Текст книги "Исповедь вампира (СИ)"
Автор книги: kira.kraizman
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Может, это и есть твой выход?
*
Если кто думает, что Карлайл смирился со своей участью и отказался от мыслей о самоубийстве, то он глубоко заблуждается. В течение первого месяца нашей совместной жизни в Принц-мэноре, куда я уговорил его вернуться, мне приходилось все время быть настороже. Я не спускал глаз с моего Избранного, и все же он предпринял глупую, безнадежную и абсолютно неудачную попытку отравиться. Он выпил столько яда, что, наверное, хватило бы извести целую деревню, но, к его огромному разочарованию, с ним НИЧЕГО не случилось. Он даже не потерял сознания. Его отчаянию не было предела. Он ненавидел себя, свою сущность, ну и заодно уж и меня. Ведь именно я не дал тому древнему вампиру довершить начатое и убить Карлайла. Кончилось тем, что я стал запирать от него лабораторию. Не из боязни за его жизнь, а чтобы избавить от ненужного унижения.
Я с болью в сердце видел, что за прошедшие недели ни на шаг не приблизился к нему. Более того, теперь он питал ко мне лишь всепоглощающую ненависть. Он винил меня в том, что не умер, а превратился в вампира. Да, благодаря крови животных, он, слава Мерлину, обходился без убийства людей, но из-за консервативного воспитания отца считал нас богопротивными существами, удел которых – вечно гореть в аду. Разумеется, Карлайл уже знал мое имя, как и то, что я родился волшебником, но все это мало интересовало его. Я оставался для него никем. Пустым местом. Он жил в Принц-мэноре потому, что ему просто некуда было идти. С тем же успехом он, наверное, ютился бы в какой-нибудь пещере на берегу моря.
Милли, когда наш гость не слышал, принималась причитать, что хозяину Северусу «негоже так заботиться о ”неблагодарном маггле”». «Такой могучий темный волшебник, как хозяин Северус, достоин большего. Милли желает хозяину счастья, Милли хочет, чтобы ее хозяина любили, а молодой маггл к нему равнодушен!»
Меня бесили подобные разговоры. Я едва сдерживался, чтобы не сунуть Милли какую-нибудь одежду и запретить ей впредь совать свой эльфийский нос в мои дела, но, так или иначе, приходилось признать ее правоту: мой Избранный не любил меня.
Частенько он сбегал из дома. Я, словно тень, следовал за ним. Я опасался, что Карлайл все же найдет какой-то невероятный, неизвестный мне способ лишить себя жизни. Но он, кажется, смирился со своим вынужденным бессмертием и покидал Принц-мэнор только с одной-единственной целью: издали увидеть бывшую невесту. Показаться ей в новом облике он не решался. Хотя от «вегетарианской» диеты его глаза приобрели теплый золотистый оттенок (и становились угольно-черными, лишь когда он испытывал сильный голод), но та необыкновенная синева, что отличала их раньше, исчезла навсегда. Он боялся: Анна сразу догадается о произошедшей с ним перемене, хотя, разумеется, и не поймет, кем стал ее возлюбленный, и не хотел рисковать, но и отказаться от нее был не в состоянии. Так длилось почти до следующего лета, а потом случилось событие, неожиданно толкнувшее Карлайла в мои объятия: Анна, не прогоревав о пропавшем женихе и года, вышла замуж.
*
Я отговаривал Карлайла идти на эту мордредову свадьбу, но упрямый мальчишка, конечно, не желал меня слушать. Я молил Мерлина, чтобы ему хватило ума не соваться в толпу. Страшно было даже подумать, что могло произойти, узнай хоть кто-нибудь в этом красавце-вампире убитого около года назад сына священника.
– Не смейте шпионить за мной, мистер Принц! – процедил он сквозь зубы и исчез. После его ухода я сосредоточился и заставил свой Дар работать на полную мощь. Никакой немедленной опасности Карлайлу не угрожало, и лишь только поэтому я не бросился за ним. Я лежал на кровати и представлял его: затерявшегося среди гостей, бледного и внешне очень спокойного. С выражением деланого безразличия на лице он наблюдал за тем, как его любимая девушка входит в церковь рука об руку со своим отцом, как ее обсыпают рисом и пшеницей (2), а потом она садится с молодым мужем в повозку, которая отвезет их к новому дому и новой жизни.
