Текст книги "Хогвартс до начала времен (СИ)"

Автор книги: Isabelle Kelari

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Автор очень рассчитывает на отзывы читателей в качестве мотивации для написания продолжения этой работы. Не забывайте, что именно вы, дорогие читатели, и ваши комментарии являются вдохновением для большинства писателей))

========== Глава пятнадцатая ==========

Графство Аргайлшир, школа чародейства и волшебства Хогвартс, 1009 – 1012 год.

Лес спал. Темная чаща казалась абсолютно пустынной и безжизненной, когда внезапно мелькнувший огонек, невидимый глазу магла, рассеял предрассветную темноту. Серебряный медведь, пролетая сквозь деревья, мерцал во тьме подобно лунному свету. Безмолвной светлой тенью Патронус летел все дальше, держа путь на север.

Граница между двух графств появилась неожиданно. Перелетев через незримую черту, медведь помчался дальше, скользя между домами и приближаясь к большому особняку из светло-серого гранита. Однако у самого дома Патронус вдруг свернул и метнулся к церкви.

На церковном кладбище было тихо. Рваные ряды могильных плит навевали тоску, но большую грусть внушали стоявшие у свежей могилы семь человек. Низко опустив головы, они смотрели на белоснежное, будто светящееся изнутри, надгробие с выбитым в камне гордым орлом.

Кандида Когтевран. 6 января 961 года – 18 апреля 1009 года.

Ума палата дороже злата.

Глядя на надгробие, Пенелопа прижимала ко рту платок, из последних сил стараясь не разрыдаться. Стоявший рядом с ней Ричард рассеянно поглаживал ее по плечу – смерть одной из самых сильных волшебниц и близкой подруги их семьи ударила и по нему. Салазар стоял с идеально прямой спиной, но зеленые змеиные глаза словно потускнели, на лице прибавилось морщин, как если бы он вдруг постарел на несколько лет. Кандида была его самым близким человеком после отца и Розиты. Теперь не стало и ее… Годрик в своей молчаливой скорби лишь с отчаянием сжимал кулаки – свои слезы он выплакал в тот день, когда, сидя у постели Кандиды и держа ее за руку, умолял ее не оставлять его одного. Кандида в ответ лишь печально улыбалась…

Александр и Джонатан стояли рядом. Мужчины Когтевран предпочитали не показывать своих слез, и все же глаза обоих чересчур ярко сверкали в рассветных лучах. Немного в отдалении неловко переминалась с ноги на ногу и шмыгала носом молодая темноволосая девушка. Услышав о болезни леди Когтевран, Мари тут же прибыла из Франции, чтобы поддержать Джонатана. Но немного опоздала. Сердце Кандиды Когтевран перестало биться за мгновение до того, как конь девушки влетел во внутренний двор замка.

Когда солнце ударило скорбящим в глаза, слезы на их щеках уже почти высохли. Слишком много не было сказано, слишком много не сделано… Самая мудрая волшебница ушла чересчур рано.

Когда светлые лучи заскользили по стоптанной траве и серым плитам, Александр медленно направился прочь с кладбища. Остальные последовали за ним. Все они молчали, отдавая последнюю дань той, ради которой много лет назад собрались в Годриковой впадине и которую любили всем сердцем, когда мелькнувший в воздухе серебряный луч заставил их остановиться. Материализовавшийся медведь на миг завис перед ними, потом приоткрыл грозно оскаленную пасть и заговорил:

– Меня отправила на поиски Елены Когтевран ее мать, – проговорил Патронус. – Мне было велено вернуть ее домой. Но я не сдержал своего обещания, равно как и своей клятвы. Елена уже не вернется, и виновен в этом только я… Жить с этим грузом я не смогу, и просить прощения перед смертью не стану, ведь такое простить невозможно. Я отправил этого Патронуса с одной целью – чтобы вы знали, что мои поиски закончены. Закончены неудачей…

Договорив, зверь медленно растаял в воздухе, оставив волшебников в полном недоумении. Основатели взволнованно переглядывались между собой, Мари изумленно хмурилась. И только Джонатан и Александр чувствовали, что случилось что-то ужасное. Тревога душила их изнутри, а неизвестность распахивала свои объятия, приглашая сделать шаг в затягивающую бездну страха.

