Текст книги "Поцелуй на прощание (СИ)"

Автор книги: Кибелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

– Думаю, случайно поскользнулась. Эй, скажи что-нибудь.

Девочка с усилием разлепила губы.

– Я случайно…

– Ну вот, видишь, Феликс?

– Очуметь. Отвезем ее обратно?

– Конечно. Эй, послушай меня, – зеленые глаза вновь оказались совсем рядом, – я тебя плавать научу. Хочешь?

Девочка попыталась приподняться, но сил не хватило, и она повалилась на плащ, больно ударившись спиной.

– Не хочу…

– Упрямая какая, а. Ты ведь чуть не умерла. А если бы меня рядом не было?

Глаза девочки вновь начали закрываться, и она пробормотала что-то в ответ – на родном, а не на чужом шипящем языке.

Помедлив лишь секунду, Наташа решительно распахнула дверь кабинета Вани и шагнула внутрь.

– Можно зайти?

– Заходи, – Ваня поднял голову от бумаг и заулыбался приветливо, отложив в сторону ручку. Беларусь чеканным шагом подошла к столу, села напротив брата и посмотрела ему в лицо.

– Я насчет лета…

– Все-таки уезжаешь? – в голосе Вани не было разочарования или осуждения, что только приободрило девушку. – Выписать отпускные? Секунду…

Он открыл ящик и потянулся за бланком, но Беларусь остановила его.

– Не в том дело.

– А в чем?

– Я… я еду с Торисом, – вот и все, рубеж перейден, и ровным счетом ничего страшного в этом не было. Брат тихо покашлял и сложил руки на животе, обеспокоенно посмотрел на сестру.

– С Торисом?

– Ну да. А что? – почти с вызовом спросила Беларусь.

– Ничего, – Россия пожал плечами и занялся заполнением бланка. – Торис замечательный парень. Ничего против не имею.

– Ты так говоришь, будто мы собираемся жениться.

Ваня поглядел на нее исподлобья, взгляд его стрельнул насмешливой искрой.

– А разве нет?

– Нет, – с излишней горячностью возразила Наташа. – Мы друзья. Он позвал меня.

– Ясно… – не переставая улыбаться, брат протянул ей заполненный бланк. – Распишись.

Она рассеянно начертала на листе подпись.

– И позови ко мне Ториса.

Поджидая Литву возле двери, Наташа ощутила, что боится. Не за себя боится, как было раньше, а за него. Ощущение это было необычным, но, прежде чем девушка успела к нему привыкнуть, дверь распахнулась, и из кабинета вылетел совершенно счастливый Торис, сжимавший в руке заветный бланк.

– Ну что? – нетерпеливо спросила Беларусь, заглядывая ему в лицо. Литва широко улыбнулся.

– Все в порядке.

– Вот и хорошо, – ответила Наташа и сама устыдилась этой своей радости. – Когда уезжаем?

– Послезавтра. Я возьму билеты на поезд.

Девушка ощутила, как на лице ее против воли расплывается улыбка. Пожалуй, все закончилось весьма неплохо.

Они выехали из Москвы в назначенный день. Провожала их, правда, только Украина – Ваня, сославшись на важные дела, не смог успеть к отправлению поезда. Аккуратно поправляя Наташе воротник кофты, Оля с мудрым видом давала ей наставления:

– Не влезай в неприятности и слушайся Ториса. Будь осторожна, особенно когда купаешься. Не трать деньги понапрасну. Веди себя так, чтобы Ване не было потом стыдно за тебя. Хорошо?

– Хорошо, – коротко кивнула Наташа и, прохладно обняв сестру на прощание, забралась в вагон.

К удивлению Беларуси, они не поехали в Вильнюс. Поезд довез их почти до самого побережья, где Ториса уже поджидала машина.

– Куда мы поедем? – спросила Наташа, забравшись на заднее сиденье. Молчаливый водитель тем временем закидывал их чемоданы в багажник.

– Мой дом стоит на берегу, – объяснил необычайно оживленный Торис. – Я люблю море. Я не представляю своей жизни без него.

Беларусь только пожала плечами.

– Мне кажется, я давно не видела моря. Но, по-моему, один раз я чуть не утонула.

– Действительно? – Литва посмотрел на нее, будто стараясь найти что-то новое в ее лице. – Как это случилось?