Вернувшись, Карлайл долго стоял возле закрытой двери в мою спальню (я, разумеется, различал шорох каждой складки на его одежде), прежде чем осмелился постучать. Я махнул палочкой, отменяя Запирающие чары, и дверь отворилась. Карлайл выглядел присмиревшим, убитым и каким-то потерянным. Казалось, он постарел на несколько лет.
– Северус, – он чуть ли не в первый раз обратился ко мне по имени, обычно он звал меня «мистер Принц», – зачем я тебе? Почему ты терпишь меня здесь?
– Ты хочешь услышать правду? Тогда, может быть, присядешь? – я приглашающе похлопал по постели. – Однако боюсь – тебе не слишком понравится причина, по которой ты здесь…
И я рассказал ему все: о Наследии, о Вильяме, о моем преображении в день его рождения, о том, что он – мой Избранный.
– Я знаю, ты не любишь меня, Карлайл, – произнес я с горечью. – Сердцу не прикажешь. Я не держу тебя. Ты волен идти куда угодно или остаться и жить в Принц-мэноре сколько пожелаешь.
И тут он сделал то, чего я меньше всего ожидал от этого такого холодного со мной юноши.
Не спрашивая моего разрешения, он лег рядом со мной и совершенно по-детски уткнулся лбом мне в плечо.
– Я не хочу никуда уходить, Северус. Мне так пусто и одиноко. Как будто в груди камень вместо сердца… Будь оно проклято – это существование: ни заплакать, ни умереть, ни просто уснуть! И никого из прошлой жизни нет рядом! Только ты…
Я осторожно обнял его одной рукой и почувствовал, как он прижимается ко мне. Он весь дрожал.
– Я никогда такого не испытывал, – шептал он, словно в горячке. – Мы с Анной… Мы даже ни разу не целовались… А сейчас… Мне кажется, я хочу тебя… Это так стыдно и грешно… Желать мужчину… – я ощущал, как его эрегированный член упирался мне в бедро.
Я совсем не так представлял себе наш первый раз. Надо признаться, я был уверен, что его у нас вообще не случится.
– В потребностях тела нет ничего постыдного, Карлайл, – сказал я нарочито спокойно, стараясь сдержать нараставшее возбуждение. – Но теперь тебе лучше уйти. В тебе говорят разочарование и боль. Если мы сейчас сделаем это только потому, что ты оскорблен поступком своей бывшей невесты…
– Северус, откуда мне знать, что есть плотская любовь? Отец всегда внушал мне, что это грех, я даже помыслить не мог о подобном с Анной до свадьбы… Ты можешь… поцеловать меня? Господи! – он порывисто сел и закрыл лицо руками. – О чем я прошу?! Я сошел с ума!
Не в силах больше сопротивляться, я притянул его к себе, взял за подбородок и осторожно коснулся его губ своими. Он не отстранился, лишь глубоко и судорожно вздохнул. Я не торопился, не спешил завоевывать его, хотя и чувствовал, что в этот момент он полностью в моей власти. Не разрывая поцелуй, я положил руку на его пах и принялся ласкать член через одежду.
Я ждал со страхом, что он запротестует, отшатнется от меня или же попросту сбежит, но он, напротив, двинул бедрами и начал толкаться мне в ладонь.
Мерлин, как я хотел его в эту минуту! До мурашек. До звезд перед глазами. До помутнения рассудка. Мучительно и остро. Я мечтал обладать им, заставить стонать, кричать и выгибаться от безумной страсти. Я жаждал получить его тело и душу и боялся, что ему будет хорошо со мной только физически. Ведь его пуританское воспитание вряд ли позволит ему отдаться мужчине! Я видел это по ужасу, который плескался в его взгляде, когда Карлайл говорил, что хочет меня. Слышал в голосе, дрожавшем от отвращения к себе.
