Текст книги "Вдали от посторонних глаз (СИ)"

Автор книги: Изменяя_реальность

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

«Ммм… Вот ты, конечно, зараза. Окей, занавески не трогаю… Я запомню, вернешься – обязательно поцелуешь!»

Задержав взгляд на экране смартфона, Натали улыбнулась. Мысль о том, что где-то далеко, в Англии её возвращения ждёт приятный мужчина, заставляла ее сердце учащённо биться. Никогда ещё два дня не казались ей таким огромным промежутком времени, практически сравнимым с вечностью. Глубоко вздохнув, она тряхнула головой, отгоняя от себя мысли.

Аэропорт Шереметьево встретил её мелким моросящим дождем. Гул огромного терминала поразил её, словно она не улетала отсюда три месяца назад. Люди с сумками, чемоданчиками, рюкзаками, переносками сплошным потоком шли ей на встречу, шли рядом с ней о чем-то разговаривая. Родная речь звучала одновременно и лаская слух и вызывая смешанные чувства. Гул голосов поднимался вверх, растворяясь, к невероятно высокому своду, где по металлическим перекрытиям тянулись гофрированные трубы вентиляции, толстые фидеры и страшноватые змеи кабелей. Натали ощутила охватившее её волнение, вслушиваясь в знакомые слова и интонации. Каких-то три месяца в Англии заставили ее привыкать к родной речи, как некоторое время назад она привыкала к английской, вникая в слова и их значение. Было в этом нечто невероятное, какая-то невозможная магия.

Натали, неторопливо вышагивая по гранитному полу, думала об удивительной иронии – люди, не смотря на абсолютную идентичность, анатомическую и генетическую схожесть говорили теми же звуками, использовали те же буквы и артикуляции, но на совершенно разных языках. Разве это не удивительно? И не менее удивительно было то, что люди нашли способ коммуникации, способ выучить языки друг друга, чтобы связать мир в одно целое.

В квартире Ольги было как всегда уютно. Пахло выпечкой. Они сидели на кухне, на маленьких неудобных табуретках, грея замерзшие пальцы о кружки с чаем. Время на часах перевалило далеко за полночь.

– Наташка… Я так тебе рада, ты не представляешь.

– Я тоже по тебе скучала. Ты утром дома?

– Да, выходной в кои то веки совпал с календарным выходным.

– Отлично. Тогда съездим на дачу, я взгляну на машину?

– Нашла способ её переправить?

– Да… Но будет это дорого и долго. Хотя бы документы подготовлю.

Оля понимающе кивнула. Пожевав нижнюю губу, она пристально взглянула на подругу. Натали сидела, прислонившись спиной к стене, держа кружку с остывающим чаем в руках. Она заметно постройнела.

– Баки, значит, остался на своей исторической родине?

– Да, накладно тащить его сюда снова. Я не слишком хорошо разобралась с правилами провоза животных на территорию Великобритании, так что не стала рисковать.

– И с кем он там?

– Ну как ты думаешь?

Ольга сделала многозначительное лицо, словно всего-лишь ожидая от Натали подтверждения своих соображений. Та лишь кивнула. Подруга разразилась довольным смехом, хлопнув ладонью по поверхности стола.

– Вот номер, так номер… Не могу поверить. Нет, я, конечно, понимаю, что он такой же человек, как и все. Но поверить, что ты с ним так близко знакома… Я не могу.

– Если бы я сказала, что знакома с кем-то другим, например, с Джекки Чаном, что бы это изменило? – поинтересовалась Натали, улыбаясь. Она и сама до сих пор пыталась гнать от себя мысли о Томасе. Сейчас, за почти три тысячи километров от Лондона, их общение показалось ей галлюцинацией, сном.

– Да уж. Ты мне скажи, а дальше-то что?

– Не знаю, – честно пожала она плечами, глядя в изумрудные глаза Ольги, – Мы же взрослые люди и прекрасно понимаем, что совершенно разные. И из разных миров.

– Ну и что? Спать друг с другом это же вам не мешает. Он же не рептилоид, а человек. Ты извини, конечно, но мне дико любопытно… Он извращенец?

