355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Goblins » Свартхевди - северянин (СИ) » Текст книги (страница 9)
Свартхевди - северянин (СИ)
  • Текст добавлен: 22 октября 2016, 00:00

Текст книги "Свартхевди - северянин (СИ)"


Автор книги: Goblins



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 15

– Кто ты таков, парень? – обратился ко мне дед – И откудова?

Я половину слов не понял, но, по смыслу того, что до меня дошло – примерно это старик и спросил. Он прищурившись, рассматривал меня, с головы до ног, и оглоблю свою из рук не выпускал.

…Упырь Свартхевди. Много откуда. Сейчас – из лесу…

– Свартхевди Лошадь, кричать мой, – ответил ему я на общем, мобилизовав весь свой скудный лингвистический запас – Сын Бьерн Борода Полоски… Эээ… Как же будет «внук» на общем? Гарму под хвост все эти дурацкие дикарские наречия… Отец отца? Твою же ж мать… – Отец мой отца кричать Торвальд… Эээ… Большой рыба? Аааа, йотуново говно!

– Не ломай язык, нордман – прервал мои мучения старик, слова прекрасной речи людей благословенного Севера давались ему с натугой, но проще, чем мне «общий» – А теперь скажи мне еще раз, кто ты, откуда, и почему ты нам помог?

Женщина, а вернее, девушка, довольно, как оказалось, симпатичная, с русыми волосами, убранными под платок, тоненькой фигуркой и миловидным личиком, при звуках чужой для нее речи, раздавшейся из уст деда, недоуменно переводила взгляд с него на меня и обратно.

– Меня зовут Свартхевди Конь, сын Бьерна Полосатая Борода, внук Торвальда Трески. Помочь решил, потому, как недостойно многим нападать на одного. А откуда… – вздохнулось мне – Из дому я, да в лесу заблудился. Ты, кстати, как понял, что сын я Нурдланда?

– Помочь? – дед скептически хмыкнул – Я б и сам управился. Не смотри, что борода седая, сила в костях есть еще у старого Тома, чтобы кучку детишек разогнать. А как понял? – он недоуменно пожал плечами – Демонов этих ваших поминать, Гарма да йотунов, наш человек зря не будет. И оберег с молотком на шею одевать тоже, – он взглядом показал на бронзовый символ Мьелльнира, висевший у меня на шее.

– Мудрость при тебе, старик. Но не поможет тебе сила, от стрелы в горло. Там, – я махнул рукой в примерном направлении – Лежит стрелец, а вот это, – показываю ему трофейный лук – У него забрал. Но скажи мне, почтенный, откуда ты знаешь язык моей Родины? И нет ли поблизости моих земляков? И где мы находимся?

– Это ты долго блуждал-то, Свартхевди Конь, – дед, убедившись в моей незлобивости, оглоблю кинул на телегу, и обстоятельно принялся отвечать – Здесь, и на многие сотни миль вокруг земли королевства Ория, владения барона Вильгельма. Земляков твоих в нашей деревне нет, и в Дубках нет, откуда мы возвращаемся, а в баронстве вообще… – он на миг призадумался – Не знаю. А насчет языка – так я ведь не всегда был знахарем, – дед тяжело вздохнул – Когда-то и меня вела дорога приключений, а потом мне прострелили колено, – он немного помолчал – Но, вижу, что помощь твоя пригодилась, глядишь, и действительно, меня бы подкололи стрелой, как гуся, а Анну снасильничали, или с собой утащили бы.

Он подошел к валяющемуся на брюхе чернявому, перевернул его на спину, и пощупал шею.

– Живой, говнюк, – пробормотал дед – Помоги-ка погрузить их на телегу, – это он мне – Не стоит их тут оставлять, а то волки порвут. Довезу до деревни, сдам старосте, да судить их будем. Виру с родни спросим, а не дадут, так страже баронской отдадим – королевские рудники да каменоломни завсегда людишек требуют.

Видать, какие-то дедовы знакомые? Я бы их тут и оставил: порвут – такова их, значит, судьба. Или дорезал – ни к чему врагов плодить (так отец учил).

– Воля твоя, дед, – согласился я – Но, скажи, далеко ли твоя деревня? Смогу в ней на постой остановиться, и дорого ли возьмут за это? И есть ли у вас кузнец?

