Текст книги "Тематики (сборник) (СИ)"

Автор книги: Gierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Вы там были? – плавно лавируя в пробке, спросил Глеб.

– Нет, на Юго-Западной никогда не был, – признался Матвей.

– Крис говорит, там много людей. По-моему, то, что нужно, – сказал Глеб. Матвей понял, что парень хочет просто поговорить по дороге, о чем угодно, чтоб не создавать спутнику неловких ситуаций.

– Для чего нужно?

– Чтоб не пялились.

– Да и в обычное время не пялятся, – пожал плечами Матвей.

– Правда? – удивился Глеб. – Надо же, а я думал, что это как-то необычно. Видно, у нас там совсем глухомань была.

– Ты о чем? – пришел черед Матвея удивляться.

– Ну, Станислав Викторович говорил, что гей-клубов в Москве совсем мало, а если в обычный идти – то лучше, чтоб было побольше людей, тогда никому особо дела нет, – охотно пояснил Глеб.

– А, – выдавил Матвей, – ну, да. Наверное.

– Да ладно вам, думаете, я бы вас в гей-клуб повез, – водитель вдруг расхохотался, и Матвей понял, что ни разу до этого не слышал его смех. Яркий и честный, почти детский.

– Да кто тебя знает, я уже не знаю, что думать, – буркнул шеф.

– Нет, я просто хотел куда-нибудь уехать, чтоб нам не сидеть с кислыми минами, – сказал Глеб. – Вы не подумайте, что я вам это сказал, потому что на что-то надеюсь. Я знаю, что у вас жена была. Просто… ну, вы вот ведь хотели мне сказать, да? Про то, что у вас на душе. И я тоже хотел. Так что поделились друг с другом, и забили, по рукам?

Матвей ничего не ответил, для него происходящее было слишком непривычно, слишком сильно выбивалось из понятных рамок. Он словно шел по туго натянутому канату, вместе с чертовой кружкой чая в руках, и нужно было не только не свалиться в пропасть, но еще и не разлить чертов чай. Из чертовой кружки.

– Вот, кстати, чего я не знаю, – продолжил Глеб, не дождавшись ответа, – так это про детей. Дети у вас есть?

– Нету, – отрезал Матвей. К его счастью они приехали, так что можно было выйти из машины и вдохнуть полной грудью вечерний воздух столицы. Как всегда затхлый, но очень родной.

Глеб не стал возвращаться к теме детей и повел Матвея, ориентируясь по навигатору. Смотрелись они довольно смешно, лавируя по парковке в нужном направлении, но шефа заботило вовсе не это. Он продолжал размышлять над пропастью у себя под ногами. И постоянно повторял про себя: «Я не считаю вас старым».

Во всех клубах, к которым приложил руку Крис, вечерами было очень людно. Матвей никогда не интересовался, какие силы призывает на помощь качок, чтоб добиться подобного эффекта, но вечером, в любой день недели, у Криса все равно были люди. В понедельник их было не слишком много, в четверг они занимали даже не все столики, но по меркам столицы, где иной раз приходилось довольствоваться парой завсегдатаев, а основной заработок приходился на выходные, такое достижение поражало воображение.

Глеб быстро выбрал столик и узнал у официантки все, что можно заказать без алкоголя и кофеина. Матвей присматривался к интерьеру и людям, которые, как и обещал талантливый выпускник, совершенно не обращали на вошедших внимания.

– Станислав Викторович – это кто? – спросил Матвей, припомнив недавний разговор и предупреждение загадочного мужчины.

– Вел несколько курсов по психологии, – ответил Глеб. – Хороший человек, очень добрый.

– Он сказал мне, чтобы я с тобой поговорил по душам, – напрямик выдал шеф. – Из-за твоей ориентации?

Слово прожгло язык, и вопрос показался глупым.

– Не знаю, – отмахнулся Глеб, – он частенько мудрит. Ну его. Расскажите, как вам живется с бабой Зиной? Каждый день пироги печет? Плюшками балует?

Глеб задавал веселые вопросы, шутил и старался вывести разговор на беззаботную полосу, а Матвей никак не мог мысленно свернуть с адского шоссе серьезных тем. Ему все хотелось узнать, не влюблялся ли до шестнадцати лет Глеб в обычных американских девочек? Не бывало ли у него желания просто так встретиться с девицей, чтоб создать семью? Офицеру жена нужна не меньше формы. Без жены офицер вроде как ненастоящий.

