Текст книги "Поцелуй на прощание (СИ)"

Автор книги: Кибелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Наташа не поняла сначала, кто подстерег ее в метели, когда она вышла из дома, чтобы немного пройтись. Сквозь пелену снежинок донесся до нее чей-то низкий голос.

– Младшая сестра России.

– Что? – девушка заозиралась во все стороны и выхватила нож. – Кто это?

Послышалась усмешка, и из метели не то вышел, не то соткался рослый мужчина в черных одеяниях, на чьем бледном лице горели углями черные провалы глаз. Роняя нож, Наташа отступила.

– Генерал Мороз…

– Да, это я, – призрак шутливо поклонился и сделал еще шаг к девушке.

– Что тебе нужно? – спросила она, храбрясь. «Ничего он мне не сделает», – подбодрила она себя. – «С Ваней у него договор».

– Действительно. У меня с ним договор, – усмехнулся Мороз, потирая руки. – Знаешь ли ты его условия?

– Нет, – ответила Наташа. – Зачем мне?

– А затем, что я хочу предложить тебе подобный.

– Мне? – задохнулась Беларусь в изумлении. – Но…

– Я видел, что происходило с тобой и тем мальчишкой из Литвы, – проговорил призрак. – Ты же хочешь спасти его, верно?

– Ты знаешь, где он? – непроизвольно Наташа подалась вперед. Вспыхнувшая в сердце надежда на счастье мигом вскружила ей голову.

– Нет. Но я могу сделать так, что Россия отпустит его.

– Ты можешь? Как?

Призрак рассмеялся, и смех его был похож на вой пурги.

– Когда-то давно Россия заключил договор со мной, что я буду защищать его и его территории. После этого он стал безумен – такова была плата. Его безумие не позволит ему отпустить мальчишку.

– Что я должна сделать? – голос девушки подло сорвался.

– Раздели с ним его безумие, – был ответ. – Тогда он придет в себя и поймет, насколько ошибался.

В груди у Наташи расползалось что-то холодное, скорее всего, от неотвратимости. Еще не осознавая этого до конца, она понимала, что не сможет отказаться.

– Почему я должна верить тебе?

– Потому что у меня нет причин тебе лгать.

– Но какая тебе от этого выгода?

Призрак вновь разразился смехом, и у девушки внутри что-то оборвалось.

– Я получу часть тебя. Что мне еще надо?

Наташа вспомнила Ториса, его мягкую улыбку и отчаянный взгляд той ночью в передней коммуналки. Его чистое и искреннее признание, которое он выпалил спустя столько времени, не засомневавшись ни на секунду. Его поцелуй…

– Хорошо, – услышала Беларусь свой голос. – Безумие так безумие. Мне плевать. Я согласна.

Генерал Мороз протянул руку, и девушка быстро, боясь, что в последний момент храбрость ее подведет, вложила свою ладонь в его. Тут же ее под сердцем пронзил невидимый ледяной меч, и тело в одну секунду обуял смертельный холод. В висках застыл собственный отчаянный крик, и перед глазами все сгустилось, а для того, чтобы моргнуть, потребовалась целая вечность. Тут же свет хлынул девушке в глаза, и она обнаружила, что в одиночестве лежит на гигантском сугробе у края дороги.

========== Глава 17 ==========

От автора: В этой и следующей главах будет политика. Все-таки я не могла обойти стороной такое интересное событие, как августовский путч. И да, снова без вычитки.

Беларусь не знала, выполнил ли Генерал Мороз свою часть уговора. Ваня не мог даже встать с постели, не говоря уже о том, чтоб куда-то ехать и кого-то освобождать. Все чаще у него случались приступы удушья, которые лишь усиливались, когда в доме заходили громкие до наглости разговоры о распаде Советского Союза.

– Хватит с меня, – заявил однажды во время скудного обеда расхрабрившийся Латвия. – Я ухожу.

Он решительно поднялся со стула, но с ним вместе поднялась и Беларусь.

– Куда это ты собрался?

– Домой, – ответил Райвис и попытался протиснуться мимо девушки к выходу, но та схватила его за плечо и толкнула обратно. Латвия недоумевающее взглянул на Наташу.

– Ты что это?

