Текст книги "Иерусалимский синдром (СИ)"
Автор книги: Karinana25
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Он что-то шептал – едва слышно, но я услышал.
– kh’hob dich lib, Yanon…tsufil…lib…*
Мое сердце скрутило от этих слов.
Я не выдержал. Все мои остатки сдержанности полетели к черту, и я, обхватив его за шею, жадно впился в него поцелуем, теряя голову от приближающегося оргазма, и попутно ощущая его судорожные торопливые толчки, означающие, что и он уже совсем близок к тому.
Пусть будет конец света – или не будет. Пусть я окажусь мессией – или непонятно кем, проведя остаток жизни в дурке.
Но сегодня, в первый раз в жизни услышав признание в любви от другого человека, мне было уже глубоко наплевать на все остальное.
Комментарий к Глава 18
*Город без остановки – одно из самоназваний Тель Авива
* Вопросом жизни и смерти – В иудаизме можно нарушать субботу в случае опасности для жизни
* – Он твой адмор?
– Что? Ну и каша у тебя в голове, Янон. У нас нет действующего адмора, помнишь?
Кому интересно:
https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1174255/ХАБАД
* Люблю тебя, Янон… слишком…люблю… (идиш)
========== Глава 19 ==========
Глава 19
Ещё утром я сетовал, что суббота тянется целую вечность, а теперь три часа промелькнули, как одна секунда, и вот Лерер уже надевает свой талит, и по нему видно, что никуда он не хочет уходить.
– Я приеду в следующую пятницу.
– Ладно.
– К вечеру – уточнил он, и у меня отвисла челюсть.
Приехать в пятницу к вечеру значило остаться здесь на два дня – и его отсутствие наверняка заметят в синагоге. Интересно, как он собирается им врать? И чем будет питаться у меня все выходные?
– Я привезу с собой еду, ничего специально не покупай – ответил он на мои мысли.
– Тебя выгонят из общины за такое – пробормотал я.
– Мне кажется, или ты об этом беспокоишься даже больше, чем я сам?
– Не кажется.
Он подошёл ко мне, отрывисто поцеловал в губы.
– Я не собираюсь делать ничего необдуманного. Но с общиной мне уже не по пути.
– То есть? – я замер.
– Мессия, в которого верят они, и тот, в которого верю я – два абсолютно разных человека. Ты – здесь, рядом, и у меня уже давно не осталось в этом никаких сомнений, в отличие от тебя. И не спрашивай меня снова, почему я так в этом уверен. Я верю тому, что вижу, и не собираюсь закрывать глаза, как некоторые. Кроме того… я знаю, что ты себя считаешь чем-то вроде детонатора для бомбы замедленного действия. А я так не думаю. Наоборот.
После его слов мне стало еще поганее на душе. Он верил в то, что было заведомой неправдой, и меня самого в этом убеждал. Как я могу смириться с нашей скорой гибелью, если мне постоянно вселяют ложную надежду?!
– А как же твоя семья?
Он вздохнул.
– Это то, что пока меня удерживает. Я не собираюсь отрывать сыновей от общины, но…
Но это значило, что он практически полностью потеряет возможность видеть собственных детей.
– Я переехал сюда, чтобы оградить твою семью от сплетен, связанных с моим именем – сказал я медленно – давай ты не станешь делать то, о чем будешь потом жалеть. Одно дело – быть в немилости у члена общины. Другое – если он посчитает, что больше не обязан покрывать то, что… произошло с Ореном.
Авшалом не ответил, вытащил сигареты и закурил, я тоже вытянул одну – за компанию. Он тем временем нехотя достал из кармана пиджака свою кипу и надел на голову.
Я не смог сдержать улыбки. Он усмехнулся в ответ.
– Смешно выгляжу?
– Пару месяцев назад ты был совсем другим.
– Пару месяцев назад я не думал, что организую убийство человека. Такие вещи необратимо действуют на мировоззрение, Янон. Но я ни о чем не жалею. Может, тебе трудно понять, как я смог это сделать, но я не собираюсь снова объяснять порядок своих приоритетов.
– Ну, а если окажется, что я – самозванец, псих, одержимый – что тогда?
Он вздохнул.
