Текст книги "Симпатика (СИ)"
Автор книги: Ie-rey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)
Хань заехал домой всего на полчаса, чтобы переодеться и прихватить необходимые вещи. Он твёрдо решил остаться в школе – до конца разбирательства. Чем бы всё ни закончилось, он хотел побыть вместе с Чонином и Солли. Ведь, возможно, после он попадёт за решётку на долгие годы или будет депортирован в Китай без права ступать на корейскую землю до конца жизни.
Хань успел собрать сумку и взялся за дверную ручку, когда явились внезапные гости.
– Бледноват, да? – пихнув локтём в бок Минсока, поинтересовался Чондэ. Минсок промолчал так же, как и Бэкхён, старательно делавший вид, что он не с ними и вообще – просто шёл мимо.
– Хён, давно не виделись! – внезапно накинулся на ошарашенного Ханя Чондэ и принялся сжимать в объятиях и трясти, словно тряпичную куклу. – Как сам? Как карьера? Хотя глупый вопрос, конечно. Хён, ты полон задора или уже и лапки опустил?
– Всё хорошо, – полузадушенно пробормотал Хань. Он видел ребят исключительно мельком и в зале, и как-то вовсе не рассчитывал на их визит. Отчасти из-за этой самой внезапности он даже не сопротивлялся, пока его волокли в забегаловку рядом с домом. Уныло осмотрел бутылку с пивом и перевёл взгляд на друзей.
Бэкхён постарался сесть подальше от него. Минсок задумчиво смотрел на Ханя, но пока и слова не сказал. Чондэ бурно фонтанировал – действительно радовался встрече и старался спасти положение, сглаживая возникшую неловкость задорной болтовнёй. Но в итоге не выдержал даже он.
– Может, вы всё-таки поговорите начистоту? Ты и Бэкхён. Потому что это невыносимо. – Чондэ утянул за собой Минсока к барной стойке, оставив Ханя и Бэкхёна за столом одних.
– Не имею ни малейшего желания говорить с тобой, – буркнул Бэкхён и отвернулся.
– Не так давно говорил. Если ещё поговоришь, от тебя не убудет.
– О чём? О чём мне с тобой говорить? – Бэкхён сердито посмотрел на него и демонстративно фыркнул с пренебрежением.
– Хотя бы о том, что не отпусти мы тогда Кая, погибли бы оба. Я много думал об этом. Мне не хочется это признавать, но сложись всё иначе, Чонин погиб бы. И ты это знаешь. Может, я ошибаюсь. Может, я не должен был ничего делать, но всё в итоге привело к тому, что жизнь Чонина была спасена. Нет, погоди! – Хань выставил перед собой ладонь, чтобы пресечь возмущение Бэкхёна. – Я не ищу оправданий всему, что сделал. Вовсе нет. Я далёк от этого. Если бы я искал оправдания, не рассказал бы всю правду и не начал бы этот дурацкий процесс. Но признай, Бэкхён, если бы не Кай, Чонин погиб бы года через четыре. Нельзя вечно ждать удачи в криокамере. Но Кай был и он ушёл от нас, вернулся туда, куда его звали. И вернулся вовремя, чтобы спасти и Чонина, и себя. Если бы я сказал, что люблю его, он остался бы до конца со мной. И умер бы. Дважды. Теперь скажи, что это не так.
– Если бы он остался, и мы знали, что с ним, мы могли бы что-то придумать.
– Что? Что бы мы могли придумать, Бэкхён? Ничего. У нас не было Чонина, и мы ни черта не знали. Он умер бы у нас на руках, и мы были бы бессильны. Ты знаешь это не хуже меня. Дело в другом. В том, в чём ты меня все эти годы обвинял. В убийстве. Но если бы он остался… вот тогда твои слова были бы правдой. Но он не остался. Поэтому… – Хань умолк, поставил локти на стол и закрыл лицо ладонями. – Знал бы ты, как отчаянно я пытался забыть те твои слова. И не мог. Я ведь тоже думал, что… что убил его.
– А сейчас? Сейчас ты его не убиваешь? Он любил тебя, хён.
– А что сейчас? Что я могу? Что ты от меня хочешь? Хочешь, чтобы я полюбил его? Но я его люблю. Всегда любил, если уж на то пошло. Толку вот только никакого!
– Всегда любил? Издеваешься?
