Текст книги "Покуда мы будем жить. Сейчас и в вечности (СИ)"

Автор книги: Касаи Кагемуша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Трибуны взревели, вскакивая со своих мест, приходя в неистовство. Ни для кого не было секретом, что значила эта победа для Кубка Школы: теперь Гриффиндор лидировал в общем зачете на пятьдесят очков, что делало почти гарантированным его выход в финал. Фред Уизли, однозначный герой игры, сделал на огромной скорости круг над стадионом, а потом завопил, потрясая битой, обращаясь к девушке на лестнице центральной трибуны:

– Грейнджер! Мы победили, Грейнджер!

Он фактически кубарем свалился с метлы, но тут же подскочил, вскакивая на ноги, а навстречу ему, ловко пронырнув под рукой мадам Трюк, неслась раскрасневшаяся староста Гриффиндора, сияя улыбкой и громко смеясь.

– Фред, все получилось! Гриффиндор в финале! – она буквально влетела в объятия юноши, который выпустил из рук биту, удобнее охватывая девушку под спину, отрывая от земли и вместе с ней кружась, звонко смеясь. Он чуть было не потерял равновесие, запнувшись о собственные ноги, и был вынужден остановиться, неловко балансируя левой рукой, смеясь еще громче и счастливее, чем до этого.

– Не могу поверить, ты представляешь? Все получилось, угол поправки был верен с точностью до градуса! – захлебываясь от эмоций почти кричал он, не отпуская гриффиндорку на землю, которая, впрочем, тоже обнимала его за шею, запрокидывая голову назад и не переставая смеяться. Ее волосы растрепались, однако это ничуть не ухудшало ее внешний вид, и, наверное, редко кто видел ее такой счастливой, как сейчас.

– Черт возьми, да! Твою мать, Фред, этот удар, это было нечто, я не могу поверить, что ты смог отбить снитч прямо в Гарри, это же невероятно!

Игроки и зрители заполняли поле, радуясь победе факультета, но Фред и Гермиона этого, кажется, не видели, смеясь и глядя друг на друга горящими глазами. Гарри тоже опустился на траву, следом за ним приземлились Анджелина и Джордж. Сквозь толпу проталкивались Рон и Джинни.

– И долго они… так? – сглотнув спросила Джонсон, глядя на гриффиндорцев, все еще увлеченных друг другом, перебивающих друг друга и с жаром описывающих друг другу разные моменты игры, мгновенно переключаясь на следующий, словно они понимали друг друга и без этого. Фред все еще не отпускал Грейнджер, а та в ответ обхватила его ногами, словно пятилетний ребенок на руках взрослого. Он сдул прядку с ее лба, и одарил самой яркой из своих улыбок. Она прервалась на середине фразы, улыбаясь точно также широко, совершенно не стесняясь того, что на них смотрела вся школа.

– Никогда не замечала за ней любви к квиддичу! – немного сварливо фыркнула Анджелина, пытаясь скрыть явную ревность в голосе.

– О, прекрати, дорогая, – ухмыльнулся Джордж, обхватывая рукой плечи капитана. – Любовь к квиддичу – это прилагается, я бы так сказал.

– То-то мне показался таким знакомым почерк на пергаменте с теми расчетами, – медленно протянул Гарри, кажется, только понимая, что произошло. Джинни стояла, раскрыв рот, не в силах вымолвить ни слова. – И все-таки, Джордж, как давно они… общаются?

Джордж в ответ весело хохотнул, не переставая приобнимать Анджелину, которая была ошарашена настолько, что, кажется, даже не могла выразить свое возмущение на столь вопиющий жест.

– Ну, полагаю, пару месяцев, не знаю. Этот жук даже мне не сразу сказал, пришлось хорошенько надавить, прежде чем он признался, с кем исчезает каждый вечер.

– С октября как минимум, – встрял Рон, который был, похоже, совсем не удивлен развитием событий. Друзья с немым вопросом повернулись к нему, и он вскинул руки, словно защищаясь. – Что? Я осенью пробовал поговорить с Гермионой, ну, что она мне нравится, а она призналась, что встречается с моим братом, ну и вот! Сначала, конечно, я был очень сердит на них, но ведь Фред прекрасно ей подходит. Я имею в виду, смотрите, она ведь смеется! Наша Гермиона смеется!

