Текст книги "Поцелуй на прощание (СИ)"

Автор книги: Кибелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Все живы?

Вопрос повис в воздухе. Ошеломленно пленники смотрели на возвышающуюся на пороге рослую фигуру в шинели.

– Здравствуй, Торис, – Ваня, довольно улыбаясь, шагнул в камеру. – О, Польша, какая встре… о, Господи!

Сильные руки подхватили Наташу, словно пушинку, и подняли над постелью. Трясущимися руками девушка обняла брата за шею, уткнулась носом ему в грудь и наконец смогла сделать короткий судорожный вдох, который спустя секунду обернулся громкими рыданиями. Впервые за много лет Беларусь ревела, как маленькая девчонка, сотрясаясь на руках России, и прижималась к нему, а с каждой слезой из тела ее словно утекала боль.

– Наташа, – Ваня нес ее по коридору, – не плачь, все хорошо уже, я тут… сейчас, вынесу…

Даже сквозь закрытые веки солнечный свет ударил девушке по глазам. Глоток пропахшего дымом и кровью воздуха показался глотком жизни. С наслаждением делая вдох за вдохом, Наташа щурилась навстречу солнцу, а Россия бормотал тем временем ей на ухо что-то успокаивающее, ласковое. Теряя уже сознание от потрясения, Беларусь успела обрывочно подумать, что знает, в чем состоит счастье.

Невнятный спор. Голоса. Затем вновь темнота.

Звук капающей воды, чей-то голос – незнакомый, но мягкий, исполненный заботливыми интонациями. Чья-то теплая ладонь отбросила со лба девушки слипшиеся, мокрые волосы, и Наташа ухватилась за нее, будто в этом было спасение. До ушей девушки донесся тихий смех.

– Приходит в себя…

Открыв глаза, Беларусь увидела склоненное над собой лицо светловолосого парня, оглядывавшего ее с теплой улыбкой. На носу незнакомца посверкивали очки.

– Воды, – попросила Наташа, облизывая губы, и перед ней тут же оказался до краев наполненный стакан. Утолив жажду, девушка не без усилий приподнялась.

– Где я?

– В военном госпитале, – ответил парень, забирая пустую кружку. – Советский лазарет переполнен, поэтому ты здесь.

– Советский?.. А ты кто? – мысли Наташи путались, она тщетно пыталась понять хоть малую толику происходящего.

– Меня зовут Мэтью Уильямс, – отрекомендовался ее собеседник. – Я Канада. Один из ваших союзников.

– Союзников?.. – Беларусь окончательно перестала что-либо понимать. – Погоди-ка… сколько я провела в плену?

Ответ одновременно поразил ее до глубины души и многое объяснил:

– Почти три года. А здесь ты уже две недели.

– Три года… – странным было осознание того, что несколько лет выпали из жизни, оставив после себя лишь черную пустоту. – Так значит… ты союзник? А кто еще?

– Америка, Англия, Франция, – перечислил Канада с выражением прилежного ученика. Беларусь откинулась на подушки и попыталась привести разбегающиеся мысли в порядок. Впрочем, для этого требовалось узнать еще кое-что.

– Ко мне кто-нибудь заходил?

– Заходил, – отрапортовал Мэтью, сосредоточенно надпиливая ампулу с прозрачной жидкостью внутри. – Твой брат, например. Очень расстроился, что ты не пришла в себя. Зато оставил – вот…

Тут только Наташа заметила на тумбочке рядом со своей кроватью вазочку с букетом чуть увядших васильков. Девушка с трудом подавила рвущуюся на лицо улыбку.

– А еще?

– Твоя сестра. Очень долго сидела рядом, но ничего не оставила. И еще один. Кажется, прибалт.

– Торис?

– Да, кажется, его так зовут. Он только вчера тут был. Принес шоколад.

Действительно, рядом с цветами лежала тонкая плитка. Наташа потянулась к ней, рассмотрела со всех сторон, ощущая, как в груди разливается что-то теплое. Канада тем временем набрал жидкость из ампулы в тонкий шприц и подступился к девушке.

– Дай руку.

Когда блестящая игла вошла под кожу, Наташа не ощутила ничего. Боль от ран, нанесенных Людвигом, была намного сильнее, но это не помешало Беларуси нетерпеливо спросить:

– А когда я смогу пойти к своим?

