Текст книги "Покуда мы будем жить. Сейчас и в вечности (СИ)"

Автор книги: Касаи Кагемуша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Сегодня Снейп снова назвал меня недотепой и идиотом. Привел в пример Драко. Сказал, что я позорю свой факультет и что даже у Гойла зелье получилось лучше, хотя все знают, что сегодня второй раз за весь семестр, когда его колба не взорвалась. Довольно жестокая насмешка со стороны профессора, я ведь действительно старался, поэтому от этих слов я ощутил собственную никчемность даже сильнее, чем обычно. Неудивительно, что именно преподаватель Зелий является моим боггартом, а не мама с папой, как можно было бы предположить. Я действительно боюсь встреч с ними, однако Снейпа я боюсь куда больше. Наверное, я действительно трус: я часто это слышу за своей спиной, слышу, как меня обзывают никчемным придурком и идиотом, вот только я не настолько туго соображаю, чтобы не слышать и не понимать того, что говорят за моей спиной.

Ненавижу. Ненавижу эту двуличность и лицемерность, это желание оскорбить и унизить кого-то, кто не может дать отпор. Ненавижу себя за то, что позволяю вытирать об себя ноги и не могу ничего с этим поделать, что просто стою, спрятав глаза, и слушаю. Я ненавижу то, чем я являюсь, ненавижу то, что я не могу выбирать, что я прочно прикован к этому замку и миру магии. Признаться, его я тоже ненавижу. Ненавижу толстые стены, промозглые подземелья, продуваемые всеми ветрами открытые башни, ненавижу кабинеты, где каждый считает своим долгом посмотреть на меня, как на последнее чмо. Если честно, это обидно, и, пожалуй, задевает меня. Будто у меня был выбор! Был бы у меня выбор, хоть иллюзия возможности решать, и я был бы не мной, я был бы кем-то другим. Я бы жил в другом доме, в настоящей, полной семье, я бы ходил в обычную маггловскую школу, я бы играл в футбол и ходил бы с друзьями по ночам в кинотеатр под открытым небом. Я бы не был тем идиотом, каким меня видят все вокруг, я бы мог смело носить джинсы и слушать кассеты Pink Floyd, не пряча брелок на сумке при приближении старшекурсников Слизерина.

Я падаю прямо на траву, прячась за цветущими кустами и надеясь, что никому не придет в голову идти сюда. Это место – мое, это то, где я прячусь, когда хочу уединения, место, где я могу не прикидываться кем-то, могу перестать прятать глаза и смотреть точно вперед, не стесняясь самого себя и прошлого, которое я не выбирал. Я достаю из сумки чистый лист и карандаш – не люблю перья, от них потом чешутся пальцы и все руки в чернилах – и принимаюсь кропотливо переписывать на бумагу ингредиенты для Оборотного Зелья.

Не выходит. Никак не получается запомнить, какой порядок добавления составных частей, на каком огне нужно подогревать состав, в какую сторону мешать. Не знаю, что мне делать: я действительно бездарность, кретин и бестолочь, как верно заметил про меня Снейп. Даже Макгонагалл, которая в жизни не переступит границу вежливого тона, и та выразила сомнения в моих способностях к Чарам. Я безнадежен.

В отчаянии я отбрасываю бумагу в сторону, хватаясь за голову, и в этот момент слышу сквозь завесу листвы голоса моих однокурсников: кажется, те идут к озеру, что-то обсуждая.

– … видели, какого цвета оно было?

– Это было даже хуже, чем ужасно, я удивлен, что оно не прожгло колбу, кислотность просто зашкаливала!

– Паркинсон утверждает, что его зелье подпалило ей волосы и…

– Паркинсон дура, – грубо перебивает два первых голоса третий, и я готов броситься к его обладателю с объятиями. – Хватит цепляться к нему по мелочам, он не виноват, что у него не получается. Сами будто лучше!

Они уходят, и их голоса постепенно стихают, а я сижу на земле, обняв колени, и чувствую, как по моим щекам текут слезы. Почему-то все считают меня непрошибаемым громилой, которого не волнуют слова, сказанные за спиной, но это не так, и в минуты, когда все валится из рук, я все отчетливее осознаю то, как я хочу убежать отсюда. Во мне нет той харизмы, что в близнецах Уизли, будь они неладны, уверенности в себе, как в Малфое, я не являюсь ни гением, ни избранным, я не играю в квиддич, я до сих пор не могу до конца овладеть стихийными всплесками магии, которые иногда прорываются через меня. Достаточно ли этого для того, чтобы убедиться в собственной неполноценности? Пожалуй, нет, но только если тебе не четырнадцать, и если ты не сидишь ежедневно через две парты от девчонки, которая наперед знает три курса школьной программы.

