Текст книги "Иерусалимский синдром (СИ)"
Автор книги: Karinana25
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Ему открыл какой-то смутно знакомый мне бородач. Я напрягся и вспомнил – он сидел по правую сторону от Эльканы в ту нашу первую встречу – я так и не узнал его имени. Он был похож на Элькану – впрочем, все седовласые бородачи в черных лапсердаках похожи друг на друга. Разве что был немного худее, и очков на нем не было.
– Добрый день, Янон – сказал он сухо – прошу извинить меня за такой способ назначения встречи, но все остальные я уже испробовал. Тебя прячут почище, чем ковчег завета в Храме. Иди за мной.
Посмотрел за мою спину, на моих сопровождающих.
– Спасибо, вы все очень меня выручили. Яков, мне жаль, что вам пришлось в этом участвовать – эти слова были обращены к тому, у кого дрожали руки в машине – но нам нужна была ваша сноровка отмыкать замки. Постараемся не злоупотреблять вашими услугами впредь. Все свободны.
Через минуту мы с ним остались одни в кабинете.
– Так вы домушников нанимаете, уважаемый рав? – спросил я. От бессилия во мне проснулась язвительность.
– Домушников? – он удивился – нет, конечно. Яков – лучший слесарь в общине. И зови меня Малахи́.
– И что будет, когда полиция узнает, что он участвовал в похищении человека?
– Он сядет в тюрьму. Его семья, шестеро детей, останутся без кормильца. Ты это хотел услышать?
– Давите на мою жалость? Это ему следовало бы думать о шестерых детях, прежде чем соглашаться…
– Янон – он вскинул руки – давай сначала поговорим с тобой о деле. А потом ты уже будешь волен думать – стоит ли обращаться…в органы.
– Поговорим.
– Садись – Малахи указал на глубокое кресло возле журнального столика, сам сел в такое же кресло напротив.
Я последовал его примеру. Несколько секунд он внимательно разглядывал меня.
– Признаюсь, ни о ком я не слышал за последние полгода так часто, как о тебе, Янон. Поначалу я был уверен, что ты – один из тех несчастных безумцев, которые пасутся у Стены Плача. Как понимаешь, я никогда не поддерживал Элькану, особенно после той его памятной проповеди.
– Почему тогда пришли с ним к Нерии? – спросил я.
– Было любопытно, что за человек смог привлечь внимание самого рава Леви. Тот поверил в тебя почти сразу и безоговорочно.
Он взял со столика стакан с водой, отпил пару глотков.
– Позже он пришел к логическому выводу, что ты шарлатан и самозванец, но что-то вновь изменилось – кажется, весной. Что именно?
– Я не знаю.
– Ты живёшь вне общины, иначе был бы в курсе – за последние пару месяцев здесь воцарился хаос. Очень мало кто верит, что ты и есть Машиах. Половина считают вас с Эльканой то ли психами, то ли аферистами. Другая уверена, что ты – лже-Мессия, и поэтому опасен.
– Бред.
– Согласен. Обычно против таких, как ты, не проводят никаких мер. Наша история знает несколько лже-Мессий, и все они были выдающимися людьми. Но в свете последних событий…
– Каких? – я не понял.
– Землетрясения, дожди, град – перечислил он.
– Значит, они теперь верят в предсказания?
– Наоборот. Они считают, что ты – узурпатор, лже-Царь, и последние катаклизмы – тому свидетельство. Что, остановив тебя, смогут споспешествовать приходу истинного Мессии.
– Сколько пафосу-то – пробормотал я.
– И не говори – он усмехнулся и сделал ещё один глоток.
Потом взглянул на меня неожиданно острым взглядом.
– А ты как сам думаешь, Янон? Ты – Царь?
«А ты, видимо, Понтий Пилат» – подумал я угрюмо. Какого ответа он ожидал? «Ты говоришь»? Вместо этого коротко ответил:
– Нет.
– Тогда кто же?
Я промолчал, не видя смысла продолжать этот разговор. Это Лереру я мог сказать: «Я – красная кнопка». Этот же не поймет. А если поймет – то тоже вполне может решить, что я опасен. Сейчас он так не думал, я видел это по его лицу. Скорее, иронизировал над теми, кто так считал.
