Текст книги "Покуда мы будем жить. Сейчас и в вечности (СИ)"

Автор книги: Касаи Кагемуша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Уже поменялось, – резко сказал Фред. – Скажи, неужели ты правда думаешь, что я такой подлец, что мог бы поцеловать тебя, перейти эту черту, если бы не хотел хотя бы попытаться?

– Нет, – Гермиона покачала головой. – Я знаю, я ведь тоже чувствую…

– Тогда, может, мы попробуем? Ты считаешь, что ничего не получится. Что мы не сойдемся характерами, что мы переругаемся, что мы сделаем все не так. Знаешь, я тоже в этом почти убежден: что мы будем долго притираться друг к другу, что наши ссоры будут ужасны, что мы допустим все ошибки, которые можем, но, Герм, даже если это так, я хочу убедиться, что ничего не выйдет. Я не хочу потом жалеть, что ничего и не было.

– Ты прав, – аккуратно кивнула она. – Я тоже не хочу потом ловить призраки того, что не случилось.

– Тогда… – он нахмурился, словно собираясь с мыслями. – Можно, я сейчас поцелую тебя?

Она сама подошла к нему, и этот, четвертый поцелуй, был особенным для них обоим. А еще для пушистого рыжего кота, который притаился за дверью…

====== Глухая ======

Гермиона разливает по стаканам бутылку огневиски и поднимает в воздух свою порцию.

– За победу, – улыбается она, приподнимая руку, и Фред повторяет ее действие, тоже улыбаясь и осторожно отхлебывая янтарную жидкость. Грейнджер кривится от горечи на языке, и юноша смеется, потому что она так и не научилась пить, хотя самой через полгода двадцать. Гермиона хмелеет быстро, улыбаясь чуть более свободно, чем обычно, и Фред любуется ею, такой красивой и вместе с тем загадочной. Она привычно смущается от его изучающего взгляда и прячет глаза, переводя взгляд на свои колени. Они сидят прямо на полу, а на Лондон спускаются сизые сумерки, и комната освещается только настольной лампой, горящей в углу. В сумраке волосы Фреда кажутся еще более рыжими, чем на самом деле.

– Смерть – самое скучное и пошлое окончание любой истории, – слишком резко заявляет Гермиона после третьего стакана. Она опускает его на пыльный пол, и поджимает губы.

– Почему? – она не слышит вопроса, но читает его по губам юноши. Слух после войны так и не восстановился, как не исчезли и шрамы от пыток в Мэноре и ночные кошмары, в которых раз за разом умирает кто-то близкий и дорогой. Иногда это родители, застигнутые в собственном доме, иногда – Джинни, растерзанная Сивым, бывает, что Гарри или Рон, но страшнее всего видеть смерть Фреда, которого снова и снова заваливает стеной Хогвартса. Гермиона понятия не имеет, что за заклинание использовал Перси, вытаскивая его, но одно было точно: он спас брату жизнь. Грейнджер точно помнила, как испуганно закричал Джордж, когда понял, что могло произойти, но потом… Только тишина. Уже два года Гермиона ничего не слышит.

Изуродованная.

Она много раз просила Фреда уйти. Уйти прочь, просто оставить ее одну в ее маленькой квартирке, пусть сломанную и одинокую, но не губить вдобавок еще и свою судьбу. Он не ушел. Он ничего не сказал, просто сложил руки на груди и остался. Она плакала, умоляла его, но он был непреклонен, и он так и не ушел никуда ни в первый вечер, ни в какой-либо из последующих. Она объясняла ему раз за разом, что это лишь погубит его жизнь, что не стоит тратить ее, такую восхитительную и красочную, на нее, Гермиону Грейнджер, которая изувечена так, что вряд ли даже самый последний маньяк захочет ее. Ее руки были в ожогах и шрамах, которые нельзя было скрыть почти ничем, ее спину украшали следы укуса, она была глуха, она больше не могла иметь детей. Только не после того, что случилось с ней в поместье Малфоев.

Поломанная.