И я уже знал, как поступлю. В постели с Вильямом я всегда был ведущим. Мы никогда не менялись ролями. Так уж сложилось. Я даже не представлял иного развития событий. Но с Карлайлом я был готов на все. Абсолютно на все. Лишь бы он разрешил мне любить его. Смирился бы с нашими отношениями. Перестал терзать и презирать самого себя!
Не прекращая целовать Карлайла, я распустил шнуровку на его штанах. Он не мешал мне, но и не помогал. Я высвободил стоявший практически вертикально член, нежно обвел головку большим пальцем и, быстро скользнув вниз, пока он не опомнился, взял член в рот так глубоко, как только мог…
– Го…споди… – выдохнул Карлайл, вцепившись обеими руками в простыни, – как хорошо! Это… это неправильно… так не должно быть! – он всхлипнул. Не обратись он в вампира, сейчас его глаза наполнились бы слезами.
– Мне остановиться? – невероятным усилием воли я оторвался от Карлайла. Его запах сводил меня с ума. Опьянял не хуже доброго огненного виски Огдена. Густая волна возбуждения разливалась в паху так, что становилось почти больно.
– Нет, – простонал он, – мне уже и так гореть в аду!..
– А может, все-таки не будем рисковать твоей бессмертной душой? – лукаво сощурился я и, дразня Карлайла, подул на блестевшую от слюны головку его члена.
– Нельзя рисковать тем, чего уже нет, – прошептал он, придвигаясь ко мне еще ближе, – не мучай меня…
Я не мог да и не хотел отказывать ему. Вернувшись к прерванному занятию, я совершенно позабыл обо всем на свете. Был только Карлайл. Его ни с чем не сравнимый запах. Ощущение нежнейшей, бархатистой на ощупь, твердой и горячей плоти, которую я ласкал языком и губами. Плавящее кости наслаждение. Отблески пламени свечей в расширенных зрачках Карлайла…
Поначалу я кожей осязал его смущение и растерянность. Он боялся дотронуться до меня. Боялся вскрикнуть и лишь хрипло и часто дышал, да тихо постанывал в такт моим движениям. Я ускорил темп, и он закричал, не в силах больше сдерживать себя. Теперь он цеплялся за мои плечи, сжимая их так, что, будь я человеком, на них остались бы синяки.
– Се…верус! – Карлайл захлебнулся громким стоном, выгнулся подо мной, и я почувствовал на языке солоноватый вкус его спермы.
Мне тоже не пришлось долго доводить себя до разрядки. Достаточно было просто прикоснуться к перевозбужденному члену, и вслед за Карлайлом я сорвался в бурный оргазм.
*
Будь мы людьми, он, наверное, тотчас уснул бы в моих объятиях, убаюканный усталостью и переживаниями этого бесконечного дня. А утром я бы зацеловал его, еще сонного. И сам отдался бы ему, впервые почувствовав, как моим телом обладает другой мужчина. Будь мы людьми – слабыми, смертными людьми, из плоти и крови – мне, возможно, удалось бы убедить его остаться со мной.
Но вампирам ни к чему ночной отдых. Карлайл находился рядом, но в то же время я ощущал, что с каждой минутой он все больше отдалялся от меня. Он лежал, укрывшись одеялом по грудь, и невидящим взглядом смотрел в потолок. Я физически осязал его боль и отчаяние. Он словно разрывался на части. Одна его половинка жаждала счастья и тепла, молила не уходить и принять мою любовь, зато вторая вопила о греховности подобной связи, о том, что лучше обречь себя на вечное одиночество, чем лечь в постель с мужчиной.
Я будто слышал все его мысли, и они пронзали меня, точно раскаленный кинжал.
Прошло несколько часов, прежде чем он глубоко вздохнул (скорее по привычке, чем из необходимости), сел на кровати, отбросив ставшее враз ненужным одеяло, и тихо сказал:
– Я не могу, Северус. Прости… Я не сумею переступить через то, что мне внушали с детства. Если я останусь с тобой, я буду чувствовать себя грязным… – он помолчал. – Мне тяжело покидать тебя. Я знаю, чем обязан тебе, но, если ты действительно меня любишь… постарайся понять и отпустить…
Если бы у меня было сердце – живое, бьющееся сердце – оно разбилось бы сию секунду на тысячу кусков. Я любил Карлайла! Ради него я бросил человека, для которого много лет был смыслом жизни. Почти четверть века я засыпал и просыпался с мечтами о моем Избранном.