– Если бы. Думаешь, так легко разобраться в чувствах? Бэкхён, жизнь редко похожа на сказку. Иногда нужно всё потерять, чтобы понять, что ты чувствуешь. Особенно когда речь идёт о двух парнях. Это всё… сложнее, чем кажется. Довольно странно осознавать себя объектом любви другого парня и верить, что он не считает тебя…
– Женщиной?
– Хотя бы. Но я не об этом. С этим тоже не так просто разобраться, но не это главное. Иногда трудно понять, что пробуждает жажду обладания. Или… наоборот.
– И чего же ты хочешь? Сейчас. От Чонина.
– Я… – Хань помедлил, но всё же договорил: – Я хочу, чтобы он желал меня так же сильно, как Кай. Хочу быть для него особенным. Единственным. Уникальным. Хочу сводить его с ума и заставлять забывать обо всём. Хочу, чтобы он снова любил меня, как тогда… Чтобы я снова мог…
– Почувствовать себя богом? – Бэкхён слабо улыбнулся. – Тебе говорили, что умение делиться с ближними – добродетель?
– К чёрту все добродетели. Мне невыносима сама мысль, что официально он всё ещё обручён с этой выдрой.
– Но это его жизнь, хён. – Бэкхён откинулся на спинку стула и устало прикрыл глаза. – Это – его жизнь. Почему тебе непременно нужно рушить всё? Это – твоя любовь? А Чонина ты спросил, хочет ли он такой твоей любви? Почему он мирился с твоими заскоками четыре года назад, а ты не можешь сделать для него то же самое? Тебе так сильно хочется вычеркнуть из его жизни всё, что тебя не устраивает? Может, ты и Солли хочешь у него отобрать? Просто потому, что он её любит? Хён, в твоих чувствах сам чёрт ногу сломит. Но ты просто подумай о том, что он всё равно тебя любит. И так, как он любит тебя, он не любит больше никого. Неужели тебе этого мало? Ты и так для него особенный и уникальный. И ни к кому другому он не испытывает того, что испытывает к тебе. Создаёшь проблемы на пустом месте, вместо того, чтобы просто любить так, как умеешь.
– Ты ничего не знаешь, – убито подытожил Хань. – Когда-то он просил меня полюбить его, хотя бы на время. А я тогда… Но я же не знал, что это почти что последняя воля. Но теперь… теперь он думает, что я просто притворяюсь.
– Он сам тебе так сказал? Сказал, что ты притворяешься?
– Нет, – убито признался Хань. – Он сказал, что только любви недостаточно. Ну и… что я эгоист.
– Поэтому ты пошёл и громко признался в том, что сделал, – подытожил Бэкхён. – Ты ничуть не изменился, знаешь? Как был придурком, так и остался. А если подумать головой, а не обделённой вниманием задницей? Или ты полагаешь, что Чонин так и не понял, почему до сих пор жив и не в криокамере? Это с его-то мозгами, которыми он шарит в генетике не хуже нас с тобой? Ты, правда, думаешь, что он ничего не понимает? Ты, правда, думаешь, что он тебя винит за создание Кая? Ты, правда, думаешь, что он тебя перестал вдруг любить? Хён, ты круглый идиот просто. И ты просто неверно повёл себя с ним. Когда же до тебя дойдёт, что он не видит в тебе врача и учёного? И он не хочет быть для тебя проектом или пациентом. Он тебя хочет и видит в тебе любимого человека – никого больше. И ждёт от тебя того же. Он не хочет, чтобы ты копался в нём и разбирался с его природой, он хочет быть просто человеком, которого ты любишь. Несмотря ни на что. Вопреки всему. Просто любимым человеком. Это же так просто, что проще уже некуда. Всё, что он помнит о тебе, всегда было неразрывно связано с проектом. Вспомни сам, сколько времени мы все проводили в лаборатории. Неужели ты считаешь его глупцом, который этого не понимал? А потом, когда вы вновь встретились… Скажи, сколько раз Чонин приходил к тебе на сеансы? Сколько раз он видел перед собой врача, а не человека, который любит? Наверное, я могу понять, что в работе ты черпал силы и находил спасение от собственных чувств. Но Чонину никогда не хватит такого объяснения. Никогда, понимаешь? Он способен любить в тебе всё, только не такое вот отношение. Потому что он знает тебя, как никто.
– И как я должен забыть о том, что сделал? Забыть, что я в ответе за всё, что с ним случилось? Забыть обо всех его особенностях, которые появились из-за меня?