Вечером, когда Основатели отправились обратно в Хогвартс, Джонатан выскользнул из дома. Сумрачная прохлада приятно холодила разгоряченную кожу, пока юноша медленным шагом брел по улицам туда, где стоял этим утром. Он не мог объяснить даже самому себе, почему шел именно туда – ноги сами вели его к месту последнего приюта его матери. Осторожно ступая меж могильных плит, волшебник приближался к дальнему концу кладбища, когда внезапно замер, глядя на могилу и не веря своим глазам.

У надгробного камня на коленях сидела девушка. Светлые волосы падали ей на лицо, настолько сильно она опустила голову, кожа казалась чересчур бледной и какой-то полупрозрачной. Девушка что-то тихо шептала, но, услышав шаги, на секунду словно застыла и неторопливо подняла голову. Джонатан выдохнул.

– Елена?..

Елена печально улыбнулась и поднялась с колен, по привычке отряхнув платье, но холодные пальцы так и не коснулись ткани. Джонатан неверяще взирал на свою сестру, не желая признавать очевидное.

– Что случилось?.. – шепотом спросил он. Девушка качнула головой и отвела в сторону ворот платья, обнажив глубокую рваную рану на груди.

– Он убил меня, – так же тихо ответила Елена. Юноше показалось, что прошелестел ветер – так тих и печален был ее голос. – Фредерик… я отказалась идти с ним, и он будто взбесился. Наверно, он не понимал, что делает.

– Но… почему ты здесь?

– Потому что у меня было незавершенное дело, – приведение оглянулось на надгробие и вздохнуло. – Я виновата перед ней. Если бы я только знала, я бы вернулась… и Фредерик… он пытался сказать мне, говорил, что я нужна матери, только я не желала слушать… Она была права, когда сказала, что я не так умна, как думаю. Самой мудрой была она… А я так и не успела сказать ей этого…

– Но если вернулась ты, то, может… – Джонатан неуверенно посмотрел на могилу матери, но Елена покачала головой.

– Она пойдет до конца.

– Что значит до конца? – переспросил юноша.

– Мама наверняка сделала свой выбор. Она отправится в новый мир. А я застряла меж этим миром и тем. И Фредерик тоже.

– Хочешь сказать, он тоже… призрак? – запнулся Джонатан. – Где он?

– Мы разминулись, – ответила Елена. – Я решила вернуться сюда, а Фредерик направился в Хогвартс.

– У него тоже было незаконченное дело?

– Нет. Он просто не смог уйти из-за чувства вины.

Они замолчали. Налетевший ветер взъерошил темные волосы молодого волшебника, бросил ему в лицо листву. Елена все так же невозмутимо парила в нескольких дюймах над землей, не чувствуя ни холода, ни прикосновений травы и дождя. Ей изо всех сил хотелось обнять брата, взглянуть в глаза отцу… Но этому не суждено было случиться. Теперь не суждено.

Словно почувствовав, о чем она думает, Джонатан поднял на нее глаза и пальцами пригладил волосы. Пронзительные глаза сощурились.

– Ты не останешься, верно? – проницательно сказал маг. Призрачная девушка перед ним потупила глаза.

– Я не могу встретиться с отцом, что уж говорить о том, чтобы остаться… – Елена посмотрела на брата. – Я сделала свой выбор, и буду жалеть о нем вечность. Но исправить что-либо уже невозможно, – она на миг замолчала, словно обдумывая свои дальнейшие слова. – Я прошу тебя… позаботься об отце, ладно? Он наверняка тяжело воспринял смерть мамы, а если он увидит меня такой, это подкосит его окончательно. Прошу, побудь с ним. Ты единственный, кто у него остался.

– Мы уедем во Францию, – пообещал Джонатан. – Наши бабушка с дедушкой все еще живут там, они смогут облегчить его боль, я уверен. К тому же, Мари в Великобритании теперь ничего не держит…

– Мари – твоя невеста? – спросила Елена. Юноша кивнул. – Я с ней так и не познакомилась… Скажи ей, что мне жаль… Всем скажи…

Она отвернулась и направилась было прочь с кладбища, мерцая между могильных плит, когда Джонатан вдруг окликнул ее. Елена оглянулась. Юноша с печалью смотрел ей вслед, словно сомневался в том, что хотел сделать, потом быстро зашагал к ней.