– А если я сам не знаю ответа на этот вопрос? Если ты хочешь правду-матку, то вот она: если бы я не считал тебя тем, кто ты есть, я не принял бы тебя в свой дом, не убил бы человека, и не нарушил бы ради тебя субботу. Ты получил ответ?
– Получил.
– Ты доволен?
– Хрен его знает – я пожал плечами.
Авшалом слегка склонился ко мне, словно спрашивая разрешения на поцелуй. Совсем недавно я и мечтать о таком не мог. Спасибо тебе, Орен Альперат, хоть ты и был порядочной сволочью.
Я проводил его до машины. Там он надел свою обычную шляпу с полями и снова стал самим собой. Не верилось, что ещё пару часов назад его руки и язык блуждали по всему моему телу, а губы шептали слова, от которых мое сердце до сих пор сжималось в комок.
– Увидимся – сказал он коротко, но я услышал в его голосе тень тоски и нежности, которые ощущал и сам. Мне невыносимо захотелось поцеловать его перед недельной разлукой, но я сдержался – даже в Тель Авиве целующийся с парнем дос выглядел бы странно. Ничего, потом отыграемся. По полной.
Возможно, я был бы самым счастливым человеком на свете – если бы смог провести все оставшиеся до часа икс месяцы так же, как эти несколько часов, пусть даже в крошечной тель-авивской квартирке.
Но Иерусалим не желал отпускать меня так просто.
Первой ласточкой был звонок от Нерии. Он долго ходил вокруг да около, расспрашивал про жизнь в Тель Авиве, про работу. Наконец, дошел до сути.
– Элькана говорил со мной несколько дней назад по поводу тех надписей, и хотел бы знать – было ли что-то новое за последнее время? Новые знаки?
Я колебался. Больше всего хотелось сказать, что знаков не было. Но я не мог – и так молчал целых десять лет. А если они найдут способ предотвратить конец? А если окажется, что я мог бы спасти нас всех – просто доверившись какому-нибудь мудрому каббалисту?
– Недавно…– я откашлялся – недавно появилась новая надпись. Но она написана на шумерском.
– Ты сделал фотографии, я надеюсь? – голос его был напряжен.
– Да.
– Пришли их мне как можно скорее. Почему ты не сказал раньше, Янон? Элькана же просил тебя.
– Вы, должно быть, слегка запамятовали о том, что случилось в нашу с ним последнюю встречу: меня буквально выгнали взашей из города. После этого мне меньше всего хотелось иметь с ним хоть что-то общее.
Нерия крякнул.
– Да уж… понимаю… Но открою тебе маленький секрет: Элькана вспыльчив, но отходчив, и он уже жалеет о той вспышке гнева. Как ты помнишь, его первоначальным желанием было держать тебя поблизости. В Нью-Йорке он искал ответы, но встретил лишь скептиков – им-то откуда знать, что тут на самом деле происходит. Мы все видели эти знаки своими глазами, а эти американские снобы дальше носа своего не видят.
– Так что же вы хотите от меня – вкратце?
– Пришли мне снимки. Я покажу их Элькане, и позвоню тебе так скоро, как смогу.
– И что же, он вынудит меня переезжать опять? А если ему снова вожжа под хвост попадет? Я не могу бегать с квартиры на квартиру только потому, что ваш рав имеет проблемы с самоконтролем.
– Проблемы с самоконтролем?! Он узнал, что внутри его общины произошло невероятно грязное дело, совершенное человеком, чья репутация до этого была безупречной. Ты понимаешь, какую тень это бросает на всю их семью? На нас? И, разумеется, если сложить два и два, то легко заметить, что влияние на Авшалома идёт в основном с твоей стороны.
– Я не…
– Ты не? Весь Иерусалим видел, как он заводит машину в разгар субботы и едет в сторону Тель Авива. Хватит отрицать очевидное, Янон!
– Хорошо – я устроился поудобнее, переложил трубку к другому уху – что вы хотите? Чтобы я прибежал к Леви как собачка на задних лапках? Но при этом не общался бы с Лерером? Это невозможно.
– По правде говоря, Элькана подозревает, что уже поздно. Я не знаю, прав ли он, и не мое это дело.
Я промолчал.
После некоторой паузы Нерия продолжил.
