Текст книги "Симпатика (СИ)"
Автор книги: Ie-rey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
Там, у зеркала, они сгорали друг в друге. На кровати получалось по-другому. Хань двигался плавно и неторопливо, низко склонившись над Чонином, смотрел на их бёдра и видел, как медленно толстый ствол погружается в его тело. От этого только сильнее хотелось стать одним целым. С Чонином. Срастись с ним кожей, телом и душой. Узнать всё, что было скрыто в глубине тёмных глаз.
Кая тоже отличала скрытность, Хань помнил. Хотя в эмоциях Кай оставался по-детски непосредственным. Чонина отличала застенчивость, и все его эмоции в итоге превращались в загадку.
Сейчас раскинувшегося на влажных от пота простынях Чонина никто не назвал бы застенчивым. Он проводил кончиком языка по губам – до грешного блеска, обжигал тлеющей страстью из-под полуопущенных ресниц, уверенно удерживал Ханя и резко подавался бёдрами вверх, словно стремясь проникнуть в Ханя ещё глубже, чем это вообще возможно. Хань крепко сжимал его бёдра коленями и ощущал дрожь смуглого тела. Слышал неровное дыхание, но даже не пытался понять, чьё оно – Чонина или его собственное.
Прилипшие ко лбу и вискам тёмные пряди, резкие черты, твёрдые скулы и острые линии нижней челюсти, маняще приоткрытые чувственные губы, как будто созданные для ироничных усмешек и ослепительных улыбок… Хань со стоном отчаяния свалился на Чонина. Полжизни всего за один поцелуй – прямо сейчас.
Пол и потолок поменялись местами, и Хань закусил губу, разглядывая лицо Чонина над собой. Не сдерживаясь, застонал и развёл ноги шире, потом сжал коленями бока Чонина и выгнулся, чтобы сделать проникновение ещё более откровенным. Кончиками пальцев без устали гладил смуглое лицо и подставлял губы под поцелуи.
Всё такой же. Полный огня. Хотя бы в постели Чонин терял застенчивость и не прятал эмоции. Контраст мог напугать или свести с ума. И вряд ли кто-то мог сразу предположить, что за застенчивостью, смущением, молчаливостью и замкнутостью припрятано пламя такой мощности. Впрочем, танцевал он тоже по-настоящему. Хань был пьян тогда, но всё равно помнил.
Он метался и бился под Чонином, упрямо искал его губы и умолял бы не останавливаться, если б мог. Он хотел его любым. Словно калейдоскоп, когда при каждом встряхивании получаешь новую картинку, не похожую на предыдущую. Фрагменты всё те же, а вот узор всегда разный и непредсказуемый.
И устоять никак, потому что симпатика.
Время, обстоятельства, условия – это всё не играло абсолютно никакой роли для них двоих. Кажется.
Зажмурившись, Хань честно пытался дышать, потом вскинул голову, чтобы полюбоваться на собственные бёдра и живот, залитые как его спермой, так и Чонина. И это, чёрт возьми, возбуждало. Он снова тянулся к Чонину, обнимал, прижимался липким телом, увлекал за собой, заматывая их обоих во влажные простыни. Пока они не замерли, прильнув друг к другу. На губы Ханя легла ладонь, едва он собрался нарушить тишину. Он слабо кивнул и уткнулся носом Чонину в плечо. Смежил веки, упиваясь ощущением заблудившихся в его волосах пальцев. И беззвучно попросил Чонина не уходить. Никуда не исчезать.
Чтобы Хань мог проснуться и увидеть его рядом.
Чтобы это точно не казалось сном, который он сам себе придумал.
– Ничего не понимаю, – доверительно признался Чунмёну Чанёль, остановив машину у дома родителей Чонина. – Этот придурок слепил второго Чонина, и ты потом из двух сделал одного?
– Нет. – Чунмён устало потёр лицо ладонями. – Он не лепил копию. Он воссоздал Чонина и стёр ему память. Вроде того. В криокамере осталось тело, а сознание… чёрт, оно было сразу в двух местах. Но так нельзя. А я… я, выходит, исправил это и соединил обратно. В одно. Как должно было быть.
– Ты извини, конечно, Чунмён. Ты дико умный и всё такое, но у меня уже крыша едет. – Чанёль погладил руль ладонью и тяжко вздохнул. – Я тебе верю, но плохо понимаю, как это.
– Мне достаточно и того, что ты мне веришь. Этого достаточно. В детали всё равно вникать будут специалисты, хотя для обывателей это тоже будет выглядеть… некрасиво. И вот это уже хуже. Для Ханя. Если они так и не поймут, что именно он сделал, то и осуждать его будут не за то, за что следует. Больше всего я именно этого и опасаюсь. Чтобы взвесить его поступки и действия, надо хотя бы понимать, что он сделал.
– Чонин жив, – наклонив голову, отметил Чанёль и покосился на Чунмёна.
– Да. Но что с ним сейчас происходит, никто не знает.
– Он не выглядит так, будто ему плохо. В смысле, он здоров.
– Тоже верно, но последствия могут проявиться далеко не сразу. Иногда для этого нужны десятилетия. Ты куда собираешься?
– Чонин оставил сообщение, что Солли в каком-то парке в Инчоне, надо забрать её. Просил присмотреть за ней до утра.
– А сам что?
– Понятия не имею. Его же отпустили с дежурства. И ты лучше знаешь, почему. В отдел он не возвращался, только сообщение и прислал. Может, пошёл убивать того китайчонка. Ты же знаешь, он вспыльчивый. Как спичка. Правда, отходчивый. Будем надеяться, что отошёл он раньше, чем китайчонка грохнул.
– Вспыльчивый он только с близкими. От посторонних он это удачно скрывает.
– Угу. Давит респектабельностью. Вечно ржу, как читаю газеты и статейки в журналах про его холодность и высокомерие. Весь в папочку, ага. А только отвернись – сразу покусает и скажет, что так и было. Печенье хочешь?
Чунмён помотал головой, полюбовавшись на неизбежную коробку с миндальным печеньем. Чанёль и миндальное печенье – вечный тандем.
– А ты финиками запасаться не пробовал?
– Зачем? – искренне удивился Чанёль.
– Финики полезные.
– Печенье – тоже, – невозмутимо отрезал Чанёль. – Ну, я поехал за Солли?
Он подождал, пока Чунмён выберется из машины, плавно развернулся и почесал к Инчину. По пути с некоторым опозданием сообразил, что речь шла об исследовательском комплексе, где случился инцидент с акулой. И Чанёля чуть удар не хватил, когда он разглядел Солли в воде. Она щеголяла в специальном красном костюмчике с термозащитой и плавала, удерживаясь за дельфина.
Чанёлю тут же полезли в голову мысли о новых прорехах в ограждении и шастающих повсюду в количестве акулах. Он немедленно замахал длинными конечностями, изображая собой ветряную мельницу, чтобы привлечь внимание Солли и выманить её из воды.
– Кошмар! Кто только пустил в воду ребёнка? А вдруг какая напасть?
– Какая ещё напасть? – заворчали у него за спиной. – Тут дельфины. Никакой напасти.
– А, господин Бён… Немедленно извлеките ребёнка из воды! И вообще, это моя девочка. Что она вообще тут делает?
– Ещё чего! С каких это пор Солли – ваша девочка? – немедленно «распушил хвост» Бён Бэкхён и грозно подбоченился. – Вы вообще себя в зеркале видели?
– А это тут при чём? – опешил от неожиданного выпада Чанёль и замер со странно вскинутыми руками, перестав изображать ветряную мельницу. – И Солли – дочь моего друга.
– Солли – дочь моего друга, – возразил Бэкхён, подчеркнув интонацией слово «моего» в противовес Чанёлю.
– Нет уж! Чонин – мой…
– Да что вы говорите? Я его знаю больше четырёх лет! Чонин – мой…
– Да вот ещё! Ты, мелкий…
Оба заткнулись и озадаченно посмотрели вниз. Солли подплыла к ним и сосредоточенно дёргала их за штанины. Убедившись, что она добилась внимания, девочка сосредоточенно неспешными жестами категорично объяснила «двум упрямым и глупым дядям»:
– Хватит делить моего папу. Он всё равно только мой.
– Вот так вот, – подытожил Бэкхён, быстрее разобравшись в плавных жестах Солли.
– Солли, что ты тут делаешь? И где вообще твой папа?
Солли выбралась из воды, сосредоточенно помахала дельфинам и тогда только соизволила перейти к объяснениям. В результате Чанёль узнал, что Солли обещали дельфинов, поэтому Чонин привёз её к Бэкхёну и попросил присмотреть, предупредил, что вечером её заберёт Чанёль и «покатает на паровозике» и «на лошадке», а утром Чонин снова за ней придёт. Разумеется, в качестве паровозика и лошадки выступал сам Чанёль собственной персоной.