– Найдется, – дед сноровисто связал разбойникам руки их же поясами, потом взял чернявого одной рукой за штаны, а второй за ворот рубахи, крякнул, и закинул в телегу – У меня остановишься. А о плате за постой сговоримся, недорого возьму.

На том и ударили по рукам.

Я же вернулся в лес, но не за мешком (пусть лежит пока под корягой, заплатить есть чем, а вернуться за ним всегда успею) а за верной своей дубиной, что пойдет на топорище для новой секиры, и за незадачливым лучником. Ну и рубаху прихватить, и онучи, и пояс, и все остальное трофейное барахло. Лучник лежал там, где я его оставил, а на его телесах паслись тучные стада комаров.

До деревни деда, именуемой местными «Прилучина», было еще прилично, и мы разговорились. Я старался больше спрашивать, да слушать внимательно, что дед мне поведает, в точности, как поучают древние саги:

Гость осторожный,

дом посетивший,

безмолвно внимает —

чутко слушать

и зорко смотреть

мудрый стремится.*

Выяснить удалось немало: славное королевство Ория выхода к морю не имело, и граничило с несколькими княжествами и союзом вольных городов. Ну а с этой стороны – с Гиблыми Топями, что скрывались за небольшой полоской леса. Миль с десяток – Том сказал – до границ топей отсюда. И, эдак, хитренько прищурившись, все допытывался, из какого я отряда. А я никак не мог взять в толк, что он имеет в виду, пока дед, в раздражении сплюнув, не спросил в лоб.

– Ты, нордман, честно скажи: в топи лазил? И не один ведь? Скажи уж честно – шли в руины, нарвались на нежить, и сгинули твои товарищи. Нешто я непонятливый совсем? Ты не держи старого Тома за дурака, будь ласков! Так докуда добраться успели? Сторожевые посты-то старые уж все обобраны до ржавого гвоздя, по мертвому лесу шарились, или дальше пошли?

– Эээ…

– Тяжко с тобой. Ну, сам посуди: вылез ты откуда-то голый да безоружный, – он кивнул на дубину и дернул меня за рукав рубахи, что была мне велика, зато вполне впору голозадому стрельцу (он уже очнулся, и чтоб заткнуть фонтан сквернословия, пришлось затолкать ему в пасть его же онуч).

– Один, не местный, и на торговца не похож, – продолжал старец – И не ездят по этой дороге торговцы, и разбойников тут нет, – дед взглянул на сложенное в кучку воинство – Не было, то есть. А отсюда пешим ходом либо до Прилучины, либо до Дубков только добраться можно, так вот, с Дубков намедни два отряда ушло, старые кости поворошить, да с Прилучины не так давно один. Так вот ты и получаешься у нас кто?

– Кто?

– Конь в… В… С дубьем. Говори уж, с кем ходил, да чей отряд в болотах головы сложил. Не Ланса ли Хромого? Он мне денег должен остался, за снадобья.

– Не понимаю, о чем ты, Том.

– Охохо… Не веришь ты людям – дед молча пожевал губами – Хотя, может, и прав, что не веришь – время такое, что никому нельзя верить. Кто без специальной королевской грамоты в Гиблые Топи лазает, тому без суда рудники светят. Но мы закон не нарушаем, не так ли? – дед хитро мне подмигнул.

– Вроде того.

Девушка, не понимавшая ни слова, откровенно скучала, а я украдкой, на нее косился. И, откровенно говоря, немного давил на нее, внушал интерес и симпатию, – а что, девка симпатичная, а я уж со счета сбился, сколько дней девы не знал. Не сильно, нет, так, по капельке.

– Так ты, дед, за постой-то что попросишь? – поднял я все же интересующую меня тему, а то сомневаюсь, хватит ли мне того, что в кошеле, чтоб и на снаряжение, и на оружие, и на ночлег с питанием, и не придется ли за заначкой возвращаться, да потрошить ее. Висюльки в кошеле стоят немало, но поди их еще продай.

– В благодарность за помощь, денег с тебя не возьму, да у тебя, небось, и взять то нечего? А пока живешь у меня, по хозяйству поможешь. Согласен? – он дождался моего кивка, и продолжил – Или, может, делать что умеешь, а не только мечом махать? Если добрый плотник или гончар, так найдем дело, Прилучина – деревня большая, еще и денег заработаешь, хоть на одежку по размеру тебе.