– Вряд ли у общины получится полностью оградить Авшалома от тебя. Но если ты и правда несешь на себе весть о конце света, если и правда являешься посланником, то Леви сделает все возможное, чтобы ты снова оказался в нашем квартале.
– Флаг ему в руки – я потер глаза. Чёртовы интриганы – по доброй воле я возвращаться не собираюсь.
– Янон…
– Передавайте привет Элькане. До свидания – я грохнул трубку.
Через пару дней в ход пошла тяжёлая артиллерия.
Леви позвонил мне с незнакомого номера. Обычно я не такие не отвечал, но теперь мне пришлось – я заказал кое-что по почте и ждал курьера.
Поняв, кто мне звонит, в первую секунду я чуть не бросил трубку. Он опередил меня.
– Стоп! Я хочу только сказать тебе кое-что про Лерера. Удели мне пять минут.
– Слушаю – после такого я не смог бы послать его подальше, пока не услышал бы, в чем суть.
– Во-первых, я хочу, чтобы ты вернулся в город. Я помогу тебе с переездом. Найду жильца на замену, а здесь ты можешь вернуться в предыдущую квартиру.
– На кой-черт мне это делать?
– Если вернёшься – позиции Авшалома и его семьи в общине вернутся к прежнему состоянию.
– А если нет – то будете его топить и дальше? Это шантаж, да?
– Он самый.
А Авшалом ещё не понимал, почему я так не люблю служителей культа.
– Зачем я вам нужен? Месяц назад вы назвали меня то ли одержимым, то ли самозванцем, я сам не понял.
– Потому что Лерер прав – нельзя закрывать глаза на то, что происходит на самом деле. Я сделал огромную ошибку, поговорив об этом со своими коллегами в Америке. Они далеки от наших реалий, и им многого не понять. Их скептицизм понятен – там. Здесь же все выглядит по-другому.
Я ни черта не понял из его мутных объяснений, но решил подстраховаться.
– А если вас опять переубедят? Мне надо будет опять покидать город в двадцать четыре часа?
– Этого не произойдет. Если хочешь я дам тебе гарантии.
– Хочу, конечно. Но…что изменилось? – не выдержал я.
– Изменилось то, что победил здравый смысл. Никакая одержимость, никакой психоз, никакой дурной умысел не могут объяснить того, что происходит с тобой. Я, как и Лерер, предпочитаю верить своим глазам.
– Вот как – пробормотал я.
– А ещё… – он помедлил – несколько дней назад владелец квартиры, в которой ты жил, принес мне пакет, адресованный тебе. Блокнот с…
– Вы открыли письмо от моей матери? – перебил я его со злостью.
– Да. Прости, конечно, но мне необходимо было это прочесть и убедиться. Если все, что там написано и правда появлялось на твоём теле в течение десяти с лишним лет, то впору удивляться, почему ты въехал в Иерусалим не на белом осле.
– Мне нужен мой блокнот. Верните его как можно скорее – я сжал в руке телефон, мечтая, чтобы на его месте оказалась бы шея чертового рава.
– Можешь его взять, я уже снял копию.
– Элькана, скажите мне, как вы умудряетесь сочетать в себе веру и такой потрясающий цинизм?
– Я не циник – он вздохнул – я просто очень хочу выжить, вот и цепляюсь за каждую соломинку. Ладно, Янон, поговорим попозже. Через пару дней я улажу вопрос с тель-авивской квартирой и можешь переезжать.
– А как вы дадите всем понять, что Лерер у вас не в опале?
– Это уже не твоего ума дело. Не беспокойся о нем… хотя нет – беспокойся. В смысле, не забывай, что Иерусалим – не Тель Авив. То, что было шито-крыто в вашем гойском городе, здесь не простят.
– Ясно – процедил я сквозь зубы.
– Так что держи себя в руках. И оставь его в покое, иначе никакого влияния с моей стороны не хватит, чтобы восстановить его репутацию. Понятно тебе?
– Да.
– Поговорим на неделе. Пока.
Я тупо смотрел на черный экран смартфона.
Один телефонный звонок – и жизнь моя опять делает резкий виток. Леви было достаточно лишь вскользь упомянуть имя Авшалома, чтобы я позволил ему схватить себя за загривок и тащить, как новорожденного щенка, куда ему вздумается
А ещё мне ясно дали понять – контакты с Лерером необходимо свести к минимуму.
