Текст книги "Свартхевди - северянин (СИ)"

Автор книги: Goblins

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава 12

О том, что на не слишком-то и большом расстоянии от наших поселений и моря есть такое вот занятное местечко, я не слышал ни от бати, ни от деда. Оно, впрочем, и понятно: до ходовой охоты ни тот, ни другой не большие любители, а для зачистки территорий, прилегавших к боргу, для чего каждый год собирались большие партии карлов поселения, слишком далеко отходить не надо. То ли дело, на шнеккере, да по прибрежным городам и весям соседей, ближних (а лучше дальних), пройтись! И добыча, и развлечение, и любимое дело, и мир повидать – все в одном. Достойное дело для достойных карлов.

Нет, конечно, всяких тварей, вроде тех же выворотней, извести, или, скажем, логова волчьи поразорять, если хищников слишком уж в окрестностях развелось – дело тоже хорошее и правильное, но… Сами понимаете: какая добыча с волка? Шкура на шубу, да набор зубов с когтями, которые Хильде продать можно, да и все пожалуй, ну, может, требуху бабка еще иногда заказывает. А с иного городка можно взять столько, что шнеккеры хирда, возвращающегося с победой, бортами едва море не черпают, так перегружены. Или, если не в набег ходили, а на службу наниматься – то звонкое золотишко в кошелях поувесистее лесных трофеев будет.

Однако были в борге и охотники. Не так и много, но были, вот тот же Синфьотли, прими Отец Битв его в свои чертоги, или Хакон, его брат, к примеру. Короче те чудаки, которым всякие деревья да кустарники милее седых волн, а шелест листвы и пение птиц слаще плеска весел и свиста ветра. Так вот, они бы, набредя на столь странное место, не преминули бы поделиться с соседями вестью о нем. Но вот вышло так, видимо, что никто из наших тут не был. Ведь и правда: чтоб сюда попасть – сколько надо по топям брести? И кому это нужно? Так что я первый буду, и всем расскажу и прославлюсь…

Хотя да, чего это я… Никому я ничего не расскажу, меня уже, небось, в Лаксдальборге утопшим считают.

Утопшим, и насильником: уж Финн то позаботится, чтоб меня ославить. Если братец Орм сделал все, как собирался, то претензий к нам Финн предъявлять не будет, но люди смотреть будут косо. А каково маме придется… Хотя, народ-то в курсе, кто такая Турид, и кто такой Финн, так что, кто не понял, что произошло на самом деле, так тому быстро растолкуют. Однако все равно неприятно.

Ну да ничего, если выживу и буду в силе – вернусь.

Обязательно вернусь, попрошу у матери прощения, за слезы ее, и надену Финнов котелок с хитростью на кол, если батя или братья этим раньше не озаботятся. Подгадаю время к тингу, и при всем народе назову лжецом, и позову на перекресток или остров какой – на железе судиться. А там уж Асы покарают неправого (моею рукой, естественно). Ну, или не рукой, так смертным проклятьем.

А если Финн стар станет, или увечен, или в гости к Хель отправится к тому времени (ну всякое же может быть, пока я мир смотреть буду) – то должок мне его потомки вернут, с лихвой. На каковой должок, к тому времени, пеня знатная накапает, и ее взыщу тоже, ибо Асами заповедано обид не прощать.

Мечты, мечты…

Хватит мечтать, смотри-ка лучше по сторонам, дренг Свартхевди, если хочешь когда-нибудь увидеть живых людей, а не остаться тут, и пополнить собой ряды гнилого местного товарищества!

Вчера я чуть не прозевал драугра, который пытался замаскироваться, и вполне в этом преуспел. А может, просто он прилег здесь отдохнуть, лет, эдак, с пяток назад… Неважно это. А важно то, что когтистая пятерня, вылезшая из-подо мха и сцапавшая меня за сапог, явилась для меня пренеприятнейшим сюрпризом. Следом выскреблось и все остальное: небольшой немертвый, ростом ниже меня на голову, гнилой и склизкий, он хрустел суставами при движении, шевелил из стороны в сторону нижней челюстью, и желал мне зла. Это был уже четвертый, из тех, кого я встретил в этом подобии леса, и я всерьез начал подумывать – а не вернуться ли мне в топи. Может, не так уж и плохо там было? Пускай там было нечего жрать, но хоть самого употребить не пытались. Правда, призраки еще… Но может, придумаю против них чего?

