Текст книги "Люблю тебя (СИ)"
Автор книги: Инна Инфинити
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Глава 4. Шок-контент
Лиля
– Да нормально, Никит. Живу, работаю.
Я выбежала на улицу без шапки, дует ветер, поэтому ёжусь от холода. Никита вовсе в расстегнутой куртке стоит. Тоже, видимо, торопился.
– Кем работаешь?
– Спортивным журналистом в газете. Пишу про легкую атлетику и летние виды спорта.
Его правая бровь удивленно ползёт вверх.
– Журналистом? Ты разве хотела стать журналистом?
– Нет, но так сложилось.
– Тебе нравится?
Пожимаю плечами.
– Уже привыкла.
Никита с пониманием кивает. На несколько секунд воцаряется тишина, прерываемая только проезжающими мимо машинами и голосами прохожих.
– Ты замужем?
Вопрос звучит так же неожиданно, как выстрел средь бела дня. Таращусь на Свиридова, думая, что ослышалась. Когда понимаю, что услышала верно, меня начинает разбирать смех.
– Нет, – отвечаю с легким хохотом. – Что за вопрос?
– Просто интересно. Я думал, ты вышла замуж.
От изумления смех застревает в горле. Как ему вообще могло такое в голову прийти?
– Просто ты переехала от родителей, – поясняет. – Я знаю, что второй квартиры у вас нет и вряд ли бы тебе ее купили. Ну и вряд ли бы ты стала снимать.
– Я снимаю.
– А, да?
– Да.
Я все ещё в шоке. Он что, реально думал, что я вышла замуж, раз съехала от родителей?
– А почему решила переехать? Я помню, ты не собиралась никуда съезжать от родителей. Тебе нравилось с ними жить.
– Надоела их опека.
Ну и ещё не хотела видеть тебя и твою мать, добавляю мысленно.
– Понятно…
– Ну ты бы хоть в моих соцсетях посмотрел, нет ли у меня свадебных фотографий! – восклицаю в сердцах, когда между нами снова возникает пауза.
Уму непостижимо. Это ж надо было до такого додуматься: я переехала, потому что вышла замуж!
– Я смотрел. Ну мало ли, вдруг ты не выкладываешь.
– У родителей бы моих спросил.
– Я один раз встретил твоего отца во дворе и спросил у него про тебя. Он был со мной, мягко говоря, не вежлив.
О как. А папа мне не рассказывал, что видел Никиту. Родители в моем присутствии вообще про Свиридовых не говорят. Как будто этой семьи не существует. Но это ладно. Тут другой вопрос вырисовывается: откуда у Никиты такой интерес к моей личной жизни?
– Встречаешься с кем-нибудь? – добивает меня новым вопросом.
А что на это ответить, честно, не знаю. Я сходила на два свидания с Виталиком с сайта знакомств. Завтра пойду на третье. Мы с ним встречаемся? Я об этом ещё не думала. Виталик милый парень, на год старше меня, работает кардиологом в поликлинике. Не могу сказать, что я только о нем и думаю в ожидании нашей третьей встречи, но в целом мне было приятно в его обществе.
Мое молчание затягивается.
– С чего вдруг у тебя такой интерес к моей личной жизни? – выпаливаю.
Если честно, меня это даже возмущает. Устроил мне тут, блин, целый допрос. Какое его дело, встречаюсь я или замужем я?
Никита молчит.
– Я замёрзла, – заявляю и направляюсь ко входу в ресторан. Спохватившись, Никита открывает мне дверь.
Войдя внутрь, понимаю, что и правда заледенела на морозе без шапки. Меня начинает колотить, зуб на зуб не попадает. Подхожу к гардеробу, Никита стоит у меня за спиной. Сейчас его близкое присутствие ощущается особенно остро. Я натягиваюсь как струна.
– Давай помогу, – говорит, когда я расстегиваю пуховик.
Снимает его с меня и сдаёт в гардероб. Потом быстро свою куртку. Слегка удивившись такой галантности, разворачиваюсь в сторону зала, как Никита останавливает меня за запястье.
– Лиль… – выдыхает.
Его прикосновение обжигает. Кожа гореть начинает. Если это не остановить, пламя разрастется и сожжет меня до тла. Выдергиваю руку. Получается грубо, но что-то мне надоело быть вежливой со Свиридовым.
– Никита, что ты хочешь? – спрашиваю прямо в лоб.