– Плотничать не тем топором учен (не то, чтобы я совсем не умел – но душа к такому делу не лежит). Да и не по мне это – в пастухи или плотники, – ответил я деду правдиво.

– Хех! – усмехнулся дед – В пастухи… Кто ж чужаку скотину-то доверит? Пастух у нас – человек уважаемый, не то, что у вас, рыбоедов, и человек со стороны им быть никак не может.

– Травы я знаю, могу зелья варить, настои всякие. В болезнях разбираюсь.

– Поняааатно, – протянул старик – Травы, значит… На-ко, глянь, – он порылся в одном из мешков, лежащем в телеге, и вынул оттуда связку сена – Что это?

– По-нашему – Жабья трава, по-вашему – не знаю. Как основа для зелий используется.

– Гляди ж ты, и, правда, знаешь. А это?

– А это, дед, надо в кипятке заваривать, и ткань или кожу вымачивать, для крепости. Но если передержишь – колом стоять будет.

– А это что такое?

– Эту травку, дед, используют, когда змий твой ленив стал без меры, и работать не хочет. Пожуй на ночь – и как жеребец молодой станешь, любую бабу заездить сможешь. А если на кипятке настоять правильно, то просто бодрить сильно станет. А если…

– Хватит, хватит. Вижу, знаешь. Кто учил?

– Бабка одна. Как знала – пригодится.

Эх, Хильда, Хильда… Скучаешь, небось, старая, по мне?

– Так ты за лекаря в отряде был? Ладно, ладно, – он ухмыльнулся в бороду – Не буду больше. Вот что, Свартхевди, есть у меня большой заказ, на зелья, да еще кое на что – часть налога Прилучина им в баронскую казну заплатит. Помощник не помешает, подмогнешь? А пока поживешь на всем готовом, язык наш разуметь начнешь? А как закончим, так я тебе подорожную у старосты выправлю.

– Ты о чем, дед?

Тот усмехнулся.

– Нездешний ты – оно и видно. Барон власть крепко держит, бродяг и разбойников не терпит, и во всем королевстве такие порядки. Тебя без подорожной любой патруль из стражи схватит, да в холодную утащит. А там сознаешься, и в бродяжничестве, и в воровстве каком, и в том, что в Топи ползал. В каменоломнях народу-то не хватает – вот тобой местное товарищество и пополнится. А будешь одет, обут как вольный человек – так и цепляться никто не станет, но подорожная, все одно, не помешает.

– Как это так, старый! – возмутился я – Свободного карла за ни за что хватать, и куда-то тащить?

– А по тебе и так видно, кто ты есть таков – голодранец и бродяга. И языка не знаешь, и законов тоже, а значит, что? Значит, самое тебе место в каменоломне, или на руднике серебряном, или медном. Смекаешь?

– Дурацкие законы у вас, и страна дурацкая – пробормотал я – Хотя девушки красивые…

Девица мне улыбнулась, словно поняв, что речь идет о ней. Хех, не растерял навыков, однако, действует уже!

– Но-но, Анну не трожь – дед показал мне кулак, размером мало не с мою голову – Смотри у меня…

Прилучина оказалась немалым селением, защитой которому служили довольно высокие стены – повыше, да и поосновательнее, чем у нас в борге, я хорошо их рассмотрел: ворот со стороны леса не было, и дорога делала приличный крюк, огибая деревню. Вдоль дороги располагались несколько хозяйств: видать, расширялась деревня, тесно за стенами становилось. Возле обитых железом ворот, распахнутых настежь, стражи не наблюдалось, но со стены деда окликнули, спросили что-то – Том ответил, но останавливаться не стал.

– Куда мы? – спросил я Тома – К тебе? А то жрать охота уже.

– Потерпишь, – отозвался старик – Сначала к Хэму, старосте нашему, – он кивнул на наш груз – Этих сдать. В порубе или сарае посидят, а вечером как Хэм соберет уважаемых людей, меня позовет, и решим, что делать с ними, повесить, сдать страже, или виру содрать.