– Куда ты отправишься? – тихо поинтересовался он.

– Туда, откуда так отчаянно хотела сбежать. В Хогвартс. Мое место там.

Волшебник нерешительно кивнул. Глядя на него, Елене отчаянно захотелось вновь коснуться его. Словно зачарованная, девушка подняла бледную, полупрозрачную руку. Джонатан в ответ протянул ей ладонь, но пальцы так и не обнаружили живительного тепла, наоборот, юноше показалось, что он опустил руку в ледяную воду. Заметив, как он вздрогнул, призрак опустил голову, торопливо отдернул руку и вздохнул.

– Обещай, что будешь помнить о нас, – попросил Джонатан. Елена улыбнулась уголками губ, в некогда серых глазах засиял намек на нежность.

– Я всегда буду вас помнить. Ведь мы одна семья, – волшебник вдруг вспомнил, что так частенько про Основателей говорила их мать. Еще раз улыбнувшись, девушка медленно отлетела в сторону выхода с кладбища. – Всегда…

И она растворилась в темноте, оставив Джонатана наедине с их общим горем и бременем, груз которого вдруг стал словно немного легче.

В Хогвартсе вновь поселилась печаль. Со смертью Кандиды из замка будто ушла вся радость: в коридорах уже не звучал смех, а на лицах ребят редко появлялись улыбки. Несмотря на множество учеников, замок опустел, казалось, что не стало его души. Потеря самой мудрой Основательницы больно ударила по всем.

Тяжелее всего приходилось Пенелопе. Со смертью подруги ее бремя легло на плечи леди Пуффендуй, но школа была не единственным, с чем приходилось сталкиваться волшебнице. Годрик и Салазар с каждым днем ссорились все больше, пропасть между лучшими друзьями росла, и Пенелопе казалось, что однажды один из них упадет в эту зияющую дыру и уже просто не сможет выбраться. А время ничуть не помогало.

Очередная осенняя пора едва накрыла Хогвартс своим листопадом, когда новая ссора разрушила тот устоявшийся хрупкий мирок, что наступил между волшебниками. Раздававшиеся на лестнице крики долетали до Обеденной залы, заставляя учеников удивленно переглядываться. Крики и брань постепенно приближались. Пенелопа резко поднялась из-за стола и, стараясь не обращать внимания на провожающих ее взглядами учеников, направилась к дверям.

Годрик и Салазар стояли на лестничной площадке и буквально кричали друг на друга. Сверкнув голубыми глазами, женщина поспешно поднялась к ним.

– О ваших склоках знает уже весь Хогвартс, – укоризненно сказала она, одергивая темно-коричневое платье. – Неужели нельзя решить все разногласия мирным путем?

– Эти – нельзя, – отрезал Годрик и ткнул пальцем в сторону змееуста. – Сегодня он довел маглорожденную девочку до слез, заявив, что у нее недостаточно мозгов для того, чтобы постичь все грани столь тонкой науки, как зельеварение! Когда она попыталась оправдаться, он сказал, что маглорожденные всегда были лишь подобием настоящих волшебников, и ей абсолютно нечего бояться, ведь из нее волшебницы все равно бы не вышло! И ты хочешь, чтобы я успокоился?

– Салазар, это правда? – выдохнула Пенелопа. Мужчина равнодушно пожал плечами.

– Я сказал то, что считаю верным. Они никогда не были такими, как мы, и никогда не будут. Им не место здесь. Я говорил об этом Кандиде и говорю тебе.

– Но ты пообещал, что будешь учить всех, – воскликнула волшебница.

– Я обещал это Кандиде, но ее больше с нами нет, – резко ответил Салазар. – Я обещал это Розите, но ее убили маглы – те самые, детей которых мы сейчас учим магии. И ты хочешь, чтобы я держал свои эмоции в узде? – последние слова он почти прошипел, едва не брызгая слюной.

