Текст книги "За что тебя ненавижу (СИ)"
Автор книги: ИВАНКА
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Интересно, а зная всё это, Майя бы его тоже обняла? Или всё же забилась в истерике, обозвала его уродом и тварью? Хотя на ту Майю он всё равно не сердился, сам виноват.
«Я тебя люблю». Он бы в жизни не осмелился сказать это кому другому. Никто бы другой не понял. А Майя ещё и приняла.
…Неделя пронеслась в мгновение ока. И всё же тянулась бесконечно долго. Саша целыми днями не выходил из своей комнаты, разве что иногда пробирался на кухню, делал бутерброд и удирал обратно. До конца каникул отец запретил ему куда-либо выходить, да он не сильно-то и рвался.
Саша мечтал удрать из опостылевшей спальни. Саша боялся идти в школу.
Лишь бы не столкнуться с ним. Нет, он не был невинной девицей, не знающей, как вести себя с любовником после первого секса, он… боялся. Даже смешно, что он считал Глеба нормальным, пускай и с тараканами, парнем. От Максима никогда ничего хорошего ждать не приходилось, но почему-то Глеб ему казался другим, наверно, потому, что откачал тогда у себя в квартире. Ха-ха, идиот! Конечно же его в чувство привели, зачем Глебу в своей комнате труп?! И с чего вдруг Глеб должен быть лучше своего друга? Высокоморальные рядом с его братишкой не уживаются…
А потом наступил понедельник.
– Сань, тебя Ольга Николаевна зовёт.
Саша вздрогнул, медленно обернулся, прожёг злыми глазами стоящую за спиной Аллу.
– Меня Сашей зовут.
– Ну да, – ничего не поняла девица. – А я тебя что, Васей Пупкиным назвала? Вали давай в учительскую.
Саша поднялся и побрёл из класса. Сердце стучало, как сумасшедшее. Всё нормально, его и раньше Саней называли, не только Глеб… кажется… нет, ведь называли же… ведь не могли же… наверно…
Ольга Николаевна, классная руководительница Максима, оторвалась от журнала, недоумённо осмотрела Сашу сквозь очки-хамелеоны.
– Микольский, ты что, заболел?
– Нет, а что?
Завозился под колючим взглядом учительницы. Ну да, страшный, как смертный грех – тощий, почти прозрачный, морда бледная. Майя его сегодня утром увидала, упырём обозвала, который краше из могилы вылезает.
– Ничего. Точно не заболел?
– Нет, – раздражённо скрипнул зубами Саша.
– Отлично, у меня для тебя есть задание. Свободен после уроков?
Саша с готовностью кивнул – идти после школы сразу домой, где пусто, уныло и хочется выть от тишины, ему жутко не хотелось. Был бы повод – удрал бы и не вернулся.
– Просто замечательно. Тогда сходишь навестить Глеба Таманина, его сегодня почему-то в школе не было и на телефонные звонки он не отвечает.
– Э, простите… я занят.
– Ты только что сказал, что свободен.
– Я забыл, мне отец сказал сразу после школы домой идти.
– Ничего, я ему позвоню и объясню в чём дело.
– Но…
– Саш, ты вот нормальный? – неожиданно в лоб спросила женщина.
– Ч-чего?
– У тебя друг неизвестно чем занят. Он же никогда школу просто так не прогуливал и всегда предупреждал, если что. А тут вдруг пропал.
– Да куда он денется? Проспал наверняка! – запальчиво выдал Саша. – И почему вы решили, что мы с ним друзья?
– Ммм… потому что он ни с кем толком в школе не общался, кроме твоего брата, и вроде бы с тобой сам заниматься вызвался, разве нет?
– Мы с ним не друзья, – упрямо буркнул Саша.
– Ваши проблемы, – невозмутимо отбрила Ольга Николаевна. – В любом случае я знаю, что ты каждый раз провожаешь свою подругу домой, а они с Глебом в соседних подъездах живут. Вот и пройдись, не переломишься.
– А вы откуда знаете? – не удержался Саша.
Учительница хитро сощурилась.
– У меня профессия такая – всё знать. Например, я точно знаю, что вы с ним дружите – через перемену вас вместе вижу, так что хватит мне лапшу на уши вешать. Ноги в руки и марш.
Уже закрывая за собой дверь, обернулся и упрямо выпалил:
– Он мне не друг!
– Ну-ну, – усмехнулась Ольга Николаевна.