– Куда ты потом хочешь? – спросил, наконец, Матвей, не выдержав напора бесед о погоде и фильмах.

– Буду думать, – вздохнув, ответил Глеб. – Пока не решил. Вариантов немного, но есть, так что буду думать. Хотел еще поговорить с Андреем Евгеньевичем. Может он что посоветует.

Как по волшебству появился Андрей Евгеньевич. Сел напротив, предварительно пожав руки, и предложил проявившемуся за его спиной Шурику расположиться рядом с Матвеем. Шурик просиял, как медный чайник, торопливо пристроился на стуле и восхищенно посмотрел на Глеба:

– Андрей про тебя рассказывал, – признался бармен-оптимист. – Понравилось Там?

Глеб кивнул и рассказал немного о своей учебе, а Шурик впитывал этот рассказ всем существом. Казалось, найти человека более эмоционального и неусидчивого невозможно, но стоило Шурику отыскать Историю, как его было уже не оторвать. Видимо, барменом он родился, а не стал. Матвей наблюдал за картиной очень долго и не сразу перехватил взгляд Андрея Евгеньевича.

– Вы курите? – спросил он через стол, и Глеб, занятый рассказом, этого не услышал. Матвей кивнул, выбрался из-за стола и пошел вслед за Андреем Евгеньевичем, напоследок через плечо поглядев на то, как Шурик пораженно качает головой.

– Удивительный парень, – признался Матвей.

– Саша? – уточнил Андрей Евгеньевич. – Саша был наркоманом, почти забросил свою жизнь и таскался по притонам.

– С ним что-то произошло? – спросил Матвей.

– Скорей уж с ним слишком мало чего происходило, – ответил, не пускаясь в подробности, Андрей Евгеньевич. – Глеб позвонил мне и сказал, что хочет встретиться и поблагодарить. Не ожидал увидеть вас обоих здесь.

Матвей почувствовал, что ему на что-то намекают, но не понял, на что.

– Я имею в виду, что я не понимаю, какие у вас отношения, – напрямик сказал Андрей Евгеньевич, хмурясь. – Когда я спросил про тебя у Криса, он велел мне заткнуть свой рот и не вспоминать тебя никогда. Поэтому я немного удивлен, что вы. Оба. Тут.

– Тут сложно сказать, – начал Матвей, но тут сигарету из его рук кто-то выхватил, бросил в урну для окурков и строго отчитал за курение. Матвей перевел взгляд на храбреца и понял, что это Глеб.

– Матвей Павлович, я за вами больше бегать не буду, но вы имейте в виду, что курение в вашем состоянии просто неприемлемо, поэтому все остальное на вашей совести, – он развернулся и ушел обратно в клуб.

– В каком состоянии? – спросил Андрей Евгеньевич, а когда узнал про сердце и кардиолога сам затушил сигарету и выпроводил Матвея назад в помещение.

– Вы, блин, еще вегетарианцем меня сделайте, – ворчал Матвей, ощущая себя воспитанником детского сада.

– Да надо бы, – отозвался суровый военный.

Шурик растерянно смотрел на вернувшихся собеседников и каждого одарил счастливой улыбкой. Матвей в ответ тоже улыбнулся – просто не смог иначе.

Они просидели до глубокой ночи, разговаривая о сущих пустяках, и шеф никак не мог поверить, что пришел «к Крису», не выпил ни капли спиртного, не нашел себе женщину «для кабинки», но при этом отлично провел время и нахохотался на неделю вперед.

Ехали в тишине, и Матвею это совершенно не мешало.

– Ты выбрал Юго-Западную, чтобы Андрею Евгеньевичу с Шуриком было удобно? – спросил шеф, когда они парковались рядом с домом.

– Да, не хотел, чтоб им нужно было вести себя, как папе с сыночком, – занятый парковкой, Глеб невольно скривился.

Поднимались на лифте – его уже починили. Матвей поймал себя на мысли, что вовсе не рад такой оперативности.

– Спасибо, Матвей Павлович, – сказал Глеб, пока они ехали, – было здорово.

– Не за что, – ответил Матвей, – мне тоже понравилось.

