Текст книги "Жестокий мучитель"

Автор книги: Iris

Соавторы: Бьянка Коул
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 23

Элиас

Следующая неделя проходит как в тумане, пока я дразню и мучаю Наталью, но не даю ей того, чего она хочет. И это чертова пытка, поскольку отказывать ей в том, чего она хочет, – значит отказывать и самому себе. Каждый день мне приходится брать дело в свои руки, просто чтобы оставаться в здравом уме.

Боюсь, что если я продолжу идти по тому извращенному пути, который выбрал в начале этого года, то увязну слишком глубоко, чтобы найти выход. Проблема в том, что мой член не хочет меня слушать.

Сегодня мы едем за пределы академии в лес, чтобы потренироваться в стрельбе по мишеням, и Наталья сидит в передней части автобуса со своими подругами.

Я не могу отрицать желание посадить её к себе на колени прямо сейчас, чтобы убедиться, что все знают, кому она принадлежит.

Экскурсию ведет тренер Дэниелс.

Я бы сказал, что академия сошла с ума, позволяя толпе неуправляемых наследников мафии разгуливать по лесу с заряженным оружием, но что я могу знать?

Автобус останавливается на небольшой поляне, и тренер Дэниелс прочищает горло, вставая так, чтобы мы все могли его видеть.

– Правила просты. Я собираюсь разбить вас на пары, и вы будете ходить по лесу вместе. – Его глаза сужаются. – Ни при каких обстоятельствах никто из вас не разделяется. – Он смотрит на всех нас. – Вы вернетесь сюда через три часа со всей своей добычей. И ни в коем случае не стрелять в своих одноклассников.

– Никакого веселья, – кричит Ник.

Тренер смотрит на него, качая головой.

– Если у тебя проблемы с правилами, Крушев, я просто отправлю тебя обратно по своему усмотрению.

Тогда он затыкается.

– Вот пары, – объявляет Дэниелс. – Камилла и Риццо, Ева и Ник, Дмитрий и Анита.

Я понимаю закономерность. По какой-то причине он ставит парней в пару с девушками. Мое сердце колотится о грудную клетку, пока я гадаю, кого поставят в пару с Нат. Если это буду не я, то всё может закончиться тем, что просто убью парня, который должен будет исчезнуть с ней в этом лесу на три часа.

– Наталья и Элиас.

Я ухмыляюсь, считая забавным, что судьба, похоже, сегодня работает в мою пользу.

Наталья стонет и бросает взгляд в мою сторону. И все же, когда наши глаза встречаются, я вижу в них вспышку волнения.

Тренер зачитывает остальные имена, после чего мы все выходим из автобуса и разбиваемся по своим парам.

Я придвигаюсь вплотную к Наталье и шепчу ей на ухо.

– Не притворяйся, что ты не в восторге от того, что проведешь три часа наедине со мной, nena.

Ее щеки краснеют, но она просто смотрит на меня.

– По-моему, это ты взволнован, а не я. – Она бросает взгляд на пистолет в моей руке. – Только не нажимай на курок. Я знаю, ты меня ненавидишь, но я не хочу быть похороненной в безымянной могиле где-то там.

Она кивает в сторону леса, густо обсаженного деревьями.

Я сжимаю челюсть, так как сама мысль о том, что она думает, будто я когда-нибудь убью ее, действует мне на нервы.

– Ты действительно думаешь, что я убийца? – Спрашиваю, ведь я никогда в жизни никого не убивал.

Она пожимает плечами.

– Ты ненавидишь меня уже много лет. Я не знаю, на что ты способен.

Она шагает к стеллажу, хватает винтовку и перекидывает ее через плечо.

Я наблюдаю за ней, ненавидя то, как сексуально она выглядит. Даже в туристических ботинках, брюках, мешковатой рубашке и пальто она смотрится чертовски сексуально. Ее изгибы полностью скрыты, и все же я чувствую, что мои собственные брюки становятся слишком тесными. Она оглядывается на меня через плечо.

– Чего ты ждешь?

Я смотрю в сторону линии деревьев и вижу, что большинство других пар исчезло в лесу. Не отвечая, я бросаюсь к ней, хватаю за предплечье и тащу противоположном направлении от того места, где остальная группа вошла в лес.

– Почему ты не идешь за остальными? – Спрашивает она, пытаясь высвободить руку.