– На тебе сейчас есть знаки? – задал он ещё один неприятный вопрос, не дождавшись от меня ответа.
– Есть.
– Сними майку.
Я глубоко вздохнул, стянул с себя безрукавку. Символы уже изрядно побледнели, но все ещё были видны.
Несколько секунд Малахи внимательно рассматривал мой торс.
– Оденься.
Ещё глоток воды.
– Что же…любопытное зрелище. Спасибо, что почтил меня своим вниманием, Янон. Можешь быть свободен.
– И все? – я удивился.
– Судя по твоему лицу, ты ожидал здесь что-то типа аутодафе?
Я невольно усмехнулся. Да, что-то типа.
– Я услышал мнение Йоэля Гершона, теперь услышал и твое. Ты можешь…
Он не договорил – в кабинет ворвался пресловутый Гершон.
И что, ожидалось, что я поверю, что это совпадение? Я видел, как Малахи запирал входную дверь. Значит, у Йоэля был заранее припасен ключ.
Он остановился как вкопанный, глядя на меня.
– Янон – в его голосе была откровенная неприязнь.
– Спасибо за аудиенцию, хоть и непрошенную – сказал я Малахи – пожалуй, оставлю вас наедине.
– Стой! – окрик Йоэля был слишком громок для этого кабинета, и мы с равом синхронно поморщились. – Куда ты идёшь?
– Домой.
– Посмотри сначала сюда.
Он подошёл к окну и раздвинул плотные занавески.
За окном стоял плотный туман. Может, для какого-нибудь Лондона такое явление в августовский послеполуденный час и было нормально, но не здесь, не у нас.
Йоэль обратился к раву, словно меня не было в комнате.
– Рабби, теперь вы убедились, что присутствие Янона в этом городе – опасно? Да и не только в городе – во всей стране.
«Как бы не договорился до того, что опасно мое присутствие в этом мире» – с беспокойством подумал я.
– Сядь, Йоэль. Янон, тебя это тоже касается. – сказал Малахи. Я послушался, опустившись в то же кресло, что и до этого, Гершон колебался. – Сядь! – рявкнул рав.
Тот сел на стул прямо у окна.
– Ты знаешь выражение «не следует множить сущности»?
– Да.
– Как ты думаешь, чем ты занимаешься последние несколько недель, если не этим?
– Почему вам так трудно допустить…
– Я допустил. Предположим, что Янон – самозванец и где-то там скрывается истинный Машиах. Почему же его все ещё не видно и не слышно, несмотря на все знамения?
– Царь скрывается как раз из-за самозв…
– Царь скрывается из-за самозванца? В жизни не слышал большей глупости, Гершон. Интересно, как, по твоему мнению, Машиах сможет произвести свою основную задачу – конечное исправление**, если его до смерти напугал один-единственный гой? Ни один самозванец не сможет остановить мессию, когда придет его время. А время пришло – ты сам видишь.
– Рабби, только честно – вы признаете Янона Царем?
– Считай, что Царь отменяется, Йоэль. – устало ответил рав.
– Это ересь – тихо сказал Гершон.
– Возможно. Но я верю своим глазам. Нас ждёт конец – без спасения и без исправления.
Я старался не смотреть на Малахи. Судя по всему, он был человеком незаурядного ума, если догадался обо всем сам. Мне было жаль его – на него обрушилось понимание, которое я сам переваривал десять лет, да так и не переварил.
– Теперь я вижу, что раскол о общине неизбежен – произнес с горечью Йоэль.
– Пусть будет так – равнодушно ответил Малахи – иди домой, Янон. Тебе здесь делать больше нечего.
Я воспользовался предложением, и попятился к выходу.
– Янон! – окрикнул меня Йоэль.
– Что?
– Ты ни разу не думал, какой позор навлек на всех нас своим появлением?
– Нет – честно ответил я.
– Тебе не противна твоя роль? Община скоро прекратит свое существование – из-за тебя.
Я промолчал. Не потому, что мне нечего было сказать – просто не люблю спорить с дураками. Указывать ему, что раскол начался не с меня, а с его пропаганды, я не стал. Просто коротко попрощался с хозяином дома и вышел – в липкий и прохладный туман.