Глеб улыбнулся и пропустил шефа вперед, когда они выходили. Легко подтолкнул в спину, и ладонь прожгла Матвея насквозь, оставив отпечаток то ли в памяти, то ли в сердце. Они уже разошлись по комнатам, а Матвей все еще чувствовал на спине чужие пальцы. И не в чем было обвинять Глеба – простой, дружеский жест. Лифт действительно слишком быстро закрывал двери, нужно было торопиться. Все дело в воображении и насыщенном дне.

Матвей уже лег спать, когда увидел на тумбочке коробку с часами. До сих пор не подарил – точно Крис сказал про мудака. Шеф сгреб коробку и пошел в комнату для гостей, которую временно занял Глеб. Обычно в ней спал Сеня, но по случаю визита высочайшей особы охранник предложил ночевать вместе с Зинаидой. Мол, так и охранять проще. Баб Зина весело смеялась и была рада помочь.

– Ты не спишь? – спросил Матвей, закрывая за собой дверь, а потом только заглянул в комнату, и коробка выпала у него из рук. Глеб, вероятно, переодевался, потому что на нем не было одежды, и в свете огней ночной Москвы было прекрасно видно отшлифованную постоянными тренировками фигуру.

– Матвей Павлович! – парень отскочил, схватил одеяло и закрыл нижнюю часть. Совершенно зря – ее Матвей запомнил в первую очередь. Теперь появилась возможность запечатлеть все остальное. – Я думал, вы спите! – он то ли кричал, то ли шептал. Одно было ясно – Матвей застал его врасплох.

– Я подарок пришел подарить, – ответил шеф и посмотрел под ноги. – Хорошо, что они выдерживают до пяти тонн веса. Я-то думал – зачем, зачем?

– Вы о чем?! – Глеб смотрел с тревогой и явно считал, что у шефа очередной приступ. Но, как ни странно, сердце у Матвея работало лучше ударостойких часов.

Глеб подошел ближе, подозревая, что шефа опять нужно будет ловить, а Матвей, повинуясь внезапному порыву, перешагнул через подарок и, ловко ухватив выпускника за шею, прижал к себе. Коснулся языком губ и поцеловал, быстро вспомнив то, что закончилось эпоху назад на уходе Настеньки.

– Это зачем? – коснувшись своих губ кончиками пальцев свободной руки, спросил Глеб. Не хотел разочароваться, допуская возможность взаимности. Матвей поцеловал еще раз и теперь ловко убрал ненужное одеяло, воспользовавшись чужим замешательством.

– Решил познакомить меня с Шуриком, – улыбнулся шеф, подталкивая Глеба к кровати. – Шурика я уже давно знаю. Если им можно – почему нельзя нам, так? «Я не старый», а ты уже взрослый. Не слишком прямолинейно?

– Ну вы же поняли, – улыбнулся парень, падая на кровать вместе с Матвеем.

11. ОДНАЖДЫ

Они успели общими усилиями раздеть Матвея и залезть глубже на кровать, когда дверь позади еле слышно хлопнула. Глеб оцепенел, быстро глянув в сторону выхода, а шеф просто замер. Боялся развернуться, словно, как в детстве, был невидим для чудовища под кроватью, пока не пошевелится.

– Кто это? – тихо спросил Матвей. Глеб еще секунду смотрел на дверь, а потом помотал головой. Неизвестно.

Должно быть, кто-то услышал грохот от упавшей на пол коробки, и пошел проверить, все ли в порядке. Зинаида часто мучилась бессонницей, а для Арсения такие вылазки были частью работы.

– Черт, – Матвей нахмурился, стиснул зубы и отстранился, усевшись на край кровати. – Что же я творю.

– Ничего противозаконного, – ответил со своего места Глеб. Он тяжело дышал, но постепенно восстанавливал контроль над собой: вдохи становились редкими, а голос – спокойным. – В Древней Греции…

– Какая к черту разница, что там было, – яростно прошептал Матвей. – В современной Греции страшная безработица, ужасный сервис в отелях и колоссальный внешний долг. Не самая мудрая страна, чтоб ставить в пример.

Глеб, казалось, проглотил эту тираду, но через минуту молчания выдал:

– Ладно, как вам Япония? – он сел за спину Матвею и обнял, обхватив за плечи. – Отличная инфраструктура, стабильная экономика, тонны патентов?