Я, кстати, не люблю драугров.

А после того, как разделал нескольких из них, так еще и бояться их практически перестал. Осталось по отношению к ним лишь чувство брезгливости, да про осторожность не забывал: все ж таки, немертвый – противник серьезный. Серьезный, но вполне одолеваемый. Если один. Да еще, как мне показалось, задумчивые они тут какие-то, заторможенные. Тугоумные (что понятно – мозги-то сгнили).

Не понимаю я их. Вот выкопался ты из земли, так живи да радуйся солнышку! Хочешь – делом займись, а не хочешь – просто существуй да развлекайся. Но нет же, тянет их плоти отведать. Духу, управляющему гнилыми останками, еда ни к чему, самому покойничку тем более… Видать, происходит с ними что-то в Хелльхейме, что заставляет их жизнь ненавидеть.

С этим тухлым хитрецом я разобрался, по уже отработанной методике (сначала обездвижить, а потом привести в негодность путем измельчения), и труды мои вознаграждены были его поясом, на котором болтались подвешенные к нему сумки и чехлы. Все это хозяйство изрядно подгнило (но не до конца, благодаря материалу, из которого сделано – толстая кожа с пропиткой). Что-то оторвалось, что-то полоротый гнилушка успел вытрясти, но несколько золотых колец с камушками, пара цепочек, большой красивый перстень с замысловатым вензелем, пара колбочек с неизвестным мне содержимым и связка хитрых металлических загогулин на железном ржавом кольце (отмычки, никак) были мне наградой за труды. Добро прибрал, и отмычки тоже, хотя пользоваться ими не умею.

– Лучше бы соль с собой таскал! – с такими словами я обратился к головушке драугра – А то, грибы мне и так обрыдли, так хоть посолил бы их, а то у меня уже почти все кончилось…

Та мне не ответила ничего, лишь щелкала все время своими, изрядно прореженными после знакомства с обухом секиры, зубами. И я пинком по харе отправил злобного колобка в кусты.

А еще мне бы нож не помешал, а то чистить грибы то секирой, то мечом я уже утомился. И вредно это, как подозреваю, шинковать одним и тем же инструментом грибы в похлебку, и драугров в костер. А мечом неудобно.

Что ж тут за народ-то такой несобранный жил? У нас в борге никто без поясного набора с ножом и ложкой из дому не выходил, кроме как до ветру. Не удивительно, что насельцы здешние вымерли.

А народ-то тут жил, да.

Еще на первой миле этого загадочного леса я обратил внимание на несколько деревьев, с кроной, имеющей специфическую форму. Прокляни меня Фрейя, если на них были не помосты, вроде тех, что на деревьях устраивают стрелки при охоте из засидки. Только тут что-то заставило деревья расположить ветви так, что из них получалось что-то вроде большого и, должно быть, очень удобного гнезда. И правда: не разглядеть в таком «гнезде» стража, прикрытого листвой от вражеского глаза. Сейчас же деревья стояли голые, лишь сам собой, изредка шевелился бурый мох, обвивавший мертвые ветки.

Встречались несколько раз довольно большие конструкции из причудливо сросшихся древесных стволов – дом или пещерку здорово напоминает. Один из таких домиков, при том, явно выжгли: остов был обуглен снизу и изнутри, а не сверху, как могло бы быть при ударе молнии. Я наскоро осмотрел это помещение (в остальные не полез, ибо жгучий мох плотно их обжил), и ничего полезного не нашел: если что и было ценного, то сгорело, а что не сгорело, то сгнило. Да и недосуг мне ковыряться на пепелище в поисках уцелевшей мелочевки, есть у меня чувство, что найдется добыча и пожирнее.

Главное, самому не стать чьей-нибудь добычей.

Чем дальше я продвигался, тем больше наблюдалось следов жизнедеятельности разумных. Сквозь мох на земле кое-где проглядывали участки когда-то аккуратной мостовой, выложенные камнем или черепицей, все чаще встречались импровизированные дома из сросшихся деревьев, сквозь туман виднелись и конструкции в несколько этажей, с одной из них даже остатки подвесного моста все еще свисали.

Интересный здесь народец проживал, как погляжу. Не ельфы ли это были? В книге Торстейна сказано было, что может сие племя природой повелевать. Животных, там, слушать и разговаривать с ними, с травкой разной умело общаться. Это если ельфы обычные. А лорды и маги их так и приказывать могут животным и растениям, и те повинуются. Интересно, как это выглядит?

Воображение нарисовало картину: ушастый длинноволосый дядька командным голосом велит какому-нибудь шалашу построиться – и происходит по слову его. В шалаше сидит уже на все готовый заяц, приволочивший с собой овощей для закуски, и ждет команды на освежевание, а пара лис, счастливых до визга, что варить будут не их, готовят для него котел.

Мда, бред какой…

И что, интересно, тут такое произошло, что целое поселение вымерло? Может, мор какой? Тогда осторожность следует проявлять, Хильда рассказывала, что иные виды мора могут столетиями дремать. Сухое прохладное место, вроде гробницы, в которое сложили бренные останки погибшего от болезни, или пещеры, в котором сложил весла больной – и вот он, сюрприз для незадачливого грабителя могил. И его дружков. И жителей поселения, в которое приползет подыхать искатель приключений.

Так и появляются заброшенные нежилые деревни и села, становящиеся потом рассадником всяческой нечисти и нежити, и беда случится с тем путником, что отважится в таком поселении стать на постой или ночевку. Жизнь его станет коротка, хотя и весьма насыщена событиями, неожиданными встречами и приключениями.

Да, все-таки удача при мне, и я сквозь рубашку погладил амулет. Доберусь до храма какого-нибудь светлого божества, так обязательно закажу жрецам помянуть в молитвах того, несомненно, достойного человека, чьи останки покоятся на безымянном островке в топях. Подозреваю, что без этой находки хрустеть бы моим костям на зубах мертвой твари, или еще случилось бы что-нибудь малоприятное.

А может, и не тот мор здесь разгулялся, от которого люди болеют, а тот мор, который на двух ногах да с железом и магией приходит, чтобы всласть пограбить, попользовать женщин и набрать рабов?

В любом случае, изрядно давно это было.

Впереди, размытые из-за тумана, проступали очертания какого-то строения. Я, естественно, направился к нему, ибо перспектива переночевать под крышей меня изрядно вдохновляла. Да хоть одежду просушу, наконец, хоть это и практически бесполезно, так как надолго тут задерживаться не собираюсь, а значит – снова в путь, в туман, под вечную морось. Передохну лишь, чуток.

Чем ближе я подходил, тем яснее становилось: не от мора повымерли здешние обитатели, определенно не от него.

Каменная ограда примерно в мой рост, окружающая двор, была местами обвалена, я насчитал с полдесятка проломов в ней. На одной петле, покосившись, висела половинка ворот – изящная кованая решетка, лишь кое-где покрытая ржавчиной, намекала о былом достатке местных жителей. Вторая половинка давно отвалилась и утонула во мху. Само здание представляло из себя двухэтажное строение с двускатной крышей, когда-то покрытой черепицей, или чем-то вроде нее, а ныне, сквозь зияющие в крыше дыры, можно было разглядеть покосившиеся балки. Дверь в здание также, похоже, когда-то была высажена, а на стенах, в тех местах, где их не успели облепить мох и плесень, явственно виднелись давнишние копоть и подпалины. Давно заброшенная хоромина таращилась на меня черными провалами окон, и выглядела крайне негостеприимно. Но, что делать, альтернатива – снова ночевать под дождем?

Других вариантов не вижу.

Внутри – хаос и запустение. Да еще едва в подвал не сверзился, сквозь дырищу в полу, едва вошел внутрь.

Из дыры ощутимо сквозило и желания исследовать еще и ее как-то не возникло.

Ну что ж, следует осмотреться, прежде чем устраиваться. Лучше я сам обнаружу соседей, буде таковые имеются, чем они ко мне явятся ночью. Да и если встречу что-либо, с чем не сумею справиться, то убегать лучше пока светло, не так ли?

Чем и занялся.

С мечом наизготовку, более поворотливым в ограниченном пространстве, чем секира, я заглядывал в каждую комнату, в каждый коридор и кладовку, дабы избавить себя от ночных неожиданностей. Воняло болотом, плесенью и нежилым домом, пол под ногами громко похрустывал, и я больше смотрел на него, чем по сторонам – не провалиться бы. Однако, к счастью, никого не обнаружил. Оно и к лучшему: скудноватый свет из окон едва ли мог рассеять мглу, царившую в этих развалинах, так что, поджидай меня хитрый драугр в каком-либо закутке, у него были бы все шансы откусить от меня пару ломтей, прежде чем я смог бы его увидеть. В комнатах, кроме мебели, поломаной, порубленой, обожженой и, под воздействием сырости, готовой рассыпаться в труху при малейшем дуновении ветерка, обнаружились несколько костяков, лежавших тут явно не один десяток лет. Непонятно, да и не важно, были ли это останки защитников, или нападавших, меня смутило лишь то, что большая часть костей носила явные следы зубов.

Больших и острых зубов, хочу отметить.

Ну, и порадовало, что встать и напасть на меня эти бренные мощи явно не планировали.

Из полезного – пара серебряных тарелок и мятый серебряный же кубок, видимо, не замеченные нападавшими, стали мне добычей, а остатки деревянной мне и не к чему. На кухне, которая располагалась в дальнем крыле здания, заглянув в печь, я смог поживиться аж тремя ножами, большими, ржавыми, явно не боевыми – но лучше, чем ничего. А вообще-то дом после успешного штурма, по всему видать, прошерстили знатно, да и время оставило свой след, вкупе с вечной сыростью: я находил брошенное оружие (несколько погнутых мечей, топоры и даже одну булаву) но ржавчина все превратила в труху.

И меч еще свой там же сломал.

Глупо вышло: проверял одну из кухонных кладовок, и краем глаза заметил сбоку чье-то смазанное движение. Ловкость всегда при мне: подобно молнии, рассекающей гладь небес… Нет, не так: воистину быстрее мысли мелькнул мой клинок и могучим ударом я поразил подлеца, что тщился напасть со спины! Пронзил негодяя, что не нашел в себе мужества выйти и биться честно!

Нападавшим оказался облепленный плесенью деревянный шкаф, который выбрал самый подходящий момент, чтобы окончательно развалиться. А за шкафом находилась каменная стена, об которую меч, жалобно звякнув мне на прощание, и приказал долго жить.

Вообще-то Магнус-кузнец говна не ковал, а клинок был его работы. Выйдя на свет, я осмотрел слом и решил, что все дело в той самой ржавчине, что одолевала мое снаряжение с великой силой. И если за секирой и шлемом я ухаживал на каждом привале, то меч, пребывавший в мешке и ножнах, на пару дней упустил.

Печально…

На второй этаж прямо из холла вела лестница.

Широкая, каменная, с несколькими провалившимися ступеньками и отбитыми перилами, доверия она не вызывала, но я рискнул. По краешку, аккуратно – в пролом, образовавшийся на месте дверного проема, на второй этаж.

Обследовал и его, стараясь не провалиться в дыры, зияющие кое-где в полу. Ценного или полезного не нашел ничего, зато присмотрел себе под ночлег одну из комнат, угловую, приглянувшуюся удобным расположением окон и небольшой дырой в крыше – в самый раз, чтоб дым от костерка выходил.

Ночь. Туман.

Дождь тихо барабанит по крыше, его капли, просачиваясь сквозь прохудившуюся крышу, падают на пол, хорошо хоть в моем углу сухо, и вдвойне хорошо, что я сейчас не на улице.