– Я хочу поговорить с тобой.
– Мы только что поговорили.
– Этого мало. Лиль, давай уйдём отсюда?
Вот это предложение! Я аж теряю дар речи от такой наглости.
– Мы можем поговорить? Пожалуйста.
– У меня нет тем для разговоров с тобой.
Устремляюсь в зал, пока Никита снова меня не задержал. Я правда хотела быть со Свиридовым вежливой и общаться с ним нейтрально, как с остальными ребятами, но не получилось. Он сам виноват. Зачем лезет с вопросами про мою личную жизнь? Какое его дело, где я живу, почему переехала, есть ли у меня кто-нибудь и так далее?
На часах 22:15. Я хотела уйти в 22:30. Торчать тут ещё пятнадцать минут тяжело. Особенно сейчас, когда все заметили, что мы с Никитой отсутствовали, и теперь поглядывают на нас с любопытством. Вызываю такси.
– Ладно, девочки, я поехала, – говорю Соне и Ульяне.
– Давай я тебя отвезу? – тут же предлагает Софья.
– Не надо.
– Нет, Лиль, давай отвезу.
– Мне надо побыть одной, – отрезаю.
Подруга осекается. Да, я такой человек, которому иногда хочется побыть в одиночестве. Прошу уважать это.
Попрощавшись с другими ребятами, ухожу из ресторана. Никита, конечно, видел. Выглядело так, будто я трусливо от него сбегаю. Да ну и по фиг, что он подумает. Вряд ли мы с ним ещё когда-нибудь увидимся. Больше ноги моей не будет на встречах выпускников.
Мне приходится ждать такси больше пяти минут. Дверь ресторана за спиной постоянно хлопает, я специально не оборачиваюсь. Вдруг там Никита. Ему, кстати, не пора ехать в аэропорт? Желтые машины с шашечками то и дело останавливаются рядом, но все они по другим заказам. Наконец-то приезжает мой! Запрыгиваю на заднее сиденье салона и только сейчас облегченно выдыхаю.
Я вытерпела это испытание. Психотерапевт гордился бы мною. Держалась с Никитой ровно, пока он сам не полез на запрещённую территорию. Запястье до сих пор горит от его прикосновения. Тру руку – не проходит. Сегодня всего было слишком много. Сначала Никита обнимал меня и дышал мне в шею, потом в душу лез вопросами, а напоследок поджег кожу своим прикосновением.
Но я справилась! Я смогла это пережить!
Ужасно гордая собой, снимаю шапку, расстёгиваю пуховик и стягиваю шарф. Ехать мне долго, без пробок полчаса. Недавно я переехала из съёмной однушки в съемную двушку. Когда ты все время находишься только в одной комнате, начинает медленно ехать крыша. Как только мне повысили зарплату до уровня хорошего корреспондента с опытом, я сразу расширилась. Правда, живу в том же районе на самом отшибе Москвы возле МКАДа в вонючей пятиэтажке без лифта. Но это мелочи. Зато в квартире приятный косметический ремонт и больше места.
Таксист тормозит у шлагбаума во двор. Я благодарю его и выхожу из машины. Не спеша направляюсь к своему третьему подъезду. За спиной слышится хруст снега, как будто кто-то быстро идёт. Этот звук провоцирует неприятные воспоминания, но я силой их прогоняю. У фанаток Никиты больше нет мотива организовывать на меня нападение. Мы расстались кучу лет назад.
– Лиля, подожди! – звучит громко за спиной, и от испуга я с криком подпрыгиваю на месте.
Мое сердце останавливается, потом делает сальто и пускается вскачь галопом. Схватившись за него, резко оборачиваюсь. Господи, это Никита! Мамочки, я сейчас поседею от страха.
– Какого хрена!? – набрасываюсь на него. – Знаешь, как ты меня напугал!?
– Извини, пожалуйста, – останавливается возле меня.
Мне все ещё плохо с сердцем. Держусь за него, жадно вдыхая морозный воздух.
– Что ты тут делаешь!? Как ты узнал, где я живу!?
– Я поймал такси и сказал водителю ехать за твоей машиной. Не пригласишь меня на чай?
Сегодня не вечер, а один сплошной шок-контент.
Глава 5. Уходи
Лиля
– Ты это серьезно?