– Никуда ты не пойдешь, – сказала девушка не своим, непривычно низким и хриплым голосом. – Не имеешь права.

Расширенными глазами Латвия смотрел на нее. Во взгляде его постепенно поднимался ужас. Отступив на шаг, мальчишка схватился за рукав Эстонии и заорал что было мочи, показывая на Беларусь пальцем:

– Смотри! Смотри на нее!

Ощущая, как грудь сжимают ледяные щипцы, Наташа внимательно посмотрела Эдуарду в глаза. Эстонец побледнел до синевы и обернулся на остальных, словно ища поддержки. Украина сдавленно ахнула.

– Наташа… Боже мой!

Беларусь готова была поклясться, что знает, что они увидели – потемневший от ярости безумный взгляд, который так кстати напомнил им о том, что Ваня еще жив. Пусть болен, пусть слаб, но жив. И все еще в силах предотвратить бунт.

По крайней мере, в последнем Наташа очень хотела быть уверена.

Тихие, как мыши, страны разбрелись из кухни по комнатам, оставив Беларусь наедине со старшей сестрой. Наташа приходила уже в себя, холодные тиски, сдавливавшие сердце, разжались. Украина посмотрела на нее с тревогой и осторожно осведомилась:

– Что с тобой случилось?

– Ничего, – мрачно буркнула Беларусь, залпом приканчивая чуть теплый чай.

– Ты себя хорошо чувствуешь?

– Замечательно! – Наташе порядком надоела эта никчемная забота. – Великолепно! Мой брат умирает, мой дом разваливается, мой… – она запнулась лишь на секунду, – …мой друг неизвестно где, может быть, мертв… я чувствую себя отлично, Оль, не сомневайся.

Наверное, сестру это обидело, но Беларусь не волновалась по этому поводу. Накопившаяся в душе безысходная злость нашла, наконец, выход наружу.

– Семьдесят лет мы жили ради того, что сейчас признается ложью! Мы хотели построить светлое будущее, но оно устало, судя по всему, маячить за горизонтом и куда-то сбежало! Я не знаю, как ты, но я верила в то, что говорил Ваня, а теперь получается, что верить нельзя никому!

Украина тяжело вздохнула.

– Разве можем мы что-то изменить?..

Наташа готова была ответить «Нет», но тут ее взгляд наткнулся на висящий возле окна портрет Ленина. Девушка смутно помнила этого человека, помнила только, как договор подписывали, а потом босс куда-то исчез, а на его место после недолгой партийной борьбы пришел следующий. Портрет же Ваня повесил скорее как дань уважения, и каждую неделю самолично протирал его. Теперь же простенькая рамка и стекло покрылись толстым слоем пыли. Но Наташу волновало вовсе не это. На ум ей пришла невероятная идея.

– Поеду я, – произнесла она и сделала шаг к выходу. Украина схватила ее за локоть.

– Куда ты собралась?

– В Кремль, – легко высвободив руку, Наташа вышла в прихожую. – К боссу.

– Зачем? Что ты хочешь сделать?

– Если мы не можем ничего изменить, – решительно заявила девушка, застегивая сапоги, – то он может. Я заставлю его что-то сделать или выкопаю ему могилу у кремлевской стены, клянусь Богом.

Украина только головой покачала, глядя, как сестра-бунтарка хватает сумку и выбегает за дверь.

На прием Наташа попала без особых трудов – те, кому надо, были уже предупреждены, что страны просто так не приходят. Крепко, до боли в ладонях стискивая кулаки, девушка прошла в кабинет и оказалась перед лицом Президента СССР. Завидев девушку, мужчина в удивлении приподнял бровь.

– Я думал, это Иван… а вы… вы – БССР?

– Беларусь, – отрубила Наташа, оглядывая стоявшего перед ней человека. Свет прохладного мартовского солнца лился ему в спину, и это мешало разглядеть лицо, выражение взгляда. Беларусь, привыкшую во время разговора смотреть в глаза собеседнику, это раздражало.

– Мой брат умирает, – резко произнесла она, не желая тратить время на экивоки. Девушка никогда не любила людей и не склонна была особенно верить им, а уж руководителям – особенно.