Пока добирались до усадьбы старосты, успели собрать небольшую толпу любопытных, галдевшую, топавшую за телегой и увлеченно разглядывающую ее груз. И меня тоже. Неуютно как-то, не привык к такому вниманию. Но это понятно – чужаки всегда подозрительны.

Староста, оказавшийся квадратным дядькой, с изрядным пузом, Тома выслушал, переговорил с пленными, вытащить которых нашлось немало помощников, и приказал вести их в бревенчатый сарай, что возле его дома. Парень, с разбитым плечом сам идти не мог – его отнесли, а остальные трое уже оклемались, и испугано озирались по сторонам, предвкушая справедливое над собой возмездие.

– Поехали, пообедаем, – Том взгромоздился на телегу – Все, сдал ублюдков, теперь пусть Хэм о них заботится.

– Ты знаешь их?

– Еще бы, вся компашка – с Дубков, а приходили за Анной. Вильям, это которому ты ногу прострелил – заводила у них, все покоя ей не давал, замуж звал. Сам голодранец, только кулаками махать и умеет, в амбаре мышь повесилась, дом кривой, руки из жопы растут… Ну как племяшку за такого отдавать? Эх, жалко, не воюем ни с кем, а так бы забрали этого лба люди барона, пику в руки – и в ополчение.

Пхэ… Рассказывали мне старшие, про «воинство» такое. Народу много нагонят, а под ударом хирда рассыпается оно, как горшок из глины, если по нему кузнечным молотом попасть. В хирде, может быть всего сотни две-три карлов, или даже меньше, а разгоняли такие армии числом в несколько раз превосходящие. Не числом войско сильно, а умением хирдманов, удачей и хитростью ярла, и помощью Асов, что не оставят детей славного Севера.

Столоваться дед определил меня в доме, а жить на сеновале: на дворе лето, ночи теплые, крыша не течет, и вообще, так ему, старому Тому, спокойнее, а то, мало ли, ошибусь ночью комнатой, Анну напугаю…

Так что, жизнь наладилась.

В первый же день продал Тому одну из безделушек, найденных в болотном поселении. Тот повертел ее в пальцах, надкусил, взвесил, хитро усмехнулся, но монет мне отсыпал, серебра и меди, сказал честно, что берет по весу, а если хочу продавать, как украшение, то надо в город везти, там дадут больше, он, дескать, знает скупщика.

Намекает, старый, чтоб я остальное явил? Погодим пока.

Деньги мне нужны на визит к кузнецу, а то, что за карл без оружия? И приодеться бы надо, а то выгляжу и, правда, как бродяга. Ну и в харчевню заглянуть, а то по пиву тоскую, да с народом познакомлюсь, в общении поупражняюсь.

И к жрецу еще надо – пожертвовать за душу того славного карла, что снабдил меня амулетом, спасшим мне жизнь в болотах. Долги надо отдавать, а я ему задолжал.

Тем и занялся.

Жреца, косматого мужика с плечами пугающей ширины, посетил, купил поминовение для усопшего.

Харчевню навестил, пива выпил, с народом познакомился. С молодежью подрался, причем раздал много больше, чем получил (ловкость и выучка воинская при мне!), чем заслужил уважение, потом помирились, выпили и за это (дрались честно, я тут как бы не чужак, а гость Тома, которого в Прилучине уважали). Играл с местными в кости: как оказалось, жульничать здесь почти не умеют, и прием, когда верхней костью в кулаке прижимают нижнюю тут неизвестен (а у нас за подобное бьют рожу) – выиграл много, но специально все проиграл обратно, оставив лишь немного себе на пиво, ибо не надо мне тут врагов.

Кузнец, оказавшийся вечно мрачным детиной со склочным характером, выковал мне железко для секиры. Заплатил я ему немало, даже учитывая, что Том был со мной. Если бы не это, то цена могла бы и удвоиться: чужакам обычно одна цена, своим – другая. Да и работа не самая простая: мне ведь не колун для дров нужен, и бородатую секиру с вытянутым жалом, да из лучшего железа, что у него было, мужик мне сковал. С топорищем тоже немало пришлось помаяться: бывшая ветвь чудесного дерева оказалась весьма твердой, и резалась с великим трудом, что, впрочем, для топорища и к лучшему. Древесиной же напоминала дуб, хотя и с отличиями, и каких-либо волшебных качеств я в ней почуять не мог – дерево и есть дерево, правда, на диво твердое.