– Потому что, если мы хотим на что-нибудь поохотиться, нам нужно идти туда, где меньше всего людей. – Я делаю паузу и злобно усмехаюсь. – И если я хочу быть уверенным, что никто не наткнется на то, как я трахаю тебя, то вот способ обеспечить это.

Грудь Натальи поднимается от резкого вдоха, но она не сопротивляется этой идее. Наоборот, выглядит более нетерпеливой, и прекращает попытки высвободить руку.

Когда мой маленький питомец стал таким покладистым?

– Ты сумасшедший, – бормочет она, качая головой. – Что, если тренер Дэниелс найдет нас?

Она может говорить мне, что идея безумная, но её голосе почти звучит восторг. Я продолжаю двигаться и тащу ее за деревья, благодарный за укрытие. Наталья ахает, когда я прижимаю ее к толстому стволу древнего дуба.

– Разве это не делает всё еще более захватывающим? – Спрашиваю, наши губы в сантиметре друг от друга.

Я наблюдаю за тем, как учащается ее дыхание, а темные глаза расширяются настолько, что становится все труднее отличить черное от темно-карих.

Мои губы так и чешутся сократить разрыв, но что-то меня сдерживает. Реальность такова, что чем больше мы это делаем, тем сильнее стираются границы между нами.

Какой будет конец этой игры?

– Элиас, – шепчет она, опуская глаза на мои губы.

Это тихая просьба поцеловать ее, и я так чертовски сильно хочу это сделать.

– Да, nena? – Спрашиваю я.

Ее глаза встречаются с моими, горящие такой страстью, что мне интересно, не обожжет ли меня.

– Чего ты ждешь?

И я целую ее, прижимаясь к её губам с такой нежностью, какой еще не позволял себе.

Она расслабляется, когда я притягиваю ее в свои объятия, раздвигая языком сочные губы. А потом я тону в ней, надеясь, что этот момент может длиться вечно, потому что пытаться понять, что я чувствую к ней, слишком сложно.

Все эти смешанные эмоции бурлят внутри меня, заставляя сомневаться во всем, что я знал.

Я крепче сжимаю бедра Натальи, сильнее прижимая ее к дереву.

Она стонет, вцепляясь пальцами в мои волосы, как будто хочет, чтобы я был ближе, чем это физически возможно.

Я впиваюсь зубами в ее нижнюю губу и стону.

– Повернись.

Мой маленький питомец делает, как я прошу, поворачивается и выгибает спину, подчеркивая упругие ягодицы в обтягивающих брюках.

Я шлепаю ее по заднице, а затем прижимаюсь к ней своим членом, заставляя почувствовать, каким чертовски твердым она меня делает.

– Ты чувствуешь, что делаешь со мной? – Спрашиваю я.

Нат смотрит на меня через плечо.

– Да, ты бы чувствовал, какая я сейчас мокрая.

Блядь.

– Снимай штаны, сейчас же, – приказываю я.

Она хихикает, расстегивая пуговицы и стягивая их вниз по своим пышным бедрам.

Вид её обнаженной блестящей киски, открывшейся моему взору, сводит меня с ума.

– Не думаю, что мне нужно что-то чувствовать, nena. Я вижу, как ты капаешь для меня.

Она стонет, ее губы чувственно приоткрываются.

– Что ты собираешься со мной делать?

Я провожу пальцами по ее влажности, член набухает от того, какая она на самом деле мокрая.

– Я собираюсь трахнуть тебя и заставить кричать так громко, что все в поездке узнают, что я с тобой сделал.

В ее глазах мелькает легкая вспышка страха.

– Это было бы безрассудно.

– Безрассудно и горячо. Я хочу, чтобы вся гребаная школа знала, что твоя киска принадлежит мне. – Я еще больше раздвигаю ее бедра, член жаждет освобождения. – Моя, – рычу я, переполненный чувством собственничества, бурлящим в моим венам.

Она стонет, сильнее выгибая спину.

– Тогда приступай к делу.

На её щеках красивый розовый румянец, когда она наблюдает за мной через плечо, ожидая моего члена. Это безрассудно, что я продолжаю трахать ее без защиты, тем более что последнее, чего кто-то из нас хочет в нашем возрасте, – это неожиданной беременности, и все же мне необходимо чувствовать ее кожу на своей. Мне нужно выплеснуть свою сперму глубоко внутри нее. В этом нет никакого гребаного смысла, но какая-то первобытная часть меня хочет, чтобы она забеременела и распухла моим ребенком, потому что тогда как кто-то сможет опровергнуть мои притязания на нее?