Он так не считал. Он рассказал ей об этом одним из темных вечеров, который они проводили вместе, сидя на полу и глядя в окно, за которым на небе появлялись звезды. В один из вечеров, когда она перестала гнать его, смирившись, что если и есть человек, способный переспорить ее, то только он. Фред рассказывал сначала медленно и спокойно, но к концу своей речи уже был на ногах, вышагивая туда-сюда по комнате и эмоционально взмахивая руками. Гермиона читала по его губам. Он говорил, что ненавидит себя за то, что отпустил ее с Гарри, что не остановил, пусть бы даже и силой, что винит только себя в том, что не удержал, когда она вырвалась из его рук прямо посреди танца, хватая друзей и трансгрессируя. Что он с болью осознает то, что не догадался прибыть на Гриммо, чтобы забрать ее. Что он всю войну думал о ней, что думал и много месяцев до этого. Рассказывал, как любил в школе, как наблюдал за ней в кабинетах и коридорах. Как побоялся пригласить на Святочный бал на шестом курсе и на Рождественский на седьмом. Как тосковал по ней, когда по вечерам ложился в постель, не зная, где она и что с ней.

Потерянная.

– Потому что смерть – это то, что бывает со всеми, – отвечает она. – Есть ли смысл говорить о жизни, если мы фиксируем только то, умер человек или нет? Смерть – только точка в предложении. Я предпочитаю многоточие.

– Например, свадьбу? – он хитро щурится, ему, похоже, тоже ударил в голову алкоголь, потому что вопрос вышел слишком ехидным. В глазах пляшут чертенята.

– Например, – кивает Гермиона, отхлебывая из своего стакана и снова морщась. – Не согласен?

– Свадьба – это клише.

– А что плохого в клише?

– После него вся жизнь – словно прописанный план. Какое уж тут веселье, – он пожимает плечами. – Разве что…

– Разве что что? – она наклоняет голову вбок, считая веснушки на его лице. Их количество она и так знала наизусть, но не могла отказать себе в маленьком удовольствии снова пересчитать их.

– Знаешь, есть люди, с которыми даже клише не работают.

– Продолжай, – она улыбается, и ее сердце предательски замирает на секунду, прежде чем ускорить свой бег. – Я слушаю.

– Ну вот, например, возьмем маленькую девочку со сложным именем и смешной прической. Она любит книги, справедливость и равенство. Ей бы работать в Министерстве, защищать чьи-нибудь права, да? Это было бы в духе клише. Но! – он пафосно поднимает указательный палец, строго глядя на Грейнджер. Она хихикает. – Но эта девочка вырастает и начинает работать в магазине двух самых отвратительных студентов за последнее столетие, причем не просто работать, а создавать новую продукцию. Понимаешь, к чему я клоню?

– Или, например, мальчик-герой, – подхватывает Гермиона, кивая, – который не является ни принцем, ни лучшим из воинов последнего столетия, но все равно побеждает злодея, причем не с помощью хитрости и силы, а с помощью честности и любви. А его возлюбленная, которая совсем не блондинка, кстати, не ждет его в башне, а тут же, рядом, бьет со всей дури злодея по лицу кулаком, потому что очень боится за своего героя.

– Да! – Фред всплескивает руками, но вдруг закусывает губу, продолжая куда менее уверенно, чем раньше. – Или, например, парень, который всегда в центре внимания, но боится сказать самое важное той, которую любит.

– Если боится он, скажи за него ты, – девушка придвигается ближе, прислоняясь.

– Скажу, – он уверенно кивает, глядя ей в глаза, но в его взгляде все равно страх. – Свадьба – это клише, но вот только не в том случае, если самый неугомонный парень Хогвартса не хочет шумную свадьбу, а хочет пригласить на нее лишь семью. Если он готов ради своей невесты надеть самый отвратительный колючий костюм, который только можно найти, и даже приколоть к нему значок с логотипом ее организации. Если он сам не знает, что будет потом, потому что жизнь – непредсказуема, но он все равно больше всего на свете хочет попробовать. Что ты думаешь, Гермиона? Есть ли у этого парня шанс? – он задерживает дыхание, ожидая ее ответ.