– Это знаешь только ты. Больше никто. Это ты пытался вылепить из него своё личное совершенство. Наслаждайся результатом. И хватит выкручивать мне мозги вашими заскоками. Это ваши отношения, вот сами и разбирайтесь. Что я об этом думаю, ты уже услышал. Хочешь, чтобы я извинился? Прости, не стану. Я всё равно считаю, что ты ошибался. Ты не убийца, хорошо. Но ты мог им стать. Если бы Кай не поступил так, как считал нужным, всё пошло бы прахом. И отчасти он сам себя спас, а не ты. Не хочу об этом думать. Да и неважно это теперь. Я всё ещё твой друг и виноват во всём не меньше, но я бессилен в остальном. Сделать его счастливым не в моей власти, хён. Только в твоей. И ты пока с этим не справился. Считай, что я виню тебя в этом. И виню заслуженно, если ты в самом деле любишь его.
Они оба просто сидели и молчали, пока к столику не вернулись с бутылками пива Минсок и Чондэ.
– Мирный договор подписали? – поинтересовался Чондэ, плюхнувшись рядом с Ханем.
– Вроде того, – неохотно отозвался Бэкхён. – Минсок-хён, скажи что-нибудь для проформы, а то молчишь всё время.
– Мне нечего сказать, потому что я тоже чувствую себя виноватым, – коротко отчитался Минсок и сделал глоток прямо из бутылки.
– Наверное, ты прав, – согласился Хань, припомнив рассуждения Бэкхёна о враче и пациенте. В конце концов, о проекте Каю рассказал именно Минсок по собственной инициативе. Кай всё равно узнал бы правду, но… Бэкхён прав, это уже неважно.
Хань оставил сумку в гостиной у дивана и прошёлся по комнатам. Убедившись, что дома нет ни Чонина, ни Солли, он спустился в школу. Проверил главный вход – там было заперто. Медленно побрёл по коридору, настороженно прислушиваясь. Из дальнего зала доносились приглушённые звуки. Возня какая-то…
Хань приоткрыл дверь и заглянул в зал. Чонин осторожно придерживал Солли за плечи, пока она молотила кулачками по опущенной пониже “груше”.
Остановив Солли, Чонин опустился перед ней на колено и быстро что-то объяснил с помощью жестов. Солли помахала рукой и снова взялась за “грушу”. Пара ударов – и улыбка на губах Чонина. Он снова принялся терпеливо объяснять Солли жестами, что именно она делает не так. Поймал её за запястье, потянул вперёд, потом сместил пальцы на её ладонь и крепко сжал её кулачок. Солли сосредоточенно кивнула, размахнулась и ударила кулачком в подставленную Чонином ладонь. Чонин широко улыбнулся и помотал головой. Солли сердито насупилась, осмотрела свою ладошку и попыталась ещё раз. Чонин подхватил её на руки, подбросил вверх и поймал. Ему пришлось повторить это ещё пару раз, чтобы Солли тоже заулыбалась. Обхватив Чонина руками за шею, она тронула губами его щеку и чего-то потребовала жестами. Достаточно красноречиво, чтобы Хань вскоре сообразил, что Солли хочет есть.
Судя по лицу Солли, ответ Чонина её не порадовал. Через минуту оба возились на матах в шутливой пародии на драку. Чонин скрестил перед собой руки, признав себя побеждённым, поднялся на ноги и подхватил Солли. На пути к двери он наткнулся на позабытого Тэдди и сунул его Солли. И ничем не выразил удивления, заприметив торчавшего в дверях Ханя.
– Искал вас, чтобы узнать о пожеланиях к ужину, – брякнул первое, что пришло в голову Хань. В мыслях он всё ещё прокручивал всё, что увидел в зале. И думал, что Чонин вполне без него может обойтись. Если Хань исчезнет вдруг, у Чонина всё равно останется Солли. Быть может, все эти четыре года Чонин и жил только ради Солли.
Солли быстро показала Чонину на пальцах несколько жестов. Он отпустил её, позволив идти собственными ногами, залез в карман комбинезона и вытащил маленький блокнот и ручку. Хань через минуту полюбовался на заказ. Лапша и рыба.
– Ну ладно. Надеюсь, всё необходимое найдётся.
Пока он возился с ужином, Чонин и Солли собирали разбросанные по гостиной игрушки в большую коробку. Хань иногда выглядывал из кухни, чтобы понаблюдать за ними. Всё происходило в тишине, потому что Солли не говорила, а Чонин тоже пока не мог пользоваться голосом, но им определённо было весело. Быстрые обмены жестами, обстрелы мелкими мягкими игрушками, окопы из диванной спинки и подушек, перестрелки из водяных пистолетов… Хань обречённо качал головой, изнывая от желания громко вопросить у Чонина, какого чёрта тот делает, если Солли – девочка, а не мальчик. Хотя это не имело смысла, скорее всего, потому что Солли явно пребывала в полном восторге от происходящего. Пока Чонин не подхватил её одной рукой и не поволок в ванную. Тэдди остался на диване в гордом одиночестве – ему помывка не грозила.
Хань накрыл на стол в гостиной и сунулся в ванную, чтобы поторопить сладкую парочку. Дверь оказалась распахнута, внутри у ванны стоял на коленях Чонин и пытался смахнуть с носа оставленную там Солли белую пену. Солли беззвучно смеялась, а после рисовала Чонину пеной усы над верхней губой. Он слабо отбивался и честно пытался домыть Солли.
Хань прислонился плечом к косяку, наблюдая за их вознёй. Солли взглянула на него мельком, подхватила плавающий в воде ковшик и вывернула содержимое на Чонина. Тот смахнул с лица капли и отряхнул пострадавший воротник, после чего погрозил Солли пальцем.
Процедура вытирания Солли полотенцем и одевания тоже не обошлась без шалостей. Солли болтала ногами, не позволяя Чонину надеть ей носки, и намеренно расслабляла руки, чтобы не засовывать их в рукава. Чонин, правда, всё равно умудрился её одеть и выставить из ванной. Жестами показал Ханю, что присоединится к ним через пять минут, и закрыл дверь.
– Думаешь, за пять минут он успеет? – спросил Хань от нечего делать и придвинул к Солли тарелку. Она ожидаемо ему не ответила, потому что не услышала. Наверное, даже не заметила, что у неё что-то спросили. Хань ещё не обзавёлся привычкой становиться так, чтобы Солли видела его лицо и могла читать по губам всякий раз, как он решит поговорить с ней.
Солли деловито сдвинула рыбу и овощи на одну сторону тарелки, а лапшу – на другую, по центру налила острый соус. И тут система.
Хань отвлёкся от наблюдения за Солли, потому что обнаружил пропажу сумки. Он точно помнил, что оставил её у дивана, но теперь её на нужном месте не оказалось.
– Что за… Я же её тут оставил.
Перед носом у него возник блокнот.
“Сумка в гостевой комнате. Там лучше спать, чем в гостиной”.
Чонин провёл его по коридору и толкнул тёмную дверь. Пока Хань глазел на кровать, шкаф и столик у окна, Чонин сосредоточенно писал что-то в блокноте.
“Комната небольшая, но тебе должно хватить, раз уж ты пока не намерен сваливать. Вещей тут особо и нет, потому что в этой комнате жили мы с Солли, пока делали ремонт. Потом тут никто не жил. Обновишь”.
Хань потянулся было за ручкой, чтобы написать в ответ “спасибо”, но спохватился и устало помотал головой.
– Спячу скоро. Спасибо. Хотя немного странно общаться с тобой с помощью переписки. Тебе ещё не разрешают говорить?
“До конца месяца – нет”.
Хань поколебался немного, вернул Чонину блокнот и тихо спросил, тронув собственное горло:
– Болит?
Чонин немедленно помрачнел и резко черкнул в блокноте короткую строку.
“Я не твой пациент”.
Хань сглотнул, уставившись на захлопнувшуюся за Чонином дверь.
– Но я просто спросил… без… Чёрт.
Ночь Хань провёл в кровати с комфортом, даже выспался отлично и проснулся сам без пяти шесть. Лениво приоткрыл глаз, отметил время на часах и снова смежил веки.
Фантомное ощущение, что он в кровати не один, его ничуть не удивило. Удивило то, что ощущение не рассеялось. Когда же Хань почувствовал за спиной лёгкое шевеление, подскочил на кровати, сел и уставился на ком из одеяла. Медленно потянул за край и даже моргнул, обнаружив свернувшегося клубком Чонина.
Хань помотал головой, чтобы избавиться от наваждения, но это в самом деле выглядело так, словно он вернулся на четыре года назад во времени, а Кай втихаря залез к нему в постель и уснул. Без одежды, к слову. Совсем.