– И что с Японией? – заинтересовался шеф, машинально перехватив пальцы, которые его держали.

– Да то же, что и с Грецией, – фыркнул Глеб. – Какая к черту разница? Я уеду через месяц, и за алиментами спустя два года не явлюсь. Так почему бы нет?

Матвей смотрел на плотно закрытую дверь и прикидывал, кто же мог зайти к ним в такое время. Да и зачем? Понятно, что коробка упала, но чего же из-за пустяка нарушать чужое спокойствие? Мысль не давала покоя – он почти не слышал Глеба, только перебирал его пальцы своими.

– Двадцать девять дней, – спокойно продолжал парень, словно они все еще сидели в клубе друг напротив друга, разделенные деревянным столом и кружками с травяным чаем. – Я бы за это все отдал, только вы же ничего не возьмете. У меня ваша фотография есть, нашел в газете сто лет назад, вы с тех пор не изменились совершенно. Я думал, когда увижу вас позавчера, вы будете толстым, ворчливым и страшным, и меня отпустит. Но вы даже не подумали растолстеть и потерять половину зубов. Так что все это на вашей совести, – Глеб подтянулся к шее Матвея и коснулся губами кожи. Глубокий вдох – губы растянулись в довольной улыбке.

– На моей совести, – эхом повторил шеф. – На моей совести и так уже достаточно.

Он встал с кровати, схватил свою одежду и начал натягивать домашние брюки.

– Я не отстану, – пообещал Глеб, спокойно, словно информировал о планах на завтрак. – У меня еще двадцать девять дней.

Он все еще сидел совершенно голый на краю кровати и смотрел на Матвея немигающим, внимательным взглядом. Наверное, «в застенках» учили наблюдать вот так: основательно и спокойно. Или это было особенностью характера? Шеф подумал, что совсем не знает своего гостя. Все, что было ему известно, умещалось в несколько фраз: сын злейшего врага, переживший детскую травму, сирота, получил неплохое образование и превратил свое тело в предмет искусства. Матвей нацепил брюки и остался в комнате, глядя на Глеба, и продолжал думать о том, что могло скрываться в этих внимательных глазах.

– Неужели ты совсем не держишь на меня зла? – спросил он, когда молчание стало невыносимым. – Или это твоя изощренная месть?

– Месть? – удивился Глеб. Потом его словно осенило. – Ах, вон вы про что. Нет, это не месть. Я злился не на вас. На брата. Если бы вы не решили устроить все это, скорее всего, он убил бы меня очень тихо – каким-нибудь ядом. Или упек в психушку вслед за матерью. Я всегда думал, что вы спасли мне жизнь своей ошибкой. На свете есть вещи похуже побоев и парочки неумелых насильников.

Он говорил это с таким презрением, что Матвей легко поверил. Сердце ровно стучало в груди, отмеряя минуты совершенно новой жизни. В ней шеф не чувствовал себя виноватым.

– Спасибо, – улыбнулся мужчина, – и спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – улыбнулся в ответ Глеб.

Матвей поднял с пола коробку с часами и положил на ближайшую тумбочку.

– Это подарок, в честь окончания института, – объяснил шеф.

– Я понял.

Укладываться спать после всего пережитого было как-то глупо. Два часа ночи – скоро вставать. Матвей чувствовал себя отдохнувшим, молодым и полным сил. Хотелось свернуть горы. Он знал, что за стеной лежит в кровати совершенно голый Глеб, и это не давало покоя, хотя еще сутки назад в той же ситуации шеф просто развернулся к стенке и захрапел спустя какую-то минуту. Теперь сон не шел, вместо него лезли воспоминания и непривычные мысли. В них было много Глеба и ни капли здравого смысла, и чем больше Матвей отмахивался от них, тем ярче и реальней они становились. За несколько минут до звонка будильника он проснулся, чувствуя давно забытое ощущение в паху. Откинул одеяло и не поверил – приехали, возвращаемся в среднюю школу. Рассмеявшись, он подошел к окну, открыл его настежь и вдохнул утреннюю порцию затхлого воздуха. Она приятно щекотала лицо и шею, и Матвей тут же вспомнил, как всего несколько часов назад точно там же были губы Глеба.