– Действительно? – президент явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Мне… мне жаль. Но…

– Это ваша вина, – прямо сказала Наташа. – Из-за вас он не может подняться с постели уже полтора года. Надо что-то делать.

Казалось, босс сумел взять себя в руки. Брови его недовольно сошлись на переносице.

– Вам легко сказать: «Надо что-то делать», – заявил он. – Если вы считаете, что я получаю от сложившейся ситуации удовольствие…

– Нет. Не считаю.

– Я… мы делаем все возможное, чтобы улучшить ситуацию в стране, – голос президента звенел. – Даже если для этого понадобится переформировать Союз… Ну, вы меня понимаете.

– Переформировать? – Наташа насторожилась. – Что вы имеете в виду?

Казалось, босс понял, что сболтнул лишнего, но решил не отмалчиваться и махнул рукой, будто ему уже все равно.

– Существует вариант подписания нового союзного договора. На несколько иных условиях.

Сердце девушки рухнуло вниз от обиды и безвыходности. Если даже начальник отказывается от всего – что еще можно сделать? Но девушка решила схватиться за последнюю соломинку.

– А если люди этого не захотят?

– А мы у них это спросим, – улыбнулся президент. – Про референдум слышали?

– Да, но… действительно можно будет отказаться? – Наташа чуть ли не с тоской вспомнила Сталина.

– У нас же гласность, – пожал плечами босс. – Свобода слова. Посчитаем проценты и решим. Ну, вы меня понимаете.

– Ага, – с величайшей неприязнью отозвалась Наташа. – Понимаю, конечно.

Все же она решила не сдаваться. В день, когда люди шли голосовать за сохранение или распад Союза, Беларусь собрала всех обитателей квартиры в большой гостиной и провела короткий опрос, состоящий лишь из одного вопроса: «Хотите ли вы остаться частью СССР?». В Украине и среднеазиатских странах можно было не сомневаться – все они с готовностью качали головами, и Наташа удовлетворенно поставила напротив их имен размашистые «птички».

Дальше начались сложности.

– Латвия.

Вздрагивая от страха и цепляясь за Эстонию, как утопающий – за спасательный круг, Райвис крепко сжал губы и замотал головой. Наташа молча поставила в списке крестик, утешая себя мыслью, что от прибалтов другого ожидать было глупо.

– Эстония, ты тоже нет?

– Тоже, – тихо отозвался Эдуард. Беларусь на секунду задержалась, наткнувшись взглядом на фамилию Литвы, а затем, ощущая, как в уголках глаз начинает щипать, быстро поставила еще крестик и перевернула страницу.

– Азербайджан.

Джамиля повертелась на стуле, покосилась на своих соседей – суровых Армению и Грузию, которые в последнее время беспрерывно шумно ссорились между собой, громя собственную комнату. Потом кивнула.

– Хорошо, – Наташа поставила еще «птичку». – Грузия.

Ответ ее ошеломил.

– Нэт.

– Что? – девушка поначалу решила, что ослышалась. – Нет? Почему?

– Нэ хачу, – безаппеляционно заявил грузин. – Надаэло все. Так и напиши.

Ругнувшись про себя, Наташа нарисовала еще один крест. Теперь их было четыре – многовато.

– Армения.

– И я тоже не хочу, – ответил тот. – К черту это все. У меня своих проблем хватает.

– Да чтоб тебя… – Беларусь с трудом сдерживала клокочущую в горле ярость. – Молдова?

Парниша, которого в шутку всегда называли внебрачным сыном Украины и Румынии, пожал плечами.

– Не-а. Хочу независимость.

Шесть крестиков – все-таки было много. Но Наташа все равно отправила результаты прямиком в Верховный Совет. Но реакция, последовавшая спустя некоторое время, вызвала у нее новый приступ злости.

«…Рекомендовать Президенту СССР и Совету Федерации, Верховным Советам республик исходя из итогов состоявшегося референдума энергичнее вести дело к завершению работы над новым Союзным Договором с тем, чтобы подписать его в кратчайшие сроки.»

– Уроды, – Беларусь отшвырнула утреннюю газету и подперла голову ладонью. – Ненавижу.

