Текст книги "Одиннадцать камней (СИ)"

Автор книги: Кэтрин Бат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

4.

Жизнь в бродячем цирке хороша путешествиями. Алан иногда вспоминал мать, точнее ее профессию. Спустя годы он осознал, что она была кем-то вроде искательницей приключений. Она также путешествовала в своей компании, видела много городов и узнавала людей. Мысль о том, что он унаследовал любовь к путешествиям от матери заставляла его чувствовать на сердце тепло. Хоть он и считал, что мать поступила с ним подло, бросив в приюте и навсегда покинув его жизнь.

Однажды он рассказал о своем детстве Розамунд, когда они общались за пределами лагеря под звездами после спектакля, и девушка спросила.

– Ты ненавидишь ее за то, что она тебя бросила?

Алан покачал головой.

– Я не могу сказать, что ее ненавижу. Кажется, я даже понимаю ее.

– Понимаешь? – изумилась Розамунд, и с негодованием глянула на Алана. По ее лицу читалось, что она думает о женщине, что приходилась Алану матерью.

– Это была не ее жизнь, – спокойно ответил Алан, отворачиваясь. – Она жила приключениями, опасностями, охотой. Ей было тяжело жить с людьми, привыкшими вести размеренную деревенскую жизнь. Ей нужен был адреналин, подобный тому, что испытываешь ты, зависая высоко над ареной цирка. Прямо скажем, мать из нее была никудышная. Но, думаю, она была отличной охотницей.

– Ты слишком добр, – покачала головой Розамунд после недолгого молчания. Акробатка посмотрела на звезды, и те загорелись в ее черных глазах. – Я бы никогда не простила человека, который бросил бы меня! Если уж приносишь жизнь в этот мир, то будь добр, позаботься о ней как следует.

Она сжала кулаки и отвернулась. Было видно, что эта тема для нее личная. В бродячем цирке были люди, приходившиеся друг другу семьей. Но было много тех, кто, как и Алан, появились здесь по воле случая. Розамунд тоже была «потеряшкой».

– Не думаю, что у нее был выбор, – с грустным смешком ответил Алан, и тоже отвернулся. В этом году ему исполнится тринадцать, и он уже многое понимал в этой жизни. – Ты же знаешь, я наполовину великан…

– И что!? – горячо возразила Розамунд. – Вторая половина тебя – человек. Ты был ее сыном!

Алан почувствовал, как в горле встал ком. Он чувствовал, какая это болезненная тема для него, ему хотелось перевести разговор.

– Розамунд, а ты расскажешь про свое детство? Я почти не знаю про него…

Алан почувствовал, как затянулось молчание. Его сковал страх, что он сказал что-то запретное, из-за чего Розамунд может обидеться. Но, когда девушка заговорила, он с облегчением вздохнул.

– Я родилась шестнадцать лет назад в какой-то многодетной семье. У меня было куча сестер, и мы все спали в одной кровати. У меня и братья были, и один из них постоянно лапал меня, – Розамунд с отвращением передернула плечами. – Однажды я его сильно ударила в челюсть и выбила пару зубов. Он тут же заплакал и побежал жаловаться маме, – девушка со злорадством усмехнулась. – Меня тогда сильно отшлепали, но это того стоило. Больше он ко мне и на шаг не подошел, и убегал, едва видел меня.

– Ничего себе! – воскликнул Алан, с трудом укладывая услышанное в голове. – Не могу представить, что ты могла навредить кому-то!

– А то! Я была той еще оторвой, – засмеялась Розамунд, она посмотрела на Алана, в глазах снова горело веселье. – Я лазила по деревьям в соседском саду и рвала яблоки. Я была ловкой гимнасткой, на зависть всем детям, и благодаря этому меня никогда не догоняли хозяева сада, и я могла прокормить своих сестер.

Алану оставалось только снова с восхищением вздохнуть, представляя, как Розамунд ловкой обезьянкой убегает от взбешенных соседей с яблоками в карманах. А девушка продолжала.