– Это совсем не клише, если веселый и потрясающий парень влюбляется не в идеальную девчонку, а в ту, которая предпочитает людям книги, – медленно начинает она. – Если он не боится оставаться с ней, даже если она выглядит ужасно и каждую ночь кричит от кошмаров. Даже если она не слышит его голоса и смеха.

– Но может читать по его глазам даже то, что еще не сказали губы, – тихо замечает он. Она кивает.

– Вряд ли это клише, если она готова прийти на собственную свадьбу в джинсах и футболке, если он этого захочет. Если готова провести медовый месяц в джунглях Бразилии, ища какой-то корень для его нового зелья. Если готова учиться готовить и краситься, чтобы он всегда хотел вернуться домой. Если…

– Просто иди ко мне, ладно?

Они сидят бок о бок на полу, молчат и смотрят на звезды. В груди Гермионы разливается блаженное счастье. Глаза Фреда сияют радостью.

– Мы завтра пойдем в Косой переулок, – шепчет он поверх ее волос, – и найдем тебе обручальное кольцо твоей мечты.

– А потом зайдем в маггловский магазинчик на углу и вечером запустим фейерверк, – улыбается она.

И все равно любимая.

– Ты ведь никуда не уйдешь Фред? – она сонно приоткрывает глаза, желая прочитать его ответ по губам. Читает по глазам.

– Пока ты сама этого не захочешь, милая, – он тянется, чтобы поцеловать ее в лоб, но она уже не слышит. Спит.

Квартирка в центре Лондона погружается в сладостную тьму, а в одной из ее комнат сидят двое, юноша и девушка, и он смотрит на звезды, пока она тихонько сопит подле его плеча. Громкий звук сирены вдалеке заставляет Гермиону заворочаться во сне, но вскоре она снова замирает, и ночные кошмары сегодня не тревожат ее.

По золотой раме бежит отсвет огней проезжающей машины.

Стоит ли говорить, что по эту сторону зеркала Еиналеж сидит только один человек?

====== В центре Лондона под музыку дождя ======

Послышался визг тормозов, скрежет, а затем гулкий звук удара. Гермиона раздосадовано стукнула рукой по рулю, глуша двигатель и выходя из машины, оглядывая повреждения: правая сторона ее миниатюрной KIA Picanto была разворочена, кусок капота лежал тут же на асфальте. Девушка потерла пальцами переносицу, даже совсем не удивляясь. Просто ужасное продолжение ужасного дня, и все. Водитель внедорожника AUDI, который приговорил ее автомобиль, выскочил на улицу и завопил, даже покраснев от натуги:

– Совсем не видишь, куда прешь, коза?! Я тут с парковки выезжаю, ослепла?!! – Грейнджер горестно вздохнула, и, не слушая дальше крики мужчины, отправилась обратно к себе в машину, набирая номер дорожной службы Лондона. Ей вежливо ответили, что аварий много, и придется подождать и Гермиона вздохнула еще горше, набирая номер Поттера.

– Але, Гарри? Да, привет. Нет, нет, я просто хотела сказать, что не смогу приехать на ужин к Уизли, прости. А? Нет, ничего, просто попала в небольшую аварию. Нет, Гарри, все нормально, на мне ни царапины. Клянусь, я в порядке! Да. Да. Нет, машина не на ходу, я позвонила, скоро приедет инспектор и эвакуатор. Где? На Бедфордбери, около автомобильной стоянки Мартин-отеля. Да, он въехал мне в правый бок, выезжая оттуда. Нет, Гарри, все хорошо, правда. Веселитесь. Передавай мои поздравления Чарли. Да. Я заеду к вам с Джинни завтра, не беспокойся. Все, мне пора, водитель стучит мне в стекло.

Виновник аварии, здоровенный детина, больше похожий на горного тролля, чем на человека, действительно молотил ладонью по окну, которое грозилось попросту вылететь от такого напора. Гермиона открыла дверь, выходя наружу. Стараясь не показать ни усталости, ни тем более раздражения, она максимально миролюбиво спросила:

– Что такое? – но ее собеседник, кажется, совсем не планировал вести мирные разговоры.

– Как что? – буквально прорычал он, брызжа слюной. – Ты помяла мою машину, дура! Плати за ремонт!