Джинни, похоже, отмерла, потому что воинственно вскинула голову, глядя на брата:

– То есть ты хочешь сказать, что она сказала об этом тебе, а мне нет?! – точь-в-точь как ее мать, она уперла в руки в бока и из-под бровей уставилась на Рона. Но тот, вместо того, чтобы капитулировать, вдруг широко улыбнулся и рассмеялся. Гарри, опасаясь взрывного характера подруги, сделал шаг в сторону.

– Не ревнуй, Джин! Она бы и мне не сказала, не вздумай я лезть к ней с признаниями, просто она слишком хороший друг и слишком стесняется того, что может быть счастлива. Ты ведь знаешь, как она всегда прячется и никому не говорит о своих чувствах!

– Сейчас она не сильно стесняется, как я погляжу, – скептично протянула Джонсон, складывая руки на груди, однако эту ее реплику проигнорировали.

– И ты так просто смирился, что она с Фредом? В смысле… Никакой ревности? – Гарри удивленно вылупился на друга, словно ожидая, что он сейчас с хлопком превратится в профессора Снейпа. Уизли в ответ снова смущенно заулыбался и замахал руками.

– Эй, ну нет, конечно я злился сначала, но ведь она честно призналась, так что… К тому же, лучше этот придурок, чем Крам, не находишь? И лучше узнать сразу, а не через полгода на балу, мне кажется. И вообще… Фред вместо меня ходит с ней на дежурства, так что я только в плюсе. Да и Лаванда… – младший из рыжих братьев беззаботно пожал плечами, словно говоря, что ничего особенного не произошло. Джинни ошалело переводила взгляд с Рона на Гарри и на Джорджа, а потом повернулась к Фреду и Гермионе, и, как оказалось, вовремя. Ровно в этот момент Фред замолчал, кажется, на полуслове, глядя прямо в глаза девушке, а через секунду она наклонилась и прижалась к его губам своими. Кудрявые волосы водопадом рассыпались с плеч, загораживая лица влюбленных.

– Так, малышня, пойдем! Потом будете завидовать, хватит смущать моего бро! – заторопился Джордж, хватая под локоть все еще туго соображающую Джонсон, а другой рукой утаскивая за шкирку Джинни, которая отчаянно сопротивлялась, крича, что хочет посмотреть и не может пропускать такой момент в жизни родного брата и любимой подруги. Гарри весело усмехнулся, подхватывая с земли брошенную метлу Фреда, в последний раз оглядываясь на влюбленных, и спеша вслед за Уизли и Анджелиной в замок. Поежился, кутаясь в тонкую спортивную кофту. На улице дул холодный встречный ветер…

====== Десять очков Живоглоту. Под страхом смерти ======

Комментарий к Десять очков Живоглоту. Под страхом смерти Это, в некотором роде, можно считать продолжением другой моей работы, “Десять очков Живоглоту” (https://ficbook.net/readfic/9330536)

Впрочем, мне кажется, оно хорошо воспринимается и как отдельное произведение.

Долорес Амбридж придирчиво оглядела узкую дорожку, ведущую к неказистому дому, стоявшему в отдалении. Она сердито вздохнула и быстрым шагом двинулась вперед, стараясь не обращать внимание на то, что снег под ее каблучками хлюпал, и носки ее туфель уже были насквозь мокрыми. Нищета, которой буквально веяло от дома Уизли, раздражала ее.

На посещение этого дома ее сподвигло даже несколько причин. Во-первых, это был Гарри Поттер. Долорес отлично знала, что мальчишка проводит в доме друга каждые каникулы, и, вероятно, учитывая привязанность Дамблдора к нему, она сможет найти какие-то зацепки, которые помогут ей уличить директора Хогвартса в его преступлениях. Это было бы просто отлично. Амбридж не сомневалась, что Альбус замешан в чем-то противозаконном, но пока доказательств этому не было. Во-вторых, это была Гермиона Грейнджер. Профессор все еще надеялась, что рыжий кот девчонки попросту запихнул украденную волшебную палочку в чемодан, и она сможет получить ее назад. В конце концов, Гермиона, несмотря на свою опрометчивую дружбу с Поттером и Уизли, была ответственной девочкой, и была просто обязана помочь ей. Ну и, наконец, третья причина, даже, скорее, повод, была в том, чтобы серьезно поговорить с матерью близнецов, поведение которых в последнее время было просто ужасным! От мистера Малфоя Долорес знала, что единственное, чего боялись эти негодяи, была миссис Уизли, и Генеральный Инспектор надеялась усмирить их, натравив на них их родительницу. Та, кстати, нашлась тут же, на крыльце. Несмотря на то, что на улице было довольно морозно, она сидела на ступеньках, при помощи громадного ножа очищая картошку. Очистки падали в пакет, стоявший тут же. Амбридж выпрямилась, с превосходством глядя на женщину перед ней: она была слегка растрепана, на ней была старая потертая шаль, да и вообще ее внешний вид оставлял желать лучшего. Особенно по сравнению с внешним видом самой Долорес, затянутой в строгий розовый костюм с прямой юбкой и мантией того же оттенка. Она откашлялась, привлекая внимание хозяйки дома, и та подняла на нее хмурый взгляд.

– Здравствуйте, миссис Уизли. Меня зовут Долорес Амбридж, я преподаватель и Генеральный Инспектор Хогвартса. Я приехала сюда, чтобы поговорить с вами о поведении ваших детей, оно попросту неприемлемо! – Молли, кажется, не была впечатлена словами гостьи, и поэтому она продолжила, уже настойчивее. – Поймите, Фредерик и Джордж ведут себя просто неприемлемо, и как Генеральный Инспектор и представитель Министерства, в конце концов, как доброжелатель, я просто обязана…

– Профессор Амбридж, – прервала ее мать семейства, поднимаясь и отставляя картошку почему-то на стул рядом. – Пройдемте в дом. Здесь холодно. – Она мрачно взглянула на посетительницу и взялась за ручку двери. – Эй, там! Я вхожу!

Едва за женщинами закрылась дверь, как в конце коридора что-то с грохотом упало, поднимая клубы дыма, затем раздался гулкий удар, словно что-то тяжелое ударилось о кастрюлю. Послышались приглушенные ругательства.

– Мама, берегись! – раздался предостерегающий крик одного из близнецов, выскочившего из боковой двери. Миссис Уизли цепко схватила Долорес за плечо, дернув к стене, и, не успела та возмутиться такому вопиющему поведению, как в дверь, в место, где минуту назад была ее голова, воткнулась спица для вязания. Она слегка подрагивала, с ее конца свешивалась зеленая нить, уходящая куда-то за поворот.

– Ты не смеешь мне указывать, Фредерик! – прогремел гневный крик Гермионы, и Амбридж пришлось снова пригнуться, потому что над ее головой просвистела вторая спица, а следом и зеленый клубок.

– О, Грейнджер, я перестану указывать тебе, как только ты начнешь думать своей очаровательной головкой, а не другим местом! – снова раздался звук удара, а следом грохот и звон.

– Он нарывается! – испуганно воскликнул Джордж, пятясь. – Боже, Гермиона же просто в бешенстве!

– Это Грейнджер и Уизли? – пискнула Долорес, уже проклиная минуту и час, когда решила посетить Нору. Только тут, кажется, Джордж заметил преподавателя, потому что глаза его округлились в изумлении.

– Профессор?! Вы-то что тут забыли?

Амбридж уже и сама не знала, что тут забыла. Если Дамблдор тут и был, то обвинить его можно было только в чрезмерной живучести, потому что из кухни снова раздались устрашающие крики, а затем практически визг Гермионы:

– Убери руки, Фредерик! – судя по последовавшим сдавленным ругательствам, она засветила ему коленом между ног, во всяком случае, парень вспомнил всех магов, которых когда-либо упоминал профессор Бинс, а затем почему-то Снейпа, ее, Амбридж, и какого-то Тревора.

– Мама, сюда! – откуда-то сбоку высунулась взъерошенная голова Рона. Лицо его было искажено гримасой ужаса. – Быстрее, на чердак!

И Джордж, и миссис Уизли, и она – все трое рванули по лестнице наверх, а вслед им неслись крики и звуки, красноречиво подтверждающие то, что первый этаж скоро станет руинами. Рональд пропустил их в маленькую каморку под крышей, захлопывая дверь. Долорес огляделась, и в тусклом свете, проникающем через мутное окно под потолком, увидела Джинни и Гарри, сидящих прямо на полу.

