355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Goblins » Свартхевди - северянин (СИ) » Текст книги (страница 11)
Свартхевди - северянин (СИ)
  • Текст добавлен: 22 октября 2016, 00:00

Текст книги "Свартхевди - северянин (СИ)"


Автор книги: Goblins



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

В лицо мне плеснули водой.

С трудом открываю глаза – все двоится, страшно болит голова. Оно и понятно – получил по ней неоднократно, да и везли, как мешок с отрубями, перекинув через седло. Обнаруживаю себя в странном положении: связанные руки за спиной, связанные же ноги, и вообще я весь некомфортно примотан к стволу дерева, а веревки здорово впиваются мне в организм.

Рожа тоже болит, чему не удивляюсь.

Свиноухий, с уже пожелтевшим бланшем под глазом, стоит передо мной, и что-то говорит, а я не слышу – в ушах звенит. Он бормочет, снова и снова спрашивает, тыча мне в лицо какую-то вещицу, потом, не дождавшись ответа, хлещет мне по роже – и сознание снова уплывает в неведомые дали…

Прихожу в себя в том же положении, только в горле горчит, а ушастая скотина убирает в чехол на поясе небольшую флягу.

В башке больше не гремит кузница карликов, и в глазах прояснилось.

Убедившись, что я способен отвечать на вопросы, он снова ткнул мне в лицо каким-то мусором.

– Откуда у тебя это, падаль? – спросил он на общем.

Я скосил глаза – болотный талисман, так славно выручавший меня в Гиблых Топях.

– Нашел в болотах, – прохрипел ему в ответ.

Ушастый приложил мне ко лбу теплую круглую бляшку амулета, перевел взгляд на нее, нахмурился.

– Не врешь. Где именно нашел?

– В болотах говорю…

От удара в живот перехватило дыхание.

– Где?

– С трупа снял, старого, давно лежит там, не помню пути в то место, – едва восстановив дыхание, смог ему ответить.

Запираться нет смысла – все равно дознаются, железо в костре раскалив, да и безделушка, хоть и волшебная – это не стоянку хирда врагам выдавать, будучи пойманным в разведке.

– Не врешь! – снова повторив манипуляции с бляшкой, проговорил эльф.

– Откуда это взял?! – ко мне подскочил давешний эльфенок, в кулаке сжимая мешочек. Он высыпал из него плашки с рунами на землю, и выудил семечко, которое мне вручил болотный Хранитель.

– Откуда, отвечай, шиираах!!!

– Нашел в болоте, дорогу показать не могу – а что я мог ему еще сказать?

Судя по кривым мордам напротив, амулет мои слова подтвердил.

Ослоухие перекинулись несколькими фразами на своем птичьем языке, заспорили, потом старший свиноух показал на проглядывающее сквозь кроны деревьев солнце, уверенно собиравшееся в сторону заката, и младший, похоже сдался, возмущенно что-то прошипев.

Старший же, покосившись на него, подозвал остальных, и меня отвязали от дерева, врезав, предварительно, поддых – чтобы не брыкался. Снова туго связали ноги, руки за спиной, а потом на шею легла петля. Веревку они перекинули через ветку дерева, и аккуратно принялись ее подтягивать, пока я не подвесили меня как окорок в коптильне – я едва опирался на землю носками сапог.

Беседовавший за мной эльф вынул кинжал, и провел им мне по ногам – боли от ран я не чувствовал, так все затекло, но по ноге потекло теплое. Остальные же в это время свертывали лагерь, седлали лошадей.

– Тебя ждет незабываемая ночь, падаль! – улыбнувшись тонкими губами сообщил мне ублюдок – Твари ночи чуют кровь, они будут тебе рады. Впрочем – подмигнул он мне – Ты можешь их не дожидаться. Всего лишь подогни ноги…

– Стой! – вытянувшись в струнку прохрипел я – Убей мечом! Дай хоть нож, хоть палку – и убей мечом… Прошу…

Погибших позорной смертью в Чертогах Павших не ждут. Не видать им радужного моста и вечного пира славных, участь их достойна лишь жалости!