Чонин сонно потёр глаза тыльной стороной ладони, вскинул голову и огляделся. Увидев Ханя, подскочил на кровати и кубарем скатился с неё. Хань кинулся следом, но запутался в одеяле и загремел на пол, долбанувшись коленом. Не удержался от слабого вскрика, потом сел на полу и с обидой уставился на пострадавшую конечность. Затаил дыхание, когда Чонин опустился на пол рядом и ощупал пальцами колено.
Сонный, лохматый и немного растерянный Чонин выглядел так, что у Ханя никак не получалось сделать нормальный вдох. Горячие пальцы на его колене ещё больше выбивали из колеи. Хотя самым поразительным по-прежнему оставалось то, что Чонин залез к нему в кровать и спал там. Как Кай.
Хань прикоснулся к пальцам Чонина на своём колене, удержал, другой рукой коснулся щеки, разглядывая лицо Чонина. Тот отвёл взгляд и хотел отодвинуться, но Хань поспешно прижался губами к его губам. Лёгкие, но частые поцелуи – один за другим. Без намёка на большее – только соприкосновения губ и дыхания.
– Не надо… Хань…
Едва слышный хриплый и непослушный голос, крепко сжатые запястья и такой грустный взгляд из-под длинной чёлки.
– Молчи, – попросил Хань, высвободив руки и обхватив Чонина за шею. – Тебе нельзя говорить.
Он заставил Чонина свалиться на него, прижать к полу. Снова принялся целовать – легко и ненавязчиво.
– Просто полежи со мной… так вот. Немного…
Хань дотянулся до края кровати и сдёрнул одеяло, набросил на них, словно хотел спрятать их обоих от всего мира. Под одеялом было темно и уютно, а их сбившееся дыхание звучало отчётливее – в перерывах между поцелуями. Потом Хань просто прижимал голову Чонина к груди и ласково гладил, запутываясь пальцами в волосах и разбирая тяжёлые пряди. Смешно, но он чувствовал себя в этот миг счастливым. Придавленный тяжестью Чонина, согретый прикосновениями ладоней, упивающийся собственными прикосновениями – счастливый. Нет, умирающий от счастья, потому что Чонин коснулся губами его груди раз, другой, провёл ладонью по бедру, медленно огладил и снова принялся целовать его грудь, находить губами выпуклые вершинки сосков и обводить языком. Недолго. Уткнувшись лбом Ханю в грудь, крепко обнял его – почти до боли крепко. Держал мёртвой хваткой и не двигался, только обжигал горячим дыханием кожу на груди.
Хань в свою очередь прижал его к себе, не намереваясь отпускать. Ни за что. И дрожал так, словно прямо сейчас их близость была полной и совершенной.
Хань не знал, что будет с их любовью потом, не представлял, что из этого вообще получится, зато он знал, что их любовь есть. Пополам с болью, но от этого Хань только сильнее не хотел отпускать её. Не хотел отпускать ни любовь, ни Чонина. Впрочем, для него “Чонин” стало синонимом “любовь”, хотя он и не мог сказать, когда именно это произошло.
Было дело, Хань посмеивался над влюблёнными и раздражённо закрывал книги, когда читал о любви и о том, что якобы вся вселенная может заключаться в одном человеке. Зато теперь он знал, что понять это невозможно, пока не полюбишь сам.
========== 16 ==========
Комментарий к 16
Доброе утро, котики ♥
Ну, праздник продолжается… )))
Ваша Бета
◄ 16 ►
Фургоны встали полукругом, заблокировав центральный выезд из грузовой части порта.
Чонин сунул в чехол на лодыжке боевой нож и занялся сбором винтовки. Безупречные и плавные движения. Ни капли спешки, но винтовка стремительно обретала нужный вид.
– Ты оставил Солли с этим китайчонком? – не выдержал гнетущего молчания Чанёль и подал Чонину оптический прицел. Глухой щелчок ознаменовал окончание сборки. Чонин коротко кивнул, дотянулся до коробки со специальными патронами и сунул её в свободный карман, предварительно достав один заряд. Ещё три точных движения – и винтовка в работе.
– Уверен, что всё будет в порядке?
Чонин медленно повернулся, некоторое время просто смотрел будто бы сквозь Чанёля, потом снова коротко кивнул.