– В конце концов, мне надоела эта жизнь, и я решила сбежать. Родители не уделяли нам никакого внимания, я сначала заботилась о своих сестрах, а потом подумала: «Пантеон, почему я должна заботиться о них, если в нашей семье еще трое братьев?». Я наказала им заботиться о сестрах, а сама сказала, что найду работу. Теперь я в цирке, и все свое жалование направляю домой. Лилия, моя сестра, отчитывается мне каждый месяц. Деньги исправно тратятся на еду и одежду, а не на игры и алкоголь, как сначала я боялась. Но пускай не думают, что я буду обеспечивать их до конца жизни. Жасмин уже вышла замуж, Примула тоже не испытывает недостатка женихов. Мне, конечно, особо не на что тратить деньги, но все-таки, – Розамунд устало потянулась, – все-таки моя настоящая семья здесь.

Алан улыбнулся. Семья. Значит, Розамунд считает и его членом своей семьи.

– И что ты купишь для себя, когда появится такая возможность? – с интересом спросил Алан. Розамунд, недолго думая, ответила:

– Краски. Я очень люблю рисовать.

5.

Тем летом они остановились в живописном уголке в Гернсэте, где-то на севере страны. Тут были великолепные виды – горы, водопады. Цирк раскинул свои шатры недалеко от деревни и слева от леса. Недалеко был обрыв, откуда выходил замечательный вид на окружающую природу.

– Розамунд, может прогуляемся к обрыву? – как-то сказал Алан, подойдя к акробатке после тренировки. Его сердце наполнялось теплотой, когда он видел ее. Она стала уже совершенно взрослой девушкой, и он не мог отвести взгляда от ее красивой фигуры, скрытой под синим комбинезоном. Когда она смотрела на него, лицо Алана становилось красным, как закатное солнце. Молодой артист цирка понимал, что был влюблен в нее.

Но существовало одно «но». Она была старше Алана на три года. Она была словно из другой вселенной, недостижимой, как звезды. Пока он стоял на арене, она парила над зрителями, делая изумительные пируэты в воздухе. Ему никогда бы в жизни не хватило смелости сказать ей в глаза, что он влюблен.

Розамунд, в сравнении с ровесницами, с опозданием приняла тот факт, что является очень красивой девушкой и может вызывать трепет у сильной половины человечества. Почему она не понимала этого раньше, для Алана было загадкой. Факт оставался фактом – в семнадцать лет, когда многие девушки уже становятся женщинами, женами и мамами, она впервые поняла, что значат все эти завороженные взгляды в ее сторону.

И из всех этих взглядов она предпочла Маркуса.

Маркус в свои семнадцать официально считался самым красивым, при первом же появлении на сцене, юные зрительницы исходили от восторженных вздохов. Маркус обожал манипулировать ими, показывая опасные трюки. Казалось, что испуганные визги, доносившиеся из зрительного зала, хорошенько так тешат его самолюбие. Алан всегда пренебрежительно закатывал глаза. Какие могут быть опасности у Маркуса. Максимум надорвет себе спину. Хорошо бы!

И он бы не испытывал бы ничего к нему, кроме пренебрежения, если бы тем роковым летом Розамунд на вопрос Алана «может прогуляемся к обрыву», та не ответила, отводя взгляд:

– Нет, Алан. Я уже иду гулять с Маркусом.

Как же так? Почему человек, излучающий тепло и свет, предпочел такого идиота, как Маркус? Маркуса, которому нравится красоваться перед девчонками. Самовлюбленного Маркуса, который так бесит Алана!

В тот момент нефелим-полкуровка сжал кулаки, но лицо его осталось непроницательным.

– Значит в другой раз? – без всякой надежды уточнил Алан. Он знал, что не будет другого раза. Черные глаза Розамунд не смотрели на него, ее мысли явно бродили далеко отсюда. Где-то там, где был Маркус, не Алан.

– Да, конечно, – довольно убедительно сказала Розамунд. Камень может быть и поверил, но Алан сразу же распознал ложь.

Первая любовь, к тому же безответная, весьма мучительна. Алан потерял всякий аппетит, а на репетициях выглядел не самым лучшим образом. Его мысли всегда бродили вдали от цирка, он думал о Розамунд, о Маркусе, о том, что они где-то сидят рядом, держатся за руки…

– Не отвлекайся! – одернул его напарник, который играл роль главного задиры. В жизни этот член труппы относился к Алану вполне нейтрально, хоть и был заносчивым.