– Злая ты стала, Наташ, – озабоченно произнесла Оля, разливая чай. – Может, им лучше знать…

– Они страну развалят, – отрезала Наташа, представлявшая, как удавит президента в его собственном кабинете. – Вот увидишь, развалят. И Ваня умрет. Слушай, я съезжу в Кремль с гранатометом, и…

Ее оборвал донесшийся из коридора пронзительный писк дверного звонка. Наташа, чувствуя, как заколотилось в тревоге сердце, чуть приподнялась.

– Мы ждем гостей?

– Нет, – растерянно пробормотала Украина и поставила чайник обратно на конфорку. – Я сейчас открою. Может, опять из собеса…

Но нет, это был не собес. Это были неприятности собственной персоной, а именно глава тайной полиции. С бодростью, не сочетавшийся с преклонным возрастом, человек зашел на кухню и заулыбался при виде Беларуси. За ним семенила ничего не понимающая Ольга.

– БССР, верно? – всем своим видом показывая крайнее дружелюбие, незваный гость протянул девушке руку. Подозрительно глядя на него, Наташа ответила на рукопожатие.

– Беларусь.

– Очень приятно. Владимир Крючков, – представился человек. Беларусь одними губами улыбнулась.

– Пришли меня арестовать?

– Нет, нет, конечно, нет, – Крючков издал полунервный смешок. – Зачем мне вас арестовывать? Наоборот, я хочу… пригласить вас поучаствовать в одном маленьком деле.

Сказав все это, он выразительно покосился на замершую в дверях Украину. Наташа поняла его без слов.

– Оль, выйди на минуточку.

– Хорошо, – не скрывая тревоги, ответила сестра. – Если что – зови, хорошо?

Дождавшись, пока за ней закроется дверь, Крючков стер с лица улыбку и заговорил деловито и сухо, пронзительно глядя Наташе в глаза.

– Горбачев – бездарность. Он не понимает, что делает. Он рубит сук, на котором сидит. Вам известно, что подписание нового союзного договора назначено на конец августа?

– Теперь известно, – Беларусь пыталась понять, куда он клонит. А клонил он, оказалось, в весьма привлекательную для нее сторону.

– Нельзя допустить развала СССР. Необходимо отстранить Горбачева и взять власть в свои руки.

– Неплохая идея, – согласилась Наташа, пытаясь унять легкое головокружение. – Но при чем тут я?

Крючков на миг замешкался, прежде чем ответить.

– Вы же страна. Нам необходима поддержка со стороны республик. А вы, как ближайшая родственница России…

Он явно что-то темнил, но Наташе не хотелось выпытывать, что именно. Главное – у Союза, а, значит, и у Вани появился шанс.

– Ну что же, – медленно проговорила она, глядя на своего собеседника, – вы предлагаете дельные вещи. Я вам помогу.

– Вот и замечательно, – мужчина потер руки и поднялся из-за стола. – Уточним детали на днях. Я с вами еще свяжусь.

– Без проблем.

Ощущая себя странно опустошенной, Наташа проводила гостя и, подумав немного, зашла в комнату Вани.

В затянутой полумраком спальне стояла тишина, нарушаемая лишь хриплым, прерывистым дыханием больного. На тумбочке рядом с кроватью стояла полупустая чашка воды и недоеденная тарелка супа – иногда Ваня приходил в себя, и сестры кое-как успевали его покормить, прежде чем брат вновь впадал в забытье. У России был сильнейший жар, он метался по постели, норовя скинуть с себя одеяло, и Наташа осторожно поправила его.

– Ваня, – шепнула она, проводя кончиками пальцев по пылающему лбу брата, – ты выздоровеешь. Я обещаю.

Россия не мог услышать ее, но сбивающееся его дыхание внезапно выровнялось, вернулось к нормальному ритму. Осторожно, чтобы не потревожить брата, Наташа опустилась на пол рядом с кроватью и взяла его за запястье, чуть сжала.

– Я люблю тебя. Люблю, слышишь?

Он не слышал, конечно.

– Я, наверное, лезу в какую-то дурацкую историю, – продолжила Наташа, не понимая, кому это говорит – себе или ему. – Но если это тебе поможет… я все сделаю. Я всю Москву к чертям разбомблю, если так будет лучше. Обещаю.

Из-за плотно запахнутых штор пробился узкий луч весеннего солнца и упал на их сцепленные руки.

