Текст книги "Покуда мы будем жить. Сейчас и в вечности (СИ)"

Автор книги: Касаи Кагемуша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Ты знаешь, что Амбридж пошла на сделку со следствием? Списки всех «неблагонадежных студентов», даже тех, кого она не знала лично – этого достаточно суду, чтобы вынести приговор. От трех до семнадцати лет заключения. Малфою на прошлой неделе дали двадцать четыре. А Гойл покончил с собой, выпил яд в ночь перед заседанием…

Голос дрогнул и оборвался, потому что перед глазами, словно наяву, встало восковое лицо Драко, который, кажется, даже не понимал, где он находится и что происходит. Разумеется, он знал, почему его единственный лучший друг не пришел. Драко было всего восемнадцать, но под его глазами уже залегли морщины, а сами глаза потускнели.

Гермиона знала, что его метка исполосована шрамами от лезвия.

– Мне иногда нестерпимо хочется встать прямо посреди этого фарса, перед этими угрюмыми уродливыми лицами, и сказать им, как я презираю их. Как я презираю их за то, что они смеют судить тех, кто в сто, в тысячу, в десять раз благороднее и отважнее их! – она со всей силы ударила кулаком в стену. Кожа сбилась, и по запястью медленно потекли тонкие алые кровавые струйки. – Они всю войну сидели, спрятавшись и прижав уши. Прятались! А теперь только и могут, что устраивать показательные казни, разбираясь с детьми! Не с Пожирателями. Ими занимается, видите ли, Аврорат. Но школьники же куда опаснее, правда?

Она горько рассмеялась, кулаком утирая слезы, размазывая кровь по лицу, но даже не замечая этого.

– Рон так и сделал. Еще тогда, когда шел процесс над Нарциссой: просто встал и высказал все, что он думал о суде, о всей той театральности, с которой это было устроено. Сказал, что она спасла меня в Мэноре, что она скрыла то, что Гарри жив, от Лорда, а его просто вывели из зала… – Гермиона замолчала, а затем взвыла, запрокидывая голову и буквально крича в потолок, исполосованный тенями с улицы. Злые слезы текли по щекам, и кровавые капли падали с подбородка вниз, расплываясь пятами по свитеру и юбке. – Как так получилось, что из всех нас только Рон посмел сказать правду?.. Гарри говорит, что этим мы никому не поможем. Но, черт возьми, разве смогли мы помочь кому-то, послушно слушая приговоры?!

За окном послышался веселый женский смех. Звон бокалов, а затем и тост:

– За победу и Гарри Поттера!

Снова раздался звон бокалов, и возгласу вторили с десяток таких же выкриков – лихих, живых.

– За Поттера!

– За Грейнджер! За Гриффиндор!

– Ты слышишь, Фред? – она усмехнулась, бессильно мотнув головой в сторону окна. – Они радуются. Они счастливы. Гарри герой, за которого каждый вечер пьют в пабах Лондона, Гриффиндор победил, ловец поймал снитч… А про цену, кто вспомнит про нее, верно?..

Компания под окнами затянула какую-то песню, устроившись, вероятно, на открытой террасе кафе внизу, и оттуда то и дело доносились взрывы веселого хохота. А Гермиона не помнила, когда она последний раз смеялась вот так вот: легко и счастливо. Кажется, целую эпоху назад…

– Вот так вот, Фред. Рон сейчас в Исландии, в экспедиции вместе с Полумной и Невиллом. Драко в Азкабане, его мать там же… Как думаешь, сколько раз она пожалела уже, что не выдала тогда Гарри? Думаю, не одну сотню. Да и я тоже. Ты мертв, Фред, Рон в опале у власти, и ничего не изменилось, только теперь клеймят не тех, кого клеймили раньше, а других… А я говорю с тобой, хотя и знаю, что ты никогда больше не скажешь мне, что я просто глупая наивная Грейнджер.

Она встала, опираясь о шкаф, ее немного покачивало. На неверных ногах она подошла к окну, выглянула из него, оглядывая улицу, такую по-пятничному нарядную и людную. Люди праздновали.