– Через неделю, – был ответ. – Как встанешь на ноги.

– Хорошо, – ответила девушка, а про себя решила, что дольше трех дней в этом месте точно не задержится.

Вдруг дверь палаты с треском распахнулась, и на пороге возникло новое действующее лицо – парень, удивительно похожий на Канаду, одетый в коричневую кожаную куртку с американской эмблемой. На его лице тоже играла улыбка, только не тихая и мягкая, как у Мэтью, а до чрезвычайности самодовольная, несмотря на то, что вошедший пытался придать ей самое искреннее выражение.

– Доброе утро, мисс Беларусь, – сверкая ослепительно белыми зубами, парень приблизился к девушке и, цепко схватив за запястье, энергично потряс ей руку. – Добро пожаловать.

– Спасибо, – девушка заставила себя улыбнуться в ответ. – Вы Америка?

– Не стоит церемониться, – улыбка парня стала еще шире. – Можно просто Альфред.

Наверное, на это стоило ответить «Можно просто Наташа», но Беларусь не смогла вытолкнуть из себя эти слова. Несмотря на показное искрящееся дружелюбие, американец вызывал у нее куда меньше симпатии, чем его близнец.

– Ну что же, – не дождавшись ответа, продолжил разглагольствовать Америка, – Мэтью введет тебя в курс дела. Если что-то понадобится – смело зови его, ок?

– О-кей, – отозвалась Наташа с легкой издевкой, которой Альфред, впрочем, не заметил. Или притворился, что не заметил. Заявив еще что-то про общее дело и близкую победу, американец испарился, а Беларуси пришлось несколько раз окинуть палату взглядом, чтобы обнаружить ставшего совсем незаметным Канаду.

– Твой брат? – спросила она. Мэтью неловко улыбнулся.

– Ага.

– Не завидую, – коротко отозвалась Беларусь и, перевернувшись на бок, уставилась в стену. Канада перебирал тем временем какие-то инструменты, но их перезвон не отвлекал Наташу от мрачных мыслей. Непонятно было, как она после освобождения оказалась в американском госпитале, но одно было четко – надо было выбираться оттуда как можно скорее. Выносить долго общество громогласного Америки Беларусь чувствовала себя не в силах.

– Слушай, – обратилась девушка к притихшему Мэтью, – это твой брат поручил тебе лечить меня?

– Да, – честно признался тот. – Он сказал, что ты ни в чем не должна знать отказа. Тебе что-нибудь нужно?

– Если ко мне придет Ваня, пусти его сразу.

– Хорошо, – отозвался Канада. – Я принесу обед.

Он тоже исчез, но одиночество Наташи продолжалось недолго. Не успела она, оставшись одна, закрыть глаза и погрузиться в дрему, как кто-то снаружи забарабанил в оконное стекло. Повернув голову, Наташа увидела за окном широко улыбающегося Ториса, размахивавшего букетом из полевых цветов. При помощи нескольких энергичных жестов Литва попросил Беларусь открыть окно изнутри и, едва девушка сделала это, проворно перемахнул через подоконник и протянул ей цветы.

– Я рад, что ты выздоровела.

– Спасибо, – Наташа положила букетик рядом с вазочкой с Ваниными васильками и забралась обратно в постель. – Может, ты мне сможешь что-нибудь объяснить?

– Что именно?

– Что я тут вообще делаю? – Беларусь покосилась на дверь. – Почему я у… у союзников? Меня же Ваня спас.

Литва тоже бросил опасливый взгляд на дверной проем и, понизив голос, торопливо заговорил:

– Понимаешь, мы плелись к нашим и напоролись на этого… Альфреда. Он начал болтать что-то о союзнической солидарности и сказал, что может найти у себя место в госпитале, если у нас не хватит. Иван все пытался от него отделаться, и тут, как назло, пришла Ольга и сказала, что лазарет переполнен. Ну и…

– Ясно, – оборвала друга Наташа и натянула одеяло до самого подбородка. – Значит, мы лежали рядом?

К ее удивлению, Литва замотал головой.

– Нет. Ольга сказала, что не хватает только одного места. Америка мог забрать только одного из нас. И Ваня сказал – бери, мол, ее.

– Так и сказал? – Беларусь не могла поверить своим ушам. – Не может быть!