Деду еще помогал с заказом, как сказал Том, управляющий барона обновлял запасы в замковой лекарне, а знахарем Том слыл знатным.

И вот, примерно на вторую неделю моего тут проживания, все-таки растащил меня хитрый дед на откровенный разговор.

Сам он варил свои растворы, мне же доверил варку клея, для потребностей баронского шорника, или еще кого. Клей я обещался сварить по нашим рецептам, такой, что насмерть держит, и Том согласился, пообещав взыскать стоимость ингредиентов, если испорчу. Но я не испорчу.

Да, рецепт костяного клея мне рассказала Хильда, а я его усовершенствовал. Всего-то добавить кое-какие травки, да силы немного вложить при варке. Могучая вещь, сохнет быстро, держит прочно, хранится долго. Я тогда, пробы ради, и смеха для, намазал им одну из скамей в длинном доме, где достойные карлы вечером собирались, дабы выпить браги, вина или пива, да побеседовать о важном. В общем, штаны, присохшие к лавке, влипнувшим мужам пришлось срезать, и познали они насмешки товарищей. А моя задница чуть позже познала березовые розги…

Нда, не будем о грустном.

Так вот, помешиваю я половником бурую жидкую массу, похожую на кисель, снимаю периодически пленочку, а дед меня одолевает расспросами. Неймется старому, жаждет обогащения дед златолюбивый, денег алчет.

– Так ты, Свартхевди, подумай хорошо, – дед прикрыл крышкой котел с варевом, и принялся в задумчивости прохаживаться по сараю, вдоль стены – Если добычу будешь сбывать сам – пропадешь ведь! Сдаст тебя скупщик, а золото все себе оставит, налог лишь заплатит барону и все, и благодарность от стражи еще получит. А я все устрою, за долю малую.

– Отстань от меня, Том, нет никакой добычи! Чуток совсем, только на снаряжение, и то, порастратил уже, кузнец вот жадный ваш не в меру, за новое железко для секиры с меня знаешь, сколько содрал? – отбрехивался я – Нет, давай лучше об Анне поговорим, вот красивая же девка, как вышло, что одна до сих пор?

– Анну тронешь – руки оторву, не про тебя она. А про «нет добычи» ты другому кому расскажи. А мне-то доверять можешь, или все еще будешь говорить, что в Гиблых Топях не был? И даром весь отряд головы сложил, ничего не найдя? Ах, да, ты ж без отряда, как былинный богатырь, – дед хитренько усмехнулся – Не глупи, Конь, подумай лучше!

– Ну, был я, был в топях, что дальше? Нашел, кой чего, но немного.

– Ну, смотри, и думай хорошо. О тебе забочусь. Так ты, значит, не из Лансовой банды? Плохо, долго мне долг с него ждать, а так бы с тебя стребовал… А видел, может, чего интересного, в топях-то?

– Болота и есть болота, дед. Развалины видел, но там до меня, похоже что, побывали.

– Аааа, – разочаровано протянул Том – Так вы, небось, до сторожевых постов добрались только?

– Не знаю, до куда, и я там один был, Том, надоел уже! А что это было – развалины деревни, может быть. Добычи нет – потому что на своих двоих унесешь немного, да и пошевеливаться надо было.

– Деревня, говоришь? Это ты про Россоху? – уточнил старик – Ну, там остовы от домов только остались, а посреди – часовня недостроенная?

– Часовни не видел, все в тумане было. Видел дома каменные, много, некоторые обвалились, но есть и целые. Дерево там еще было, живое. Интересно, Том – я оглянулся на старика, он внимательно меня слушал, поглаживая окладистую бороду – Все засохшее вокруг, а дерево живое, и полянка при нем.

– Так, так, так! – дед заметно напрягся – Дерево? Какое?

– Да откуда я знаю…

Я, так то, знаю, но лучше помалкивать. Мудрость предков такова:

Кто молчать не умеет,

тот лишние речи

заводит нередко;

быстрый язык

накличет беду,

коль его не сдержать.*

А я уже и так проболтался.

– А не было ли возле того дерева каменной чаши? – как бы невзначай поинтересовался Том – Такая, без украшений, серая, голубая, может, желтая?