Собирая вещи перед отъездом, я чувствовал себя идиотом. Да, сдать квартиру в Тель Авиве – дело плевое, желающих даже на такую дыру всегда было достаточно, так что сложностей с нахождением нового жильца взамен себя не возникло.
Проблема была в том, что я так и мотался между квартирами, имея лишь полный рюкзак одежды и вещей первой необходимости, да машину, которую купил мне отец.
В свои тридцать с лишним я жил как бомж. Мне не трудно было собрать все в машину и переехать в тот же день из одного города в другой. Но в том и заключалась проблема – это не должно быть так легко. Во всяком случае, не у нормальных людей.
Хозяин квартиры, который как раз зашёл в квартиру с новым жильцом, сухо поздоровался со мной, взял мои ключи, передал мне чеки, которые я подписал ему до самого конца года и отпустил восвояси. Наверное, до сих пор не мог понять, какого черта вообще связался с таким проблемным квартирантом.
Через полтора часа стояния в куче пробок я уже был возле «своей» квартиры. Поднял вещи наверх, где меня ждал какой-то тип с ключами (дежавю), зашёл в дом.
Судя по всему, тут не делали уборку с тех самых пор, как я съехал. По крайней мере, чайный пакетик, который я уронил на кухне перед своим «изгнанием», так и лежал, вместе с изрядным слоем пыли.
Привычно вымыв пол, я собрался было в душ, но в дверь позвонили.
Авшалом?
Я вспомнил последний раз, когда я открывал дверь, думая, что за ней стоит Лерер.
Посмотрел в глазок.
Нерия и Элькана.
Сделать вид, что меня нет дома? Нет, глупо.
Я обречённо отворил им дверь.
– Добрый вечер. Мы можем зайти? – спросил Леви. Я подумал, что голос у него, когда он этого хочет, весьма хорош – глубокий, поставленный. Почти гипнотический.
– Заходите, коли уж пришли.
Они зашли и уселись за обеденным столом.
– Спасибо, что приехал, Янон. Ты свою часть сделки выполнил, и я свою часть буду выполнять так хорошо, как смогу. Хотелось уточнить с тобой несколько вопросов, о которых лучше будет не упоминать по телефону.
– Да, слушаю.
– Первое – послания на твоём теле. В следующий раз, Янон, ты звонишь Нерии. Не Лереру. Не-ри-и. Хоть в субботу, хоть в судный день.
– Принято. Что ещё?
– Я нашел специалиста по шумерскому письму. Он сейчас расшифровывает текст, который ты послал нам на этой неделе. В следующий раз пиши ему сразу же, я дам тебе его данные.
– Если он не пошлет меня к черту – то и это принято.
– Теперь о более деликатных вещах. Слухи о том, что сделал для тебя Лерер, я смог успешно замять – и это было нелегко…очень нелегко. В твоих интересах не упоминать о… несчастном случае с твоим бывшим любовником вообще никогда, нигде, ни с кем.
– Я не дурак, сам понимаю.
– Да? Я часто в этом сомневаюсь… Хм. Дальше. О том, что ты мессия, тоже не кричи на каждом шагу. А лучше – совсем молчи. Впрочем, это я говорил и раньше.
– Хорошо. Я и не собирался…
– И последнее. Никаких больше посиделок у Лерера дома, у тебя дома…– неважно где. Никаких прогулок – да, я знаю что вы любите побродить вдвоем по улицам. Об этом можешь забыть.
– Вы не слишком многого требуете? – я слегка разозлился – Мы не парень и девушка на выданье, чтобы за нами надзирать, и…..
– Это так. Но я повторяю для особо непонятливых: репутация Авшалома очень сильно пострадала за последнее время. Если хочешь оградить его от возможных конфликтов и остракизма в общине, если хочешь, чтобы он продолжал видеть своих детей как и прежде – помоги ему. Можете общаться по телефону. Можете разговаривать в синагоге – на общие темы. Но более этого – ничего. Иначе ему больше ничего не поможет – ни я, ни его семья. Та его поездка в Тель Авив нам ещё долго аукаться будет.
Я молча кивнул, сдаваясь. Элькана поднялся с места.