– Так и сказал, – подтвердил Торис. – Ну, Америка тебя и забрал.

В первую секунду Наташа ощутила жгучую обиду на поступившего столь несправедливо брата, но уже в следующий миг девушка успокоила себя мыслью, что у Вани наверняка были свои причины так поступить. Или сама перед собой притворилась, что успокоила.

Вдруг дверь палаты открылась, и внутрь зашел Канада с подносом в руках. Завидев незваного посетителя, он, как ни странно, не начал возмущаться, а только улыбнулся:

– Добрый день.

– Добрый, – настороженно проговорил явно не ожидавший подобного приема Литва. – Я не мешаю?

– Нет, конечно нет, – Мэтью осторожно водрузил поднос на тумбочку. – Больше всего ей сейчас нужна поддержка близких. Это поможет лучше всего остального.

Беларусь взглянула на него с благодарностью.

– Спасибо.

– Не за что, – вежливо ответил канадец и вышел в коридор. Едва его шаги стихли за дверью, Литва глухо пробормотал, будто опасаясь собственных слов:

– Я скучал по тебе.

Наташа не знала, что можно на это ответить, и предпочла сменить тему:

– Как дела на фронте?

– Замечательно, – отозвался Торис, как показалось девушке, с некоторой печалью. – Наступаем по всем фронтам. Совсем скоро будем в Берлине.

Девушка яростно сжала кулаки.

– Оставьте мне немного.

Она поправлялась удивительно быстро, и Канада только качал головой, глядя, как его подопечная требует отпустить ее к своим. Ваня не заходил, но про себя Наташа оправдывала это ситуацией на фронте, которая требовала его постоянного присутствия. И, чем дольше она не видела брата, тем энергичнее рвалась к нему. Наконец, спустя мучительный день бесплодного ожидания, ее признали полностью здоровой и разрешили уйти в расположение советских войск. Принесли одежду – форму американского образца, от которой девушка решила как можно скорее избавиться. Стремительно одевшись, она оглядела себя в зеркало. Лицо не утратило еще болезненной бледности, но синяки под глазами и кровоподтеки на скулах почти исчезли, а в глазах зажегся азартный огонек жизни. Рассмеявшись в лицо своему отражению, Наташа направилась прочь из госпиталя, но на самом выходе ее поймал Мэтью.

– Беларусь!

– А, Канада, – девушка нетерпеливо отступила, давая понять, что на долгие разговоры у нее нет времени. – Спасибо тебе за помощь. Мне пора идти.

– Подожди. Скажи мне только одно…

– Что? – недоуменно спросила Наташа, нервно оправляя рукава. От Мэтью не укрылся этот ее жест.

– Скажи, только честно. Как ты живешь в Советском Союзе?

Беларусь ожидала любого вопроса, но только не этого, повергшего ее в растерянность.

– Как живу? Нормально,… а в чем, собственно…

– Твои шрамы, – Мэтью сделал короткий шаг ближе к ней. – Когда мы осматривали тебя, мы нашли несколько… их не Людвиг оставил. Кто-то раньше.

Наташа ощутила, что от лица ее предательски отливает краска, и закусила губу. А Канада продолжал, тревожно скользя по девушке взглядом:

– Если ты не хочешь… или боишься возвращаться, можешь остаться здесь. Я поговорю с братом…

Все это казалось до ужаса нелепым. Беларусь улыбнулась, глядя на решительного Канаду.

– Как же я могу бояться возвращаться домой?

– Но… – у него судорожно дернулось левое веко. Наташа ощутила, как улыбка медленно пропадает с ее судорожно исказившегося лица.

– Советский Союз – мой дом. Мое место там. Все это вас не касается. Прощай.

Он, кажется, крикнул ей что-то вслед и даже протянул руку, словно стараясь удержать, но Наташа не обратила на это внимания. Вышагивая по узкой дорожке прочь от госпиталя, она думала, что понимает, почему Ваня отправил к союзникам ее, а не Ториса.

========== Глава 6 ==========

Со стороны бой, кипевший на улицах полуразрушенного Берлина, мог показаться совершенным хаосом, но в его эпицентре Наташа чувствовала себя как рыба в воде. Еле успевая перезаряжать винтовку, она прицельно стреляла по засевшим в переулке вражеским солдатам и непременно угодила бы под пулю, если б с опасного места ее не оттащил Торис.