– Кто и кому сколько заплатит – это решит инспектор, – сама поражаясь своей вежливости ответила Гермиона. – Я уже вызвала полицию, так что скоро они приедут.

– Ах ты!.. – кажется, он задохнулся от злости, и пару секунд девушка молилась, чтобы у него отнялся заодно и дар речи, но, увы, чуда не случилось. – Даю тебе последний шанс свалить отсюда, шваль паскудная! Ты хоть знаешь, кто я?!

Гермиона прикрыла глаза, досчитала до десяти и, немного успокоившись и сдержав язвительный ответ, села обратно в салон своей машины. Мужик снаружи что-то еще яростно сказал, а потом прыгнул в свое авто и резко ударил по газам, сворачивая налево, на Хоп Гарденс, уезжая с места ДТП. Грейнджер прикрыла глаза, откидываясь на сидение. Ну и ладно, так даже будет проще. Делать было совершенно нечего, читать не хотелось, и в ожидании эвакуатора и представителей закона она решила попробовать вздремнуть. Может, это было даже к лучшему, что она пропустит вечеринку в честь дня рождения Чарли Уизли: во-первых, несомненно, там будет ее шеф, видеть которого ей сейчас не хотелось, во-вторых миссис Уизли непременно начнет сетовать на ее худобу и бледный цвет лица, и потом на работе не оберешься проблем, в-третьих, Рон, кажется, снова был готов приударить за ней. В-четвертых, там точно будут близнецы. Их она была готова видеть еще меньше, чем шефа, хотя совершенно не потому, что не хотела, совсем наоборот, и это как раз пугало. Гермионе было двадцать пять, она закончила с отличием колледж и университет, у нее была отличная должность в Министерстве Иностранных Дел, вот только все равно ее жизнь была дыркой от бублика по сравнению с жизнью Фреда и Джорджа Уизли. Они были на два года старше ее, веселые и неугомонные. Они познакомились в колледже-интернате, когда Гермиона в двенадцать обставила в олимпиаде по химии всех студентов, даже тех, кто учился в выпускном классе. Тогда близнецы с искренним восхищением пожали ее руку, а вместе с тем стали первыми, кто отнесся к маленькой девочке-отличнице по-доброму. А через месяц Рон и Гарри спасли ее от добермана по кличке Горный Тролль, который сорвался с цепи, и в ее жизни появились друзья. Рон был младшим братом близнецов, и поэтому не было ничего удивительного, что, когда летом Гермиона приезжала к нему погостить, она волей-неволей общалась с озорниками, которые грезили созданием магазина фокусов и приколов. И тем не менее, несмотря на то, что она была лишь маленькой ботанкой, подружкой младшего брата, тем не менее близнецы всегда были очень добры с ней. Пожалуй, даже, слишком добры.

Она задумалась о работе, лениво перебирая в уме дела, которые нужно было бы сделать сегодня вечером, раз она никуда не пойдет. Тянуться на заднее сидение за сумкой было лень, и девушка решила, что сейчас можно расслабиться и составить список позже. Нужно было позвонить мистеру Грюму из Министерства Обороны и договориться о встрече, чтобы обсудить вопрос предоставления политического убежища какому-то шаху или шейху. Позвонить Падме, работающей в регистратуре, и попросить ее назначить прием для делегации из Андорры. Посмотреть документы, регламентирующие изменения в правилах взаимодействия со странами Европы после выхода Англии из Евросоюза: хотя они еще не вошли в силу, и будут подписаны, наверное, только в конце следующей недели, нужно было изучить их заранее, чтобы быть готовыми. Тысячи мелочей, которые нужно было сделать, чтобы работа шла своим чередом…

Гермиона все-таки задремала, но резко проснулась, когда вновь услышала стук в окно. Она ожидала увидеть там лицо полицейского, но вместо этого с удивлением узнала Фреда Уизли. Он заулыбался, увидев, что она открыла глаза, и жестом показал, чтобы она отперла дверь.