В квартиру Глеб не вернулся, добрёл до детской площадки, распластался на скамейке и долго бездумно смотрел, как местный дворник Михалыч копошится с опавшей листвой. Михалыч распрямился, поморщился от прострела в пояснице, обнаружил наблюдателя.
– Ну и чего вытаращился? – беззлобно буркнул в усы мужик, – помочь захотел?
– А что если так? – нет, помогать он не хотел, он просто хотел занять чем-нибудь руки, чтобы отключить мозги. Михалыч хмыкнул и неожиданно протянул грабли. А Глеб неожиданно их взял.
– Странный ты парень, – через полчаса всё-таки заметил дворник. Сам он с кряхтением долго устраивал на лавочке застуженную спину, потом просто молча наблюдал за тем, как Глеб сгребает в одну большую кучу сырую после ночного дождя листву, улыбался, если парень начинал морщиться от слишком терпкого с ночи запаха земли и листьев.
– Почему?
– Нормальные люди нашего брата, во-первых, не замечают, а во-вторых, не помогают. У тебя случилось чего? – неожиданно правильно определил мужик.
– Нет.
– Врёшь, пацан, – хмыкнул дворник, достал сигаретину и коробку спичек. Потянуло тяжёлым табачным ароматом. – Но это не моё дело.
– Не твоё, – согласился Глеб, устало садясь рядом.
– Но могу помочь…
Глеб удивлённо покосился на собеседника.
…– Вообще-то я редко пью…
Лицо Михалыча расплывается перед глазами. Голова приятно пуста и неприятно подвижна, будто не держится на шее, а медленно вращается, смазывая мир в полосы. Противная тошнота. Запить продирающей горло горькой огненной жидкостью.
– Да я вижу, – тихий беззлобный смешок где-то неподалёку. – Уже третью бутылку вливаешь, а всё ещё в сознании, ну силёёёён…
Глеб кое-как проморгался. Незнакомая комнатушка, маленькая и тесная, одна стена завешана старым, ещё советских времён, ковром – цветастым, точно цыганская юбка. Табурет под ним грубый и плохо струганный, наверняка хозяин сам же и сделал. Сам хозяин сидит напротив него, через круглый столик, на узкой кровати, тихо поскрипывая ржавыми пружинами. На полу ковровая дорожка, тоже старая, из шерстяных нитей сплетённая. В углу у тумбочки с телевизором – единственной современной здесь вещью – стоит ведро с землёй, в нём молоденькая туйка растёт. Возможно потому, что был пьян, но Глеб умилился. Комнатка дворника ему неожиданно понравилась, в ней не было затхлой запущенности, которая присуща давно вышедшим из обихода вещам, такое ощущение, что Михалыч оставил всё это не потому, что был беден, как церковная мышь, а потому что именно так захотел. Надо его как-нибудь выспросить, как он умудрился в такой маленький кусочек пространства напихать мебель и оставить кучу свободного места – своя собственная спальня, забитая под завязку его немного раздражала.
– Ну как, нравится моё логово?
Перед глазами всплыло восторженное лицо с эльфийскими чертами. Удивительно, но Глеб мог поклясться, Эльфёнок был в восторге от его спальни. Он таращился на всё такими чистыми глазищами, будто всю жизнь просидел в подземелье и теперь был рад любому другому пейзажу. Странный…. Глупый. Ведь знал же, что Глеб ему ничего хорошего не сделает, тогда почему остался в квартире дожидаться его?
Прикрыл глаза рукой, вытравливая образ свернувшегося калачиком в коридоре Саши… Точно дворовая собачонка, маленькая, ершистая, кусачая, дикая… битая любым желающим.
…– Тебя трахаю! Ненавижу, когда трахают меня!..
Щурёныш паршивый! Любая дворовая собачонка кусается, так что заслуживает пинка.
– Ещё налей.
– Хватит, водка в глазах уже плещется…
– Ещё налей!!!
Дворник хмыкнул, но в стакане булькнуло.
– С девкой поссорился?
Глеб молча выхлебал мерзкое пойло, вытаращил глаза, но мужественно не потянулся к солёному огурцу на тарелке, наказывая себя за невовремя всплывший образ стонущего под ним Саши.
– Красивая? – не отставал собутыльник.