========== Глава 18 ==========

Момент был выбран наилучший. 19 августа Беларусь, заранее предупрежденная Крючковым, поднялась с постели в шесть утра и сразу же включила телевизор. Сердце ее радостно подпрыгнуло – голос появившегося на экране диктора возвещал об отстранении Горбачева и переходе всей полноты власти в руки Комитета по чрезвычайному положению. «Все идет по плану», – подумала девушка и хотела было заглянуть в комнату к брату, чтобы проверить его состояние, но тут в коридоре истошно затрезвонил телефон.

– Наташа! – донесся до девушки сонный голос Украины. – Кто это звонит?

– Неважно! – ощущая невероятный душевный подъем, Беларусь схватила трубку и торопливо заговорила в нее. – Алло… алло, это вы? Я все слышала, по телевизору…

– Пора! – послышался из телефона торжествующий голос Крючкова. – Выходите из дома. У подъезда стоит машина.

– Поняла.

– Ни о чем не спрашивайте водителя, он все равно не в курсе. Мы вас уже ждем.

– Скоро буду! – откликнулась девушка и, повесив трубку, побежала собираться.

Когда она торопливо натягивала на себя юбку и кожаную жилетку, в комнату зашла заспанная Украина. На лице ее выражалось крайнее недовольство.

– Наташка, – зевая, протянула она, – ты куда собралась в такую рань?

– Ты все равно не поверишь, – отмахнулась девушка, протискиваясь мимо сестры обратно в коридор. – Я скоро приду. Присмотри за Ваней, хорошо?

– Хорошо, – теперь в глазах Украины читался испуг. – Но ты же…

– Ты все увидишь по телевизору, – сообщила Беларусь, пряча нож за пояс юбки. – Ладно, пока.

Последним, что она услышала, прежде чем выбежать из квартиры, было растерянное, тихое Олино «пока», наполовину заглушаемое голосом диктора из гостиной.

Крючков не обманул, и вскоре черная «Волга», перелетевшая через Большой Каменный мост подобно птице, подвезла Наташу к самому входу в Сенатский дворец. Повторяя про себя беззвучно слова полузабытой с детства молитвы и ощущая, как подрагивают похолодевшие колени, девушка поднялась по широкой лестнице, на вершине которой ее поджидал строго одетый человек.

– БССР? – коротко осведомился он, глянув на пришедшую.

– Беларусь, – немного раздраженно поправила его Наташа. Человек кивнул и движением головы поманил девушку за собой. Ощущая странную неловкость, но всеми силами стараясь держаться уверенно, Беларусь проследовала за ним и оказалась в кабинете, где вокруг овального стола собралось человек семь. Два стула были свободны – на один сел тот, кто провожал Наташу, сама она заняла единственное свободное место рядом с Крючковым. Тот чуть повернул голову в ее сторону, изобразил на лице подобие улыбки и вернул свое внимание к человеку, сидевшему во главе стола.

– …группе «Альфа» отправилась в Архангельское с целью не допустить его возвращения в Москву, – человек говорил ровно, но его с головой выдавали нервно подрагивающие руки. Наташа, в общем-то, его понимала – у нее самой внутри все тряслось в такт слишком быстро бьющегося пульса. Говоривший повернулся к девушке, быстрым движением поправил очки и с какой-то беспомощностью вопросил:

– А вы… вы – одна из союзных республик?

– Да, – ответила Наташа и поразилась, как чисто и звучно прозвучал под сводами кабинета ее голос. – Беларусь.

Человек помолчал немного, а затем проговорил, решив, видимо, что вежливо будет назвать себя в ответ:

– Янаев Геннадий Иванович.

– Рада знакомству, – ответила Наташа и, посчитав реверансы оконченными, нетерпеливо спросила. – Что вы собираетесь делать?

– А… вы же пропустили начало совещания. В общем, сегодня ночью в Москву были введены подконтрольные нам войска. При любой попытке сопротивления мы применим силу.

– Замечательно, – прошептала девушка, ощущая, как вокруг сердца вновь сжимаются ледяные тиски сумасшествия.