Я не поленился принести камней с первого этажа, и выложил из них что-то вроде очага (еще пожара мне тут не хватало), и теперь небольшой костер согревает меня, и почти не дымит. Одежда уже подсохла, онучи разве что еще коптятся, и, высыхая, распространяют вокруг себя жуткие ароматы. Я вот думаю, зачем мне теперь секира? Хлестануть ими следующего драугра по его драугровой морде разок-другой, так тварь тут же и кончится в страшных муках…

Хотя, нет, дохлого лучше пожалеть. Приберегу это для ублюдка Финна! Вот это дело.

Ножи, кстати – дерьмо. Только один еще крепкий, два других бесполезно даже и чистить – ржа проела насквозь, зря и тащил сюда. А один еще сгодится, хотя бы грибы резать. Тухло в лесу без ножа. И я тщательно привожу эту дешевую железку в порядок, шоркая ею по точильному бруску. Но, хоть такое нашел – глупо ожидать, что меня тут дожидается, скажем, Тюрвинг, меч, что нельзя вернуть в ножны, не обагрив его теплой кровью.

А было бы неплохо…

Или лук Улля, тоже бы пригодился. Из такого даже столь хреновый стрелок, как я, бил бы местную нечисть, как гусей…

Отвлечься от своего увлекательного и полезного занятия меня вынудили звуки, пробившиеся сквозь шелест дождя, с улицы. Едва слышный ритмичный шорох – кто-то идет?

Надеюсь, что если и идет, то мимо, но натягиваю сапоги, и влезаю в панцирь (хоть и дырявый нынче, но защита все же лучше, чем рубаха).

Звуки слышатся со стороны одного из окон, но правее, и я решился чуть высунуться, глянуть на гостя. Если это очередной драугр бредет, то я буду ждать его возле лестницы на первый этаж, ибо других способов подняться на второй я не нашел, а по стене ежели ко мне полезет – так и совсем хорошо. Снесу ему тыкву, и покидаю в ту нору, что на первом этаже.

Нахлобучив шлем на голову, осторожно выглядываю…

И мое сердце делает попытку провалиться в штаны, а глаза – вылезти на лоб от увиденного.

Чувствуя, как в жилах застывает кровь, я опустился на корточки и вжался спиной в угол, стараясь даже дышать как можно тише. А еще – унять бешеный стук сердца, а то оно, похоже, вознамерилось продолбиться сквозь ребра.

Вдоль стены дома медленным шагом передвигалась тварь, о которой я даже в страшных легендах не слышал. Длинная, неестественно тощая фигура до десяти ярдов ростом, бесформенная голова на длинной тонкой шее, узкие плечи, из которых растут руки, свисающие ниже колен и заканчивающиеся огромными кистями. Когда я выглядывал, этот ужас как раз гибко изогнулся, заглядывая в дверной проем.

Оно ищет меня.

В голове, совсем ни к месту, промелькнула дурацкая мыслишка: может, зря я променял потаскуху Турид на призраков, драугров и вот это? Ну, женился бы на ней, а там, глядишь, подловили бы ее на неверности, да и выставил бы ее за дверь. Такое случалось, и муж в подобном случае был в своем праве. Но что уж теперь…

Тварь, тем временем, подбиралась ближе. Она, по-видимому, почуяла дым от костра, и уверенно двинулась к моему крылу дома.

В соседней комнате раздался грохот, треск и скрежет, а я пытался слиться со стеной. Не найдя там ничего для себя интересного, это йотуново отродье переместилось к моей комнате. Я с содроганием смотрел, как в оконном проеме появляется его лапа, покрытая струпьями и язвами, ползет мимо меня, шарит по комнате. А я достаю из мешочка последнюю горсть соли, туда же вкладываю одну из серебряных монет. Не густо – но иного средства у меня нет. А секира, подозреваю, тут бесполезна: сомневаюсь, чтобы эту мерзость можно было озадачить честным железом. Хотя, если дойдет до дела – несомненно попробую.

А вообще, следовало бы измельчить найденные серебряные изделия, а то глупо посудой кидаться… Да, хорошая мысля приходит опосля.

Впрочем, как обычно.

Чудовищная лапа, тем временем, пошарив немного по комнате, вытянулась в коридор, и что-то там с жутким хрустом сломав, принялась исследовать другое помещение.