Меня не покидает ощущение, что Никита прикалывается. Сначала устроил допрос про мою личную жизнь, потом преследовал меня до дома, а сейчас напрашивается в гости. И делает это, как ни в чем не бывало. Будто мы просто бывшие одноклассники, которые давно не виделись.
– Да, серьезно. Пожалуйста, Лиль, давай поговорим?
– О чем?
– О нас.
– А разве есть «мы»?
Никита шумно сглатывает и медленно выдыхает.
– Сейчас «нас» нет. Но ведь все в наших руках, верно?
Нет, он не прикалывается. Он издевается.
– Никит, ты зря за мной ехал. Я не приглашу тебя на чай и ни о чем не буду с тобой говорить. Отправляйся, пожалуйста, в аэропорт, а то самолёт улетит без тебя, и ты опоздаешь на тренировку.
– Самолёт без меня не улетит. Я его арендовал, чтобы прилететь к тебе. Лиль, я прошу, давай поговорим?
Арендовал самолёт в свое личное пользование, чтобы прилететь ко мне!? Ах да, Никита же долларовый миллионер из списка Форбс. Как я забыла. Тем нелепее он выглядит тут, во дворе серой грязной пятиэтажки, в которой я живу. Почему-то это меня смешит, и я начинаю громко хохотать.
– Чему ты смеёшься? – не понимает моей реакции.
– В этом вонючем дворе ещё не ступала нога долларового миллионера. Ты первый.
Никита не разделяет моего смеха. Терпеливо ждёт, когда я отсмеюсь. А у меня это, кажется, нервное.
– Лиля…
Никита делает ко мне шаг, оказываясь вплотную, и берет мою руку. От его прикосновения меня словно током прошибает. Резко вырываю ладонь и чуть отхожу назад. Больше не смеюсь, а со злостью смотрю на Никиту. Рука огнём полыхает. Боль до сердца доходит.
Это ощущение пугает меня. Сколько мое сердце ничего не чувствовало? Больше года точно. А сейчас тупое ноющее ощущение нарастает.
– Никита, уходи, – строго говорю. – Оставь меня в покое. Я не хочу ни о чем с тобой говорить.
Чтобы больше не слушать его мольбы, разворачиваюсь и стремительно направляюсь к подъезду, почти бегу. Но Свиридов, конечно, не послушал моего приказа, поспевает сзади.
– Не смей заходить! – выкрикиваю, когда набираю код на двери подъезда. Стараюсь побыстрее ее закрыть, но не успеваю: Никита подставляет ногу.
Он дёргает ручку на себя, а я на себя. У нас завязывается борьба за дверь. Я пытаюсь закрыть, а Никита открыть.
– Да что тебе надо от меня!? – выкрикиваю. – Оставь меня! Уходи!
– Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь.
Господи, да что он может мне сказать? Что хочет меня? Я не собираюсь это слушать.
– Девушка, дайте пройти, – раздается за спиной недовольный голос соседа.
Мне приходится бросить входную дверь и помчаться вверх по лестнице. Я не бегу, а лечу. Ещё никогда я не поднималась на свой третий этаж так быстро. Никита у меня за спиной. Я понимаю, что мне от него не скрыться, футболист бегает намного лучше меня, но я отчаянно пытаюсь. Я не успеваю расстегнуть сумку, чтобы достать ключи, как Никита уже у меня за спиной. И у него даже одышки нет.
– Пожалуйста, уйди, – прошу.
– Пожалуйста, выслушай меня.
Опускаю веки, чтобы успокоиться и погасить начавшуюся внутри бурю. Я понимаю: Никита не отступит. И если я не пущу его в квартиру добровольно, он войдёт сам без приглашения.
Ничего не отвечая, засовываю ключ и поворачиваю замок. Вхожу в квартиру и включаю свет, Никита переступает порог следом за мной. Я игнорирую его присутствие, молча разуваюсь, снимаю верхнюю одежду и убираю ее в шкаф. Иду в ванную мыть руки. Никита проделывает все то же самое, не забывая при этом с любопытством оглядывать мою простенькую съемную квартиру. Долларовый миллионер, наверное, привык жить в золотых колоннах, поэтому его удивляют просто белые стены и обычный желтый ламинат.
– У тебя очень симпатично, – хвалит, проходя следом за мной на кухню.
– Чая для тебя нет. Говори, что хотел, и уходи.