– Да нет, вроде… Обычный, – отозвалась девушка, мягко улыбаясь. Натали мысленно вернулась в свою спальню, – Странный, конечно. Вечно витает где-то в облаках. Много смеётся. Много говорит. Актёр, одним словом.

– Он тебе нравится? Только честно? – глаза Ольги блестели неподдельным весельем. Улыбка скрылась за краем кружки с чаем. Натали знала её ровно так же, как и Ольга знала её.

– Я боюсь… Пойми меня правильно. Даже стоя рядом с ним, обнимая или целуя я все-равно чувствую себя не… Язык не поворачивается назваться его девушкой.

– Приятели.

– Да. Это ближе всего. Наверное.

– Ну, короче вы об этом не говорите. Просто спите друг с другом от случая к случаю… И всё.

– Да. Упрощает жизнь, знаешь ли.

Натали нахмурилась, скользя взглядом по знакомым до боли зеленым с небольшим рисунком обоям.

– Врешь ведь. Знаю тебя не первый год. Этот взгляд мне знаком. Влюбилась?

– Старательно гоню от себя эти мысли. Истории с одним «иностранцем» мне достаточно. Да и видела бы ты его…

– Привлекательный? На экране он ничего такой…

– Да я не это хочу сказать. Плевала я на его внешность. Сама же знаешь, что любой несчастный случай не только решит вопрос привлекательности, но и может оставить инвалидом.

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Оль… Я не знаю, как подобрать слова. Просто он приятный. Не внешне. А вот что-то там внутри у него сидит, чертик какой-то. Вот это мне нравится. Вот этот чертик. Но проблема в том, что он – актёр. И я каждый раз ловлю себя на мысли, что не понимаю, рядом со мной настоящий Том Хиддлстон– человек, или прямо сейчас рядом со мной Томас Уильям Хиддлстон – актёр?

Девушки переглянулись. К их разговору примешивался звук капель дождя, мягко барабанящего по стальному подоконнику. Оля поднялась со своей старенькой табуретки, и буквально двумя шагами пересекла кухню, чтобы громким щелчком выключить свет. Взгляд Натали остановился на потрескавшейся поверхности табурета. Когда-то давно, еще когда они обе учились на последних курсах институтов, отчим Ольги своими руками сколотил три табурета и стол, за которым они сейчас сидели, специально для квартиры, в которую она снимала. С того времени и отчима не стало, и от трех табуретов остался один. Натали любовно погладила гладкую, отполированную с годами поверхность, вспоминая, как впервые увидела эту кухонную мебель. Желтая, шероховатая поверхность казалась впитавшей в себя всю любовь и заботу сперва солнечного света, а за тем и рук мужчины, старательно подгонявшего доски одну к другой.

– И что делать?

– Да ничего. Что с этим можно сделать? Он не ребёнок, а взрослый мужчина, пусть и всё ещё играющий в свои любимые игры, – Натали виновато улыбнулась, – Да, и есть ли смысл во всем этом, я ведь совсем не его поля ягодка.

– Ты всё философствуешь?

– О чем ты говоришь, Оля, ну какая философия.

– Ну не знаю, какая. Ты же тут сидишь, думаешь – надо тебе это или нет. Такое впечатление, что ты пытаешься убедить саму себя, что всё плохо, и вы друг другу не подходите. Я так считаю, что не надо забивать голову раньше времени, я тебе это уже говорила. И повторю еще раз. Если вам вместе хорошо, и вы друг друга не напрягаете, то значит пусть все идёт своим ходом. В конце концов ты права – он лишь человек. Просто проблем с ним однозначно будет больше, чем с Васей Пупкиным из соседнего дома. Но разве тебя это останавливало?

– Ладно, всё. Хватит об этом. Мужик как мужик. Две руки, две ноги. Посередине – сволочь, – устало отмахнулась Натали, глянув мельком на часы, – Было бы что обсуждать. Мы всего-лишь время от времени встречаемся ради порции окситоцина и дофамина.

– Ради оргазма, в смысле? Ты просто боишься, что снова будет больно.

– По-моему это логично, нет?

– Не логично. А как тогда жить, если постоянно пытаться подстраховаться? В чем тогда прелесть? Если постоянно избегать ошибок и боли можно пропустить всё веселье.