– Салазар, нам всем сейчас тяжело, – попыталась вразумить его Пенелопа. – Годрик потерял сестер, я – подругу, ребята – одного из наставников. Пройдет время, и станет легче…

– А кто-нибудь из вас подумал, что потерял я? – вдруг спросил Салазар, горькая усмешка искривила его губы. – Я потерял все, что у меня было, в тот день, когда согласился на эту авантюру. Дом, отца, любимую женщину, все! Но от своих принципов я не отступлюсь. Детям маглов здесь не место.

– Ты не можешь выгнать их на улицу, – распаляясь, прорычал Годрик, вышитый на его груди золотой лев грозно оскалил зубы, отражая бушующую в душе волшебника ярость. Салазар холодно поднял бровь и поджал губы.

– Тогда уйду я.

Пенелопа в ужасе отступила на шаг. Скользнув по ней взглядом, Слизерин отвернулся и ступил на первую ступеньку ведущей в подземелья лестницы, когда Годрик с ледяным спокойствием вдруг бросил ему вслед:

– Знаешь, сейчас я даже рад, что Розита не дожила до вашей свадьбы. Ты ее не достоин. И никогда не был достоин.

Салазар замер, так и не дойдя до площадки нескольких шагов. Змеиные глаза загорелись лютой ненавистью, когда он повернулся к другу лицом. Годрик с нескрываемым презрением смотрел на него, Пенелопа маячила где-то позади, не зная, что сказать и сделать. Салазар криво усмехнулся и быстрым движением выхватил палочку.

– Экспульсо!

– Эварте Статум!

Два заклинания столкнулись в воздухе и срикошетили, ударив в стены, на пол посыпались куски камня и мрамора. Но, не смотря на это, Годрик увидел, как покачнулся Салазар от силы удара его заклятия. Широко распахнув глаза от волнения и тревоги, Пенелопа оттолкнула рыжеволосого мужчину в сторону и встала между волшебниками.

– Довольно!

Мужчины неровно дышали, словно пробежали несколько миль, но по-прежнему стискивали в напряженных пальцах волшебные палочки. Услышав позади обеспокоенный шепот, Пенни оглянулась. Из залы неуверенно выглядывали ученики, самые смелые даже подошли почти к основанию лестницы, во все глаза глядя на своих наставников. Волшебница вздохнула.

– Возвращайтесь в Обеденную залу или в свои спальни, – велела она, и сталь в ее голосе убедила детей последовать ее приказу. Последним в залу вернулся Патрик. Приподняв бровь в немом вопросе, юноша бросил быстрый взгляд на мужчин и исчез за дверями. Взмахнув рукой, женщина захлопнула двери и повернулась к волшебникам. – Прекратите вести себя, как неотесанные дикари.

– Ко мне все это не имеет уже никакого отношения, – отрывисто сказал Салазар и, перепрыгивая через две ступеньки, скрылся в подземельях. Послышавшийся грохот известил о захлопнувшейся двери, и все стихло. Пенелопа с укоризной посмотрела на Годрика.

– Что? – взвился тот. – Думаешь, я не прав?

– Думаю, что если мы ничего не изменим, то завтра останемся в этом замке вдвоем, – печально заметила Пенелопа. Годрик скривился.

– Он сделал свой выбор.

Не став дожидаться ответа, Гриффиндор метнулся вверх по лестнице и исчез из вида. Оставшись одна, Пенелопа устало опустила голову. Женщина не понимала, как Кандида справлялась с их постоянными размолвками. Но им нельзя было расходиться. Только не теперь. Пенни надеялась, что Салазар образумится, но надежда эта была слишком призрачна.

Дождавшись наступления ночи, Салазар осторожно вышел из своих комнат и зашагал по темным коридорам. Полумрак и холод окружали его со всех сторон, но волшебнику было все равно. Выйдя на главную лестницу, мужчина, крадучись, вышел из замка, свернул в сторону озера и побрел к скалам.

У самой воды он толкнул водосточную решетку, поудобнее перехватив свою ношу, и вошел. В подземельях было невыносимо влажно и сыро, пахло затхлостью. Салазар же упорно продвигался вперед, спускаясь по скользким от времени и влаги камням все ниже. Когда же камень стал чуть ровнее, волшебник поднял над головой палочку.