Никита, видимо, рассчитывал на тёплую доверительную беседу. А я не то что чай, даже присесть на стул не предлагаю. Я хочу, чтобы он побыстрее ушел. Потому что каждая секунда рядом с ним подобна муке. Прямо на моих глазах пять лет упорной психотерапии летят в пропасть, потому что ноющее чувство в сердце усиливается.
Да, я могу выдержать просто случайную встречу с Никитой и обычный короткий разговор ни о чем. Но я не могу выдержать, когда он вот так на меня смотрит. Не то с трепетом, не то с обожанием. Жадно впился в меня взглядом, не может насмотреться. Трогает меня глазами. Гладит мои волосы, лицо, тело. Без похоти, что удивительно для Никиты, а как будто бы с нежностью.
Боже мой, что происходит? Там во дворе он сказал, что прилетел ко мне? То есть, не на встречу выпускников?
Но зачем…?
– Я так скучал по тебе, Лиля, – произносит чуть севшим голосом.
А я от такого признания дергаюсь, словно ошпарилась. Скрещиваю руки на груди, закрываюсь.
– Это все, что ты хотел сказать?
Не могу больше смотреть на Никиту, опускаю лицо в пол. Рассматриваю свои пушистые домашние тапочки розового цвета. А от пронзительного взгляда Никиты кожу электрические разряды покалывают.
– Не все.
– Что ещё?
– Я тебя люблю.
Глава 6. Вскрытая рана
Лиля
Признание Никиты повисает в воздухе. Я не дышу, не шевелюсь. Не верю своим ушам. Мне совершенно точно послышалось. Не мог же он в самом деле признаться мне в любви. Конечно, нет. Он же никогда меня не любил.
– Я, наверное, пугаю тебя своим напором, – продолжает, пока я оторопело на него таращусь. – Извини, я не хотел так сходу на тебя это обрушивать. Просто ты не настроена на диалог, поэтому я начал с главного.
Я все ещё молчу. Онемела от шока.
– Лиль, я понимаю: что бы я ни сказал, все будет глупо и нелепо, потому что столько лет прошло, у тебя давно своя налаженная жизнь, где наверняка нет места для меня. Но лучше я скажу это сейчас, чем пройдёт ещё шесть лет. Тогда, уезжая, я совершил две чудовищные ошибки. Первая – я расстался с тобой. Вторая – я любовь принял за желание. В тот момент я не видел другого выхода, кроме расставания. Я не мог не уехать и в то же время я не был готов к чему-то большему с тобой. Расставание казалось мне единственным выходом. Но выход оказался тупиковым. Мне потребовалось очень много лет, чтобы понять, где желание, а где настоящая любовь. Я пытался забыть тебя, я запрещал себе думать о тебе, я доводил себя до истощения тренировками. Я что только ни делал, чтобы забыть тебя. Но от себя не убежишь. И от своих чувств не убежишь. Всегда была только ты.
Какой-то театр абсурда. Чем больше Никита говорит, тем сильнее поднимается протест внутри меня. Злость медленно нарастает и превращается в ярость. Я чувствую, как на моей шее пульсирует сонная артерия – вот в таком я сейчас гневе.
– Я выжигал тебя из памяти другими девушками. Но все без толку. С тобой, как ни с кем.
Последняя фраза выдернула чеку из моей внутренней гранаты.
– Ты думаешь, что можешь вот так заявиться ко мне через шесть лет, признаться в любви и все будет по-старому!? – шиплю, как кошка, вставшая на дыбы.
– Нет, я так не думаю. Я прекрасно понимаю, что у тебя своя жизнь. Я вообще был уверен, что ты вышла замуж. Ну или как минимум с кем-нибудь живешь. И я понимаю, что шесть лет – это огромный срок. Но лучше поздно, чем никогда. Лиль, прости меня, если сможешь.
– Простить тебя? – нервно смеюсь. – А за что именно ты предлагаешь мне тебя простить?
– За все.
– Ах за все… – каждая клетка моего тела клокочет от гнева. – За все – это и за то, что твои фанатки организовали нападение на меня? И за последствия того нападения? За это я тебя тоже простить должна?
Глаза Никиты расширяются от изумления.
– Ты о чем?
– Ой, а твоя мамочка так и не рассказала тебе?
– Лиль, ты сейчас о чем?
– О том, – выдыхаю сквозь плотно сжатые зубы, – что твоя больная фанатка наняла трёх отморозков, чтобы они меня избили. На меня напали ночью и били ногами, а потом бросили умирать. Если бы не случайный мужик, который вышел гулять с собакой, я бы умерла. Просто замёрзла бы до смерти. За это ты тоже извиняешься?