Наталья Гурин – моя.

Я расстегиваю брюки и стягиваю их вместе с боксерами, освобождая свой член.

Наталья стонет от этого зрелища, облизывая губы, как будто изголодалась по нему.

– Это то, чего ты хочешь? – Спрашиваю я, медленно скользя сжатым кулаком вверх и вниз по всей длине, капая спермой на лесную почву.

Она кивает, ее глаза расширились так сильно, что теперь они просто черные.

– Да, пожалуйста, Элиас.

Я шлепаю по её упругой попке.

– Ты знаешь, как называть меня, Гурин, – рычу, проводя головкой по влажному влагалищу и заставляя ее вздрогнуть.

– Да, пожалуйста, хозяин, – поправляется она.

– Хорошая девочка, – хвалю я, член пульсирует в моих руках. – Скажи мне, как сильно ты хочешь мой член.

Мне нужно услышать, как она умоляет меня об этом. Девушка, с которой я годами обращался как с полным дерьмом, и все же каким-то образом она по прежнему желает меня, нуждается во мне.

– Я так сильно его хочу, – скулит она, выгибая спину и открывая мне лучший вид на ее сладкую киску.

Я рычу и подаюсь бедрами вперед, вгоняя член глубоко в ее божественную киску.

Наталья стонет, и это такой чертовски сладкий звук. Мне никогда не надоест слушать её стоны, пока я трахаю её. Я замираю на мгновение, позволяя нам обоим приспособиться, руки крепко сжимают широкие бедра, а член глубоко внутри нее.

Она пытается пошевелиться, но я держу её неподвижно.

Потребность доминировать над ней постоянно поднимается на поверхность, даже сейчас, когда темная и извращенная неприязнь, которую я испытывал к ней, превратилась в нечто совершенно другое.

Я шлепаю ее по упругим, загорелым ягодицам, и она стонет громче, оглядываясь на меня через плечо.

– Пожалуйста, хозяин.

Мой голос скрипит.

– Правильно, nena, умоляй меня. – Я шлепаю ее снова.

Ее глаза закрываются.

– Пожалуйста, трахни меня. Мне нужно, чтобы ты заставил меня кончить.

Тогда я теряю самообладание. Пальцы сильнее впиваются в ее кожу, когда я начинаю трахать ее. Каждый удар бедер сильнее и жестче, чем предыдущий, и Наталья принимает всё. На самом деле, ей, блядь, это нравится.

Ее спина выгибается еще сильнее, а тело подчиняется моей воле.

Я выхожу из нее, что вызывает протестующий стон.

– Что ты...

Я хватаю ее и заставляю повернуться лицом ко мне. Мои руки обхватывают ее, и я поднимаю ее на ноги, вынуждая обхватить ногами мою талию. Она прижимается спиной к дереву, и я удерживаю ее, изучая красивое лицо.

– Мне нужно смотреть в твои глаза, – бормочу, а затем целую ее, мой член касается чувствительного входа. – А теперь будь хорошей девочкой и больше никаких вопросов.

Ее губы плотно сжимаются, когда я толкаюсь вверх, насаживая ее на свой член.

– О Боже! – вскрикивает она, откидывая голову на кору дерева. – Трахни меня.

Я стону, наклоняясь вперед и целую ее в шею.

– В твоей киске так чертовски хорошо, – бормочу, врываясь в нее, как обезумевшее животное, отчаянно желающее спариться.

До того, как я сделал решительный шаг и трахнул Наталью, я никогда не испытывал подобного желания и притяжения.

Она сводит меня с ума, лишает рассудка почти всякий раз, когда мы трахаемся.

Я рычу в ее кожу, член уже набухает, когда ее мышцы сжимаются вокруг меня.

– Трахни меня, Элиас, – кричит она так громко, что я почти думаю, будто она пытается сделать так, чтобы наши одноклассники услышали.

– Правильно, зверушка. Кричи для меня. Пусть все здесь узнают, как сильно ты любишь мой член, – рычу, сильно кусая ее за ключицу.