– Эм, здравствуйте, мистер Поттер, – неловко поздоровалась Генеральный Инспектор, чувствуя себя до невозможности глупо.

– О, профессор, здрасте! – весело отозвалась Джинни, оборачиваясь. – Как там внизу Фред и Герми?

– Бушуют, – припечатал Рон. – Придется посидеть здесь, пока они не успокоятся.

– Хорошо, что Артур сегодня допоздна в Министерстве, – хмыкнула Молли, отряхивая юбку от пыли, что, впрочем, было бессмысленно. Долорес с тоской посмотрела на собственную юбку, которая теперь из розовой стала скорее серой. Чердак был явно тесен для шести человек и слишком низок, чтобы стоять в полный рост, приходилось пригибать голову.

– Да вы садитесь, дорогая, – приветливо сказала миссис Уизли, сама усаживаясь на пол подле окна. Почему-то в ее голосе Амбридж послышалась насмешка. – Вы, кажется, хотели поговорить о поведении моих сыновей? Вы сказали, что в школе они ведут себя неподобающе?

– По крайней мере, башня факультета все еще на месте, – хохотнул Рон, усаживаясь около сестры и присоединяясь к ней и Поттеру в игре в магические карты. – Вы видели того гнома в саду? Нет? У него до сих пор тремор, так-то, а это он еще только в пяти футах стоял.

Слева что-то грузно приземлилось на пол, и Долорес подпрыгнула на месте, пребольно ударившись головой о сваю потолка, потому что безошибочно узнала Живоглота, памятную битву с которым до сих пор вспоминала с содроганием. Новая палочка, любезно выданная Фаджем, слушалась женщину с трудом, и она с тоской вспоминала свою привычную, которую не видела с тех пор, как это животное вырвало ее из рук Генерального Инспектора.

– Да не бойтесь вы так, – флегматично заявил Джордж, сидящий напротив, поглаживая чудовище по рыжей холке. – Пока Гермиона там убивает моего братца, мы все в одной лодке.

– Они два сапога пара, – тоскливо сказала Долорес, имея в виду то ли кота и его хозяйку, то ли двух подростков внизу, то ли всех сразу. Она тоже уселась на пол, стараясь игнорировать то, что ее костюм стал еще грязнее, и скинула туфли. Каблук левой был сломан. Сзади что-то шевельнулось, и женщина дернулась, но Гарри лишь беззаботно махнул рукой.

– Не обращайте внимание, профессор, это всего лишь упырь. Он живет тут.

– Кажется, вы ему нравитесь, – невинно заметила Джинни, и Рональд с трудом удержался от смеха. Упырь между тем ласково терся головой (или что у него там) о спину Амбридж, выпрашивая ласку.

– Как странно, раньше он признавал только сородичей, – ехидно заметил Рон, и Поттер закашлялся. Долорес поспешила списать это на пыль, которой было на чердаке просто огромное количество. Ох, не так представляла она себе этот день!..

Внизу между тем стихло. Живоглот испуганно мяукнул, прячась за спину Джорджа, упырь юркнул куда-то в темноту дальнего угла, и несчастная профессор почувствовала, что у нее от страха тоже сводит все внутри.

– Я… посмотрю, – наконец решился Джордж, и, опасливо озираясь вышел наружу. Впрочем, через полминуты от с грохотом взбежал вверх, глядя огромными испуганными глазами на всех присутствующих, и стал спешно баррикадировать дверь.

– Что там? – спросила Джинни, голос которой звучал на октаву выше, чем обычно.

– Ох, не спрашивай! – нервно бросил через плечо парень, продолжая закладывать дверь. – Мама, наложи защитные заклинания, скорее. И Оглохни еще, на всякий случай. Пожалуй, ближайшие пару-тройку часиков нам лучше побыть тут.

– Ох, – вздохнула Джинни, подвигаясь ближе к Поттеру. – Хотите с нами в карты?

Долорес крепче обхватила себя руками, сдерживая слезы обиды. Зато теперь она точно знала, что на первом же занятии после каникул они со студентами пройдут все защитные заклинания, которые она помнит. И, на всякий случай, еще заклинания первой помощи.

Фред крепче обнял Гермиону, сидящую к нему лицом на кухонном столе, не позволяя вырваться. Впрочем, она, кажется, больше и не брыкалась, а тихо сидела, обнимая его за шею и запрокидывая голову, позволяя своему парню страстно целовать ее. Он запустил руку под ее кардиган и почувствовал, как по ее спине пошли мурашки от этого жеста. Он вздрогнул, вспомнив, как эта ведьма чуть было не обрушила на себя полку с тарелками, и внутри него все снова похолодело, сжимаясь. Хуже того, что его Гермиона покалечится, могло быть только то, что в процессе какой-нибудь из их эмоциональных ссор она бросит его, этого Фред точно не пережил бы.

– Ты никуда не пойдешь, поняла? – шепнул он в уголок ее губ, на секунду отрываясь. – И ты не будешь рисковать собой, спасая весь мир.

– Почему это? – близость Уизли мешала девушке снова разозлиться, и поэтому вопрос получился скорее испытующим, чем негодующим.

– Я не пущу тебя, – все также тихо ответил Фред, спускаясь к ее шее, так доверчиво обнаженной перед ним. – Мы что-нибудь придумаем, да?

– Л-ладно, – согласилась она, и юноша мысленно порадовался своей победе, надеясь, что в этот раз окончательно убедил ее. Было всего две вещи, которые могли заставить их ссориться: это его привычка испытывать все товары сначала на себе, и ее неуемное желание следовать за Поттером во всех его приключениях. Гермиона провела холодным пальцами по открытому участку кожи на руке Фреда, где наливался синяк, и подняла полные вины глаза на него:

– Прости, я не хотела, прости пожалуйста…

– Эй, ну чего ты, я сам виноват, нечего было кричать на тебя и доводить. Ну, девочка моя, не нужно, ты ни в чем не виновата, – он нежно поцеловал ее, приподнимая, касаясь ладонью ноги. Она испуганно уставилась на него.

– Нет, не здесь, ты что! Сюда могут зайти в любую минуту!

– Никто сюда не зайдет, я ручаюсь, – ухмыльнулся Фред, снова привлекая ее к себе, и она сдалась под его напором, обнимая крепче. Уизли довольно улыбнулся, радуясь, что его девушка не может видеть эту улыбку. Просто Фред мог поклясться, что за секунду до этого видел в дверях кухни своего близнеца, и, судя по выражению лица того, у них с Гермионой был в запасе еще часик, хотя после этого их с Джорджем ждет серьезный разговор на тему отношений и секретов. Впрочем, Фред понимал, что рано или поздно брат все равно бы догадался, что они с Гермионой вместе, а поэтому грядущий допрос не сильно пугал его. Он вообще устал скрывать их отношения: когда ты кого-то любишь так сильно, об этом хочется кричать, рассказывая всему миру.

====== Место, куда уходят мертвые патронусы ======

Гарри раздвинул кустарник, прокладывая себе дорогу через заросли вперед. В лесу, в который их с Роном перенес портал Гермионы, было сумрачно и прохладно, капли, висящие на ветках, отливали серебром. Вообще весь этот лес был каким-то странным, и Гарри ощутил почти забытое ощущение смутного страха, сам не понимая почему, потому что лес не выглядел опасным или пугающим.

– Как думаешь, куда мы попали? – спросил он своего друга, вероятно, просто чтобы завести разговор. Тишина давила.

– Не знаю, приятель. Во всяком случае, Гермиона, кажется, часто пользовалась этим порталом, так что… – он не договорил, поджав губы. Оба снова замолчали, думая о своем, но Рон все-таки вскоре нарушил молчание, задав тот вопрос, который, кажется, мучил обоих волшебников.

– Как думаешь, Гарри, почему Гермиона покончила с собой? – Поттеру стоило больших усилий сделать следующий шаг, потому что они никогда раньше не говорили об этом вслух. Перед глазами все еще ярко стояли сцены похорон, когда она лежала в гробу, такая молодая и бледная, укутанная со всех сторон пестрыми цветами. На этом настоял Джордж. Он редко что-то говорил, еще реже настаивал на чем-то, и ему уступили, позволяя принести целую гору полевых цветов, собранных неизвестно где. Анджелина стояла за его плечом, молчаливая и осунувшаяся, но ни слова не сказала, когда мужчина прикоснулся губами ко лбу покойницы и что-то тихо прошептал ей, а затем, сгорбившись, отошел. На похоронах было много людей, и в толпе Гарри с удивлением увидел не только друзей и коллег, но и, например, кучку молодых людей, которых когда-то первокурсниками гоняла Гермиона, целую гурьбу домовиков, которые плакали, уткнувшись в вязанные шапочки, и даже с полдюжины их однокурсников со Слизерина, которые стояли чуть в отдалении. Гарри встретился взглядом с Малфоем, и тот ему кивнул. В руках блондина была одинокая роза. Белая.

Позже, вечером, оставив полугодовалого Джеймса с Джинни, Гарри сидел на полу маленькой квартирки Гермионы, задыхаясь в тисках такой ожидаемой, но тем не менее неожиданной истерики, разбрасывая по полу бумаги Министерства, заполненные аккуратным каллиграфическим почерком. С самого детства, несмотря на все смерти, которые он пережил, с самого детства ему не было так пугающе пусто в груди, даже тогда, когда Сириус погиб в Отделе Тайн, даже тогда, когда после Битвы за Хогвартс Гарри стоял на коленях перед телами Фреда, Люпина, Тонкс, Лаванды, Колина. В отличие от Рона, который предпочел забыться в алкоголе, Поттер не хотел пить. Ощущая себя почти мазохистом, ему хотелось запомнить это чувство утраты и тоски, которое осталось после смерти Гермионы, хотелось вспомнить ее с той болезненной ясностью, с какой вспоминают только умерших.

Гарри помнил, как она была три дня назад на Гриммо. Джеймс лягнул мать в подбородок, пытаясь перебраться на руки к любимой тете, и Грейнджер, которая так и осталась Грейнджер, со смехом обнимала его, позволяя дергать себя за волосы и нос. Тогда ни Гарри, ни Джинни, ни Рон с Падмой – никто не предполагал, что уже через сутки Гермиону найдут мертвой на полу собственной спальни. В ее руке был маленький пузырек, на котором ее почерком были выведены три страшных, жутких слова: «Зелье безболезненной смерти».

Ее нашел Невилл, которого отправили привезти ее на торжество в Нору, куда она опаздывала, вот только вернулся он один, посеревший и покачивающийся, и долго вокруг него суетились Молли и Флер, пытаясь понять, что случилось, прежде чем в комнату вошел Джордж. Он был привычно молчаливый, такой, каким был с самой смерти брата, однако что-то неуловимо поменялось в нем, как только он увидел полубессознательного Невилла у камина. Мужчина протолкался к нему, и, оттеснив маму, крепко схватил Долгопупса за плечи и встряхнул, приводя в чувства. Все остолбенели. Никто не ожидал от него, что он будет столь решителен, столь настойчив, столь эмоционален, однако Джордж сейчас весь подобрался, тихо, но от этого не менее резко спрашивая друга:

– Скажи, что с ней все нормально, – в молчании комнаты его голос звенел лопнувшей струной. Несчастный профессор, кажется, пришел в себя, потому что окинул присутствующих уже осознанным взглядом, и его нижняя губа задрожала. После войны Невилл стал бояться смертей.

– О, Джордж… – он закрыл лицо руками, и близнец побледнел так, что на худом лице стали видны синеватые ниточки вен, и прежде, чем кто-то успел что-то понять, трансгрессировал. Он вернулся через пять минут, в течение которых Долгопупс молчал, раскачиваясь из стороны в сторону. Уизли держал на руках безжизненное тело девушки, завернутое в темную мужскую мантию. По его щекам катились слезы, которых никто не видел вот уже шесть лет.

Из рук Полумны выпал бокал, и красное вино залило белый ковер, лежавший на полу.

– Гермиона! – Чарли и Рон бросились к брату, который опустился прямо на пол, бережно прижимая к себе труп, кажется, Молли и Джинни закричали, а маленький Джеймс плакал, но Гарри все стоял на месте, словно парализованный. Он глядел на Джорджа, который плакал и укачивал в руках Гермиону, вернее, то, что было ей раньше, а в его голове почему-то мысли собирались вместе непозволительно долго. Почему-то вспомнилось Рождество шестого курса, когда Гермиона куталась в мантию Фреда, стоя ранним утром на крыльце. Тогда она впервые сказала Гарри про войну, про то, что скоро все изменится.

Поттер прислонился к каминной полке, наклонив голову вбок, задумчиво нахмурил брови. Где-то он уже видел такую сцену… Где? Он укусил себя за верхнюю губу, вспоминая, и вдруг мысли ускорились, со страшной скоростью наполняя его голову, убивая апатию и отстраненность, возвращая в реальность. Он видел это в Омуте Памяти, в воспоминаниях Снейпа, когда тот укачивал его мать. Да?.. Нет! Он видел это в Большом зале в школе, когда Гермиона плакала, укачивая Фреда, который безжизненно смотрел в потолок над ее ухом, а она плакала и пела ему какую-то колыбельную, даже не прося очнуться. Она была единственной, кого Джордж тогда подпустил к брату.

Гарри почувствовал, как в его груди что-то со звоном трескается.

Треснуло. Разлетелось на осколки, оставляя пустоту и сплошное страшное черное ни-че-го. Он не плакал на допросе в Министерстве, не плакал на заседании в Визенгамоте, не плакал на похоронах. Он сжимал руку Джинни, обнимал Падму, сжимал в объятьях Рона. Но он не плакал. Кажется, он окаменел. Но когда Джордж коснулся губами белого лба, когда в последний раз судорожно сжал руку Гермионы, когда отошел, не оборачиваясь, вот тогда в вакуум, оставшийся от того места, которое раньше занимала в его груди Гермиона, в эту зияющую дыру хлынуло горе, заставляющее колени подогнуться и дыхание сбиться.

Гарри плакал, рыдал, содрогался и судорожно вдыхал ртом воздух, сидя на полу у рабочего стола Гермионы в ее кабинете, вчитываясь в глупые бумажки, которые составляли ее ежедневную рутину, которые не имели никакого смысла, никакой ценности, кроме того, что были написаны ее пером.

Он беспомощно взмахнул рукой, нечаянно переворачивая ящик, стоящий на углу стола. Новые бумаги, лежавшие в нем, рассыпались по полу, и внезапно взгляд Гарри, затуманенный слезами, зацепился за что-то, что было прямо перед ним. Он с трудом сфокусировал взгляд и все равно не сразу понял, что именно привлекло его внимание, а потом увидел. Его собственное имя.

«Не плачь, Гарри.»

Он подполз ближе, вытаскивая листок из кучи других, и, всхлипывая, стал вчитываться в строки, написанные зелеными чернилами на желтоватом пергаменте.

«Я знаю, что ты сейчас плачешь. Я слишком хорошо знаю тебя, мой милый Гарри. Прости меня, если сможешь, ладно? Если есть сейчас что-то такое, чего я еще хочу в этом мире, то только того, чтобы ты простил меня и не злился, не винил себя. Ты тут не при чем. Я боролась восемь лет, я боролась до тех пор, пока могла, но я так устала, Гарри… Я очень устала. Я так и не смогла найти новые причины жить, новый смысл, и я чувствую, как умираю каждый раз, когда оказываюсь в комнате одна. Не стоит говорить, что ты виноват хотя бы потому, что упустил момент, когда я сломалась. Это не так. Ты одно из моих лучших воспоминаний, Гарри. Передай мои письма Рону, Джинни, Джорджу, мистеру и миссис Уизли, Невиллу и остальным, ладно? Мне кажется, что я исписала сотни листов, признаваясь в любви каждому и каждой, вот только даже эти метры свитков никогда не смогут восполнить в моем сердце ту дыру, которая в нем горит. Я не прошу тебя не читать эти письма, я сама знаю, что ты не будешь этого делать. Только ты попроси Рона не называть ребенка, если это будет девочка, в честь меня, хорошо? Есть умершие, которым лучше оставаться умершими, Гарри. Если бы только я могла, я бы с радостью отдала свою жизнь другому, но разве это возможно? Вряд ли. Точно невозможно, уж мне-то не знать. Я изучила все способы, какие нашла. Их нет.»

Письмо было длинным, и Гарри кулаком утирал слезы, читая строчки, которые становились все торопливее и торопливее. Гермиона говорила и говорила, рассказывала о том, как она скучает по их приключениям, как хочет снова оказаться в палаточном лагере на Чемпионате мира, как скучает по их тихим вечерам в девяносто седьмом, как гордится двумя мальчиками, которые одолели горного тролля. Гарри улыбался сквозь слезы, и знал, что его лучшая подруга тоже плакала, улыбаясь, когда писала это.

«У меня есть к тебе последняя просьба, Гарри. Пожалуйста, возьми фальшивый галеон в верхнем ящике моего стола, возьми Рона, и вытащи галеон из обертки. Это портал. Он отнесет вас в одно место, особенное для меня. Ты сразу поймешь, почему, я обещаю. Просто вы с Роном должны знать, почему я ухожу. Не нужно, чтобы кто-то, кроме вас, видел и знал это, только вы и Джордж. А он и так знает. Когда вы вернетесь, отдай галеон ему. Он принадлежит ему по праву.

Всегда твоя, Мальчик-Который-Дарит-Жизнь, и с тобой.

Гермиона Джин Грейнджер»

Лес расступился, открывая мракоборцам небольшое блестящее озеро, по воде которого стелился серебристый туман. Гарри обошел его по кромке, стараясь ступать тише, но все равно их шаги эхом раздавались в тишине, которая висела между деревьев. Он никогда не слышал такой тишины в лесу: не было слышно ни шелеста листвы, ни скрипа стволов, ни пения птиц. Скрип замерзших листьев под подошвами ботинок отдавался эхом, гулко перекатываясь и уносясь вдаль. Странное место…

Тонкие ветви неизвестного кустарника раздвинулись, пропуская друзей на огромную поляну, которую черной стеной скрывал лес. Они зажмурились, закрывая глаза, потому что после сумрака чащи яркий свет поляны просто ослепил их, дезориентируя. Гарри отнял руку от глаз, и с удивлением увидел, как к нему несется белая сова, радостно кружа вокруг и безмолвно крича.

– Что это за место? – услышал он за спиной пораженный голос Рона и резко вздохнул, только сейчас осознав, что почему-то задержал дыхание. Он протянул руку вверх, и сова уселась ему на предплечье, как это ни раз делала Букля. Поттер покачнулся, потому что, словно в Омуте, увидел самого себя, пятнадцатилетнего мальчишку, который улыбался одобрительно кивая.

– Это патронусы, Рон… – сова ласково потерлась головой о руку мужчины, и он снова увидел себя, стоящего напротив каких-то семикурсников со Слизерина.

– Колин мой друг, и я никому не позволю обижать его, понятно? Отвалите от него.

Это было на четвертом курсе, когда к Колину Криви пристали какие-то отморозки, дразня за то, что тот слишком предан Поттеру и слишком верит в его победу в Турнире, а Гарри вступился за мальчика.

– Сюда уходят патронусы после смерти, Гарри, – услышал он надтреснутый голос Уизли, стоявшего за его спиной. – Чей это? Чья сова?

– Колина, – отозвался Поттер, глядя на Джек-рассел-терьера, который весело вилял хвостом, бегая вокруг ног Рона. – А это..?

– Лаванды, – коротко бросил Рон, поглаживая по голове собаку. – Ее воспоминание – это наш первый поцелуй, Гарри.

Он опустился на землю рядом, поглаживая собаку, которая радостно прыгала, тыкаясь носом в ладони людей. Сова кружила над головой Гарри, не отлетая дальше, чем расстояние вытянутой руки.

– Лучшее воспоминание Колина – когда я назвал его своим другом. Боже… – он закрыл лицо руками, только сейчас начиная понимать, как много значил для этого маленького, нелепого, но бесстрашного и верного мальчика, который и в последний бой бросился, вероятно, потому, что хотел помочь своему кумиру. – Все эти огни, все эти животные – это патронусы.

Вокруг них, до куда видел глаз, были серебристые животные, стоявшие группами. Некоторые из них уже шли к людям, вероятно, пытаясь оказаться ближе к тем, кто, косвенно или нет, питал их силами. Гарри вытянул руку, касаясь призрачных животных, и перед его глазами мелькали счастливые улыбки и победы, поцелуи и объятия, родные и близкие. Величественные волки подошли ближе, склоняя голову, и мракоборцы, не сговариваясь, прикоснулись к ним ладонями.