– Не помню. Я упала в воду. Меня вытащили. И все, – последняя фраза должна была означать, что Наташе не особенно хочется об этом говорить. Казалось, Торис все понял. По крайней мере, он замолчал и глубоко призадумался о чем-то, подперев кулаком подбородок.

Дом Литвы оказался совсем не большим, но уютным. Стоял он почти на самом берегу, так, что можно было слышать шум разбивающихся о песок волн. Наташа не стала распаковывать вещи – просто бросила чемодан на постель и вышла на просторную, залитую светом закатного солнца террасу.

Теплый солоноватый воздух мягко щекотнул ее лицо. Широко распахнув глаза, девушка глядела на море, казавшееся таким знакомым и незнакомым одновременно. Водная гладь, заливавшаяся за самый горизонт, казалась безграничной, и граница между ней и небом в сумерках была почти невидимой, эфемерной, как грань между глубоким сном и легкой дремотой. Завороженная открывшимся видом, Наташа не заметила, как к ней неслышно подошел литовец.

– Нравится?

– Очень, – ответила Беларусь, не в силах оторвать взгляда от чуть заметного горизонта. – Красиво. И знаешь…

– Что?

– Мне кажется, я была здесь раньше.

Литва, издав тихий смешок, потянул ее за рукав.

– Пойдем прогуляемся.

По берегу они шли в молчании, следя за медленно заходящим солнцем. Прислушиваясь к шепоту волн, девушка отчаянно пыталась понять, что именно кажется ей здесь знакомым, будто она прожила на этом берегу много лет. Они поднялись на широкий каменистый утес, который отвесно обрывался над водой, и замерли на самом его острие. Беларусь внимательно посмотрела на раскинувшийся под ними пейзаж и вдруг, поняв что-то, резко повернулась к своему спутнику.

– Я была здесь.

Литва поглядел на нее внимательно и неожиданно кивнул.

– Была.

– Когда? – требовательно спросила она. Торис смотрел на нее серьезно.

– Вспоминай.

Девушка еще раз окинула взглядом море, острые, покрытые водорослями камни у подножия утеса, и вдруг прошлое, что так долго являлось ей лишь в зыбких снах, предстало перед ней. Беларусь отступила.

– Это… это ты.

Литва молчал. Просто смотрел.

– Это был ты, – пробормотала Наташа. – Тот всадник, который вытащил меня. Я помню… Речь Посполитая… ну конечно!

Одно воспоминание сменялось другим, ослепляя. Тот неудавшийся побег… переправа верхом через мелкую речку… она висела над пропастью, уцепившись из последних сил за камень, и кто-то невидимый протянул ей руку…

– Почему ты не говорил мне об этом? – спросила Беларусь, раздувая ноздри. Торис только пожал плечами, не отрывая взгляда от ее лица.

– Черт, – вздохнула Беларусь, делая шаг вперед, на самый край утеса. – Это было так давно. Я уже забыла. А ты… ты…

Литва повернулся к морю, и порыв свежего ветра развеял его волосы. Черты его заострились, лицо приобрело то гордое и решительное выражение, что было девушке так знакомо. Неужели это тот жалкий слабак, что был приведен Россией в Союз около года назад?

– Идем вниз, – сказал Торис. – Я хочу тебе еще кое-что показать.

На берегу, у крепкой деревянной пристани покачивалась на волнах моторная лодка. Наташа недоуменно посмотрела на Литву.

– И что?

– Иногда… – Торис уже приобрел свой прежний вид и смущенно уставился себе под ноги. – Иногда я выходил на ней в море. На ночь. Нет ничего красивее, чем рассвет здесь. Если хочешь…

Беларусь старательно прятала улыбку.

– Хочу. Если это не опасно.

– Ну уж нет, – Литва неловко заулыбался. – Ты же знаешь, если с тобой что-то случится, Иван меня убьет.

Иван. Имя неприятно скрежетнуло по чему-то внутри, и Наташа едва не накинулась на Ториса с кулаками за то, что он вообще решил его упомянуть. До сих пор брат был для нее центром вселенной, но теперь в ней нашелся уголок, куда ему доступа не было ни при каких обстоятельствах. В другой обстановке Беларусь бы это испугало, но тогда она, напротив, ощутила себя необычайно легко и свободно. Коротко хохотнув, она махнула рукой.