– Да, простите, – Алан извинился и сел на стул. Сейчас нужно было прогнать сценку с чаепитием. Напротив него уже сидели три его напарника, три «задиры», как он называл их про себя. Во время представлений у них был безумно глупых грим, который всегда Алану казался несмешным. Как можно смеяться над такой ерундой? Но людям почему-то нравилось…

– О чем ты мечтаешь? Ты играешь роль недалекого, но все-таки ты не должен быть в прострации! – возмущался второй задира. А третий просто играючи ткнул в него желтым зонтиком. Как же Алана бесил этот желтый зонт, незаменимый атрибут третьего задиры.

– Да-да, я понял, давайте продолжим, – отвел глаза Алан и посмотрел в сторону зрительного зала. Босс сегодня присутствовал на репетиции, но не смотрел в их сторону. Он что-то обсуждал с конферансье насчет их предстоящих номеров. Слух полувеликана уловил вдруг имя Розамунд.

– …Я думаю, ее хорошо оставить на конец программы. В прошлом городе ее приняли с огромным восторгом, – говорил Босс, поправляя оборки на своем сверкающем костюме. Даже в обычный день он выглядел экстравагантно, как и полагается главе цирка.

– Обычно мы ставим на конец львов. Вы уверены, что Саймор не обидеться? – немного заискивающе уточнял конферансье. Все в цирке знали, что он и Саймор лучшее друзья. Конечно же он будет защищать друга.

– Ты же видишь, как он стар. И эти львы… В Гернсэте странное отношение к цирковым животным, здешний народ считает это варварством. Будет хорошо, если мы вообще отменим львов.

– Заменить львов на какую-то акробатку!? – возмутился конферансье. – Она не такой профессионал, как Саймор. Послушайте, сэр. Я всегда был честен и прям с вами. В рыжей голове этой девушки гуляет ветер. Я слышал, что она с Маркусом…

– Не желаю слушать, кто с кем в этой труппе гуляет и спит, – поднял руку в знак протеста Босс. – Меня это не касается. Пока это не мешает работе, конечно.

– Но…, – хотел было что-то сказать конферансье, но Босс перебил его.

– Розамунд будет выступать в финальном номере, и точка. Я передумаю, только если вдруг узнаю, что она беременная. А пока все на этом.

Босс вдруг встретился глазами с Аланом, и тот быстро отвернулся. Заметил, что Алан подслушивает, вместо того, чтобы репетировать? Да какой в этом смысл, если у него все равно нет слов.

Третий «задира» болезненно ткнул его зонтиком в плечо.

– Налей-ка нам чаю, Камень. Или твои пальцы слишком большие для этого чайничка? – он засмеялся своим фирменным противным смехом, который тренирует перед зеркало каждое утро, чем сильно достает соседей. Остальные «задиры» подхватили этот смех, хотя их лошадиное ржание было далеко от профессионализма третьего.

Алан натянул привычную улыбку тупого великана, взял в руки маленький чайничек из кукольного набора, в котором воды едва хватило бы на одну порцию. Реквизит специально сделали таким, чтобы сцена выглядела еще комичнее.

Но глаза его отражали смесь разных чувств. И больше всего в них было гнева. Его большое сердце разбивалось на мелкие кусочки, как реквизитное блюдце, которым первый «задира» бил его по голове.

– Аккуратнее, Камушек! Это фамильная скатерть!

6.

– Прости, Алан, что не пошла с тобой гулять.

Голос Розамунд мелодией лета ворвался в сознание Алана, когда он чистил ногти, сидя на траве, рядом со своим шатром. Щеки молодого парня залил румянец, он тут же спрятал руки за спиной.

– Розамунд, – растянул он губы в улыбке. Ну как он мог на нее сердиться? Она была его солнцем, светом, самым прекрасным человеком, которая понимала и ценила его.

Только Розамунд не улыбнулась. Она взяла Алана за руку и дернула за собой.

– Сходи со мной на рынок. Это, конечно, не та прогулка, на которую ты рассчитывал, но… – она виновато посмотрела на него. – Если ты не занят, конечно.