Признаться, Гермиона восхищала меня. Как и я, она не блистала внешностью, ее характер был далек от совершенства, она была вынуждена каждый день доказывать, что она не хуже, чем кто бы то ни было. Я искренне не понимал Малфоя, который ненавидел ее. Я видел в ней просто девочку, которой приходилось сложнее, чем другим, которая каждый день воевала за свое место под солнцем и за тех, кто был ей дорог, и я никогда не относился к ней плохо, даже когда она шарахала меня заклинаниями. Подумаешь, я и сам могу не хуже, когда что-то напутаю. Наверное, я никогда не смогу понять этих предрассудков, связанных с чистотой крови и прочей фигней. Вот взять хотя бы меня и ту же Грейнджер: как ни сравнивай, кровь у меня чище, но это совсем не значит, что я чем-то лучше, напротив. Проигрываю по всем показателям.

Слева слышится громовой хоровой хохот, и я с трудом сдерживаю стон: это Фред и Джордж. Несмотря на то, что многие подшучивали надо мной и за спиной говорили нелицеприятные вещи, близнецы были одними из немногих, кто делали это открыто и прилюдно, не стесняясь выливать на меня поток ядовитых замечаний и едкой иронии. С одной стороны, я даже уважал их за это, потому что сплетни за спиной – вот настоящая подлость, но, с другой, обвинения, брошенные в лицо, всегда задевают сильнее, особенно если они правдивы.

Уизли располагаются неподалеку, я все еще слышу их голоса и смех, когда они обсуждают какую-то очередную шутку, и мне бы лучше уйти, но я не в силах показаться перед ними, зная, что это приведет к очередным насмешкам, злым и острым, после которых я, наверное, даже пропущу ужин, стараясь урвать пару минут в абсолютно пустой спальне. Я еще сильнее горблюсь, нашариваю лист с формулами зелий и переворачиваю его. Учиться нет сил, и я бесцельно рисую завитушки на полях, а потом начинаю писать неровные строчки, плохо зарифмованные, но зато наполненные горечью и мечтами, которые никогда не сбудутся. Текст получается очень в духе Пола Маккартни, только, разумеется, в сто раз хуже, и я в конце концов комкаю лист, отбрасывая его к корням дерева. Я слышу, как один из Уизли что-то рассказывает, а потом слышу еще тихий женский смех, вероятно, являющийся наградой к рассказу близнеца. Аккуратно выглядываю из-за ветвей и вижу Гермиону, которая сидит в компании братьев, улыбаясь им и опираясь спиной о согнутые колени одного из них, того, который в зеленой футболке. Он треплет ее по голове, и в эту минуту мне кажется, что он совсем не тот язвительный и жестокий мальчишка, каким мне всегда казался, что в нем видно что-то другое, более глубокое и взрослое.

Гермиона поворачивает голову вправо, и мы встречаемся глазами. Я знаю, что она знает, что я здесь.

Мы встречаемся в следующий раз через три дня, после выходных. Вообще-то у нас нет сдвоенных пар аж до среды, но она вылавливает меня в коридоре, и я вынужден что-то пробормотать друзьям с свое оправдание, сворачивая в боковой коридор за гриффиндоркой. В коридоре снова пахнет плесенью и сыростью, боже, как я ненавижу этот запах!

– Ты что-то хотела? – складываю руки на груди, пытаясь выглядеть также невозмутимо, как Драко, но выходит паршиво. Она в ответ слегка хмурится, но потом тяжело вздыхает, качая головой.

– Брось, Крэбб. Я не собираюсь с тобой ругаться. Я просто хочу вернуть тебе твои стихи, ты обронил их в пятницу, у дуба, – она протягивает мне мой листочек, исписанный кривым почерком с одной стороны и формулами зельеварения с другой, и я чувствую, как мою шею заливает краска. Боже мой, как я мог его забыть там…

– Ты читала? – молюсь, чтобы мой голос не звучал жалко.

– Да, – кивает она, сцепляя руки в замок за спиной и раскачиваясь взад-вперед на пятках. – Прости, я не хотела обидеть тебя этим.

Я каменею. Она извиняется передо мной? За что? За то, что я обронил лист бумаги, где в минуту слабости излил душу, а она с присущим ей любопытством прочла его? Я краснею еще больше.

– Ничего.

Позорно сбегаю, скрывая полыхающие уши и запихивая злосчастный клочок бумаги поглубже в карман.

– Какие люди…

– … и без компании!

Близнецы окружают меня с двух сторон, весело вышагивая рядом, не давая мне и шанса улизнуть. Я весь подбираюсь, понимая, что сейчас меня снова макнут лицом в грязь, а, хуже всего, я позволю это сделать.

– Что надо? – бросаю я им, ускоряясь. Только бы добраться до лестницы на четвертый этаж! Там меня наверняка ждет Грег, а уж нас двоих близнецы дразнить не станут, слишком тяжел взгляд моего лучшего друга, когда он злится.

– Эм, – кажется, Уизли не знают, что ответить, потому что переглядываются и один из них чешет голову, соображая. Странно.

– Мы извиниться хотели, – внезапно тихо говорит второй, и я удивленно поворачиваюсь к нему, ища подвох. Он смотрит на меня со странным выражением лица, со смесью раскаяния и жалости, и я чуть было не спотыкаюсь от этого.

– Чего? Что это с вами? – недоверчиво щурюсь, глядя на братьев, и тот, что чесал голову, поясняет.

– Это Герм нас попросила. Она сказала, что мы перегнули палку, так что… Вот.

– Правда, чувак, извини.

Я не знаю, что ответить, поэтому просто пораженно молчу, хлопая глазами. Я сплю? Или что со мной происходит?

– Если хочешь, мы можем подтянуть тебя по Зельям, в качестве компенсации.

– Хочешь?

Они останавливаются, одинаково наклонив головы, а я все также молчу, не зная, что сказать. Впереди я вижу лестницу и Гойла с Малфоем рядом с ней. Они тоже замечают меня, и я вижу, как сжимаются кулаки Грега и как Драко тянется к палочке в кармане, направляясь в нашу с Уизли сторону.

– Эм, ладно, – киваю наконец-то я. – Хорошо.

– Ты знаешь, где нас найти! – машет рукой один из братьев, и другой вторит его движению.

– Бывай, рокер, – бросает он через плечо, и они удаляются, оставляя меня в удивлении посреди коридора.

– Что им было нужно? – мрачно интересуется Драко, глядя вслед шутникам, и я в ответ только качаю головой, не до конца осознавая и сам, что только что произошло.

За завтраком Нотт в дурном настроении. Он переворачивает тарелку какого-то первокурсника, а потом принимается и за меня, бросая уничижительное «прихвостень» через весь стол. Я сглатываю оскорбление, за плечо удерживая Малфоя, который уже готов вступить в перепалку. Хватит с нас споров. На выходе из зала Тео хочет еще что-то добавить, но вдруг осекается на полуслове и только беззвучно открывает и закрывает рот, тараща глаза и пытаясь вымолвить хоть слово. Я оборачиваюсь и вижу Гермиону, которая смеется, но она, перехватывая мой взгляд, качает головой, и я смотрю дальше, через ее плечо, и вижу, как один из близнецов прячет палочку. Я встречаюсь с ним глазами и медленно киваю, то ли благодаря, то ли отмечая, что я все понял, сам не знаю.

– Ты правда хороший поэт, – тихо говорит мне гриффиндорка, обходя, а второй близнец хлопает по плечу.

Ненависть – это ведь так глупо, правда? Возможно, сырые стены замка еще могут принять в себя что-то новое, может быть, я могу решать сам, что я хочу, а что нет. В конце концов, если переступать рамки, почему бы не начать с прекращения такого ребячества, как вражда факультетов?

Я вижу глаза Грега, и, я уверен, он без слов понимает меня. И улыбки братьев Уизли больше не кажутся мне насмешливо-злыми.

====== Стихи на обороте, часть 2 ======

Вечером после отработки меня в коридоре выцепил Малфой, нос которого был задран даже выше, чем обычно. Я хотел пошутить про это, но вовремя прикусил язык, памятуя о просьбе Грейнджер.