Хотелось поскорее добраться домой, и я вытащил телефон, чтобы проверить по аппликации ближайшую остановку и расписание автобусов.
На экране высветилось шестнадцать пропущенных звонков от Лерера. Вот черт.
Я торопливо набрал его номер.
– Где тебя черти носят, Янон? – ворвался мне в ухо его злой голос.
– Я возле твоего дома. Можно зайти? Я без машины.
– А я – возле твоего, идиот! Что ты там делаешь? Почему не отвечаешь на звонки?
– Да все со мной в порядке. Расскажу когда встретимся.
– Я скоро приеду. Туман вроде бы рассеивается.
Услышав про встречу с Малахи, Авшалом невесело засмеялся.
– Я, как видишь, не питаю к нему особо теплых чувств. Но если то, что ты говоришь – правда, и он понял все сам…могу ему только посочувствовать.
– Он умён. Вопрос – сможет ли принять то, что понял.
– Беспокоишься за него?
– Да.
Имя Альберта так и не было произнесено, но мы оба понимали, почему мне тревожно.
– Я бы на твоём месте беспокоился больше о Гершоне. Он – самый упёртый дос, которых я знаю. Был еще лет десять назад вполне светским человеком, пока не пришел к религии. Такие как он – самые ревностные фанатики.
– Пусть беснуется. Все равно уже недолго осталось.
Он странно посмотрел на меня.
– Это то, что ты думаешь постоянно? Что уже недолго осталось?
– А ты?
– Не знаю. Иногда мне кажется, что всё-таки произойдет чудо. Порой – что ничего вообще не случится. А в остальное время я думаю – пусть уже будет, что будет. Только вот ждать становится все тяжелее.
– Мне так жаль, Авшалом – произнес я через силу.
– Ты-то тут при чем?
– Потому что мой первоначальный план был не говорить вообще никому. Я не знал, что начнутся все эти… катаклизмы. Думал, что до последнего все останется по-прежнему, и люди так ничего не успеют понять. Хотел сохранить мир неизменным – до конца.
– У тебя неплохо получилось – усмехнулся он – пока что все держится в секрете в пределах общины. Заграницей тоже уже начались неприятности с климатом – жара, землетрясения и прочие прелести, но эсхатологических настроений пока не наблюдается, и вряд ли будут.
– Но ведь стоит кому-то в общине проболтаться…
– Ну и что? Все равно не поверят – он пожал плечами – мы живём во времена фейк-ньюс, Янон. Фотографии надписей на твоём теле назовут фотошопом, а увидев вживую – стигматами или какой-нибудь хитроумной татуировкой. Катаклизмы – результатом банального глобального потепления; землетрясения…тоже обычное дело. Содержимое твоего блокнота заинтересует разве что каких-нибудь заядлых каббалистов, но он как раз находится в достаточно безопасном месте.
– Ты знаешь, что Малахи нанял слесаря взломать мой замок? – вспомнил я – как бы тот же слесарь не пробрался к Элькане.
– Не бойся, тот давно уже не держит блокнот у себя дома.
– Хорошо, что и не у меня.
Лерер закурил.
Мы сидели у него на кухне, я по старой традиции вызвался приготовить ужин перед приходом мальчишек. К моему удивлению, Авшалом не возражал. Наверное, уже забыл, как пару месяцев назад каялся в эксплуатации «почетного гостя».
– Чем бы ты хотел заняться в последние три с лишним месяца? – спросил он внезапно.
– А?
– Только не говори, что не думал об этом. Путешествия, развлечения – неужели не хочешь напоследок сделать все то, о чем всегда мечтал? Или собираешься работать до последнего дня?
Я рассеянно скинул картофельные очистки в мусорное ведро. Его вопрос меня озадачил.
– А ты? Что ты хочешь сделать?
– Хочу взять сыновей и поездить с ними по всему миру.
– Ну так вперёд.
– Поедешь со мной?
– Я не смогу.
Он посмотрел на меня удивлённо.
– Боишься, что люди скажут?
– Нет. Я…я не могу выехать отсюда.
– В смысле? – он напрягся.