– Я бы хотела пропустить сейчас вот это вот нравоучение, если можно.

– А вот фигушки. Раз уж мы снова обсуждаем твою личную жизнь, то дай я уж выскажусь.

– Ну, давай, скажи мне то, чего я не знаю.

– И скажу. Ты отпусти вожжи в кои-то веки. Хватит контролировать ситуацию. Ты только и делаешь, что додумываешь варианты, а надо просто позволить всему произойти. Ну, влюбишься, ну пострадаешь… Впервой? Дай ему шанс… Вот увидишь, что он не так плох, этот твой фигляр.

– А если он очередной маменькин сынок, за которого надо чуть ли не сопли вытирать?

– Я тебя сейчас укушу! Ты опять за него додумываешь? Пусть уж сам как-нибудь. За одно и увидишь, настоящий он или папье-маше!

Натали усмехнулась словам подруги. Ольга, демонстративно зевнув, собрала посуду со стола в раковину.

– Ну вот даже если он маменькин сынок, вот что ты от этого потеряешь? Разбежитесь и всё. А если он окажется не таким уж и плохим? Сама же говоришь, что не знаешь где он настоящий. Так, а может он как достанет внутреннего мужика из закромов родины, как покажет тебе истинное лицо. И окажется, что он вполне себе съедобный, – держа в руках полотенце, осведомилась Ольга.

Выражение ее лица как всегда в ситуации, когда она чувствовала себя правой, не терпело пререканий. Натали оставалось только согласно кивнуть. Иногда, думать ее головой было довольно приятно.

– Если опять какая-нибудь хурма получится из этих отношений… Если их так назвать можно, то я тебя укушу. Клянусь! – фыркнула Натали, отправляясь в отведенную ей дальнюю комнату. Там, на скрипучем диване уже было расстелено спальное место. От белья приятно пахло.

====== Часть 36 ======

В доме было удивительно тихо. С некоторых пор Томас предпочитал проводить свое время в кампании Виндзора, словно избегая общения с ней. Буквально несколько часов назад детектив Таннер прислал ей небольшой отчет за неделю, в который приложил пару фотографий. Люк и Том, совершенно пьяные, за каким-то лешим оказались в Кале, буквально на несколько часов. Вечером того же дня оба вернулись в Лондон. Зави не стала задавать вопросы Тому. Устраивать очередное выяснение отношений ей не хотелось, памятуя о его словах.

Зави, пытаясь собраться с мыслями, прошлась по кабинету. Всё как-то резко пошло кувырком, за один месяц их отношения резко испортились. Что-то происходило, она это чувствовала всем своим естеством.

Входная дверь внизу хлопнула. Послышались шаги. Том вернулся с пробежки.

– Привет, дорогой, – нерешительно улыбнувшись, произнесла Зави, встретив его на лестнице.

– Привет, – едва коснувшись её щеки губами, отозвался Томас, спешно поднимаясь в душ. От него пахло потом и мокрой тканью. Рёбра практически не напоминали о себе, заживая на удивление быстро. Доктор Прэстон согласился ввести разумные нагрузки, разрешив бегать раз в три дня без подъёма и спуска в гору.

– На улице дождь?

– Да, моросит…– стягивая прилипшую к спине футболку, отозвался Томас. Зави скользнула взглядом по его спине, покрытой веснушками и родинками. На левом боку красовался отцветающий синяк, переливаясь всеми цветами радуги. Желто-зеленый ореол расползся, словно клякса по бумаге, внутри, словно бутон пиона красовался сине-фиолетовый с красными и коричневыми прожилками синяк. В целом, всё выглядело лучше, чем неделю назад.

Том, пока она размышляла над этим, скрылся в ванной. Через миг послышался звук льющейся воды. Зави, не шевелясь, смотрела на дверь.

–Том? – осторожно постучав, мягко спросила она. Тишина. Видимо, он её не слышит за шумом воды. Подумав, она скользнула за дверь. Пар от горячей воды поднимался над занавеской, оседая холодными капельками на зеркале, кране раковины и на линзах очков в темной оправе, лежащих на полке. В комнате трудно было дышать из-за большой влажности, казалось, горячий пар хватает её за горло, заставляя чаще дышать. Зави, наблюдая за силуэтом Тома за полупрозрачной шторкой, быстро скинула платье. Секунду поразмыслив, она скользнула к нему под тугие горячие струи воды.