– Слушай сюда, Уизли – он старался выглядеть грозным, но, согласитесь, это довольно тяжело, если ты на полголовы ниже оппонента, на несколько лет младше и палочкой умеешь только грозить. Я честно старался не засмеяться, а Хорек между тем продолжал пугать меня. – Я не знаю, что вам нужно от Винсента, но если это очередная ваша шутка – я предупреждаю, лучше не лезьте к нему!

– Спокойно, принцесса, – постарался обойти я его. – Ничего дурного и в мыслях не было.

Малфой зло засопел мне в след, а я поспешил поскорее убраться из коридора. Признаться, я не сильно жаловал этого напыщенного индюка и с удовольствием поставил бы его на место, возможно, наколдовав ему даже какую-нибудь лишнюю часть тела, однако мы с братом дали честное-честное слово Гермионе, что не будем задирать ни Крэбба, ни его дружков. Не то, чтобы нарушение этого обещания я не мог бы скрыть, но наша староста была одной из немногих людей, кому я никогда не соврал бы. Хотя бы потому, что она расстроится из-за этого.

Когда я зашел в гостиную, я сразу увидел Ли, Анджелину и моего близнеца. Они сидели на полу у камина, играя в карты, и, черт возьми, будь я кем-то другим, я бы, наверное, даже обиделся. Впервые в жизни я получил отработку один!

– Привет, народ, – плюхнулся я рядом с Джорданом, заглядывая через его плечо в карты. Расклад был откровенно паршивый: две десятки, валет, червовый король и две семерки. – На что играем?

– На еду, конечно, – фыркнула Анджи. – До трех поражений. Проигравший тащит с кухни закуски.

– И какой сейчас счет? – я слушал ее, но взглядом искал в комнате кое-кого другого.

– У Ли ноль, а у нас по одному, – ответил за Джонсон братишка.

– Угу, – отозвался я, поднимаясь, потому что тот, вернее, та, кого я ждал, наконец-то вошла в гостиную. Гермиона тащила внушительного размера сумку, но Ронни с Поттером, которые о чем-то громогласно спорили, даже не подумали забрать у нее тяжесть. Надо будет преподать им потом урок этикета, им не повредит.

– Эй, – окликнул я ее. Ронни сердито зыркнул на меня, явно не одобряя наше общение с Грейнджер. Та что-то сердито шепнула другу, очевидно, ругая его за глупую ревность, и направилась ко мне.

– Привет, Джордж, – меня всегда удивляло, как ей удавалось различить нас. – Как твоя отработка?

– Без Дреда было скучно, – ухмыльнулся я, уводя ее подальше от посторонних ушей. – Послушай, я сегодня вечером столкнулся с Хорьком, – и я пересказал ей нашу небольшую встречу. Она задумчиво пожевала прядь волос, и мне пришлось строго на нее глянуть, чтобы она поняла, что снова поддалась своей вредной привычке.

– Он просто переживает за друга, – наклонила голову Гермиона. – В этом же нет ничего такого: ты бы тоже переживал, согласись Фред заниматься трансфигурацией со старшим Малфоем, например.

– Мне тоже эта затея не сильно по душе, – я не кривил душой. – Уж не знаю, что ты внезапно разглядела в Крэббе из-за этого глупого кусочка стихотворения, но я все равно думаю, что они те еще подонки.

– Прекрати! – она нахмурилась, как было всегда, стоило кому-то, например, обидеть домовика. – Ты совсем не знаешь их. К тому же, ненавидеть – это глупо и по-детски.

– Но глупость – это мой конек, забыла? Просто я удивлен, что мы до сих пор собираемся участвовать в этом, даже если они тоже против.

– Против Малфой, а вы согласились заниматься не с ним, – она уперла руки в бока, и я понял, что переубедить ее не удастся. Как минимум, мне точно.

– Ну, ты же знаешь. Согласился не я, а Дред. Будто бы он может тебе в чем-то отказать! – это было правдой. Мой придурок-братец просто таял, стоило нашей старосте хоть о чем-то попросить его, и я готов был благодарить Мерлина и мадам Пинс, что она сама не понимала этого или, во всяком случае, не пользовалась этим слишком часто. Впрочем, я и сам не мог долго сопротивляться ей, уж больно мы с братцем любили эту девчонку. Практически как Джинни, а некоторые (не я!) даже, наверное, больше.