– А куда он сам делся? – Чанёль поправил чёлку Солли и слабо ей улыбнулся.
Солли сосредоточенно нахмурилась, будто прислушиваясь к чему-то далёкому, потом неохотно ответила быстрыми жестами:
– Папе больно. И плохо. Ему нужно на время спрятаться ото всех. Но он так не сделал.
Бэкхён с заинтересованным видом тоже опустился на корточки рядом с Чанёлем и заглянул Солли в лицо.
– Откуда ты знаешь, что ему плохо?
– Тут. – Солли прикоснулась пальчиком к собственному виску. – Я всегда знаю. Я слышу его. Или вижу. Или всё сразу. Он всегда здесь.
Бэкхён заметно побледнел и нервно покосился на Чанёля.
– А ты знаешь, где он сейчас?
– Знаю.
– И что он делает?
– Это вас не касается.
Бэкхён закусил губу, но спросил всё же опять:
– А он? Он знает, где ты? Тоже тут? – Бэкхён неуверенно прикоснулся пальцем к виску.
Солли ничего не ответила, даже сжала кулачки в знак молчания и нежелания отвечать.
– А ты знаешь только о нём, или о других тоже?
– Чувствую. Других. Здесь. По-другому. Про папу всегда знаю точно. Про других… слабо. Обезьянка любит папу. Я знаю. Дядя Чанёль любит папу, я тоже знаю. Здесь. Как дельфины. Когда не надо говорить. Всё есть тут. Вот так. – Солли вдруг протянула руку и прикоснулась пальцами ко лбу Бэкхёна. – Так лучше. Как картинки на стекле, только обрызганные водой. Иногда трудно разобрать. У дельфинчиков хорошо получается. У меня не так.
– Пойдём переодеваться, – оклемавшись, предложил Бэкхён, поднялся и поспешил в кабинет. Ничего не понимающий Чанёль рванул следом.
– Что… Что это…
– Тише! – Бэкхён упал в кресло и прижал ладонь к глазам. – Эмпатия? Господи, только этого не хватало!
– Что? Солли мысли читает?
– Вряд ли. Если бы читала, она бы сказала, что делает в точности то же, что и дельфины. Но она сказала, что это просто похоже, но не так. Хотя чёрт его знает. Кажется, по отношению к Чонину это и впрямь может быть телепатия. У них идентичный геном и нет блока в воспоминаниях. Она помнит всё, что помнил Чонин. Так, дай подумать… Солли пережила воспоминания Чонина и перестала разговаривать, так? Что, если её способности – результат именно этого. Она не говорит и не слышит, но потребность в общении осталась. И вот… Чёрт, но что же тогда с Чонином? Солли так и не сказала, умеет ли он это. И точно эмпатия, не больше. Господи, если об этом станет известно…
– Что будет тогда? – насторожился Чанёль, опустившись в кресло у стола.
– Не знаю. Уже ведь запущен процесс по делу о краже генома Чонина, ты слышал, наверное?
Чанёль кивнул.
– Хань внёс изменение в геном. Минимальное. И Чонин получил этот изменённый геном четыре года назад. Но дело точно не в нём, потому что у Солли исходный геном Чонина – без изменений. Всё, я ничего уже не понимаю! – Бэкхён обмяк в кресле без сил. – Хотя… А если это объясняет, почему связь Чонина с Каем была настолько сильной и тесной? Почему он продолжал осознавать себя даже в криокамере? И, возможно, ему удавалось воздействовать на Кая таким способом? А если это именно он заставил Кая вернуться в Сеул, чтобы дать шанс им обоим? Чёрт-чёрт-чёрт… Эмпатия – это не такая уж и редкость. Она чаще встречается у кровных родственников, а Солли – это ребёнок, смоделированный на базе генома Чонина и как его замена. Эмпатия в их случае вероятна и объяснима. Но то, что Солли может так же легко чувствовать любого другого человека… И если Чонин тоже может…
Чанёль вдруг уставился на собственные руки.
– Что?
– Нет, ничего, наверное.
– Нет уж, выкладывай.
– Ну… – Чанёль помялся. – Чонин не всегда дослушивает до конца фразы, как будто знает уже, чем они закончатся. И с ним бесполезно играть в покер. Вообще бесполезно. Он всегда как будто точно знает, что у противника на руках. Часто во время операций он заранее знает, как поступит террорист. Хотя говорили, что он всегда умел с поразительной точностью предвидеть действия террористов. Ещё до… до всего, что случилось тогда. Но это всё. И я бы не назвал его чувствительным к другим, если честно. И не сказал бы, что у него хорошая интуиция. По-моему, на эмпата он точно не тянет. У него с собственными эмоциями проблемы ещё какие. Более или менее открытый он только с теми, с кем достаточно близок.
– Одно другому не мешает. Насколько помню научные выкладки, эмпаты в большинстве своём могли похвастать той же проблемой с эмоциями, что и у Чонина. Выражать собственные эмоции им всегда в разы сложнее, чем чувствовать чужие.
– Я думаю, проще спросить самого Чонина, может ли он делать то же, что и Солли. Потому что Солли не скажет. Солли всегда очень болезненно реагирует на всё, что касается Чонина. И если это правда, что она хранит в себе его воспоминания, то неудивительно. Если с Чонином что-то случится, Солли этого не вынесет. Она ведь, получается, фактически видела уже одну его смерть. Вряд ли она хочет увидеть нечто подобное ещё раз. Достаточно вспомнить, как она реагирует на людей, которым Чонин не по душе.
Бэкхён тяжело вздохнул.
– Мне кажется, Солли видела больше, чем одну его смерть. Солли ещё видела и Кая, потому что геном взяли незадолго до операции, а Чонин ни хрена в криокамере не спал, а занимался бурной деятельностью в другом теле. И я сильно подозреваю, что Солли в курсе тех приступов, что были у Кая. Хуже того, она в курсе всего, что с Каем происходило, что он медленно умирал. И в курсе, что, когда и как он чувствовал. Странно, что она не воткнула ножницы Ханю в шею. Разве только… разве только, Солли знает, что чувствует Хань. И это…
========== 12 ==========
Комментарий к 12
Держитесь, котики ♥
Всё будет хорошо!
Ваша Бета с очередной главой в лапках
◄ 12 ►
Хань сонно обнял скомканное одеяло, лениво повёл ладонью по смятым простыням за спиной. Ткань ещё хранила тепло. Он резко сел и огляделся. Выхватил взглядом тень у двери и моргнул.
Чонин успел сбегать в душ и найти чёртов комбинезон. Как раз затянул ремень на поясе и поправлял воротник.
– Собираешься сбежать? – хриплым то ли спросонья, то ли после стонов накануне голосом спросил он и неловко сполз с кровати. Добрался до Чонина и вцепился в тот самый ворот, который Чонин успел расправить.
– Солли, – коротко ответил Чонин, разглядывая его с лёгкой задумчивостью.
– Ты наверняка оставил её в надёжных руках. – Хань потянулся к всё ещё ярким после бурной ночи губам.
– Эти руки не мои. А я – не ты. Я нужен ей и должен вернуться. Я обещал.
Хань замер, пристально глядя на Чонина и пытаясь понять, было ли это упрёком. Свет, пробивавшийся сквозь занавесь на окне, казался слишком слабым, значит… рассвет.
– У тебя ведь ещё есть время? Может, выпьешь что-нибудь и просто немного поговоришь со мной?
Быстрый взгляд в сторону окна, закушенная нижняя губа и, наконец, едва заметный наклон головы. Хань потащил Чонина за собой, наплевав на одежду, усадил за стол и занялся приготовлением кофе для себя и горячего шоколада – для Чонина. Украдкой поглядывал на задумчивого Чонина и… наверное, любовался.
Поставив перед Чонином чашку, не выдержал и коснулся ладонью спутанных тёмных волос. Расчесал пальцами, потрогал длинную густую чёлку, наклонился и прижался губами к виску. Чонин тихо вздохнул и потянул его к себе. Через миг Хань сидел у Чонина на коленях – лицом к лицу – и обнимал за шею. Чонин осторожно повёл руками по его бокам, медленно опустил ладони на бёдра, мягко привлёк к себе и не стал возражать, когда Хань коснулся губами его губ.
– И ты не злишься? – прикрыв глаза, прошептал Хань после лёгкого поцелуя.
– На что?