– Я вернулся год назад, после того, как однажды на моем теле появилось предупреждение…в общем, в любой другой стране я не проживу и дня. Думаешь, иначе приехал бы сюда? У меня в Дрездене была прекрасная жизнь, знаешь ли.
– Я не видел этого в твоём блокноте – помолчав, сказал Авшалом.
– Я не все записывал в последний год.
– Ты уверен, что понял правильно?
– Уверен.
– Что ж… жаль.
– И мне – пробормотал я. Было в первую очередь жаль, что не смогу увидеть мать – она не горела желанием приехать, и я не мог придумать никакой причины, чтобы заманить ее сюда. Говорить правду я, разумеется, не собирался.
– Когда вы едете? – спросил я. Мне было понятно, что он уже давно запланировал этот разговор, значит, есть уже и билеты.
– Во второй неделе сентября, и вернёмся после праздников.
– У них не будет проблем у школе из-за пропусков?
– Даже если будет – кого это волнует?
– Я точно с Авшаломом говорю? – я усмехнулся.
Он посмотрел на меня серьезно.
– Я был уверен, что ты поедешь с нами.
Я пожал плечами. Счётчик в моей голове вычел сразу три недели из тех оставшихся, что я мог видеть Лерера, и теперь тревожно мигал. Я тщательно его игнорировал.
– У нас ещё будет время после вашего приезда.
– Да. Будет.
Он посмотрел на часы.
– Мне пора ехать за парнями. Скоро приедем, и поужинаем все вместе.
– Угу.
Хлопнула дверь за ним, и я наконец расслабил лицо, не стараясь больше казаться беззаботным.
Чертов счётчик.
До отъезда Лереров практически ничего нового не происходило. Я ходил на работу, пару раз оставался с Эраном выпить пива в баре, однажды к нам даже присоединился отец.
– Янон совсем от рук отбился – сказал отец, игнорируя мое присутствие в компании – такое чувство, что полностью наплевал на свою карьеру. Одна надежда у меня – на младшего. Только не знаю, успею ли его поставить на ноги.
– Твоему сыну просто надо отдохнуть, Давид. Я имею ввиду старшему сыну – младший, как я понимаю, отдыхает достаточно – усмехнулся Данцигер.
– Ну и столько он ещё будет отдыхать? – рыкнул отец – А, Янон?
– До конца ноября – ответил я неожиданно для самого себя.
– Да? – отец удивился – а потом что? И почему именно до тех пор?
– Будем считать, что я устроил себе саббатикал, и он как раз заканчивается в конце ноября. После этого я весь в вашем распоряжении – я врал уже на полном автомате.
– Ну, приятно слышать – усмехнулся Эран – а то мы уже рукой на тебя махнули.
– Чтобы это был твой последний «саббатикал» до пенсии, парень – добавил отец.
– Последний – коротко сказал я и допил свое пиво. Они вернулись к обсуждению какого-то особо пакостного общего клиента, а я подумал, что чем дальше, тем легче становится врать.
Можно, например, взять ссуду в банке, не заботясь о том, что придется ее возвращать – только что мне делать-то с этими деньгами?
Можно удариться во все тяжкие – да только не тогда, когда все мысли занимает один-единственный человек.
Можно уволиться с работы и убить последние месяцы на то, о чем давно мечталось, как советовал Лерер. Но вот закавыка – я уже лет десять ни о чем не мечтал. Только о том, чтобы все это оказалось дурным сном.
Так что я так и продолжал ездить по утрам на работу, по выходным навещал семью, перед Новым годом отвёз Авшалома и его детей в аэропорт, и принялся терпеливо ждать их из «прощального тура».
А потом…
После Нового года я получил приглашение поужинать от человека, от которого ожидал это меньше всего – от Нерии Леви.
Я немного удивился, тем более, что приглашение не было приурочено ни к одному из праздников, коих в сентябре хватало. Но принял его, и в четверг после работы поехал в свой старый район.
Припарковался чуть дальше от их дома – перед из подъездом все места были заняты. Проигнорировал неприязненные взгляды некоторых соседей – судя по всему, меня здесь еле терпели.