– Спасибо, что уделил нам немного внимания, Янон. Несмотря на сегодняшний холодный прием, мы постараемся принимать тебя здесь, как и подобает человеку с твоим предназначением. Будем рады видеть тебя на молитве, хотя бы раз в день. Так общине будет легче принять тебя.
– А может мне вообще обрезание сделать? – ляпнул я.
Элькана побагровел, поперхнулся, спрятал лицо в ладонях.
– Твоя мать…
– Что? – я опешил. Не ожидал от почтенного рава, что он пройдется по матушке.
Впрочем, тот быстро взял себя в руки.
– Твоя мать – довольно-таки неразумная женщина, Янон. Назвать ребенка, рождённого девятого Ава, именем мессии, но при этом его не обрезать…я даже не знаю, как это назвать. И, чтобы не наговорить лишнего, ухожу. Нерия, пойдём. Не будем мешать молодому человеку отдыхать.
Тот грузно поднялся со стула.
– Не забудь звонить, Янон.
Я посмотрел на него – гладко выбритого, одетого в синие джинсы и клетчатую рубашку. Полная противоположность Элькане.
– Вы же ушли из общины. Почему помогаете теперь этому…
– Потому что родня всегда остаётся родней – вздохнул тот.
– Нерия мой младший брат – вмешался Леви – и, несмотря на многие разногласия между нами, я смирился с его выбором. А он помогает мне в делах, в которых сведущ более меня. До свидания, Янон. Надеюсь, что увижу тебя всё-таки в нашей скромной синагоге.
А то как же. Разбежался.
Проводив их, я задумчиво потер подбородок. Сообщить Лереру, что я в Иерусалиме? Какими именно словами? За последнюю неделю мы не перекинулись и парой фраз – я был занят переездом и работой, а он – последними неделями учебного семестра. Оба ждали пятницы, когда…
Черт! Пятница – завтра!
Завтра Авшалом приедет ко мне в Тель Авив и найдет там только того тощего задрота, который занял мою квартиру.
Я потянул к себе телефон. Позвонил, но он не ответил.
Набрал ему торопливое сообщение:
«Я в Иерусалиме. Там, где раньше. Не приходи. Звони, я объясню».
Прождал его ответа почти весь вечер, и так и заснул, не дождавшись.
Утром ответа все ещё не было, хотя по синим птичкам в ватсаппе было видно, что он прочел мое послание.
Разозлился на то, что я не сказал раньше? Наверное, я бы тоже злился на его месте.
Я позвонил ему ещё раз. Ответа не было, длинные гудки перешли в равнодушное голосовое сообщение.
Разделавшись со всеми пятничным делами, я позвонил отцу.
– Хочешь приехать к нам? – предложил он.
– Да, и желательно на всю субботу.
– Даже так? Что же случилось?
– Хочу побыть с семьёй – коротко ответил я.
Он вздохнул.
– Злишься на меня, Янек?
– За что? – я удивился.
– За то, что мы с твоей мамой не смогли дать тебе такой семьи, как ты, наверное, хотел?
– Нет, конечно. Нормальная была…все было нормально, пап. Я приеду к вечеру, ладно?
– Ладно.
Никогда бы не думал, что он испытывает чувство вины за мое детство. А мне не с чем было сравнивать – они расстались через пару лет после моего рождения, и я не чувствовал особой потери оттого, что живу на два дома. Но и своей семьи не хотелось завести…хотя, может быть, при других обстоятельствах – завел бы?…
Лерер так и не позвонил. Я всерьез начал обдумывать идею отправиться на вечернюю молитву, чтобы встретиться с ним там, но пришел к выводу, что вреда от этого будет больше, чем пользы – мое присутствие наверняка спровоцирует новые слухи, поговорить мы с ним все равно не сможем, а кроме того, Элькане скорее всего понадобится время, чтобы убедить всех, что Авшалом все ещё тот же образцовый член общины, что и раньше. Лучше я при этом не буду мозолить людям глаза.
Дома у отца было хорошо. Хорошо – несмотря на его периодические ворчание и шпыняние.
Живот у Эден вырос уже совсем большим, и вся она была этаким олицетворением материнства. Даже не верилось, что у нас с ней когда-то что-то было.