– Прошу…

– Ты, псина, поднял руку на меня и сдохнешь на веревке! – глядя в глаза, небрежно бросил мне эльфенок – И благодари нас, что некогда заняться тобой всерьез, тварь. Тобой займутся те, кто приходит по ночам!

Во рту пересохло, даже плюнуть в тебя нечем. Но… Я изо всех сил напряг мышцы шеи, и, толкнувшись от земли, врезал связанными ногами ему в грудь, и тут же захрипел, не в силах вздохнуть. Не ожидавший такого ушастый отшатнулся, отступив пару шагов назад, и хлопнулся на задницу, но тут же вскочил, выхватывая кинжал.

Его порыв придержал старший, поймав за плечо и выдав несколько фраз на своем свинском наречии. Младший послушался, и оружие убрал в ножны, вытащив из за пазухи другое: по виду деревянный нож, вроде тех, которые детям малым отцы вырезают – играться. Не слушая возражений старшего, он воткнул мне его в бедро, тут же вытащил, и с усмешкой показал обломанное острие.

– Веселой тебе ночи, псина…

Я мог только бессильно смотреть, как они собираются, и отчаяние захлестывало разум. Колдовать я не мог – попробуй поколдуй, если веревка впивается в горло, а от недостатка воздуха темнеет в глазах.

Эльфенок последним вскочил на лошадь, и издевательски помахав рукой, отвернулся. Ему уже было не до меня.

Нет, дружок, не отпущу тебя без доброго напутствия. Не получается колдовство – так прокляну добрым нидом! А смертное проклятие ведьмы – оно всегда сбывается.

Губы немеют, из горла вырывается не речь, а сипение пополам с кашлем.

Ветвь ясеня битвы не сдержит, FEHU

Крушителя бранных рубашек, URUZ

Огонь шума копий не служит, НАGALAZ

Вершителю подлых деяний. ISA

Стена птицы ран не укроет, URUZ

В буре мечей ублюдка, НАGALAZ

И солнце славных покинет, INGUZ

Навеки проклятую душу. ISA

Искра Имира потухнет – URUZ

Достойному дар предназначен, НАGALAZ

Хозяйка Железного леса, RAIDO

И Волка отец пусть услышат! RAIDO

О злобе и подлости предка, ODAL

Пусть семь поколений узнают, JERA

Словам моим станет порукой, INGUZ

Носящая Брисингамен. ANSUZ!

Веселись, пока можешь, ушастый дурак, скоро ты меня вспомнишь…

И, словно бы в подтверждение моих слов, мне почудился едва слышный шелест листвы того умирающего дерева из топей, что так любезно меня вышвырнуло из болот в озеро.

Хотя, наверное, показалось.

Глава 18

Я не люблю лес.

Сырой, промозглый, окутанный дымкой, он не вызывает во мне симпатий сам по себе, а уж когда я нахожусь в нем в одних портках и рубахе, подвешенный за шею к толстой ветке, он неприятен вдвойне. Рубаха промокла от пота и холодит спину, комары и мошка слетелись на пир, наверное, со всего леса, и кусают теперь во все места, до которых могут добраться, но это наименьшие из неприятностей.

По телу медленно разливалась противная слабость, мышцы затекли, ноги подгибались сами собой, но я пока находил силы снова выпрямлять их – пока есть силы, надо бороться. Хотя, сложно тут что-то поделать: связали меня на совесть, веревки взяли добрые, с узлами тоже не напортачили.

Ослоухие мрази.

Ветку они выбрали толстую, так что, как я ни извивался, как ни раскачивался – только шею стер до крови, да едва не удавился. Попробовал как-то подергаться, в надежде обломить ветку, через которую перекинута веревка и понял, что быстрее оторвется моя башка, чем она переломится. Извернувшись, попытался добраться зубами до веревки, и чуть не свернул себе шею.