– Не занят! Конечно, я пойду с тобой! – воскликнул Алан, чувствуя, как сердце снова делает радостный кульбит. Прогулка! Он будет рядом с ней несколько часов, пока они идут на рынок. Алан поблагодарил всех богов, что знал, за то, что они дарили ему возможность побыть рядом с Розамунд.

– Вот и отлично, – с облегчением выдохнула девушка. Кажется, она действительно чувствовала себя скверно, но увидев, что Алан не сердиться, чувство вины моментально испарилась. – Мне нужно купить хлеб, колбасу, сыр и сидр.

– Собираешься устроить пир? – поинтересовался Алан, шагая вслед за рыжеволосой. Он с замиранием сердца следил за тем, как ветер играет с ее волосами. Совсем рядом, только руку протянуть!

– Практически, – улыбнулась Розамунд. Затем, когда они покинули стоянку, понизила голос до шепота и поделилась. – Я бы купила что покрепче, эль или вино, пора бы уже попробовать, но завтра у меня тренировка прямо с утра. Не хотелось бы проспать…

– Ни в коем случае, – кивнул Алан, и вспомнил разговор Босса и конферанса. – Слышал, что Босс хочет поставить тебя на финал. Это большая победа, Розамунд. Ты наша звездочка, поздравляю.

Девушка вдруг остановилась, посмотрела на Алана. Ее глаза загорелись.

– Правда? Откуда ты знаешь?

Алан тоже остановился и задумчиво посмотрел на Розамунд. Та подняла голову, чтобы смотреть в его глаза. Он был почти на голову выше девушки.

– Ты разве еще не знаешь?

– Конечно, нет! Только сейчас узнала, от тебя, – Розамунд с нетерпением заправила прядь волос за ухо. – А как же Саймор? Сколько себя помню, он всегда закрывал программу. Все люди любят львов!

– Но не жители Гернсэта, – улыбнулся Алан, вспоминая детали разговора на репетиции. – Это не важно, Розамунд. Важно, что Босс делает ставку на тебя. Я очень рад за тебя!

Розамунд широко улыбалась, глядя на него. Ее глаза заблестели.

– А я рада, что ты веришь в меня. Ты настоящий друг, Алан. Я такого не заслужила…

Она поникла и закрыла глаза. Затем зашагала в сторону городка. Алан поспешил за ней. Он не понимал, с чего Розамунд так сказала. Это Маркус не заслуживал ее!

Вспомнив о Маркусе, Алан скрипнул зубами. Вот бы она не думала об этом самовлюбленном жонглере гирями, а подумала о нем. Алан не хотел быть ей просто другом.

Когда они вошли в город, Розамунд начала о чем-то весело болтать. О чем-то пустом и незначительном, Алан плохо запомнил суть, он слушал только ее прекрасный голос. Они быстро разобрались с покупками, оставалось приобрести только сидр.

– Наша дорога лежит в «Шепот кушанты», – сообщила Розамунд, пока они пересекали улицу. Название Алану показалось странным.

– Кушанта? Что это такое?

– А ты не знаешь? – удивилась Розамунд, словно об этом слове знали все вокруг. – Тебе в детстве совсем сказок не рассказывали? Кушанты – злые духи, приходящие во снах в образе красивых девушек. Они шепчут на ухо спящим всякую ложь, а на утро человек не может различить сон от реальности, и верит всему сказанному.

– Ну и ну. И в честь них назвали таверну? – хмыкнул Алан, глядя на сияющее на солнечном свете название.

– Ты еще не был в Жентомске. Где странные названия, так это там! Сапог Слюнявого Сторожа, Душный Дар Дракона…

Розамунд засмеялась, Алан легко подхватил ее смех.

Они вошли в таверну, где подавали различные напитки, в том числе и сидр, который был безалкогольным.

– Говорят, сегодня будут падать звезды, – улыбнулся владелец таверны. Он оценивающе смотрел на Розамунд, и поглаживал свою седую бороду, а Алан подумал о том, чтобы разбить об голову старика какой-нибудь поднос. – В такой вечер хорошо пить глинтвейн. Сидр – это как-то не солидно для такой красивой девушки…

Розамунд на него покосилась, забирая холодную бутылку.

– Нет, как-нибудь в другой раз…

– А вы, молодой человек, – старик посмотрел на Алана. – Что-нибудь брать будете?