– На всё. Я ведь всё рассказал, и теперь… это разбирательство…
– Я никогда не пытался лишить тебя свободы выбора. И я не могу совершать поступки за тебя. Ты сделал то, что хотел сделать. Это было очень глупо, но ты хотел этого.
– Я просто хочу, чтобы ты был со мной.
Едва заметная кривая усмешка на полных губах.
– Нет, я же не говорил, что хочу считать тебя… – Хань нахмурился, собрался с духом и выпалил: – Я люблю тебя.
Чонин покачал головой.
– Это правда!
– Я знаю. Этого было бы достаточно. Четыре года назад. Но не теперь.
– Почему? – выдохнул в губы Чонину Хань и крепче обнял, не собираясь отпускать его.
– Потому что у Кая был только ты. В остальном он был беззаботен и слеп. Чонин сильно отличается.
Хань долго смотрел в тёмные глаза, нервно покусывал губы, но всё же рискнул предположить:
– Солли?
– И Солли.
– Я ей не нравлюсь? – У Ханя перехватило дыхание. – Она… не верит мне? Просто дай мне время. Мы с ней подружимся. Я постараюсь и…
Чонин вновь покачал головой.
– Всё сложнее, чем ты думаешь.
– Вовсе нет. Невесты у тебя уже нет, ведь так?
– Ты постарался избавиться от Чжису, но она ещё ничего не отменила. И лучше бы тебе решать проблемы по мере их возникновения. По порядку. Сейчас тебя другое должно беспокоить.
– Да, сложно будет, если я окажусь за решёткой пожизненно, – с трудом улыбнулся Хань. – Но теперь я знаю, где накосячил. И я всё равно не жалею, что стащил твой геном. Он был нужен мне. Не для эксперимента, нет… Он нужен был мне лично. И я не хотел бы, чтобы тебя стёрли из моих воспоминаний. Любым. – Хань отвёл густую чёлку со смуглого лба, коснулся кончиком пальца тёмной брови, повторил строгий рисунок и тронул кончик носа Чонина невесомым поцелуем. – Ты не любишь спешить, но я не хочу отпускать тебя просто так. Даже на время.
Хань нарочито поёрзал у Чонина на коленях и облизнул губы.
– Это…
– Голод с выдержкой в четыре года. – Хань расстегнул комбинезон, погладил ладонью Чонина по груди, ощупал пряжку ремня и слегка дёрнул. Пришлось взяться за неё обеими руками, чтобы через минуту ремень упал на пол. Раздевать самого Ханя не требовалось – он до сих пор оставался раздетым.
Кончиками пальцев по смуглой коже на груди и животе, ниже, до желанной тяжести в ладони. На поцелуй Чонин ответил, что давало надежду. Хань прикусил его губу, лизнул, одной рукой гладил шею, другой без спешки водил по всей длине члена, тёрся собственным. Потом торопливо взял в рот пальцы, пососал, напоследок пару раз провёл языком по ладони и вновь сжал член Чонина, увлажнив его собственной слюной.
Со стола полетели чашки – наполовину пустая с шоколадом и нетронутая с кофе. Чонин почти швырнул его спиной на залитую кофе столешницу, выбив воздух из лёгких. Запрокинув голову, Хань развёл ноги и, вцепившись пальцами в расстёгнутый комбинезон, дёрнул Чонина к себе, на себя. Его тело так естественно приняло Чонина, всё ещё разморенное и податливое после ночных вспышек страсти. Хотя стол мог и не выдержать их огня, ну и чёрт с ним.
Громкие стоны метались под высоким потолком. Спина Ханя скользила по разлитым по столу кофе и шоколаду. Голова бессильно свесилась и покачивалась в такт быстрым резким движениям. Затвердевший после первого же толчка член Ханя дерзко упирался Чонину в живот и молил о внимании. Чонин часто и сильно прижимался бёдрами к ягодицам Ханя, вдавливая в кожу металлические заклёпки на комбинезоне. Прохлада металла только подстёгивала чувственность Ханя, заставляла выгибаться и извиваться, елозить по гладкой и влажной от кофе столешнице.
Хань с трудом вскинул голову и ухватился за плечи Чонина. Смотрел на него из-под полуопущенных ресниц и пытался понять, как он вообще жил без этого целых четыре года. Игрушки и прочие замены не в счёт, они и рядом не стояли.
После ночи тело Ханя вспыхнуло и отозвалось быстро. Всего несколько минут – и он потерялся в реальности, чтобы с головой окунуться в оргазм. Сжимал в себе Чонина, впивался короткими ногтями в тёмную ткань комбинезона на плечах, крупно дрожал всем телом и самозабвенно насаживался на член, пока мог, а после таял от ощущения тёплой влаги, струившейся по ложбинке меж ягодиц. Слабо застонал – Чонин пальцами очертил растянутой вход, смазав края спермой.
Прикрыв глаза, Хань лежал на столе и слушал, как Чонин приводил себя в порядок и застёгивал ремень. Горячие пальцы на подбородке и глубокий поцелуй.
– Мне уже пора.
Хань слабо улыбнулся и кивнул.
– Тебе идёт… кофе с молоком.
Повернув голову, Хань приоткрыл глаза, чтобы посмотреть, как Чонин уходит, потом с трудом приподнялся на локтях, сел. На столешнице и коже – смешанный со спермой крепкий кофе. И на бёдрах следы от пальцев Чонина. Не только на бёдрах, наверное. Томительная пустота внутри и звенящая от лёгкости голова. И запах Чонина как обещание, что всё ещё может измениться. Хань неуверенно потрогал себя между разведённых ног, втолкнул в себя палец на фалангу и мягко погладил. Медленно погрузил палец внутрь себя на две фаланги и томно прикусил губу… Возбуждение не улеглось. Стоило лишь вспомнить ночь и утро, и Хань принимался мягко двигать пальцами. Член почти не реагировал на эти относительно невинные ласки, но телу нравилось, и Хань продолжал сидеть на столе и неторопливо поглаживать эластичные стенки внутри, представляя, что это не его пальцы, а…
– Хён, дверь была открыта, так что… Господи! – На пороге застыл Сэхун, а за его плечом замер Тао. Они пялились на Ханя широко распахнутыми глазами.
– Вот это порнография, вот это я понимаю… – мрачно буркнул Тао, оклемавшись наконец, и отправился за одеялом.
Тем самым одеялом, которое пахло Чонином.
Чанёль и Бэкхён одновременно повернули головы, едва заслышали, как распахивается дверь. Чонин настороженно застыл под их пристальными взглядами, неловко поправил ворот и нахмурился.
– Что случилось?
Наверное, они выглядели как родители, что едва дождались нежно любимое чадо после ночного загула. И чаду лет пятнадцать.
Бэкхён сжал кулаки и покосился на Чанёля, тот вопросительно косился на него в ответ.
– Поговорить надо, – мужественно бросился в атаку Бэкхён. – О Солли.
Чонин на миг будто прислушался к себе, потом мотнул головой.
– Она что-то натворила?
Бэкхён бросил на Чанёля многозначительный взгляд. Пожалуйста. Вместо тревоги и паники – ледяное спокойствие. Чонин выглядел как человек, который точно знает, что с его дочерью всё в порядке.
Для полноты картины тихо скрипнула дверь детской спальни. Солли прошлёпала по ковру, прижимая к груди мишку и потирая кулачком глаза. Привычно добралась до Чонина и затихла, едва он взял её на руки – снова уснула.
Чонин задумчиво оглядел занятый диван и опустился в кресло, устроив Солли поудобнее у себя на коленях.
– Так что случилось?
Ладно. Бэкхён вздохнул и прямо посмотрел на него.
– Солли слышит тебя. Чувствует тебя. Но, что хуже, она чувствует и других.
– В каком смысле?
– Перестань. – Бэкхён устало потёр лоб ладонью и обмяк на диване. – Она не слышит и не говорит, но видит картинки. Как дельфины. Она сама призналась. И ты должен понимать, что это значит.
– Думаешь, дело в том несчастном одном проценте? – Чонин криво усмехнулся.
– Не пытайся задурить мне голову. У Солли нет этого процента. У неё твой чистый геном. Знаешь, если бы это ты творил такое, я бы не сильно удивился. Кстати, ты творишь?
– Нет, – отрезал Чонин.
– Почему я тебе не верю? Ты не умеешь врать.
– Это правда.
– Не верю, – упрямо повторил Бэкхён.
– Я всего лишь слышу Солли. И всё. Ничего больше.
– Слышишь? – Бэкхён хищно прищурился.
– Э-э-э… – озадаченно протянул Чанёль, которому Бэкхён успел кое-что рассказать, но далеко не всё, так что он слабо понимал, что происходит.
– Потом, – отмахнулся Бэкхён от Чанёля и снова посмотрел на Чонина. – Ты слышишь Солли?
– Именно. Буквально. Я слышу её голос. Довольно реалистично. Никаких картинок, как видишь. И слышу только Солли, никого больше.
– Погоди, а как же твоё чутьё в боевых условиях? – возмутился Чанёль.
– Никак. Просто хорошая подготовка. Это же легко – просчитать действия террористов, если знаешь их цели.
– Он издевается? – беспомощно спросил у Бэкхёна Чанёль.
– Не похоже. Кажется, он сам в это верит. Быть может, делает это неосознанно.
– Какого чёрта? – возмутился теперь уже Чонин. – Что ещё я делаю неосознанно?
– Чувствуешь других. Если я тебе сейчас скажу, что Хань тебя не любит и никогда не любил…
Чонин вовремя спохватился и промолчал, правда, не поленился испепелить Бэкхёна взглядом.
– Вот именно! Откуда ты знаешь, что это не так? Только не говори, что со слов Ханя. Четыре года назад он разбирался в собственных чувствах куда хуже, чем сейчас. Минуту! Это, что же, получается, Кай тоже умел… Нет, не могу больше. Чанёль, мне нужен кофе. Термоядерный и немедленно. Иначе я тут совсем спячу.
– Ты уже спятил, – любезно “утешил” его Чонин.
– А ты вообще молчи! Господи! Ну за что мне это? Вечно ты весь какой-то… не по плану! И Хань тоже… Два барана! Чанёль!
Как и было уговорено, Чанёль полез за приготовленным пистолетом и наставил его на Чонина. Чонин и ухом не повёл.
– Почему ты его не остановил?
– С предохранителя не снял, – равнодушно объяснил Чонин. – И стрелять он точно не собирается.
– Ага! Откуда ты знаешь?
– Да у него на роже это написано. Может, хватит уже?
– Ну ладно! – Разъярённый Бэкхён отобрал оружие у Чанёля и тоже наставил на Чонина. Выждал паузу и потянул за спусковой крючок.
Сухой щелчок нарушил тишину.
Чонин спокойно смотрел на него.
– А вот это тебе будет сложнее объяснить…
– Не особенно. Чанёль иногда рассуждает здраво, так что наверняка убедил тебя разрядить пистолет перед дурацкими экспериментами. Обычное следование инструкции. Он достаточно долго работает со мной, чтобы правила впитались в кровь. Бэкхён, я солдат. Если хочешь проверять свои теории, проверяй их в той области, в которой ты сам уверен. Не лезь туда, о чём не имеешь представления. Я отлично знаю, как выглядят люди, которые намерены проливать кровь и убивать. Ни ты, ни Чанёль сейчас так не выглядите. Это самый банальный опыт, а вовсе не что-то заоблачное и сверхъестественное. Это точно так же, как ты понимаешь, когда акула нападёт, а когда поплывёт себе дальше.
Чанёль с ошеломлённым видом плюхнулся на диван.
– Всё равно. Ты многие вещи знаешь, какие не знает никто. И ты всегда уверен в том, как будет действовать преступник. Ты не предлагаешь варианты, ты всегда излагаешь схему действий так, будто железно уверен в этом.
– Тебе всего лишь так кажется.
– Ну да! Ещё скажи, что всем разом так кажется! И ты всегда знаешь наверняка, когда попадёшь в цель. Ещё до выстрела!
– Я просто хорошо стреляю.
– Бесполезно. – Чанёль беспомощно посмотрел на Бэкхёна.
– Ладно, это сейчас не так важно. Куда важнее разобраться с Солли. Нужно выяснить причины и механизм её способностей.
– Хочешь и её превратить в объект для экспериментов? – помрачнел Чонин.
– Нет. Но это нужно. В самом деле. Если ты хочешь, чтобы она вновь говорила и слышала. Сейчас она всё больше пользуется своими талантами, а значит, вероятность, что она вновь заговорит и начнёт слышать, стремительно уменьшается. Сейчас ей никто не нужен. Только ты. Она может говорить с тобой – остальное для неё не имеет значения. Но ты ведь сам отлично понимаешь последствия этого. Ты можешь гарантировать, что будешь рядом с ней всю её жизнь? Вряд ли. Подумай, что с ней будет, когда тебе придётся оставить её. Подумай о том, что она всю жизнь будет одинока, потому что кроме тебя ей никто не нужен. Мы с Чанёлем – замена тебя на время, на очень короткое время. И, знаешь, мы с Чанёлем тоже не бессмертные. И это у нас ещё своих семей нету. А потом? Это ненормально, и ты прекрасно это знаешь. Солли может любить тебя, но воспринимать мир и более адекватно. Если помочь ей. Если закрыть глаза на всё, мы только хуже сделаем. Кроме того, если она вновь будет говорить и слышать, она не потеряет свои способности, но сможет лучше с ними управляться.
Чонин промолчал. Кончиками пальцев отвёл длинную прядку с лица сладко спящей у него на руках Солли и закусил губу.
Бэкхён отстранённо думал, что видит перед собой человека, прожившего две жизни сразу. Человека, который никогда не был женат, любил парня, но мог похвастать дочерью. Он вызывал и удивление, и восхищение сразу. Абсолютная ошибка реальности.
– Тебе на дежурство скоро. Не возражаешь, если Солли побудет у меня? С дельфинами ей не так одиноко в твоё отсутствие.
Чанёль держал мысли при себе и даже не предлагал неизменное печенье. Хотя так было лучше, чем вновь торчать в кабинетах, любоваться через стекло на Чондэ и Минсока и их попытки как-нибудь выручить Ханя.
– Ты уже говорил с отцом? – Чанёль лениво вытянул ноги и с комфортом развалился на стуле. На всю казарму гремела музыка, а чуть в стороне пятёрка коллег резалась в карты.
Чонин валялся на диванчике и смотрел в потолок – всё равно делать было нечего. Машину для дежурного объезда забрала сменная группа. В гараже остались только фургоны для экстренных выездов, но тревожных сигналов не поступало. А до конца дежурства ещё семь часов.
– Логово на связи, приём.
– Логово, проверка двух гражданских…
Чонин прикрыл глаза и отрицательно качнул головой в ответ на вопрос Чанёля.
– В газетах и новостях пока ничего.
– Знаю.
– Временное затишье. Перед бурей. Чжису звонила?
Чонин снова покачал головой.
– Слушай, а как вы с этим китайчонком… ну… это самое…
– Не твоё дело, – отрезал Чонин, не потрудившись открыть глаза.
– Нет, я чисто технически… Что, вот прямо так – и в…
– Ёлли, я тебя умоляю.
– Ну интересно же. Хотя логично – он красивый как картинка. Наверное, везде красивый. Готовить он хоть умеет?
– Угу.
– Уже полегчало. Будет тебя и Солли кормить. Надо ему подогнать рецепт миндального печенья.
– Не надо. У тебя уже годовые запасы, куда больше? Лучше научи его блины жарить.
– Ага, значит, у тебя на него планы!
– Не знаю, Ёлли. Иди лучше в карты сыграй…
– Логово, срочный вызов. Красный код. Новостройка у набережной к югу. Портовая магистраль. Поступили жалобы от жильцов соседнего дома.
– Принято. Выезжает группа пять-три.
– Или нет, – договорил Чонин, слетев с дивана, подхватив сумку и рванув к гаражу. За спиной топал Чанёль.
– Пусти меня за руль!
– Нет уж. Снова будем тащиться как в прошлый раз.
– Я не сяду в машину, пока ты за рулём!
– Кто тебя спрашивать будет? Проверь лучше снаряжение и винтовки.
– Заряды боевые или оставить резину?
– Резину пока, а там видно будет. – Чонин круто вывернул руль, и фургон вылетел из гаража по дуге и боком. Тяжело встал на все колёса и с рёвом помчался вперёд по улице.
– Я… ничего… не поставлю… такими темпами… Чёрт!
Чонин хмыкнул, различив характерный звук падения.
– Эй! – возмущённо позвал Чанёль. – Ещё один синяк – и я тебе выставлю медицинский счёт к оплате. Ты хоть предупреждай, что ли…
– Ёлли.
– М-м-м?
– Держись крепче.
Фургон красиво прошёл крутой поворот на выезде к магистрали. Правда, всё содержимое фургона при этом покинуло законные места и разлетелось по полу. Чанёль пробежался от хвоста фургона к кабине, едва не свернул себе шею, наступив на огнетушитель, и повис на спинке сиденья рядом с водительским.
– Ненавижу тебя…