Неудивительно, что местные жители вымерли. Я бы тоже вымер, если бы ко мне по ночам приходил такой вот ужас, и шарил по моему дому.

Напоследок своротив мне очаг, тварь наконец, убрала конечность из комнаты, и отправилась проверять другую сторону дома, а у меня подогнулись ноги и я съехал по стене, хлопнувшись на задницу, как мешок с овсом. Так и сидел в углу, как умалишенный, сжимая, до хруста в пальцах, древко секиры одной рукой, а другой – пригоршню соли.

Клянусь бронзовой колесницей Тора, и обоими козлами, ее влекущими: не будь заросли на моей башке и без того белыми, стать мне седым, как древний старик, в эту ночь.

Герои былых времен в легендах поражали троллей, но посмотрел бы я, как они справились бы с этим! А я, мало того, что не тот самый герой, так еще и в плане волшебных сил пуст и выжат досуха, словно пивной бочонок в доме горького пьяницы…

Тварь вскоре убралась, но я еще долго сидел, боясь пошевелиться, пока, где-то под утро, меня не сморил сон.

Глава 13

Как думаю, дед, наблюдающий за мной (а он смотрит, я уверен) из Чертогов Павших, выдрал себе уже всю бороду, будучи в гневе от тех фокусов, что выкидывает его младший внук. Ведь каково же могучему воину и почтенному колдуну, слава о силе и мудрости которого простиралась далеко за пределы наших земель, наблюдать своего потомка, сидящего на дереве в одной рубахе, и спасающегося, таким образом, от какого-то жалкого неуклюжего и тупого драугра?

От каких-то жалких двух драугров, если быть точным, и какой-то мелкой твари, каковая, возможно, увязалась за мной по моим следам с места последней ночевки.

С ветки, на которой я восседал, кляня себя за тупоумие, и судьбу за немилость, сквозь туман был виден ее силуэт. Но я успел рассмотреть ее более подробно, чему был нисколько не рад. Худенькая фигурка, с ног до головы замотанная в полуистлевшие лохмотья – ее можно было бы, наверное, принять за ребенка, но когда я чудом смог увернуться от нее, пытавшейся прыгнуть мне на спину, оно показало свое лицо.

Всего на миг – но оно будет сниться мне в кошмарах, наверное, еще очень и очень долго. А, скорее всего, когда-то это существо и было ребенком: удивительно чистое личико, голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц, аккуратный носик… И совершенно нечеловеческая пасть, от уха до уха, полная иглообразных зубов. Промахнулось оно, надо сказать, совсем ненамного, и будь я чуть менее ловок, то сейчас оно грызло бы мои кости.

Я не люблю таких ребенков. Хотя, даже немного сочувствую: никто не достоин такой участи – обратиться в подобную мерзость, а уж дитя и подавно. Лучше уж в Нифльхейм, чем так.

Но, обо всем по порядку.

День я провел, в общем, неплохо. Утром, спустившись во двор, полюбовался на следы ног ночного гостя: ножищи у него подстать всему остальному, ям понаоставлял, в ярд длиной, не меньше.

Но неглубоких.

Какие, следовательно, можно сделать выводы? Тварь, во-первых, легковесна, хотя и сильна (борозды от когтей на каменных стенах меня впечатлили), а во-вторых – материальна. Ну и, несомненно, в-третьих: с ума я пока не сошел, и не дурные видения на почве злоупотребления грибной похлебкой это были.

Задерживаться в этом месте смысла не было, и я двинулся вглубь поселения. Ну, это я так полагаю, что вглубь, на самом деле, из-за этого тумана направление можно определить лишь приблизительно, хотя, вроде, кругами не хожу. По дороге в развалинах подобрал еще пару-другую ценных вещиц (ой не бедняки тут жили!), и более в дома не заходил. Ну, зачем мне скарб, серебро или даже золото в этом мертвом месте? А вот нарваться в потемках можно легко. И нежить, во мгле скрывающаяся, опасность представляет, да и сами здания в таком состоянии, что, кажется, от чиха разваливаться начнут. Не хватало еще сломать себе чего-нибудь, провалившись в гнилой пол – потерять подвижность в этом месте, это верная смерть, причем поганая. А дед предостерегал от пустячного риска, рекомендовал сначала думать дважды, потом действовать. Да и тащить тяжело будет, чего уж там.