– Ух ты, Грейнджер, – начал он вместо приветствия. – Гарри сказал, что у тебя тут незначительная поломка, буквально царапина, а у тебя все пассажирское место смято так, словно по нему единорог проскакал. Как ты так ухитрилась?

– Один козел на таран решил взять, – улыбнулась в ответ Гермиона, вылезая наружу и ежась. На улице было прохладно и, кажется, собирался дождь.

– Только не говори, что он еще и свалил, – нахмурился парень, оглядываясь. – Это же просто свинство! Надеюсь, ты запомнила номер?

– Я по твоему совету установила видеорегистратор, – девушка махнула рукой, указывая на маленькую камеру на зеркале заднего вида в салоне. – Никуда он не денется.

– Молодец, – Фред расплылся в немного самодовольной улыбке, засовывая руки в карманы и перекатываясь с носков на пятки и назад. – Пошли ко мне в машину, подождем копов там.

В салоне пахло мятой, лимонами и почему-то порохом. Хотя в квартире близнецов пахло так всегда, так что было закономерно ожидать похожую атмосферу и в их универсале. Уизли потянулся к сумке на заднем сидении, шурша чем-то, и вытащил оттуда сверток в пищевой бумаге.

– На, поешь. Ты ведь наверняка сегодня ничего не ела, – он протянул сверток подруге, и та жадно впилась зубами в сэндвич с бужениной. – Стянул у мамы с тарелки, когда уходил, чтобы ехать к тебе.

– Ммм, Фред, я обожаю тебя, это просто восхитительно! – промычала Гермиона, прикрыв от наслаждения глаза. – Я ничего не ела со вчерашнего вечера. Но ведь миссис Уизли никогда не готовит такие сэндвичи, разве нет?

– Я попросил, – беззаботно пожал плечами парень, вытягивая ноги. – Знал, что ты их любишь.

– Но откуда? – в действительности, Гермиона редко позволяла покупать себе что-то такое. Она была довольно стеснена в средствах, на аренду квартиры уходило порядочное количество средств, а работу в Министерстве трудно было назвать высокооплачиваемой, поэтому экономить приходилось буквально на всем, включая книги, которые девушка брала в местной библиотеке. Просить помощь у родителей она не хотела, прекрасно понимая, что их недавний переезд в Австралию и так обошелся им недешево, к тому же, они и так очень помогли ей, оставив свой старый автомобиль. Который сейчас был разбит в глупейшей аварии. Черт.

– Я заметил это позапрошлым летом, когда мы были в гостях у родителей Гарри, в Годриковой Впадине. Ты каждый день носила беременной Джинни такие бутерброды и темный шоколад с апельсинами. Разве не очевидно, что ты попросту любишь эти продукты, а? – он усмехнулся, словно это было действительно что-то элементарное, и Гермиона с трудом сдержала восхищенный вздох. Фред Уизли был невероятным человеком.

– Спасибо тебе, – серьезно отозвалась она, проглатывая последний кусочек. – Если честно, это лучшее, что сегодня со мной случилось.

– Паршивый день? – он сочувственно скривился, разворачиваясь к ней, как всегда делал, когда понимал, что ей нужно высказаться. Если честно, Гермионе иногда казалось, что он понимает ее даже лучше, чем Гарри или Полумна, ее бывшая однокурсница в университете, и от этого становилось еще хуже. Вообще это отвратительное чувство, осознавать, что одним из самых близких для тебя людей является тот, в жизни которого ты – просто рядовое знакомство. Но, с другой стороны, это был Фред Уизли, и как бы то ни было, он был ее другом. А Гермионе очень нужно было высказаться. Поэтому она заговорила, и апатия, которая мучила ее весь день, стала слетать все больше и больше, обнажая эмоции.

– Не то слово. Я проспала утром, забыла поставить вечером телефон на зарядку, и не сработал будильник. Я едва успела на работу, но все равно по дороге от парковки до Министерства меня в Сент-Джеймском парке окатили водой. Я до нитки вымокла! И этот Филч, ну, наш вахтер, он не хотел меня пускать в здание. А потом, уже днем, пришла Лаванда и целую сотню лет трещала с Парвати о том, какой Рон козел, потому что бросил ее, и в этом шуме было нереально совершать деловые звонки. А потом, на собрании, Кингсли снова начал кричать на нашего стажера, что он принес ему кофе без молока, хотя я точно помню, что в прошлый раз Кингсли точно так же орал за кофе с молоком!

