Текст книги "Жестокий мучитель"

Автор книги: Iris

Соавторы: Бьянка Коул
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 21

Элиас

Сегодня утром разлетелись новости, и все, о чем я могу думать, – это то, что Ева собирается встать между Натальей и мной. Она жена директора, черт возьми. Это дает ей власть, с которой я не могу бороться. Я следую за ней по тропинке к коттеджу, зная, что должен застать ее наедине и предупредить, чтобы она не вмешивалась. Я ни за что не позволю ей всё испортить, только не сейчас.

– Ева, – зову ее по имени.

Спина Евы напрягается, когда она останавливается и оборачивается.

– Элиас, чего ты хочешь?

Я ухмыляюсь, скрещиваю руки на груди и прислоняюсь к стене, отделяющей тропинку.

– Почему бы тебе не подойти сюда?

Ева качает головой.

– Мне и здесь хорошо, спасибо.

Во мне закипает ярость, глаза сужаются.

– Только потому, что ты теперь маленькая любимица директора, не пытайся вставать между Натальей и мной. – Я сокращаю расстояние между нами. – Ты можешь думать, что это дает тебе власть, но с Натальей ты, блядь, не влазишь в это.

Глаза Евы вспыхивают гневом.

– Почему бы тебе не перестать морочить голову Нат и не признать уже, что у тебя есть чувства к ней?

Она словно дает мне пощечину своими словами. Чувства к Наталье Гурин?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Ева наклоняет голову.

– Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Иначе почему ты так одержим ею?

В последнее время это слово слишком часто приходит мне на ум.

– Одержим? – повторяю полувопросительно. – Я не…

Я замолкаю, понимая, что это ложь. Наталья была моей навязчивой идеей задолго до того, как я лишил ее девственности.

– Дошло наконец? – Ева дразнит.

Я бросаю на нее взгляд, сжимая кулаки.

– Просто не стой у меня на пути, поняла?

– Я поняла тебя с первого раза, Элиас. И разве с тех пор я мешалась у тебя под ногами? – спрашивает она.

– Нет, но я говорю тебе не впутывать Оакли в это.

– Я и не собиралась. – Ева выдерживает мой взгляд. – Теперь, если ты не возражаешь. Я иду домой.

Ева смотрит налево, привлекая мое внимание к директору Бирну, который, похоже, готов убить меня за общение с его женой.

– Элиас, какого хрена ты здесь делаешь? – рычит он.

Дерьмо.

Ева кладет руку ему на грудь.

– Все в порядке. Мы просто разговаривали.

Я усмехаюсь, пытаясь притвориться, что директор меня не пугает. Этот парень – танк и мог бы без особых проблем надрать мне задницу.

– Ага, Вы так ревнуете, что Ева больше не может даже разговаривать с парнями?

– Не с теми, которые, блядь, душат ее в пустых коридорах, – рычит он.

Я поднимаю обе руки вверх в знак капитуляции.

– Ладно, успокойтесь. Я ухожу.

Я отворачиваюсь и ухожу, несмотря на желание бежать от взбешенного директора. Это безумие, что он женат на студентке. Последствия будут огромными, и все же он, кажется, чертовски уверен, что никому не будет до этого дела.

Пока я иду по тропинке, голос Евы повторяется снова и снова.

Признай уже, что у тебя есть чувства к ней.

Это как насмешка, которую я не могу стереть из своей памяти. Ева не понимает, о чем говорит. Она здесь всего пять минут и думает, что знает, что происходит между нами двумя.

Риццо сидит на скамейке в конце дорожки, и хмурится, когда видит меня.

– Где ты был?

Я пожимаю плечами и сажусь рядом с ним.

– Ходил поздравить новую миссис Бирн. – Я ухмыляюсь ему.

Он качает головой.

– Это полный пиздец. Я никогда раньше не был в такой странной долбаной школе.

Я смеюсь.

– Правда.

– Как зимние каникулы? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами. Находиться вдали от Натальи и заставлять себя не связываться с ней, а потом узнать больше об истории, связанной со смертью моей матери, – это были одни из самых тяжелых каникул в моей жизни. Посещение ее могилы с тех пор не выходит у меня из головы, и я думаю, это потому, что часть меня теперь винит ее. Если бы она держала рот на замке, возможно, все еще была бы жива.

– Не самые лучшие, – отвечаю я.

Риццо вздыхает и кивает.

– Мои тоже. – Он качает головой. – После всего дерьма, что мой отец натворил в прошлом году, в этом году все казалось странным. Я не могу этого объяснить.