– Ты с ума сошла! – он отбросил с лица слипшиеся от крови из рассеченного лба волосы. – Тебя подстрелят!

– Черта с два, – азартно сообщила Беларусь, снимая с пояса ручную гранату. – Сейчас я этим паршивым…

Она не успела договорить – кто-то жахнул из противотанковой пушки в стену дома напротив, и слова девушки потонули в заполнившем улицу оглушительном грохоте и звоне разбитых стекол. Во все стороны полетели тяжелые осколки стены, один из них только чудом не задел голову Наташи, она вовремя успела пригнуться. Литва крикнул что-то, но гораздо четче прозвучал раздавшийся чуть слева мальчишеский вопль:

– Кто-нибудь, помогите!

– Латвия! – тут же вскинулся Торис и быстрее ветра помчался на голос – туда, где кружилась, оседая, пыль от разрушенной стены. Беларусь спешила за ним, не забывая окидывать цепким взглядом балконы домов. Но если там и сидели враги с винтовками наперевес, вряд ли они смогли бы разглядеть хоть что-то в щебеночном тумане.

Райвис лежал чуть невдалеке, распластавшись на земле, винтовка его валялась, будто ненужная игрушка, придавленная камнями. Самого мальчишку не задело, он был просто чрезвычайно напуган и появлению Литвы обрадовался так, будто то был его ангел-хранитель.

– Поднимайся! – Торис подал ему руку, и Латвия благодарно оперся о нее. – Ты цел?

– Вроде да… – дрожащим голосом проговорил Райвис, оглядывая себя. Вдруг за спиной у него возникла, будто из ниоткуда, рослая фигура солдата в немецкой форме, но враг не успел даже вытащить оружие – Литва срезал его метким выстрелом, оттолкнув в сторону мальчишку. Беларусь тут же потащила Латвию в укрытие за грудой обломков стены, по пути сердито выговаривая ему:

– Кто тебя вообще в бой пустил? Сидел бы с Олей в лазарете. Это тебе не игрушки!

– Но мне так хотелось… – бормотал Райвис в ответ.

– Хотелось, чтобы тебя убили? Где Ваня?

– Не знаю…

И вдруг по улицам, будто нарастающая волна, прокатился неясный гул, состоящий из множества взволнованных голосов.

– Там… там, наверху…

Что-то невидимое толкнуло девушку в грудь. На миг ей показалось, что выстрелы и шум стихли, и в городе воцарилась тишина, нарушаемая только звоном винтовок, чьи владельцы сошлись в рукопашном бою на площади перед рейхстагом. Наташа решительно поднялась из-за укрытия. Почему-то она не боялась, что ее могут подстрелить.

– Сиди здесь, – приказала она Латвии. – Что бы ни случилось, сиди здесь. Понял?

Мальчик кивнул, глядя на нее расширенными глазами. Подбежавший Торис заглянул девушке в лицо.

– Куда ты?

– Я должна увидеть Ваню, – спокойно и ровно ответила Беларусь, глядя мимо друга. – Присмотри за Райвисом. Я скоро.

Он не успел ее остановить – она со всех ног помчалась к площади.

Наташа опоздала. К тому времени, как она прибежала, еле переводя дыхание, к месту последнего сражения двух стран, Людвиг лежал уже, поверженный, на земле в луже собственной крови, а Ваня флегматично курил, придавливая побежденного врага ногой к брусчатке. Рывком подняв голову, Наташа увидела развевающийся над полуразрушенным зданием рейхстага ярко-алый флаг.

– Победа! – вскрикнула девушка, роняя винтовку. – Победили!

Казалось, на площади не было больше никого, только они трое. Столкнувшись взглядом с младшей сестрой, Ваня ободряюще улыбнулся ей. Беларусь, радостно улыбнувшись, бросилась к брату, но тут же замерла, завидев чьи-то неясные силуэты у него за спиной. Но кольнувший в сердце страх быстро отступил, сменившись презрительной настороженностью. На площади появились вовсе не враги. Напротив, это были Союзники, якобы случайно подоспевшие сразу после битвы. Пока Наташа решала, кто хуже, до ужаса довольный собой Америка оглядел окровавленного Германию и присвистнул.

– Вот и наш великий Третий Рейх. Не очень-то великий, а?