Никита потрясён моим рассказом. Побледнело и лицо, и губы.
– А за то что я из-за того избиения потеряла нашего ребёнка ты тоже извиняешься? – делаю шаг, наступая на него. – Или нет? Наверное, все-таки нет, ты же не хотел детей. Не видел себя отцом в двадцать лет.
Он не может вымолвить ни слова. В ещё большем шоке, чем я несколько минут назад, когда он признавался мне в любви.
– А за то, что я теперь бесплодна, ты извиняешься? Меня били ногами в живот. Я не только ребенка потеряла. У меня произошёл разрыв обоих яичников. Правый спасти не удалось, его удалили. Левый спасли, но его репродуктивная функция близка к нулю. За это ты тоже извиняешься или нет?
Воцаряется гробовая тишина. Слышно, как за окном громко смеются. В нашей ситуации смахивает на смех во время похорон.
– Лиля, я ничего этого не знал. Что… как… – замолкает в изумлении и растерянности.
– Конечно, не знал. Ведь твоя мамочка подкупила следователя, чтобы тебя не допрашивали.
У Никиты дергается правое веко. Губы не просто бледные, а синие. У меня же начинает жечь глаза. Я не хочу при нем плакать, но я не могу вспоминать о случившемся без слез. Даже спустя шесть лет. Даже спустя годы упорной психотерапии.
– Твоя больная чокнутая фанатка заказала избить меня, – голос ломается и дрожит. – Я была беременна и не знала об этом. Я понимаю, что мы оба не планировали ребенка. А ты так вовсе не хотел и не видел себя в роли отца. Но, черт возьми, Ник, это был наш ребёнок! – из груди вырывается плач. – Это был наш ребёнок! Ему бы уже могло быть пять лет! А теперь у меня не просто нет его! Я вообще не могу иметь детей! Я бесплодна по вине твоей больной фанатки! И после всего этого… после всего, что со мной случилось по ее вине, ты был с ней! – бросаю обвинительно. – Вас сняли папарацци. Я видела фотографии. Ты был с ней! Из всех девушек – именно с ней!
Хватаюсь рукой за кухонную столешницу, потому что иначе упаду без сил. Я будто вернулась на шесть лет назад и прожила все это заново. Вся та боль – и моральная, и физическая – снова пронизывает мое тело, сотрясает душу. Слезы струятся по лицу, я пытаюсь смахнуть их с щёк, но тщетно.
– Лиля, у меня не было с ней ничего! – восклицает. – Я понимаю, о чем ты. Она действительно приперлась за мной в Мюнхен, как-то выследила меня там, приклеилась ко мне в баре. Но у меня не было с ней ничего!
– Да неужели? Ты целовался с ней на фотографиях.
– Этим все и закончилось. И она сама полезла ко мне целоваться.
Я начинаю истерично хохотать сквозь слёзы.
– Лиля, я тебе клянусь, у меня никогда ничего не было с ней. Никогда! Я не спал с ней!
– Даже если и так, это не имеет значения. Уже не имеет.
Никита приваливается спиной к стене, как будто его покинули все силы. Лицо искажено гримасой боли, глаза красные и тоже налиты слезами.
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Зачем? Чтобы ты приехал из жалости, посидел пару дней возле меня в больнице и снова уехал?
Молчит, понимая, что именно так бы все и было.
– Моя мама знала обо всем?
– Конечно. Тебя должны были допрашивать, но она заплатила следователю, чтобы этого не сделали.
Никита плотно сцепляет челюсть и сводит губы в нитку. Пытается подавить в себе приступ гнева, догадываюсь.
– Их всех посадили?
– Нет. Фанатка уехала к тебе в Германию, объявлять ее в розыск отказались. Для этого было недостаточно оснований. А исполнителей просто не нашли. Дело закрыли.
– А как ты поняла, что это дело рук фанатки?
– Мне поступали угрозы. Это дело рук только твоего фан-клуба.
Никита опускается лицом в ладонь, трёт глаза. Всегда с ровной сильной спиной, сейчас он ссутулился. Похож, скорее, не на успешного футболиста-миллионера, а на побитую камнями собаку.
– Лиля, я клянусь тебе, – сипит, – у меня ничего не было с той больной. Нас засняли в баре, когда она ко мне полезла, но ничего не было.