– Люмос!

Тусклый огонек выхватил из темноты массивную, кованую железом дверь с двумя извивающимися змеями. Подойдя к ней, Салазар еще выше поднял палочку и зашептал слова, понятные лишь ему и глядящим на него с двери змеям.

– Откройся!

Что-то громко звякнуло, изумрудные глаза змей загорелись живым блеском, и створки двери плавно скользнули в стороны. Помедлив мгновение, змееуст вошел внутрь.

Эту комнату он задумал как потайное убежище, где он мог проводить свои опыты в попытках создания философского камня. Но сырость и мрак помешали его планам – для такого эксперимента требовалось больше тепла и света. После этого тайная комната стала его личным прибежищем. Она же станет последним приютом для того, кто останется после него.

В сверкающем зеленоватом полумраке Салазар шел мимо увитых каменными змеями колонн, его шаги отдавались гулким эхом по всей комнате. Достигнув конца коридора, мужчина остановился напротив огромной статуи, чья каменная макушка терялась где-то под потолком, и всмотрелся в черты, так похожие на его собственные. Когда-то давно он поставил в этой комнате свою статую – знак самолюбия, не более. Но что-то толкнуло волшебника заколдовать эту статую так, что она старела и менялась вместе с ним. Спустя годы застаревшие амбиции все еще не покинули мужчину. Салазар хотел, чтобы, когда спустя столетия кто-то найдет эту комнату, этот человек понял, насколько велик был один из Основателей.

Подойдя к основанию статуи, Салазар опустился на колени и осторожно открыл свою сумку. Внутри обнаружилось куриное яйцо, на котором восседала темно-зеленая пупырчатая жаба. Посмотрев на волшебника влажным глазом, жаба громко квакнула, и мужчина усмехнулся, аккуратно положив яйцо на сырой мраморный пол. Он оставит в Хогвартсе частичку себя. Того, кто будет так же ненавидеть маглорожденных, как и он. Встроенные в стены трубы помогут ему в его ненависти.

– Отомсти за нас, – прошептал Салазар, глядя на яйцо. – Отомсти за Розиту…

Сказав это, волшебник, не оглядываясь, пошел прочь и так и не заметил, как яйцо, будто в ответ на его слова, незаметно качнулось из стороны в сторону.

Автор очень рассчитывает на отзывы читателей в качестве мотивации для написания продолжения этой работы. Не забывайте, что именно вы, дорогие читатели, и ваши комментарии являются вдохновением для большинства писателей))

========== Глава шестнадцатая ==========

Графство Дорсет, Дорчестер, 1018 – 1031 год.

В поместье пахло сгнившими ростками клещевины. Быстро размешивая ядовито-оранжевую жидкость, Сертимус лихорадочно листал страницы книги. Терпкий серый дым распространялся по комнате, проползал в щели, испуская нестерпимую вонь. Когда дверь подвала распахнулась, серые клубы дыма лениво упали в коридор, а в комнату, поминутно кашляя, вошел абсолютно лысый мужчина с длинной тонкой бородкой. В пламени свечей сверкнул янтарный медальон.

– Похоже, что-то пошло не так? – устало заметил Салазар, закрыв дверь. Юноша угрюмо кивнул.

– Иглы дикобраза. Видимо, рано добавил…

– Мешай в обратную сторону, – посоветовал Салазар. Цвет зелья медленно менялся от оранжевого к желтому.

Молодой Сертимус бросил на отца пытливый взгляд.

– Как мама? – тихо спросил он. Салазар изменился в лице.

– Хуже, – прохладно ответил змееуст. С громким звоном Сертимус бросил черпак.

– Почему ты делаешь вид, что тебя не волнует ее болезнь?

– Потому что меня больше заботит твое состояние. – Слизерин тяжело вздохнул. – Я знаю, что такое расти без матери. Ты в этом плане счастливее – я свою мать не знал. Когда ее не станет, ты должен быть готов продолжать жить. Ты будешь опустошен, разбит и потерян, но нельзя опускать руки. Ее жизнь оборвется, но твоя продолжится. Вот что важнее.