И вот теперь наступил конец всему…
Внезапно, сквозь пелену душевной боли, я увидел его. Такого же, как сейчас, но вместе с тем словно чудесным образом изменившегося. Он выглядел иначе. Был одет в одежду незнакомого мне покроя. И его окружали люди – нет, разумеется, вампиры – со странными, как и у моего Карлайла, золотистыми глазами.
Рядом с ним стояла красивая молодая женщина и с любовью смотрела на него, а на руках он держал самого прекрасного ребенка, какого только могло нарисовать воображение. «Дедушка Карлайл!» – донесся до меня звонкий голосок через толщу веков.
Я чувствовал все его эмоции: покой, счастье, гордость за свою семью, которую ему удалось создать, и ощущение неотвратимого одиночества надвигалось на меня.
– Конечно, – услышал я словно со стороны собственный безжизненный голос. Мне казалось, в этот миг я умираю во второй раз. – Я отпущу тебя. Ты заслуживаешь счастья…
Он встал и уже на пороге спальни обернулся и произнес:
– Ты удивительный человек, Северус.
– Как бы я хотел снова им стать! – прошептал я, когда за ним закрылась дверь.
*
Через неделю я представил Карлайла клану Вольтури. «Среди его собратьев ему будет лучше, чем со мной», – думал я. Поначалу Аро отнесся с подозрением к нашему появлению, но, едва осознал, что мы с Карлайлом не пара, принялся настойчиво уговаривать меня не уходить. Я вежливо отклонил его предложение. Мне было слишком больно находиться рядом с моим неистинным Избранным лишь в качестве друга.
Поэтому, не пробыв в Вольтерре и нескольких дней, я вернулся в Принц-мэнор, где меня ожидал еще один удар. В письме, которое из Бирмингема принесла сова, сообщалось, что Вильям тихо скончался во сне.
Не знаю, почему это так подействовало на меня. Наши с Вильямом пути разошлись двадцать четыре года назад. Мы перестали быть даже друзьями, вели исключительно деловую переписку после того, как договорились сделаться партнерами. И все же… Известие о его смерти как громом поразило меня! Я вдруг с пугающей ясностью понял, что через каких-нибудь тридцать-сорок лет потеряю и Люца. И останусь в полном одиночестве.
Я заперся в своей лаборатории, и спустя месяц мне удалось вывести формулу зелья, погружающего в подобие глубокого сна. Я жалел только о том, что не сумел найти яд, способный прервать мое земное существование.
Покончив с приготовлениями, я написал прочувственное письмо Люцу, в котором поблагодарил его за долгие годы замечательной дружбы, за его искреннюю любовь и преданность мне. Я осознавал, что мое послание выглядит как предсмертная записка и, скорее всего, растревожит и расстроит Малфоя, но и расстаться с ним навсегда не попрощавшись, был не в состоянии. Затем я вызвал Милли и Вилли и предложил им выбор: зачарованный сон или свобода. Мои верные домовики пришли в ужас от перспективы остаться без хозяина и заверили, что никогда не покинут дом и меня.
Таким образом, летом тысяча шестьсот шестьдесят четвертого года я запечатал заклинанием собственную спальню, выпил строго отмеренную порцию зелья и заснул на почти три века.
______________________________________
1. Феликс – вампир, клан Вольтури.
Феликс родился в семье богатого испанского дворянина, был единственным его наследником, с детства имел всё, что желал, поэтому вырос избалованным. Получил хорошее образование, иногда помогал отцу вести его дела. Был безжалостен к своим слугам, нередко приказывал их пороть. Обожал драться, почти всегда сам ради этого раздувал скандал, а потом вызывал на дуэль. Для него человеческая жизнь – ничто.