Глеб бессильно ткнулся горячим лбом в стол и уже в полубреду пробормотал:
– Вылитый эльфёнок…
Как он добрался до своей квартиры и завалился спать, Глеб так и не вспомнил. Но судя по тяжёлому табачному запаху, волок его на горбу Михалыч. Многомудро оставил на тумбочке стакан с водой и обезболивающее, чему Глеб, скорее очнувшийся, чем проснувшийся, был безмерно рад. Голову точно битым стеклом набили, избавив её от мыслей и переживаний. Вставал он долго, в ванную брёл ещё дольше, а там включил холодную воду в умывальнике и, не церемонясь, опустил под струю голову, за что тут же был награждён цветными звёздочками перед глазами и прострелом в черепушке. Но сознание прояснилось. До Глеба дошло, что сейчас ночь, и что в квартире никого, кроме него, нет. Ну да, как раз ночная смена матери.
Зло скрипнул зубами. Из-за того урода она уже вторые сутки на работе…
Утром мать так и не появилась. Телефон оказался выключен, поэтому Глеб собрался и поехал в больницу.
За столом в приёмном покое сидела мамина напарница. Увидала Глеба, подскочила и со сдавленным «Ну наконец-то!» повисла на шее. Глеб покорно позволил себя обнять.
– Тёть Тань?
– Ты где был? – рявкнула она. Маленькая, кругленькая, ниже парня на полторы головы, она, тем не менее, всегда внушала к себе уважение. Детей у неё никогда не было, поэтому пускать на них слюни так и не научилась, и, в отличие от большинства женщин, вполне могла закатать воспитательный подзатыльник. В детстве Глеб её вообще боялся и предпочитал с шумной и быстрой на расправу тёткой не связываться.
– Мы до тебя дозвониться не могли целые сутки, где ты шатался?!
Глеб смутился, постарался хотя бы дышать через раз, чтобы перегаром не так несло, но тётя Таня почуяла, отсыпала-таки звонкий подзатыльник, от чего больная голова отозвалась весёлым звоном.
– Где мама?
– Здесь, – отчего-то невесело отозвалась тётя Таня. Глеб насторожился. – У неё прошлой ночью был инсульт. Да не дёргайся! – пухлая ручка перехватила его в локте и с силой дёрнула назад. – Жива она и уже даже более-менее при памяти. Слова не путает, меня узнала и про тебя бубнит не переставая.
Глеб дёрнулся ещё раз. Тётя Таня ещё сильнее сжала локоть.
– Слушай сюда, – очень тихо и очень серьёзно сказала она. – Когда выпишется из больницы, тебе придётся порхать вокруг неё на цыпочках, чтобы она пришла в себя, усёк?
– Угу.
– Никаких тяжестей, никаких нервов, никаких криков, никаких, – она принюхалась, – буханий с дружками.
– Угу.
– Узнаю – придушу.
– Угу.
– Глеб?
– Угу… А?
– Всё будет хорошо.
– Это он её довёл, да?
Тётя Таня отвела глаза. Глеб в бессильной ярости сжал кулаки.
…Та неделя для Глеба тянулась бесконечно долго. И пролетела в одно мгновение. Лечение оказалось не таким уж и дорогим, но денег дома тоже было немного, поэтому однажды Глеб обнаружил себя убирающим палую листву вместо слёгшего с ревматизмом Михалыча. Дурацкая идея помахать метлой вместо дворника пришла ему на ум в следующую попойку. Не сказать, чтоб Глебу так уж нравилось пить, но после больницы он почему-то опять отправился к дворнику, в его прилепившуюся к основному зданию пристройку. Михалыч пыхтел, куксился, но согласился расстаться с частью зарплаты, решив отлежаться недельку со своей спиной, а Глеб обнаружил, что дворники не только борются с чёртовыми листьями, но и выбирают мусорные баки, красят бордюры и, главное, должны проделать всё это быстро и незаметно для посторонних. Вставал он теперь на рассвете, проносился по детской площадке, сгребая взявшиеся неизвестно откуда за ночь жестянки, бутылки и пакетики из-под чипсов, потом сгребал ненавистную уже листву, разбирался с мусорными баками – как раз подъезжал мусоровоз. Даже горячий душ не мог снять непривычного напряжения. А однажды он попал под дождь и это не улучшило его самочувствия, теперь на работу он едва поднимался – с головной болью и температурой.
И всё же Глеб был… умиротворён. Он больше не думал о проведённой с Сашей ночи, и вообще так сам себя загонял, что на самоедство просто не оставалось времени. Утром он работал, днём ходил к матери, вечером опять носился по подотчётной территории – начались дожди, сбивающие вниз всё больше и больше листвы. Стоило один раз не убрать её вечером, чтобы провозиться на следующий день до самого обеда. Вечером он еле поднимался на пятый этаж, доползал до кровати и валился без задних ног.