Людвиг захрипел что-то, пытаясь встать, но Ваня без особых усилий придавил его обратно к земле.

– Неплохо сработано, Брагинский, – усмехнулся Америка. – Можешь отпустить его? Сейчас-то не убежит.

– Без проблем, – вежливо отозвался Ваня и отошел в сторону. Альфред тут же схватил Германию за отвороты изорванного мундира и приподнял над землей, будто перышко.

– Жалкое зрелище.

– Где… – Людвиг с трудом разлепил губы и посмотрел на Америку мутно, – где мой брат?

– Этот-то? А черт его знает. Ребята, – повернулся Альфред к союзникам, – Пруссию не видели?

Будто марионетки, Англия и Франция замотали головами. Тут только Наташа припомнила, что среди них должен был еще затесаться Канада, единственный из этой буржуазной компании, кто вызывал у нее симпатию. Но Мэтью не было, или он опять преуспел в искусстве быть незаметным. Зато из-за спин союзников выглядывал рыжеволосый парень в синем костюме, на чьем лице застыло выражение острой, как нож, печали. Взгляд янтарных глаз незнакомца, полных слез, был устремлен на висящего мешком Людвига.

– Вот так-то, – подытожил Америка и, удерживая побежденного одной рукой, другой наградил его хлестким ударом в челюсть. Голова Германии мотнулась назад, и тут же Альфред швырнул его обратно, на залитую кровью брусчатку.

– Руки марать не хочется, – объяснил он замершим союзникам, вытаскивая совсем не по-военному блестящий пистолет из кобуры. – Сейчас я его…

Людвиг равнодушно смотрел, как на него направляется дуло, только глаза прикрыл, как только оно оказалось на уровне его лба.

– Нет!

Что-то изменилось на площади, будто пропахший гарью и смертью воздух вспорол порыв свежего ветра. Парень в синем, что до сих пор лишь боязливо смотрел на горе побежденных, стоял теперь между Германией и Америкой, широко расставив руки. Дуло пистолета упиралось ему в грудь.

– Италия, – изумленно проговорил Альфред, – что ты делаешь?

Тот решительно закусил губу. Видно было, что он боится, жутко боится, но не отступит даже под страхом смерти. Ваня с интересом, но молча взирал на разворачивающуюся на площади сцену.

– Не надо убивать его, – громко сказал Италия, глядя на победителей. – Сколько бы зла он не совершил… он заслуживает суда. Справедливого!

Голос его звонким эхом разносился по площади, и отдавался в сердце Наташи, будто задевая там какие-то невидимые, но очень важные струны. Альфред нахмурился.

– Какой, к черту, справедливый суд? Этот подонок убивал людей!

– Тогда не будь таким, как он! – крикнул Италия, дрожа всем телом. – Хочешь его убить, тогда и меня заодно!

По щеке его скатилась одна слеза, затем другая. Америка выразительно щелкнул предохранителем.

– Слушай, отойди с дороги, а то я…

– Подожди, Джонс.

Все дружно посмотрели на Россию, который, с невозмутимым видом затоптав окурок, сделал шаг вперед и оказался рядом с Италией. Парень посмотрел на Брагинского с испугом, получил в ответ ободряющую улыбку и, казалось, немного успокоился. Ваня покашлял.

– Италия говорит правильно. Мы устроим суд.

– Да вы что, сговорились? – взбеленился Америка, но спокойный голос России звучал гораздо более весомо:

– Устраивать самосуд значило бы уподобиться тем, с кем мы сражались, как верно заметил Италия. Открытый судебный процесс – лучше всего.

В глазах Англии мелькнуло еле заметное одобрение.

– Чокнутый псих, – только и сказал на это Альфред, но пистолет все-таки убрал. – Ладно, будь по-твоему. У себя в стране не наигрался в прокурора?

Наташа заметила, что глаза брата начинают стремительно темнеть и приобретать уже знакомое ей стеклянное выражение, и сочла за лучшее отступить. Казалось, за одной войной была готова начаться другая.

– Джонс, – ледяным голосом произнес Россия, – хватит меня злить.

– А то что? – ухмыльнулся Америка, но внимательно посмотрел своему новоиспеченному сопернику в лицо и скомкано добавил. – Ладно, ладно, я пойду. Надо посмотреть, в каком войска состоянии и вообще… ребята!