– Вот так вот, Фред, – тихо повторила она. – Мы победили, смогли убить старого властолюбца, вот только сами мы проиграли. Эта война убила всех, кто был верен своим идеалам – касались ли они убеждений о чистоте крови или нет, не важно – и выиграли в итоге те, кто сидел, словно крысы в подвалах. А мы, герои, – она снова горько усмехнулась, вздергивая подбородок, – теперь просто декорация. До тех пор, пока не подадим голос против и не станет легче нас попросту выкинуть прочь, как котят. Все выиграли, Фред, вот только мы проиграли. Я проиграла…

Гермиона отошла от окна, снимая уличные туфли и скидывая плащ прямо на кресло, не заботясь о порядке. В отсвете фар блеснуло стекло фоторамки, за которой прятался снимок, сделанный всего пару лет назад.

Грейнджер хохотала, отбиваясь от объятий близнецов, и Гарри, Рон, Джинни, Перси и остальные тоже смеялись, глядя на возню друзей.

Комментарий к Чужая победа Все утро сегодня я следила за текстовой трансляцией суда над Кириллом Серебрянниковым, и, черт возьми, мне правда стыдно за то, что происходит вокруг меня. Я не могу это держать внутри себя.

На меня накатывает такая тоска от осознания собственного бессилия!..

====== Casa di Scogliera ======

Гермиона проснулась рано. Спину слегка ломило после сна в неудобной позе, вечно пышные волосы растрепались пуще обычного, на щеке отпечатался текст черновика нового законопроекта, на котором она уснула. Через панорамное окно светило яркое утреннее солнце. Она встала, потянулась, хрустнув шеей, и, нашарив теплые тапочки, спустилась по скрипучей лестнице вниз, в ванную.

Когда через четверть часа она вошла на кухню, лучи солнца уже добрались и до туда. На столе стояла кружка из-под чая, которую не убрал вчера Джордж, в раковине стыдливо жались друг к другу тарелки с ужина. Проворчав себе под нос пару лестных слов об аккуратности мужчин в целом и Уизли в особенности, Гермиона закатала рукава, включая воду. С улицы доносились пересвисты каких-то цветастых птиц, а вода с веселым звоном разбивалась о керамику тарелок. На кухне витало ленивое утро. Из огромного окна лился ясный чистый свет, расчерчивающий пол на затейливой пропорции прямоугольники, которые медленно ползли вместе с тем, как поднимался огненный диск, и умиротворение раннего часа тоже было столь же светлым. Гермиона закончила с мытьем посуды и зажгла конфорку.

– Доброе утро, – она обернулась, заранее зная, кого увидит в дверях. Рон стоял, сложив руки на груди, и его рыжие вихры торчали во все стороны. Придирчивый женский взгляд тут же выхватил также и мятую футболку, явно несвежую, и разноцветные носки, и целый десяток разноцветных фенечек на левом запястье.

– И тебе, Рональд, – ответила она, поджимая губы и отворачиваясь к турке, в которой медленно поднимался кофе.

– Не делай такое лицо, – рассмеялся юноша, подходя со спины. Он клюнул волшебницу в щеку, приобняв правой рукой, и плюхнулся на высокий стул, стоящий у окна. – Чем ты снова недовольна? – в его голосе прорывался смех.

– Тебе уже девятнадцать, а ты до сих пор сущий ребенок! – Гермиона преувеличенно строго посмотрела на парня, впрочем, прекрасно понимая, что злиться на него у нее никогда не получалось, даже когда он вытворял полные глупости.

– Фред и Джордж тоже ведут себя как дети, – примирительно усмехнулся Рон, закидывая ногу на ногу. – Ты же их за это не ругаешь.

– Уже поздно ругать их, – мрачно констатировала в ответ колдунья, включая плиту и переливая горячий кофе в цветастую чашку. По ее поверхности бегал миниатюрный гиппогриф, взлетая и снова приземляясь. – Скажи-ка мне лучше, чего это ты встал в такую рань? – Гермиона на всякий случай перешла в контратаку, уперев руки в бока.