Они замолчали. В наступившей тишине треск пламени казался неестественно громким. Когда крохотный свечной огарок мигнул и погас, Сертимус поднял голову.

– Ты ее не любишь, да? – Салазар удивленно поднял бровь. – Матушку.

Салазар отвел глаза, взгляд потускневших змеиных очей ухватился за особо юркий язычок пламени в очаге и теперь пристально следил за ним.

– Я любил однажды, – наконец шепнул он. – Она была необыкновенным человеком и потрясающе талантливой волшебницей.

– Что произошло? – так же тихо спросил Сертимус. На расслабленное лицо Салазара набежала привычная маска безразличия.

– Все плохо кончилось, – жестко отрезал он.

– Матушка не смогла заменить ее, да? – отец юноши кивнул. – Ты еще и поэтому не отвечаешь на письма из Хогвартса?

– Отчасти, – печально усмехнулся Салазар.

Правдой это тоже было отчасти. Посланные Пенелопой совы прилетали пару раз в месяц, принося с собой свернутые в трубку длинные послания. Волшебница рассказывала о молодых волшебниках, новых учениках, успехах слизеринцев. Иногда Пенни упоминала своих детей и их достижения: Патрик все еще помогал в Хогвартсе, а близнецы избрали другие пути – Магдалина помогала отцу, а Максим промышлял купечеством. В одном из писем волшебница даже вспомнила их первых учеников. Читая о молодом короле – подопечном Мерлина, Салазар не скрывал улыбки. Ему не хватало всего этого. Но на просьбы Пенелопы вернуться, о которых она писала в своих первых письмах, он не отвечал. Он вообще отвечал очень редко, но она продолжала писать – знала, что ему будет приятно.

Годрика она старалась не упоминать. Его имя прозвучало лишь несколько раз в самых первых посланиях, когда Пенни рассказывала о ссоре меж двумя факультетами. После ухода Салазара между слизеринцами и гриффиндорцами словно пробежала черная кошка: маги в зеленом винили в отъезде их наставника волшебников в красном, а те в свою очередь защищали своего учителя. Салазар на то письмо не ответил, но испытал какое-то мрачное удовлетворение. А вместе с ним пришла и горечь.

От Годрика за эти годы не было ни одного письма.

– Что тогда произошло? – поинтересовался у отца Сертимус. Тот медлил с ответом. – Отец, я уже не тот одиннадцатилетний мальчик, который не понимал, почему его отец не хочет отправить его в Хогвартсе, – вдруг тихо сказал Сертимус. – Я вырос. Я знаю, что ты поссорился с остальными и поэтому ушел, – понял несколько лет назад. Поэтому ты не отвечаешь на письма и не ездишь туда.

– Я всегда был бойцом, – промолвил Салазар. – Я знал, что мне будет трудно, и готовился к этому. И Хогвартс… там тоже было нелегко. Я не рассказывал, почему ушел, потому что не уверен, что это было правильно. Возможно, это моя самая большая ошибка. Но, даже если так, теперь у меня другая жизнь. Я должен быть бойцом. И ты должен.

Тихий кашель у дверей отвлек их от разговора, и они оглянулись. На пороге тихо притаился эльф-домовик. Судорожно комкая в руках край простыни, домовик подошел на пару шагов ближе.

– Милорд, леди Розалия… – он замялся. – Она скончалась, милорд…

Салазар оглянулся на сына. В глазах юного Сертимуса сверкали слезы, но он держался, крепко стиснув зубы. И глядя на него, Салазар почувствовал гордость. Он не должен быть сильным. Он уже такой.

С каждым днем Сертимус напоминал Салазару самого себя. В молодом волшебнике была та же страсть, тот же азарт. Салазар лишь надеялся, что судьба его сына окажется лучше, чем была у него.

День сменялся новым днем, новый месяц заменял другой. Салазар потерял счет этим месяцам – то ли девятнадцать их было, то ли двадцать. Но волшебник вдруг неожиданно для себя обнаружил, что его сын вырос. Случилось это в тот день, когда юный лорд Слизерин сообщил отцу о своем намерении жениться.