– Заводись, Торис.

Морской узел Литва распутал споро, и так же быстро справился с довольно заурчавшим мотором. Наташа ловко, игнорируя протянутую руку, прыгнула на борт, и тут же лодка сорвалась с места, вздымая вокруг себя прохладные соленые брызги. Беларусь восторженно вскрикнула, когда Торис заложил крутой вираж, огибая выступающие из воды камни. Все казалось прекрасным – и ночь, и море, и звездное небо над головой, и счастливая улыбка Ториса, держащего руль. Лодку тряхнуло, Наташа завалилась на мягкое сидение, вцепилась в борт и звонко расхохоталась.

– Быстрее! Еще быстрее! – голос ее срывался от восторга. Откинувшись на сиденье, Беларусь прикрыла глаза и доверчиво подставила лицо ветру. Давно уже она не ощущала себя настолько живой, настолько счастливой.

Лодка мягко затормозила и замерла на месте. Наташа открыла глаза и в первую секунду испугалась – вокруг раскинулась чернеющая пустота, которую слабо рассеивали лишь подрагивающие на воде лунные лучи. Казалось, лодка покачивается между небом и землей, и от этого ощущения закружилась голова.

– «Какой русский не любит быстрой езды?», – весело сообщил Торис, бросая якорь – тот с оглушительным плеском ухнул в неведомую пучину. – Я правильно сказал?

– Да, – Наташа справилась с головокружением, плеснув себе в лицо соленой воды. – Это из Гоголя.

– Кто-то из ваших? Я не читал, – беззаботно ответил Литва. – Я Достоевского читал. И Пушкина. «Капитанскую дочку».

Наташа на секунду развеселилась, представив, как Торис воображает себя на месте главного героя, а на месте Пугачева, конечно же, Россию, но тут же посерьезнела. Пожалуй, в другой момент разговор о литературе мог бы увлечь ее, но тогда подобная беседа казалась неуместной, как шутовской наряд на военном параде.

– Скажи мне…

– Да?

– Как это произошло?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, – Беларусь сделала неопределенный жест рукой, – то, что я вспомнила. Я сейчас пытаюсь вспомнить еще больше, но это как… как ловить рыбу голыми руками.

На лице Литвы мелькнула тонкая улыбка.

– Это давно было. Ты тогда совсем маленькая была. И Россия еще не был такой сильный…

Наташа слушала, воскрешая в памяти давно позабытые сцены.

В глазах старшей сестры стоят слезы, но она улыбается вымученно и пытается приободрить подавленно молчащую, хмурую девочку. Аккуратно поправляет ей воротник.

– Пойдешь с дядей. Слышишь?

«Дядя», которому на вид еще двадцати не исполнилось, терпеливо ждет, стоя возле лошади, пока сестры попрощаются, только изредка потирает синяк на точеной скуле, оставленный кулаком Ивана. Светловолосая девочка даже не шевелится, когда Украина обнимает ее и все-таки не сдерживает слез.

– Он добрый, он не обидит… а скоро, – голос старшей понижается до шепота, – скоро придет Ваня и заберет тебя.

Лицо девочки светлеет, и на всадника она смотрит насмешливо. В том, что брат еще покажет ему по первое число, она ни чуточки не сомневается. Украина на миг касается губами ее лба и, сдерживая рыдания, подводит к всаднику.

– Вот, забирай… – кажется, с языка ее рвется еще много слов, но девушка сдерживается, только смотрит на юношу с ненавистью.

Стальная ладонь сжимает запястье девочки.

– Договор есть договор. И не смотри так на меня. Не на убой веду.

Оля молча отворачивается, и тут же сильные руки заносят новоиспеченную пленницу в седло.

Беларусь постукивала кончиками пальцев по краю борта.

– А потом что?

– Я о тебе и заботился, – будто оправдываясь, сказал Литва. – Ничего плохого я тебе не делал, клянусь. А потом появился этот идиот Феликс…

Наташа почувствовала, что это вспоминать она не хочет.

– Друзей не выбирают, конечно, – вздыхал Торис страдальчески. – На самом деле он хороший, только его иногда… ну, заносит. В общем, у нас был огромный замок, где мы жили. Три… да, три раза ты пыталась сбежать. Один раз спустилась с крепостной стены на веревке. Второй раз оглушила стражника и открыла ворота. Третий…

– Я помню.