Был красив ещё в своей человеческой ипостаси, слыл покорителем женских сердец. Нередко в его постели появлялись и женатые дамы, но он решил для себя никогда не жениться. Эти факты и сформировали его и без того непростой характер. Однажды в таверне он встретил ослепительно красивого, богатого, красноглазого мужчину. Тот пригласил его прогуляться, якобы обговорить совместные дела. Но когда они оказались на безлюдной ночной улице, незнакомец его укусил. Его создатель – Аро, впоследствии пригласивший Феликса на службу к Вольтури.
Характер
Вспыльчивый, при первой попавшейся возможности лезет в драку, где всегда, благодаря своей силе, выигрывает. Безжалостен к своим жертвам, эгоистичен и властен. В общем, насилие – это его вторая натура. Никогда не имел длительных отношений с женщиной, максимум, что у него было – это роман на одну ночь. Феликс – это классический вариант вампира. Этот герой имеет всего одну цель – служить Вольтури. Он не знает жизни за пределами замка.
Внешность
Имеет очень необычную, но ослепительно красивую внешность. Алые, как кровь, глаза, белая кожа, красные, как клубника, губы и слишком аккуратный для мужчины нос. Рост – 185 см. Широкоплечий, накачанный брюнет, его мускулы видны даже сквозь традиционную накидку Вольтури. Из одежды предпочитает чёрный классический костюм, изредка одевает джинсы и рубашку.
Силы и способности
Нечеловеческая сила и невероятный иммунитет к способностям других вампиров. Хорошо играет на гитаре, увлекается наукой, знает 6 иностранных языков. Отлично разбирается в живописи и литературе.
http://ru.twilightsaga.wikia.com/wiki/Феликс
2. Свадебные традиции Англии
http://prazdnodar.ru/2011/07/svadebnye-tradicii-anglii/
========== Часть 6. Истинный Избранный. Глава 1 ==========
Я не мог разобрать – сон это или явь. Если я спал, то почему чувствовал все прикосновения, различал запахи и звуки? Я не понимал, где я и кто со мной. Интересно, можно ли сойти с ума не просыпаясь? Можно ли всем существом любить совершенно незнакомого тебе человека?
Дрожать от страха, что он сейчас исчезнет, и от дикого, необузданного желания. Я смотрел в невероятные зеленые глаза юноши, которым обладал, как будто имел на это полное право. Он хрипло выстанывал мое имя, целовал меня так, что мое давно остановившееся сердце заходилось в груди, крепко прижимал к себе руками и ногами, запрокидывая голову и отзываясь вскриком на любое мое движение. Он был человеком, не вампиром, и мои сильные руки пятнали его кожу синяками, но он словно не замечал этого. Он принадлежал мне без остатка, душой и телом, а я даже не знал его имени. Я никогда не испытывал ничего подобного. Мой член скользил в тесном, жарком плену его ануса, и я снова ощущал себя абсолютно живым и неимоверно счастливым. Оргазм напоминал взрыв. Я кончал долго и почти мучительно, но продолжал хотеть его, даже когда из меня вытекла последняя капля спермы.
Я вышел из него, проложил дорожку поцелуев от сосков к паху, стараясь держать клыки подальше, взял его эрегированный член в рот и принялся сосать. Я наслаждался каждым мигом близости с ним. Его податливостью, гладкостью кожи. Он заводил меня так, как ни разу не удавалось Вильяму. Я желал его гораздо сильнее, чем когда-то Карлайла.
Он уже находился на грани оргазма, однако я пережал его член у основания, коварно не дав ему кончить. Чтобы продлить эту сладкую пытку, я ввел палец в растянутый, истекающий моей собственной спермой и смазкой анус и начал стимулировать простату. Он выгнулся подо мной, хватая ртом воздух и уже не в состоянии кричать. Я ласкал его языком, губами и пальцами, доводя до исступления и возбуждаясь при этом все больше и больше. Пика мы достигли одновременно: он задрожал всем телом, изливаясь мне в рот, и в ту же секунду мое семя выплеснулось ему на бедра.