– Да я еще не ложился, – простодушно ответил юноша, тряхнув рыжей челкой. – Все пытался подобрать на гитаре мотив этой мелодии Дэвида Боуи, как ее… – он почесал затылок, вспоминая, – а! Точно. Space Oddity.

– И как, получилось? – ругаться на мальчишку за сбитый режим было абсолютно бесполезно, тем более, на дворе стоял июль, и в университете были каникулы.

– Не-а, – он скривился, словно откусил лимона. – Всю ночь пытался, безрезультатно.

– Ты не думал, что можно просто посмотреть аккорды? – Гермиона уселась на второй высокий стул, поджав левую ногу и уперев правую в ножку стула Рона. Отхлебнула кофе. Он был горячим и крепким, с терпким привкусом лимона и апельсина. Волшебница улыбнулась, передавая чашку собеседнику, который благодарно отхлебнул из нее и передал обратно. – Только не говори Фреду, что я снова пила кофе без молока, ладно?

– Слово джентльмена, – пафосно заявил Рон, прикладывая руку к груди, и через мгновение оба тихо рассмеялись, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить еще спавших остальных обитателей дома.

– А если серьезно, почему ты не посмотришь аккорды? – Гермиона улыбалась, и солнечный лучик играл в ее волосах, из-за чего они казались гораздо светлее, чем были на самом деле.

– Хочу переложить мелодию на магическую гитару, а для нее нот еще не писали, – Уизли пожал плечами, словно извиняясь за это. – Вчера мне показалось, что я нащупал верную ниточку, но вот как-то не пошло, и сейчас я, признаться честно, в тупике.

– А что твой отец? – в ответ Рон только нахмурил рыжие брови, покачав головой.

– Ты же знаешь, он сейчас очень занят в Министерстве, так что даже если я сейчас сорвусь к нему в Лондон и попрошу о помощи, вряд ли у него найдется достаточно времени.

– Хочешь, можем попробовать вместе, – предложила Гермиона, слезая со стула и подхватывая пустую чашку. Снова зашуршала вода, разбиваясь на капли о металлические стенки турки.

– Правда? – Лицо юноши буквально засветилось от радости, его карие глаза засверкали. – Это было бы так классно, спасибо тебе!

– Да не за что, – шум воды стих. – Давай пойдем на луг за домом? Думаю, там будет удобнее.

– Да, конечно, – парень подорвался, подскакивая. – Я только гитару захвачу. Я сейчас!..

На лестнице раздался его топот, и Гермиона с трудом сдержала улыбку: этот мальчишка был до мозга костей Уизли, даже больше, чем его папа. Бесноватый, неугомонный – родство с близнецами явно давало знать о себе, и Рональд вечно ходил с ссадинами и синяками, полученными во время очередного приключения или экстремального похода куда-нибудь. Рональд был улыбчивым и смешливым, он всегда был центром внимания в любой компании, особенно тогда, когда брал гитару в руки, однако все равно он всегда льнул и тянулся к Гермионе, как цветы тянутся к солнцу. Бывало, когда они все вместе вечерами сидели на пирсе, глядя на умопомрачительный закат над Средиземным морем, он придвигался ближе, кладя рыжую голову на худенькое женское плечо. Фред ревниво провожал этот жест глазами, но молчал, а Джордж тихонько посмеивался под нос.

Солнечный свет стал совсем ослепительным, он достиг шкафа, и бокалы заблестели всеми цветами радуги, разбрасывая блики по всей кухне. Наверху Рон копался в своих вещах, вероятно, ища медиатор. Наступал новый день, по-летнему жаркий.

На том, чтобы в доме были такие большие окна, настоял Фред. Впрочем, на переезде в Италию тоже: Гермиона никак не хотела покидать Англию, не желала уезжать так далеко от Министерства Магии, где работала, однако Уизли был непреклонен, и ей пришлось уступить. Как бы ей не хотелось этого признавать, в последнее время ее здоровье действительно требовало теплого климата. Неаполь был шумным и ослепительно блестящим, горячие камни мостовых обжигали пятки, когда Гермиона босиком шла с пляжа, однако вокруг царила атмосфера вечного лета, и даже она была вынуждена была признать, что любит Италию не меньше, чем родную Англию с ее суровой природой.