Алан засмотрелся на Розамунд, и пропустил вопрос старика мимо ушей.

Сегодня ночь звездопада… Розамунд готовит еду, покупает напиток, которого хватит на двоих… Дыхание Алана на миг перехватило. Он почувствовал себя дураком. Похуже того, что он изображает на сцене.

Она собирается провести эту ночь с Маркусом. Не с Аланом. Она любит великолепного Маркуса, а не чудака великана с прозвищем Камень.

– Розамунд? – окликнул девушку Алан, когда они покинули стены города. Рыжая вынырнула из мыслей и вопросительно посмотрела на великана. – Зачем ты позвала меня собой?

Между бровей девушки пролегла складка. Она не понимающе посмотрела на Алана.

– Просто так. Тебе сложно что ли?

– Нет, но… – Алан покачал головой. – Нет, ничего. Не бери в голову.

7.

Вечерело. Сумерки опустились над городком. Алан сидел на камне и чертил какие-то фигуры на песке. Его мысли крутились вокруг Розамунд. И Маркуса.

Будет ли она относится к Алану как и прежде, если будет общаться с Маркусом? Можно было бы с оптимизмом подумать, что та могла бы переубедить его относится к великану получше. Вот только Алану Маркус не нужен был. Пускай и дальше относится с пренебрежением, но уберет руки от Розамунд. Пускай не отнимет у него единственного человека, который относится к нему хорошо!

Розамунд скоро станет очень важной фигурой в цирке. Боссу она нравится, он сделает из нее звезду. А в перерывах она будет прижиматься с Маркусом по всем углам. Алану останется только одно – одиночество. Так привычно, но больно…

Он злился на Розамунд. Почему она выбрала именно Маркуса, а не Алана. Потому что он нефелим? Полукровка? Дитя великана и женщины, бросившей своего ребенка. Существо, которого можно только пожалеть. И над которым смеются в цирке, как над каким-то зверьем.

Алан сжал палку в руках и сломал ее. Так нечестно. Розамунд должна любить его! Потому что он, в отличие от Маркуса, никогда не посмотрит в сторону другой девушки. Не будет красоваться перед ними и тешить свое самолюбие. Но что ему остается? Сегодня ночью они будут смотреть на звезды и пить свой сидр, пока он рисует глупые узоры на песке!

Алан не помнил, как ноги в тот час привели его в таверну «Шепот кушанты». Старик тут же узнал его, и по одному выражению лица понял, что ему нужно выпить.

– Эль. Тебе нужен хороший эль, – он по-приятельски хлопнул Алана по плечу. – Эх, парень. Вижу та красавица ушла смотреть на звезды не с тобой. Очень жаль…

Алан исподлобья глянул на хозяина таверны. Какое ему вообще дело?

– Кажется, я видел ее в цирке? Вы же цирковые ребята? Я видел ваше шоу, когда был в Верхних Соснах две недели назад. Эта девушка может заворожить любого.

Алан сжал зубы. Розамунд разжигает огонь в сердцах у всех мужчин. О чем он вообще думает? У него нет и единого шанса!

– Хочешь дружеский совет, а? – подмигнул старик, будто они были знакомы много лет. Алан пожал плечами.

– Такие девушки встречаются редко. Заслужи ее внимание, пока не поздно. Покажи, что с тобой она будет как за надежной стеной.

Алан скривил губы.

– За надежной стеной? Да кто я такой? Полукровка, недотепа, который мог бы с тем же успехом чистить вольеры для животных. Ей не нужен такой, как я…

– Глупости! – оборвал его хозяин таверны. – У меня тут в таверне бывает много людей, и я научился видеть хороших и плохих. Так вот, у тебя большое сердце, я вижу. Сердце великана, – он посмеялся гортанным звуком. – И это очень важно.

Большое сердце. Так и мать говорила. Он это запомнил. А потом она бросила его, как бросает и Розамунд. Всем плевать, что у тебя большое сердце. Ты будешь подавать людям чай, а об твою голову будут бить блюдца.

– Можете дать мне бутылку вина? – поднял взгляд Алан от кружки, в которой плескалась пара капель на дне. – Хочу сделать подарок.

8.