Поднялся наверх, в квартиру, где в первый раз увидел рава Леви. Сколько воды с тех пор утекло… тот редко общался со мной в последнее время, и я не настаивал. Да и не о чем было общаться – я интересовал его только в те дни, когда появлялись новые надписи.
Нерия же был рад видеть меня – как я надеялся, искренне. Его жена и дочь были тут же, и мы поужинали все вместе. Как оказалось, у них было ещё трое детей, но все остальные были благочестивыми праведниками, и дома у родителей ужинали редко и с некоторыми предосторожностями, которые Нерия не всегда был готов соблюдать.
Хозяин дома, выпив вина и забыв, что говорит с самым неподходящим для этого собеседником, ударился в пространное описание каббалистического термина «цимцум»*** – сжатия божественной бла-бла-бла до состояния, когда возможно что-то там создать, и тогда…
Тут на меня напала сонливость – вино, долгий рабочий день и скучнейшая тема сделали свое дело.
Нерия наконец заметил, что я с трудом держу глаза открытыми, и усмехнулся.
– Забыл, что ты не сильно любишь каббалу. А жаль.
– Приедет Лерер – будете с ним хоть до скончания веков обсуждать эту тему.
– До скончания – это точно – согласился Нерия – пойдем, я провожу тебя, а то из окна видел, как на тебя смотрели.
– Не надо – слабо возразил я.
– Ничего, разомну ноги, после еды полезно.
Я попрощался с дамами и мы спустились вниз.
– Новых надписей не появилось? – спросил он, когда мы вышли из подъезда и пошли по улице к моей машине.
– Если бы появились – вы узнали бы первым – заметил я.
– Надеюсь, что в следующий раз мы все же сможем прочесть хоть одно слово – пробормотал он.
Я хотел что-то ответить, но тут мне в плечо ударилось что-то мягкое и вонючее, и упало к моим ногам.
Я пригляделся и не поверил своим глазам – это был… подгузник. Полный дерьма детский подгузник. Но это было не смешно, потому что я уже понял, что будет дальше, и попятился назад. Идиот, надо было сразу же хватать Нерию и бежать со всех ног.
В ту же секунду мне в спину и в грудь полетели мелкие камешки, мягкие помидоры и даже одно яйцо не первой свежести. Впереди раздался громкий звук бьющегося стекла – кажется на моей машине тоже отрывались по полной.
– Янон, назад! – услышал я крик Нерии. Повернулся и бросился за ним.
Услышал стук камней о тротуар – уже не мелкой щебенки, а тяжёлых таких булыжников.
Подъезд был уже совсем близко.
Камень ударился мне в спину – большой, пущенный со всей дури сильной рукой. Я на секунду потерял ориентир от боли. Остановился, и увидел, как ещё один камень летит мимо меня, и попадает прямо в затылок Нерии, и как тот падает.
У вас бывало такое, что вы внезапно слепли или глохли от сильного потрясения?
В моих ушах исчезли все звуки, кроме противного «пииии». Спина глухо болела, но мне было плевать. Я бросился к своему другу, наклонился над ним. Он лежал лицом вниз, и я уже знал, хоть и боялся признаться себе. Перевернул его, увидел мертвые глаза.
Вот так, просто. За одну секунду.
Писк в ушах прекратился, и теперь я мог слышать крики. Кажется, отчаянный вопль Навы и рыдания ее дочери – они выскочили на шум.
Я поднял глаза и увидел Йоэля Гершона. Он стоял на коленях перед телом Нерии, прямо рядом со мной, слегка раскачиваясь, словно на молитве.
Почему-то мне сразу стало ясно, что камень бросил он.
И горько – что промахнулся: булыжник-то предназначался мне.
Я набрал номер скорой помощи, хотя знал, что было поздно. В полицию не звонил – уже понял, как тут оно все работает.
И потом смотрел, как приезжает амбуланс, как Нерию накрывают тканью и на носилках заносят в машину, как его жена и дочь, пошатываясь, садятся туда же. Йоэля поблизости уже не было – я не знал, сбежал ли он, или его увели. На меня никто из присутствующих не смотрел, словно это не они участвовали в жестокой облаве ещё четверть часа назад. Все молча разошлись – слова были лишними, и так все было понятно. Для многих это убийство значило конец общины – и мне совсем не было их жаль.