Троица союзников скрылась. Не удостоив их более взглядом, развернулся и Ваня, осторожно перешагнул через склонившегося над Германией Италию и кивнул облегченно вздыхающей Беларуси:

– Идем отсюда.

Наташа внимательно посмотрела на Италию, заливавшегося слезами над истерзанным телом бывшего союзника, и медленно покачала головой.

– Ты иди. Я догоню.

Потрепав ее напоследок по голове, Ваня удалился. А Беларусь, подхватив с земли уроненную винтовку, приблизилась к Италии, тронула за плечо.

– А?.. – увидев Наташу, итальянец съежился возле Германии, будто стараясь закрыть его своим телом. Девушка выразительно закинула винтовку за плечо и продемонстрировала пустые ладони.

– Я безоружна. Видишь? Я не причиню вреда.

– Что тебе нужно? – спросил Италия, шмыгнув носом. Беларусь села рядом с ним на корточки и попыталась придать своему лицу самое доброжелательное выражение.

– Как тебя зовут?

– Феличиано, – отозвался паренек. – А тебя?

– Наташа. Ты не мог бы ответить мне на один вопрос?

– Какой? – Италия непонимающе хлопал глазами.

– Я слышала, он, – девушка покосилась на Людвига, – был жесток к тебе. Очень жесток. А ты был готов защищать его даже ценой своей жизни. Почему?

На бледном лице Феличиано отразилась глубокая горечь. Подрагивающей рукой парень провел по волосам немца, шепча что-то на своем родном языке, потом вдруг зажмурился и на Наташу посмотрел решительно. Почти как на Альфреда смотрел.

– Знаешь… иногда начинаешь к кому-то относиться по-особенному. Что бы он ни делал, все ему прощаешь.

– Да, – кивнула Наташа.

– Я всегда доставлял Германии кучу неприятностей. А он прощал. Я его тоже не виню. Я знаю его другим.

«Как мне это знакомо», – думала девушка, вспоминая безумные глаза Вани и его веселый, беззаботный смех.

– Мы заключили союз и поклялись, что будем защищать друг друга. Я знаю, я слабый, – глаза Италии сверкали, – но Германию я буду защищать, пока меня не убьют.

Выпалив последнюю фразу, он примолк, будто ляпнул лишнее. Беларусь покачала головой.

– Нет, Феличиано, ты не слабый.

– Что? – Италия широко раскрыл глаза.

– Ты не слабый, – повторила Наташа, поднимаясь. – Ты сильнее многих. Возможно, то, что я тебе сейчас скажу, покажется бредом. Но у нас есть много общего. Прощай.

Стремительно, как птица, она двинулась через площадь, провожаемая ошеломленным взглядом Феличиано. В голове метались разрозненные мысли, которые никак не хотели собираться в единое целое. Вдруг на середине пути девушку остановил окрик Ториса:

– Эй, Наташа!

– А, привет, – Беларусь приблизилась к другу. – Не знаешь, где наши?

– Примерно знаю, – Литва обеспокоенно глядел на нее. – С тобой все в порядке? Чего это ты так улыбаешься?

– Ничего, Торис. Просто…

Война вместе с пылью оседала у их ног.

– Просто мне кажется, что сегодня я поняла что-то очень важное.

========== Глава 7 ==========

Председатель суда Артур Киркланд смачно ударил молоточком по столу.

– Тишина в зале суда!

Наполнявший тесный зал гул тут же смолк, и взгляды всех присутствующих обратились к судьям. Наташа и Торис сидели среди свидетелей, судорожно вцепившись друг другу в ладони, и девушка беззвучно молилась, чтобы хоть раз за много лет на ее глазах восторжествовала справедливость. Судей было трое – Америка, Англия и, конечно, Россия. Альфред все казавшееся бесконечным заседание бушевал, не в силах сохранять спокойствие, Артур прохладно задавал вопросы и так же прохладно принимал по-военному четкие ответы обвиняемых, а Ваня сохранял задумчивое и строгое молчание, сверля взглядом пустоту.