Вилла, где они жили, стояла в отдалении от города. Ее белые стены возвышались на холме так, что заметить их можно было даже с океана, и поэтому в городе она была известна не иначе, как «Casa di Scogliera», что дословно означало «дом на утесе». Комнаты были светлыми, а библиотека занимала чуть ли не половину третьего этажа. Она содержала сотни книг совершенно разных жанров и тематик, которые были с педантичностью, которой позавидовал бы даже Снейп, выстроены в бесконечные ряды, пронумерованы соответственно алфавитному порядку и внесены в каталог. Этим лично занимался Рон, и, Гермиона должна была признать это, даже Фред не решился ради нее на такое жертвоприношение. Юноша потратил на составление этой библиотеки почти целое лето перед седьмым курсом, зато, с его слов, когда мадам Дженкинс, новая школьная библиотекарша, в качестве наказания за шалость заставила его перебирать стеллаж литературы о трансфигурации, он справился меньше, чем за три часа.

Сверху что-то упало, раздались приглушенные чертыхания: кажется, Уизли уронил себе на ногу что-то тяжелое.

Рон вообще часто бывал в этом доме. Он приезжал не реже раза в месяц, а летом так вообще проводил все каникулы здесь, добродушно отшучиваясь от подколок друзей, что он предпочитает общество семьи им. Летом вилла наполнялась голосами: если в остальное время здесь, помимо Гермионы и Фреда, жил только Джордж, да и то, наездами, то начиная с июня дом оживал. Первыми всегда приезжали Джинни и Гарри, которые по старой привычке пользовались порталами, затем прибывали Перси с Пенелопой, потом Чарли, Флер и Тедди. Ближе к середине месяца подтягивались и остальные, и вот тут-то в комнатах и коридорах, на террасе и во дворе начинал витать этот удивительный дух приключений и азарта, который был так свойственен Уизли. Дети носились, наслаждаясь солнцем и долгожданным отдыхом, взрослые позволяли себе улыбнуться, глядя на них, но после тоже не сдерживались и неслись следом в лазурную воду моря, а старшее поколение смотрело на них, тихо переговариваясь и переживая пик жары в тени. Рон, на котором, словно на новогодней елке, всегда висли младшие братья и сестры, родные и двоюродные, весело вопил, играя с ними в догонялки и мяч. Гермиона всегда любила его больше, чем остальных, сама не зная, почему. Нет, конечно, она любила всех детей и племянников: и серьезную Розу, и стеснительного Хьюго, и всех их детей, однако Рон всегда был особенным. Возможно, из-за того, что он был первенцем Хьюго, возможно, из-за имени, которое она много лет бережно хранила в своем сердце. Пусть она любила Фреда, любила всегда, сколько себя помнила, но смешной мальчик с вихром рыжих волос и синими глазами навечно забрал часть ее души, наверное, еще тогда, когда впервые улыбнулся ей, в разгромленном туалете Хогвартса в далеком девяносто первом. Гарри знал это, чувствовал. Они оба не решились называть своих сыновей именем ушедшего друга, и оба не смогли сдержать слез, когда Хью впервые принес младенца на кухню Гриммо и аккуратно передал на руки матери:

– Это Рон. Рональд Колин Уизли.

Мальчонка подслеповато смотрел на склонившиеся над ним лица, а затем с трудом поднял крошечную ручку, цепляясь ею за кудрявые пряди волос бабушки. Возможно, с того самого дня они и стали так близки. Гермиона была той, кто учил Рона читать, той, кто страховал его во время первого полета на метле, той, кто выбирал с ним его первую волшебную палочку. Ради него она училась играть на гитаре, терпеливо начиная заново, когда ошибалась, стояла в длиннющей очереди за билетом на матч любимой футбольной команды, бросала работу посреди учебного дня, стоило ему позвонить ей. На спор с Роном она красила волосы в зеленый, по его просьбе приезжала на квиддичные матчи в школу, носила связанную им фенечку на правом запястье. Она просто любила его, беззаветно и просто, всем сердцем, как любила Фреда, как любила Гарри и того, другого Рона, и юноша отвечал ей той же преданностью и нежностью. И это была часть ее счастья.