Он совсем забыл, что сегодня первый учебный день, что классной руководительнице надо хотя бы позвонить и наплести что-нибудь про болезнь, а потом уж упросить тётю Таню подделать справку (или наглотаться воды с йодом, чтобы поднять температуру и ему эту злосчастную справку действительно выписали). Глеб как раз вернулся от матери и пытался покемарить хотя бы полчаса, прежде, чем опять идти воевать с ненавистным листопадом, когда в дверь позвонили. Повернулся на другой бок – пускай звонят, однажды надоест и незваный гость свалит. Звонок протеленькал ещё раз. Потом в дверь постучали.
Ругнулся. Поднялся с кровати, морщась от ноющих во всём теле мышц.
– Кого ещё черти принесли?!
Распахнул дверь, уже разминая пальцы в желании сомкнуть их на горле того самоубийцы, что так сюда рвался. И замер.
На пороге – тощий, как скелет, страшный, бледная физиономия, с синяками под глазами – стоял его ночной кошмар. Мрачно глянул из-под длинной спутанной чёлки. Глеб почти увидел, как нервно дёрнулись кончики острых ушей.
Эльфёнок…
========== 9. Шантажистами не рождаются ==========
Остроухое чудо-юдо недовольно скривилось, будто это именно его высмыкнули из кровати, потопталось на пороге, но в квартиру не зашло.
– Чего тебе? – неласково осведомился Глеб.
Господи, дай силы не выдать дрожи в голосе! Неужели прошла уже целая неделя? Неужели прошла всего лишь неделя?! Глебу показалось – вечность. Он успел устать на целую жизнь вперёд и состариться, он даже поверил, что изжил проклятый образ бьющегося под ним Саши… он тысячу раз проклял себя за то, что уподобился своему родителю – заставил кого-то плакать.
И вот этот эльф недоделанный самолично притаскивается обратно, будто бы ничего и не было, да ещё и физиономию кривит, словно сделал одолжение!
– Чего тебе? – ещё раз повторил Глеб, не найдя сил на более длинную фразу.
– Пришёл проверить жив ты или нет, – пробурчал парень.
– Ну жив. Счастлив?
– Нет, – искренне ответил Эльф, развернулся и поволокся к лестнице.
Глеб секунду огорошено наблюдал за этим чудом природы. Эльфёнок спешил убраться от него подальше, он явно нервничал – плечи напряжены, голову втянул. А потом Глебу вообще показалось, что этот недоумок собирается прыгнуть вниз по ступенькам, чтобы только быстрее удрать. И уже в последнее мгновение увидел, как Саша деревянно споткнулся, вцепился в перила и начал медленно падать вниз…
…Мир рванулся вперёд, на мгновение зарябило в глазах. Перед самым носом выросли ступеньки. Резкий рывок назад, присохший к спине желудок отлепился и явно вознамерился выбраться наружу вместе со вчерашним ужином. Тошнота откатила так же резко, как и подступила, её место заняли головная боль и шум в ушах.
– Ты чего творишь, придурок?! – резкий злой окрик ввинтился в самый мозг, отозвавшись болью в гудящей черепушке.
Саша попытался оттолкнуть чужие руки, так вовремя перехватившие его за шиворот и талию, даже успел промычать что-то протестующее, а потом его перекинули на плечо и поволокли в то жуткое место… какое-то… кажется… Он не мог толком вспомнить, почему так боялся этой квартиры, его скрутило от страха, когда несущий его человек закрыл за ними дверь, точно ловушку захлопнул.
– Пусти меня!
– Заткнись, – разозлено прошипел парень с колючими серо-голубыми глазами.
Его сгрузили в прихожей, прислонив к трёхъярусной полке с обувью, полезли расстегивать молнию на ветровке. Саша вяло запротестовал, но получил по рукам, чтоб не мешал, и притих.
– Какого хрена ты пёрся на пятый этаж, если у тебя анемия?!
Саша молчал. Не потому, что гордо игнорировал мерзавца, а потому что боялся, что его вырвет прямо здесь, тошнота накрывала волнами, и всё равно, что он со вчерашнего дня ничего не ел и ему просто нечем рвать. В желудке тихо заурчало.