Том слегка опешил, не ожидая, что она к нему присоединится. Зави, улыбнувшись, обвила его шею руками. Закрыв глаза, он вдохнул такой знакомый ему запах яблока от её волос. Она любила эти странные духи, напоминавшие ему об осеннем урожае в родительском саду. Под закрытыми веками вспыхнула безумно яркая картинка из далекого прошлого – огромная светлая кухня, большой грубоватый стол по середине. На нем стоит плетеная корзина, полная до верху яблок. Розовые, желтые, зеленоватые… На их восковых кожицах дрожат капельки утренней росы. Мать и старшая сестра в смешных передниках, тихо разговаривая, уже что-то варят на газовой плите. По кухне разносится этот самый запах… Осенних яблок. Жаркие губы Зави скользнули вниз по его телу. Уперевшись ладонью в стену, чувствуя, как по коже стекает горячая, приносящая расслабление, вода, он замер, погружаясь в ощущения. Слегка неумелые, рваные движения девушки вызвали в нём растущее возбуждение. Всё внутри с трепетом отозвалось на её ласки. Каким бы рассерженным он ни был, она всегда знала, как заставить его тело реагировать и желать её.

Схватив Зави за густую копну волос, он рывком поднял её с колен, так, словно она была безвольным котенком. Притянув к себе, жестко поцеловал, ощущая растущее возбуждение от её недоумения. Она казалась ему чужой, как никогда, посторонней и от того приятно притягательной. Зави попыталась вырваться, когда он вдруг силой развернул ее к себе спиной, всё ещё держа за гриву темных, промокших под водой волос. По её шоколадной коже стекали капельки. Том взглядом скользнул по изгибам тонкого, стройного и почти идеального женского тела.

– Не дергайся! – зло прошипел Том, наклоняя её, и притягивая свободной рукой к себе за таз, – Ты же за этим пришла?

Зави, чувствуя как в ужасе колотится её сердце, что-то несвязно пробормотала. Желание быстро пропало, оставляя место недоумению и страху боли. По спине стекала горячая вода, путая её ощущения, отвлекая. Его жесткая рука так стянула волосы, запрокинув ей голову, что от боли свело шею. Зави оставалось только сдавленно хрипеть, пока он, тяжело дыша, грубо врывался в её тело, наводя её свободной рукой. Словно не считаясь с её протестом, он придавил её к стене всем своим весом, больно укусив в плечо. Зави вскрикнула, когда он со стоном оторвался от её тела, и вздрогнув, залил её спину теплой, тут же смывшейся потоками воды, спермой.

Жесткие пальцы продолжили стягивать ее волосы, заставив повернуться к нему. Том, взглянув ей в лицо, заводил желваками. По темной коже девушки катились крупные капли воды, смешиваясь со слезами. Почему-то сейчас ее слезы совершенно не вызывали в нём сочувствия. Она так часто пользовалась этим трюком, что окончательно научила его не реагировать на подобное. Ему самому показалось, что он очерствел до невозможности, постоянно практикуясь на её истериках, словно ведя репетицию за репетицией перед основным выступлением. Хмыкнув, он прикрутил воду, и молча выскользнул из душа. Зави в растерянности осталась стоять, вздрагивая от вдруг показавшимся ей ледяным воздуха. Что это такое было? Откуда столько грубости, звериной жестокости? Словно она была всего-навсего секс-игрушкой, которая уже наскучила. Ни привычной нежности, ни ощущения единения с ним. Только боль во всем теле от грубых действий, и горящий огнем укус на плече. С каких пор он еще и кусается? Ей хотелось содрать с себя кожу, чтобы избавиться от ощущения его липких потных рук на своем теле. Стало отвратительно мерзко. Зави подавила подкатившую тошноту.

– Идём, перекусим, – услышала она голос Тома.

Он спешно вытер мокрые волосы небольшим полотенцем, и кинув его мимо корзины для белья, вышел из ванной комнаты. Зави, стараясь не поскользнуться на разлитой кругом воде, осторожно выбралась следом. Что происходит? Почему? Неужели он настолько сильно злится на нее и обижен, что превратился в животное?