Она вскрикивает, крича одновременно от боли и удовольствия, когда ее мышцы начинают дрожать вокруг моего члена.

– Черт, я кончаю, – говорит она, глаза расширены, а губы приоткрыты. – Я не могу сдержаться.

– Хорошо, – хрипло выдыхаю, целуя ее соблазнительные губы. – Кончай на мой член прямо здесь, под открытым небом, и кричи мое имя, – приказываю я.

Тогда она действительно выкрикивает мое имя, ее соки растекаются по моему члену, когда она сквиртует в первый раз. Ее возбуждение забрызгивает наши штаны, но никому из нас нет до этого дела. Мы оба слишком далеко зашли, и я продолжаю вбиваться в нее еще два раза, прежде чем зарычать ей в шею.

Я выпускаю каждую каплю спермы глубоко в ее киску, понимая, насколько это чертовски глупо, но не в силах заботиться об этом в данный момент. Мне требуется минута, чтобы перестать кончать в неё, а затем я просто остаюсь на месте, уткнувшись лицом в ее шею и тяжело дыша.

Кажется, не имеет значения, сколько раз я говорю себе, что мне нужно бросить Наталью. Я уже зависим.

Глава 24

Наталья

Шелест ветра в кронах деревьев и щебет птиц над нами едва слышны из-за нашего затрудненного дыхания.

Жар Элиаса проникает сквозь меня, а член остается глубоко внутри. Его лицо зарывается в мою шею. Каждая капля спермы попала в мою голую киску.

Мы должны перестать так чертовски рисковать, занимаясь незащищенным сексом. Это глупо и безрассудно, и мне не нужно быть девушкой, которая забеременеет перед выпуском.

Элиас почти нежно целует мое горло, но не говорит ни слова, вытаскивая свой член и возвращая меня на ноги.

Я вздрагиваю, когда он делает шаг назад, и меня обдувает холодным воздухом.

Звук его молнии эхом разносится по деревьям, когда я выпрямляюсь, натягивая трусики обратно. Каким-то образом я намочила их, когда кончала, и я также замечаю пятно на штанах Элиаса.

Как только привожу себя в порядок, я смотрю своему мучителю в глаза. В них что-то мелькает, но Бог знает что.

Может, мы и провели вместе шесть лет в академии, но я почти ничего не знаю о парне, из-за которого страдала все это время.

– Как думаешь, нас кто-нибудь слышал? – Спрашиваю, приглаживая руками волосы.

Элиас качает головой.

– Маловероятно. Ветер слишком сильный. – Он оглядывается по сторонам. – К тому же он дует в противоположную сторону от того места, где все вошли в лес.

Я облегченно выдыхаю, благодарная за то, что, несмотря на его обещание заставить меня кричать, чтобы все услышали, это вряд ли так. Унижение от того, что люди поймут, что я трахаюсь с Элиасом после всего, что он сделал со мной, вероятно, убьет меня.

Однако, если мы и дальше будем так рисковать, то это лишь вопрос времени, когда кто-нибудь нас поймает.

Я прикусываю губу, поднимаю винтовку и перекидываю её на плечо.

– Наверное, нам действительно стоит немного поохотиться.

Его бровь приподнимается.

– Наверное, если только ты не готова ко второму раунду?

Я качаю головой, щеки пылают от этой идеи. Моя киска болит от его грубого траха, и мысль о том, чтобы заняться этим снова, заставляет бедра сжиматься.

– Нет, мы должны поохотиться.

Он кивает и молча идет впереди, ведя меня по тропинке дальше в лес.

Я следую за ним, миллион вопросов проносится в голове. Вопрос в том, хватит ли у меня смелости задать ему хоть один из них?

Я не уверена, что меня сдерживает – страх перед его ответами, или то, что он вообще мне не ответит. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, наблюдая за тем, как он идет впереди.

К черту это.

– Элиас, – произношу его имя, сердце колотится сильно и быстро.

– Да, – говорит он, не оглядываясь.

– Что заставило тебя так сильно меня ненавидеть? – спрашиваю, желая, чтобы мое горло не сжималось от боли в тот момент, когда я задаю этот вопрос. Он вертелся у меня в голове с первого дня в кафетерии, когда этот парень перевернул мой мир с ног на голову.