Я понимающе киваю. Риццо пришлось уехать за пару недель до зимних каникул, потому что его маму подстрелили. Он узнал, что отец накачивал ее наркотиками, делая больной в течение многих лет. Все это звучит как дерьмовое шоу, если не сказать больше.

– Ладно, извини, что спросил.

– Итак, какие у тебя планы на этот семестр? – Спрашивает Риццо, глядя мне прямо в глаза. – Все еще преследуешь эту девчонку Гурин?

У меня сводит живот при упоминании Натальи.

– Конечно, – отвечаю я, но даже для моих собственных ушей это звучит неуверенно.

– И что это значит? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

– Что?

– Почему ты так её ненавидишь?

Ненавижу.

По словам Евы, я не ненавижу Наталью.

– Это долгая история.

И это действительно так. Ненависть к Наталье родилась из ошибочного убеждения, что моя мама умерла из-за братвы Гуриных. Что весь мой мир перевернулся с ног на голову из-за ее семьи. Со временем причина моих издевательств исчезла, а желание выместить на ней свою ярость стало извращенным и навязчивым. Где-то на этом этапе, я полагаю, ненависть к ней переросла во что-то более нездоровое и испорченное.

– Она не кажется такой уж плохой, вот и все. Не понимаю, почему ты ее так ненавидишь.

Я пристально смотрю на Риццо, поскольку он переходит все границы, задавая мне вопросы.

– Тебе что с того, в любом случае?

– Ничего, просто любопытно.

– Что ж, держи свое любопытство при себе. – Я встаю и бросаю на него последний взгляд. – Не люблю, когда меня допрашивают.

Риццо качает головой.

– Я уже понял. – Он встает. – Хочешь совет?

– Не совсем, – отвечаю, раздражаясь, когда он следует за мной по тропинке к академии.

– Ну, я все равно дам его тебе. Если ты хочешь ее, то перестань быть придурком.

Я смотрю на Риццо.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Он ухмыляется, и мне приходится сдерживаться, чтобы не ударить кулаком по его самодовольному лицу.

– Это классическая тактика агрессора. Тебе нравится Наталья. Вот почему ты получаешь такое удовольствие, мучая ее. Это дает тебе власть над ней, но это не лучший способ завоевать ее сердце. – Он подмигивает мне и затем идет вперед. – Просто подумай об этом.

Ублюдок.

Если было недостаточно того, что Ева сказала, что у меня есть чувства к Наталье, теперь и этот сукин сын намекает, что она мне нравится.

Нравится ли мне Наталья?

Я провожу рукой по шее, медленно поднимаясь к мужскому общежитию, которое находится отдельно от главного здания.

Идея мне чужда, и все же я не могу отрицать, что ненависть, которую я испытывал к ней, постепенно трансформировалась и менялась.

С годами это превратилось во что-то зловещее. Я морщусь, вспоминая, как в десятом классе зашел слишком далеко и ударил ее ножом в ногу.

Мой гнев из-за смерти матери был выплеснут на неё, потому что она была единственной отдушиной, которая у меня осталась.

В моих глазах Братва Гурина была причиной, по которой я оказался здесь, но, как выяснилось, я сильно ошибался.

Теперь я не знаю, что чувствую по поводу всего этого.

Вину, может быть. Так как даже если братва и была бы причиной маминой смерти, Наталья всегда была невиновна во всем этом.

И мое влечение к ней было очевидным уже несколько лет. Сначала это вызывало у меня отвращение, но теперь я начинаю понимать, что, возможно, и Риццо, и Ева правы.

Я хочу Наталью самым первобытным образом, и это опасно. Чувства не могут быть частью сделки. Нет, если я собираюсь сломать ее так, как всегда хотел, но внезапно эта перспектива становится менее желанной, чем когда-либо.

– Элиас! – Ник зовет меня по имени, подбегая ко мне. – Я везде тебя искал.

Я пожимаю плечами.

– Извини, у меня были кое-какие дела.

Он качает головой.

– Роза только что порвала со мной.

Я поднимаю бровь.

– Она порвала с тобой? – Спрашиваю я, с трудом веря в это.

У Розы нет хребта, поэтому трудно представить, как она может противостоять Нику.

Он кивает.

– Да, мы не ссорились или что-то в этом роде. Она просто повернулась и сказала мне, что все кончено.

– Самое время, – говорю я.

Его брови хмурятся.

– Что?