Стекла и фары моей машины были разбиты, я тупо пялился на нее, пытаясь довести хоть одну мысль в голове до конца.
– Янон – треснутый голос Эльканы – идём, переночуешь у нас. Диспетчер скорой помощи вызвал полицию, и лучше, если на улице будет как можно меньше народу.
– Я поеду домой – не хочу подвергать опасности и вас тоже.
– Они уже ничего не сделают. Йоэль изгнан, можешь забыть про него.
– Забыть?! Вы не обратитесь в полицию? Блядь, он убил вашего брата!
– Он будет наказан, но это наше внутреннее дело, Янон. Я вижу, что ты и сам это понял, не вызвав полицейских, так что давай закончим этот разговор. Сегодня я просто хочу оплакать брата – похороны, скорее всего, будут лишь через пару дней****.
Он тяжело зашагал к своему дому, и я поплелся за ним, не пытаясь больше возражать.
Комментарий к Глава 23
*…а ты все не приходишь – отсылка к популярной песне “Мессия все не приходит”.
** Конечное исправление – термин в каббале. Если интересно: https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Тиккун_
*** Подробнее: https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Цимцум_
**** В случае насильственной смерти похороны обычно проводятся после судмедэкспертизы.
========== Глава 24 ==========
Глава 24
Смерть Нерии повлекла за собой последствия, которых все давно уже ожидали и опасались – резкий отток людей из общины. Впрочем, все давно к этому шло, и его гибель была лишь последней каплей – споры и распри стали слишком частым явлением во время субботних послемолитвенных проповедей (их не удалось избежать даже на похоронах и поминках Нерии, но об этом я совсем не хочу вспоминать), и многие захотели отделиться от двора, в котором слишком уж часто стали происходить слишком уж скверные события. Перевозочный грузовик теперь стал обычным явлением на улицах квартала. Синагога, по словам Лерера, который вернулся вскоре после похорон, не закончив путешествие, теперь практически пустовала, и это было самым явным признаком умирания общины.
Уезжали многие – но не все. Остались те, кто знал, что переезд лишь проглотит драгоценное время перед концом, и не тратили его на такие пустяки: Гиллель с семьёй, Элькана, Малахи.
Я гадал, будет ли Авшалом среди тех, кто уедет, или же останется рядом с семьёй и друзьями.
Он остался.
Праздники закончились, и внезапно оказалось, что у меня на руках осталось всего два месяца жизни, а я до сих пор не придумал, что хотел бы сделать напоследок.
Да, хорошо бы провести больше времени с семьёй. Сделано – теперь каждые выходные я ездил к отцу, который был удивлен таким неожиданным проявлением у меня семейственности. Даже спросил, не собираюсь ли я подумать о своих собственных детях, если так часто стал брать на руки Ноама.
Да, можно видеться чаще с Авшаломом. Тут от меня мало что зависело – частоту наших встреч определял он. Но даже этих нескольких часов в неделю мне хватало, чтобы быть счастливым – ещё полгода назад я и помыслить не мог о таком.
Да, попутешествовать. Я брал машину и в выходные исполосовывал на ней всю страну вдоль и поперек. Но это не было чем-то, что я мечтал сделать. Скорее, то, что было сделать до́лжно.
И поразвлекаться. Пара баров и ночных клубов – и меня уже тошнило от этого пункта в списке дел «напоследок». Во-первых, идти мне было не с кем, а одному – скучно. Во-вторых, в одном из клубов меня подловил Эзра, и спросил, знает ли Лерер, что я здесь. Разумеется, Лерер знал. А ещё он знал, что мне эти развлечения – поперек глотки. А ведь раньше я любил клубы.
В остальном моя жизнь продолжалась, как и раньше – без изменений.
Зато за ее пределами, во внешнем мире, творились очень странные дела – странные, если не знать, что именно последует за ними. Изменения климата, изменения политические, даже географические. На фоне постоянных землетрясений, наводнений, аномальной жары и аномальных холодов обострились международные конфликты и горячие точки по всему миру нагревались до состояния кипения. Количество самоубийств в эти дни зашкаливало – должно быть, люди неосознанно предчувствовали что-то, хотя их и лишили возможности знать – для их же блага.