Феликс с гордым видом гарцует на поджаром белоснежном скакуне у самых ворот замка и, кажется, не может сам собой налюбоваться.

– Погляди, Лит! Ну разве не красавец?

Литва не успевает ответить, его заглушает скептическое хмыканье девушки, стоящей чуть невдалеке.

– Ты или конь? Тебя не назову.

– Тебя, блин, не спрашивали, – отрезает Польша, и лицо его мрачнеет. Беларусь довольно усмехается и подходит чуть ближе. Сколько до ворот? Если бежать – долго. А если скакать…

– Ладно, не оскорбляйся, – с улыбкой говорит девушка, хватаясь за стремя. Ошалевший от такого дружелюбия Феликс смотрит на нее широко раскрытыми глазами и на секунду отпускает поводья. Тут же девушка, встав на цыпочки, хватает парня за край кафтана и резким, отточенным движением выдергивает из седла. С воплем Польша летит на брусчатку, а Наташа быстрее ветра взлетает на коня.

– Но! Пошел!

Ветер в лицо – и вот она, свобода. Феликс орет что-то за спиной, подзывая солдат, а Литва… Литва молчит, но девушка не может видеть восхищения, с которым он смотрит ей вслед.

– Ну да… после этого ты бежать уже не пыталась. И вообще, пришел твой брат и… – несколько сдавленно закончил Торис и с опаской поглядел на свою собеседницу. Беларусь усмехнулась и, поднявшись на ноги, потянулась.

– Теперь-то мне все ясно. Может, утопить тебя к черту?

На лице Литвы мелькнул сначала страх, но он тут же сменился облегченной улыбкой. Наташа улыбнулась и, наклонившись, попробовала воду кончиками пальцев.

– Ничего, даже теплая. Надо будет искупаться завтра.

Она проворно стянула с себя туфли и чулки и, усевшись на край борта, окунула босые ноги в воду. Небо медленно начало светлеть, но горизонт так и остался невидимым, а луна лишь больше засеребрилась, бросая на девушку свой мутноватый свет. Беларусь одолело странное, не испытанное прежде ощущение, что она находится в месте, где нет течения времени. Нет ни минут, ни часов, ни дней – только волны, тихо бьющиеся о борт лодки, и безграничная, бездонная пустота – что под ногами, что над головой.

– Какое сегодня число? – спросила Наташа у застывшего в задумчивом молчании Ториса. Он дернулся, будто его резко выдернули из сна, и поглядел на наручные часы.

– Двадцать пер… нет, уже двадцать второе. Уже три часа как двадцать второе июня.

========== Глава 4 ==========

Тишина разорвалась над ними оглушительным грохотом, темноту распорола ослепительная вспышка, льющаяся с небес. Лодку бросило в сторону, отчего Беларусь повалилась на сиденье, а Торис едва не упал в воду. Девушку обдало потоком вздыбившейся от шума и света воды, а затем на море обрушилась могильная тишина.

– Что это было? – спросила Наташа, поднимаясь; в животе у нее медленно скручивался ледяной узел. – Торис, что это?

– Не знаю… – ответил Литва севшим голосом. – Взрыв? Молния?

И тут до слуха Беларуси донесся издалека приглушенный гул самолетных двигателей. Ноги девушки подкосились, и она рухнула без сил на сиденье, закрыла лицо руками.

– Ну нет же… не мог он ошибиться… не мог…

– Война? – изумленно вопросил Торис. – Нет же, быть не может… нет…

Они застыли оба, не в силах пошевелиться, и из оцепенелого транса их вывела бомба, разбившая водную гладь в нескольких метрах от лодки. Торис схватился за якорную веревку.

– Надо спрятаться! Сейчас, я…

Беларусь не стала дожидаться, пока друг поднимет якорь – вытащила из-за пояса юбки короткий острый нож и скользящим движением перерезала веревку. Литва на миг замер с ненужным обрезком в руках.

– Да, действительно, так лучше…

– Скорее, уходим, – Наташу трясло, но голосу своему она с усилием придавала спокойные, даже холодные интонации. Литва, лицо которого было бледнее лунного света, дрожащими руками завел мотор с третьей попытки. Лодка взревела и сорвалась с места, и тут же в небе мелькнула еще одна вспышка.

– Держись! – закричал Торис, с силой поворачивая руль. Наташа завалилась на бок, но успела увидеть, что бомба вошла в воду там, где несколько секунд назад была лодка. От грохота закладывало уши. Не было сомнений – стреляют по ним.

– Торис!

Он, наверное, не услышал ее панический крик. И не заметил еще одну вспышку совсем рядом, подлую и мелкую, как воровской удар в спину. На миг перед глазами девушки сгустилась темнота, а затем невидимая обжигающая сила подняла ее в воздух и с силой швырнула в прохладную, темную воду.

– Ты неправильно делаешь, – терпеливо говорит Литва, в очередной раз помогая девочке всплыть. – Не надо пытаться освободиться от воды. Наоборот. Нужно довериться ей, и она сама вынесет тебя на поверхность. Просто закрой глаза, задержи дыхание, и…

Она не слушает окончание его фразы – набрав в грудь побольше воздуха, с решительным выражением уходит под воду. Глаза открывать не решается, ибо соленая вода сразу начинает щипаться. Вода обволакивает, обвивает, но тянуть на дно не торопится, будто выжидает подходящего момента. Всеми силами стараясь не бояться, девочка расслабляет все тело, и невидимые путы вокруг нее растворяются в нахлынувшем, как волна, умиротворении. И тут же вода, обиженно загудев, стремится вытолкнуть из себя неподатливую жертву.

Вынырнула!

Беларусь огляделась по сторонам. Чуть невдалеке догорало то, что осталось от лодки. Литву не было видно, сколько Наташа не вглядывалась в горизонт. Страх намного сильнее страха утонуть скрутил ее будто щипцами.

– Торис!

Тишина, только потрескивание огня слышно да плеск воды. Неужели…

– Торис! – закричала Беларусь раза в два громче, не обращая внимания, что попавшие на лицо капли морской воды почему-то становятся теплыми.

Вдруг вода зашевелилась под ее ногами, и с тихим всплеском из-под нее вынырнул целый и невредимый Литва, которому на шею Наташа бы непременно бросилась, если б не обстоятельства.

– А я тебя под водой ищу, – пробормотал он, встряхивая мокрыми прядями. – Греби к берегу. Только без шума.

– И так понимаю, – отозвалась девушка и неумело, медленно начала плыть на огни городских маяков. Звуки взрывов тем временем отдалились куда-то за горизонт, а вот шум самолетов стал настолько густым, что заглушал все остальные звуки. Все тело Наташи ломило от усталости, но девушка, упрямо сцепив зубы, продолжала плыть. Берег был совсем близко.

– Не устала? – спросил бесшумно плывущий рядом Торис.

– Нет, – процедила, глубоко дыша, девушка, и загребла с утроенной силой. Огни и тонкая линия песчаного берега прыгали перед глазами, но Беларусь видела их смутно из-за застлавших глаза слез усталости. Казалось, плыть осталось совсем немного. Еще гребок, вытянуть последние силы из тела, еще гребок…

Ощутив, что может нащупать ногами дно, Наташа тут же поднялась из воды, но тут же, сделав несколько шагов, рухнула обратно, подняв тучу брызг. Остатки сил изменили ей.

– Собирайся же… – шептала Беларусь, глядя на колышущуюся совсем рядом с ее лицом воду. – Ну же, собирайся… надо рассказать все Ване…

И тут чья-то железная рука схватила ее за волосы и дернула наверх. Сдавленно вскрикнув от боли, Наташа вцепилась в эту руку и, подняв глаза, столкнулась с убийственно холодным взглядом чьих-то голубых глаз.

– Германия, – прошипела девушка, тщетно пытаясь освободиться. Мужчина разглядывал ее спокойно, без неприязни, как тщательно изучает доктор подопытную мышь перед тем, как вспороть ей живот. Боль по всему телу усилилась, и Наташа забилась, молотя ногами по воде, закричала и зажмурилась, чтобы не видеть этого взгляда.

Но слышать она могла.

– Отпусти ее, ты..!

Спустя секунду стальная хватка разжалась, и получившая свободу девушка полетела в воду. Впрочем, тут же она поднялась и увидела Литву и Людвига, борющихся на мелководье. Впрочем, «борющихся» – слишком сильное слово; Германия без особых усилий повалил с ног своего щуплого противника и сосредоточенно душил, окунув лицом под воду. Торис бился, хрипел и булькающе вскрикивал что-то, тщетно пытаясь освободиться. Беларусь, чей разум в одно мгновение застлала обжигающая пелена ненависти, шагнула к Людвигу, поднимая нож.

– Эй, полегче там.

Кто-то, кому принадлежал этот голос, перехватил запястье девушки и без особых усилий выбил из него нож. Беларусь развернулась, насколько позволяла хватка неизвестного, и тут же увидела безумно сверкающие в ночи алые глаза.

– Гилберт.

– Ого! Сама младшенькая! – пруссак откровенно веселился, на его лице не было и тени отстраненного спокойствия Людвига. – Какой улов, а, Запад? Запад!

Людвиг молчал, вдавливая Ториса в воду. Беларусь издала отчаянный крик и попыталась вырваться, но Гилберт держал крепко.

– Да брось ты его! Сам же говорил – сначала Брагинский!

Германия до ужаса медленно поднял голову и с задумчивым видом кивнул, ослабил хватку. Торис вырвался тут же, закашлялся, отступил на пару шагов и тут же нашел взглядом Беларусь. Наташа ощутила, как к горлу ее прижимается дуло пистолета.

– Ну что, будем спокойнее себя вести?

Литва мучительно закусил губу и кивнул, не отрывая взгляда от лица девушки.

– Вот и замечательно, – весело сообщил Пруссия. – Что делать с этими будем, Запад?

– К остальным, – безразлично отозвался Людвиг, натягивая перчатки. Гилберт усмехнулся и ослабил хватку на миг и ствол опустил, и этого хватило Наташе, чтобы с силой ударить его по коленке, а затем неуловимым движением наклониться. Выстрел прозвучал, но пуля, промчавшись в сантиметре от виска девушки, ушла в небо. Беларусь, как кошка, вцепилась в рукоять пистолета, надеясь вырвать оружие из руки Гилберта, но тут же отлетела в сторону, получив сильнейший удар в живот.

– Вот же… – Пруссия сплюнул. – Мелкая сволочь.

Литва тут же подбежал к девушке, помог подняться и даже чуть приобнял за плечи, будто успокаивая, но Беларусь даже ощутить этого не успела – чьи-то руки растащили их в стороны.

Их втолкнули в сырую подвальную комнату, единственным источником света в которой было лишь решетчатое окно, через которое пробивался слабый рассветный свет. В комнате стояла лишь одна покосившаяся койка, источающее нестерпимую вонь ведро в углу, да у стены валялась груда какого-то грязного тряпья. Железная дверь захлопнулась, и скрежет закрываемого замка будто навсегда отрезал пленников от прежней, мирной жизни.

– Где мы? – срывающимся голосом спросила Беларусь, садясь на койку. Боль становилась все невыносимее, по всему телу открывались мелкие ранки, которые совсем скоро должны были обернуться кровоточащими порезами. Где-то на ее территории убивали людей, а ни одно убийство не могло остаться для страны незамеченным.

– Нас оккупировали, – ответил Литва, присаживаясь рядом. – Если Германия выиграет войну, то могут и убить.

– Не выиграет Германия войну, – Наташа сверкнула глазами. – Ваня нас спасет. Понял?

Если Торис и отнесся скептически к этому ее заявлению, то, по крайней мере, этого не показал. Беларусь вздохнула и посмотрела на узенькое оконце. «Ну где же ты, Ваня?» – подумала девушка с горечью и запрокинула голову, чтобы ни одна слезинка не выкатилась из глаз. – «Ну где же ты? Неужели ты не видишь, мне плохо, спаси же меня…»

– Я слабак, – вдруг прервал ее немые мольбы приглушенный голос Ториса. Наташа опустила голову, и одинокая, маленькая слеза все-таки покатилась по щеке.

– Что ты сказал?

– Я ничтожество, – с каким-то ожесточением проговорил Литва, глядя на собственные руки. – Не смог защитить тебя. А ведь когда-то…

Он вздохнул прерывисто и оглянулся, прижав ладонь к лицу. Наташа коротко коснулась его плеча, отчего по всему ее телу словно пробежал короткий электрический разряд.

– По-моему, ты был очень смелый.

Торис только усмехнулся, но руку не стряхнул, напротив, накрыл ладонь Беларуси своей. Наташа не стала отнимать руку, только голову склонила еще ниже, почти упершись подбородком в грудь. «Ваня…»

Вдруг груда тряпок возле стены зашевелилась и издала продолжительный зевок. Пленники, вздрогнув от неожиданности, заворожено наблюдали, как из-под ветоши высовывается белобрысая голова.

– Ого, – на Ториса тут же уставилась пара глаз, – я, типа, в раю уже?

– Феликс! – радостно воскликнул Литва и, подлетев к другу, сердечно обнял его. На лице Польши отразилась мимолетная гримаса боли.

– Эй, ну ты там поаккуратнее, у меня и без того мало целых ребер… Лит!

Торис отстранился, посмотрел в лицо Феликса тревожно и с горечью, и тут же снова заключил в объятия, уткнулся носом в плечо и забормотал что-то торопливое на польском. С умиленным видом Польша погладил приятеля по макушке, и тут Наташа, решив напомнить о себе, тихонько покашляла. Феликс тут же обернулся к ней. Его глаза расширились.

– Я тотально ошибся, – заявил он, хлопая ресницами. – Я, по ходу дела, в аду.

– Это ближе к правде, – молвила Наташа с неприязнью. – Давно тут?

– Давно, – поляк отстранил от себя Литву и безуспешно попытался подняться. На свету стало видно расплывшийся у него под глазом кровоподтек и явно наспех зашитую рану на лбу. – Два года… или три? А хрен его знает. Жратву не тащили еще, нет?

Наташа только вздохнула, оставляя вопрос без ответа, и тяжело повалилась на продавленный матрац. Голова болела и кружилась, больше всего хотелось только одного – проснуться.

– Не советую спать там, – вдруг заявил Польша. – Клопы сожрут.

Его вдруг одолел приступ булькающего кашля, который завершился деликатным сплевыванием крови в насквозь пропитанную ею тряпку. Торис вздохнул испуганно:

– Что это?

– А, не грузись, – Феликс махнул рукой. – Варшавское гетто, чтоб его. Заманало уже это все, хоть бы сдохнуть…

– Не говори так, – ответил Литва. – Нас освободят.

– Интересно, кто? – хмыкнул Польша, отшвыривая окровавленную тряпку подальше. – Этот маньяк Брагинский? И, типа, лучше будет? Людвиг явно у него учился, не находишь?

– Сейчас убью, – пробормотала Беларусь, стараясь удержать ускользающее сознание. Ее начало мутить, а по телу разлился тяжелый, свинцовый жар.

– Ага, прям убьешь, – Феликс поднялся все-таки с пола, с хрустом размял суставы и подошел к девушке. – Ну и чего ты мне сделать можешь? А?

– Феликс, не надо… – начал было Литва, но поляк только усмехнулся.

– Ни черта не сделаешь ты мне, вот.

Беларуси хотелось задушить наглеца, наслаждаясь его мучительной агонией, но она не смогла даже поднять руку. Ощущая, как начинают тяжелеть веки, она только позвала хрипло:

– Торис…

– Что? – Литва подскочил к ней, отодвинув Польшу. – Господи, что это с тобой?

– Со мной ничего… – язык заплетался, и ворочать им становилось все труднее. – Ничего. А вот с ним сейчас будет много чего… плохого… если ты…

Она хотела сказать что-то еще, но тут кто-то накрыл ее темным одеялом и заткнул уши, так, что девушка слышала лишь приглушенный, как с другого конца света, вскрик Ториса:

– Она без сознания! Дай воды!

– Откуда ж я тебе ее возьму? – резонно спросил Феликс. – По расписанию – принесут…

Что-то теплое коснулось разгоряченного лба девушки, щеки, уголка губ, но Наташа этого уже не почувствовала. Все ощущения, как и мысли, исчезли вслед за светом и звуком.

========== Глава 5 ==========

От автора: Я не знаю, откуда здесь взялся Канада, но, наверное, так было надо )

Темнота. Яркие сполохи пламени. Детские крики.

Хатынь…

Это невыносимо, мучительно больно – где-то под сердцем схватили и не отпускают раскаленные щипцы. Наташа металась, пытаясь отбросить, отшвырнуть подальше череду картин, которые вспыхивали в ее воспаленном сознании. Горы трупов, сожженные дотла деревни, разрушенные города – все это отдавалось ломотой во всем теле, будто кто-то старался переломать девушке все кости.

– Наташа! Проснись…

Хотя Торис был совсем рядом, голос его доносился будто издалека, заглушенный чьим-то плачем, воем сирен, шумом моторов, грохотом выстрелов. Что-то холодное прижалось к губам девушки. Кружка.

– Выпей, вот…

Несколько капель воды стекли в горло, и Беларусь мучительно закашлялась, но глаз не открыла. Сознание вновь покинуло ее.

Дни летели в тревожном, лихорадочном полузабытьи. Девушку бросало то в жар, то в холод, она раз за разом до крови прокусывала губу, чтобы не кричать от боли. Если не удавалось, то вопли свои она слышала будто со стороны и поражалась, насколько нечеловечески пронзительным может быть ее голос. Иногда в камеру приходил Людвиг и избивал кого-то из пленников – просто так, то ли от злости, то ли из какой-то изощренной жажды крови. Наташа слышала крики Ториса будто сквозь вату – гораздо четче и страшнее они были, когда доставалось самой девушке. Едва за палачом закрывалась дверь, осунувшийся Литва подбирался осторожно к подруге, судорожно проверял, не сломали ли ей что-нибудь, клал на лоб пропитанную ледяной водой тряпку и тяжело валился без сознания рядом с койкой.

Иногда к девушке возвращалось сознание, и она могла слышать разговоры своих товарищей по несчастью – приглушенные, будто в палате у безнадежно больного. На то, чтобы вставить в них свое слово, не было сил, поэтому Беларусь просто слушала, чуть приоткрыв глаза.

– Она тут, типа, долго не протянет, Лит.

– Да знаю я. Знаю… вестей нет?

– Не-а. Ты ж знаешь, что нам могут сообщить? Но, подумай…

– Чего?

– Этот… Людвиг, чтоб его, последнее время чаще сюда заваливается.

– И что? – мрачно и обреченно, без всякого выражения.

– Он злится. А с чего бы ему злится, если на фронте у него все шикарно?

– Ты думаешь?.. – в голосе Ториса появилась надежда.

– Уделает его Брагинский, – уверенно заявил Польша. – Хочешь, реально, пари заключим – уделает. Главное, чтоб дойти успел.

Литва только вздохнул в ответ.

Казалось, это будет продолжаться бесконечно – счет времени Беларусь потеряла еще в первую неделю оккупации. Но однажды, в один из коротких светлых промежутков, девушка ощутила, что не может вздохнуть. Воздух вокруг сгустился до такой степени, что в легкие хлынул удушающе горячим потоком. Наташа захрипела и вцепилась в простыню, открывая и закрывая рот, будто выброшенная на берег рыба. К ней тут же подлетел Торис.

– Что с тобой? – исступленно он потряс девушку за плечо. – Ответь, Наташа! Наташа!

– Лит, – донесся из угла безнадежный голос Лукашевича. – Оставь ее. Она, типа, все.

– Нет! – завопил Литва и затряс агонизирующую Беларусь еще сильнее, так, что ее голова бессильно моталась из стороны в сторону. – Очнись! Ну, очнись же!

Наташа смотрела на него и видела и не видела одновременно. Мысли ее стали неожиданно ясными и четкими. «Напоследок я увижу у Ториса истерику», – подумала она, отрешенно глядя, как по исхудавшему лицу друга катятся крупные слезы.

Неожиданно Литва выпустил девушку, с ужасом посмотрел в ее лицо, отступил на пару шагов и вдруг принялся колотить в железную дверь подвала.

– Кто-нибудь! Помогите…

– Лит, – испуганно молвил Польша, глядя на приятеля расширенными глазами, – ты чего это?..

– Помогите! – воскликнул Литва хрипло в последний раз и вдруг, будто сдаваясь, соскользнул по двери на пол и затрясся бесшумно, уткнувшись лбом в колени. Наташа хотела сказать что-то, может быть, приободрить его, но вокруг горла сомкнулись ледяные тиски, безжалостно давящие рвущиеся из груди слова. Тело начало неметь, а разлившийся по жилам холод медленно, но верно подбирался к сердцу.

И вдруг из-за двери донеслись чьи-то тяжелые шаги, звук которых гулко отдавался от обшитых металлом стен. Литва еле успел отпрянуть от двери, как та с оглушительным треском распахнулась.