Розамунд не пришла на репетицию. Алан видел, как Босс закипает. Масло в огонь подливал конферанс, твердивший:

– А Саймор уже здесь. Может, пока будят Розамунд, прогоним трюк со львами?

Босс резко отмахнулся.

– Хватит гудеть над моим ухом. Алан!

Алан, сидевший рядом с остальной труппой в зале, вздрогнул. И тут же вжал голову в плечи. Может, он догадался? Но как он мог узнать?

– Сходи, посмотри, разбудили твою подругу или нет. Пускай поторопится. Каждая минута промедления – дополнительная шкура, которую я с нее сдеру!

Алан кивнул, и решил поторопиться. Он быстро выбежал из шатра и поспешил в лагерь, в ту сторону, где жила Розамунд.

Он чувствовал что-то вроде чувства вины. Не переборщил ли он? Ему совершенно не хотелось, чтобы у Розамунд были проблемы. Хотя, кажется, без этого нельзя было обойтись.

Вчера он провернул трюк, на какой только был способен человек, выпивший свою первую кружку эля. План казался ему грандиозным, хотя, казалось, как будто это действительно нашептала ему коварная кушанта, сошедшая со страниц детских сказок.

Он купил бутылку вина, вернулся в лагерь. Небо уже заволокло синевой, и Алан боялся, что уже опоздал. Но потом он увидел, что Маркус болтает рядом с кухней со своей командой силачей. Алан поспешил быстрее к его шатру, плохо помня себя. Он наспех набросал записку и поставил бутылку на стол. Нефелим надеялся, что Маркус не знает почерка рыжеволосой акробатки. На удачу для этого плана, Алан знал, что они с Розамунд умеют писать крайне плохо, печатными буквами и с ошибками, в то время, как Маркус вроде неплохо умеет читать.

На записке он оставил: «ВОЗМИ САБОЙ ЭТУ БУТЫЛКУ. СУРПРЫЗ! РОЗАМУНД».

Алан покинул шатер своего соперника, затем проник к Розамунд. Той тоже не было на месте, зато осталась корзина с бутербродами и бутылка сидра, бережно завернутая в полотенце. Алан почувствовал, как замерло его сердце, когда увидел бережно приготовленные бутерброды. Не для него, для Маркуса. Он ей действительно нравится, ее забота целиком и полностью направлена в сторону этого человека.

«Правильно ли я поступаю? Это так низко… Я чувствую себя последней гадюкой» – подумал Алан, когда взял бутылку сидра в руки. Возможно, стоило бы поступить по-мужски, а не попробовать победить хитростью? Вызвать Маркуса на дуэль? Но нет, у Алана было мало шансов на победу. Маркус тягает гантели по пятьдесят килограмм, а Алан, не смотря на рост, никогда и мухи не обидел.

«Уже поздно отступать» – решился Алан, сжал в руках бутылку и исчез вместе с ней из шатра.

До рассвета он не мог уснуть, крутился в кровати. Неведенье убивало его. Только когда Розамунд не пришла на тренировку ранним утром, Алан понял, что его хитрый план сработал.

Но принесет ли он те плоды, на которые рассчитывал Алан?

Когда он вошел в шатер, его встретила довольно неприятная картина. Две ассистентки окружили Розамунд, лежащую на кровати, а та, в этот самый момент, поливала ведро содержимым своего желудка. Алан тут же отвернулся.

– Ой, я не вовремя…

– Говори тише, – шепнула ассистентка, брезгливо убирая ведро в сторону, когда Розамунд перестало выворачивать. – У нашей звездочки первое похмелье.

Вторая ассистентская поморщила нос.

– Перебрала с алкоголем. Ну, конечно. Этот Маркус тоже корчится там у себя.

– Мы не знали, что это вино, – поморщилась Розамунд, откидываясь на подушки. Она закрыла глаза ладонями. – Пантеон, почему свет сегодня такой яркий!

– Не знали, что пьете? Серьезно? – усмехнулась первая ассистентская.

– Конечно. Оба дети малые, по сути, – надменно сказала вторая, хотя она едва ли была старше двадцати.

– И как им вино продали? – продолжала сетовать она. – Оттуда, где я родом, детям алкоголь не продают.

– Да какие они дети. Этот Маркус такой лоб. В Гернсэте в этом возрасте уже выходят замуж, даже раньше.

– Прекратите уже говорить? – Розамунд пыталась закрыть уши подушкой. – Выйдите отсюда. Все.

– А как же репетиция? – тихо спросил Алан, чувствуя себя неловко. Розамунд же было плохо по его вине. – Босс злится.

Розамунд шикнула что-то нелицеприятно в сторону Босса и зарылась под одеялом. Ассистентки обменялись взглядами и покачали головами.

– Сегодня она вряд ли сможет. Если только через пару часов, как отлежится. Сходи, передай Боссу. Если смелости хватит, конечно.

9.

Розамунд действительно сильно досталось от Босса. Тот отругал ее перед всей группой, а также сообщил, что если она еще раз сбежит ночью из цирка, то назад может не возвращаться. Конечно же он блефовал, лишаться такой хорошей акробатке ему совсем не хотелось, но Розамунд явно не хотела проверять его обещание на деле.

Ее загрузили репетициями, а еще запретили общаться с Маркусом, выделив обоим для свободного времени только пару часов днем. Конечно же без алкоголя, и оба были постоянно под присмотром кого-то из членов труппы. Боссу явно не хотелось, чтобы Розамунд сорвала выступление, которое должно было состояться через неделю.

Другим тоже досталось. Босс запретил выходить в город, пить спиртное и опаздывать на репетиции. Алан его еще никогда видел настолько злым. Однако меньше всего волновал хозяин цирка.

Его волновала Розамунд, которая перестала разговаривать с Аланом после этого случая. Великан боялся, что она узнала правду, но как она могла узнать? Спросить у хозяина таверны? Но дорога в город ей заказана. Может, кто-то из актеров труппы видел Алана, когда он проникал в шатер Маркуса?

Скоро он получил свой ответ.

– Алан, я хочу с тобой поговорить, – Розамунд подошла к нему после репетиции, когда Алан потирал плечо, утыканное желтым зонтиком. Лицо девушки было серьезным, в глазах не было и намека на улыбку. Алан внутренне сжался, но послушно пошел за девушкой. Когда они вышли на площадку рядом с билетной кассой, она прямо спросила его. – Алан, это ты ведь забрал мою бутылку с сидром?

Паренек застыл, спрятал руки за спину и уронил взгляд на землю. Ему было очень стыдно. Он решил, что не будет врать, и скажет всю правду. Так ему казалось, что ему станет легче.

– Да, я.

Розамунд тяжело вздохнула и отвернулась.

– Значит, и ты принес Маркусу бутылку с алкоголем? Я видела, на этой бутылке была гравировка из Шепота Кушанты. Хотя про эту таверну все знают в труппе, но только ты знал, что я купила там сидр.

Алан посмотрел на Розамунд, и их взгляды встретились. В черных глазах плескалось разочарование и обида, которая выжигала внутри нефелима дыру.

– Зачем ты это сделал?

Алан стиснул в зубы. Произносить правду было очень больно, намного больнее, чем в моменты, когда его били в приюте. Но, кажется, Розамунд и так знала правду. Когда молчание затянулось, она хмыкнула.

– Это из-за Маркуса? Ты ревнуешь меня к нему, и решил нам так обоим отомстить? Не ожидала от тебя такого, – девушка покачала рыжей головой, на губах появилась ядовитая улыбка. – Я считала тебя хорошим человеком. А ты оказался таким же, как и все.

Она резко развернулась и ушла, оставляя Алана одного. Сначала Алан смотрел ей вслед, а затем увидел, как со всех сторон его сжимает воздух, мешает дышать. Паника, безнадежность. Он потерял ее! И сам приложил к этому руку.

– Розамунд! – крикнул он, замечая, что голос стал горьким. – Постой! Прости меня!

Но рыжеволосая акробатка не слышала его. Она скрылась в одном из шатров, пропала для него. Навсегда.

10.

Алан потерял всякое желание жить. Еда не привлекала его, как и свежий воздух, и красота этих мест. Он просыпался, шел на репетиции, затем возвращался в общий шатер, падал на кровать и засыпал. На его лице не было улыбки, а глаза были полны мрака. Ему было тошно слышать имя Розамунд или Маркуса. Ему снова хотелось сбежать, но куда он пойдет теперь?