День катился вперед в непрерывных разговорах. Тем же утром произошла первая неприятность – заблокировать кого-то там в Архангельском не удалось, и этот кто-то, вернувшись в Москву, собрал своих сторонников возле дома Советов, а заодно объявил о незаконности действий комитета. До вечера ничего не происходило, затем члены комитета ушли на организованную ими пресс-конференцию, и Беларусь осталась одна. Стены опустевшего Сенатского дворца стали неприятно и тревожно давить на девушку, и она вышла на свежий воздух в прохладную летнюю ночь.

В Кремле стояла гробовая тишина, словно его давно уже все покинули, оставив на попечение легкого ветра, носившего по брусчатке мелкий мусор. Из города также не доносилось ни звука – казалось, все его жители вымерли. Ежась от неприятного прохладного ощущения, затопившего тело, Наташа вышла на Ивановскую площадь и прошла взад-вперед по опустевшему скверу. Тусклый свет фонарей освещал ей путь, но от этого не становилось слабее ощущение всеобщей покинутости. Адски хотелось курить.

Бесцеремонно Беларусь присела на край самой большой клумбы и невидящим взором уставилась на белеющую в темном беззвездном небе колокольню Ивана Великого. Мысли девушки были холодны и взвешены. Она пыталась просчитать, что будет делать Украина, когда младшая сестра не вернется домой, что сейчас делает Крючков со своими товарищами, как он оправдает захват власти. «Нельзя по-другому!» – вдруг подумала девушка с непонятной озлобленностью. – «Нельзя!».

Из мыслей ее выдернул шорох шин и шум двигателей, донесшийся со стороны Сената. Подскочив на ноги, Наташа побежала на этот шум, горя нетерпением расспросить членов комитета. Но вид у них был мрачный и даже разочарованный.

– Я что, робот? – возмущался Янаев, шедший рядом с Крючковым. – Мне надо говорить, что Горбачев болен, а у меня на руках ни одного документа нет! Передо мной куча журналистов, а я не могу сказать, чем болеет президент!

– Будут документы, – с усталостью отвечал Крючков.

– Да на кой черт они потом понадобятся?

Крючков хотел сказать еще что-то, но тут же замолк, завидев Беларусь.

– А, это вы, Наталья. Решили погулять?

– Да, – Наташа подавила желание ответить «так точно». – Приятный сегодня вечер.

– Чрезвычайно, – ответил тот, явно думая о другом. – Мы видели сегодня одного из ваших приятелей.

Сердце Наташи подпрыгнуло; неизвестно почему, но она сразу подумала о Торисе.

– Кого?

– Этого… Эстонию, если я не ошибаюсь. Сидел среди журналистов, что-то записывал. Неприятнейшая, скажу вам, личность.

– Э… – Наташа не нашлась, что на это сказать. – Как прошла конференция?

Взгляд ее собеседника стал раздраженным и злым.

– Как? Никак. Жалкое зрелище. Эти игры в демократию и либерализм добром для нас не кончатся. Надо брать штурмом Белый Дом и давить засевшую там сволочь.

– Согласна, – отозвалась Наташа. – Но почему не приказать это прямо сейчас?

– Потому что мы играем в демократию и либерализм. Почему же еще? А при демократии предпринимают другие меры.

Беларусь не успела спросить, о каких «других мерах» говорил Крючков – его окликнул кто-то из членов комитета. Вновь оставшись наедине со своими мыслями, она твердо решила, что домой не поедет, пока все не закончится. «Ваня сделал бы то же самое», – успокоила она себя и вслепую нащупала за поясом рукоять ножа, будто это могло спасти ее от всех бед.

Следующий день принес новые горести. Когда по телевизору показали многотысячный митинг, собравшийся у стен Белого дома, Наташа ощутила, как пол уходит у нее из-под ног. То же самое, несомненно, чувствовали и остальные члены комитета. Но когда в трехчасовом выпуске новостей прозвучали многочисленные обвинения в сторону путчистов, чаша терпения Беларуси переполнилось. Разговоры разговорами, а делать что-то реальное эта компания, кажется, не собиралась.

– Вы будете предпринимать ответные действия? – ледяным голосом спросила она у всех сразу.

– Мы готовим план штурма Белого дома, – ответил кто-то. – Ночью мы их возьмем.