И, словно затем, чтобы окончательно похоронить мое и без того нерадужное настроение, вдалеке завыли волки. А может, это и не волки, но все равно страшно. Да и какая, к йотунам, разница, кто там воет – оно мне не друг, и не все ли равно, кто именно вскоре заявится сюда на поздний ужин… Ужинать-то будут меня!

Непорядок.

Что там Торстейн про Чертоги Павших рассказывал? Тааак…

Утопленников туда не пускают точно, сгоревших, задохнувшихся – вроде тоже, также как посаженных на кол, задавленных, врезавших дуба от голода и жажды, искусанных змеями… А про висельников он что-нибудь говорил? Или про сожранных заживо? Не помню.

Нет, что это я… Надо бороться!

Снова донесшийся до меня вой, утробный, и, как мне показалось, какой-то предвкушающе – радостный, мигом прочистил мозги, выметя оттуда все посторонние мысли. Какие там еще чертоги, если мне скоро жопу откусят?! С откушенной жопой точно никуда не пустят!

Хотя, путь к спасению был мне вполне себе виден.

Как там, предки мудрствовали:

Руны найдешь

и постигнешь знаки,

сильнейшие знаки,

крепчайшие знаки,

их Один окрасил,

их создал всесильный,

Хрофт же их вырезал. *

Колдовство мне, если прямо говорить, в помощь. Есть, правда, одно обстоятельство… Оно натирает шею и грозится удушить, если одолеет меня слабость в коленях. И мешает сосредоточиться – вы вот пробовали колдовать в подвешенном состоянии? Я пробовал, и у меня не вышло. Едва начинаю концентрироваться на рунной вязи заклятия, способного, к примеру, пережечь веревку, или саму ветку, как у меня начинают подгибаться ноги, и проклятая удавка сдавливает горло так, что темнеет в глазах. Но надо пытаться! Тверже гранита радужный мост для храбрых, но под ногами малодушного лопнет, словно паутинка, низвергая неудачника в бездны нижних миров, дабы тот томился там до скончания времен.

Вот только проклятая веревка свиноухов давит на глотку, до искр из глаз, до надрывного кашля, разрывающего грудь.

Хоть бы на миг ослабить удавку, хоть пару раз вздохнуть свободно…

И унять бы как-то этот гул в ушах – мешает сосредоточиться. Это кровь шумит, да и по морде мне ельф хлестал от души, может, и взболтнул чего в черепушке.

Ну, хоть бы на пару дюймов согнуть ветку, хоть на полдюйма ослабить удавку…

Шум в ушах нарастал, и в какой-то момент я заметил, что чтобы увидеть звезды уже не надо поднимать лицо к небу.

А еще заметил, что шершавый и острый сучок, на который опираюсь коленом, впился уже довольно глубоко – замучаюсь потом занозы выковыривать, а не выковыривать если, так ведь загноится все…

Выковыривать.

Опираюсь? Да и шея уже не так трещит?

Ну да… Стою на карачках же. И это не веревка вдруг неожиданно дала слабину – это склонилась толстенная ветвь дуба, на которой можно было бы смело подвесить троих, таких как я, и еще парочку кого-нибудь покрупнее.

Радоваться чуду времени не было, сквозь свист и звон в ушах прорезался вой. Завывали уже совсем близко.

Я плохо помню дальнейшее: как с трудом ослабив удавку, вылез из петли, как полз на дерево, кажется, даже сорвался разок, слава Одноглазому, с небольшой высоты, рассадив в кровь спину о валежник; как, хрипя от натуги, втягивал онемевшее тело наверх, как можно ближе к вершине, и как темное пятно с двумя тусклыми зелеными огоньками, словно сгустившееся у подножия дуба, метнулось вверх, силясь достать меня смачно лязгнувшей пастью. Их много было, этих пятен, в глазах стоял туман, да и опустившиеся на лес сумерки не способствовали ясности зрения, так что, может быть, это вполне могли быть и волки.

Очень большие и прыгучие волки.

Очень упорные и голодные волки.

Весьма целеустремленные волки.