Несколько минут мы просто лежали рядом. Даже у меня, с некоторых пор не знавшего усталости, казалось, слипались глаза. Незнакомец вздохнул и потянулся через меня к волшебной палочке, лежавшей возле странных круглых очков на прикроватном столике. Лениво наложив Очищающее на нас обоих, мой Избранный – или, как подсказывало мое замершее навечно сердце, мой Истинный Избранный – прижался ко мне невероятно горячим телом, обнял за шею и прошептал в самое ухо слова, которые я жаждал услышать почти триста лет:
– Я люблю тебя, Северус… Мерлин, как же я тебя люблю!
***
Внезапно я вновь оказался один. Мой юный партнер словно растворился в вязком мареве то ли сна, то ли видения, и перед моим мысленным взором возник серый безликий дом. Будто со стороны, я наблюдал за улицей возле него, непривычно одетыми людьми, повозками, двигавшимися без помощи лошадей. Я понимал, что проспал много лет, возможно, даже веков. Впрочем, до происходившего вокруг мне не было никакого дела. Все мое внимание сфокусировалось на мрачном здании, к которому приближался еще не старый мужчина в лиловом костюме странного покроя. Откуда-то я уже знал, что дом являлся сиротским приютом, а десятилетний мальчик, живший в нем с самого рождения, представлял опасность для моего Избранного. От ребенка исходила пугающая сила, и я буквально ощущал, как неуютно чувствовал себя пришедший поговорить с ним человек. Мальчика звали Том Риддл. Мужчину, сообщившего сироте, что он – волшебник, – Альбус Дамблдор.
В мире магглов назревала чудовищная война, несколькими годами позже унесшая миллионы жизней, а существование волшебников Европы отравлял темный маг, чьего лица я не мог различить в мелькавших передо мной страницах истории. Да он и не интересовал меня! Я целиком и полностью сосредоточился на Томе и той страшной угрозе для моего Избранного, что таилась в нем.
Я видел, как Риддл начал учиться в Хогвартсе, проявляя недюжинные таланты. Как с каждым годом чернела его не ведавшая любви и тепла душа. Как мысли о власти над миром и бессмертии все больше захватывали его. Я с ужасом наблюдал за убийствами, которые он совершал. Чтобы его жизненный путь никогда не прерывался, Риддл поместил части своей изуродованной, расколотой души в зачарованные им артефакты.
Том собирал вокруг себя сторонников: магов, одержимых чистотой крови и идеями превосходства волшебников над магглами. Среди них я с огорчением узрел человека, как две капли воды похожего на моего уже давно умершего друга Люца. Риддл обладал природной харизмой лидера. За ним потянулись отпрыски многих известных семейств, в том числе несколько моих потомков. Впрочем, от политических проповедей Том довольно быстро перешел к карательным мерам и устранению несогласных. Охваченный манией величия, он принялся сколачивать собственное воинство, состоявшее из мерзавцев, убийц и садистов, которых он клеймил как скот Черной меткой и именовал «Пожирателями смерти». Риддл не гнушался пополнять ряды своих «солдат» оборотнями и даже инферналами. Все, кто хотел служить злу, с удовольствием вставали под его знамена.
С Риддлом пытались бороться. Против него и его приспешников было создано что-то вроде армии светлых магов, получившей название «Орден Феникса». Волшебники, оказавшиеся по разные стороны баррикад, беспощадно убивали друг друга. «Темные», хоть и были объявлены вне закона, действовали с особой жестокостью, уничтожая противников целыми семьями.
Среди членов «Ордена Феникса», помимо его руководителя (уже знакомого мне, разумеется, сильно постаревшего Альбуса Дамблдора), я, вероятно, повинуясь какому-то инстинкту, выделил для себя молодую супружескую пару. Женщину с потрясающими рыжими волосами и глазами, точь-в-точь как у моего неизвестного юного возлюбленного, и ее мужа – черноволосого, порывистого, носившего нелепые круглые очки.
Я слышал, как было произнесено жуткое пророчество, связавшее воедино судьбы ребенка, рожденного на исходе июля, и Тома Риддла, к тому времени взявшего себе имя Волдеморт. Грязный, крысоподобный предатель, случайно подслушавший под дверью в трактире, передал пророчество Тому, и поверивший в него Риддл открыл охоту на Лили и Джеймса Поттеров – так звали родителей моего Избранного.
Их спрятали в доме, защищенном заклятием Фиделиус, а тридцать первого июля у них родился мальчик. Гарри. Больше года его семье удавалось скрываться от Волдеморта, пока им не пришло в голову сделать Хранителем тайны того самого подлого предателя, рассказавшего Риддлу о пророчестве.
И вот в Хэллоуин тысяча девятьсот восемьдесят первого года Волдеморт расправился с ними: сперва – с Джеймсом, затем – с Лили, до последнего пытавшейся спасти своего ребенка. Однако Поттера-младшего он, как ни странно, убить не сумел. Наставив палочку на плакавшего в кроватке Гарри, Том без всякого сожаления выпустил в него Аваду Кедавру и… исчез. В тот же миг на лбу у малыша появилась отметина – шрам в виде молнии.
Я смотрел, как Гарри забирают из полуразрушенного дома и отправляют жить к родне матери, магглам до мозга костей. С беспомощным негодованием я наблюдал за его детскими годами, полными унижений, горестей и обид. Создавалось впечатление, что волшебный мир забыл о мальчике, благодаря которому сгинул Темный Лорд. Отринул от себя Поттера. До него никому не было дела. Его ни разу не навестили соратники его погибших родителей! Только старая соседка-кошатница, судя по практически отсутствующей магической ауре, напрочь лишенная способности колдовать, проявляла к Гарри хоть какие-то внимание и сочувствие.
В одиннадцать лет о Поттере вспомнили и пригласили в Хогвартс. Преодолев отчаянное сопротивление маггловских «родственничков», не без помощи туповатого, но добродушного полувеликана Хагрида, Гарри удалось попасть в зачарованный замок. А дальше началась настоящая вакханалия! При поощрении и попустительстве директора Хогвартса Альбуса Дамблдора, Гарри год за годом попадал в невероятно опасные ситуации. За шесть лет пребывания в школе он четырежды встречался лицом к лицу с Волдемортом (смерть которого я «оплакивал» явно преждевременно), каждый раз чудом оставаясь в живых. На его долю выпало сражаться с василиском, дементорами, драконом и еще Мерлин ведает какими чудовищами. Спору нет! Он и сам искал приключений на свою задницу и, разумеется, находил. Но куда смотрели взрослые?!
В конце четвертого года обучения Поттера в Хогвартсе Том провел темномагический ритуал, возродившись из праха своего отца, плоти верного слуги и крови, насильно взятой у похищенного прямо во время последнего тура Турнира Трех Волшебников Гарри. По плану Волдеморта мальчик не должен был уйти от него живым, но по неизвестной мне причине Магия не позволила палочке Риддла выпалить в Гарри Убивающим проклятием. Поттер спасся, а магический мир вновь скатился в пучину безумия. И миссию по его избавлению от Волдеморта Дамблдор возложил на хрупкие плечи шестнадцатилетнего подростка.
Директор просветил Гарри насчет того мордредова пророчества, из-за которого погибли его родители. Затем он принялся долго и нудно рассказывать Поттеру о безрадостном детстве Тома, его молодых годах и наконец поведал о самом главном: крестражах, созданных Риддлом, одержимым идеей собственного бессмертия.
Я все ждал, когда же седовласый мудрец объявит своему юному ученику: «Не волнуйся, Гарри! Я сам помогу тебе в поисках осколков души Волдеморта». Но моим надеждам не суждено было осуществиться. Директор медленно умирал, пораженный проклятием, которым «наградил» его один из крестражей: древний перстень, принадлежавший раньше деду Тома – Марволо Мраксу. А уж после посещения зачарованной пещеры, где в каменной чаше с ядовитым зельем хранился еще один темный артефакт, ослабел настолько, что превратился в негодную старую развалину. Куда подевалась вся мощь величайшего светлого волшебника современности?!
Он перестал представлять опасность для Темного Лорда, и после практически бескровного переворота в Министерстве его даже оставили в директорском кресле, правда, назначив при этом лояльного новому режиму заместителя: Амикуса Кэрроу.