Тёплая ладонь коснулась живота, Саша дёрнулся, но промолчал – от тепла внутри стало чуть легче дышать.
– Блин, вот только голодного обморока мне тут не хватало, – пробормотал Глеб, подхватил обессиленного парня под мышки, отрывая от обувной полки, и поволок к себе в спальню, не обращая внимания на протесты и корчи. Закинул на кровать, почему-то расправленную, точно хозяин собирался спать средь бела дня, и ушёл на кухню.
– Сейчас бутерброд принесу, подожди.
Ждать его возвращения Саша не стал, кое-как поднялся и постарался удрать.
– Зря стараешься, – насмешливо донеслось из кухни, когда он повис на дверной ручке и попытался её уговорить открыться. – Ключ у меня, никуда я тебя, такого пришибленного, не выпущу. Топай сюда, раз уже ногами шевелить можешь.
– Никуда я не пойду, – огрызнулся Саша, упрямо оставшись в прихожей у двери. Ну почему он не согласился прийти сюда с Майей? Ведь предлагала же, когда узнала. Так нет же, за юбкой прятаться не захотел. Вот и пожалуйста – этот маньяк его вообще запер и не выпускает.
– Ну и торчи там, – разрешил хозяин, – если скопытишься – недалеко выносить… Вали ко мне, кому говорят!!!
– Сам вали ко мне!
И Глеб послушно вышел из кухни, прошёл по коридору, свернул в пятачок прихожей и замер напротив нахохлившегося Саши. Секунду мрачно созерцал, потом просто схватил его в охапку и потащил в кухню. Втиснул в руки кружку холодного утреннего чая и кусок хлеба, пришлёпнутый кружком колбасы.
– Не забыл ядом присыпать? – уточнил Саша.
– Забыл, – огрызнулся Глеб. – Добавь по вкусу…
Саша отложил бутерброд, даже не куснув. Что бы там ни было, есть он не хотел, даже не потому, что Глеб угостил – просто не хотел.
– Выпусти меня. Мне домой надо.
– Тогда какого лешего ко мне припёрся?
– Твоя класска прицепилась.
– Почему к тебе?
– Откуда я знаю?! В следующий раз, когда прогуливать решишь, ей позвонить не забудь. Выпусти меня!!! Отец дома ругаться будет…
Спина Глеба стала прямой и напряжённой. Саша буквально почувствовал, как изменилась вокруг атмосфера.
– О, – как-то тихо и зловеще протянул парень, – папочка, значит?
– И что? – не понял Саша. Отлепился от стула и собрался выйти.
И в ту же секунду в локоть остро и знакомо впились сильные жёсткие пальцы. Глеб развернул его к себе лицом. Бледный, с запавшими глазами, скулы на похудевшем лице ещё острее, чем были, злой, как оса. Интересно, чем он последнюю неделю занимался?
– А ну отпустил!!!
Бескровные губы растянулись в злорадной усмешке.
– Не отпущу…
Сердце гулко бухнулось в пятки. Он, конечно, знал, что Глеб сволочь, но всё же надеялся, что тот… переживает, что ли? Ни один нормальный человек не способен изнасиловать второго, – да ещё и одного с ним пола! – а потом развернуться и забыть. Значит, можно. Хотя, вряд ли тогда он нормальный…
– Что-то хочешь сказать?
– Мр… а чего это ты так нервничаешь?.. – и с нотками урчания – Боишься?
– Тебя, что ли?
Спокойно, главное спокойно, чтобы не дёрнуться и не разозлить это чудовище. Боится, ой как боится – до дрожи в голосе, до спёртого в груди дыхания. Внутри медленно накачивается знакомый болезненный шар, вдавливающий в рёбра пустеющие лёгкие. Главное, убраться отсюда побыстрее, чтобы дышать легче стало; хотя бы высвободиться из рук…
– А почему бы меня и не побояться? – тихо, вкрадчиво. – Я о тебе слишком многое знаю…
Лицо совсем близко, как тогда, ночью. В глазах та же ненависть, та же злость… то же упрямство, будто и сам не хочет, и отступать не собирается.
– …Чего ты хочешь? – Саша не выдерживает и закрывает глаза, разрывая связь со схватившим его человеком. Холодный взгляд обжигает через веки, чужое дыхание в волосах, стук другого сердца в ушах – сквозь рваный ритм собственного.
– Ммм… а что ты можешь предложить?
– У меня ничего нет.
– Это печально… – Насмешливое хмыканье. Указательный палец касается профиля. – Себя предложи.