Он ненавидел себя не меньше, чем в нем разочаровалась сама Розамунд. Алан винил себя за свой поступок, и даже специально морил себя голодом. За пару недель он сильно исхудал, и однажды Босс вызвал его на разговор.

– Послушай, пацан, ты меня напрягаешь. Можешь сделать мину попроще? У тебя такой взгляд, как будто на твоих глазах котят топили. Зрителям это не нравится. Во время твоего номера им становится тебя жалко и неуютно. Ты должен вызывать смех, а не жалость!

Алан прикусил губу и посмотрел на Босса взглядом, в котором смешалась обида, отчуждение и злость. Да что этот Босс вообще понимает? Ерунда весь этот цирк! Ему хотелось сказать в лицо все, что он думал об этом месте и его актерах, но вовремя удержался. Это место все еще было его домом. Ему больше некуда идти. Нужно было терпеть, как он терпит «задир».

– Понял вас. Я постараюсь, – попытался Алан вложить в голос как можно больше уважения. Получалось плохо. Босс покачал головой, удовлетворенный ответом, но не тоном.

– Завтра у нас здесь будет последнее выступление. Постарайся все плохое оставить в этом городе, а в следующем начать все с чистого листа. Иди репетируй.

Он хлопнул Алана по плечу, тот кивнул и, склонив голову, поплелся за столик с остальными клоунами. Дурацкое чаепитие.

Как он мог оставить все в прошлом, в этом городке, если боль будет теперь всегда преследовать его? Он каждый день видит Розамунд, видит Маркуса. Видит, как они держатся рядом и улыбаются друг другу. Своим поступком он только сблизил их.

В тот день внутри Алана что-то сломалось. После очередной шуточки одного из «задир» не по сценарию, он плеснул содержимое своей чашки в лицо актера. На счастье, чай был не горячим, но было все равно неприятно. Поднялся крик, Алан сжал кулаки, впервые в жизни надеясь применить их для того, чтобы врезать кому-нибудь. Его грубо взяли за плечи и вывели на свежий воздух.

– В следующий раз попадешь за пределы цирка, – пообещал ему один из «задир». – Иди погуляй, развейся. И возвращайся, когда дурь из головы выветришь.

Алан опустил голову и побрел куда глаза глядят. Он чувствовал себя униженным, одиноким. И его переполнял гнев. Говорят, что великаны до последнего стоят за свою честь, и гнев в их крови не утихает, пока они не совершат свою месть. Может, это кровь великана не дает ему успокоиться? А может и человеческая, принадлежавшая дикой охотнице и искательнице приключений?

Ноги сами привели его к обрыву, с которого открывался прекрасный вид на окружающий мир. Такой красивый и великолепный – горы, водопады. Природа молчаливо созерцает, наблюдая за страстями людей и прочих существ.

У обрыва уже сидели двое. Рыжеволосая голова лежала на плече молодого человека. От всей этой картины должно было веять спокойствием и безмятежностью. Но в груди Алана это вызвало настоящий гнев.

Не помня себя от злости, он подбежал к ним, разрушая иллюзию спокойствия. Дернул за руку Маркуса, вырывая его из объятий Розамунд. Девушка вскрикнула от неожиданности.

– Алан?! Прекрати! – вскрикнула она.

Маркус легко освободил свою руку и толкнул Алана на землю.

– Камень, что тебе от нас нужно?

Алан, несмотря на то, что Маркус нависал над ним, и у того было преимущество, с яростью смотрел прямо в глаза соперника. Если бы они были волками, то давно сцепились в драке.

– Отстань от Розамунд. Ты ее недостоин! – выкрикнул Алан.

Маркус захохотал, глядя сверху на поверженного на землю великана.

– Смешно! А ты, значит, ее достоин? Обманщик и подлец. К тому же полукровка.

– Прекратите! Оба! – крикнула Розамунд, вставая между ними. Она сделала глубокий вздох. – Маркус, не обращай на него внимание. А ты, Алан, отстань от нас.

Она бросила на него пренебрежительный взгляд. Она не хотела его видеть больше никогда. Нет, он не мог этого стерпеть.