– Не говори ерунды, – она зарделась, а я мысленно хлопнул себя по лбу. Даже слепому было видно, что придурок-Фредди просто по самые уши влюблен в нее, но вот сама Гермиона этого никак не хотела замечать. Или это видел действительно только я, потому что был его близнецом? А вот черт его разберет.

– Боже мой, Грейнджер, ну он же тебе нравится, так пойди и скажи ему, – когда пару недель назад эта упрямица призналась самой себе, что влюблена, и я уже было обрадовался, что хотя бы один из них перестанет глупить и предпримет что-то, однако все обернулось куда хуже. Гермиона, такая умная и тонкая во всем, в отношениях оказалась на удивление твердолобой. Я даже несколько раз был почти близок к тому, чтобы написать Краму и спросить его, как он смог достучаться до нее, потому что мне это виделось нереальным. Мне уже жаль братца! Я ставлю на то, что ему потребуется сделать предложение руки и сердца не менее четырех раз, прежде чем она поверит, что это не шутка. Впрочем, это дела давно грядущего, потому что Дред еще сам не допер до того, что он влюблен. А я всегда считал его умным.

– Не скажу, – она надулась и попыталась бочком сбежать, и я мысленно взвыл. Я в прошлой жизни ел младенцев? За что мне такое? Я уже хотел было сказать ей, что считаю ее поведение глупым, и чем навязывать свою помощь слизеринцам, лучше разобраться в самой себе, но лицо старосты перекосилось, а затем она тряхнула копной волос, скрывая румянец на щеках, и я понял, что мои друзья закончили играть и к нам идет Фредди. Я повернулся, невольно заражаясь его приподнятым настроением, вытесняющим из меня все бессильное раздражение, которое наполняло меня только что. Так было всегда – мы были словно соединенные сосуды, ощущающие одно и то же.

– Анджелина продулась, но Джордан вызвался проводить ее, поэтому сегодня их можно уже не ждать. А о чем вы тут шепчетесь? – он потянулся рукой к волосам Гермионы, привычным движением вплетаясь пальцами в ее волосы. Я что, один вижу его выражение глаз, когда он делает это?! Ну нет, это форменное издевательство.

– Я сказал ей, что я не очень одобряю всю эту затею, – я скорчил рожу.

– Но естественно самое главное ты, надеюсь, не сказал? – Фред ухмыльнулся мне той самой ухмылкой, какой владел только он. Кто бы что ни говорил, но мы не были идентичны, уж кому, как не мне, это знать!

– Приберег, – ответил ему я, толкая в плечо.

– О чем вы? – староста грозно свела брови, насупившись и неосознанно приподнимаясь на носочках, пытаясь казаться выше. Она всегда бесилась, когда не понимала, о чем мы с братцем толкуем. Я предоставил ему рассказать девушке новость.

– Сегодня в коридоре к нам подошел Эрни Браун, со второго курса Слизерина, и сообщил место и время. Полагаем…

– Полагаем, что это было сообщение от Крэбба, – закончил я. Если честно, я просто представить не могу, что бы было, не будь у меня близнеца: то понимание, которое было между нами, такое удивительное для всех, было таким обыденным для меня, как воздух или почва под ногами.

– Завтра в шесть в классе, где на четвертом курсе у нас были занятия по ЗОТИ.

– Я пойду с вами, – серьезно заявила Гермиона.

– Ага, и Гарри тебя отпустит, – саркастично заметил Дред.

– Я все улажу. Завтра в шесть там, – она кивнула нам на прощание и ушла в сторону стола, где сидел Ронни и остальные их однокурсники, а я про себя отметил, каким взглядом проводил ее мой брат. Пф, будто бы мне нужны были какие-то еще доказательства того, что он влип!..

Драко тяжело вздохнул, с трудом удерживаясь от того, чтобы не схватить себя за волосы. Ему чертовски, просто чертовски не нравилась эта идея с занятиями с близнецами Уизли, однако Винсент уже дал согласие, и Малфой не мог ни на что повлиять. Глупо было отрицать, что его друзья имели просто катастрофические проблемы с зельеварением, и на переходном экзамене в прошлом году их спасло только чудо, однако Фред и Джордж… Они не были Поттером или Долгопупсом. Они могли, имели и мотивы, и средства, чтобы нанести сокрушительный удар по несчастному Винсенту.