– Ну-ну, – Наташу это не особенно убедило, но добиться чего-то еще от этих людей представлялось ей невозможным. Раздраженная донельзя, она отправилась мерить шагами коридор Сенатского дворца, как вдруг ее настиг неумолимый, как скала, Крючков.

– Скажите, вы верите в штурм?

– Нет, – огрызнулась Беларусь. – Откуда только выползли эти идиоты…

– Надо предпринимать решительные действия, – заговорил мужчина, потирая руки. – Слышали про Ельцина?

– Еще бы.

– Его надо устранить.

Беларусь замерла на месте так резко, что Крючков едва не сшиб ее плечом. Медленно повернулась к нему и внимательно глянула в глаза.

– Вы хотите, чтобы это сделала я?

Он не стал юлить.

– Да.

– Без проблем, – медленно проговорила Наташа, вновь чувствуя натягивающуюся в груди холодную пружину. – Если это поможет – я сделаю это.

Украина осторожно поправила сползшее со лба Вани полотенце, пропитанное холодной водой. К вечеру 20 августа жар начал спадать, но Ольга опасалась худшего – на смертельно бледном лице брата проступили мелкие синеватые пятна, а дыхание было прерывистым и перемежалось тягостными хрипами, будто кто-то поминутно сдавливал и отпускал больному горло. Рядом крутился, как маленький стервятник, Латвия. Украина не сомневалась, что при первой же возможности мальчишка попытается улизнуть, и сейчас высматривает подходящий момент, чтобы сделать это незаметно.

Вдруг Россия, издав короткий вздох, с явным трудом приоткрыл лихорадочно блестящие глаза. Ольга заставила себя улыбнуться, глядя в его мертвеющее лицо:

– Как ты, Ванечка?

– Где… – голос Брагинского был тих, но ровен, будто кто-то убавил громкость. – где Наташа?

– Наташа, она… – Украина устало выдохнула, чувствуя себя не в силах врать. – Ее уже день дома нет.

– Я так и знал, – Россия улыбнулся своей жутковатой улыбкой. – Теперь-то поздно. Будь что будет…

– Ты о чем это?

– Неважно. Уже ничего нет важного, – голос Вани становился все тише, будто отдалялся. – Я пока болел, все видел. И обо всем думал. Жаль, поздно уже…

– О чем ты говоришь? – голос девушки дрогнул. Брат будто не услышал ее.

– Ты, когда Наташка придет, не ругай ее, ладно? Она ж как лучше хотела…

– Не буду, – прошептала Украина сквозь слезы и, ощущая опустошающее бессилие, взяла брата за руку. Тот благодарно взглянул на нее и совсем тихо попросил:

– Не плачь. Ты же все понимаешь…

– Понимаю…

– Помнишь, я подарил тебе «Мрию»?

– Ага, – как девчонка, Ольга утерла глаза рукавом.

– А что я сказал, помнишь?

– Помню. Это наша… наша с тобой мечта.

– Правильно. Так вот, если тебе будет трудно, вспомни об этой мечте. И стремись к ней.

– Ваня… – Ольга на секунду даже перестала плакать.

– Я так всегда делал, – улыбнулся Россия. – Мне помогало.

Украина не успела ответить – из горла больного вырвался протяжный хрип, тело его выгнулось дугой, кулаки судорожно сжались…

– Нет! – закричала девушка, понимая, что это не поможет. – Ваня, не уходи!

Но все было уже кончено. Где-то далеко, где на весах истории сошлись две противостоящие силы, одной из них все же удалось выиграть перевес. Советский Союз погибал, и выглядело это страшно – удушье, судороги, сдавленный хриплый крик, рвущийся из горла. Брагинского трясло и колотило еще несколько секунд, а потом он обмяк на взмокшей простыне и замер, безвольно склонив голову на бок. Из уголка его растрескавшихся губ показалась тонкая струйка крови, а взгляд, еще полминуты назад бывший осмысленным, затянулся стеклянной пеленой.

Круто развернувшись, Латвия громко и почти издевательски хохотнул и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. В квартире сомкнулась тишина.

========== Глава 19 ==========

Провожая Наташу, члены Комитета даже не скрывали своей нервозности. Один из генералов вручил ей пистолет, который девушка ничтоже сумняшеся спрятала в карман юбки. Янаев чуть подрагивающим голосом предложил «стопочку для храбрости».