По крайней мере, обычные серые, те, которые в изобилии водились в землях благословенного Севера, на дерево за жертвой, как правило, забраться не пытались. Эти же не только пытались, но еще и неплохо в этом преуспели, охлаждать их пыл мне пришлось, как смутно помнится, дедовой наукой, проколов парочку самых назойливых древолазов длинными сосульками.

Как встретил утро и как добирался до деревни (не зная при этом дороги!) – не помню, а в памяти отложились лишь отдельные эпизоды происходящего.

Вот я, спотыкаясь, бреду по кажущемуся бесконечным лесу, а в бедре, в том, в которое молодой ослоух тыкал своим деревянным ножиком, словно поселился мелкий злобный карлик, и он устроил там себе кузницу, и развел огонь в горне. От него пульсирующий жар распространялся по всему телу, башка кружилась и мутило так, что двоилось в глазах.

Вот вываливаюсь на чистое место, и долго ковыляю куда-то, уже не разбирая дороги, пока за спиной не слышится стук копыт и человечий голос, что-то вопрошающий.

Следующее – бледное лицо Анны, склонившееся надо мной и обрывки речи, ее, и старого Тома:

…– Не знаю, что это, дай-ка глянем… – откуда-то издалека бормочет старик, а карлик, поселившийся в бедре, опрокидывает чан с расплавленным железом, и я становлюсь твердо уверен, что, вернувшись, совершил ужасную ошибку: лучше бы меня съели те волки. Да и в петле было не так уж и плохо.

Снова выныриваю из омута беспамятства.

…– Не получается… – кто заткнул мне уши ветошью? Плохо слышно! – Надо везти к Ульрику, в замок господина барона… жет и выживет…

Карлик в бедре беснуется, и я пытаюсь сказать, что не хочу к барону, и к Ульрику не хочу, кем бы он ни был. Хочу к волкам, или, на худой конец, чтоб добили, хоть поленом, но в получающееся сипение никто не пытается вслушиваться.

…– Вросло, похоже, и кровит, проклятая, не переставая…

Мне зажимают нос, и в рот вливается жидкость, приходится глотать. Ледяная горечь опускается в желудок, и карлик потихоньку начинает успокаиваться.

– Грузи осторожнее… Топор положи, нордман без него даже в кабак не ходил…

Конечно, не ходил! Это в родном борге можно все железо дома оставить, а тут хоть и привечают – но все же не дом отчий, я гарантирую это. Предки же ж велели правильно поступать в подобных случаях:

Муж не должен

хотя бы на миг

отходить от оружья;

ибо как знать,

когда на пути

копье пригодится *

Жалко, предки про глаза на затылке ничего не говорили. Придется отращивать, похоже, если жить буду.

Ну а топор – топор, это правильно. Если выживу и повезет встретиться с этими ельфами – обязательно их с ним познакомлю. А если не довезут, куда там они собирались, то хоть сдохну с оружием в руке. Валькирию за таким, конечно, не пришлют, но и из Чертогов Павших не погонят.

Надеюсь на это.

Телегу трясло на ухабистой дороге так, что я чуть не откинул копыта. Сил придавали лишь ощущение гладкой полированной рукояти под рукой, да поток матюгов, вырывавшийся из глубин моей души на особо высоких колдобинах, адресованных всем ушастым вместе, и двум ублюдкам в частности. Нехорошо, конечно, честному дренгу осквернять уста свои бранью (слишком часто), но у меня уважительная причина.

Ну и Одноглазого поминал, не без этого.

Я не просил Отца Битв унять боль или покарать врагов – с этим карл должен справляться сам. Болит – терпи, врага встречай железом, ибо так велел сам Бельверк, а значит это единственно правильно. Проиграл сегодня – отомстишь завтра, все в руках самого человека. И уж тем более не просил его сохранить мне жизнь: суровый владыка Севера не слышит таких молитв, нет, просил его дать мужества, и не отказать в месте за столом на вечном пиру, и в строю небесного хирда, когда настанет конец времен.

На ночевку снова угостили дурманящей дрянью, удалось хоть немного отдохнуть, а к следующему вечеру мы прибыли.