– Засада… Ты и так не особо треплешься, а сейчас и вовсе… как будто с трупом работаю. Ай! – Чанёль потёр ушиб на боку, куда Чонин шутливо ткнул его прикладом винтовки. – Ну, не с трупом, но всё равно – как в склепе. Ты хоть мычал бы для разнообразия.
Чонин взглядом послал его далеко и надолго и двинулся к воде. Винтовка на бетоне, бесшумный прыжок и ладони под ограждением. Чанёль, недовольно ворча на ходу, тоже спрыгнул на узкий карниз под ограждением. У самых ног плескались волны, добравшиеся до приливной отметки.
– Так, по оперативным данным грузовая яхта в ста метрах к западу и на расстоянии от крайней точки суши в порту… около двадцати. Стоит на якоре. Разгрузку завершили четыре часа назад. Три часа назад погрузили клетку с уссурийским тигром. Тигра доставили из Кунсана, где делали забор генетических материалов по программе восстановления вида. Яхта должна была отбыть на Хоккайдо час назад. Там планировали сделать снимки генома для полномасштабного анализа, после чего тигра планировалось вернуть на родину. Его ждут во Владивостоке. Из графика яхта уже выбилась, наши пытаются объяснить ситуацию русским. Нападение совершили на водных мотоциклах. – Чанёль поднёс к глазам коммуникатор, сверяя старые данные с только что поступившими. – Предположительно, на борту пятёрка террористов и экипаж. Требуют вертолёт с подвесом, чтобы забрать клетку с тигром. Судя по акценту, тайцы. Ещё требуют отстранить… твоего отца и свернуть все программы по восстановлению редких видов животных и проектированию искусственных островов. На кой чёрт? Если свернуть проектирование, это ударит по марикультуре. Все морские фермы накроются.
Чанёль попытался разобраться в быстрых жестах Чонина.
– Если морские фермы… накроются… это избавит от… препятствий военных… разработки по… подлодкам… фермы мешают… Правда, что ли? А острова? Тоже? Чёрт, чувствую себя идиотом, который сам с собой беседует. Ладно, куда дальше, господин капитан?
Чонин достал бинокль и осмотрел водную гладь, потом бинокль убрал и запрокинул голову.
– Что?
Чонин указал куда-то вверх.
– Куда?
Через полчаса Чанёль тихо ругался себе под нос и забирался вслед за Чонином на вышку с прожектором, высившуюся здорово в стороне от места активных действий.
– Что мы тут забыли? Ты спятил, да? Яхта во-о-он там, а мы тут. Хороши помощнички, нечего сказать.
Чонин и ухом не повёл, сделав вид, что не слышал ворчания вовсе. Добравшись до прожектора, вытянулся под ним и снова достал бинокль. Чанёль брякнулся рядом и тоже полюбовался в бинокль на чудную панораму. Они, как два конченых идиота, торчали на вышке, пока все нормальные люди занимали удобные позиции, а террористы на яхте ждали свой вертолёт.
– Ты хоть представляешь себе расстояние? Почти две тысячи метров. И ветер с моря приличный. Как ты отсюда стрелять собираешься? Что любопытнее, как ты собираешься отсюда куда-то там попасть, а? И темно уже. Может, пойдём поближе к народу?
– Каппа, на позиции? – зашумело на канале связи. Пришлось Чанёлю стиснуть зубы и ответить как полагается, назвав при этом координаты.
– Вы там направлением не ошиблись? Или просто заблудились? – язвительно уточнил майор Хан.
– Вы у меня спрашиваете? – огрызнулся Чанёль. – Я человек подневольный, что мне говорят, то и делаю. Капитан вот семафорит, что всё путём.
– Неужели? Один из заложников погиб двенадцать минут назад. Если не разобраться сейчас, могут и остальные пострадать. И у них там клетка, которая здорово перекрывает обзор. А в клетке – тигр, в которого нельзя стрелять. Напомните об этом капитану.
Чонин быстрыми жестами “сказал”, что он не собирается стрелять в тигра.
– За тигра можете не волноваться – капитан в него в жизни не попадёт. Особенно с этой позиции, с которой он вообще никуда не попадёт, только в небо, а небу пофиг.
Чонин опять не отреагировал на подколку и удобно пристроил винтовку, подготовив её для стрельбы. Выждав несколько минут, вдруг перевернулся на спину и уставился в тёмное небо.