Случайных гостей на этом суде не было – были лишь свидетели, и каждый, кроме Феличиано, торопился вспомнить как можно больше ужасных и кровавых подробностей о пережитом. Тот факт, что Северный Италия отказался свидетельствовать, был воспринят с недоумением, однако старший брат Феличиано с лихвой восполнил пробел, оставленный младшим. Когда была очередь Наташи говорить, она вышла к кафедре, едва заметно волнуясь, и старалась сохранить свой голос ровным, а смотрела только на чуть кивавшего ее словам Ваню. Торис говорил тихо и неразборчиво, Артур несколько раз переспрашивал его с легким раздражением. Зато полной противоположностью Литве оказался Польша – громкостью он превзошел даже Альфреда, едва не сломал микрофон на кафедре и порывался показать всем присутствующим свои синяки и шрамы. Но, как только Феликс начал расстегивать ремень с явным намерением снять штаны, Артур поспешил попросить его сесть на место. Теперь же все показания были выслушаны, все доказательства представлены, и решающее слово оставалось за судом.

– Подсудимые, встаньте.

Гилберт и Людвиг поднялись и спокойно воззрились на Англию. Каждый из них на протяжении всего процесса хранил ледяное спокойствие, на вопросы отвечал коротко и по делу, и можно было даже подумать, что братьев совершенно не волнует собственная судьба. Но, заметив в перерыве, как обнимает Пруссия своего младшего брата, ободряюще шепча что-то ему на ухо, Наташа поняла, что за их напускной холодностью скрывается бездна эмоций. И ей было очень интересно, было ли среди них раскаяние.

– Оглашается приговор, – объявил Артур, скользя взглядом по раскрытой папке в своих руках. – Людвиг Крауц, он же Германия, приговаривается к…

За спиной Наташи тихо всхлипывал скорчившийся на стуле Феличиано, и изредка слышался раздраженный голос его брата: «Ну что ты его жалеешь? А ну веди себя нормально!». Артур говорил долго – репарации, разделение на оккупационные зоны, демилитаризация… все это было пустыми словами для девушки, в памяти которой все еще бродил пережитый кошмар. Она гневно сжала губы и опустила голову, чтобы скрыть свое негодование. Была бы ее воля – она заставила бы Людвига пройти через то, что прошла она сама. Все остальное было несущественным.

– Гилберт Байльшмидт, – провозглашал тем временем Киркланд, – он же Пруссия, приговаривается к смертной казни через повешение…

Наташа рывком подняла голову. То же самое сделал и Торис. Пруссия стоял не шевелясь, лишь лицо его побледнело еще больше. Людвиг молчал, сжав кулаки так, что побелели костяшки. Италия всхлипнул настолько пронзительно, что все в зале невольно вздрогнули.

– Позвольте опротестовать приговор, – вдруг разнесся над головами голос Вани. В руке Альфреда громко треснул карандаш.

– Вам есть что сказать, мистер Брагинский? – вежливо спросил Артур.

– Судя по рассказам свидетелей, – Россия грузно поднялся со стула и посмотрел на каждого из присутствующих, – я не нашел вину Байльшмидта настолько большой, чтобы наказывать его столь жестоко. Я прошу помиловать Гилберта Байльшмидта.

Наташе будто воткнули в сердце нож. Едва не задыхаясь от потрясения, она смотрела на брата и не верила, что все это говорит он. Он же видел, что они сделали с ней и с остальными, видел ее без сознания в госпитале, видел разрушения и могилы… и требует жизни для этого прусского ублюдка?

– Я не понимаю, – пробормотал Торис, вновь склоняя голову, – почему он…

– Я тоже, – отозвалась Наташа, сжимая руку друга. – Тихо.

Прокатившийся по залу шепоток стих. Россия посмотрел на Киркланда с легкой усмешкой.

– Я готов взять Байльшмидта под личную ответственность.

Тут пришла очередь Гилберта изумляться:

– Что? Что ты сказал, медведь хренов?

Взгляд ясных глаз России тут же обратился на него.

– Я готов забрать тебя под свою ответственность, – повторил Иван, – и взять тебя в свой дом.

Пруссия сморгнул растерянно, а спустя секунду оглушительно расхохотался, сверкая взглядом:

– А! Я понял! Думаешь, я стану твоей комнатной собачкой, потому что ты якобы спас мне жизнь? Стану, как эти, – рука его обвиняющее указала на сгрудившиеся у стены республики Советского Союза, – вылизывать тебе задницу и дрожать при твоем появлении? Не дождешься!

– Что?! – завопил Грузия, подскакивая со стула; тонкая, миниатюрная Азербайджан испуганно схватила его за рукав, а сидящий рядом Латвия едва не упал в обморок. – Как ты нас назвал, гнида? Я тэбе сэйчас покажу, кто тут сабачка!

– А валяй, – ухмыльнулся пруссак, закатывая рукава, – валяй, подеремся!

Артур вновь заколотил молотком:

– Сохраняйте тишину!

Грузию объединенными усилиями Азербайджан и Армении все-таки удалось усадить на место, и молчание вскоре было восстановлено. Пруссия ухмыльнулся еще шире и посмотрел на Артура язвительно.

– Господин судья, я настоятельно требую, чтобы меня повесили.

– Ваше мнение, подсудимый, никого не интересует, – отбрил Англия и повернулся к добродушно улыбающемуся России. – Ввиду ваших особых заслуг в деле общей победы, господин Брагинский… ваш протест принят. Суд меняет приговор.

Наташа и Торис переглянулись. В зеленых глазах Литвы Беларусь безошибочно прочитала свою собственную мысль: «И это чудовище будет жить с нами в одном доме?!». Россия улыбнулся еще шире.

– Благодарю, Киркланд.

– Чокнутый псих, – пробормотал Америка, вертя в руке обломки карандаша. Пруссия посмотрел на Брагинского с ненавистью и дерзко выпалил, будто плюнул:

– Не думай, что тебе удастся меня сломить, водочник.

– Я и не думаю, – безмятежно улыбнулся Россия. В этот момент сквозь пелену непонимания и злости Беларусь ощутила острую гордость за брата. Что ни говори, а в этой войне выиграл он. По всем фронтам. И какие цели бы он ни преследовал, решив приютить в своем доме Пруссию, пусть даже Наташе они казались непонятными, поступать так было его законным, выстраданным правом.

Из зала суда Наташа вышла вместе с Литвой, которого тут же окликнул затесавшийся рядом поляк:

– Торис, подвали на секунду, а?

– Я сейчас, – тихо, словно извиняясь, бормотнул литовец и, посмотрев на Наташу виновато, отошел вместе с Польшей в дальний угол. Беларусь коротко посмотрела, как между ними завязывается беседа, и принялась искать взглядом Ваню. Все же стоило задать брату несколько вопросов. Но России не было видно – видимо, он остался еще обсудить что-то со своими союзниками.

Мимо Наташи прошли Людвиг и Феличиано – заплаканный итальянец, повисший на локте Германии, столкнулся с девушкой взглядом и несмело улыбнулся ей сквозь слезы. Беларусь ответила легким кивком, и тут чья-то рука опустилась ей на плечо.

– А? – Беларусь обернулась, и тут же у нее отлегло от сердца. Перед ней стоял Канада. – А, Мэтью. Это ты. Я тебя не заметила.

– Я не обижаюсь, – мягко улыбнулся Канада. – Я привык, что меня нечасто замечают. Многие даже не помнят, как меня зовут. А ты помнишь. Как тебе суд?

– Лучше, чем я ожидала, – пожала плечами Наташа. – Но хуже, чем надеялась.

– Как думаешь, зачем твой брат спас Пруссию?

– Я как раз хотела у него об этом спросить. Они уже вышли?

– Еще обсуждают что-то, – безмятежно сказал Мэтью. – Но я рад, что все хорошо кончилось. Раны уже не болят?

– Нет. Все почти зажило.

– Хорошо, – сказал Канада и добавил вдруг несколько стестенно. – Как думаешь, мы еще увидимся?

– Не знаю. Мы же живем на разных концах мира, – усмехнулась Наташа. Вдруг Мэтью совершил странную вещь – взял ее ладонь в свои и доверительно сжал.

– Мы же союзники, верно? Если тебе вдруг понадобится моя помощь – позови. Я постараюсь.

От изумления девушка даже не подумала высвободить руку. Спросила только беспомощно:

– А как мне тебя найти?

– Через ваше посольство, – улыбнулся Мэтью, отпуская ее. – Ладно, мне пора. Пока.

– Пока… – ошеломленно пробормотала Наташа, глядя ему вслед. Все это казалось теперь не просто нелепым, но еще и щемящее опасным. И, несмотря на то, что в разговоре этом не было, на первый взгляд, ничего предосудительного, девушка поняла, что Ване она ничего о нем не расскажет.