Собственно о прибытии меня уведомил поток жуткой вони, нахлынувший с порывом ветра, словно морская волна. Будто в поганую кадушку, многие дни неопорожняемую, вывалили отходы скотобойни, и выставили на солнышко дозревать. Батя рассказывал – такое иногда лилось со стен осаждаемых городов, и, по его словам, обычный воин, попавший под такой дождик, боевой дух и молодецкий задор терял надолго. Аромат был столь свиреп, что остатки дурмана из меня вышибло, словно ударом клевца. Даже настырный карлик в бедре на несколько мгновений угомонился, видимо, также сраженный наповал, что позволило мне, ухватившись за борт телеги, чуть приподняться и оглядеть окрестности.

Перед нами возвышалась серая громада замка. Довольно высокие, кое-где поросшие плющом стены с квадратными зубцами показались мне много выше, нежели были в родном Лаксдальборге, и внушали уважение. Хотя нет таких стен, которые устояли бы перед силой северных храбрецов! Источником же вони, сокрушающей мой нос сильнее, чем мог бы кулак братца Орма, служил замковый ров. Когда-то он был проточным, служа как средством защиты, так и источником воды для нужд обитателей замка, но теперь ров зарос, закис, и превратился в огромную канаву, в которую обитатели замка сливали нечистоты.

И как только люди могут здесь жить…

Дикари, что с них возьмешь. Где гулять – там и срать.

Старика Тома в замке, как оказалось, неплохо знали, и телегу в ворота пропустили без лишних вопросов.

– К Ансельму? На опыты везешь покойничка? – заглянул в телегу небритый местный дружинник. Вислоусый, с торчащими из-под шлема сальными патлами, в кожаной броне, чем-то подбитой с внутренней стороны, он дышал на меня жутковатой смесью крепкой луковой похлебки и перегара и вонял, как стая козлов. Они тут хоть когда-нибудь моются? – Он не подгнил у тебя, случаем, а то, выглядит плохо?

Я покосился на него левым глазом, и честно попытался рассказать ему, кто именно тут кабан тухлый, зачатый ослом и свиноматкой в компостной яме – в общем, всю-всю про него правду, но пересохшее горло меня подвело.

– К Ульрику. Но и Ансельм поглядеть не откажется, ты позовешь из них кого, или мне самому сходить? – ответил ему Том.

– Занятые они ныне, второй день в лоборы… В лабуру… В подвале своем сидят. Варят чего-то, ночью гремело оттуда, так капитан пообещал их на осинах развесить, если замок развалят, чернокнижники сраные, – страж сплюнул – Долго тебе ждать придется, пока они вытащат на свет божий свои вшивые бороды. Ты, вот что, Том, этого, – он потыкал пяткой копья меня в бок – Выкинь в ров, да пойдем в караулку, вина выпьем.

Тут я все же превозмог слабость, и посоветовал стражу прыгнуть в рекомый ров самому, и, как нырнет с головой, чтоб пасть открыл, и хлебал, не стесняясь.

Страж, было, возмутился неуважением, и предложил добить злоречивое свинячье отродье, причем совершенно бесплатно, но Том предложением не соблазнился, и сообщил, что дело срочное, и все-таки настоял на своем. Надо отдать привратной вонючке должное: пост он не покинул, мобилизовав для передачи сообщения кого-то из дворни, и вскоре пред нами предстал всклокоченный седобородый старикашка, в заляпанной пятнами, когда-то черной хламиде. Его морщинистый лик, покрытый родинками и оспинами, выражал крайнее раздражение, которое он не преминул на нас излить.

– Самуэль! – прорычал дедок, обращаясь к дружиннику – Если ты оторвал меня от работы из-за какого-нибудь пустяка, в следующий раз за лечением тысячи дурных болячек, которых ты постоянно цепляешь от шлюх, к нам не обращайся! Сгниешь весь, от зубов и до своих грязных пяток, так и знай!