– Ты всегда был с ней гребаным мудаком, Ник. Чего ты ожидал?

Его челюсть сжимается, и он выглядит так, словно хочет оторвать мне голову.

– Я ожидал, что она будет делать то, что ей говорят, и заткнется нахуй.

Я смеюсь.

– Русские. Вы, ребята, просто не знаете, как обращаться с женщиной.

– А ты знаешь? – Спрашивает Ник со скептическим видом.

– Если я хочу девушку, я знаю, как с ней обращаться, да.

Это ложь, потому что совершенно ясно, что, несмотря на мое отрицание, я хочу Наталью. И я определенно не обращался с ней должным образом.

– Как скажешь. Ты идешь на ужин?

Я бросаю взгляд на здание общежития, а затем обратно в сторону академии. Сегодня я держался на расстоянии от Натальи.

Хотя краем глаза заметил, как поникли ее плечи, когда проходил мимо нее по коридору, и даже не посмотрел.

Хочет ли она, чтобы я говорил с ней?

– Да, конечно, – отвечаю, хотя и не голоден.

Ник идет рядом со мной до главного здания, а затем в кафетерий, который все еще переполнен.

Я тяжело сглатываю, когда мои глаза, как чертов магнит, притягиваются к столику Натальи. Где она до сих пор сидит с Камиллой и Адрианной.

Оторвав от нее взгляд, я хватаю поднос и беру свою еду, а затем сажусь на наше обычное место спиной к ней.

Как, блядь, я буду разбираться со своим маленьким питомцем теперь, когда все стало намного сложнее?

– Ты можешь поверить Еве? – Спрашивает Джинни, качая головой. – Этой сучке чертовски повезло.

Я поднимаю бровь.

– Повезло заполучить член старика? – Спрашиваю я.

Ник и Алекс смеются над этим.

Джинни сверкает глазами.

– Мужчины постарше всегда делают это лучше, потому что у них есть опыт и они знают, что делают.

Я качаю головой и подшучиваю над ней.

– Я покажу тебе опыт.

Щеки Джинни вспыхивают.

– Не будь мудаком, Элиас.

– Опыт приходит не только с возрастом, – говорит Риццо, его взгляд перемещается на Розу, которая молча сидит напротив.

Она не смотрит на Ника, который не сводит с нее глаз с тех пор, как сел.

Ник прочищает горло.

– Какого хрена ты сидишь за этим столом, Роза?

Она внезапно поднимает голову, глаза расширены.

– Я всегда сижу здесь.

– Да, потому что ты была моей девушкой, но больше нет. – Его челюсть сжимается, голубые глаза горят яростью. – Так что отвали.

Анита и Керри выглядят так, словно хотят что-то сказать, но если и есть что-то, что я узнал об этих двух девушках за все годы, так это то, что они чертовски бесхребетные.

Роза бросает на Джинни умоляющий взгляд, но та лишь пренебрежительно откидывает волосы за плечо. Тогда она встает, в глазах блестят непролитые слезы.

Я стискиваю зубы, поскольку это не мое дело.

Риццо сжимает кулаки на столе, не сводя с нее глаз, пока она уходит. Как только она оказывается вне пределов слышимости, он поворачивается к Нику.

– Что это было, черт возьми?

– Роза порвала со мной. – Он пожимает плечами. – После этого она не может ожидать, что я буду сидеть и есть с ней. Неуважительная сука.

Риццо хватает его за воротник, глаза сужаются.

– Послушай меня, ты, русский кусок дерьма. Это у тебя нет уважения. Как насчет бесчисленного количества раз, когда ты бросал ее с тех пор, как я учусь в этой гребаной школе?

Ник отталкивает от себя его руки.

– Остынь, чувак. – Он качает головой. – Я просто не могу находиться рядом с ней прямо сейчас, ясно?

Риццо, кажется, приходит в себя и кивает, но я вижу по его глазам, что он в замешательстве.

Боюсь, что есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд, когда речь заходит о защите Розы с его стороны. У него всегда такой взгляд, когда он видит ее.

Меньше всего нам в компании нужен любовный треугольник, тем более что Ник не из тех, кто умеет прощать.

Глава 22

Наталья

– Наталья, не могли бы Вы сказать мне, как проще всего получить доступ к селезенке?

Профессор Ниткин произносит мое имя, выводя меня из оцепенения, и я прочищаю горло, выигрывая время. Селезенка.

– С левой стороны, примерно на три дюйма ниже подмышки.