На завтрак Зинаида подала блины, обильно смазав их маслом. Матвей так проголодался, что готов был сожрать целую стопку, вот только очень быстро выяснилось, что ему не достанется ни крошки.

– Звонил ваш врач, – суровым тоном объяснила баба Зина, – сказал, чтоб я проследила, как вы кушаете. Никаких блинов, никакой свинины, никаких яиц. Будете пить вкусный… ох, как же его, – Зинаида поставила перед Матвеем высокий стакан с розоватой жижей. – Смузю.

– Смузи, – поправил Глеб, усаживаясь рядом. – Приятного аппетита.

– Спасибо, – буркнул Матвей. Теперь он окончательно убедился, что в этом доме его считают самым юным созданием. Скоро начнут кормить с ложки и поменяют подгузник. – Кофе-то мне можно?

– Без кофеина, – улыбнулась баба Зина, – завтра куплю, Сенечка обещал меня в магазин подвезти.

Арсений помахал утренней газетой. Газеты эти он неизменно забирал из холла по утрам, считая их частью ритуала пробуждения.

– Ну, Глеб, как сегодня думаешь время провести? – поинтересовалась Зинаида, усаживаясь за стол вместе со всеми.

Матвей переводил взгляд от нее к телохранителю и обратно. Все пытался понять, кто же их вычислил. Так и не понял. Только когда Глеб пошел «проводить» Матвея до машины, получив от Зинаиды задание купить свежего молока, все выяснилось.

– Сеня все знает, – тихо сказал парень в лифте. Матвея от такого тона и реплики прошиб холодный пот – почувствовал себя на секретном задании в стане врага. – Говорить с ним не надо – ему так проще. Его же Крис искал, так?

Матвей кивнул. Что ж, по крайней мере, что-то хорошее. Зинаида, вероятно, устроила бы промывку мозгов обоим. И никаких блинов печь не стала бы.

– Как ты понял? – поинтересовался шеф, решив, что заданный Глебом вопрос риторический.

– По выражению лица, – объяснил парень. – Не вдумывайтесь, просто узнал, и все.

– Чему вас там вообще учили? – нахмурился Матвей.

– Вы бы удивились, – Глеб весело подмигнул и пошел в сторону магазина, а шеф сел в машину и поехал решать проблемы с французами.

– Лучше б вы немцев взяли, – сказал водитель, когда в очередной раз Матвей пытался по телефону объяснить Софочке, как принимать аспирин от похмелья.

– Так они пиво любят, – вздохнул шеф. – Тут кого ни возьми, все равно для них Россия – страна больших возможностей, водочных рек и закусочных берегов.

День прошел еще быстрее и проще, чем предыдущий. Софочка сказала, что Матвею новый режим идет на пользу, и лучше бы ему следовать советам врачей и есть смузи.

– Дался вам этот смузи! – возмутился Матвей. Он прекрасно помнил, что в двенадцать ночи хохотал над анекдотом Шурика про «сабмиссивные гены». Какой уж тут режим.

Дело было, конечно, в Глебе, и Матвей не собирался от этой мысли отмахиваться – слишком уж очевидно. Только вот ничего хорошего в ней не было, и по всему выходило, что через двадцать девять дней все вернется на круги своя. Кардиолог будет квохтать над своими аппаратами, Зинаида – отнимать ложки со сметаной, а Софочка посоветует слетать на Бали.

– Я вас в кино сегодня решил отвезти, – Глеб снова был на месте Антона, и Матвей понял, что ничего другого не ожидал. Черт с ним – пускай будет кино.

Фильм он так и не увидел – смотрел вперед, но боковое зрение выхватывало профиль Глеба, и за полтора часа Матвей успел выучить линии наизусть. Взгляд задерживался на ресницах, морщинках в уголках глаз и губах – руки чесались коснуться хоть чего-то. Двадцать девять дней, если подумать, не такой уж маленький срок. Еще вчера утром никаких мыслей о Глебе в голове не было, а теперь даже оглушительный грохот воюющих за свободу туземцев не способен сбить с толку. В голове только настойчивый парень с фигурой божества из страны, где мужчины любили мужчин.

– Однажды вы все равно решитесь, – сказал на ухо Глеб, когда пошли титры, – я бы хотел в этот день быть рядом. Глупо будет, если вы решитесь, а я уже улечу.