– Том?

– А? – оторвав взгляд от газеты, Том посмотрел на Зави. Та, побледневшая, стояла в дверях кухни, запахнувшись в мягкий махровый халат. Серовато-землистая кожа сильно контрастировала со снежной белизной ткани.

– Что-то изменилось? Ты больше не любишь меня?

Он с искренним недоумением посмотрел на девушку, перестав жевать наспех сделанный сандвич. Мысли быстро пробежали в его голове: что она может знать?

– С чего вдруг такие вопросы?

– Просто ответь, – настойчиво попросила она, чувствуя, как от нервов задрожали руки. Спрятав их в широких рукавах халата, она упрямо уставилась ему в глаза.

– Я не стану на это отвечать, – фыркнул он, возвращаясь к сандвичу, но всё же отложив газету в сторону, – Очередная твоя провокация? Мне уже порядком надоело жить в собственном доме, как на пороховой бочке. Любой мой шаг, любой неверный с твоей точки зрения, ответ приводит к скандалу. Надоело.

– А может это… Я тебе надоела?!

Том громко сглотнул, окончательно понимая, что так больше не может продолжаться. Сейчас разразится очередной апокалипсис, в котором будет вновь виноват его неправильный ответ.

– Не вздумай…– предостерегающе произнес он, разворачиваясь к ней всем корпусом. Взгляд его потемнел, стал непроницаемым и тяжелым. Зави задрожала.

– Ты превратился в… Чудовище! Ты злой! Жестокий!

– Благодарю покорнейше… Следующее обвинение, и – ты собираешь свои вещи, – коротко резюмировал он, как ни в чем ни бывало отпивая кофе из безупречно белой чашки. Газета в его руках зашуршала страницами.

– Прости… Прости меня… Я не специально… – кусая губы, начала она. Слезы вот-вот прорвутся наружу, снова раздражая его. Сейчас он казался ей тираном, монстром, который с готовностью раздавит её, если посчитает необходимым.

Том, окинув её быстрым взглядом, кивнул.

– Садись, я сделал пару сандвичей, – сказал он, кивком указав на тарелку с парой потрёпанного вида бутербродов.

Зави, шмыгнув носом, поспешила налить себе ромашковый чай. Он ее всегда успокаивал, но сейчас, казалось, надо выпить его целое ведро, закусывая успокоительными таблетками, чтобы ощутить хоть какой-то мало-мальский эффект.

– Я… Я люблю тебя… И, наверное, немного перегибаю палку, – с трудом выдавила из себя она, – Я хочу того же, что и ты. Хочу мира. И чтобы всё было по-прежнему. Чтобы мы снова были парой.

Том, перестав жевать, уставился на неё. Во взгляде читалось какое-то недоумение, граничащее с вызовом.

– Парой? Зави… Я НЕ объявлю нас парой. Не проси. Я уже всё объяснил тебе раньше. Я говорил с Крисом и он четко дал мне понять, что если я упущу еще хотя бы один контракт, он со мной попрощается. А если ты еще раз вмешаешься в мою работу – я не знаю, что я сделаю с тобой.

– Я не вмешивалась в твою работу!– возмутилась Зави, чувствуя, как по спине побежали предательские мурашки. Неужели этот чертов Ходелл нажаловался Тому на неё? Вот ублюдок, чертов америкашка! До всего есть дело, и никаких принципов и понимания…

– Да? А мне он сказал, что за истекший год раз десять блокировал твои звонки, – не отрывая взгляда, произнес он.

Слова прозвучали тяжело, как обвинение. Словно камни они с грохотом упали между ними на полированную поверхность стола. Зави потеряла дар речи.

– Я звонила, чтобы узнать на счет возможных контрактов. А уж что он тебе насочинял, я не знаю! – фыркнула она, стараясь не выдать своего негодования.

– Насочинял… Угу… Хорошо, – кивнул Томас, всё ещё не отводя пристального взгляда от девушки. Его голубые глаза больше не казались ей красивыми. Скорее жёсткими, жестокими и равнодушными. Та заметно нервничала, – Тогда вот тебе моё сочинение – если я узнаю, что ты каким-либо образом вмешиваешься в мою работу, то незамедлительно вернешься в свой дом. Навсегда.

– Ты мне решил угрожать?!

– Я решил вправить тебе мозги, если по-хорошему ты перестала понимать.

– Ты просто отвратителен! – рыкнула Зави, вскакивая из-за стола, и выходя из кухни. На пороге её догнал голос Тома.

– Я тоже тебя люблю! – фраза прозвучала, словно издёвка.

– Ненавижу!

Том, отпив кофе, поставил чашку на газету. По краю белоснежного фарфора побежала тёмная, коричневато-грязная капля, оставляя за собой след. Залюбовавшись её скольжением, он дождался, пока кофейная капелька докатится до самого низа и поднял чашку. На газете коричневым рваными ореолом отпечаталось дно посуды.

====== Часть 37 ======

Зави разгоряченно хлопнула дверью спальни. Это уже не шло ни в какие рамки: Ходелл оказался редкостной сволочью, рассказав Тому о её звонках и их конфиденциальном разговоре.

Пожевав нижнюю губу, она прошлась по комнате, нервно перебирая пальцами край махрового халата, в котором вышла из душа. А ведь в кабинете Ходелл мило улыбался, кивая головой на её аргументы, что Тому необходимо время на переоценку своего творчества и отношения к жизни в целом. Значит, сам соглашался, а потом взял и выложил всё, как на духу? Никому нельзя доверять. От негодования Зави швырнула в стену стоявший на прикроватном столике небольшой светильник, который Томас нашёл где-то на блошином рынке в старой части города. Винтажный вид настольной лампы ему очень нравился, от чего она с ещё большим удовлетворением раскрошила фаянсовую ножку-подставку, разрисованную несимпатичными цветами. Если уж невозможно причинить ему боль физически, то вполне можно выместить свой гнев на чем-то, что ему дорого. Зави прислушалась. Кажется, он даже не обратил внимания на грохот из спальни. Еще лучше!

Злость на него буквально душила её, хотелось предпринять что-то, лишь бы отомстить ему за его холодность и грубость все это время. Может, тогда он поймет, что с ней так вести себя нельзя. В конце-концов, ведь не был он таким раньше. Оставалось надеяться, что тщательно продуманный план сегодня сработал, захлопнув ловушку. Она обвела взглядом, полным ненависти, спальню, прикидывая, что же еще можно сделать такого, что вызовет у него хоть немного эмоций.

Через несколько дней заканчивается отведенный ему доктором Прэстоном на восстановление срок. А значит, он вернётся в театр и снова займется работой. Быть может, его тяготит то, что он не на сцене и возвращение к роли улучшит его настроение?

Глянув на себя в высокое, в полный рост зеркало, Зави подошла ближе. Под глазами залегли темные круги. В уголках губ собрались горькие морщинки, да и сами они уныло опустились. На подбородке высыпали мелкие прыщики. Мда. Надо бы записаться к косметологу и немного поправить положение дел. Скинув с плеча халат, она внимательно осмотрела след от его зубов. Хм. Необычно. И в то же время дико возбуждающе. Пожалуй впервые за год он повёл себя так, как в самом начале отношений, когда они искали любую возможность, чтобы уединиться. Зави прикрыла глаза, вспоминая его крепкие руки на теле, и то, как он стянул её волосы в кулак, направляя. Давно такого не было. Внутри всё сладостно задрожало. Конечно, на такой подарок судьбы она не рассчитывала, но, всё же вышло даже гораздо лучше, чем она планировала… Просто он взбешен словами Ходелла, и это крайне удачно. Гадкий тот крысёныш! Зави зло фыркнула, мысленно прокляв американца за его длинный язык и одновременно радуясь. Чтоб ему пусто было!

Проведя кончиками пальцев по неровному отпечатку на своем плече, она ухмыльнулась. Сегодняшнее поведение Тома как нельзя кстати сыграло ей на руку. Зная его убежденность в феминизме, она припрет его к стенке нарушением неприкосновенности её тела. Возможно, даже намекнёт, что он её изнасиловал… А почему бы и нет? В конце-концов, если он не хочет слышать её логических аргументов, можно воспользоваться и небольшим шантажом. Ведь он же позволил себе подобное? Только надо быть хитрее… Хорошо, что сидение дома никак не повлияло на её актерскую игру, подумала вскользь она, быстро переодеваясь. Надо же, даже круги под глазами от бессонных из-за работы над драмой, ночей пошли на пользу делу.

Ладно, в конце концов, победителей не судят. Зави, еще раз оглянув себя в зеркало, прислушалась к звукам внизу. Томас поднимался по лестнице.

– Что тут случилось? – спросил он, склонив голову к плечу. Его взгляд остановился на разбитой лампе. Осколки, словно вычурная мозаика, усеяли ковер возле его половины кровати.

– Не смей ко мне подходить… – дрожащим голосом пролепетала Зави, вжимаясь спиной в стену. Том в недоумении уставился на неё, пока еще не догадываясь, что происходит. Он, нахмурившись, обвел её взглядом. Девушка дрожала, словно осиновый лист, глядя на него расширенными от неподдельного ужаса глазами.

– Зав, ты в порядке?

– Не подходи ко мне! – закричала она срывающимся голосом, обхватывая себя руками, словно в попытке закрыться. Том растерянно пожевал губами, пытаясь понять, что произошло.

– Как ты мог…– прошептала она, сползая по стене, и продолжая смотреть на него, будто затравленный зверёк. Сердце Тома испуганно сжалось. Такой он видел её впервые. Что же он наделал? Внутри всё задрожало от нахлынувшего чувства нежности к ней и чувства вины.

– Зави… Принцесса моя… – пролепетал в недоумении Томас, глядя, как девушка мечется от него по спальне, стараясь не угодить к нему в руки.

– Ты монстр… В кого ты превратился… Ты… Как ты посмел так со мной обойтись… – расплакалась Зави, забившись в угол, и скрыв лицо в ладонях.

– Я… Милая… Я… – он с ужасом понял, что только что в душе совершил ужасное преступление по отношению к ней, сам того не желая. Сердце бешено заколотилось. Как же так… До чего он докатился, что позволил своей злости на неё вылиться в ЭТО… Том поднес ладонь к лицу, прикрывая в ужасе рот. Вторая рука непроизвольно поднялась к голове, вплетаясь пальцами в непослушные, еще не расчесанные после душа волосы. По коже пробежал отвратительный липкий холод. Мурашки волной поднялись откуда-то изнутри. Страх за неё упал на его разум непрозрачной пеленой, поглощая мир и звуки вокруг. В ушах зашумело.

– Боже… Зави… – он почувствовал, как подломились собственные колени. Опустившись рядом с ней на пол, он не смог сдержать слёзы, – Родная… Что же я наделал… Милая… Я…

– Я не… Уйди… – сквозь слезы и всхлипывания выдавила из себя девушка, не отрывая ладони от лица, – Ты меня унизил… Я ведь живой человек, а ты… Как ты мог, черт возьми…

Том, чувствуя, как в горле застрял комок слез, протянул руку, не зная, имеет ли он теперь моральное право коснуться её. Сердце бешено колотилось, разгоняя адреналин по телу. Слабость резко сковала его, заставляя тело колотиться, словно в ознобе.

– Господи… Что мне делать… Что делать, скажи…

– Уйди… Сейчас я не… Видеть тебя не могу… – свиваясь в тугой комок, отозвалась Зави. Она слышала, как он начал заикаться, глотая подкатившие слёзы. Ей стало не по себе. Сквозь пальцы она наблюдала за ним. С одной стороны ей вдруг стало жаль его, ведь он, кажется и вправду поверил, что причинил ей страдания. С другой – наконец-то её желание причинить ему хоть частичную боль своих обид прямо сейчас пришло в исполнение. Внутри поселилось осторожное чувство ликования.

Главное, сейчас не поддаться чувству жалости и не кинуться ему на шею. Надо выждать, как правильно посоветовала Анна. Да, пусть это и не честно. Но в борьбе за отношения разве не все средства хороши?

Томас, дрожа всем телом, попытался подняться. Ни руки ни ноги не слушались его. В голове поселился туман и страх. Страх не за себя, а за неё. Как же так… Как он мог так с ней обойтись… Ведь она вырывалась, что-то пыталась ему сказать в душе, пока он… Ох, Господи… Держась за дверной косяк, он покинул спальню, не желая оставлять Зави одну, и в то же время повинуясь её требованию. Мир схлопнулся до шума в ушах и бьющегося в мозгу голоса девушки: «Ты меня унизил… Я ведь живой человек, а ты…»

Опустившись на ступеньку возле дверей спальни, он тяжело привалился спиной к косяку. Тело бил озноб, пот крупными каплями катился по спине. Что же делать… Что теперь ему делать? Оставить всё вот так, как есть, он не имел никакого права. Всё же она была его милой девочкой, нежной принцессой…

Зави, дождавшись, когда за ним закроется дверь, быстро размазала по щекам слезы. Никто бы не смог обвинить ее в неубедительности и отсутствии таланта в этот момент. В конце концов, не зря же она продумала похожую сцену в своём произведении. Итак. Оставался небольшой, но торжественный финал, ведь нет ничего лучше, чем виноватый мужчина.

В гараже пахло мышами и пылью. Натали, нашарив рукой выключатель, зажгла иллюминацию. Лампы дневного света немного подумав, загудели, нагреваясь. Свет белым потоком пролился на грязно-зеленый брезент, укрывавший спящего автомонстра.

– Надеюсь, мыши не пожрали проводку…– произнесла она, чувствуя, как внутри всё дрожит от долгожданного свидания. Оля, стоя за её спиной на входе в гараж, наблюдала, сложив руки на груди. Такую странную любовь к автомобилю ей было не понять, но тем не менее, радость за подругу ей была приятна.

Натали, медленно, словно не решаясь до конца увидеть своего боевого друга, приподняла угол авточехла. По самому краю хромированного бампера пробежал блик электрического отраженного света. Помедлив, она всё же стащила тяжелый брезент, поднимая в воздух тучу пыли. Ярко-желтый, словно переспелый лимон, с широкой черной полосой на капоте «Форд Falcon 351 GT Hardtop Coupe» 1972 года был потрясающе хорош собой. Натали залюбовалась им. Краска всё ещё казалась свежей, словно вот-вот вышедшая из ворот автозавода. Резкие рубленные линии длинной хищной морды старика-мусклуара всё ещё восхищали её, заставляя где-то в душе дрожать тончайшие струны. Сдвоенные фары с немым укором уставились на неё из-под длинного капота.

– Привет, Малыш… Я скучала по тебе… – произнесла Натали, любовно оглаживая его строгие линии. Острое крыло автомобиля словно ждало ее прикосновения. Натали готова была поклясться в этот миг, что ощутила пальцами разряд колючего электричества.

– Я ничего не трогала, и Леха тоже, хотя порывался покататься на нём.

Натали оглянулась на подругу, испуганно вздрогнув. Кажется, она совершенно забыла о существовании внешнего мира, общаясь со своим автомобилем.

– Поедем, покатаемся? – улыбаясь, облизнула губы девушка. От нетерпения внутри всё горело и дрожало. Оля кивнула. Натали, спешно достав дрожащими пальцами ключи от машины, быстро юркнула за руль. В салоне пахло натуральной кожей и пылью.

– Ничего, милый… Отмоемся… Мой ты дорогой… – проведя руками по панели, она стряхнула слой пыли на коврики. На зеркале заднего вида покачивался такой знакомый ей символ «коловрат-Ладинец». Лучики свастики были загнуты по часовой стрелке, символизируя счастье и любовь. Точно такой же, заключенный в солярный круг, ярко горел на ее правой лопатке под одеждой. Повернув ключ в замке зажигания, она услышала, как чихнул двигатель, просыпаясь. Немного посопев, движок замолчал.

– Ну, чего ты обижаешься? Меня не было всего-то три месяца! Малыш, давай! – ласково уговаривая машину отозваться на манипуляции, произнесла Натали. Стрелки приборов показывали полный бак бензина, всё, как до её отъезда. Немного подумав, она вытянула рычажок подсоса карбюратора до половины, и пару раз качнув педаль газа, снова провернула ключ в замке зажигания. Автомобиль, оглушительно рявкнув в маленьком тесном для него гараже, завелся, выбив из спаренных выхлопных труб облачко пыли.