– Не шуми! – с ленцой бросил ему дружинник – Тут тебе Том жабенка квёлого показать привез. Ты смотри его быстрее, пока он не околел, а потом выбросим.

Собрав в кулак последние силы, я поинтересовался у Тома, кто же нанял в стражу говорящую коровью лепешку, да еще и оружие ей доверил, но Том мне не ответил, занятый разговором с вновь прибывшим, с которым также, видимо, был неплохо знаком, а стражник окрысился и проехался по моей родне до третьего колена. Ответить ему я уже был не в состоянии, ибо карлик, обустроивший себе дом и хозяйство в моем бедре, видимо, принял слова на свой счет, и обиделся, а мое сознание снова начало уплывать в туманные дали.

Отступление.

На рощу рода Полуденной Росы тихо падал первый снег и по всем приметам зима обещал быть не особо суровой. Глава рода был в этом уверен, зим он видел уже хорошо за сотню. Он стоял возле распахнутого настежь окна своих личных покоев, и дышал сырым и холодным ветром, наблюдая, как снежинки опускаются на подставленную ладонь и превращаются в капельки воды.

Дела рода шли скверно: прошлой ночью погиб третий Аэрболл рощи, и маги рода отчаянно боролись за жизнь четвертого. Если погибнет и он, то, оставшись всего с двумя деревьями, род потеряет влияние на совет Великого леса. Нет, по большому счету этого бы хватало, но враги и завистники не упустят благоприятный момент. Слишком многим он успел оттоптать мозоли, слишком многим перешел дорогу. Хорошие отношения с уже третьим представителем правящей династии крупного королевства людей позволили его роду вытеснить конкурентов с многих рынков, и хотя, убытки понесли слишком многие рода, но прочные позиции в совете позволяли ему блокировать все попытки как-то ограничить рост влияния своего рода. Шесть деревьев. Шесть! Было у него еще три недели назад, теперь осталось лишь два здоровых и одно, пораженное странной болезнью. А как все хорошо начиналось…

Правитель вспомнил, как приветствовал вернувшегося сына, сначала нарочито раздраженно, ведь сорванец банально сбежал от тягот учебы – жизнь наследника великого рода не так и сладка, как считают несведущие. Сбежал, чтобы присоединиться к очередной экспедиции на место величайшей боли и позора всего народа эльви, глупый мальчишка! Иллувиэль грустно улыбнулся, вспомнив безумства уже своей юности – да, это настоящий сын своего отца. И, как это часто случается, новичку улыбнулась удача. Старый амулет Первых Стражей принес мальчишка, исправный, полностью заряженный! С этим предметом умелый маг или воин рода мог бы проникнуть гораздо дальше в проклятое место, и может быть найти… – так он думал, пока сын не показал ему, что еще он сумел добыть. Мальчик даже не понял по-настоящему, что это такое, но понял он, глава.

И понял еще, что судьба, и так благосклонная к роду Полуденной Росы, окончательно развернулась к ним светлым ликом.

Как он ошибался… Сын не виноват в произошедшем, виноват лишь он, глава рода…

Когда стал стремительно сохнуть и терять листву первый Аэрболл, он не стал терять время на бесплодные исследования – сильнейшему магу рода и так было прекрасно видно, что порча, поразившая древо, пришла от семечка, посаженного накануне, и, хоть соответствующий обряд был проведен по всем правилам, результат был совершенно противоположен ожидаемому. Распространение порчи удалось остановить с напряжением всех сил рода и союзников, а он, глава, не пожалел слез леса, драгоценных камней и прочих ценностей дабы продвинуться в очереди на обращение к Пресветлой. Далее же пришлось немало поступиться интересами рода, чтобы убедить жрецов на обряд обращения вне установленного времени, но он не был бы тем, кем являлся, если бы не добился своего. Ответ Пресветлой на заданный вопрос был краток и убийственен: «Семя Старшей Ветви нельзя украсть или отнять».

И тогда пришло время вытащить на свет истинный ход событий.