Матвей обернулся и увидел те самые внимательные глаза, которые казались слишком спокойными и слишком цепкими. В этих глазах была уверенность и дружелюбие. Казалось, они предлагают что-то само собой разумеющееся, вроде совместной прогулки в парке или «пропустить по кружечке». Шеф машинально облизнул губы, и только потом понял, как это выглядело – отстранился и стал собираться к выходу. Глеб пошел первым, скользнул в узком проходе и на пару секунд оказался прижат к коленям шефа. Матвей посмотрел перед собой, усмехнулся и поднял взгляд – сверху на него смотрел улыбающийся парень.

– Однажды вы все равно решитесь.

Шеф отвернулся и понял, что улыбается.

12. УХОДИ

Прошла целая неделя с того дня, как Глеб покинул свою альма-матер. Матвей ходил на работу, вечерами развлекаясь на разных концах столицы: они сходили в театр на «Белую гвардию», бросили монетки возле Красной Площади, даже пытались есть в ресторане без света и пару раз зашли в разные клубы Криса, то ли чтобы сравнить, то ли чтобы не мозолить глаза одним и тем же людям. Выходные провели в кругу «семьи», развлекали историями Зинаиду, спрашивали у Сени, где он учился и как докатился до жизни телохранителя. Они все словно ожили, перестав воспринимать реальность, как череду обыденных фактов, и Матвей не мог поверить, что совершенно забыл про сердце, что его почти не волнуют объемы продаж нового препарата, что баба Зина бегает по квартире, расставляя вазы с чайными розами.

Семь дней сказки – вечером воскресенья Матвей сидел в своей комнате возле окна и украдкой курил тонкие дамские сигареты, в которых никотина было недостаточно даже для убийства сверчка. Ему просто нравилось сидеть, опираясь о подоконник, глядя в фиолетово-желтое небо столицы, прислушиваясь к шуму города.

Нахлынули воспоминания, от которых он отмахивался уже много лет. В этих воспоминаниях Кирюша был его лучшим другом, они иногда выбирались на рыбалку и брали с собой жизнерадостного пацаненка Андрея. Если Андрей ухитрялся поймать рыбу, он верещал, как девица, бегал по траве с трепещущей добычей в руках и грозился потащить рыбешку домой на уху. Кирюша забирал трофей, выпускал в воду и трепал сына по голове.

– Что ж ты все никак не решишься? – спрашивал он порой у лучшего друга, а Матвей, смущенно улыбаясь, говорил, что, в принципе, он-то давно решился, просто все никак не выходит.

– Целься лучше! – усмехался Кирюша, закидывая удочку, а Матвей гадал, почему у Настеньки до сих пор нет детей.

Потом-то стало понятно, что благоразумная Настасья решила пить таблетки, не мешая бурную жизнь бизнесмена с тяжкими буднями молодых родителей. Так и ушла без ничего, ни денег, ни ребенка не забрала.

Вспомнились мать с отцом, какими они были до предательства Кирилла. Мама, звездочка советской интеллигенции, цитировала вслух Бродского, а суровый пролетарий папаня чинил на кухне стулья и комоды. С ними было хорошо. Наверное, если бы жизнь сложилась иначе, Матвей был бы счастлив.

В дверь постучали.

Матвей обернулся, уверенный, кого увидит, и не ошибся – Глеб стоял в проходе, прижимая к груди пару бутылок пива.

– Поговорить можно? – спросил он, дождался утвердительного кивка и сел рядом. Не обратил никакого внимания на сигарету, только бутылку поставил рядом с Матвеем. – Я думал перед отъездом сказать, но теперь хочется побыстрее. Знаете, я, когда в Америке жил, думал, что хочу стать архитектором. Надеялся, что поступлю куда-нибудь в Гарвард или типа того. Андрей, правда, все тянул, а там уже давным-давно стоило определиться, видно, не хотел зря просрать бабки. Ну, я это к чему? – он отхлебнул из бутылки треть. – Наверное, я бы сейчас жил где-нибудь на побережье, ваял домишки в стиле хай-тек или еще похуже, ходил на вечеринки и потягивал коктейли из соломинок. Так что спасибо вам.