– Что теперь? – тоскливо вопросил Чанёль и попытался потормошить Чонина, но тот смахнул с плеча его руку, тронул пальцем висок и покрутил кистью в воздухе против часовой стрелки.
– И что тебе это напоминает? – пошевелив мозгами, уточнил Чанёль.
Чонин кончиками пальцев коснулся светлого пятна на собственной шее.
– Глупо. Среди террористов в последние годы всегда хватало тайцев. Если та строительная компания тайская, это вовсе не значит…
Чанёль умолк, уставившись на руки Чонина.
– Можешь помедленнее? Я ни черта не понимаю.
Чонин устало вздохнул, достал из кармана блокнот и ручку, перевернулся на живот и принялся быстро писать при свете прожектора.
“Подумай о том, что они открыли огонь, хотя это не в их правилах. Обычно у террористов есть конкретная цель, которая важна для них. В обычном случае они бы сбежали без драки, но тогда они отстреливались и долго не покидали позиции. Почему?”
– Ну ты спросил… Я, что, террорист по-твоему?
“Потому что у них запланировано несколько операций, скорее всего. И они что-то не хотели показывать. Пока шёл обстрел, они что-то унесли”.
– Что именно? И с чего ты вообще это взял?
“А зачем ещё им требовалось отвлекать наше внимание? Тигр – просто предлог для создания напряжённой политической ситуации с русскими и японцами”.
– А требование отставки твоего отца?
“Не знаю”.
– И вообще, тогда стреляли в меня, а не в тебя.
“Ошибаешься. Стреляли в меня”.
– Но ведь…
“Я попался на крючок. Стреляли в меня, Ёлли. Ты был наживкой. Глупо получилось”.
– Хочешь сказать, мы поэтому торчим на этой грёбаной вышке? Потому что стрелять сюда они не сообразят, ведь позиция невыгодная?
“Не бывает невыгодных позиций. Надо просто уметь пользоваться тем, что есть”.
Чонин невозмутимо склонился к винтовке, потом показал Чанёлю четыре пальца. Чанёль беззвучно выругался, потому что проигнорировать прямой приказ офицера не имел права. Он включил связь и неохотно доложил:
– Говорит каппа. Видим четыре цели и можем стрелять. Какие будут указания?
– Четыре? – возмутился майор Хан. – Все только по две видят. Где вы там вообще торчите?
– Под прожектором. Завидуете?
– Два километра же! И ветер сильный!
– Каппа уверен, что попадёт, – уныло перевёл жесты Чонина в слова Чанёль. – Видит пятую цель. Может стрелять.
Чонин деловито скармливал винтовке заряды, потом надевал перчатки из тонкой замши, которые оставляли открытыми кончики пальцев.
– А что с клеткой и тигром? Каковы предположительные траектории?
– Можете об этом не волноваться.
– Капитан Ким, вы уверены? Стрелять при таком ветре, на таком расстоянии и сверху вниз…
– Прелесть этой атаки именно в её непредсказуемости. Они не ждут нападения с такой позиции, – “перевёл” Чанёль и припал к биноклю. С его точки зрения клетка и впрямь не мешала, хотя он всё-таки сомневался, что Чонин сможет при таком ветре попасть с двух тысяч метров. Чонин стрелял и с четырёх тысяч при сильном ветре, но это было просто соревнование, когда не шла речь о человеческих жизнях. Просто игра. И позиция у него тогда была намного лучше, чем сейчас.
– Каппа, приступайте, если уверены, – после минутного колебания дал отмашку Хан.
Чонин замер, осторожно тронув пальцем спусковой крючок. Лежал и дышал едва слышно, а потом Чанёль перестал улавливать звук размеренного дыхания вовсе. Пять выстрелов друг за другом – долгий выдох.
Чанёль торопливо навёл бинокль на яхту. Два тела за бортом, одно – на носу. Четвёртый террорист баюкал правую руку, сидя на палубе и заливая её кровью, а пятого – тоже обезоруженного выстрелом Чонина – дружно вязала команда яхты.
– Говорит каппа. Цели сняты. Три наверняка, двое – для допроса. Но лучше поспешить, пока экипаж их не добил.
Они спустились с вышки и успели вернуться к фургону, чтобы посмотреть, как парочку террористов увозят для допроса. Чонин взялся разбирать винтовку, а Чанёль распахнул дверцу со стороны водителя, уселся на приступке и принялся сверять данные. Ошарашенно уставился на дисплей, где уже семь минут висело сообщение о бомбе во Дворце Согласия, из-за которой многие видные чиновники не могли этот самый Дворец покинуть. Потом Чанёль отлетел от фургона отнюдь не по собственной воле.
Оклемавшись, Чанёль кинулся к соседнему фургону, оттолкнул парня в оранжевой форме, захлопнул дверцу и рванул следом за собственным фургоном, на котором умчался Чонин.
– Какого чёрта, лейтенант Пак? Кто позволил каппе самовольно покинуть порт?
– Майор Хан, бомба во Дворце Согласия. Я не знаю… Чёрт. Там отец капитана Кима. Сообщают, что заминированы все выходы. Террористы не выдвигали требований. Пока нет никаких сообщений. Полиция оцепила Дворец семь минут назад. Если верить предварительному осмотру, там сложная система. Одна открытая дверь – и всё рванёт к дьяволу. Такое впечатление, что цирк в порту был всего лишь отвлекающим манёвром. Какие будут указания?
– Вы издеваетесь? Можно подумать, капитан Ким готов выслушивать указания. Вы его видите вообще?
– Вишу на хвосте. Правда… – Чанёль оглянулся, оторопел от увиденного и едва не впилился в грузовик. Взяв себя в руки, поправил передатчик. – Э… Майор Хан, кажется, я угнал фургон кинологов. И мне в затылок дышит здоровенная собаченция.
– Тем лучше. Догоняйте капитана Кима и подключайте к делу собак.
– Но как? Я же не кинолог.
– Раз не удосужились прихватить с собой хоть одного, сами управляйтесь как-нибудь с собаками. Нам всё равно ехать на место так или иначе, а капитан Ким обладает необходимой подготовкой. С помощью собак управитесь быстрее. Ну или если всё рванёт, собаки помогут с поиском выживших. Будем через полчаса примерно.
– Я в восторге от вашего “оптимизма”.
– Это не оптимизм, а реализм.
Фургон впереди вынес лёгкие ворота Дворца и подкатил к парадному крыльцу.
– Ну да, ты ж у нас не любитель заходить по-тихому. Тебе ж надо с объявлением и под фанфары, – поскучнел Чанёль и притормозил рядом. – Чонин!
Как же! Чонин пронёсся по ступеням и исчез за высокими створками, даже на секунду не задержался.
– Ребята, на выход! – скомандовал собакам Чанёль, распахнув задние двери фургона. – Надеюсь, вы опытные и сами разберётесь в ситуации. Главное, я пустил вас в дело.
Чанёль ответственно пересчитал собак. Получилось четыре. Негусто, но чем богаты…
Чонин промчался вверх по ступеням, поозирался по сторонам в пустом приёмном зале и побежал по длинному коридору к залу заседаний. Обычно там хватало журналистов и прочих представителей различных пресс-служб и служб по связям с общественностью. Не в этот раз.
Он всё ещё помнил планировку Дворца Согласия, хотя был тут с отцом раза три, не больше. По собственному выбору, потому что политика его никогда не интересовала. И вот уже четыре года отец ни разу не заикался о политической стезе и собственных планах на Чонина, которые существовали раньше.
Чонин остановился на пороге камеры перед входом в зал. Там толклись охранники и представители служб госбезопасности. Старались ничего не трогать и осматривали конструкцию на двери.
Но наиболее очевидное всегда наименее важное.
Чонин выхватил из рук секретаря зеркальце, огляделся и уселся прямо на пол, потом улёгся, не обратив внимания на ошарашенные лица присутствующих, и принялся рассматривать потолок. На первый взгляд всё обычно, ничего странного. Вытянувшись на животе, он поставил перед собой зеркальце и постарался смотреть на него краем глаза. Убил три минуты, но всё-таки заметил алый отблеск и откатился к стене со стойкой. Под стойкой нашарил пластиковую коробочку и аккуратно вытащил – насколько позволяли провода. Прикинув расположение этой детали, он снова улёгся на полу и поискал взглядом похожую коробочку на потолке с противоположной стороны. Ничего, но должно бы быть. Тем более, в случае с проводной конструкцией. На потолок он пялился тоже минуты три. Потом уловил ещё алый отблеск. Пришлось забраться на спинку дивана с ногами, чтобы отковырнуть замаскированный пластик ножом. Коробочка свесилась вниз на двух тонких проводах.