Впрочем, порывы любопытства поглядеть, а вдруг чего интересного или полезного лежит в руинах практически полностью прошли, когда мне изредка начали попадаться останки тех, что когда-то пришел в эти места с огнем и сталью. Почему их? Возле облепленных плесенью останков какого-то бедолаги (растащенных, кстати, и изгрызенных) валялась, высыпавшись из давным давно насквозь прогнившего кожаного мешка, добыча грабителя, одного из тех, кто взявл на щит это селение. Кубки, безделушки – бери-не-хочу, не ленись, копайся во мху, собирай. Бронь и оружие человека съели тлен и ржавчина, а золоту и серебру ничего не сделается, да и нечисти местной оно тоже ни за чем не сдалось.

Я подобрал немало неплохих вещиц, машинально, просто из жадности, и, чтобы облегчить мешок, все же выложил обломок трофейныого меча. Он был мне, в принципе, уже ни к чему: до сих пор я неплохо управлялся секирой; нож же нашелся, пусть и говенный.

Хотя, больше чем самым красивым кубкам я был бы рад связке сушеного мяса.

Или рыбы.

Или низке грибов.

Или котелку густой, наваристой похлебки, в котором будет плавать шмат жирной свинины, размером не менее чем фут на фут. А заесть я это хотел бы головкой сыра, или даже двумя. И пиво! Много пива!!! Или, хотя бы, воды, чтобы болотом не воняла… И повторить все это, когда закончится. И копченый окорок чтобы был, лучше две штуки, а можно три, и немного овощей…

Почувствовав, что сейчас захлебнусь слюнями, я вышвырнул из головы все бесплодные мечтания.

И чем дальше я шел, тем чаще попадались мне подобные находки. Видать, неудачей набег закончился: хрен-то с ней, с добычей, но бросать на поле боя без похорон и тризны тела своих друзей, тех, кто стоял в одном строю с тобой, плечом к плечу, никто бы не стал. Не по-людски это, я так думаю. А по обычаям Нурдланда такое не считалось великим позором лишь в том случае, если хирд потерпел поражение, и хоронить павших было бы некому. А на добычу, что можно тут просто подобрать с земли, похоронив в уплату ее бывших владельцев, можно, пожалуй, немалое войско снарядить. Да что уж там, свой борг заложить можно, думается мне – казна любого конунга позавидует богатствам, что тут найти можно. Затык лишь в том, как сюда добраться, да как это вынести, не зря батя учил: поход окончен, не когда ты последнему врагу репу снес, а когда ты, сытый и пьяный, дома перед женами и друзьями добычей да удалью хвастаешься.

Но вот, кажется, и центр поселения. Сквозь завесу тумана проступают очертания исполинского дерева, я таких и не видел. Верхушку не видать, а толщиной, пожалуй ярдов больше десятка, если на глазок. Возможно, ошибаюсь – но ненамного. Таких гигантов в наших лесах не водится, сколько ж ему лет? И, за что сразу зацепился взглядом – листья.

Живые зеленые листья. А ветви лесной великан простирал над полянкой, покрытой живой же, с виду, совершенно обычной травой.

Не мокрым серым мхом, не желтой засохшей болотной соломой – это была мягкая луговая трава. И дерево и полянка казались совершенно чужеродными в мертвом городе. И ужасно притягательными – а то, устал уже от этого царства тишины, тлена и запустения.

Я потыкал рукоятью секиры заросли на полянке – с таким же успехом мог бы добиваться внимания от овощей на огороде у матери. Осторожно сделал первый шаг, будучи готовым, если что, сразу отпрыгнуть назад – ничего не произошло. И я пошел к дереву, держа секиру наготове, в готовности и к защите и к нападению.