А Поттеру пришлось отправиться в крестовый поход за крестражами самостоятельно, прихватив с собой двух таких же юных спутников. И они пустились в абсолютно безумное и безнадежное путешествие, полное трудностей и лишений, а когда все же чудом добыли превращенный в темный артефакт медальон, выяснилось, что его нечем уничтожить. Мне было больно и горько наблюдать, как отчаявшиеся, ставшие изгоями подростки метались по всей Британии, чтобы скрыться от Волдеморта и его Пожирателей смерти, таская на себе крестраж.
В конце концов Дамблдор все же оказал Гарри услугу: выследив беглецов с помощью говорящего портрета в директорском кабинете, он отыскал возможность передать Поттеру меч Гриффиндора, способный разрушить вместилище души Темного Лорда. Выбравшись в сочельник из занесенной снегом палатки, Поттер обнаружил у входа поблескивающий рубинами меч и хрустальный фиал, содержавший, как было сказано в приложенной к нему записке, архиважную информацию. Вылазка стоила находившемуся при смерти Дамблдору жизни. Он не выдержал аппарации обратно в Хогвартс и так и остался лежать перед запертыми воротами школы.
Думосбора, чтобы посмотреть заключенные в сосуде воспоминания, в палатке явно не имелось. Поэтому мальчишка увидел их, лишь пробравшись в Хогвартс, когда охотился за очередным крестражем. Я наблюдал, как он вылил в каменную чашу содержимое флакона, склонился к ней, а потом выпрямился с совершенно белым, помертвевшим лицом. Медленно, будто во сне, Гарри засунул в карман волшебную палочку и направился прочь из замка. Он нашел поляну, на которой его дожидался готовившийся напасть на Хогвартс Волдеморт с приспешниками, и шагнул навстречу несущемуся к нему зеленому лучу Авады…
========== Часть 6. Истинный Избранный. Глава 2 ==========
Я вскочил с постели так резко, что на миг перед глазами все поплыло. Мысленно я все еще находился там, на поляне Запретного леса. Я видел, как в Гарри попадает Убивающее проклятие, и он оседает на землю, безусловно и окончательно мертвый. Боль, которую я испытал при этом, трудно передать словами. Я словно горел заживо. Мне не хватало воздуха, хотя вампирам он и не требовался. Меня трясло как в лихорадке. Вместе с тем какой-то частью рассудка я понимал, что все это еще не произошло. Более того, до рождения моего Избранного должно пройти много лет, и, значит, пока нет причин так паниковать.
Мне следовало успокоиться, как можно скорее прийти в себя и все тщательно обдумать. Просчитать, как спасти моего Гарри, моего Истинного Избранного, от уготованной ему участи. Но предательское головокружение и мучительное першение в горле напомнили мне о нуждах вампирского тела. Я проспал невесть сколько времени и сейчас был безумно голоден. Впрочем, беспокоиться насчет пропитания мне не пришлось: перед погружением в сон я сварил изрядную порцию «Нектара вампира» и оставил его в лаборатории под мощнейшими чарами стазиса.
Спустившись в лабораторию и восстановив силы с помощью зелья, я вызвал Темпус и убедился, что действительно проспал почти триста лет: на дворе стояло лето тысяча девятьсот тридцать восьмого (1) года. После этого я отпер заклинанием библиотеку – одно из моих излюбленных мест в Принц-мэноре – и вновь начал анализировать свое видение. Самым простым выходом из положения было найти мальчишку Риддла и убить, пока он еще не стал тем ужасным темным волшебником со змееподобным лицом и маниакальной тягой к бессмертию, пока зло, которое он носил в себе, не выплеснулось наружу и не затопило волшебный мир потоками крови. С другой стороны, я НИКОГДА никого не убивал. Более того, за всю свою карьеру зельевара я, изготовивший в качестве экспериментов множество ядов и противоядий к ним, ни разу не брался за подобные заказы, какое бы вознаграждение ни предлагали мне клиенты. Мой единственный грех, если так можно выразиться, состоял в том, что я показал заклятие Круциатус Вольтури, немедленно загоревшимся идеей отыскать вампира, способного причинять невыносимую боль на ментальном уровне.