Почему-то эта информация не вызывает во мне никаких эмоций. Ни радости, ни облегчения. Одно сплошное безразличие.
– Мне уже все равно. Убирайся вон, Никита. Убирайся вон из моей квартиры и из моей жизни. Забудь меня, забудь мой адрес. Забудь, как меня зовут.
Несколько секунд Никита ещё стоит у стены, обессиленный моим рассказом. Из него как будто всю жизнь выкачали. А потом наконец-то уходит, оставляя меня наедине с моей вскрытой до крови раной.
Глава 7. Разочарование
Никита
Я выхожу из подъезда Лили и останавливаюсь как вкопанный. Смотрю перед собой и ничего не вижу. Но не из-за темной ночи, а из-за того, что глаза застилает пелена. От всего, что я узнал и услышал, хочется выть раненным зверем. В груди такая адская боль, словно осиновый кол вонзили. Но, конечно, боль, что я испытываю, и близко не сравнится с тем, что чувствовала Лиля, с чем ей пришлось жить шесть лет.
Это я виноват. Я во всем виноват. Уехал, бросил, не взял с собой. Не защитил. Не уберёг. Вместо того, чтобы примчаться, когда понял, что люблю, пытался забыть, вырвать из сердца, выжечь из памяти. Шёл к успеху, пока не понял, что он ничего не значит, если я не могу разделить его с Лилей.
Все, что я имею, все, чего я добился, – пустое место, ноль. Потому что рядом нет Лили.
Жарко. Снимаю куртку, беру горсть снега из сугроба и умываюсь. По башке будто кувалдой долбят. Ни одной связной мысли нет. В ушах звучит голос Лили:
«Это был наш ребёнок! Ему бы уже могло быть пять лет!».
Закусываю губу до крови, чтобы подавить рвущийся из груди крик боли, отчаяния и безысходности. Падаю на колени. Сил нет стоять. Все-таки кричу, выплескивая наружу все, что чувствую. Перед глазами Лиля в слезах и с дрожащими руками.
Это я виноват. Я, я, я. Во всем я виноват. Все по моей вине произошло.
Горло колючей проволокой стягивает, дышать не дает. По венам вместо крови боль растекается. Адская, невыносимая. Скулю от неё себе в кулак. Но что моя боль по сравнению с той, что пережила Лиля? Ничто. Капля в море.
– Пьяный, что ли? – раздается чуть поодаль возмущённый женский голос, обращённый ко мне. – А ну пшел отсюда, пьянь! Сейчас полицию вызову. Ещё чего удумал, валяться у подъезда.
На меня надвигается мужикоподобная женщина.
– А ну вставай давай, – бьет меня по спине большой сумкой.
Как ни странно, а это отрезвляет и приводит в чувство.
– Извините, – сиплю и поднимаюсь на ноги.
– Иди дома пьяный валяйся, а в моем дворе не надо, – и снова замахивается на меня сумкой, но я успеваю отойти на шаг.
«Дом», звенит в голове.
Дом!
Дом!!!!!
– Моя мама знала обо всем?
– Конечно. Тебя должны были допрашивать, но она заплатила следователю, чтобы этого не сделали.
В груди вспыхивает ярость. Мама знала. Все знала и молчала. Нет, не просто молчала. Лгала. На все мои вопросы про Лилю отмахивалась: «Ой, да она к какому-то парню переехала. Не лезь к ней». У меня не было повода не верить словам матери. Да и если логически подумать: действительно, а куда и зачем Лиля могла переехать? Ей нравилось жить с родителями, она прекрасно с ними ладила. Второй квартиры у них нет, а арендовать бессмысленно. Наверное, и правда к парню, думал я и сходил с ума от ревности.
Сотню раз смотрел ее страницы в соцсетях. Фотографий с мужчинами не было, но это же не значит, что Лиля одна. Может, она не выкладывает. Поэтому не писал ей и не звонил. Считал неправильным вмешиваться в чужие отношения и уважал Лилин выбор. Думал, ну раз она полюбила другого, решила создать с ним семью, значит, я должен остаться в стороне. Потому что мне самому бы не понравилось, если бы к моей жене вдруг начал лезть ее бывший. Тем более я сам отпустил Лилю, сам бросил ее.
Блядь…. Мама врала мне. Нагло и гнусно, глядя прямо в глаза. Возмущение, обида и чувство предательства обжигают огнём. Достаю из кармана телефон и вызываю такси. Эмоции разрывают меня на части. Хочется кричать, бить и крушить. Руки сами в кулаки сжимаются, воздух со свистом вылетает из ноздрей. Меня распирает от гнева.
Всю дорогу до родительского дома подгоняю таксиста. Когда наконец-то захожу в подъезд, устремляюсь на седьмой этаж бегом. Нет терпения ждать, когда доковыляет лифт. Остановившись напротив двери, хочу со всей силы зарядить по ней кулаком, но торможу буквально за пару сантиметров. Ярость стучит в ушах и не дает здраво мыслить. А надо.
Приваливаюсь к стене и перевожу дыхание. Отвращение к собственной матери зашкаливает, но мне же будет лучше, если я поговорю с ней спокойно и узнаю то, что мне нужно, а не наору, хлопну дверью и уеду. Поэтому простояв в подъезде несколько минут и немного успокоившись, цивилизованно нажимаю звонок. Часы показывают половину первого ночи, наверное, уже спать легли.
– Кто там? – раздается мамин сонный голос за дверью.
– Это я, мам.
Замки щёлкают, дверь открывается и передо мной предстоет изумленная мать в халате.
– Никита!? Господи! Как… Что… Почему ты не сказал, что приедешь!?
Родительница бросается меня обнимать, буквально виснет на моей шее. Из глубины квартиры выходит сонный отец в одних спортивных штанах.
– Никита! Почему не сказал, что приедешь?
Отца я обнимаю без особого желания. Он же тоже наверняка все знал, а не рассказал мне.
– Почему ты не сказал, что приедешь? Ты надолго? Разве у тебя отпуск? – мама заряжает в меня вопросами.
– Я приехал спонтанно и через пару часов мне надо лететь обратно.
– Ты по делам сборной прилетал?
– Нет. Мы можем поговорить?
– Да, конечно, пойдем на кухню. Что-то случилось?
Я разуваюсь, но куртку не снимаю. Вряд ли задержусь тут надолго. На кухне мама суетится, ставит чайник, достаёт что-то из холодильника. Это мельтешение ещё больше распаляет меня.
– Я ничего не буду ни есть, ни пить. Можешь сесть? – произношу с раздражением.
Мама замирает с кастрюлей в руках. Потом, видимо, понимает, что дело серьёзное, убирает ее обратно в холодильник и садится рядом с отцом.
– Никита, что случилось? – испуганно спрашивает.
– Я виделся с Лилей. Она рассказала мне обо всем, что с ней произошло.
И мать, и отец застывают с вытаращенными глазами. Вид у обоих такой, будто я поймал их с поличным на месте преступления.
– Кхм, ну я пойду спать, мне завтра на работу, – отец первым приходит в себя. – Никит, ну ты почаще приезжай, – говорит, вставая со стула. Хлопает меня пару раз по плечу и выходит из кухни.
Ну да, а как еще может отреагировать отец, если все, что касалось ситуации с Лилей, исходило от матери.
– Никита, я тебя не очень поняла… – нервно начинает.
– Я видел Лилю. Я разговаривал с ней.
– О чем именно разговаривал?
Гнев вспыхивает с новой силой. Меня бесит, что мама решила прикинуться дурочкой.
– Почему ты скрыла от меня все?
Как ни стараюсь держать себя в руках, а, судя по изменившейся в лице маме, я ее пугаю. Порывается что-то сказать, но замирает с открытым ртом. Захлопывает его и молчит.
– Ты скрыла от меня, что на Лилю напали, – цежу со злостью. – Ты скрыла от меня, что она была беременна и потеряла ребёнка. Ты заплатила следователю, чтобы меня не допрашивали. Ты лгала мне в глаза, что Лиля больше тут не живет, потому что переехала к парню и выходит замуж, – делаю глубокий вдох, чтобы не разнести нахрен всю кухню. – Зачем ты это делала, мама?
Она растерянно молчит. Глаза наливаются слезами, но этим трюком меня не проймёшь.
– Я боялась, что ты бросишь футбол! – наконец, выпаливает и шмыгает носом. – Ты так долго шёл к этому, столько лет. У тебя не было нормального детства! Ты терпел изнурительные тренировки, травмы. У тебя столько переломов было, сотрясений. А колено? Да ты чуть ноги не лишился! Ты столько работал, ты всего себя посвятил футболу. Я боялась, что все твои труды окажутся напрасны!