Мы с сестрой, как всегда, уселись смотреть телевизор, потом она притащила свои учебники и заставила меня делать с ней домашнее задание на следующую неделю.
– Ты – единственный знакомый мне ребенок, который делает уроки в пятницу вечером – сказал я, когда Ноа захлопнула наконец учебник.
– Может потому, что все твои знакомые дети живут в супер-религиозных районах? – хихикнула она.
Туше́.
Спать я пошел рано, подозревая, что иначе отец вызовет меня на откровенный разговор про Лерера, или же опять потребует ответа, когда я возьмусь за ум и начну нормально работать.
Перед сном на всякий случай проверил телефон. Ничего.
Проснувшись рано утром в субботу, я вяло подумал, что всего неделю назад в это время изнывал от обжигающих знаков на теле, а через несколько часов после этого – от обжигающих поцелуев Авшалома. А теперь лежу в гостевой комнате отца и его жены, и судя по всему, Лерер окончательно поставил на мне крест.
Хотя я изначально собирался остаться в гостях до самого вечера, уже через час после пробуждения понял, что пора бы и честь знать, распрощался с хозяевами и поехал домой.
Как и всегда, на мою машину на улице возле дома смотрели с очень большой неприязнью. Я не особо беспокоился – все в общине уже успели узнать, что я еврей с «неправильной» стороны – то бишь, не по матери, а значит, с меня взятки гладки.
Но в этот раз все было по-другому.
Ко мне подошёл какой-то худющий, как палка, дос и укоризненно сказал:
– Не стыдно тебе?
– Что? – я не ожидал такого укора, и слегка растерялся.
– Может, начнёшь соблюдать хотя бы некоторые правила, если уж живёшь здесь?
Я пожал плечами.
– Не могу ничего пообещать. И живу здесь не от хорошей жизни.
Он покачал головой.
– Мы готовы принять тебя, как ты того заслуживаешь. Но и ты – держи себя как подобает тому, кто ты есть.
– Чего? – я уставился на него, не веря своим ушам.
Дос уже давно отошел, а я стоял посреди улицы возле своей машины, и кипел о злости.
Кто?!
Мне при каждом удобном случае внушали молчать о моем… синдроме.
А теперь оказывается, что весь квартал уже в курсе?
Кто это сделал?
Нерия?
Элькана?
Авшалом?
Или один из тех раввинов с той первой встречи с Леви?
Я честно пытался представить все последствия этого слуха – и не мог. Я даже не знал точно, в чем он заключается. Знают ли они о надписях у меня на теле? О конце света, который произойдет через каких-то шесть с лишним месяцев?
Или приняли на веру ярлык «Машиах» и теперь будут тыкать мне в глаза моим полным несоответствием занимаемому статусу?
Я быстро взял себя в руки.
Черт с ними, пусть думают, что хотят.
Если это поможет Лереру, пусть считают меня хоть самой реинкарнацией Моисея.
Дома было прохладно, и я с досадой вспомнил, что забыл выключить вчера перед выходом кондиционер.
Так и есть, тот работал на полную мощность, охлаждая комнату с кроватью до температуры холодильной камеры.
А на кровати спал Авшалом.
Он лежал прямо в одежде, только шляпа валялась поодаль. Слава богу, обувь он хотя бы тоже снял.
Я, наверное, никогда не видел его раньше спящим.
Лицо его даже во сне было строгим и мрачноватым. Он дышал неслышно, только грудная клетка вздымалась и опускалась.
Я осторожно опустился рядом с ним, провел по его груди рукой.
И сразу же пожалел – он проснулся мгновенно.
– Чертов болван, я тебя жду со вчерашнего вечера – пробормотал он.
– Кто именно болван? – уточнил я.
– Оба мы… – он потряс головой, сел в кровати.
– Что ты здесь делаешь? – задал я риторический вопрос – Элькана тебя за шкирку вытаскивает обратно в касту почтенных членов общины, а ты спишь в моей постели? Всю субботу?
Он рассмеялся.
– Ну и ну. Это то, что он тебе сказал? Что будет восстанавливать мое доброе имя?
– Да. Таково было мое условие возвращения.
– Значит, болван – ты. – Авшалом вздохнул – Вчера после вечерней службы Элькана произнес небольшую речь, которая заключалась в том, что наша община самая избранная из избранных, потому что среди нас появился некто, кого правоверные евреи ждут уже несколько тысяч лет. Как ты понимаешь, половина людей теперь считает его психом и собирается после исхода субботы вызвать санитаров, но зато другая свято уверовала в то, что он сказал, да ещё и вычислила, о ком идёт речь – уж и не знаю, как.
Черт!
– Я первый вызову ему психиатра – я скрипнул зубами.
– Он играет в какую-то непонятную мне игру – отозвался Лерер – но, кажется, я знаю, чего он пытается этим добиться.
– Стать самым крутым раввином в истории Иерусалима?
– Вряд ли, он не так тщеславен. Скорее я бы подумал, что он считает, что добившись признания тебя мессией, сможет как-то повлиять на ход событий.
Я непонимающе посмотрел на него. Он вздохнул.
– Он попытается сделать из тебя настоящего Машиаха – как по писаниям. Тем самым, который объединит весь народ, будет мудрым лидером, ну и так далее. Ему кажется, что в таком случае конца света можно будет избежать.
– Бред – сказал я.
– Я не знаю – задумчиво ответил он – а какой ещё выбор нам останется? Есть два пророчества, и если повернуть новое в сторону старого…
– Он думает, что сможет за почти семь месяцев сделать из меня Менахема Менделя Шнеерсона*? – я засмеялся, хотя смешно мне не было.
– А если это поможет нам всем выжить, ты не будешь готов им стать?
– Буду. Но знаю, что не поможет.
– Почему же?
– Потому, что когда проводишь половину субботы, сгорая заживо от древнешумерской клинописи, становится понятно, что конец света неизбежен. Я могу отрастить бороду хоть до пола, но это бесполезно, Авшалом. Нас очень хотят сжить со света и покончить с этим.
Он открыл рот, чтобы возразить, но ничего не сказал.
– Мне тоже очень хочется жить – сказал я – но я не буду делать того, что не принесет никакой пользы никому из нас.
– Тогда… – он замолчал.
– Что тогда?
– Тогда зачем ты нужен? – сказал он.
Не дождался моего ответа и повторил:
– Зачем ты вообще нужен, Янон?
Встал, не глядя на меня, подобрал свою шляпу, и вышел из моего дома.
Я его не останавливал.
Комментарий к Глава 19
Менахем Мендель Шнеерсон – седьмой и последний ребе ХАБАДа, Считается мессией некоторыми из своих последователей, часть из которых не признают его физической смерти.
(https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Шнеерсон,_Менахем-Мендл_)
========== Глава 20 ==========
Глава 20
Если я боялся, что после скандального выступления Эльканы в округе мне не дадут прохода, то сильно ошибался – несмотря на весь его авторитет, лишь очень немногие приняли ту речь всерьез. Остальные или откровенно называли рава спятившим маразматиком (хотя ему было не больше пятидесяти пяти) или просто сделали вид, что ничего не произошло. В целом, люди в общине в основном оказались достаточно здравомыслящими, что меня приятно удивило.
Так что, хоть внимание ко мне на некоторое время немного повысилось – люди присматривались, пытаясь понять, могу ли я и вправду оказаться мессией – продолжалось это недолго. Уж слишком я был не похож на долгожданного «царя» во всем его блеске ортодоксальной праведности, которого они себе представляли.
Непререкаемый авторитет рава Леви из-за этого сильно пошатнулся, и он на некоторое время ушел в тень – видимо, понял, что совершил оплошность.
Лерера я почти не видел. Частично – из-за недвусмысленных инструкций Эльканы, но большей частью – как следствие нашей с Авшаломом последней беседы. Мне его недоставало, я скучал, но в то же время отдавал себе отчёт, каким ударом для него были мои слова о неизбежности конца. Да, он слышал это от меня не раз. Даже, казалось, смирился с этим – я помнил его слова про то, что наш мир не первый и не последний. Но под влиянием то ли рава Леви, то ли священных текстов, он продолжал надеяться, и я его не винил. Роль мессии для него была неотрывно связана со спасением – а я раз за разом тыкал его носом в то, что нас ждёт неотвратимая гибель.