Выдержки Саше не хватило, он толкнул Глеба в грудь, рванулся из его рук и даже успел выскочить в коридор, прежде, чем жилистые руки обхватили его поперёк талии и оторвали от пола.
Вывернуть голову, рвануть зубами за плечо, оставляя чёткие луны укуса даже через тонкую майку.
– Твою мать! – прошипел Глеб. Лицо перекошено от злости, в глазах горит что-то тусклое и недоброе. Удар по затылку, в глазах вспыхивает недавно только улёгшаяся рябь. Саша брыкнулся, почувствовал, как медленно выскальзывает из захвата, и наподдал. – Прекрати, придурок, ничего я тебе не сделаю!..
Ноги запутались в ногах, руки разжали чужие руки, и Саша шмякнулся на пол, утягивая следом Глеба.
Короткий полёт, желудок в горле, выбивающий дух удар, следом живым бутербродом падает другое тело – знакомая до судороги тяжесть, распластавшаяся сверху. В ухо сердито рыкнули. Глеб схватил его за плечо, перевернул под собой лицом к лицу.
– Что, ещё потрахаться захотелось? – выпалил Саша.
Лицо перед ним гадливо скривилось. Глеб размахнулся и закатал злую оплеуху.
– Придурок, да ты едва на ногах держишься, заткнись и не выводи меня из себя!
– Да с чего вдруг? – Глеб попытался его поднять, но от страха Сашу понесло, он выбросил вперёд руку и неловко съездил развёрнутой ладонью своему мучителю по скуле, смазав удар по губам.
На лицо медленно и тягуче упала вязкая алая капля.
Секунда тяжёлой давящей тишины.
– Я… я не хотел… Отпусти, придурок!!!
Глеб молча сгрёб его в охапку и поволок в спальню, швырнул на кровать.
– Ты реально псих! – выл на одной ноте Саша, отбиваясь от него, точно облепленная паутиной муха от паука. – Неужели так понравилось, как я тебя трахнул?
– Заткнись, извращенец чёртов, – рявкнул Глеб. Стёр с разбитой губы кровь, повёл дурным глазом – наверняка выискивая, чем бы прибить забившегося в угол кровати Сашу. Самого Сашу мутило после короткой схватки и вообще его весь день подташнивало. Прекрасно понимая, что Глеб его может растереть в порошок, Саша жалил словами, стараясь перед расправой укусить побольнее и совсем не соображая, что ещё глубже копает себе могилу.
– Единственный извращенец в этой комнате – это ты, – гавкнул он.
– Да ну?! – Глеба колотило не меньше Сашиного – пальцы сжались в кулаки, костяшки побелели. – Уж не ты ли звезда одной гейской порнушки?
– Из нас двоих на парня поднялся у тебя одного… голубок…
Глеб рывком сократил разделяющее их пространство, дёрнул свернувшегося защитным клубком Сашу за ногу, подтаскивая к себе. Тот завертелся ужом.
– А ну-ка повтори, что сказал, – угрожающе процедил Глеб. Саша пыхтел под ним, стараясь вывернуться и обратно сжаться спасительным клубком в углу кровати. На горло легла тяжёлая рука, пальцы сдавили гортань. – Я сказал «повтори»…
– Пошёл ты…
Перед глазами поплыли фиолетовые пятна. Саша не удержался и засмеялся, хотя, скорее, нервно затрясся. Его накрыло истерикой. Наружу рвался дикий, необузданный хохот, сдерживаемый рукой на горле и собственным страхом. Сквозь эти барьеры прорывался уже не смех – смесь хрипения, шипения и бульканья, разбавленная хихиканьем, от которого лицо Глеба становилось ещё злее.
– У меня в жизни на парней не стоял, – прохрипел Саша, растягивая губы в ехидной злорадной улыбке. – А вот у тебя не только встал, ты ещё и кончить умудрился. Ну и каково, а?
Лицо Глеба наливалось смертельной бледностью. Крылья тонкого носа раздулись, глаза из колюче голубых стали цвета стали.
– Врёшь…
– Не-а, – Сашу просто распирало от восторга. Его скрутили, над ним взяли верх, он проиграл… и всё же выиграл, потому что он не врал – никогда, ни разу в жизни он не возбуждался от вида или прикосновения других парней… Ни в первый раз, ни во второй.
– Ты стонал.
– Мне было больно, кретин! Или я должен был песни петь, когда ты в меня свой член засовывал?.. Ну и кто из нас извращенец?
Хлясь! Губы запекло от удара. Но молчать Саша уже просто боялся – в тишине звук его сердца разнесётся на всю комнату, квартиру, целый мир.
– Ха-ха, непередаваемые ощущения, правда?
И зажмурился, когда сверху тяжело и знакомо опустилось напряжённое тело. Глеб прижал его собой к кровати, лицо обожгло горячее прерывистое дыхание.
– Ну давай, – мрачно сказал Саша.
– Чтобы ты меня потом тоже на небеса отправить попытался? – ухмыльнулся Глеб. – Ну уж нет.
Саша распахнул глаза. Глеб по-прежнему лежал сверху и убираться с него не торопился. Пальцы на горле так и не разжались. И на лице жуткая неестественная улыбка, больше похожая на звериный оскал.
– Сам отдашься.
Липкая вязкая тишина, утонувшая в двух колотящихся сердцах.
– …Что?
Глеб молча потянулся к лежащему на тумбочке мобильнику, щёлкнул клавишами, загрузил папку видео, повернул экраном к Саше и включил.
Хватило одной секунды, чтобы перед глазами опять всё поплыло от страха и ненависти.
– Выключи… – жуткое высасывающее чувство загнанности в угол. – ВЫКЛЮЧИ!.. Я… я с…согласен…
Глеб захлопнул раскладушку, какое-то время молча смотрел на скорчившегося под ним парня, а потом медленно, точно не совсем веря в свою над ним власть, потянулся к его водолазке.
– Только быстрее, – Саша всегда прятался за раздражение и злость, чтобы не свихнуться от страха и отчаяния. Зажмурился и отвернулся. – Мне нужно домой…
========== 10. О том, как полезно иногда помолчать ==========
Вот чего Глеб не ожидал, так это того, что Саша позволит к себе прикоснуться. Судя по его мерзкому характеру, пацан должен был ругаться, биться и кусаться, а он вытянулся под ним и лежит битой тушкой, будто сам приглашает. Сглотнул. С Глебом творилось что-то неладное. Его привычный устоявшийся мир трещал по всем швам, если уже не перевернулся с ног на голову; одно только то, что он склонял к близости парня, ломало его психику сильнее, чем даже осознание того, что принуждал он силой.
Это была дурацкая глупая шутка! Он не собирался требовать от Эльфёнка секса и уж тем более не планировал этого заранее. Напротив, всю прошлую неделю он себя всячески загонял, чтобы не спиться при мысли, что ему понравилось с парнем… что он был бы не против повторить. Глеб не был геем, Глеб никогда не смотрел на парней, как на объект желания, Глеб никогда даже не задумывался о том, что где-то в мире такие есть. Нет, живя в современном обществе он о таких знал, просто пропускал мимо ушей – ему эти истории были не интересны, его они не касались… И всё же под ним лежал перепуганный загнанный Саша, тот самый, которого он уже однажды взял силой, тот самый, который перепортил ему кровь одним своим рождением, тот самый, который так отчаянно рвался домой, к отцу… к человеку, отказавшемуся от самого Глеба.
– Только быстрее, – раздражённо бросил Саша. Зажмурился, отвернулся. – Мне нужно домой…
Нет, никакой это не эльфёнок, это чёрт с ядовитым языком! Лучше бы обозвал его позаковыристее, чем упомянул своего обожаемого папашу!
– Обойдёшься, – мрачно процедил Глеб и стянул с Саши водолазку. Тот охнул, когда пальцы прошлись по рёбрам. Глеб не удержался и провёл по ним ещё раз. Тощий. Ещё худее, чем был в прошлый раз – скелетина ходячая, словно за последнюю неделю есть перестал.
– Блин, ты что, гусляр?! Хватит бренчать! Лапы убраааал!!!
Взъерошенный Эльф сердито запыхтел, убирая с себя руки Глеба, а тот неожиданно облапил пацана ещё сильнее, чтобы не барахтался, наклонился и провёл по острым рёбрам языком.
– Ййяяааа! Ты чего творишь, гад?
– Ну как, приятно?
– Щекотно, болван!!! ЙЙЯЯААА!!!
Эльфёнок попытался выкрутиться и даже умудрился отползти выше. И Глеб тут же сместился с рёбер ко впалому животу – на пупок, пощекотав уже в ямке. В ухо ввинтился цветастый возмущённый вопль.