– Мне она не нужна, – метнула на него презрительный взгляд Наташа. Скомкано извинившись, мужчина затерялся где-то за спиной Крючкова. Глава тайной полиции единственный сохранял самообладание, а взгляд его сверкал сталью.

– Мы будем ждать три часа. Потом начинаем штурм, появитесь вы или нет.

– Ясно, – отчеканила Беларусь. – Я пойду.

Она сделала шаг к лестнице, но ее остановил голос Крючкова.

– Возвращайтесь живой.

Наташа коротко обернулась.

– Не сомневайтесь.

Она незаметно выскользнула из Кремля и двинулась по Воздвиженке к Новому Арбату. Вокруг волновались, как море, толпы праздношатающихся людей, повсюду слышались оживленные голоса, где-то жгли советский флаг, где-то пили шампанское. Девушка двигалась сквозь эти толпы, как ледокол сквозь северные моря, и люди неосознанно расступались перед ней, освобождая дорогу. «Я должна. Я должна это сделать», – стучали в висках мысли в такт обезумевшему сердцу. – «Если я этого не сделаю, Ваня погибнет. И Торис тоже».

Торис. Больше года прошло с того момента, как она видела его последний раз – поверженного, раздавленного, но не сломленного, готового сражаться до конца. Торис. Имя задевало в глубине души какие-то струны, которые много веков оставались нетронутыми. Торис…

Перед ней, как заснеженная гора, вырос Белый Дом. Не остановившись даже на секунду, Беларусь преодолела сооруженные защитниками здания баррикады и, пробившись сквозь людское половодье, подошла к входу. Там стояли двое рослых военных, которые тут же загородили девушке дорогу.

– Куда?

– Мне необходимо увидеть Ельцина, – четко, глядя им в глаза, проговорила Беларусь. Один из стражей нервно усмехнулся.

– Его много кому необходимо увидеть.

– Передайте ему… – девушка на миг запнулась, – Пришла Наталья. Младшая сестра Ивана Брагинского.

Наверное, военным эта фраза показалась ничего не значащей, но один из них, пожав плечами, развернулся и зашел в здание. Наташа глянула на оставшегося – совсем молодой парень лет двадцати, бледный от усталости и бессонной ночи. Девушке даже стало его немного жаль, ведь после победы Комитета парнишу наверняка посадят за измену.

– Ты куришь? – обратилась она к нему.

– Немного, – ответил военный, будто стыдясь этого. Наташа попросила сигарету и, получив ее, с наслаждением затянулась. Терпкий табачный дым проник в легкие, и натянувшаяся в груди холодная струна будто ослабла.

– Эй, – из дверей высунулась голова второго стража, – сказали пропустить. Без обыска.

Затоптав едва раскуренную сигарету, девушка зашла в здание. Военный проводил ее до лифта, где передал другому военному, который довел посетительницу до нужного кабинета, отдал честь и испарился. Глубоко вдохнув, девушка крепче сжала в кармане холодную рукоять пистолета и толкнула дверь.

– Добрый день, – у того, кого она должна была убить, оказался густой голос и широкое одуловатое лицо, выдававшее неумеренное пристрастие к спиртному. – Я знал, что кто-то из вас обязательно появится. Мои соболезнования…

Ладонь девушки непроизвольно разжалась, пистолет бесшумно опустился на дно кармана. Беларусь ничего не понимала. Не хотела ничего понимать.

– К-какие соболезнования?

Ельцин глянул на нее удивленно, сморгнул.

– Вы что, не знаете?

«Он меня забалтывает», – решила Наташа и потянула из кармана пистолет. Но следующая фраза, которую произнес ее противник, заставила оружие выскользнуть из ее руки, удариться с гулким звуком о пол и отлететь куда-то в сторону.

– Смерть Брагинского – ужасная трагедия не только для вас, но и для всего народа… Но я обещаю, что…

Он умолк, не договорив, расширенными глазами уставился на пистолет. Но Наташе не было до него дела. Колени ее предательски подкосились, и она едва не рухнула на пол. Все мысли и чувства куда-то испарились, и в пустоте, оставшейся в груди, начал медленно разбухать обжигающе горячий шар боли.