Несмотря на тоску по Авшалому, я решил оставить его в покое – не мог требовать от него принять ситуацию и просто жить до самого последнего момента, как делал сам. Он был лягушкой, взбивающей молоко в масло – тогда как я уже давно плавал брюхом кверху.
Проект в компании Гиллеля закончился, новых работ с немцами не ожидалось, и я ушел оттуда, попросив у Эрана дать мне более расширенную ставку.
Я уже не работал так самозабвенно, как в прошлом году, но теперь, когда после работы меня не ждали вечера с Авшаломом, особой нужды возвращаться домой не было, и я опять стал задерживаться в офисе допоздна.
С Данцигером мы общались все больше, и как-то раз у меня получилось сделать то, что не вышло у Орена.
После безумной гонки перед окончанием какого-то мерзкого проекта, который добавил седых волос всем, кто над ним работал, и который мы закончили к четвертому часу ночи (сдавать его надо было в восемь утра), мне пришлось подвезти Эрана до дома – он сам вести машину уже не мог. У меня у самого глаза слипались от усталости, я словно был на последней стадии опьянения, отмечая, что с моим начальником творится примерно то же самое. Мы вкалывали в режиме аврала всю неделю, а Данцигер и вовсе не выходил из своего трудогольного запоя, и теперь я впервые видел его по-настоящему уставшим и расслабленным.
Мелкий бес, сидящий во мне с двадцати лет, поднял голову. Сейчас или никогда.
Я наклонился к нему, сидящему на переднем пассажирском сидении с полузакрытыми глазами.
– Что делаешь? – спросил Эран. Голос его прозвучал устало, но он был начеку.
– Пытаюсь совершить задуманное в двадцать лет преступление.
– Мм? – он слегка повернул ко мне голову, не открывая глаз.
– Хотел поцеловать вас…тебя. Когда ты приехал в тот день… наверное, не помнишь. Штаб отгрохал какое-то безумно дорогое мероприятие в престижном зале торжеств, все были в парадной форме, а ты приехал на ландровере, в полевом хаки…
– Я был пижоном в молодости – он улыбнулся – и как ты это помнишь?
– Во-первых, после этого вечера половина девушек штаба ещё долго липла ко мне, потому что «у тебя глаза совсем как у Данца». А во-вторых…
– Ну?
– Я до смерти захотел тогда поцеловать тебя. А потом – хоть на трибунал. За сексуальные домогательства и нарушение субординации по отношению к старшему офицеру.
– Ты был таким мальчишкой… – он покачал головой – точнее, мотнул ее из стороны в сторону по изголовью сидения.
– Я думал, ты меня не запомнил.
– Не особо, это правда. Но уж то, что меня несколько раз спрашивали, не в родстве ли мы с тобой – запомнилось. Опять же из-за глаз.
Несмотря на усталость, мое сердце отчаянно бухало в груди – он сидел так близко… смогу ли я набраться храбрости и сделать это, наконец?
Я мысленно собрал себя в кулак и, как в омут с головой – склонился и поцеловал его.
Если честно, поцелуем это назвать было трудно. Я едва коснулся его губ – понимая, что за такой наглёж меня ждёт или грандиозный скандал, или немедленное увольнение, или банальный удар кулаком в челюсть.
Он даже не шевельнул губами, лишь слегка вздернул бровь.
– Ну как? Любопытство удовлетворено?
– Нет.
– Не наглей, Вайцман.
– Я ничего не понял. Абсолютно.
Он вздохнул, открыл глаза и посмотрел на меня.
– Боишься все испортить? Как Орен?
– Да. Очень.
– Один поцелуй погоды не сделает. Но на этом мы закончим и вернемся к нашим обычным дружески-деловым отношениям. Ты согласен?
– Да – сказал я охрипшим голосом.
– Валяй.
Получив карт-блаш, я на секунду растерялся. На всякий случай уточнил:
– Так я могу…
– Да, да! – он нетерпеливо вздохнул – иди сюда уже.
И, прежде чем я смог что-то сказать, сам притянул меня к себе.
Поцелуй был охренительным. Властным, неторопливым, в меру страстным. Он брал то, что хотел сам, и это чувствовалось. Я потерялся в собственных ощущениях – твердость его объятий вокруг моих плеч, шершавость отросшей за день щетины, запах одеколона – тот же, что и двенадцать лет назад.