Амелия Норанд была чистокровной волшебницей, к тому же, из достойной семьи. Отец девушки занимался торговлей и был не последним человеком при дворе, мать же была дочерью чародея и известной волшебницы. Салазар с радостью принял девушку, за что Сертимус был ему благодарен.

Тихую свадьбу сыграли осенью, на окраине Девоншира. Вопреки ожиданиям Салазара на торжество приехала Пенелопа, хотя змееуста грызла совесть – сам он на свадьбу Магдалины, куда его приглашала Пенни, не поехал. Понимал, что на празднестве будут его бывшие ученики, может, даже Годрик, и видеться с ними, не смотря на тоску, не хотел.

Пенелопа в свою очередь не стала уговаривать его вернуться. Медленно седеющая волшебница понимала, что прошло уже слишком много времени, и если первая горечь прошла, то слова не забудутся никогда.

Спустя два года поместье в Дорсете, в которое переехала новая семья, огласилось детским криком. Родившегося мальчика нарекли Антиохом. Салазар души не чаял во внуке, позволяя ему различные шалости и проказы. Амелия, как могла, держала сына в узде, но маленький Антиох то и дело норовил вытворить что-нибудь эдакое.

Вскоре после этого Сертимус стал отцом еще двум мальчикам. Молодое поколение не могло нарадоваться на своих детей, что грело Салазару душу. Змееуст предвкушал, как будет воспитывать внуков, рассказывать им о легилименции, показывать, как нужно варить зелья… Уже сейчас он верил, что трое маленьких Слизеринов вырастут превосходными волшебниками. Может, даже он успеет увидеть правнуков – эликсира жизни хватило бы еще на несколько десятков лет. Он хранил его в маленьких колбочках и носил на цепочке, как медальон.

Он не ошибся: дети его сына росли действительно очень талантливыми волшебниками. Для осознанного колдовства троица была еще очень мала, но то непроизвольное волшебство, что они творили, было поистине чудесным.

В один из дней Сертимус уехал из дома – поручение отца Амелии вело его далеко в Шотландию. Был солнечный, но довольно холодный день, от которого спасало лишь тепло камина да горячая вода. Салазар по привычке проводил время в своих подвалах, Амелия играла с детьми в одной из комнат. Казалось бы, обыкновенный день.

Когда повеяло запахом дыма, Салазар не понял: в одно мгновение в комнату просочился едкий запах, а под дверью начали клубиться серые дымные тени. Как во сне Салазар бросил пучки трав и кинулся к выходу, за которым уже кружились в танце пламенные языки.

Огонь завладел большей частью лестницы, пробиваясь к верхним этажам и комнатам. Перепрыгивая через несколько ступеней, стряхивая пламя с одежды и щуря глаза от едкого дыма, змееуст пытался опередить пожар, но волшебство почти не помогало – огонь был чересчур сильный.

Краем глаза заметив движение где-то слева, Салазар метнулся туда. Непрерывно кашлявшая Амелия пыталась найти безопасный путь, чтобы вывести из дома детей. Волшебник поспешил к ней, схватил за рукав маленького Игнотуса и потащил к выходу, на ходу прокричав невестке вывести остальных детей. Ответа за ревом пожарища он не услышал, но девушка скрылась.

На первом этаже пламя почти стихло, но густой дым укрывал все плотным облаком, а пепел и зола, казалось, были везде. Покосившись на опасно накренившуюся колонну, Салазар обошел внука, закрыв его собой, и осторожно вывел его из дома. Перепуганные эльфы-домовики стояли неровной толпой неподалеку от дома, и волшебник заторопился к ним, чуть ли не волоча за собой Игнотуса.

– Присмотри за ним, – резко приказал он Фергусу и ринулся обратно в дом.

Амелию он нашел на лестнице. Кадма она несла на руках, старший Антиох шел следом, цепляясь за ее юбку и старательно обходя мелкие языки огня. Салазар перехватил у нее мальчика и вновь заторопился к выходу.

Тоненький вскрик змееуст услышал лишь каким-то чудом. Обернувшись, Салазар увидел, как обгоревшие доски подломились под Амелией, отчего волшебница по щиколотку провалилась в образовавшийся капкан. Антиох испуганно дергал мать за руку, пока та морщилась от боли и безуспешно пыталась вытащить ногу. На секунду Салазар оглянулся на прямоугольник света за распахнутой входной дверью, затем решительно опустил Кадма на пол и подозвал Антиоха.

– Выведи его отсюда, – твердо велел змееуст. Мальчонка, размазывая по щекам слезы, всхлипнул.

– А мама?..

– Я ее вытащу, – пообещал Салазар и вдруг снял с шеи свой медальон и три маленьких пузырька. – Пусть будет у тебя. Выведи брата, – еще раз повторил он.

Сжав ладошку мальчика, Антиох побежал в сторону выхода, пока Кадм надрывно и испуганно звал мать и сжимал врученный дедом медальон. Амелия плакала от боли и бессилия: чем больше она пыталась освободиться, тем больше проваливалась в западню, а пламя, до этого спокойно бушевавшее на втором этаже понемногу снова спускалось по стенам и полу. Как ни старался Салазар вытащить невестку, у него не получалось.

– Подожди, не шевелись, – мужчина вынул волшебную палочку и нацелился ей на край досок. – Редукто!

Доски разлетелись на мелкие щепки, в лицо бросило пылью, золой и пеплом. Подхватив Амелию под руку, Салазар втянул ее на целую часть пола, когда совсем рядом вдруг послышался какой-то грохот, словно что-то падало.

За секунду до того, как колонна рухнула, Салазару показалось, что в приближающемся пламени пожара он видит тень своего отца. Сертериус улыбался, протягивал к нему руки…

А потом этаж обвалился.

Стоя в толпе домовиков, три маленьких мальчика с недоумением и страхом глядели, как их дом медленно осел, крыша провалилась, а в воздух взметнулись облачка искр. А потом все как будто стихло. Исчез рев пожара, замолчали растревоженные птицы, даже домовиков не было слышно.

Лишь стук трех сердец был неестественно громким и быстрым.

Автор очень рассчитывает на отзывы читателей в качестве мотивации для написания продолжения этой работы. Не забывайте, что именно вы, дорогие читатели, и ваши комментарии являются вдохновением для большинства писателей))

========== Глава семнадцатая ==========

Графство Аргайлшир, школа чародейства и волшебства Хогвартс, 1031 – 1073 год.

Теплица была полна шорохов и множества запахов. На разных полках виднелась калган-трава, клещевина и болиголов, под длинным рядом столов стояли ящики с мандрагорой. На столах стояли несколько горшков с растениями с тонкими длинными стеблями и разномастными листьями, которыми Пенни всегда восхищалась. С одной стороны лист был светло-зеленый, с внутренней – темно-красный. И эти листья дети сейчас обрезали в аккуратные корзинки для занятий зельеварения.

Пенелопа медленно ходила между детьми и наблюдала. Волшебнице нравилось наблюдать за работой своих учеников, помогать им, что-то подсказывать. Это придавало ей сил – то, что она была полезна.

После ухода Салазара стало еще тяжелее. Уроки приготовления зелий теперь вела Шарлотта. Патрик Пуффендуй взял на себя все занятия, которые вела Кандида, а Маркус стал преподавать прорицание.

Сказать по правде, Пенелопа скучала по змееусту. Волшебнице не хватало его извечных насмешек, язвительных замечаний, даже его перебранок с Годриком. Без Салазара Хогвартс словно потерял еще одну часть своей души, стал тихим и каким-то не живым.

Годрик же, вопреки своим убеждениям, после отъезда друга все больше времени проводил в одиночестве. Пенелопа чувствовала, что ему тоже не хватает придирок Слизерина, но рыжебородый мужчина лишь отмахивался от ее подозрений и скрывался за маской напускной радости. А по вечерам, после трапезы, запирался в своих комнатах с кубком вина. Пенелопа была почти уверена, что Годрик скучает по Салазару, и проклинала гордость Гриффиндора, не позволявшую волшебнику написать и слова змееусту.

Солнце медленно приближалось к зениту. Близился полдень, занятие подходило к концу. Пенелопа уже хотела отпустить ребят, когда где-то рядом раздался громкий хлопок, и она обернулась. У ящиков с побегами смоковницы, теребя грязную, испачканную золой простыню, служащую одеждой, стоял домовик.