– Ты стала вставать почти также рано, как и мама, – голос Фреда был чуть скрипучим со сна, однако Гермионе он все равно казался самым мелодичным и красивым.

– Я начинаю понимать Молли: когда в доме так много молодежи, хочется утром немного тишины, прежде чем мы все уйдем в водоворот.

– Будто тебе это не нравится, – муж бережно обнял ее за плечи, прижимая к своей груди. – И ведь это еще не приехали Тедди с семейством и половина Поттеров.

– Нравится, – кивнула Гермиона, разворачиваясь и доверчиво утыкаясь носом в футболку Фреда. – Ты хорошо спал сегодня?

– Да, милая, – с некоторого момента они стали относиться к здоровью друг друга трепетнее, чем раньше. – А ты?

– Я снова отрубилась за столом, – после некоторого колебания ответила женщина, пряча глаза.

– Так и знал! – возмутился Фреда, однако продолжить фразу ему не дало деликатное покашливание у двери.

– Эй, голубки, – Джордж сложил руки на груди, выразительно выгибая бровь, точь-в-точь как делал Рон каких-то двадцать минут назад. – Я просто хотел вам сказать, что там кое-кто кое-кого ждет с гитарой.

Гермиона ойкнула и проворно, словно школьница, вывернулась из объятий мужа, выскакивая на улицу, где ее действительно уже ждал Рон.

– Клянусь, братишка, не будь у них сорока с лишним лет разницы, я бы серьезно посоветовал тебе беспокоиться, что этот мальчишка уведет у тебя жену, – расхохотался Джордж, пихая близнеца в плечо, на что тот тоже рассмеялся, возвращая тычок.

– Вот же ты козлина!

Гермиона и Рон перебирали струны гитары, пытаясь подобрать мотив, Фред и Джордж шутливо препирались на кухне, а на верхних этажах постепенно просыпались Уизли, Поттеры, Долгопупсы, Малфои – огромная орава детей и взрослых, все те, кто теперь по праву родства мог претендовать на лето в «Casa di Scogliera».

Дом оживал в лучах теплого итальянского солнца.

И в этом доме жило счастье.

====== Благословленные Персеидами ======

– Ты зачем меня сюда притащила? – Фред смеялся, утягиваемый вперед по сухому рассыпчатому песку, но не отнимал руки, глядя на Гермиону, которая со свойственным ей упорством спешила к побережью. Она тряхнула растрепанной копной волос и повернулась к своему спутнику, сердито сдвинув брови к переносице.

– Я же сказала, увидишь! – она остановилась на миг, снимая туфли на шпильке и подцепляя их пальцами свободной руки. Она так и не вынула свою ладонь из ладони рыжего волшебника, следовавшего за ней.

Как не вынимала она своей руки из его и как он не отпускал ее кисть, так не могли они уже отпустить друг друга: связанные чем-то куда более сильным, чем симпатия или даже любовь, они были намертво припаяны, словно звезды Кастор и Поллукс в созвездии Близнецов. Они вместе прошли то, что впору видеть разве что в кино, пережили такое, после чего нельзя жить, как раньше. Они начинали с простого знакомства, прошли через холодную антипатию и открытое противостояние, а в конце концов влетели в объятия друг друга, когда мир вокруг начал рушиться. Он прижимал ее к себе, сам не замечая, что гладит по гриве волос, а она мертвой хваткой цеплялась за его рубашку, плача и размазывая слезы по грязным щекам. Он чуть не погиб в ту ночь. Она рисковала собой десятки раз, разбрасывая заклинания вокруг, словно серпантин во время праздников. И все-таки они были живы. Несмотря ни на что.

Джордж добродушно посмеивался, глядя, как растерянно подмечает его близнец собственное учащенное сердцебиение при виде умницы-Грейнджер. Гарри и Рон понимающе переглядывались, когда на щеках их подруги вспыхивал румянец. Фред и Гермиона не были парочкой, они были в лучшем случае друзьями, их не связывали многолетние узы, однако никто не смог бы сказать, что они не созданы друг для друга. Словно две половины единой сферы наконец-то сложились вместе. Пройдя через стадию поверхностного знакомства, осторожного изучения, ехидного презрения, ослепляющей ненависти, они в конце концов пришли к тому, к чему давно пора было прийти.

– Ты такая же зануда, какой всегда была, – язвительно заявил Фред на свадьбе Билла, в последний раз, когда они виделись перед войной.

– О, зато в тебе ни грамма серьезности! – в тон ответила девушка, демонстративно отворачиваясь и втягивая Крама в очередной танец.

А потом были многие месяцы вдали друг от друга. Не то чтобы они думали друг о друге каждый день, писали чужие инициалы на запотевшем стекле, мечтали о первой встрече и грезили о ней во снах, нет, просто…

– Боги, как я счастлив, что ты жива… – шептал он ей в макушку, не веря, что наконец-то, спустя почти год разлуки, снова может коснуться этой маленькой, такой умной, но вместе с тем такой глупой девочки…

– Фред, неужели это ты!.. – Гермиона храбрилась, но ее голос дрожал, а слезы прочерчивали ровные белые дорожки по серым от пыли щекам. Она, кажется, впервые плакала при нем вот так: даже не пытаясь скрыть свою слабость, ощущая безграничное облегчение от того, что он стоит здесь, живой и невредимый. Вокруг взрывались заклятия, бушевало сражение, Кингсли громоподобно бранил Пожирателей, с ювелирной точностью и звериной мощью орудуя палочкой, вот только двое подростков – юноша в яркой рубашке и девушка в растянутом джемпере – даже не замечали всего этого. Джордж улыбался, удерживая защитные чары над плечами брата.

А потом все было так, как и должно быть. Странно слышать это о тех, кто в семнадцать прошел одну из страшнейших войн современности, вот только так оно и было: возможно, впервые за всю их недолгую жизнь все шло в точности так, как надо. Нормально переживать о невзаимности, когда тебе пятнадцать, и самая большая проблема – это выговор за плохое зелье на уроке. Вот только это уже просто-напросто глупо, когда ты видел, как умирают люди.

Гермиона никогда не забудет, как держал ее Фред, когда она увидела Гарри на руках у Хагрида. Она завопила, словно раненая львица, рванулась вперед, и Уизли только чудом успел схватить ее за руку. Они с Джорджем вдвоем удерживали ее, когда она плакала, вырываясь и желая без всякой магии расцарапать лицо Лорда, который отнял у нее лучшего друга. Рон не сдерживался, крича, и этот крик отражался от стен замка, наполняя двор всей болью, которую он испытывал в ту секунду, и, наверное, если бы не чары его матери, он бы тоже бросился на темного мага, который смеялся, глядя на отчаяние друзей поверженного врага. Гермиона мало что помнила из тех жутких минут, когда думала, что навсегда потеряла Гарри: только черную дыру в груди и две ладони, цепко держащие ее за руки. В ту секунду она их ненавидела. Всю оставшуюся жизнь благодарила.

А потом Гарри неловко соскочил с рук Хагрида, и она не сразу поняла, что происходит, только услышала пораженный вздох сотен людей, пронесшихся по двору, а затем звонкое мальчишеское:

– Остолбеней! Бомбарда! – это Драко Малфой рванул вперед, через плечо целясь в дезориентированное войско своего бывшего повелителя. Сбоку Гермиона услышала тихий удар: Рон, опустошенный облегчением и все еще не верящий в случившееся чудо, упал на колени, бессильный. Она и сама бы упала, не удержи ее чужие ладони.

Гермиона не знала, почему только с этим рыжим бесшабашным парнем она чувствовала себя так спокойно и хорошо. И, пожалуй, впервые в жизни ей не хотелось рассуждать и искать взаимосвязи. Фред не имел ни малейшего желания разбираться, почему эта девчонка так привязала его к себе, приворожила, лишила и шанса на капитуляцию, но в этот раз он ничуть не желал утерянной свободы. Он хотел бы оставаться с ней столько, сколько это возможно.

Песчаный пляж простирался на многие километры, практически черные в тусклом ночном освещении волны размеренно набегали на побережье и отступали назад. Ночь была удивительно теплой для августа, однако все равно на берегу не было ни души. Только темные волны, песок и бескрайнее ясное небо над головой. Только они вдвоем. Фред на секунду замер, восхищенно, с жадностью художника, оглядывая открывшийся удивительный вид: признаться, он гораздо больше любил буйство красок и шум толпы, однако что-то было в этом пейзаже такое, что заставило юношу застыть, впитывая в себя каждой частичкой кожи удивительное мгновение.

– Ну что, нравится? – Гермиона отпустила руку Уизли, и, весело улыбаясь, отошла на пару шагов вперед, разворачиваясь спиной к волне. Она, кажется, весьма забавлялась, глядя на пораженное лицо своего спутника, и он поймал себя на мысли, что старается запомнить теперь не бескрайний пляж и звездное небо, а ее, такой, какой она была в этот момент. В строгой рабочей юбке и пиджаке, босая, с распущенными и встрепанными волосами, с едва уловимой смешинкой в глазах и широкой улыбкой – такой она была в это мгновение, и Фреду хотелось сохранить этот облик в своей памяти так долго, как это возможно.

– Ну так что, мой сюрприз удался? – она все еще улыбалась, заправляя мешающую прядку за ухо, и Уизли пришлось встряхнуть головой, чтобы снова обрести дар речи.

– Еще… еще как! – он в два шага нагнал ее, ловя тонкие пальцы и переплетая их со своими. – Правда, мне всегда казалось, что ты не любишь спонтанность и сюрпризы, но…

– Ну, а мне казалось, что ты не любишь пафосные рестораны, – перебила его девушка, лукаво улыбаясь и поднимая пальчик наверх. – Так что будем считать, я тебя спасла.

Фред расхохотался, запрокидывая голову: и правда, он никогда не любил дорогие рестораны, приученный экономным детством к чему-то попроще, однако сегодня для этого был действительно важный повод. Откуда он мог знать, что Гермиона внезапно предложит ему сесть на ночной автобус и поехать к морю? Он просто не мог отказать ей в тот момент, а потому тихо радовался, что самое главное все равно было у него в кармане. Девушка между тем плюхнулась прямо на песок, не заботясь о том, что ее юбка после будет влажной и грязной, немного поерзала, находя самое удобное положение, и запрокинула голову, глядя наверх. Гермиона поманила Фреда, и тот тоже сел рядом, скрестив ноги и откинувшись назад, кладя голову на ее колени.

– Просто смотри на звезды, – она шепнула ему это в самое ухо, и в этот момент что-то блеснуло над ее левым ухом. Или ему это показалось?..

Нет. Это не было иллюзией или шуткой. Звезды неслись через небо, расчерчивая его белыми всполохами, взрываясь светом и снова угасая, оставляя за собой длинный белесый свет. Это было даже лучше, чем магия. Это было взаправду. Фред обмер, ловя каждую секунду этого удивительного представления, которое совершенно не ждал увидеть, но которое разворачивалось перед ним всей своей мощью и всем великолепием. Лунная дорожка подкрадывалась к самой кромке, и, так казалось молодому человеку, он мог бы ступить на нее и дойти до самого неба, по которому летели и летели астероиды. В зарослях за спиной пели ночную серенаду луне сверчки, а Фред в безмолвном восхищении смотрел наверх.

– Это Персеиды. Загадал желание? – Гермиона спросила это совсем тихо, но он дернулся всем телом, поворачивая голову к ней. Лунная тень ложилась на ее лицо причудливым узором, очерчивая контуры бровей и крылья носа, однако это все равно была все та же Гермиона, даже более близкая, чем обычно. Родная.

– Эх, была не была, – он решился. Приподнялся с ее колен, встал, отряхивая штаны, и снова опустился, теперь уже только как положено. Неуловимым движением он достал из правого кармана коробочку, открывая ее. – Рискнешь выйти за меня?

– Что?.. – падающие звезды отражались в широко распахнутых глазах девушки, и в этот момент Фред загадал только одно: пусть она согласится.

– Знаю, – идти в отступление было уже поздно, – все должно было быть иначе, в ресторане, но я подумал, что нельзя упускать момент, и вообще… – он не смог договорить.

– Конечно, я согласна! – Гермиона буквально сшибла парня, перебивая его и налетая на него с объятиями. Они вдвоем повалились на песок, смеясь, а над ними падали звезды, падали, образуя шлейф, обещая исполнить все, что бы эти двое только бы ни пожелали. Они пережили слишком многое, и они заслужили счастье.

– Эм, Грейнджер, – Фред неловко приподнялся на локте, оглядывая взрытый песок вокруг. – Плохая новость, кольцо я обронил.

– Плевать, – Гермиона рассмеялась, окрыленная счастьем, осознавая, насколько они поменялись ролями в этот вечер. – Найдем потом.

– Плевать, – эхом отозвался он, притягивая ее и целуя.

Двое целовались, лежа на пустынном пляже, в песке еле заметно блестел белый камешек изящного кольца, а на небе сгорали в атмосфере тысячи частиц, оставленных кометой Свифта-Таттла, образуя звездный дождь. Двое целовались на песке, полностью отдавая себя друг другу, и Персеиды благословляли их, покрывалом всполохов накрывая бескрайний пляж…

Комментарий к Благословленные Персеидами Я знаю, что часть вышла не самой удачной из всего, что я писала, но ведь надо же с чего-то начинать, возвращаясь, да?

Кажется, я наконец-то снова здесь. Простите меня, что я так долго отсутствовала, я постараюсь больше так не делать...

Спасибо вам за теплые комментарии и сообщения, мне очень приятно, правда! Я пока еще не всем ответила, но постараюсь это сделать как можно скорее. Люблю вас всех:)

P.S. Тот, кому посвящена эта часть, и сам это знает, правда?

====== Чертов хэппи-енд ======

Всё с самого начала знали, что у этой истории не будет хэппи-енда. Война никогда не заканчивается хорошо, и редко, когда за ней приходит «долго и счастливо». Все знали, что все закончится так или иначе плохо. Понимал это и Гарри, протирающий очки заляпанным кровью носовым платком, и Рон, украдкой откладывающий еду со своей тарелки в мешок с общими запасами, которых оставалось уже совсем мало, и Гермиона, с тоской глядящая на пепелища домов, стоящих около леса. Война рука об руку следовала со смертью, с хаосом и разрухой, с болью и горем, и глуп тот, кто скажет, что победа сможет унять горечь утраты. Это понимали все.

Но Гермиона действительно осознала этот только в тот момент, когда истошный отчаянный вопль Перси заставил ее повернуться, чтобы увидеть, как каменная стена Хогвартса накрывает Фреда Уизли, хороня его заживо. Кричала ли она? Кажется, нет. Воздух как будто выбили из легких, и она застыла на месте, не в силах осознать то, что только что произошло. То, что по нелепой насмешке кого-то свыше рыжий оболтус и весельчак Фредерик сейчас лежал на спине, ухмыляясь самой смерти. Тот самый шут, который вечно цеплялся к ней, выводил из равновесия, шутил, издевался, тот самый юноша, который удерживал ее, когда она хотела броситься в Министерстве вслед за Гарри и Волан-де-Мортом, тот человек, который шептал ей в волосы молитвы, чтобы она вернулась живой, когда она уходила. Как мог он умереть? Как смел погибнуть он сейчас, когда «долго и счастливо» стало почти достижимо? Гермиона покачнулась, и непременно упала бы, если бы кто-то не подхватил ее, помогая устоять. Она не знала, кто это был. Она смотрела на рыжие вихры, почти седые от пыли, на руку, все еще сжимающую палочку, на ямочку на правой щеке, такую трогательно незаметную, которую она всегда безумно любила.

Она любила его, этого самодовольного и бесшабашного парня, и сейчас он лежал с проломанной грудной клеткой на каменном полу в замке, где два года назад звучали его фейерверки.

В этот момент хэппи-энд для нее окончательно рассыпался осколками иллюзий, оставляя только горькую пустоту внутри.