Ниткин одобрительно кивает.

– Именно.

Он отходит в другой конец класса, продолжая бубнить что-то о частях тела.

Ева толкает меня локтем.

– Ты в порядке?

Я бросаю на нее взгляд.

– Да, почему не должна быть?

Она пожимает плечами.

– Ты выглядишь немного рассеянной, вот и все.

Я сглатываю комок, потому что это правда. Прошло уже три дня с тех пор, как мы вернулись в академию, а Элиас едва взглянул на меня. Он не сказал ни слова, и это заставляет меня нервничать.

Сейчас он сидит позади меня в классе, и я не могу заставить себя взглянуть в его сторону. Он вошел и сел без единого слова или насмешки – никаких глупых комментариев или швыряния в меня вещами. Это не то, чего я привыкла ожидать, и это нервирует меня больше, чем что-либо другое.

Камилла сидит по другую сторону от меня и почти не разговаривает, уставившись на профессора Ниткина. Она странно тихая, даже если мы находимся на уроке анатомии, и разговоры могут привести к серьезным неприятностям. Обычно это не мешает ей болтать без умолку.

– Что ты делаешь после урока? – Спрашиваю я ее, зная, что у нас обеих будет свободное время.

Она смотрит на меня и пожимает плечами.

– Не уверена, а что?

– У меня дальше окно, подумала, мы могли бы поболтать где-то.

Она кивает.

– Конечно.

– Гурин, – рычит Ниткин, отчего я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи. – Я скажу, чем вы займетесь на следующем уроке, и это – наказание.

Я тяжело сглатываю, встречаясь взглядом с нашим профессором.

– Мне очень жаль, сэр.

– Сожаление не отменит этого. Вы двое останетесь здесь.

Я слышу, как Элиас посмеивается со своими друзьями позади меня, и это привлекает внимание профессора.

– И ты можешь присоединиться к ним, Моралес.

– Сэр?

– Ты меня слышал. Вы все трое останетесь после урока.

Он переходит на другую сторону аудитории, продолжая читать лекцию.

– Большое спасибо, Гурин, – говорит Элиас, бросая в меня бумажный шарик.

Я смотрю на него, внутри бушуют противоречивые эмоции. Часть меня была обеспокоена тем, что Элиас предпримет дальше, но теперь я не уверена, что он задумал.

Вместо того, чтобы возразить, я концентрирую свое внимание на профессоре и пытаюсь до конца часа держаться подальше от неприятностей. На меня не похоже оставаться для наказания после занятий. Обычно я знаю, когда болтовня на уроке Ниткина может сойти с рук, а когда нет.

Когда все встают, чтобы уйти, мы с Камиллой остаемся сидеть.

Ниткин поначалу игнорирует нас, пока все остальные не уходят.

Я чувствую, как взгляд Элиаса прожигает дыру в моей спине, и мне становится не по себе. Камилла наклоняется ближе.

– Не могу поверить, что нас задержали.

Я бросаю на нее извиняющийся взгляд.

– Прости.

Щелчок линейки по столу передо мной заставляет нас выпрыгнуть из кожи.

– Вы двое, похоже, так и не усвоили урок, да? – Спрашивает Ниткин, его карие глаза такие холодные, каких я никогда не видела. Они несколько раз перемещаются между мной и Камиллой, в конце концов задерживаясь на Камилле.

– Прошу прощения, сэр, – отвечаю я, зная, что единственный способ справиться с этим психом – играть в открытую.

– Элиас, – рявкает он, переводя взгляд за мою спину. – Сядь рядом с Гурин.

По спине пробегает дрожь при мысли о том, что мне придется сидеть рядом с ним. Я не решаюсь оглянуться, когда слышу, как он собирает свои вещи, а затем его шаги приближаются ко мне. Даже когда он садится, я не могу заставить себя посмотреть в его сторону.

– Теперь я хочу, чтобы все вы написали мне эссе на тысячу слов о лучшем способе убийства ножом, – говорит Ниткин, обводя взглядом каждого из нас, но дольше задерживаясь на Камилле, особенно в конце.

Я хмурю брови, когда замечаю, как краснеют щеки Камиллы, и вспоминаю ее комментарий на днях в кафетерии.

Возможно, я попытаю счастья с Ниткиным.

Девчонка определенно сумасшедшая, если охотится за этим типом. До меня дошли слухи, которых хватило бы, чтобы отправить в бегство большинство мафиозных главарей. Он не из тех мужчин, с которыми хочется связываться или прыгать в постель. Мурашки пробегает по спине, когда чувствую, как рука Элиаса касается моей. Он сидит на скамейке слишком близко ко мне, и я ощущаю его тепло на себе.

– Поняли? – Спрашивает Ниткин.

Я киваю в ответ.

– Да, сэр.

– Само собой, – говорит Элиас.

Камилла просто кивает, ее щеки теперь насыщенно красные.

Я открываю блокнот и пишу, отчаянно пытаясь не обращать внимания на парня, сидящего так близко ко мне, что я чувствую опьяняющий аромат его одеколона. Он витает в воздухе и обволакивает меня, как кокон.

Рука Элиаса скользит по моему бедру, и сжимает, заставляя меня посмотреть на него впервые с тех пор, как он подсел. Его глаза полны желания, и я сжимаю бедра вместе, мое сердце бешено колотится. Это безумие, что может сделать со мной один взгляд парня, которого, по моим словам, я ненавижу.

– Мне придется наказать тебя за то, что ты втянула меня в неприятности, – тихо шепчет он мне на ухо.

Я качаю головой.

– Ты сам себя втянул, будучи ослом и насмехаясь над нами. В чем моя вина?

Его глаза сужаются.

– Не говори со мной так.

Я сжимаю челюсть, раздраженная тем, что это наш первый разговор с тех пор, как он вышел из женского туалета в кафе Жонкиль во время зимних каникул. И все же я ничего не могу сказать, потому что тогда передам ему власть. Если дам ему понять, как разочарована тем, что он до сих пор не заговорил со мной, тогда он поймет, что где-то в глубине души я начала жаждать его внимания. А это последнее, чего я хочу. Вместо этого сосредотачиваюсь на своем блокноте и игнорирую его.

Он отпускает мою ногу, без сомнения, опасаясь, что Ниткин его поймает.

Это помогает мне сфокусироваться, я отключаюсь от всего остального и пишу так быстро, как только могу, отчаянно пытаясь убежать от Элиаса. Меня не волнует, что это дерьмовое эссе.

Сердце бьется сильнее и быстрее, чем обычно, когда я записываю все, что могу вспомнить, о лучших точках проникновения при убийстве ножом.

Через полчаса я заканчиваю.

Я прекращаю писать, закрываю крышкой ручку и встаю.

– Я закончила, сэр.

Ниткин поднимает взгляд, его глаза сужаются до щелочек.

– Это было быстро, Наталья. Надеюсь на хорошее качество.

Я тяжело сглатываю, тоже надеясь на это, поскольку я торопилась.

– Я тоже закончил, сэр, – говорит Элиас, поднимаясь.

– Какого черта? – Спрашивает Камилла, глядя на нас двоих. – Как вам удалось написать так быстро? Я осилила только половину.

– Тихо, Морроне. – Ниткин кивает. – Несите работы ко мне.

Я с трудом сглатываю, не веря до конца, что Элиас написал свое эссе так же быстро, как и я.

– Извини, – одними губами говорю Камилле, а затем выхожу вперед и кладу сочинение на учительский стол.

Он берет его и просматривает первые несколько предложений, прежде чем кивнуть.

– Хорошо. Ты можешь идти.

Элиас подходит следующим, когда я возвращаюсь к столу и беру рюкзак, запихивая в него учебники.

– Тебе всегда нужно быть такой быстрой во всем? – Ноет Камилла.

Я пожимаю плечами.

– Извини, я просто ненавижу сидеть рядом с ним.

Выражение ее лица смягчается, и она кивает.

– Ты права. Увидимся позже?

Я киваю.

– До встречи.

Не могу отрицать, что чувствую вину за то, что оставила Камиллу наедине с Ниткиным. Даже если сегодняшнее наказание нас троих, вероятно, самое мягкое из всех, что я когда-либо слышала. Никаких плетей или цепей, к счастью.

Элиас возвращается, берет с сиденья свою сумку, и выходит следом за мной.

Чувство беспокойства пробегает по моему позвоночнику, так как я догадываюсь, что холодное отношение, которым он одаривал меня последние три дня, вот-вот закончится.

– Не так быстро, Наталья, – говорит он, как только мы оказываемся вне пределов слышимости класса.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом, только чтобы обнаружить, что он ближе, чем я ожидала.

Его тело практически вплотную прижато к моему.

Дыхание сбивается в горле, и я пытаюсь сосредоточиться на чем угодно, кроме его запаха, вторгающегося в мои чувства, и боли между бедер.

– Чего ты хочешь? – Спрашиваю, ненавидя то, как дрожит мой голос.

Он ухмыляется, слегка наклоняя голову.

– Как насчет поцелуя?

Я проглатываю обиду и сужаю глаза.

– Почему ты не сказал мне ни слова за три дня?

Его челюсть сжимается, и я с удивлением замечаю, что все его тело напрягается.

– А что? Ты скучала по мне? – спрашивает он, поддразнивая, но при этом выглядит некомфортно, как будто я задела его за живое своим вопросом.

Я качаю головой.

– Определенно нет. Я просто хочу знать, во что ты играешь.

Он с силой хватает меня за бедра и притягивает к себе.

– Игра, вот чем это всегда было, Наталья. – Кончики его пальцев болезненно впиваются в мою плоть. – Игра в кошки-мышки.

Его губы в нескольких сантиметрах от моих.

Я ненавижу то, что его слова словно нож вонзаются мне в грудь, и все же хочу, чтобы он поцеловал меня.

Потребность, которую я испытываю к нему, не знает границ и не имеет логического смысла, но она есть, как живое, дышащее существо внутри, подстегивающее меня.

– Элиас, – бормочу его имя, и это звучит как мольба.

Его губы приближаются еще ближе, и мне кажется, что я умру, если он меня не поцелует.

– Да, nena?

Вместо того, чтобы сказать еще хоть слово, я совершаю немыслимое. Я запускаю пальцы в его волосы и притягиваю его губы к своим, целуя.

Сначала Элиас напрягается, но потом я чувствую, как он расслабляется, и его язык исследует мои губы в поисках входа.

Я стону ему в рот, целуя со всем разочарованием, накопившимся за последние две недели без него.

Элиас толкает меня к стене, прижимая своим телом.

– Похоже, ты солгала, – шепчет он мне в губы. – Если ты не скучала по мне, почему целуешь меня так, как будто скучала?

– Заткнись, – говорю я, притягивая его к себе и снова целуя.

Он стонет, его руки скользят по изгибу моей задницы, прежде чем ударить по ней.

– Ты делаешь меня твердым, – дышит он мне в ухо, прежде чем прикусить мочку. – Это то, чего ты хочешь, Наталья?

Я больше не понимаю, чего я хочу.

– Я не знаю, – тихо говорю, отстраняясь, чтобы заглянуть в его льдисто-голубые глаза. Глаза, которые я всегда ненавидела, но теперь не могу представить, что не буду смотреть в них каждый день.

Что, черт возьми, со мной не так?

Его визит в Бостон потряс меня так, что я не могу выразить словами. Это заставило меня надеяться, что, возможно, где-то в глубине сердца его ненависть ко мне переросла во что-то совершенно другое.

В желание и потребность быть со мной, которые совпадают с моим желанием к нему.

– Сколько раз ты думала о нашей встрече в уборной? – хрипло спрашивает он.

– Слишком много, – отвечаю, впиваясь зубами в нижнюю губу. – Я не могла перестать думать об этом.

Он резко поднимает меня, заставляя обхватить ногами его талию.

– Хорошо, – выдыхает мне в ключицу, впиваясь губами и зубами в кожу. – Потому что ты принадлежишь мне, и я единственный мужчина, о котором ты когда-нибудь можешь думать.

Я поднимаю бровь.

– Когда-нибудь?

– Когда-нибудь, – рычит он, его рука опускается в карман моей куртки, и он вытаскивает оттуда мобильный. – Теперь мне нужно проверить, была ли ты хорошей девочкой, пока мы были в отъезде.

Элиас ставит меня на ноги и начинает листать мой телефон. Он ничего не найдет. Несмотря на то, как сильно мне нравился Дариан, я оставила его номер в блоке и не связывалась с ним.

Он возвращает телефон, встречаясь со мной взглядом.

– Хорошая девочка.

Ненавижу трепет в животе от его похвалы. Это жалко.

– А теперь беги. – Он кивает в сторону коридора. И снова появляется этот холодный, властный мужчина. – И постарайся не думать обо мне слишком много.

Я проглатываю комок и отворачиваюсь, ненавидя то, как легко выполняю его приказы. Сожаление с силой бьет по мне, когда я отступаю от него, понимая, что своим поцелуем только дала ему больше власти, чем он когда-либо имел надо мной.

Он знает, что я хочу его и что не могу перестать думать о нем.

Какого черта я дала своему мучителю такой рычаг воздействия?