– Да была, вроде, белая, с черными прожилками. Не было в ней золота, и вообще ничего ценного не было, вода одна…

– Ты пил ее? – голос у деда срывался – Пил? Сколько капель? Две? Пять?

И чего он так разволновался? Ну, накапало с ветвей, ну и что?

Я вспомнил, как у меня от этой воды живот раздулся, словно мех с брагой, и потом противно булькал. Но по нужде, что странно, все же не гоняло. Вот ведь очередная загадка мироздания: почему пиво в харчевне после третьей пинты уже наружу просится, а дождевая вода в болоте – нет?

– Не знаю, сколько это в каплях, дед, – я снова помешал варево – Но если считать в ведрах, то будет, примерно, половина.

Сзади раздался треск, и странный звук, вроде как мешок с овсом на пол бросили.

Я обернулся: дед сидел на полу, сжимая в кулаке пучок волосьев, выдранный из своей, прежде, нежно лелеемой бороды, и беззвучно разевал рот, не в силах сказать ни слова.

Я бросил черпак в котел, подошел к впечатлительному старику, поднял его, и усадил на лавку. Отобрал надранную им с себя же паклю, метнулся к котлу и обмакнул ее в клей – негоже достойному мужу ходить с прорехой в бороде, надо поправить, а то урон мужественности какой: борода-то она, суть, мужа украшение, мудрости житейской свидетельство. Подбородок у Тома трясся, и ровно приложить волосы не получилось, налипло спереди. Ай, сам потом поправит, как ему нравится…

Том постепенно пришел в себя – уж не падучая ли у него? Или, может быть, болен чем? Я же вернулся к котлу – кипит ведь, догляд нужен.

– Тттыыы… Пил…

– Ну да, Том, своя-то водица у меня кончилась, а этой еще и вымыться хватило, и рубаху простирнуть, – чистосердечно поведал я ему.

Послышался глухой хрип.

Я снова оглянулся, и не зря: одной рукой Том держался за сердце, вторая шарила возле попорченной бороды. Она и так пребывала в беспорядке: с подбородка по бокам свисали две длинные пряди, как у бывалого скальда, а третья, которую я так неловко подклеил, воинственно торчала вперед. Нет, он не успокоится, пока все не выщиплет, и меня же потом винить будет. Чтобы чем-то занять стариковы ручищи, я сунул ему перемазанный в клею черпак, и он вцепился в него, как утопающий хватает протянутое ему добрым другом весло – мертвою хваткой.

– Мыыыылся??? – проскрипел Том, неожиданно истончившимся от пережитого голосом – Вооодааааа…

– А, ты пить захотел? Сейчас, я мигом!

Нет, дед точно чем-то болен. И бредит. Но странно, хворей в нем я не чувствовал. Наверное, надышался паров. Да, точно! Душно тут, слишком. Вернусь – проветрим.

За питьем для деда ходил долго: пока нашел ведерко, пока бегал к колодцу… Пока Анну встретил, поцеловал…

Эх, надо было старика-то на воздух вытащить, а то, как бы он там не задохся. Вот ведь, Сварти, ну когда ж ты повзрослеешь – клял я себя – Вечно у тебя ноги вперед головы думают!

Подбегаю к сараю и вижу интересную картину: дед на воздух выбрался самостоятельно, и теперь со страшным рыком машет моим черпаком. Вверх-вниз, вверх-вниз, вправо-влево. И ловко как у него получается – аж воздух гудит, разрезаемый могучими взмахами. Я даже залюбовался лихой дедовой сноровкой: словно ярый духом берсерк в гуще врагов сокрушает неприятеля. Вот ведь, седина в бороду, а воинских упражнений ни на минуту не оставляет, лишь выдалось свободное мгновенье – он и тренируется!

Уважаю. Позор младым, кто ленится, почет и слава таким вот старикам…

Или… А может это ритуал такой? И поражает дед невидимых бесов священным ясенем? Надо бы понаблюдать, запомнить. Глядишь, полезно окажется, в иной раз.

Понаблюдать за собой дед не дал: лишь узрев меня, старательно повторяющего за ним движения, в попытке понять их скрытый смысл, он взревел медведем, и бросился ко мне, вздымая над головой грозный свой черпак.

Все-таки надышался, подумал я, и окатил его из ведра.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю