная смола. Она вязко скатилась по щеке Райви, спустилась к трубкам и заляпала ухо. Сердце пропустило удар. Зай чуть не потерял равновесие, чего никто не заметил. Всех поглотило зрелище склонившегося над телом монстра. Пасть нависла перевернутой адской пропастью над умиротворенным лицом сомбры, черная жижа залила лоб. Зай хотел сказать, чтобы садовник остановился, прервал жуткий ритуал, только язык не слушался. Из горла не донеслось ни звука. Не было даже хрипа, лишь звенящая тишина по раскаленным нервам.
Оставалось одно. То, что тело умело лучше всего, что вбилось на уровне инстинктов и являлось единственно верным решением во все времена. Последний шанс спасти Райви (хоть кого-то), пусть даже в смерти.
Меч активировался, шляпа раненой птицей слетела, сбившись резким выпадом. Лезвие рассекло пасть от шеи к макушке. Садовник с хлюпаньем завалился назад, кусок его головы съехал, выпустив из-под бинтов абсолютную черноту. Тьма свернулась пружиной в попытке вернуться к телу, щупальца выплеснулись из черепных краев и, спустя секунду, бессильно опали, разлившись по полу. Обезглавленное тело ссохлось, мозг съежился инжиром. Если бы Зай посмотрел на садовника дольше, то заметил бы, как истончились бинты и мумифицировались органы. Только ему было не до этого.
Он не мог видеть и воспринимать, даже если бы захотел. Сейчас он находился во власти чувств. Лезвие пело, вгрызалось в плоть и вспарывало ее, раскидывало ошметки. Пачкались кровью фартуки, осенними листьями падали шляпы, безуспешно и фаталистично цепляясь за воздух нитями, будто паучьими лапами. Их хозяева расцвели мазками кисти в ужасном этюде. Головы обратились сорванными тычинками, тела – лепестками, тьма пыльцой усеяла стены. Ветер следовал за непреклонным мечом, который рубил и резал, безупречно выцеливал мозг и расправлялся с ним за удар.
Зай танцевал вместе с ним. Находя жертву, он расправлялся с ней как кот, игравший с забившимися в угол мышами. Они не сопротивлялись, только вскидывали худые руки, закрывая головы, поэтому конечности отделялись первыми.
Так продолжалось, пока груда мяса и костей, черноты и бинтов не заполнила пространство. Нельзя было разобрать, что и кому принадлежит. Торчали кочергами кисти рук, половинами дынь валялись расколотые черепа. Смрад, подслащенный запахом сирени, щекотал ноздри.
Зай кромсал без устали и остановился, когда погибли все. Опустив меч, он обвел безумным взглядом устроенную бойню. Райви лежала на столе, а кругом валялись обезображенные садовники, убитые им. Зай впервые поднял руку не на сомбр, оттого весь дрожал. Но разве были они людьми? Он стал задавать этот вопрос слишком часто.
Он сполз вниз, прижавшись спиной к холодному боку стола. Заляпанный до рукояти меч выпал из ладони, в углах глаз защипало. Зай поднял подбородок, устремив взгляд к небу, распростертому так далеко, словно и не в этом мире. Зай устал. Он больше не понимал ничего, кроме одной вещи – дороги назад нет. Он вырезал надежду на возвращение своими руками. Однако жалел он не об этом, а о тех, кого не вернуть, среди них почти никого не осталось в живых. Почти. Он думал, что никогда не увидит Райви и что смерть Виктории ничего не изменит. Он много чего думал. А если что-то случится с Восьмым, что будет тогда?.. Та вещь, думать о которой хотелось меньше всего.
========== Дело #28: Пламя памяти ==========
Голова Райви легла на плечо. Она ощущалась деревянной, как и тело, пропитанное алькалиновым раствором. Зай завернул Райви в простыню, он не хотел оставлять ее среди трупов. Не отпускала мысль, что было бы, не испугайся он тогда. Наверное, она бы не умерла. И Виктория. И, быть может, остальные.