В начале ноября на мне появилась ещё одна, последняя надпись.
Проснувшись и увидев на теле знаки, которых никогда ранее не видел – были ли они вообще плодом человеческого разума? – я с тоской стал дожидаться скорой и мучительной смерти от внутренних ожогов.
Но ничего не случилось. Не было ни боли, ни жжения. Ничего. Я так и не понял, в чем была на то причина, но старался лишний раз не думать об этом.
Снимки знаков я послал Элькане и Лереру. Оба позвонили мне в панике, воображая, как я корчусь в предсмертных муках. Я успокоил обоих, спросил, знакомы ли им эти символы. Как и ожидалось, ни в этот день, ни в последующие, мы не нашли ничего похожего ни в одном архиве истории письменности. Может где-то что-то и было – но не в пределах нашего доступа.
Как бы хорошо не хранились внутриобщинные тайны, вскоре обо всем стало известно и за пределами квартала, слух пошел по всем хасидским и даже литвакским дворам, и теперь я чувствовал себя очень неуютно за пределами тех немногих мест, где мог находиться, не натыкаясь на пристальные и порой весьма недружелюбные взгляды.
Я не знал, что стало с Гершоном, и даже не пытался расспрашивать о нем других. Какая теперь уже разница…
Пару раз меня на улицах подлавливали те, кто ему сочувствовал. Однажды подошли сразу двое (кажется, я видел их в тот вечер у Йоэля в гостях, но не был уверен), один из них был очень похож на Гершона – должно быть, брат или что-то в этом роде.
– Привет, узурпатор.
– Угу.
– Почему бы тебе не уехать отсюда? – спросил второй.
– Потому что это ничего не изменит.
– Пока ты здесь, нам нечего надеяться на спасение. Ты – самая падшая из душ, узурпатор.
– Это ты сейчас цитируешь учение другого лже-Мессии, если я не ошибаюсь – мягко сказал я*.
– Думаешь, если прочёл статью в Википедии, это даёт тебе право спорить с нами о том, чего не знаешь? – зло осведомился родственник Йоэля.
– Нет. Твой брат убил невинного человека – значит, он теперь такая же падшая душа, как и я. Пропусти, нам не о чем говорить.
Как ни странно, они меня отпустили. Но после этого я старался не ходить пешком по улицам своего старого района.
Я очень старался не прислушиваться к слухам, не читать и не смотреть новостей, но порой это было невозможно.
В середине ноября от одного из землетрясений среди бела дня обрушилась часть Стены, что вызвало всеобщую панику в стране и даже за ее пределами. Городские власти реставрировали стену быстро и оперативно в тот же день, но тихие шепотки постепенно превращались в кликушество. Я опять перешёл на добровольный домашний арест, продал машину, чтобы не светить свой адрес, и теперь Авшалом и Элькана приезжали ко мне, если хотели меня видеть.
Пару раз ко мне в дом стучались непонятные субъекты (я не открывал) на двери опять появилась надпись «Смерть лже-Мессии» (ее я успел стереть достаточно быстро – дома почему-то нашелся растворитель). Кажется, некоторые люди ничему не учатся. Я лишь надеялся, что это был не Йоэль. Его мне хотелось видеть только в одном виде – мертвым, или хотя бы гниющим в тюрьме. Я серьезно обдумывал ещё один переезд, но потом понял, что это просто бесполезно.
Внезапно во мне появилось иррациональное желание завершить все текущие дела, хотя в этом не было никакого смысла – это было все равно, что тщательно расставить книги по алфавитному порядку, прежде чем бросить их одним махом в горящую печь – хотя есть любители и такого времяпровождения. Как оказалось, я был одним из них. На работе я из кожи вон лез, чтобы полностью закончить свою часть в проектах, в которых был задействован. Дома выкинул почти все, что было лишним, оставив лишь несколько самых необходимых вещей. Вот потеха-то будет, если конец света отменится – придется покупать все заново.
Вечером двадцать восьмого ноября ко мне пришли Авшалом, Элькана, и… Малахи. Вот уж кого не ожидал увидеть у себя дома. Странно, но они втроем теперь неплохо ладили – делить им больше было нечего.