Для друзей не было секретом, насколько ранимым и склонным к самоанализу был этот юноша, и оттого Драко попросту не находил себе места от волнения. По правде, Грегори тоже. Они должны были встретиться в классе Златопуста Локонса в шесть, однако блондин появился там уже в четыре и с тех пор нервно мерил помещение шагами, заложив руки с палочкой за спину. Крэбб и Гойл должны были подойти ближе к пяти тридцати, сейчас они мужественно отбывали наказание за взорванный котел у декана, что, нужно отметить, для учеников факультета Салазара было всегда более страшным и суровым, чем для остальных. Вне публики Снейп никогда не был снисходителен к своим студентам. В попытках отвлечься от беспокойства насчет Уизли, Драко попытался переключиться на мысли о родителях или рутинных заботах, и вышло, как оно в таких случаях всегда бывало, еще хуже.

Темная магия – не шутки. Ритуальная темная магия – тем более. Грядущие каникулы в Мэноре обещали быть как никогда мрачными, пропитанными страшными заклинаниями и символикой мертвых, тайными рунами и символами. Глупец тот, кто страшится Авады: это быстро и безболезненно. Душу можно расщепить сотней других способов, уж кому, как не наследнику Малфоев было об этом знать, и Драко страшился того, что может заставить его сделать безумная тетушка, поглощенная идеей служения.

Драко не хотел умирать.

Не хотел убивать.

Не хотел крошить свою душу на куски, своими же ботинками растаптывая ее в мелкую пыль.

И больше всего не хотел, чтобы вместе с ним на гильотину собственной личности попали те немногие, кого он действительно любил, кем правда дорожил всем своим сердцем, за кого был готов на все. Вранье это, что сердца Малфоев из стали. Это только фольга, ломкая и холодная. Не выпускающая тепла. Если бы он мог, он бы порвал общение с Грегом и Вином еще пару месяцев назад, тем самым вынуждая их отправиться по домам на каникулах и оберегая от темной магии, которая грозилась вот-вот захлестнуть волной Мэнор. Но на носу были экзамены, и как бы Драко ни хотел спасти друзей, он не мог заставить себя уйти от них сейчас, тогда, когда он был так им нужен, когда без его помощи, без его советов и без ежедневных изнуряющих практик они могли получить «тролля» по шести предметам каждый. В прошлом году он чуть было не сошел с ума, пытаясь втолковать им основы маггловедения, однако стоило признать: мир академических достижений был не очень-то близок Гойлу и Крэббу, и, если первый смирился с этим, то второй очень переживал и это часто приводило к понурости и разочарованию в себе.

Винсент и Грегори тоже были очень привязаны к Драко. Они были теми, кто был рядом всегда, даже в самые страшные и тяжелые моменты, тогда, когда любой другой бы убежал, прячась. Они обладали поистине гриффиндорской верностью и отвагой во всем, что касалось Малфоя, и, он был уверен, стоит ему упомянуть, что его готовят в Пожиратели, они поедут за ним, стараясь как-то вытащить, спасти, уберечь от этой черной мути, которая не давала обратного хода. Вот только они и сами потонут в этой трясине, бессильные против воли и желаний Лорда. Чертов выродок!.. Да, Драко презирал грязнокровок. Да, он правда считал, что им не место в магическом мире. Но он никогда не помышлял о геноциде. То, что предлагал Тот-Кого-Нельзя-Называть, было чистой воды массовым изничтожением магов, тем, что магглы прошли добрых полвека назад, пережив и уничтожив нацизм.

Как мог он, простой подросток, обхитрить самого сильного волшебника столетия, чтобы спасти двух нелепых мальчишек, готовых ради него на все? Тупик…

Дверь тихонько скрипнула, пропуская внутрь Крэбба и Гойла. Интерлюдия окончена.

Сидя на парте в дальнем конце класса, Малфой был вынужден признать, что Грейнджер оказалась весьма кстати. Сам Драко, который, надо отметить, считал себя достаточно терпеливым человеком, отчаялся объяснить зельеварение своим друзьям, потому что… Да потому что пытаться научить их значило добровольно согласиться на то, что рано или поздно тебя подорвут. Хорошо, если не насмерть. Близнецы Уизли же особым терпением никогда не хвастались. Поэтому Крэбб, а также присоединившийся в конце концов Гойл, уже через сорок минут буквально выводили их из себя, продолжая с завидным упорством путать иглы дикобраза и морского ежа, забывая разрезать нужные ягоды и врубая зачем-то такой огонь под котлом, что становилось страшно. Уизли действительно старались втолковать бесталанным к зельям парнишкам, что к чему, однако слизеринца не оставляло ощущение, что делали они это в большой степени под влиянием грозного взгляда отличницы-Грейнджер, которая бесстрашно села всего в одной парте от зелий Гойла и Крэбба.

– Нет, – тот из братьев, что был в синем свитере, скрипнул зубами. Малфой плюнул на все и обозвал его про себя Фредом. – Ты добавляешь воду не раньше, чем эта смесь примет красный цвет, потому что до этого момента еще не весь сок выпарился из пор, и может пойти эндотермическая реакция, и все зелье пропадет.

Несчастный Винсент моргнул два раза, пытаясь переварить то, что ему сказали, явно не понимая, но тут голос подала староста львов:

– Если ты бросил в котел кожу летучей мыши, то вари ее, пока она не будет красной. А потом добавляешь все остальное по списку, – условный Фред глянул на нее с явным облегчением и благодарностью, а Крэбб перестал пытаться добавить в котел воды.

– Может сама тогда попробуешь рассказать, а? – Малфой не смог удержаться от шпильки в адрес девушки, за что условный Джордж тут же послал ему тяжелый взгляд.

– Как можно заметить из оценок Гарри и Рона, учитель из меня так себе, – миролюбиво ответила она, однако Драко оценил молчаливую угрозу, посланную ему одним из близнецов. Ага, а со стороны мир, любовь и понимание. – Эй, Джордж, осторожно!

Из котла Грега пошла сизая пена и повалил дым, и условный Фред, который оказался Джорджем, бросился спасать зелье от мгновенного уничтожения. И как Грейнджер только ухитряется различать этих шутов?

– Жжешь, пацан! – хлопнул Винсента по плечу через пару минут Фред, улыбаясь во все тридцать два, когда зелье того приняло необходимый бирюзовый цвет.

– Главное, не взрывай ничего, – добавил Джордж, тоже улыбаясь, и добряк-Винсент расплылся в ответной улыбке. Он вообще был падок на похвалу, ему редко перепадало. – Эй-эй-эй, а вот у тебя все сейчас закончится! – он бросился к другому котлу, спешно уменьшая огонь и пытаясь охладить жидкость, но не успел. Раздался хлопок, и крышка котла подлетела на три метра наверх.

– Я не хотел, – промямлил Грег, глядя на испачканного в фиолетовой слизи семикурсника с нескрываемым опасением. Тот рукой снял с лица часть пены, сплюнул, попытался протереть глаза, но вскоре отказался от этой идеи и поэтому повернулся в ту сторону где, по его представлениям, сидела девушка. Нужно отметить, что она успела наложить защитное заклинание, и поэтому сейчас не была вынуждена выковыривать слизь из своей гривы.

– Ничего. Гермиона, душа моя, не могла бы ты… – девушка взмахнула палочкой, очищая юношу, и тот наконец-то смог открыть глаза. Его брат, успевший перед взрывом отскочить и залечь вместе с Крэббом под парту, откровенно ржал, с трудом сдерживая уж совсем громкий хохот. Грейнджер, кажется, тоже с трудом сдерживала улыбку.

– Я правда не хотел! – Гойл приготовился, что сейчас его отчитают, как всегда делал Снейп, но Уизли только обреченно махнул рукой.

– Проехали. Герм, будь другом, свяжи эти двум… оболтусам, – он задумался, подбирая нужное слово, – самые яркие и большие шапочки, которые ты только умеешь. Нам с Дредом нужно помнить, что они находятся под защитой ВОПВУ.

– Под защитой кого? – девушка нахмурилась, не понимая.

– Всемирной организации помощи всем угнетенным, – сквозь смех пояснил Фред, и Грейнджер фыркнула в ответ. Впрочем, Драко все равно не понимал, что имелось в виду.