Элиас останавливается, его спина жесткая, как доска. Затем поворачивается и смотрит на меня, глаза пылают эмоциями, которые я не могу точно определить.

– Это сложная история, – говорит он, слегка нахмурив брови. – Я винил твою семью в том, что меня забрали из дома.

Мои брови взлетают вверх, так как это было последнее, что я ожидала от него услышать.

– Что?

Он качает головой.

– Как я уже сказал, это долгая и запутанная история.

Я смотрю на часы.

– Нам нужно убить два часа.

Он тоже смотрит на часы и тяжело вздыхает.

– Хорошо, но я буду рассказывать, пока мы идем.

Его движения скованы и неестественны, он поворачивается ко мне спиной, продолжая идти по тропинке между деревьями.

– В канун Нового года, перед тем как я поступил в Академию Синдиката, мой отец пришел домой пьяный и злой. – В его тоне звучит печаль, и мне становится интересно, что он собирается сказать дальше. – Он поссорился с моей матерью, и я наблюдал, как он забил ее до смерти.

Я ахаю от этих слов.

– Мне жаль, Элиас...

– Оставь это. Мне не нужна твоя жалость, – огрызается он, глядя на меня через плечо своими пронзительными голубыми глазами.

Я замолкаю, впиваясь зубами в нижнюю губу.

– На следующий день семья посадила меня на самолет и отправила в Чикаго. Вместе с моим дядей, отцом и кузинами. – Он делает глубокий вдох, колеблясь, прежде чем сказать. – Они даже не позволили мне пойти на мамины похороны.

Что это за семья, в которой сыну не разрешают присутствовать на похоронах собственной матери?

Его шаги ускоряются, как будто он в ярости от того, что снова переживает время, о котором говорит, и мне приходится бежать трусцой, чтобы не отставать от него.

– Картель Эстрада заключил сделку с братвой Гурина, и мы должны были возглавить операции к северу от границы. – Он оглядывается на меня через плечо. – Это все, что мне сказали, и до недавнего времени я верил, что отец убил мою мать, потому что она не хотела, чтобы он забирал меня в Америку. Поэтому я обвинил твою семью в ее смерти, и, как следствие, в том, что меня оторвали от всего, что я знал.

Я смотрю на него, почти шокированная тем, что за его неприязнью ко мне стоит подлинная причина, пусть и совершенно нелепая. Двенадцатилетняя девочка никак не могла знать или иметь отношение к тому, о чем он говорит. Но теперь я понимаю, почему он ненавидел меня. Его ярость вызвана тем, что он видел, как его мать забили до смерти, а затем его притащили в новую страну, где он лишь слабо понимал язык. Любой мальчик был бы зол, а моя фамилия направила его гнев на меня.

Он замолкает, углубляясь в лес. Когда проходит нескольких минут, я понимаю, что он не собирается продолжать рассказ.

– Ты сказал «до недавнего времени». Что изменилось? – спрашиваю я.

– Всё, – бормочет он, поворачиваясь так внезапно, что я врезаюсь ему в грудь.

Я пытаюсь сделать шаг назад, но он тянется ко мне и прижимает к себе.

– Мой дядя объяснил, почему отец убил ее. Она предала семью и спала с членом картеля Васкез. – Мышца у него на виске сокращается. – Я винил во всем сделку с братвой, хотя именно глупые ошибки моей матери привели к ее собственной смерти и стали причиной, по которой нам пришлось покинуть Рейносу. – Его челюсть сжимается. – Она продала картель, и Васкез захватили территорию за пару дней. Я никогда не прощу своего отца за то, что он лишил ее жизни. Он был трусом и не смог сказать дону Пабло, чтобы тот отвалил и поручил разобраться кому-нибудь другому. – Элиас пожимает плечами. – Но я больше не могу перекладывать вину на братву Гурина.

Я понимающе киваю, хотя почти уверена, что если бы его отец послал главу картеля Эстрада, он сам был бы мертв.

Не верится, что все эти годы я думала, будто он просто посмотрел на меня и сразу же возненавидел. Что это была противоположность любви с первого взгляда – ненависть с первой встречи.

Все это время он испытывал тайную ненависть к братве Гуриных и, в свою очередь, ко мне.

– Тогда почему ты все еще мучаешь меня? – спрашиваю, зная, что ответ на этот вопрос способен полностью разрушить меня.

Его ноздри раздуваются, и он пожимает плечами.

– Я узнал о мамином предательстве только накануне Нового года. – Он отпускает меня и, повернувшись спиной, идет дальше по тропинке. – Мой дядя впервые отвез меня на ее могилу в Рейносе. – Мышцы его спины напряжены, когда он произносит. – А от старых привычек трудно избавиться.

Привычек.

Это то, чем он меня считает? Привычка, от которой он не может избавиться, и ничего больше.

Я сглатываю подступающую к горлу желчь, зная, что никогда не услышу от него того, чего хочу.

– Теперь ты остановишься? – спрашиваю, не уверенная, звучит ли в моем голосе надежда или нерешительность.

Он снова смотрит на меня.

– Это то, чего ты хочешь? – напряженность в его глазах крадет кислород из моих легких.

Я не знаю, как ответить на этот вопрос. На него нет простого ответа.

Шорох в кустах слева от нас спасает меня. Мы оба низко пригибаемся, держа винтовки наготове, и ищем источник шума.

Элиас тихо придвигается ко мне, его рука касается моей.

– Тихо, – одними губами произносит он, кивая на поляну впереди, где олениха со своим олененком только что вышли на тропинку.

Печаль сжимает мое сердце, когда я гадаю, действительно ли Элиас убьет их. Мать и малыш идут по своим делам и никому не причиняют вреда.

Он наводит ружье, и я хватаю его за руку, качая головой.

Его брови хмурятся.

– Что?

– Ты не можешь их убить.

Он сужает глаза.

– Как ты собираешься возглавить братву, если не можешь убить даже оленя?

Я тяжело сглатываю и смотрю ему прямо в глаза.

– Хороший лидер знает, когда нужно отнять жизнь, а когда проявить милосердие. – Я бросаю взгляд на животных, которые по-прежнему не замечают нашего присутствия. – Любая жизнь священна, так по какой причине мы должны их убивать? – Спрашиваю его.

– Потому что нам поручили охотиться, и именно это мы должны делать.

– Это бессмысленно и варварски. Не способность нажать на курок определяет сильного лидера, а понимание, когда не стоит его нажимать.

Когда я оглядываюсь на Элиаса, он уже опустил винтовку и смотрит на меня со странным выражением в своих льдисто-голубых глазах.

– Что? – Спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Ты говоришь очень разумно для любимчика учителей. Особенно учитывая, что ты идешь вразрез с прямой инструкцией. – Он слегка подталкивает меня локтем, мягкая улыбка приподнимает его губы. Это красивая улыбка, которая придает ему почти потусторонний вид. – Я думаю, ты права, Гурин.

Я улыбаюсь.

– Конечно, я всегда права.

Он смеется, его глубокий и бархатистый смех разносится по деревьям и пугает оленей, которые бросаются через тропинку и скрываются в густом лесу вокруг нас.

Я тоже смеюсь, благодарная за то, что он согласился пощадить этих беззащитных животных.

А потом мы смотрим друг на друга, и мне кажется, что я впервые вижу настоящего Элиаса Моралеса.

Без гнева или маски, он заглядывает прямо мне в глаза, как будто может увидеть мою душу.

Сердце бьется сильнее и быстрее, когда я изучаю его взгляд, зная, что, несмотря на чувства, которые испытываю к нему, прошлое забыть невозможно.

Он так плохо обращался со мной все эти годы, и эти воспоминания не могут просто исчезнуть. Для нас нет возможности отмотать время назад, хотя часть меня хотела бы этого.

Что было бы, если бы Элиас с самого начала знал настоящую причину смерти своей матери и того, почему семья забрала его из дома?

Легко зацикливаться на том, что могло бы быть.

Элиас прочищает горло, разрывая напряженную паузу между нами, и бросает взгляд в сторону поляны.

– Пора двигаться. – Он смотрит на часы. – У нас есть полчаса, чтобы вернуться к микроавтобусу.

– Конечно, – говорю, чувствуя разочарование от того, что наше время, проведенное наедине в лесу, закончилось.

Впервые я, наконец, начинаю понимать своего мучителя, и хочу узнать о нем больше, даже если это безумие. Теперь тайна, стоящая за его ненавистью ко мне, раскрыта. Интересно, изменит ли это что-нибудь между нами. И еще более важный вопрос: хочу ли я этого?