Но секира мне не понадобилась, наоборот, пропало постоянное чувство тревоги, снедавшее меня последние дни. Я так с ним свыкся, что уже не обращал внимания, и это ощущение покоя и безопасности стало для меня великой неожиданностью. Будто мешок с песком с плеч свалился, который до того таскал много часов. Легкость душевная и веселие, короче говоря, присутствовать стали.

Но осмотрюсь, все же.

Хм, дерево как дерево, большое, разве что.

Трава как трава. Также ничего особенного.

Обошел дерево кругом, и обнаружил с другой его стороны чашу на постаменте.

Простая, без всяких украшений и резьбы, выполненная из снежно-белого камня с темными прожилками, она на три четверти была наполнена прозрачной водой. У меня же от ее вида пересохло в горле еще сильнее, чем было. Чистая, холодная даже на вид, абсолютно прозрачная – и это после болотной бурды, пускай и процеженной через ткань и кипяченой! Пить эту дрянь и думать при этом, какая нечисть до того мыла в ней ноги… Фу…

Определенно я хочу вот этой водички.

Искушение зачерпнуть воду ладонями, и пить ее, и пить, было невыносимо, но осторожность взяла верх. Я проверил жидкость всеми способами, которые мог вспомнить, пока не решился попробовать ее. И не прогадал. С первого же глотка по телу разлилось ощущение свежести: словно после долгой тяжелой работы окунулся с головой в прохладное море. Холодная, аж зубы ломит, с привкусом лесной земляники, и чего-то еще, вкуснее любого напитка, что я мог пробовать раньше (даже пива, сваренного Хильдой!), я хлебал ее, и не мог напиться.

Спустя немало времени, удалось оторваться. И то, в уже брюхе булькало. Наполнил из чаши все емкости, что у меня были – потяжелевший мешок заставил поморщиться. Потом огляделся и ничего не заметил.

А, какого, собственно, йотуна? Когда мне еще выпадет возможность вымыться, или постирать одежду? Хоть драугры на запах перестанут сбредаться со всей округи! Нехорошо, конечно, гадить в таком месте, но не думаю, что эта вода кому-либо кроме меня пригодится, а мне уж очень надо.

И я, разоблачившись, залез в чашу (секиру положил на бортик) – стало изрядно хорошо. Мне было чисто, прохладно, затянулись прямо на глазах все мелкие ранки и царапины, что я успел насобирать за время путешествия, перестали беспокоить синяки и потертости, рассосались шишки. Обратил, правда, внимание, что пока я полоскался – уровень воды в чаше здорово снизился, да и сама жидкость сильно помутнела (что, впрочем, неудивительно), а стоило бы заметить другое. Чем меньше оставалось в чаше этой чудесной воды, тем быстрее желтела и сохла трава на поляне, и, когда я, одетый в свежевыстиранную рубаху, поставил туда штаны (предварительно обколотив с них грязь о постамент), зеленым оставался крошечный пятачок под ногами.

Буквально взвыло вернувшееся чувство тревоги, и я, резко развернувшись, обнаружил летящий ко мне вот такой вот сюрприз. Эдакого «ребенка», с голубыми глазками и пастью, которой и драугр позавидует. Мне хватило ловкости смахнуть тварь подхваченной секирой, но удержать ее древко в руках уже нет: тварь, вцепившаяся в оружие, своей тяжестью вырвала ее у меня из рук, и улетела в туман, а я остался наедине с подкрадывающимися мертвяками.

Да, будь я нормально вооружен, я бы принял бой, и, наверное, имел бы шансы на победу… Но не с мясницким же ножом на драугра идти! А меч я, по тупости и невнимательности сломал, в чем теперь себя клял всеми гадкими словами, какие смог вспомнить. И я предпочел отступление: увернувшись от загребущих лап, норовивших заключить меня в крепкие дружеские объятия, я бросился на землю, пропуская над собой вернувшегося зубастого, и перекатившись к дереву, полез на него, со всей скоростью, которую мог из себя выжать. Лезть было удобно: сучья, трещины в коре были для меня не хуже лестницы в отчий дом, и я легко добрался до нижней ветви, располагавшейся в нескольких ярдах от земли. Преследовать твари меня почему-то не стали.