Близнецы очистили помещение, заново поставили котлы на горелки, и все началось с начала. В этот раз процесс, кажется, шел лучше, потому что братья всего один раз применяли профилакционное Протего, да и то, скорее, как перестраховку. Видя, что друзьям ничего не угрожает, Драко снова погрузился в тяжелые размышления. Сколько им еще осталось жить вот так вот, когда общение с гриффиндорцами чревато разве что ссорой? Когда самое страшное для многих – это просто двойка на тесте? Скоро, совсем скоро все смешается, и тогда и Грегори, и Винсенту придется тяжело. Им придется снова выбирать, но Драко предпочел бы, чтобы они выбрали не его.

Фред Уизли что-то сказал Гермионе Грейнджер, заставляя ее рассмеяться, и тут с поразительной ясностью Малфой осознал то, что выход наконец-то нашелся. Теперь, когда Грейнджер, кажется, наступила на горло собственной неприязни, она, с ее-то комплексом Поттера точно не бросит бедных несчастных слизеринцев в беде, а это значило… О, это значило многое! Кажется, Драко знал теперь, как уберечь друзей от темной ритуалики, как не дать им шагнуть в темный омут вслед за собой.

Джордж Уизли тяжело вздохнул, когда его брат в который раз задержался взглядом на худенькой девушке, которая качала ногой, сидя на парте, читая какую-то книжечку. Эти упрямцы все еще ни на йоту не сдвинулись с мертвой точки, молча следя друг за другом и не замечая чужих взглядов. Как бы он хотел, чтобы они наконец-то объяснились! Воистину, это самое ужасное, что только может быть: знать, что твои друзья любят друг друга, но боятся непонятно чего.

Драко Малфой отдал бы все на свете, чтобы самой большой его проблемой были неполадки на чужом амурном фронте.

За окном заходил за горизонт алый солнечный диск, окрашивая воду озера в розовый, а вместе с заходом солнца заканчивался очередной день. Второе мая тысяча девятьсот девяносто шестого.

Ни Джордж, ни Драко еще не знают, что осталось всего два года до того дня, когда они безвозвратно повзрослеют, пытаясь унять боль осиротевших кровоточащих сердец.

====== Десять очков Живоглоту. Про беспечность и недопонимания ======

В гостиной Слизерина как правило было спокойно и тихо: умиротворяющий треск камина, согревающие чары, сберегающие стены от плесени, уютные глубокие кресла, вопреки расхожим слухам, синего цвета. Драко любил сидеть здесь длинными вечерами, читая хорошую книгу или просто думая о чем-то своем, дожидаясь верных друзей. Они вечно шастали где-то, пытаясь найти Кухню или мифическую Выручай-комнату. Согласно все тем же общественным убеждениям, Крэбб и Гойл были только глупыми прихвостнями хитрого Малфоя, который вечно тянул их в разные нелицеприятные истории, вот только те, кто могли хоть чуть-чуть по-настоящему знать хотя бы одного из неразлучной тройки, прекрасно понимали, что в реальности все было зеркально наоборот. Крэбб вовсе не был идиотом, Гойл – тихоней, который отсиживался за чьей-то спиной, а Драко Малфой на самом деле был тем еще лентяем, и он душу продал бы за спокойный вечер в комнате или гостиной, однако почему-то никого не беспокоили его желания. Репутация, оставшаяся, наверное, от дядюшки Регулуса, бежала впереди него. Взять хоть тот же квиддич: летом после первого курса его отец пожертвовал деньги Снейпу на ремонт гостиной факультета, однако деньги выделило также и Министерство, и поэтому декан предпочел купить команде по квиддичу новые метлы взамен старых. Казалось бы, что тут такого? Так ведь нет. После отборочных, на которых, к слову, Малфоя даже не было, к нему подошел громила-загонщик, улыбнулся, показав кривые зубы, и обрадовал: Драко теперь новый ловец. Простите, это вообще как? А ничего, что он даже не очень квиддич любит? Но его, разумеется, никто не спрашивал. Разве что Крэбб со свойственным ему бесхитростным дружеским простодушием сказал, что и сам пробовался на эту роль, и, хотя был единственным претендентом, его не взяли, сказав, что на это место уже присмотрели кое-кого, кто подает большие надежды. Малфой с трудом сдержал вой отчаяния, а его свободные часы накрылись медным тазом, оставив от себя только редкие часы уединения, когда дура-Пэнси сматывалась куда-то и переставала докучать.