По ее лицу бегут слезы. Они меня вообще не трогают. Вспоминаю плачущую Лилю – и ярость новой вспышкой ослепляет.
– Ты не имела никакого права скрывать от меня такое. Ты хоть понимаешь, что ты наделала?
– Я спасла твою карьеру!
– Да мне нахрен не нужна эта карьера! – рявкаю и, не выдержав, со всей силы бью по столу. Мама вздрагивает и натягивается как струна. – Ты не имела права утаивать от меня! Ты не имела права подкупать следователя! Ты не имела права лгать мне про Лилю! Что она тебе сделала, что ты так поступила?
Ооо, наконец-то мама решила сбросить маску. Слезы как рукой сняло. Сейчас ее лицо приобрело такую знакомую мне строгость и бескомпромиссность.
– Дело не в Лиле конкретно, а в том, что появилась девушка, из-за которой ты стал пренебрегать футболом. Лиля, Валя, Маша, Катя – не важно. Я же видела, каким ты стал.
– Каким?
– Влюблённым дураком! Тебе надо было о карьере думать, а ты со своей ненаглядной Лилей разлучиться не мог. Как ещё хватило мозгов от Германии не отказаться. Да я в церковь сходила помолилась, когда ты уехал. Думала, откажешься из-за Лили. Ну а потом с ней вот эта неприятная история случилась. Узнай ты об этом – примчался бы тут же. Мне очень жаль, что с ней такое произошло, но я боялась, что ты бросишь Германию. Поэтому да, я договорилась со следователем, чтобы тебя не допрашивали. Конечно, был риск, что ты все равно узнаешь: Лиля позвонит или кто-то из ваших друзей расскажет. Но, к счастью, этого не произошло.
У меня нет слов. Просто нет слов. Сжимаю руки в кулаки под столом, пытаясь обуздать гнев. Ненависть к родной матери затапливает с головой.
– Почему ты лгала мне потом? – зловеще выдыхаю. – Когда я про неё спрашивал.
– А потом я уже боялась, что ты узнаешь, что я скрывала от тебя нападение на Лилю.
Зашибись. Она боялась, что я узнаю, что она скрывала.
– Поэтому лгала, что Лиля вышла замуж!?
– Я не говорила, что Лиля вышла замуж, – выкручивается. – Ты спросил, почему она переехала. Я предположила, что, наверное, она переехала к парню.
– Ты не предполагала, а утверждала это! И ещё сказала, что Лиля собирается замуж.
– Нет, я предполагала, – настаивает. – Ну а куда ещё она могла переехать? Вряд ли же она переехала просто так.
Прищуриваюсь.
– Подожди. А ты не общаешься больше с ее матерью?
– С Верой? Да давно не общаемся. Ну, с тех пор, как все это произошло.
Просто пиздец. Я и этого не знал. Я был в полной уверенности, что моя мать и мама Лили по-прежнему лучшие подруги, а значит, моя родительница все про Лилю знает. И если мать говорит, что Лиля переехала к парню и выходит замуж, значит, так оно и есть.
Гнев и ярость уходят на второй план. Ненависть тоже. Остается разочарование. Полное и абсолютное разочарование в родной матери, казалось бы, самом близком человеке. Я не хочу ее видеть, я не хочу с ней разговаривать. Мне противно находиться рядом с ней. Поднимаюсь со стула. Она встает следом.
– Сынок… – заискивающе начинает.
– И последнее. Дай телефон следователя, который вёл дело Лили.
– Следователя? – удивляется просьбе. – Зачем?
– Дай телефон, я сказал.
– У меня, наверное, уже нет его. Столько лет прошло.
– Значит, найди.
– Да где я найду.
– Дай номер, я сказал! – ору на всю кухню.
Пугается.
– Я посмотрю в телефоне в контактах, но я с тех пор два или три телефона сменила, не знаю, сохранился ли…
Быстро семенит в их с отцом комнату. Через минуту возвращается.
– Вот. Семён Аркадьевич, но я не знаю, работает ли он ещё…
Выхватываю у нее из рук мобильный, достаю свой из кармана и переписываю номер.
– Сынок… – переминается с ноги на ногу.
– Видеть тебя больше никогда не хочу. Даже не смей мне звонить.
Сую ей обратно в руки телефон и ухожу прочь из родительской квартиры. Ноги моей больше здесь не будет.