– Гляди-ка, ожил, – удовлетворённо проурчал Глеб, опять подтаскивая пыхтящего Эльфа к себе. Не удержался, зарылся пальцами в мягкие спутанные волосы, коснулся чуть заострённых ушей. Эльф, самый настоящий… На бледных щеках проступил болезненный румянец – не от стыда, от злости – ещё и лихорадочно полыхающие глаза синевой налились. – Только не ерепенься, но ты жутко хорошенький.
– Я уже понял, – холодно обронил Эльфёнок, – и подло придавил острой коленкой Глебу пах. Хорошо хоть не со всей дури, хотя, кажется, старался – просто лежал неудобно.
– Вот же ж сволочь!
– А ты думал, я в восторге, что у тебя на меня колом встал?!
– Ничего, – недобро сощурился Глеб, вся нежность мигом испарилась, – сейчас и у тебя не меньше будет.
– Эй, ты чего делаешь?! Куда лапы?!! Не лезь туда!!! ХАРЭ МЕНЯ ОБЛИЗЫВАТЬ, Я ТЕБЕ НЕ МОРОЖЕНОЕ!!!!!
Плевал Глеб в этот момент на то, что под ним брыкался парень, что это неестественно – хотеть этого мелкого паршивца, и что вообще ему по природе не положено стонать от желания к вертлявому рыжему недоэльфу, что-то визжащему про гусли и мороженое. И даже его ядовитые колючки Глеба больше не раздражали, он отщёлкнул пуговицу на Сашиных джинсах, вжикнул молнией и запустил внутрь руку, чувствуя, как щекочет между пальцами мягкими волосками на лобке.
– Аааа!!! А у тебя острый спермотаксикоз на почве хронического недотрахаааа!!!
– Лишь бы ты счастлив был… – наклоняется и лижет ключицу. Открытое горло судорожно сжимается, глотая застрявший воздух и на несколько сладких мгновений перекрыв поток воплей и ругани.
Под пальцами горячо-горячо. Пробирается чуть дальше под плотно сидящую ткань, нащупывает ствол и сжимает.
– Придурок, идиотина, конченыыыый!!!
– Ну не пальцем же сделанный… – прикусывает кожу на шее, вбирает губами, однозначно оставляя засос. Пальцы под джинсами ласкают тонкую атласную кожицу. Сашины руки вцепляются в ширинку, пытаются избавиться от наглого вторжения.
– Аааа, упырюга, не кусайся, не ешь меня, кому говорят, я щекотки боююююсь, гы-гы-гы!
Да он просто измывается! Глеб поднял глаза на Эльфёнка и столкнулся со смеющимся небом – голубым-голубым, чистым и глубоким. Совсем не те мутные омуты.
– Ты издеваешься, что ли? – рыкнул.
– А ты нет? Захотел перепихнуться? Отлично, я же уже согласился, ну так и нефиг меня лапать, я тебе не девка!
– Тебя никогда не колотили за твой язык?
– Чего?
– Да ты мёртвого из себя выведешь!
– Ну так сдохни мне в радость, а я проверю – выведу тебя или нет.
– Поздно.
– Что – поздно?
– УЖЕ вывел!!!
Наклонился и поцеловал. Чтобы заткнуть этот фонтан – можно подумать, парни могут целоваться просто так…
Поцелуй был… неожиданным. Влажные тёплые губы жёстко приклеились к его собственным, с силой надавили, раздвигая, и внутрь скользнул язык, тут же сплётшийся с его языком. Кое-как вытолкал наглого захватчика изо рта, растёр кулаком, стирая ощущение чужого прикосновения.
– Ты совсем обалдел?! Противно!!!
– Да неужели? – ехидно оскалился Глеб. Облизнул припухшие после поцелуя губы и, не давая Саше возможности плюнуть очередной колкостью, положил свою лапищу на шею и притянул к себе, зафиксировав голову.
– Только мерз…
Второй поцелуй накрыл сразу, выдавливая воздух, вытесняя мысли, оставляя один на один с ощущениями. Вот жёсткие, всасывающие его губы. Чужое дыхание, вроде и не мятное, но всё равно удивительно не противное, точно отдающее сырой листвой… с привкусом осенней мряки. Рука на затылке; скользит к волосам, запутывается в них и смыкает вниз, прижимает к кровати, открывая шею. Губы скользят по лицу, перебирая бледную кожу лёгкими, едва уловимыми поцелуями, опускаются на горло. Язык на кадыке.
