Текст книги "Покуда мы будем жить. Сейчас и в вечности (СИ)"

Автор книги: Касаи Кагемуша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Мы говорим о какой-то ерунде, о книжке, которую я читаю сейчас, я рассказываю ему о магазине сладостей в маггловской части Лондона, куда я часто бегала девчонкой. В свою очередь он делится планами о восстановлении Вредилок.

– Джордж сейчас что-то мутит с поставщиками, я еще не вникал, если честно, но, думаю, все утрясется, – беззаботно говорит он.

Мне нравится сидеть с ним вот так. Его рыжие волосы, голубые глаза и зеленая пижама создают удивительно несочетающийся контраст, но почему-то ему страшно идет. Возможно, тут вмешивается то, что зритель не беспристрастен. Я тянусь, поправляя ему волосы, и он ловит рукой мою руку, поворачивает ладонью к себе и считает линии. Я корчу ему рожу. А потом мы долго-долго сидим еще, обсуждая, то, как быстро восстанавливается Хогвартс, и сетуя друг-другу, что вынуждены торчать тут.

– У Поттера комплексы, он не выпустит нас, пока мы не будем бегать марафон за три часа, – кривится Фред.

– Считай, никогда, – поддакиваю я. – Ой, точно! Он же скоро будет тут! Подожди минуту, – я хватаю с тумбочки упаковку таблеток и бегу в туалет. Уизли послушно ждет меня, сидя на кровати.

– Когда мы выпишемся, я куплю два билета в Италию, – заявляет он, когда я возвращаюсь. – Идет?

– Хоть в Гренландию, – улыбаюсь я. Для нас обоих она давно стала каким-то неуловимым синонимом слова «любовь», слова, которое мы никогда не произносили вслух, но которое незримо витает между нами.

– В следующий раз – обязательно, – он тянется ко мне, но этот момент мы, слишком поздно, слышим шаги по коридору. Можно не сомневаться, что это ко мне – дальше комнат по коридору нет. – Вот черт!

– Придется трансгрессировать, – шепчу я, и быстро целую его. – Зайдешь вечером?

– Обязательно, – он улыбается, и я не могу не повторить его улыбку. Как школьники, ей-богу! С легким хлопком от растворяется в воздухе. Я встряхиваю одеяло и ныряю под него, закрывая глаза и делая вид, что еще сплю. Я чувствую себя невыразимо счастливой. Краем уха слышу, как врач рассказывает о ком-то Гарри:

– … прогресса. Она принимает все лекарства, но от них никакого эффекта, и я не понимаю, почему!

– Она все еще видит его? – в голосе Гарри я слышу озабоченность. Думается мне, они обсуждают еще одну жертву войны, такую же, как бедняга-Гойл, которая также продолжает видеть кого-то, кого уже потеряла. Мое сердце сжимается от сочувствия.

– О да. Теперь, кажется, еще больше. Во всяком случае, она теперь еще и чувствует его прикосновения, а это уже очень плохой симптом. И если раньше я мог это списывать на шок или потрясение, теперь, когда прошло так много времени...

– Есть ли какие-то шансы? Вы можете дать прогноз? – в голосе у Поттера неподдельная боль. Интересно, кто?.. Неужели та девочка с Пуффендуя, которую я видела несколько дней назад через окно, когда она, в больничной форме, сидела во дворике? Врач долго молчит.

– Понятно, – я слышу в голосе Гарри слезы.

А затем раздается стук в дверь.

Комментарий к Мягкие стены Заявка:

“Гермиона после финала седьмой книги в больнице, к ней приходит Фред и они говорят”

====== Феникс ======

Скрипнула дверь, снаружи дунул прохладный ветерок, и на пороге возник Джордж Уизли, стряхивающий с рыжих волос капельки воды. Он был бледен, впрочем, выглядел он все равно довольно бодрым. Правой рукой он придерживал клетчатый плед, а левой удерживал старую кожаную сумку, которую его однокурсники помнили еще со школы.

– Эй, Марта, вы как? Нормально? Эндрю, возьми, укрой себя и сестру. Том, здоро́во. Как рука? – юноша, здороваясь и обмениваясь короткими фразами с присутствующими, пересек комнату. Для каждого он находил нужные слова, некоторых одаривал шутками и подколами, кому-то дарил слова утешения, и люди, сидевшие прямо на полу, оживились, подтягиваясь выше и отвечая ему слабыми улыбками. Появление одного из близнецов значительно подняло общее настроение: волшебники и магглы, до этого момента сидевшие в унылом молчании, которое лишь изредка прерывалось чьими-нибудь приглушенными разговорами, зашумели. Раздался чей-то смех, а Марта, долговязая женщина лет тридцати пяти, поднялась, разминая плечи. Джордж удовлетворенно улыбнулся, оглядев собравшихся, и скрылся в неприметной дверце, которая вела на лестницу в подвал.

Внизу было темно и влажно. В тусклом свете огонька волшебной палочки Уизли осторожно, боясь поскользнуться и упасть, спустился, и тут же оказался перед еще двумя дверьми, из-под правой из которых выбивался желтоватый свет. Ее-то он и толкнул, и был вынужден на секунду зажмуриться: после темной лестницы комната его ослепила.

– Привет, – Ли махнул рукой, и тут же вернулся назад, к аппарату радиосвязи, который снова барахлил. Фред, погруженный в какие-то расчеты, кажется, даже не заметил появления брата. – Какие новости?

– Паршивые, – Джордж устало рухнул в кресло, сбросив сумку прямо на пол. – Сплошное болото, куда ни глянь. Я нашел тропинку на север, по ней, пожалуй, можно было бы попробовать пойти, но Хьюго с его ногой…

– Носилки не пройдут? – Джордан присел на корточки перед столом и попытался подкрутить какую-то гайку снизу. – Черт, что же тут не так?

– Дай-ка я, – Джордж поднялся, подходя к другу. Тот послушно подвинулся вбок, освобождая место. – Носилки… Видишь ли, я и сам об этом думал, но там такая тропа, что и здоровому человеку непросто, а у нас дети и больные.

– Нужно ждать Анджелину, – впервые подал голос Фред. Он поднял голову от записей и устало провел ладонью по лицу. – У Эндрю не хватит сил пройти и пары миль, а о Хьюго я просто молчу. Мы не сможем пройти далеко, и, если это тропинка через болото…

– То мы не сможем поставить лагерь, я знаю, – Джордж встал, вытирая руки о штаны. – Но насколько реальны шансы дождаться Анджи тут? Мы не получали от нее никаких вестей уже три дня.

– Еды почти не осталось, – мрачно поддакнул Ли, который теперь колдовал что-то с антенной. – Дай Мерлин, протянем еще два дня, но потом у нас не останется выбора, кроме как двигаться куда-то. Иначе мы все просто перемрем от голода.

– Как ты себе представляешь это? – Фред раздраженно вздохнул, захлопывая книгу. – Что Марта бросит мужа-маггла, или что мы оставим здесь Мегги, Эндрю и других детей и просто уйдем?

– Успокойся, – Джордж бросил на брата быстрый, но очень выразительный взгляд. Тот усилием воли взял себя в руки и коротко кивнул, словно подтверждая, что все в норме. – Да, мы в полной заднице, но, согласитесь, бывало и хуже.

– Это когда? – Ли издевательски посмотрел сначала на одного, затем на другого брата.

– Когда мы искали на шестом курсе тебе партнершу на бал, потому что кто-то протянул до последнего, – Фред язвительно заулыбался, и уши Джордана едва заметно заалели.

– Ну и что! Зато кто-то весь вечер пялился на малютку-Грейнджер, которая в кои-то веки предпочла пойти к людям, а не к книгам, – не остался в долгу он. Пришла очередь Фреда хлопать ртом, и Джордж не выдержал и громогласно расхохотался.

– О да, точно, тогда ты, Дред, чуть не убил бедного Крама! Несчастный, он даже не предполагал, какая ужасная участь чуть не постигла его, ведь он мог так бесславно вылететь с турнира… Если бы не Малфой, который так удачно в тебя врезался и попытался наезжать, то я и не знаю…

Закончить он не успел. Раздался сначала скрип, потом шум, еле различимые голоса, и радио, надо которым весь вечер работал Ли, заработало. В эфире шли вечерние новости. Какая-то девица высоким поставленным голосом с наигранной радостью рассказывала об открытии инновационного центра где-то недалеко от Эдинбурга, а ее напарник по эфиру время от времени вставлял восхищенные восклицания, словно все, что он слышал, он слышал впервые.

– А напоследок мы напоминаем нашим радиослушателям о заморозках, будьте аккуратны на дорогах! – девушка радостно принялась прощаться с аудиторией, второй диктор стал что-то говорить о реформах правительства. Джордж хмыкнул и взмахнул палочкой, меняя волну.

– Вот послушать их, мы живем в райское время, – он присвистнул.

– Только заморозки почему-то, – поддакнул Фред. – Ужас какой, правда?

– И не говорите, – Джордан рухнул на диван, складывая ноги на подлокотник и подкладывая под голову ветхую подушку. – Хорошо, что успели починить до наступления вечера, было бы здорово сегодня подключиться к эфиру.

– Его Кэти ведет сегодня? – Фред зашарил по карманам штанов, ища салфетку или платок.

– Не, должна вести Алиссия. Если до семи она не подключится, то в эфир пойдет запись, ну та, где мы говорили о метлах.

– Но тогда придется без сводок погибших, – вздохнул Джордж.

– Скажи спасибо, что сами живы. Чудо, что мы встретили Тома с семьей в лесу раньше, чем на них наткнулись егеря. Да и вообще! Сколько раз нам везло? А в тот раз, когда успели подобрать этих ребятишек, Мэг, Эндрю и Фиону? Еще бы на полчаса позже, и Пожиратели казнили бы и их, также, как и их родителей. Нам чертовски везет, и, кто знает, как долго еще продлится это везение! – с каждым новым словом его голос становился все громче и отчаяннее. Наружу вырывалось все то, что трое юных магов были вынуждены скрывать внутри себя, даря несчастным, собравшимся наверху, веру в то, что, на самом деле, все не так уж и безнадежно.

– Ты прав, Ли, – голос Фреда был тих, вкрадчив и тверд. – Тот-Кого-Нельзя-Называть лютует по стране, сотни магглов и магглорожденных гибнут от рук его приспешников, но здесь они находят защиту и надежду. Только за этот месяц мы смогли вытащить почти два десятка человек, и, как только прибудет Анджи с порталами, мы сможем переправить их на континент.

– Там им помогут, – подхватил за близнецом Джордж. – И потом, не все так плохо. Орден Феникса…

– О чем ты говоришь, безумец? – голос Ли сорвался на крик. – Анджелина не выходит на связь уже несколько дней. Откуда ты вообще знаешь, жива ли она еще?! Пойми ты уже, Ордена больше нет!

Звук пощечины раздался гонгом в комнате. Фред стоял прямо перед Джорданом, щека того на глазах краснела. Джордж замер в двух шагах от друзей, напряженный, словно не знал, чего конкретно ожидать, и готовился ко всему.

– Прекрати истерику, Ли, – Уизли был бледен, словно мертвец. – Мы все устали, мы все отлично понимаем, в каком мы положении. Я знаю, что ты волнуешься за Анджелину, и не думай, что я или Фордж не осознаем, как она дорога тебе, но, поверь, ты не сможешь помочь ей, отчаявшись и сдавшись.

– Фред, – Джордж, который, кажется, из всех троих единственный смог сохранить самообладание, рукой остановил брата. Будучи от природы достаточно сильным эмпатом, он отлично понимал, что ответная агрессия со стороны его близнеца может только сильнее задеть друга. С другой стороны, он слишком хорошо знал Фреда, чтобы не понимать, что, в сущности, он и Джордан были в схожих ситуациях.

– Ордена нет, – глухо повторил Ли, не поворачиваясь. – Нам неоткуда ждать помощи.

– Мы и есть Орден, – старший из близнецов расправил плечи, однако от Джорджа не скрылось, как дернулся его кадык. – И, если тебе страшно, ты всегда волен уйти!

– Прекрати, – резко оборвал его брат. – Прекратите оба. Вы ничего не измените своими глупыми стычками! Мы все волнуемся за Анджи, но вспомните, какая перед ней стоит задача. Такие порталы днем с огнем не сыщешь даже в мирное время, неудивительно, что сейчас их добыть практически нереально. И все-таки, я готов спорить на что угодно, она вернется! Фредди, – он взял брата за плечи, глядя точь-в-точь в глаза, и продолжил, гораздо тише, – не думай, что я до сих пор не понял, о ком ты вздыхаешь вечерами. Еще два месяца назад я готов был бы спорить, что это Джонсон, но теперь я знаю, что это не так. И не будь стоить наивен, чтобы думать, что ты мог бы скрывать это от нас с Ли дольше, нет. И я представляю, как страшно тебе за нее сейчас.

– Сомневаюсь, – он вырвался из чужих рук, отходя к стене, туда, где висела магическая карта Англии, которую близнецы тщетно пытались заколдовать, чтобы она, как Карта Мародеров, показывала их друзей и врагов. – О них не было вестей не два дня, не неделю и даже не месяц. Один черт знает, где они.

– Вот, и ты еще… – Ли не договорил, потому что Фред обжег его таким взглядом, что по коже побежали мурашки.

– Но я не сдаюсь. Мы будем бороться до конца, даже если Гарри Поттер давно мертв.

– Дред…

– Пустое, Джорджи, – он мотнул головой. – Я давно перестал тешить себя пустыми надеждами, и я готов к худшему. Если Грейнджер, Поттер и наш непутевый брат мертвы, я не стану сходить с ума и совершать безумства. Это не даст никакого толку. Наше место здесь, слышите? Здесь. Орден Феникса всегда существовал не для войны, а для защиты тех, кто не может спастись и защититься сам. И мы не можем сдаться тогда, когда эти люди так верят в нас, так нуждаются в нашей собственной вере в победу.

По губам Джорджа скользнула улыбка, и он положил руку на плечо брата.

– Ты прав, черт возьми. Прав как никогда. Мы сделаем все возможное, чтобы спасти этих несчастных людей. Сейчас им не к кому обратиться, и, раз это так, мы станем теми, на кого волшебники и магглы смогут рассчитывать.

– Мы не можем переправить детей и магглов через каминную сеть, не можем трансгрессировать прочь – и пусть. Если понадобится, мы будем варить листья смородины и жевать замоченную кору, но мы выживем, а вместе с нами – все эти люди. Мы поможем им выжить в этой ужасной войне.

– Поможем, чего бы нам это ни стоило, – они смотрели друг на друга, и их сердца разгорались с новой силой.

– Вы правы, – минутная слабость отступила, и к Джордану вернулась его решимость и истинно гриффиндорская смелость, та самая, что толкала его в спину, когда он бросался прямо в горящие дома магглов, вытаскивая оттуда несчастных, когда он в одиночку бросался и вступал в поединок, пытаясь отбить раненого волшебника, когда он час за часом выстукивал в эфир сообщение, не зная, слышит ли его хоть кто-то. – Правы, клянусь Мерлином. У нас нет права сдаваться. Мы не умрем здесь с голода, не бросим никого умирать.

– Мы обязательно что-то придумаем. Всегда придумывали!

– Точно. Мы еще восстанем из пепла, и я лично поквитаюсь с теми монстрами, которые замучили родителей Фионы и остальных.

– Не думай, что я отстану от тебя! Я лично убью этого недоноска, который прикончил малышку Фанни две недели назад. Такие изверги не заслуживают жизни.

– Восстанем. Это мы – фениксы.

– Верно. Фениксы.

Наверху, в общей комнате, сидело почти три десятка измученных беженцев, тех, кто считался недостойным жизни из-за недостаточной чистоты крови, и кто нашел приют охотничьем домике посредине болот, куда даже Пожиратели брезговали заходить. Многие из них были ранены, некоторые не могли ходить, добрая половина представляла из себя магглов, многие были несовершеннолетними, и потому все еще были под Надзором, и они были беспомощны в пасти страшной кровавой бойни, которая волной катилась по Англии. Но здесь, в обветшалом домике, под защитой трех двадцатилетних подростков, почему-то они чувствовали себя так, словно их охранял весь штат отдела безопасности банка Гринготс. Было ли это последствием ужаса последних дней, или же дело было в обаянии Уизли, они все равно не смогли бы это точно объяснить, однако…

Однако каждый, кто сидел в тот момент наверху, от сгорбленного старого мага, который едва видел, и до Эндрю, которому было всего пять, верили, что спасение уже близко. Минуты отчаяния, нерешительности и испуга, которым иногда поддавались даже самые стойкие, даже близнецы, были скрыты от их глаз, и они видели только бесконечную уверенность в глазах тех, кто взял на себя ответственность за их жизни. Вверив свои жизни отважным гриффиндорцам, люди, сами и не заметив этого, вверили им и свои души. Любой другой в таком положении давно бы сдался. Любой другой бы поверил в скорую смерть.

Но это были Фред и Джордж Уизли. Это был Ли Джордан, это была Анджелина Джонсон, это была Алиссия Спиннет и Кэти Белл, и не в их правилах было сдаваться. Даже перед лицом смерти.

А вслед за ними с колен поднимались десятки других магов и магглов, всех тех, кто готов был до конца отстаивать прежний мир.

Феникс всегда воскресает из пепла.

Комментарий к Феникс Заявка:

“Продолжение или что-то в духе Электрического Солнца”

====== Где кончается бесконечный берег ======

Горячий песок обжигал босые ступни. В лучах солнца он казался едва желтоватым, почти белым, и бесконечная полоса пляжа уходила куда-то далеко за горизонт, туда, куда уже не мог заглянуть человеческий глаз.

Волны шептали свою песню. Едва слышно шелестела жесткая трава в сотне ярдах от кромки прибоя, отвечая морю, и ослепительное голубое небо смотрело на лазурную воду, белый песок, словно и само хотело пройтись босиком по раскаленному сестрицей-Солнцем пляжу.

И давно уже скрылись за спиной и домик со светлой верандой, и роскошные цветущие кусты, и лодка с зеленой полосой на борту, и что спереди, что сзади, теперь простирался бесконечный пустынный пляж. Только нитка следов указывала на то, что когда-то сюда ступала нога человека. Море пахло солью.

Он шел, закатав штанины брюк, засунув руки в карманы, и смотрел куда-то туда, где горизонт, светлая полоса песка и пронзительно голубая вода сходились в одну точку, которая отдалялась вновь и вновь, стоило хоть немного приблизиться к ней. Почему-то ему казалось, что там, в этой далекой и недостижимой точке, спрятано что-то такое, что ему просто необходимо узнать, что-то, что он забыл, и что забывать было нельзя.

Он не знал, сколько он прожил в этом маленьком домике на берегу океана. Не знал, какой сейчас год, месяц, день. Не знал, сколько еще ему предстоит прожить здесь, и почему он вообще очутился тут. И, кажется, впервые в жизни он воспринимал вопросы как нечто естественное, приняв их целиком и полностью. Его мысли были далеко отсюда. Он подчинился им, как подчиняются волны ветру, и позволил нести себя так далеко, как они хотели, сливаясь с рассветами и закатами, небом и землей, водой и сушей. Он вспоминал какие-то образы, едва различимые тени и фигуры, голоса, чужой смех. Запах неизвестных ему цветов. Музыку незнакомых ему инструментов. Вкус неведомых ему блюд. Пейзажи неизведанных земель.

Он шел вперед, слушая волны и ветер, как ходил сотни раз до этого. Он не помнил, когда начал. Наверное, много-много лет назад. Он не считал дни, и они сливались в единую долгую-долгую вечность, похожие друг на друга, как братья-близнецы. Он не помнил, когда последний раз видел человека, когда в последний раз видел хоть одно живое существо. Один на бескрайних просторах, залитых солнечным светом.

Погода менялась. Бывало, со стороны моря дул шквалистый, порывистый ветер, и тогда небо затягивалось низкими облаками, закрывавшими его полностью, до самого последнего голубого кусочка, словно купол. Такой ветер приносил прохладу. В ночи, когда покрывало облаков укутывало небесный купол, он и сам кутался в одеяло, подолгу сидя на кровати и глядя в окно на суровые волны прилива.

Иногда вслед за такими тучами на смену им приходили совсем другие: сизые, мрачные, грозовые. Ураганный ветер гнал валы к берегу, словно хотел затопить маленький светлый домик, и тучи летели так быстро, что их едва можно было отследить. Так стремительно, что, казалось, хвать – и полетишь вслед за ними, словно Мери Поппинс. Ветер дул в трубе, выл, стонал, а следом приходил ливень, такой сильный, такой неистовый, что казалось, вот-вот крыша дома попросту сломается. А над бескрайними водными просторами били молнии.

В такие ночи он всегда спал беспокойно. Он метался по кровати, и на утро его щеки, усыпанные веснушками, были мокры от слез. Ему виделся он сам, словно со стороны, словно и не он, а кто-то другой, виделась просторная комната в алых драпировках, виделась причудливая лавка со множеством диковинок, виделась худенькая девушка с грустными глазами и упрямой морщинкой на лбу. Она смотрела печально, словно молчаливо осуждала его за что-то, но вместе с тем что-то такое было в ее взгляде, что у него перехватывало дыхание. По утрам он долго стоял у окна, глядя на успокоившуюся стихию, и все пытался вспомнить что-то очень важное. Кто была эта девушка?..

В такие дни он, как и всегда, по обыкновению долго бродил по берегу. Песок был мокрый, словно в русле реки, прохладный, липкий, и пляж казался желтоватым. Впрочем, такие дни все равно почти ничем не отличались от других, разве что, может быть, удивительными находками, которые приносило море с рассветом.

Как-то раз он обнаружил монету. Она была тяжелой, словно золотой, но рисунок на ней казался каким-то странным, иноземным. Он повертел ее в руках – и на секунду ему показалось, что он видит на ней еле различимую надпись, что-то вроде гравировки, которая блеснула на мгновение, а затем как по волшебству растворилась. Почему-то монета сразу удобно легла в ладонь. Он ее уже когда-то держал в руках? Почему она казалась такой знакомой?

В другой раз волны вынесли фантик от конфеты, настолько потрепанный, что название было уже никак не прочитать. Он поднял его, а потом, сам не зная, почему, поднял, осторожно расправляя и кладя в карман.

– Батончики пользуются популярностью, – и звук собственного голоса показался почему-то резким и неуместным, словно крик совы среди ночи. Он вздрогнул. Ему показалось, что его отражение в море, ставшее таким привычным, на несколько лет старше его, уже с первой проседью и усталым взглядом. Он поспешил отойти прочь.

Все эти находки – и монета с фантиком, и обломки метлы с почему-то висящей цепью, и изорванная волнами черная мантия, и черновик пергамента с тремя буквами W – все они хранились у него в ящике комода подле кровати. Он мог бы счесть их мусором, однако что-то не позволяло ему, словно каждая из этих странных вещей приоткрывала дверцу в удивительный мир его снов, в которых он видел сказочный замок, драконов, кривой дом с множеством комнат. Он словно бы видел себя со стороны в этих снах, и при этом и сам был собой. По утрам он долго ловил ртом воздух, приходя в себя.

После таких снов ему казалось, что он забыл что-то важное, что-то по-настоящему ключевое. Что это могло быть?

Когда ветер дул с берега, теплый и легкий, ему почему-то всегда казалось, что за этим лесом лежит маленькая деревушка со смешными деревянными домиками. В одном из них непременно должно было быть кафе, в другом – магазин сладостей, а в страшной хижине на окраине должны жить призраки. А под деревней проходить туннели…

Это виделось ему так четко, что, кажется, он и сам мог бы нарисовать план странного поселения, такого оживленного в выходные, и такого тихого в будни. Ему казалось, что стоит подать рукой – и вот он увидит тропинку, ведущую туда.

Он никогда не уходил с пляжа.

Полуденное солнце раскаляло песок, и он жег пятки, но не больно, совсем не больно. Он шел, засунув руки в карманы, и смотрел в далекую точку над горизонтом, к которой так упорно двигался, и к которой никогда не мог прийти. Штиль лишь изредка прерывался порывами ветерка, вместе с которым на берег приносило запахи цветов. Почему-то пахло розами. Почему бы? Красными.

Берег казался таким же, как и всегда, однако что-то вдруг привлекло его взгляд, и он ускорил шаг. Домик уже давно стал едва различимой точкой за спиной, а, быть может, уже и исчез совсем. Волны бились одна за другой о берег, и, казалось, молчали об одном и том же. Ветер засвистел. Он уже почти бежал.

Гранитный камень казался пятном на почти белом полотне бескрайнего пляжа. И юноша мог поклясться, что никогда не видел его раньше, хотя был здесь десятки, сотни раз… Почему-то его ударила дрожь. Он остановился в нерешительности, словно, подойди он к этому камню, что-то неумолимо изменилось бы, надломилось, пошло вспять.

Он сделал крошечный шаг. Второй и третий.

Гранитный камень был наполовину засыпан песком, однако надпись читалась отчетливо, хотя и была сделана уже много лет назад.

Фредерик Уизли.

1 апреля 1978 – 2 мая 1998

Последние слова, две строчки под именем и датой, были заметены песком.

И Фред и сам не понял, когда он начал плакать. Он стоял на коленях у гранитного монумента, такого нелепого в своей строгости, такого неуместного в своей категоричности, и плакал. Плакал, потому что… Он и сам не знал почему. Гранит, безучастный, как и волны океана, как и ветер, как песок и солнце, смотрели на него.

До этой секунды Фред не помнил, что такое смерть.

– Уже скоро, Джорджи… Совсем скоро, дружище, потерпи еще чуть-чуть…

– Я бы хотел сказать что-то, – Джордж, шатаясь, поднялся, и все притихли. Он был невозможно бледен, словно и сам был при смерти, исхудал, и никто бы не мог с уверенностью сказать, понимает ли он, где находится в эту минуту. Та стена придавила его ничуть не меньше, чем брата, и Молли, переглянувшись с дочерью, вскочила с места.

– Милый, может, не… – она не успела ни договорить фразу, ни добраться до сына, потому что ее за локоть цепко ухватили чужие пальцы.

– Миссис Уизли, – Гермиона тоже безумно исхудала, так, что, казалось, ее лицо было лишь черепом, обтянутым кожей. Остались лишь глаза. Однако что-то было в них такое, что волшебница послушно отступила, садясь на свое место…

– Спасибо, – на губах Джорджа мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее улыбку. Они переглянулись с Грейнджер, и всем присутствующим на поминках показалось, что они успели сказать друг другу что-то такое, что посторонние уши не имели права слышать. – Я хочу сказать кое-что, – повторил он громче. – Но не вам. Ему.

Гарри шумно выдохнул, Рон весь напрягся, не зная, чего ожидать от Джорджа, однако никто не двинулся с места, чтобы снова попробовать прервать его.

– Фред! Ты идиот, самый страшный идиот из всех, кого я только знаю. Ты пережил столько, ты взорвал столько петард, ты сделал собственными руками столько магического пороха… Как мог быть ты столь беспечен? Я никогда не пойму этого… – его голос стал тише, однако в звенящем молчании зала каждое слово все равно было отчетливо слышно. А потом вдруг едва не сорвался на крик. – Не понимаю, слышишь ты, слышишь!!! Как мог ты бросить все это? Наши «Блевательные Батончики», квиддич, наш магазин! Как ты мог бросить ее?!

– Мерлин, о чем он? – Чарли болезненно зажмурился, не в силах смотреть на брата.

– Он бредит, бредит, – Джинни сжала бокал с такой силой, что рисковала разбить его. – Нужно остановить его!

Но никто не шелохнулся.

– Так было всегда. Когда болел ты, притворялся и я, а если получал травму я – то на соседней койке оказывался ты. Помнишь, как ты предлагал отрезать себе ухо, чтобы я не комплексовал? Сейчас ты травмировался куда сильнее, братишка… Но теперь все иначе, – по его губам снова скользнула тень улыбки. – В этот раз я не последую за тобой. Я проживу всю жизнь, которая была нам отмерена, от начала и до конца. Я сделаю все то, чего так хотел ты. Я достигну всего того, о чем ты мечтал. Ну, наверное, почти что всего, – он бросил быстрый взгляд в сторону Гермионы, словно желая что-то сказать именно ей, и ответом ему был еле слышный всхлип. Она все отлично понимала.

– Почти… – вряд ли кто-то услышал, как она сказала это. А он прочел по губам.

– Я все расскажу тебе, братишка, – он отвернулся, и его взгляд затуманился. – Только дождись меня, ладно? Подожди меня, Фредди…

А ночью волны шептали Фреду странные, незнакомые, чужие слова. И он снова не заметил, как начал плакать, вслушиваясь в голоса. Такие знакомые. Бесконечно забытые. Незабвенно любимые.

Фредерик Уизли.

1 апреля 1978 – 2 мая 1998

Подожди нас, дружище.Мы скоро.