– Да у него не в порядке с нервами, – поднял брови Фред. Кингсли – это был начальник Гермионы, Министр иностранных дел Великобритании. Он был, в целом, неплохим человеком, но был слишком строг с подчиненными, порой даже груб. Те, кто не имел с ним прямого контакта, вроде, например, ассистентов Гермионы, Парвати и Лаванды, боготворили его, но вот заместители и советники… На них от отрывался по полной. В последнее время хуже всего было мальчику-стажеру, который только-только выпустился из дипломатического колледжа и по рекомендации Люциуса Малфоя проходил практику в Министерстве. Гермиона полагала, и, надо сказать, не она одна, что излишняя придирчивость Бруствера к мальчику была вызвана именно личной неприязнью к Малфою-старшему, который долгое время поддерживал лидера крайней партии, но после ее поражения на выборах быстро перестроился и стал выступать за партию власти. Такое поведение, двуличность, это было и правда омерзительно.

– И не говори! – Гермиона скривилась, вспоминая отвратительную сцену, которая произошла на совете днем.

– Ну и конечно ты, мать Тереза, не могла вступиться за этого несчастного эльфа-Добби?

– Его зовут Робби! – воскликнула Грейнджер, хмурясь. Она не понимала, почему близнецы каждый раз коверкают его имя. – И он не эльф. В конце концов, ведь кто-то должен был помочь ему!

– Дай угадаю. И Кингсли тут же взъелся на тебя, стал кричать, что таких несносных и неуравновешенных девиц нельзя пускать на государственную службу, и уж тем более назначать младшими заместителями Министра иностранных дел, да? И что Перси был бы куда лучше в этой роли.

– Откуда ты знаешь? – пораженно уставилась она на него, хлопая глазами. Никак этот парень был волшебником…

– Ну, ты же знаешь, в последние пару лет он сдружился с отцом, так что сегодня он уже успел рассказать ему все, что думает о тебе. Правда, потом он очень лестно высказался о том, какие поправки к закону об эмиграции ты предложила. И сказал, что никогда не видел, чтобы кто-то в таком юном возрасте добивался таких высот.

– О, – она зарделась, смущенная. – Но мои заслуги – это ерунда. На самом деле шеф, кем бы он ни был, вот он настоящий талант.

– Ну, это-то точно. Если бы не он, то на прошлых выборах бы точно победил тот неофашист, Том Реддл. Чертов экстремист! – Том Реддл был политиком радикальных взглядов, пропагандирующий идею закрытия границ и национального превосходства. Несмотря на то, что его взгляды были весьма резкими, и, можно сказать, жестокими, у него были влиятельные друзья, вроде того же Малфоя, и, если бы не обширная кампания Кингсли против него, он рисковал войти в Парламент.

– Кстати, ты читал, что написала про него та журналистка, Рита Скитер?

– Ты про то, что она обозвала его Лордом Волан-де-Мортом и Тем-Кого-Нельзя-Называть?

– Ну да. Согласись, это было забавно, да?

– Пожалуй. Она, конечно, частенько привирает в своих статьях, но эта у нее удалась на славу. Чего стоит иллюстрация, где изображен он с волшебной палочкой и змеей! Умора.

– Иллюстрацию рисовал отец Полумны, знаешь? Он очень талантливый художник.

– Пожалуй. Но не отрицай и своего таланта, прошу. Ведь именно ты ведь была той, кто убедил Фаджа пойти на уступки и принять поправки! Это очень здорово. Я предрекаю тебе великое будущее, – он шутливо поклонился, и Гермиона очень надеялась, что не покраснела от этого жеста. Она прокашлялась и поспешно сменила тему.

– Знаешь, мне кажется, Робби пойдет гораздо дальше. Он смышленый паренек, и я искренне… – ее прервал звонок телефона. Фред вытащил его из кармана и снял трубку, одними губами извиняясь.

– Привет, ма. Да, она тут, со мной. Нет, она в порядке, ни царапины. Да, все хорошо. Нет, надо дождаться полиции и зафиксировать ДТП. Хорошо, я передам. Нет, ничего страшного, маленькая поломка. Да, конечно, я потом отвезу ее домой. Мам, ну хватит! Я вешаю трубку, мама. Все, пока. Да. Ладно. Пока.

Он спрятал телефон в карман куртки, и Гермиона улыбнулась, потому что на рингтоне у него все еще стоял саундтрек старого ковбойского фильма, который они смотрели вместе в прошлую Пасху.

– Мама звонила, волновалась о тебе. У них там пиршество в самом разгаре, Кингсли беспокоился, все ли с тобой хорошо.

– Прости, что тебе пришлось уехать с праздника ради меня, – скривилась она. Стало стыдно. – Я же говорила Гарри, что это ерунда, а теперь ты пропустишь день рождения брата…

– Брось, Грейнджер, ты чего! – кажется, он был действительно обижен, потому что вечная улыбка в его глазах исчезла. – Кто я по-твоему?

– А… кто? – промямлила она, испугавшись, что сказала что-то не то, и что он сейчас уйдет.

– Я твой друг, Гермиона. А друзья на то и есть, чтобы помогать, и не важно, праздник или нет. Или ты забыла, как сама отменила поездку на море, когда мы с Джорджи заболели ветрянкой?

– Но это другое… – попробовала возразить было она, но Фред перебил ее, возмущенно подскочив.

– Да какое другое, Герм! По-твоему, мне только развлекаться, да? А на друзей наплевать? – она замахала руками, подскакивая.

– Нет, нет, я совсем не это имела в виду, Фред! Прости пожалуйста, я совсем не это хотела сказать! – она порывисто обняла его за шею, и он расслабился под ее руками, тоже обхватывая за плечи и подтягивая ближе. Она так точно не считала. Близнецы, даже когда они еще были совсем детьми и не сильно дружили, всегда защищали ее, готовые даже кулаками защищать ее от нападок однокурсников или отводя назойливых ухажеров. И уж им точно не было все равно на чужие проблемы. Кстати, именно Фред был тем, кто избавил Гермиону от назойливых ухаживаний Кормака Маклаггена, который учился на год старше нее, и, хотя девушка так и не узнала, что именно он сказал и сделал самовлюбленному воздыхателю, больше Кормак к ней не подходил. Особенно показательно это было потому, что в тот момент Грейнджер встречалась с Роном, который, впрочем наотрез отказался разбираться с соперником, заявив, что «полностью доверяет своей девушке».

– И ты прости меня. Я был не прав. Я знаю, что ты так не думаешь… – он улыбнулся ей в волосы, украдкой вдыхая их запах. – Вообще-то я удивлен, что не приехал Рон, – весело заметил он, отстраняясь.

– Рон? А почему он должен был приехать? – они расстались в девятнадцать, когда оба уже учились в университетах. Расстались мирно, без скандала, а через полгода Рон стал встречаться с Лавандой Браун, которая училась на одном курсе с Гермионой и с которой он познакомился, когда вместе с Гарри встречал ее у корпуса. По его же просьбе Грейнджер много позже взяла ее под свое крыло в Министерстве, и, боги, это было ее худшее решение в жизни. Лаванда была абсолютно бестолкова, и всю работу за нее приходилось делать ее начальнице. Кроме того, она все время отвлекала вторую ассистентку, Парвати Патил, и обе целыми днями только и делали, что обсуждали парней и жаловались на жизнь. В последние месяцы Гермиона предпочитала вместе с ноутбуком прятаться в переговорной, чтобы хотя бы чуть-чуть сосредоточиться.

– Понимаешь, Джордж сегодня вечером слышал, как Ронни хвастался перед Гарри обручальным кольцом, которое тебе выбрал. Разве вы не вместе? – он выразительно выгнул бровь, весело ухмыляясь.

– Не-а, – озадаченно покачала головой девушка, а потом побелела, понимая, как хорошо, что она сегодня не поехала на вечер к Чарли. Она понятия не имела, почему Рон решил, что он снова хочет быть с ней, но была точно уверена, что сама она не хочет пробовать снова. И уж тем более не хочет обручаться.

– Хочешь сказать, что он решил жениться несмотря на то, что вы уже пять лет, как не вместе? – присвистнул Фред, удивленно глядя на подругу. – Во дает!

– И что мне делать? – с несчастным видом спросила она, пряча лицо в ладонях, но все равно подглядывая между пальцев.

– Ну, можешь сказать ему, что ты уже с кем-то встречаешься, – ответил Фред, однако Гермиона замотала головой уж слишком отчаянно.

– Ну нет! Знаешь, врать о чувствах… Это даже хуже, чем врать о чем-то еще. Ненавижу притворство в отношениях, это же попросту гнусно, – она нахмурилась, готова отстаивать свою позицию, однако юноша тепло улыбнулся, кивая.

– Знал, что ты так ответишь. Я сам считаю так же, если честно, – она откинул волосы со лба и добавил куда тише. – Поэтому я и расстался с Анджи.

– Разве она не ушла от тебя к Джорджу? – по правде сказать, это была странная история. Она случилась через полгода после того, как Рон разошелся с Гермионой, и никто так и не понял, что именно случилось, только на банкет по случаю окончания университета Анджелина Джонсон пришла не с Фредом, с которым встречалась тогда уже почти два года, а с его братом-близнецом. Все трое отказались рассказывать подробности, однако продолжали хорошо все вместе общаться, поэтому вопросов у всех стало еще больше.

– Ну, в некотором роде, только не сразу, – он ухмыльнулся. – Мы расстались на третьем курсе, а в начале четвертого братец спросил у меня, не буду ли я против их отношений, и я благословил их. Так что все не совсем так, как полагает общественность, – он заерзал на сидении, устраиваясь удобнее.

– Не знала, – задумчиво произнесла девушка, пожевав прядку волос, но тут же, поймав себя за вредной привычкой, выплюнула ее. На самом деле, ее расставание с Роном не было таким простым и безболезненным, как, наверное, казалось окружающим и ему самому. Все пошло наперекосяк даже раньше, чем второй курс, когда они разбежались. Все началось летом того года, когда Гермиона вдруг осознала, поняла и приняла одну простую истину: она была влюблена в другого человека и не любила больше Рона. Это было озарением, прояснением, и она тогда позорно бежала из Норы, не в силах больше выдержать все то, что внезапно открылось ей. Влюбиться в старшего брата своего парня? Боже, поставьте пятерку в ведомость, дно достигнуто. Гермиона двое суток просидела на чердаке загородного дома бабушки, зная, что ее не будут здесь искать, и поэтому позволяя себе выплакивать горькие слезы обиды на то, что все получилось так плохо. Но ее все-таки нашли. Нашел вечно хмурый, серьезный, собранный Перси, в жизни которого тогда тоже все было не слава богу. Они вылезли на крышу и много часов сидели там, изливая друг другу все то, что накипело. Гермиона тогда говорила долго-долго, отчаянно и надрывно. Она не называла имен, но созналась в том, что, кажется, охладела к Рону, влюбившись в другого человека, в том, что не знает, что делать и как поступить, как вести себя с ними обоими, какое решение принять. Он тогда обнял ее, укачивая, успокаивая истерику, и покорно слушал, и Гермиона постепенно пришла в себя. А потом рассказал он. Рассказал, как жалеет о том, что поступил работать в Министерство Иностранных Дел, как ненавидит бумажную работу, и что, наверное, хотел бы уволиться, но не хочет расстраивать маму. Они говорили до тех пор, пока на небе не зажглись яркие звезды, и, сидя под светом звезд созвездия Большого Пса, пытались помочь друг другу, слушая и пытаясь придумать решение проблем. На прощание, когда Перси следующим утром ловил рейсовый автобус до Лондона, он снова обнял ее и шепнул на ухо: «Борись за свое счастье». А на следующий день он забрал документы из департамента и устроился на заочное в фармацевтический, найдя подработку в медицинском центре Ремуса Люпина. И Молли была действительно счастлива за сына.