– Ты уже благодарил, – ответил Матвей, открывая свою бутылку при помощи подоконника и многолетних тренировок.

– Да, знаю, – согласился Глеб. – Только я благодарил за то, что вы для меня сделали. За институт, за больницу, за бабу Зину. Но тут другое. Я про то, что у меня могла быть совершенно другая жизнь. И я рад, что у меня ее нет.

– Проживешь лет двадцать, передумаешь, – сказал Матвей и прикурил еще одну сигарету, потому что разговор пришелся как раз к его собственным мыслям о не сложившейся жизни.

– Нет, – Глеб уверенно покачал головой, и шеф в очередной раз поразился спокойствию двадцатилетнего парня. Казалось бы, самое время для гормонов, да еще в его положении. И вот, сидит рядом, потягивает пиво, даже не ворчит на сигареты и рассказывает о своей жизни, будто все досталось ему по щелчку пальцев.

– Мне сорок три года, и я бы с радостью вернулся лет этак на тридцать назад, – сказал Матвей, опустошив бутылку до половины. – Передал бы себе записку: «Не будь мудаком». Может, тогда что и вышло бы.

– Зря вы так, – Глеб нахмурился. – Жизнь одна, что толку жалеть?

– Тебе это мозгоправы сказали? – усмехнулся шеф, поражаясь своей смелости и безрассудству. Слишком уж мудро и мудрено высказывался человек, которого при иных обстоятельствах можно было бы называть сыном. Слишком уж хорошо было эти семь дней.

– Да пошел ты.

Глеб поставил бутылку на подоконник и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Верней всего, дверью хлопать он не собирался, просто не рассчитал силу – в его положении это было не сложно. Матвей остался один и подумал еще раз о том, что было сказано. Нет, возможно, он последний мудак, но за эти слова он себя не обвинял. Они были продуманы и осмыслены задолго до того, как прозвучали. Семь дней в Раю – достаточно для того, кто чуть не переспал с подростком.

Хлопнула внешняя дверь, а через минуту в комнате появился Арсений. На заспанном лице отражалась тревога.

– Куда он?

– Черт знает, напиться, наверное, – сказал Матвей. Его не слишком волновало, куда приспичило идти тренированному парню в благополучном районе столицы, где даже голуби вышагивали за бабулями маршем. Куда бы ни пошел – везде камеры, охрана, прекрасное освещение. Кроме того, в случае с Глебом лучше жалеть тех, кто попадется ему на пути, уж чем-чем, а рукопашным боем отечественные войска славились и по сию пору.

– Зря вы так, – отозвался телохранитель и, никак не пояснив свои слова, ушел досыпать.

Матвей закурил третью. Один хрен теперь мучиться с сердцем. Он заснул в кресле, и разбудил его не знакомый трезвон будильника, а мелодия входящего вызова. Пилик-пилик.

– Слушаю.

– Слушай внимательно, козлина, – Крис говорил зло, и теперь они поменялись ролями – качок явно чувствовал себя бодро, а вот Матвей засыпал на ходу, даже «козлина» не смогло отрезвить его. – Ты со своим характером у меня в печенках сидишь. Тащи сюда свою ленивую жопу и забирай своего мальчика.

– Он уже взрослый, сам подтирается, – сказал Матвей, собираясь отключаться. Даже нашел пальцем нужную кнопку.

– Не вздумай повесить трубку, скотина, – продолжил Крис. – Тащи свою ленивую задницу к Лубянке. Я не шучу. Если ты не приедешь – можешь считать, что я умыл руки.

– Да ты и так умыл уже три раза, – фыркнул шеф. Лекции и выговоры от сожителей и сотрудников сидели у него в печенках. Если уж начинать жизнь без чувства вины, так пускай выскочка Крис будет первым.

– Ладно, валяй, – охотно согласился качок. – Андрею я скажу, что ты на него забил. Разгребать это дерьмо будешь сам, а я свое дело сделал, позвонил, предупредил. Покеда.

Крис отключился, а Матвей лег в кровать и пять минут честно пытался заснуть. В конце концов, нервы сдали, он быстро оделся, вызвал сонного Антона и вместе с ним поехал на Лубянку. Ехали молча, Матвей пытался доспать, Антоша глотал кофе на каждом светофоре.

– Вас там ждать? – с нескрываемой надеждой в голосе спросил водитель.

– Нет, езжай, – отмахнулся Матвей. – Быстро это не закончится, я лучше такси вызову.

– Спасибо, – кивнул Антон, – завтра же французов в аэропорт везти, так я бы хоть часок еще вздремнул.

Оставив шефа у входа в клуб, Антоша укатил обратно, а Матвей остановился возле группы курящих около урны и попытался оттянуть заветный момент. Прокрутил в голове еще раз последний разговор, прикинул, что может ожидать его внутри, и пошел.

Глеба он отыскал взглядом очень быстро, благо тот был в обществе Криса и знакомого еще по разборкам с Андреем Виктора. Крис махнул рукой, хотя его фигура итак выделялась в толпе, без дополнительных усилий со стороны владельца. Выпускник, окончивший столичное заведение с красным дипломом, сидел за столиком с бокалом пива в одной руке и стаканом водки в другой. Правильно, ерш лучше всего мешать внутри. Матвей оценил масштаб бедствия, сел за столик и, тяжело вздохнув, громко сказал:

– Доброй ночи.

Парень сфокусировал на нем взгляд и принял решение за долю секунды: вылил из красивого стилизованного под советский стаканчика водку прямо в лицо благодетелю. Матвей зажмурился, начал вытирать напиток рукавом и пожалел, что сел так близко. Сейчас еще пиво в ход пойдет.

– Ублюдок, – заявил Глеб.

– Да-да, я знаю, – охотно кивнул шеф. Ему было все равно, какими словами начнет обзывать его Глеб. Ненависть вызвать куда проще, чем равнодушие, а двадцать два дня – это не шутки.

– Слушай, Казанова хренов, ты на драку нарываешься или что? – спросил Крис, одарив клиента суровым взглядом.

– Да твое-то какое дело? – поморщился Матвей. – Тебя кто-нибудь просил разбираться? Может, ты и за это потом денег попросишь?

Крис аккуратно забрал у Глеба бокал пива и самостоятельно выплеснул в лицо посетителю.

– За счет заведения, – сказал качок, встал из-за стола и ушел на улицу. Вероятно, курить. Матвею было все равно. Он повернулся к Виктору и задал вопрос, широко улыбаясь:

– Скажите, а вы каким напитком предпочитаете плескаться в это время суток?

Виктор, в отличие от вусмерть пьяного Глеба и рассерженного Криса, был достаточно спокоен. Он сидел, откинувшись на спинку стула, перекинув ногу на ногу, и внимательно наблюдал за Матвеем.

– Он не отстанет, – вместо ответа сообщил Виктор.

– Кто? Крис? – Матвей расхохотался. – Да какая мне разница? Пусть хоть морду набьет – накатаю в «Книге жалоб», смайлик поставлю.

– Нет, – покачал головой Виктор, – Глеб не отстанет.

– Я тут вапщет, – пробормотал выпускник и даже попытался махнуть рукой, но тело слушалось уже чертовски плохо.

– Ты ему нужен, – продолжил Виктор, не обратив на реплику никакого внимания. – Можешь разыгрывать спектакль сколько угодно, но он не отстанет. Просто сопьется, и все. Думаешь, если ты дашь ему от ворот поворот, он спокойно улетит в свой Мурманск? Или куда он там? В Сибирь? Черта с два. Спроси у Андрея Евгеньевича, как он в Москве остался. Думаешь, ради карьеры?

– Из-за бабы, – ответил Матвей, решив идти ва-банк. Скотина, значит, скотина во всем.

– Из-за бабы, – согласился Виктор. – Правда, прожить долго и счастливо им не удалось.

– Из-за Шурика? – Матвей усмехнулся. Максимально мерзко, так, что самого внутри передернуло.

– Нет, – спокойно ответил Виктор. – Сначала умер их ребенок, а потом и жена. Такая вот история. Знаешь, Матвей, я бы на твоем месте радовался, что у вас есть двадцать два дня, – Виктор нахмурился, его уверенность дала тонкую трещину, и Матвей испугался, что увидит больше положенного. – У некоторых двадцати двух дней уже нет.

Он встал со своего места и пошел следом за Крисом, на улицу. Матвей остался наедине с Глебом, но не заметил этого – последняя реплика задела его куда сильней, чем мог рассчитывать даже ее автор.