Чёрно-белая троица сидела в моей комнате, как небольшая стайка нахохлившихся ворон, и я даже в Лерере в эту секунду видел всего лишь еще одного доса.
Они беседовали между собой, а я отмалчивался – говорить совсем не хотелось. Интересно, как они находили в себе силы вести светские беседы за день до смерти? И зачем пришли? Заранее посидеть самим по себе шиву?
Лерер посматривал на меня с тревогой. Я подумал, что он пошел на огромную жертву, проведя последний свой вечер со мной, а не с детьми. Впрочем, назавтра он собирался поехать к бывшей жене и остаться с ней и детьми дома под предлогом семейных обстоятельств, вместо того, чтобы везти в школу. Разумно. Любопытно, сколько ортодоксальных жителей Иерусалима поступят точно так же.
– Янон – обратился ко мне Элькана, словно подытоживая нашу последнюю встречу – мне было приятно иметь с тобой дело. Ты достойно нес на себе свое нелёгкое бремя – хоть и не стал таким, каким многие из нас ожидали. Но мы понимаем, что это было бы излишним – и не тем, что от тебя требовалось. Спасибо, что позволил нам жить с открытыми глазами.
Я кивнул, понимая, что мой голос меня предаст, если я попытаюсь что-то ответить.
Рав Малахи откашлялся. Они все будут теперь произносить заупокойные речи в честь меня?
– Мы мало были знакомы… – так и есть. Они говорят обо мне как о покойном. Кажется, Малахи и сам это понял – мы не на похоронах, Янон, и я не буду произносить сейчас речь о тебе. Скажу лишь об этом мире. Мы все любим его. И любили. Он хорош – не зря слово «хорошо» упоминается целых семь раз в рассказе о сотворении мира – и жаль, если все так закончится. Но мы смиренно примем решение Создателя – каким бы оно не было.
Наверное, ожидалось, что теперь слово возьмёт Авшалом, но тот молчал. После неловкой паузы я решил тоже что-нибудь сказать.
– Я тоже люблю этот мир. И эту жизнь. Насчёт Создателя не уверен. Будем надеяться, что… что все пройдет быстро – закончил я неуклюже.
Они криво усмехнулись. Мда, так себе пожелание.
Лерер же промолчал.
Немногим позже раввины засобирались и простились – они хотели побыть со своими семьями напоследок.
Авшалом остался.
Мы не пошли в постель. Даже не ложились спать – он сидел на моем единственном стуле с какой-то книгой в руках, я – на кровати с смартфоном. Скорее мы проходили на родственников умирающего, терпеливо ждущих у смертного ложа.
Может, следовало провести эту ночь как-то по-другому, но я словно оцепенел, и двигаться не хотелось. Лерер тоже почти не шевелился, хоть сидеть несколько часов на стуле было весьма некомфортно.
Кажется, перед рассветом я всё-таки задремал, проснувшись от того, что Авшалом трясет меня за плечо.
– Просыпайся, нам нужно выходить. Опять трясет, боюсь, что дом скоро может начать рушиться.
Я встал, успел даже умыться, прежде чем вновь начались толчки и покачивание. Значит, помру небритым. Ненавижу, ненавижу землетрясения!
На улице потряхивало все ощутимее, но пока ничего непоправимого не произошло.
Мы прошли улицу до конца, до того скверика, где иногда курили по вечерам, наслаждаясь иерусалимской осенью. Лерер привычно вытащил пачку, я так же привычно взял у него сигарету, и мы закурили стоя, хотя мне очень хотелось сесть – на ногах оставаться становилось все сложнее.
Тряска стала ещё сильнее, и я понял что мои руки тоже трясутся – от банального страха смерти и накатывающей паники. Вчерашнего оцепенелого спокойствия как не бывало.
Авшалом смотрел прямо на меня, а я вспоминал тот единственный вечер, когда он признался мне в любви, в первый и последний раз.
– Ты знаешь, что такое «сжатие», Янон? – спросил он, словно мы находились в тихой и уютной библиотеке, а не посредине улицы, которую тащило и вело, как алкаша на родео.