Не было долгих странствий по кишащим нечистью и нежитью бывшим землям эльви, был бродяга, разоритель могил без рода и племени, казненный из-за кабацкой ссоры. У него были найдены и амулет, и семя. Вывод напрашивался сам собой: сопляк и его спутники убили хранителя!

Но это не оправдывает его, главу. Не поторопись он с обрядом посажения – не было бы и происшедшего. Хотя… Прознай совет о том, что у него появилась подобная вещь – вынудили бы отдать, на «благо народа эльви», так что, выбора все равно не было.

Лучше бы отдал! – с тоской подумал глава. И наказывать сына рука не поднимается: в довершении всего, словно чтобы добить его окончательно, его смог «порадовать» непутевый отпрыск… «Отец, я не слышу леса!»…

Сын попал под изощренное проклятие, и стремительно терял способности к владению магией. И это, судя по всему, было лишь одно из эффектов, что там было еще – не смогли разобраться до сих пор лучшие маги рода. В отчаянии, он потребовал возврата давнего долга от одного из архимагов людского королевства Силлистрия, и тот не отказал. Сегодня он должен дать ответ по проведенным исследованиям. Сегодня станет ясно, останется ли наследник Бериэль наследником.

Из размышлений главу рода Полуденной Росы вырвал высокий звон, источником которого являлся накрытый плотной материей предмет на изящном столике, в дальнем углу помещения. Глава, не торопясь, сдерживая нетерпение проследовал туда. Под материей находилась металлическая пластина, гладко отполированная, украшенная затейливой резьбой по краям. Кому-то непривередливому она могла бы служить в качестве зеркала, но зеркал у главы рода хватало и обычных, и любоваться отражением своего лица он не стал. Вместо этого, он в особом порядке дотронулся до верхних элементов резьбы, и поверхность импровизированного зеркала размылась, подернулась сначала рябью, потом мутной дымкой.

Глава вежливо поприветствовал собеседника, чье лицо отразилось в пластине.

– Что ты смог выяснить? – не стал затягивать беседу Иллувиэль, и сразу перешел к интересующему его вопросу. Состояние сына волновало его несколько больше, чем правила вежливости. Собеседник не обиделся.

– Мне нечем тебя порадовать. Гильдия магов Силлистрии не возьмется снять проклятие с твоего сына. Но в уплату долга я могу сообщить тебе, что нам удалось выяснить. Принимаешь?

– Ну что ж, – промедлил с ответом глава рода эльви – Если это чем-то может помочь… Я, Иллувиэль Темный прощаю тебе долг крови. Говори, Иоганн, что смог узнать.

– Могу сказать точно: проклятие накладывал не малефик. Я показывал слепок ауры твоего сына профильным специалистам: декан кафедры малефицизма нашего университета сообщил мне, что такого не может быть, потому, что не может быть никогда, он решил, что это просто глупая шутка. Проклятие абсолютно сырое: какая-то дикая смесь школ, не подчиняющаяся правилам и законам волшебной науки, похоже на работу могучей ведьмы, но на такую порчу ухнула бы большая часть ее жизненных сил, если, конечно, твой сын не был так глуп, что заключил с ней сделку? – маг вопросительно взглянул на главу, и тот отрицательно покачал головой.

– Сильнейшая из зарегистрированных в гильдии, Хильдегаард Красивая – ты должен бы слышать о ней – сообщила, что снять такое ей не под силу, – продолжал колдун – И очень интересовалась личностью того, кому перешел дорогу твой сын. Но это не все. Проклинавший взывал к каким-то духам, и, по словам моего консультанта из малой орды Крылатой Кобылицы, был услышан. Духи могучие, старые и страшные, чужие нам. На его попытки обращения к ним они не отреагировали. Чтобы выяснить все это, мне самому пришлось залезть в долги, цени это. – Иллувиэль молча кивнул – Некоторые свойства проклятия распознать не удалось, но непосредственно жизни твоего сына ничего не угрожает. И еще кое-что. Некоторые исследования позволяют сделать вывод… – колдун чуть замялся – Проклятие, скорее всего, передастся по наследству. Два поколения, может больше…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю